Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Укрепление синаптической интеграции



 

Когда достигается интеграция, она вызывает спонтанный каскад положительных эффектов. Однако чтобы преодолеть привычное, неинтегрированное состояние, требуются существенные усилия и сосредоточенное внимание. Это целенаправленная работа на изменение. В конечном счете в результате такой деятельности сознание естественным путем приходит к интеграции – к своему нормальному состоянию.

В начале нашей совместной работы я думал, что мне придется постепенно воспитывать у Стюарта эмпатию и сначала учить его воспринимать эмоциональную коммуникацию других и реагировать на нее. Прежде чем составлять «майндсайт-карты» окружающих людей, ему нужно было суметь воспринять их эмоциональное состояние и получить доступ к этому состоянию у себя. Однако, оглядываясь назад, я понял, что мы уже отработали основные приемы. Сосредоточение на телесных ощущениях позволило Стюарту развить навык интероцепции, благодаря рефлексии и ведению дневника он стал распознавать свои чувства, а работа с образами укрепила его способность взаимодействовать с невербальными ощущениями. Перечисленные базовые элементы эмпатии являются проявлениями интеграции. Как только мы сдвинулись с мертвой точки, пытливый ум Стюарта оказался готов делать то, для чего был рожден, – взаимодействовать с другими и с собой.

Через девять месяцев после нашей первой встречи мне позвонила Эдриен и спросила, не сделал ли я случаем Стюарту пересадку мозга. Она рассказала, насколько тонко теперь он чувствует ее состояние, и добавила, что они счастливы как никогда. Ей хотелось поделиться произошедшим накануне. Она стояла рядом со Стюартом, провожая гостя. В какой-то момент Эдриен положила руку на плечо мужа. И если раньше он бы весь напрягся, то в тот вечер он сказал: «Хм, как приятно». А потом он позволил жене помассировать ему плечи, впервые за шестьдесят два года их брака.

Во время нашей следующей консультации Стюарт рассуждал о том, как много Эдриен значила для него. Он наконец понял, что так болезненно воспринимал холодность своих родителей, когда сначала полностью погрузился в учебу, а потом в работу и совершенно потерял связь с другими и с собой. Когда Эдриен заболела, он еще больше от нее отстранился. Теперь он осознавал, что страх потерять человека, который так долго его любил, был просто невыносим. Мы начали работать над тем, как справляться со страхом смерти, как научиться проявлять должную заботу, но при этом помнить, что мы не в силах контролировать течение жизни и отношений. «Я знаю, что проще спрятаться в книгах, – написал Стюарт в своем дневнике, – но они не дают того, что дает любовь».

Стюарт сам заговорил о том, как днем раньше Эдриен положила руку ему на плечо. «Наверное, мне никогда не хотелось чувствовать, что я нуждаюсь в ней. Мне было проще все эти годы обходиться самому. Как, наверное, ей это тяжело давалось… и я так благодарен Эдриен, что она всегда оставалась со мной».

Через год после нашей последней встречи, незадолго до своего девяносто четвертого дня рождения, Стюарт прислал мне весточку: «Я не могу описать, как мне хорошо. Теперь у моей жизни появился смысл. Спасибо». И я благодарю Стюарта за то, что он показал мне и всем нам, насколько эмоционально устойчивым бывает наш мозг в состоянии интеграции.

 

 

7

Парализованная ниже шеи

Восстановление связи между сознанием и телом

 

Энн впервые пришла ко мне в дождливый день, которых в Лос-Анджелесе бывает не так много. Вероятно, она забыла зонт, потому что ее длинные черные волосы были совершенно мокрыми. Они были небрежно закручены в узел на боку, и капли дождя стекали на куртку, образуя темное пятно. Я никак не мог оторваться от этого темного пятна, которое все разрасталось, но Энн, казалось, ничего не замечала. Вскоре я узнал, что отсутствие интереса к собственному телу – не временное состояние Энн.

Энн оглядела комнату, уселась на диван и вздохнула: «Ну, вот я и здесь, только не уверена зачем». Ей было сорок семь, она работала врачом, и у нее были две дочки-близняшки одиннадцати лет. Она сказала, что уже больше года откладывает повторный визит к терапевту. Во время рутинного обследования сердца у нее выявили повышенное давление, поэтому он попросил ее снова прийти через несколько недель, но ей никак не удавалось найти время. Энн считала, что из врачей действительно получаются самые ужасные пациенты. При этом ей казалось, что никаких проблем с сердцем нет и ей не нужны повторные обследования. Сейчас давление пришло в норму, а на редкие случаи учащенного сердцебиения ей удавалось просто не обращать внимания.

Тут я спросил себя: если сердце действительно ее не волнует, почему она об этом говорит? По словам Энн, работы у нее было очень много, и без того долгие смены плавно перетекали в выходные, которые она проводила в офисе, руководя группой рентгенологов. Я удивился – как тогда она нашла время прийти ко мне? – и задумался над истинной причиной ее визита. Энн выглядела потерянной, у нее в глазах читалась какая-то отстраненная грусть и стремление к чему-то, что она не могла найти. Правосторонний режим уловил смутное ощущение боли в ее присутствии, но на тот момент я не способен был определить ее происхождение, поэтому просто взял это на заметку.

Энн рассказала, что даже несмотря на профессиональные успехи она не чувствовала никакого удовлетворения, и жизнь представлялась пустой. Помимо работы у нее почти ничего не имелось. Она развелась с мужем шесть лет назад, потому что «у них просто было мало общего». Она не слишком интересовалась поисками потенциального партнера, и сейчас у нее никого не было. Ее дочки половину времени проводили с ней, а вторую половину – с бывшим мужем, поселившимся неподалеку. Когда я спросил ее об отношениях с девочками, она ответила, что они «становятся подростками», которым «не слишком интересны их родители». Она с гордостью добавила, что они «очень независимы». Энн замолчала почти на минуту, и я ждал продолжения разговора. Она посмотрела на меня в растерянности: «Ну, в любом случае я здесь… и я подозреваю, что в жизни все-таки есть нечто большее, чем то, что имеется у меня сейчас». Я воспринял ее слова как выражение потребности в психотерапии.

Тогда я попросил Энн рассказать о детстве.

Когда Энн было три года, ее мама умерла от рака легких, и ее отец погрузился в сильную депрессию. Ее отправили жить к маминым родителям в соседний город, и она почти год не видела отца. Он попал в больницу, а когда вышел, то стал жить с Энн, ее бабушкой и дедушкой. Когда я спросил Энн, как прошел тот год, она ответила: «Они были очень заботливые, теплые и любящие люди. Но это длилось недолго. Мой папа вернулся, и все изменилось».

Ее отец повторно женился, когда Энн было пять лет, и ее новая семья переехала на другой конец страны, обосновавшись близ Сиэтла. Она не видела дедушку с бабушкой, пока не поехала учиться в колледж. У отца и мачехи Энн родилось двое активных мальчиков, в которых родители не чаяли души. По словам Энн, она любила своих братьев, но чувствовала, что отец ее игнорирует. А что касается приемной матери, Луизы, она была «робот, а не женщина» и к тому же установила жесткую дисциплину и безжалостно критиковала Энн. Отец никогда не вмешивался.

Однажды, будучи одиннадцатилетней, Энн получила особенно болезненный выговор от Луизы. После она пошла гулять в яблоневый сад позади дома и твердо решила, что «никогда больше ничего не почувствует». Пока она рассказывала мне это, ее лицо становилось еще более безучастным, и она провела указательным пальцем поперек горла. Большинство людей понимают такой жест как «все кончено». Я не был уверен, заметила ли Энн свой жест.

«И это сработало. Нет, я не подвергалась никакому физическому или сексуальному насилию, но я не позволяла им сделать мне плохо, независимо от высказываемых претензий. Отец и приемная мать исчезли из моей жизни. С того момента я перестала замечать их. Я отдавала все силы учебе, и учителя обожали меня. Окончив колледж и медицинский факультет, я знала, что не пропаду. Думаю, что во многом этот опыт помог мне стать успешным врачом. Наверное, я должна поблагодарить их… но я не поддерживаю с ними связь».

На этом наша сессия закончилась. Энн согласилась вернуться и вышла обратно под дождь.

 

Забытое тело

 

Во время второго визита Энн мне вдруг вспомнилась цитата из рассказа Джеймса Джойса[54]: речь шла о мистере Даффи, который жил на некотором отдалении от своего тела. В случае Энн это проявлялось в ее движениях, в зажатой походке, в том, как неподвижно лежали ее руки на коленях. На этом фоне жест перерезания горла казался еще более заметным.

Энн рассказала, что она была творческим ребенком: прекрасно рисовала карандашом и красками, хотя долгие годы у нее «не хватало времени на подобные вещи». В отличие от моего пациента Стюарта, ее правое полушарие развилось нормально: об этом свидетельствовали ее художественные способности и яркие автобиографические воспоминания. Более того, сидя со мной в одной комнате, Энн активно использовала невербальное общение: смотрела в глаза, меняла выражение лица и тон голоса, повествуя о различных ситуациях. Ее левое полушарие тоже было неплохо развито: ей легко давалась наука, а в школе нравилось решать математические задачки. То, что она стала успешным рентгенологом, доказывало присутствие хотя бы некоторой степени горизонтальной интеграции: в ее профессии требовалось распознавание пространственных изображений, за которое отвечает правое полушарие, и аналитическая объективность левого полушария.

В нашей первой беседе Энн лишь вскользь упомянула свою реакцию на смерть мамы: «Она умерла, я была маленькая, и я не знаю, как без нее жить». Такое смешение прошедшего – «я была» – и настоящего времени – «я не знаю» – навело меня на мысль, что она все еще остро переживала утрату. Я задумался, как болезнь мамы повлияла на их отношения еще до ее смерти: какое замешательство и страх Энн испытывала из-за того, что мама не могла заботиться о ней. Потом Энн внезапно потеряла и отца, который исчез и вернулся только для того, чтобы навсегда оставаться на расстоянии; затем ее увезли от бабушки с дедушкой, искренне заботившихся о ней на протяжении двух лет.

Затем последовал поворотный момент ее детства – решение ничего не чувствовать. Когда я начал расспрашивать Энн о текущей жизни, отчужденность ее тела стала еще очевиднее. Например, она ела, только чтобы поддерживать силы, и получала от этого мало удовольствия. Она также с уверенностью заявила, что «никогда не являлась особенно сексуальным человеком» и не увлекалась спортом.

Но разобщение с телом не было абсолютным: оставалось периодически возникающее учащенное сердцебиение. Я спросил Энн о качестве, частоте и интенсивности таких эпизодов. Она уточнила, что они случаются пару раз в неделю, кажутся «несильными», но достаточно «тревожными». Она не могла определить, что именно служило причиной. Я задал вопрос, чувствует ли она свое сердце, когда оно бьется нормально, и Энн ответила отрицательно. Но внезапные приступы беспокоили ее, так что я долго уговаривал Энн сходить на прием к терапевту. Она была специалистом по анатомии, но отказывалась уделять внимание собственному телу.

 

Убежать от боли

 

Энн приспособилась к травмирующим обстоятельствам, отключив сигналы, поступающие от ее чувств. Что в этом такого, спросите вы? Если такие механизмы позволяют нам выжить, зачем отказываться от них? Проблема в том, что болезненная ситуация, в которую попала Энн, будучи ребенком, уже не существовала. Энн не получила никакой поддержки, чтобы справиться с утратами, ни тогда, ни сейчас. Поэтому ее адаптация, первоначально придавшая сил и позволившая двигаться дальше, на самом деле лишила ее свободы и препятствовала процветанию.

Решение Энн ничего не чувствовать, по сути, «отключило» все ее тело ниже шеи. Она как будто пыталась найти убежище в коре головного мозга, чтобы отделить себя от постоянной боли, которую причиняли критика, изоляция и несправедливость. Кроме того, эта адаптация помогла ей оставить вне поля осознанности неразрешенную горечь из-за смерти мамы. Как и все эмоции, такие сильные чувства генерируются расширенной нервной системой, то есть телом, стволом головного мозга и лимбическими долями, а также напрямую задействуют корковые участки. Но если заблокировать сигналы, поступающие из-под коры, и помешать их движению к коре, дающей нам осознанность, можно считать, что мы «избавились» от чувств.

Никто точно не знает, как наше сознание использует мозг, чтобы защищать нас от боли, но имеются два подтвержденных клинической практикой факта. Во-первых, люди довольно часто пользуются адаптацией, принимающей различные формы – от временного блокирования чувств до их продолжительных отключений. Во-вторых, каким-то образом наше сознание модифицирует нейронные паттерны импульсов для создания того, что нам нужно. Например, когда нам необходимо сконцентрироваться, мы активируем участки префронтальной коры по обеим сторонам мозга. Поэтому предполагается, что один из возможных способов вытеснения чего-то из поля осознанности состоит в следующем: сознание в буквальном смысле сдерживает прохождение энергии и информации из подкорковых участков вверх к коре, особенно в способствующие осознанности части префронтальной коры.

Существует еще один доказанный факт: когда мы блокируем осознанность чувств, они все равно продолжают воздействовать на нас. Многочисленные исследования показали, что нейронные сигналы тела и эмоции влияют на мышление и принятие решений, хотя мы об этом и не подозреваем. Даже выражение лица и едва уловимые изменения сердечного ритма способны изменять наше мироощущение. Другими словами, можно попытаться убежать от чувств, но нельзя спрятаться от них.

Мои коллеги из Калифорнийского университета недавно продемонстрировали, что боль от социального отторжения обрабатывается в области медиальной префронтальной коры, которая также фиксирует боль от физических повреждений. Эта область называется передней поясной корой (ППК), и она расположена на границе нашей «думающей» коры и наших «чувствующих» лимбических структур. Помимо регистрирования физических ощущений в теле и чувств от социального взаимодействия она управляет концентрацией внимания. Поскольку ППК соединяет тело, эмоции, внимание и социальное осознание, она играет важнейшую роль для резонансных каналов, позволяющих нам чувствовать связь с другими и с собой. На самом деле чем лучше мы ощущаем внутренний мир, используя ППК и связанные с ней области, например островок головного мозга (см. главу 3, раздел «Мозг: инструкция пользователя»), тем лучше мы чувствуем внутренний мир другого человека.

Эти данные позволяют по-новому взглянуть на ситуацию Энн: ее детское сознание пыталось так же интенсивно устранить хроническую боль утраты и отторжения, как и избавиться от физических страданий. Если она могла притупить активацию ППК, то была в силах ликвидировать осознание боли. Гуляя по яблоневому саду, Энн нашла способ исключить боль из осознанного опыта. Проблема в том, что нельзя искоренить плохие чувства и оставить только хорошие. Если вы блокируете сигналы из подкорковых участков и они не достигают ППК и островка, то, по сути, вы не позволяете источнику эмоций достичь поля осознанности. В результате эмоциональная жизнь притупляется, и мы оказываемся полностью отрезаны от мудрости нашего тела. Островок и ППК формируют наше самосознание, которое у Энн также было нарушено[55].

 

Сигналы ствола: Внимание! Бей, беги или замри?

 

Мы получаем доступ к нашему телу посредством интероцепции, что буквально означает «восприятие изнутри». Попробуйте прерваться на секунду прямо сейчас и почувствовать, как бьется ваше сердце и как вдохи сменяются выдохами. Ключевые физиологические процессы регулируются стволом головного мозга; он также помогает управлять корой, воздействуя на внимательность и формируя душевное состояние. Сигналы ствола легко уловить в любое время, для этого нужно обратить внимание на возбуждение и на изменения в дыхании или сердечном ритме.

Вспомните, что происходит, когда вас клонит в сон. Вы пытаетесь сконцентрироваться и продолжать улавливать информацию: например, во время лекции или чтения этой книги. Возможно, вы несколько раз перечитали параграф, как следует не осмыслив его, и признались себе, что не в состоянии продолжать. Затем вы выбираете, как поступить: выпить кофе, ополоснуть лицо холодной водой или немного вздремнуть. Это один из способов регуляции внутреннего мира – отслеживание и последующая модификация энергетического и информационного потоков, или, в данном случае, уровня возбуждения ствола головного мозга.

Ствол совместно с лимбическими структурами и корой оценивает степень опасности или безопасности[56]. Когда система сообщает, что нам ничто не угрожает, мы отпускаем напряжение в теле и расслабляем мышцы лица. Мы делаемся восприимчивыми, а сознание – ясным и спокойным. Анализируя опасность, ствол (вместе с лимбическими участками и медиальной префронтальной корой) активирует механизм принятия решений: если нам кажется, что мы справимся, мы переключаемся в режим «бей или беги». В результате активируется симпатический отдел автономной нервной системы. Наше тело готовится к действию, и сердце начинает колотиться. Адреналин поступает в кровь, происходит выброс кортизола – гормона стресса. Обмен веществ готовится к предстоящим затратам энергии.

С другой стороны, если мы уверены в собственной беспомощности, мы падаем или замираем. Исследователи называют это нейрогенным обмороком, и во время него активируется дорсальный отдел парасимпатической части автономной нервной системы. Такая реакция была свойственна нашим самым ранним предкам, и считается, что она способна спасти животное, настигнутое хищником. Падение симулирует смерть, и хищник, питающийся только живой пищей, теряет к жертве интерес. Когда мы замираем, артериальное давление резко падает, что помогает сократить кровопотерю от возможных ран. Это вызывает обморочное состояние у человека (или у животного), и он без сил падает на землю, что поддерживает кровоснабжение самого ценного органа – мозга.

Если сознание вертикально интегрировано, вы считываете сообщения тела об опасности или безопасности, в том числе и очень тонкие ощущения. Вы можете почувствовать некоторое напряжение, идя по улице, и только потом понять, что вас кто-то преследует. Или в разговоре внезапно смекнуть, что собеседнику нельзя доверять. В повседневной жизни доступ к подкорковой энергии и информации необходим и для мыслительного процесса. Осознание подкорковых импульсов позволяет понимать, как вы себя ощущаете, предупреждает о возникающих потребностях, помогает расставлять приоритеты при выборе и побуждает к принятию решения. Именно так способность чувствовать нутром или сердцем позволяет нам жить полной жизнью.

Поскольку у Энн была не слишком хорошо развита интероцепция, такие тонкие сигналы, вероятно, заглушались или вовсе отсутствовали в поле осознанности. Но они все равно напрямую влияли на мышление и запас жизненных сил. Человек может находиться в боевой готовности или чувствовать беспомощность и истощение, не зная причин. Я предполагал, что учащенное сердцебиение Энн каким-то образом связано с внутренним напряжением. Когда незначительная угроза приводила к выбросу адреналина и кортизола, ее сердце начинало колотиться, чем привлекало внимание. Но поскольку Энн с трудом осознавала свое душевное состояние, она не знала, почему так происходит.

 

«Язык» лимбической доли: первичные и универсальные эмоции

 

Меня постоянно удивляло замешательство, которое вызывали у Энн мои простые вопросы о ее чувствах в той или иной ситуации. Такая «отрезанность» распространялась и на ее отношения. У нее было мало друзей, связь с семьей она не поддерживала. В любом возрасте дистанцированность от семьи – проявление самозащиты, но меня беспокоила отстраненность, с которой Энн говорила о дочках.

С одной стороны, жизнь казалась ей пустой, с другой, она регулярно повторяла, что очень занята. Значит, в каком-то смысле ее жизнь была наполнена. Однако Энн не хватало энергии и вовлеченности, придающих даже обыденным вещам насыщенность, глубину и смысл.

Чтобы открыть у Энн каналы вертикальной интеграции, вернуть сигналы ее тела, ствола и лимбических долей в поле осознанности ее коры, мне в первую очередь нужно было наладить эмоциональную коммуникацию между нами. Что именно стоит за этим понятием?

Если концентрироваться только на всем известных эмоциях вроде злости, страха, грусти, отвращения, воодушевления, счастья или стыда, легко упустить из виду разнообразие «палитры» сознания: то, что я называю первичными эмоциями. Первичная эмоция – едва уловимый прилив и отлив энергии и информации, ощущаемый нами из-за регулярного изменения внутреннего состояния на протяжении дня. Иногда на этом фоне происходит привлекающее внимание событие, активирующее наше возбуждение, и интенсивность последнего создает внутри нас эмоцию, например злость или страх. И хотя такие универсальные, или категоричные, эмоции узнаваемы в любой известной культуре, они проявляются не так уж и часто. Сколько раз в течение дня вы испытываете четкое и однозначное чувство злости или страха? Скорее всего, не много. Во внутреннем мире царят очень тонкие и бесконечно меняющиеся состояния – первичные эмоции, окрашивающие субъективное восприятие жизни.

Анализ первичных и универсальных эмоций позволяет понять, как мы устанавливаем связь с другими людьми и с собой. Маленьким детям требуется сонастроенность с родителями, чтобы чувствовать себя безопасно в окружающем мире и знать, что о них помнят. Будучи родителями, мы настраиваемся не только на вспышки универсальных эмоций детей, но и на первичные эмоциональные состояния энергичности, внимательности, сосредоточенности, сонливости или подавленности. Родители, которые ждут проявления категоричных эмоций, упускают большинство возможностей для сонастроенности. Настроенность на первичные эмоции детей помогает им почувствовать глубокую связь с другими; резонируя с окружающими, они ощущают себя частью масштабного «мы».

Умение отслеживать свое внутреннее состояние и замечать первичные эмоции – непростой навык, приобретаемый нами в детском возрасте и развивающийся в течение всей жизни. Ощущение внутреннего потока энергии и информации – основа мыслительного восприятия. Когда мы только учимся обращать внимание на данный поток посредством внимания, которое наши родители обращают на нас, мы начинаем познавать собственное сознание. Однако Энн не представился случай научиться ощущать свой внутренний мир в спокойной и безопасной обстановке после того, как она потеряла маму и переехала от бабушки с дедушкой. Ей, как и многим из нас, пришлось специально искать способ, чтобы не видеть внутренний мир.

 

Ощущение осмысленности

 

Ощущение смысла формируется оценочными механизмами лимбических участков – непрерывным и весьма оперативным процессом сортировки происходящего в «релевантное – нерелевантное», «хорошее – плохое», «приближайся или избегай». Это вместе с сигналами из медиальной префронтальной коры помогает придать смысл событиям. Осмысленность сопровождается определенным ощущением, и в случае Энн вертикальная интеграция позволила бы ей стать восприимчивой к особому чувству важности, исходящему от ее внутреннего мира.

Кора и особенно ее фронтальные участки создают абстрактные репрезентации без какого-либо опосредования получаемых сигналов в подкорковых областях. Мы способны вспомнить слово «цветок», но не слышать его аромата, нарисовать цветок на холсте, но так и не оценить его фактуру и оттенки. Даже визуально-пространственные образы правого полушария оказываются стерильными в отсутствие доступа к подкорковым сигналам. Ведь есть же виртуозные музыканты, чья игра, однако, не трогает публику, ученые-литературоведы, равнодушные к поэзии, о которой пишут, и врачи, ставящие правильные диагнозы, но не устанавливающие эмоциональную связь с пациентами. Интеграция требует открытости, и тогда многочисленные уровни внутреннего мира проникают в поле осознанности без строгих ограничений.

Сами слова представляют собой абстрактные репрезентации, подобно островам, поднимающимся из моря ассоциативных значений. Возьмем, к примеру, слово «дочь». Если сказать «дочь» девушке, которая только что узнала, что беременна, оно вызовет у нее целый ряд ассоциаций и реакций. Это будут самые разные предположения: «с дочками весело», «дочери всегда ссорятся с матерями» или «мужчины предпочитают сыновей». Принесет ли ребенок все те радости, которые она испытывала в отношениях с собственной матерью, или, наоборот, всю горечь разочарования и замешательства?

При слове «дочь» может активироваться и заново переживаться вся жизнь самой девушки, со смесью старых и новых эмоций. Была ли она близка с мамой? Удалось ли ей найти свое «я», или мать доминировала над ней? Поставив себя на место своей матери, она задумается, каково ей было растить девочку. Как она реагировала на подростковый возраст дочери, на ее взросление, на превращение в женщину, на начало половой активности, на ее самостоятельную жизнь: благосклонно, враждебно или смущенно? И теперь, когда она сама готовится стать мамой, как ее собственная мать отнесется к новости о беременности?

Значение слова «дочь» включает все это и даже больше, в том числе и эмоциональные ассоциации.

Теперь задумайтесь о том, что слово «мама» значило для Энн. Как она могла сохранять открытость к возникающим ассоциациям, убеждениям, концепциям, проблемам развития и эмоциям? Такие элементы смысла, как поток чувств, захлестывали ее сознание, проникали в отношения, разрушали мозг. Был ли у Энн какой-то выбор? В ее ли силах было сказать: «Да без проблем, дайте мне как следует осознать боль от смерти мамы и невыносимое унижение, которому меня подвергала жена отца». Конечно, нет. Поэтому Энн нашла свой механизм выживания: она отрезала себя от смысла жизни. Хотя маневр и оказался эффективным в детстве, он воздвиг настоящую стену, отделяющую Энн не только от собственного внутреннего мира, но и от дочерей.

 

Защитная стена

 

Когда возникают сильные первичные чувства или конкретные категоричные эмоции, обычная реакция на них определяется опытом. Если вы росли в семье, где злость выражалась в приступах ярости, то у вас, скорее всего, появляется сильная тревога каждый раз, когда вы сталкиваетесь со злостью. В ответ на тревогу вы, вероятно, привыкли чувствовать беспомощность и замешательство, ведущие к ступору. Если вы привыкли бояться ярости, то заплачете и убежите; или же у вас появляется агрессивная реакция борьбы, и тогда на злость вы ответите собственной злостью. «Бей – беги – замри» – это эмоциональные реакции на ваши собственные эмоциональные реакции.

Помимо приобретенных реакций на частые эмоциональные угрозы у нас также имеются паттерны адаптации, помогающие справляться со сложными ситуациями и своими реакциями на них. Иногда их называют защитными механизмами, и они формируют матрицу личности, то есть то, как мы ощущаем собственный внутренний мир и взаимодействуем с другими. Вот общая схема защиты, с которой сейчас соглашаются многие психологи:

 

появление эмоциональной реакции → возникновение тревоги/страха → активация защиты

 

Это отключает эмоцию, или, по крайней мере, осознанность эмоции, что, в свою очередь, снижает интенсивность тревоги/страха и позволяет жить дальше. Именно поэтому защита полезна, а иногда просто необходима.

Защитные механизмы делятся на несколько видов. Или мы рационально рассуждаем о ситуации, минимизируя осознанность ощущений, переключаясь с правого, оперирующего чувствами полушария на логическое левое. Такую стратегию использовал Стюарт. Или же мы пытаемся игнорировать обстоятельства и искажаем собственное восприятие, чтобы видеть только положительную сторону: получается избирательное игнорирование, или, по мнению некоторых, оптимизм. Бывает даже, что он оказывается уместной стратегией. Как говорится, когда вокруг одни лимоны, сделай лимонад. Часть людей проецируют болезненное чувство на других и потом ненавидят их за это. Такая примитивная и деструктивная стратегия адаптации называется проективным самоотождествлением. В ней нападение – лучшая оборона.

Все защитные механизмы объединены одной идеей – попыткой не ощущать тревоги или страха, связанных с собственными чувствами. Обычно по такому принципу работает наш «автопилот» и паттерны реагирования, используемые ненамеренно или даже бессознательно. Решение, принятое Энн в яблоневом саду, на самом деле было проницательным моментом самоанализа. Уже позже намеренное подавление превратилось в автоматическое. В детстве у Энн отсутствовал способ сгладить сильнейшее внутреннее страдание, поэтому она не могла оставаться открытой и в целях адаптации просто «ушла в кору». После того как Энн заблокировала вертикальную интеграцию, основная функция ее тела свелась к поддержанию головы.

 

Внимание к телу

 

Нам с Энн предстоял уже четвертый сеанс, и я заранее отправил ей план терапии по итогам первых консультаций. Будучи доктором, она была заинтригована тем фактом, что ее адаптация в одиннадцатилетнем возрасте могла закрепиться в мозге на нейронном уровне.

Нам с Энн предстояло пройти долгий путь, чтобы она снова почувствовала себя восприимчивой, сумела настроиться на внутренний мир и по-новому открыть осознанность. Она была готова, и, хотя не знала точно, что именно ее ждет, она согласилась на несколько месяцев терапии. Я посчитал это хорошим началом и сказал, что нам понадобится время для изменения ее синапсов, изъятия старых паттернов и создания новых. Я добавил, что осознанное восприятие послужит тем «скальпелем», которым мы «перекроим» ее нейронные пути. Энн очень понравился такой образ, и ей захотелось побольше узнать о данной теме. Теперь я точно знал, что привлек ее внимание – первый шаг на пути к трансформации сознания и мозга был сделан.

У меня из головы не выходило одно из недавних исследований. Базальное ядро – участок, примыкающий к стволу, – имеет нейронные проекции, выделяющие в кору вещество под названием «ацетилхолин». Ацетилхолин – это нейромодулятор, и его наличие позволяет любым одновременно активирующимся нейронам укрепить связи между собой. Согласно одной теории, мы можем концентрировать осознанное внимание, чтобы стимулировать базальное ядро на производство ацетилхолина, таким образом повышая эффективность нейропластичности и процесса овладения каким-либо навыком. Этот механизм помогает объяснить, почему концентрация внимания способствует изменениям в мозге.

Однако с Энн я не хотел отвлекаться на подробности того, как осознанность способствует нейропластичности, и сказал ей только то, что в процессе совместной работы она откроет для себя силу внимания. Мы сделали основное упражнение, где осознанное внимание направляется на дыхание, и попрактиковали медитацию в движении. Я надеялся, что за счет данных техник Энн, как и Джонатан, тоже станет ощущать себя лучше и быть спокойнее, а со временем ей удастся укрепить те участки мозга, которые пока не позволяли ей осознать свои чувства. Как и в случае со Стюартом, мы использовали концентрацию внимания для стимуляции активности и роста участков, не получивших достаточного развития в детстве. У Энн ими являлись каналы интероцепции (ощущения внутреннего мира) и саморегуляции.

Поскольку укрепление новых синаптических связей требует регулярного «срабатывания» нейронов, то еженедельной часовой терапии было недостаточно, поэтому Энн практиковалась и дома.

На нашей следующей встрече я предложил провести «сканирование» тела, чтобы Энн начала осознавать его в безопасной обстановке. Я попросил ее закрыть глаза и мысленно заглянуть внутрь. Все шло нормально, пока центр внимания перемещался от ступней к икрам и затем к бедрам. Я был особенно осторожен, когда мы перешли к области таза. Именно здесь тревожность иногда проявляется с особой силой, но у Энн проблем не возникло. Мы перешли к животу и спине, и по-прежнему все было хорошо.

Но как только мы коснулись грудной клетки, дыхание Энн стало прерывистым, и у нее затряслись руки. Она сжала пальцы и оперлась руками на подлокотники стула, будто пыталась удержать какое-то чувство. Потом она открыла глаза и пожелала остановиться: она задыхалась и выглядела очень испуганной. Энн прыгнула из оцепенения сразу в хаос.

Я даже думал, что у нее началась паническая атака. Мы прервали упражнение, и Энн продолжила сессию с открытыми глазами. Постепенно ее возбуждение спало. Она сказала, что не хочет обсуждать произошедшее и ей просто не понравилось «сканирование». Я подумал, что нужно подождать еще немного, пока у Энн не появится больше внутренних ресурсов. Они позволят ей справляться со сложными ощущениями, и тогда мы вернемся к грудной клетке – этому важному источнику информации о теле. Согласно исследованиям, концентрация на теле может вызывать одновременно и физиологические, и эмоциональные реакции, но природа возникших у Энн ощущений пока не была ясна. Я надеялся разобраться со временем.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-03-20; Просмотров: 374; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.058 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь