Сверхинтеллектуализация жизни

 

Исследователи Герд Гигеренцер и Генри Брайтон сравнивают подходы «рационалистической» школы (в кавычках, потому что в этих рационалистах мало рационального) и эвристической – и приводят пример того, как бейсболист ловит мяч, брошенный Ричардом Докинзом:

 

    

Ричард Докинз… утверждает: «[Когда человек подбрасывает мяч высоко в воздух и вновь ловит его,] он ведет себя так, как если бы он решал систему дифференциальных уравнений, определяющих траекторию мяча… На каком-то подсознательном уровне происходит что-то, равноценное математическим вычислениям» [98]

.

‹…› Наоборот, эксперименты показали, что игроки полагаются на множество эвристических правил. Правило взгляда – самое простое из них, и оно работает, когда мяч высоко в воздухе: гляди на него, беги и регулируй скорость так, чтобы угол, под которым ты смотришь на мяч, оставался одним и тем же.

 

Данную ошибку популяризатора науки Ричарда Докинза повторяют все до единого сверхинтеллектуалы, реагируя на любой природный феномен. Они не верят во множество эвристических правил, собранных в специальных целях

. Бейсболист не знает точного эвристического правила, но следует ему – иначе он продул бы сопернику, который не интеллектуализирует реальность. Аналогично, как мы увидим в главе 18, религиозные «верования» – это эвристические правила, решающие множество проблем, причем человек даже не понимает, как именно. Решать уравнения, чтобы сделать выбор, – не тот навык, который мы, люди, можем надеяться обрести, это технически невозможно. Рационально мы можем сделать кое-что другое: нейтрализовать вредные аспекты эвристических правил, лишить их, так сказать, острых клыков.

    

Еще один случай вмешательства

Люди, никогда не ставившие шкуру на кон (или ставившие, но не в той игре), хотят все централизовать и усложнить – и от простоты бегут как от чумы. Вместе с тем практиков ведут совсем иные инстинкты – они ищут простую эвристику. Общее правило:

 

    

Если человека воспитывали, отбирали и вознаграждали, чтобы он искал сложные решения, у него нет стимула внедрять более простые.

 

Дело осложняется тем, что у самого лекарства тоже есть проблемы со шкурой на кону.

 

Особенно остро стоит метапроблема, требующая решения данной проблемы.

 

Другими словами, многие беды общества исходят от сторонников вмешательства, интервенционистов, которые продают сложные решения, потому что к этому предрасполагают их образование и положение. Таким попросту невыгодно предлагать ничего простого: их вознаграждают за восприятие, а не за результат. При этом интервенционисты не несут потерь из-за побочных эффектов, число которых при сложных решениях растет нелинейно.

 

То же самое происходит с решениями, которые выгодны научно-техническим работникам.

    

Золото и рис

 

Инстинктивно мы понимаем, что нейрохирургия не более «научна», чем аспирин, а летать сорок миль из аэропорта Кеннеди в аэропорт Ньюарк – еще не «эффективность», хотя полеты куда более технологичны. Однако применить это понимание к другим областям непросто, оттого мы остаемся жертвами сциентизма,

который соотносится с наукой, как финансовая пирамида – с инвестициями, или реклама и пропаганда – с настоящей научной коммуникацией. Сциентизм подчеркивает внешние признаки.

 

Вспомним о генных модификациях из книги III (и кампаниях по очернению из главы 4). Возьмем историю генно-модифицированного «золотого риса». Многие развивающиеся страны сталкиваются с проблемой истощения и недостаточности питания; мои соавторы Янир Бар-Ям и Джо Норман считают, что корень зла – в простой и прямолинейной проблеме транспортировки. Мы теряем более трети пищевых поставок, так что выгоды от более эффективного распределения намного перевесят все модификации самой поставки. Только подумайте: 80–85 % стоимости помидора – это расходы на транспорт, хранение и потери (нераспроданные запасы), а не расходы фермерского хозяйства. Мы должны увеличивать эффективность распределения, что не требует сложной техники.

 

Однако «технари» поняли, что здесь есть во что вторгнуться. Во-первых, вы показываете фотографии голодающих детей, чтобы вызвать симпатию и предотвратить будущие споры: любой человек, спорящий в присутствии умирающих детей, – бездушный мудак. Во-вторых, вы обставляете все так, будто любой, кто критикует ваш метод, призывает не спасать детей. В-третьих, вы предлагаете какое-нибудь наукообразное решение, которое вам выгодно, но в случае катастрофы или недорода не чревато для вас долгосрочными эффектами. В-четвертых, вы призываете журналистов и полезных идиотов – людей, ненавидящих все то, что кажется «ненаучным» их ненаучным глазам. В-пятых, вы запускаете кампанию с целью очернить исследователей, которые не исповедуют принцип «к-черту-деньги» и чрезвычайно уязвимы в отношении малейшего пятна на репутации.

 

Упомянутый метод состоит в генетическом модифицировании риса таким образом, чтобы в его зернах содержались витамины. Мы с коллегами постарались показать, что метод в целом не выдерживает критики. Во-первых, трансгенез (применяемый метод генетической модификации) не входит в категорию, включающую кроссбридинг растений и животных, используемый человечеством с тех пор, как мы освоили землепашество (так мы получили картофель и мандарины). Кроме того, мы не обращаем внимания на классы сложности; последствия для окружающей среды невозможно прогнозировать – никто не исследовал эти взаимодействия. Вспомним, что хрупкость зависит от дозы: падение с двадцатого этажа и падение с кресла – не одно и то же по степени риска. Мы показали даже, что системный риск резко и явно увеличивается. Во-вторых, никто не провел нормальный анализ рисков, а статистические методы, которыми ученые защищают генную модификацию, никуда не годятся. В-третьих, мы призвали на помощь принцип простоты, который называют антинаукой

. Почему нельзя дать голодающим рис отдельно и витамины отдельно? В конце концов, у нас нет генно-модифицированного кофе, содержащего молоко. В-четвертых, нам удалось показать, что ГМО несут набор скрытых рисков для среды – вследствие более интенсивного применения пестицидов, убивающих микробиом (бактерии и иную жизнь в почве).

 

Вскоре я понял, что из-за власти меньшинства продолжать бессмысленно. Как я сказал в книге III, ГМО обречены просто потому, что им противостоит меньшинство умных и непримиримых людей.

    

Компенсация

 

     В ту минуту, когда индивида оценивают другие люди, а не реальность, ситуация искривляется следующим образом. В фирмах, которые не обанкротились, есть нечто под названием «отдел кадров». Там индивидов измеряют, там заполняют «бланки оценивания работы».

 

С появлением бланков для оценивания все искажается. Вспомните: в «Черном лебеде» мне нужно было заполнить подобный бланк, указав процент прибыльных дней; такой метод побуждает трейдеров гнаться за быстрыми деньгами, закрывая глаза на скрытые риски Черных лебедей и последующие потери. Русская рулетка позволяет вам делать деньги пять раз из шести. Этот принцип банкротил банки, которые теряют деньги исключительно редко, но если уж теряют, то больше, чем когда-либо зарабатывали. Я сознательно зарабатывал деньги нечасто. Когда я разорвал бланк на глазах большого босса, меня оставили в покое.

 

Впрочем, ситуацию искажает один тот факт, что в ходе оценивания вас судят не по конечным результатам, а по промежуточным критериям, которые требуют от вас выглядеть соответственно.

    

Образование как предмет роскоши

 

В глазах нового высшего класса Азии университеты Лиги плюща превращаются в вожделенный предмет роскоши. Гарвард похож на сумочку Louis Vuitton и часы Cartier. Это сильный удар по среднему классу, который вбухал огромную часть сбережений в образовательные учреждения, осыпая деньгами бюрократов, застройщиков, профессоров, преподающих дисциплины, которые иначе не существовали бы (гендерные исследования, сравнительное литературоведение, международная экономика), и других паразитов. В США рос как снежный ком объем студенческих кредитов, автоматически обогащавших рантье. В принципе, это тот же рэкет: чтобы пробиться, нужен диплом с названием приличного университета. При этом доказано, что общество в целом не развивает организованное образование – скорее наоборот: уровень (формального) образования в стране пропорционален богатству[99]

    

Как эвристически распознать чушь

 

Эвристический подход здесь – учитывать образование, только наоборот: если два кандидата равны по навыкам, наймите окончившего менее популярный вуз. Этот человек должен был преуспеть, невзирая на наличие конкурентов с более «громкими» дипломами, и преодолеть более серьезные барьеры. К тому же с теми, кто не посещал Гарвард, куда легче иметь дело в реальном мире.

 

Определить, является ли данная дисциплина чушью, легко по тому, зависит ли ее престиж от вуза. Помню, когда я поступал на MBA, мне говорили, что учиться по этой программе в любом университете за исключением престижнейшей десятки или двадцатки – зря тратить время. В то же время математика куда меньше зависит от университета (при условии, что ее преподают на должном уровне; здесь эвристическое правило применимо к разнице между топовыми десятью и топовыми двумя тысячами вузов).

 

То же относится к научным статьям. Если речь о математике или физике, достаточно запостить текст на сайт arXiv (без лишних препятствий). В низкокачественных областях знаний вроде теории финансов (обычно статьи там – это некая переусложненная история) единственный критерий – «престиж» журнала.

 

      Настоящие спортзалы не похожи на спортзалы

 

Ярлыки на образовании – чисто внешнее украшение, из-за которого вузы утрачивают кое-что очень важное, связанное с антихрупкостью и настоящим обучением. Возьмите хоть спортзалы. Люди падки до дорогих тренажеров – модных, сложных, разноцветных, похожих на оборудование звездолета. Такие тренажеры кажутся максимально продвинутыми и научными – но помните: то, что кажется научным, обычно не наука, а сциентизм. Такой спортзал, как и продвинутый университет, встанет вам дороже, и ваши деньги утекут в карман застройщиков. Однако те, кто знает толк в силовых тренировках (те, кто и правда силен в самых разных аспектах), понимают, что замысловатые тренажеры дают силу только на начальной стадии. Занимаясь на переусложненном оборудовании, вы обычно качаете избранную маленькую группу мышц и в итоге будете напоминать по форме грушу, а со временем станете слабеть, причем натренированные мышцы не будут нужны вам нигде, кроме как на этом самом тренажере. Может, он полезен в больнице или в программах реабилитации, но не более того. А ведь простейшая штанга (металлический гриф с нагрузкой на обоих концах) – единственный стандартный снаряд, который тренирует все ваше тело, и к тому же самый дешевый. Вам нужно лишь освоить правила безопасности, чтобы поднимать максимальный вес, не повреждая мышцы. И вновь – Линди: тяжеловесы занимаются феноменологией самое малое два с половиной тысячелетия.

 

В итоге все, что вам требуется, – кроссовки, чтобы бегать по улице (ну и штаны, иначе выйдет неловко), и штанга с дисками. Сочиняя эти строки, я изучаю проспект модной гостиницы, в которой проведу два дня. Проспект составлял какой-то МВА: он глянцевый, с фотографиями всевозможных тренажеров и разноцветных соков, которые «улучшат» ваше здоровье. В гостинице есть даже бассейн. А штанги нет.

 

Если спортзалы не должны быть похожи на спортзалы, тренировки не должны быть похожи на тренировки. Чаще физическая сила появляется, когда работаешь с хвостами распределения, близко к своему пределу.

    

Далее

 

Эта глава соединила поднятие тяжестей с фундаментальными исследованиями общим аргументом: когда мы ставим шкуру на кон, форма становится неважна, когда не ставим, возникает множащаяся чепуха. А теперь рассмотрим расхождение интересов между вами – и вами, когда вы разбогатеете.

   

Глава 10

Отравление – участь богачей: предпочтения остальных

 

   

Торговец, он же босс. – Как пить яд. – Реклама и манипуляции. – Невыносимое молчание огромных особняков в субботу вечером

   

Богатея, люди выключают свой эмпирический механизм, движимый шкурой на кону. Теряют контроль над своими предпочтениями, замещают личный выбор навязанным, осложняют себе жизнь без необходимости, становятся кузнецами своего несчастья. Навязанный выбор – это, разумеется, выбор того, кто желает вам что-нибудь сбыть. И это проблема шкуры на кону: предпочтения богатых диктуются теми, кто хочет заработать на продаже своего товара без побочных эффектов. Поскольку богачи богаты, а те, кто их эксплуатирует, часто не очень, никто не станет вопить: «Я жертва!»

 

Как-то я обедал в мишленовском ресторане с парнем, который настоял на этом заведении; я предлагал обычную греческую таверну с дружественным владельцем-директором; его двоюродный брат работал там же менеджером, троюродный принимал гостей. Другие посетители мишленовского ресторана, как говорят на наших средиземноморских языках, были с пробкой в заднице: пробка мешает нормальной вентиляции, испарения оседают на стенках кишечно-желудочного тракта, результат – воспаленный экстерьер, который можно наблюдать только у полувысшего класса. Я заметил, что пробками дело не ограничивалось: у всех мужчин был повязан галстук.

 

Обед состоял из череды сложных маленьких блюд с микроскопическими ингредиентами и контрастными вкусами, которые заставляют сосредоточиваться – будто вы сдаете какой-то вступительный экзамен. Это не трапеза, скорее посещение музея: растроганный английский филолог читает вам лекцию о художественном аспекте, который вы в жизни не опознали бы. В пище было слишком мало привычного – и слишком мало того, что возбудило бы мои вкусовые сосочки: иногда что-то казалось на вкус настоящим, но нам уже подносили очередное блюдо, совершенно иное. Продираясь сквозь поток блюд и внимая чуши, которую сомелье нес о вине, сочетавшемся с очередной микропорцией, я боялся потерять концентрацию. Мне стоило немалых усилий делать вид, что я не скучаю. Даже мысль об оптимизации пришла мне не по тому поводу; единственное, что меня занимало, – хлеб: он не был теплым. Оказывается, в мишленовских ресторанах с тремя звездами это не обязательно.

    

Venenum in auro bibitur

 

Я ушел из ресторана голодным. Будь у меня выбор, я предпочел бы проверенный временем рецепт (пицца с очень свежими ингредиентами или сочный гамбургер) в битком набитом заведении – за двадцатую часть цены. Однако, поскольку мой сотрапезник мог позволить себе дорогой ресторан, мы пали жертвами сложносочиненного эксперимента повара, оцениваемого мишленовским бюрократом. Эффект Линди был бы безжалостен: кулинария выживает, когда одна сицилийская бабушка передает рецепт другой, а та незначительно его меняет. Я понял, что богачи – естественные мишени; как кричит Фиест в названной его именем трагедии Сенеки, воры не забираются в безденежные дома, а яд чаще подают в золотых кубках, чем в обычных. Яд пьют из золотых чаш (venenum in auro bibitur).

 

Кидать людей легче, когда опутываешь их сложностью, – бедняки от такого кидалова избавлены. Это та же сложность, которую мы видели в главе 9: она заставляет ученых-карьеристов продавать наиболее сложное решение, когда сошло бы и простое. Хуже того, богачи пользуются услугами «консультантов» и «экспертов». Целая индустрия создана, чтобы вас объегорить, – и она вас объегорит: консультанты по финансам, по диете, по тренировкам, по стилю жизни, по сну, по дыханию и так далее.

 

Гамбургеры для многих из нас бесконечно вкуснее, чем филе-миньон, – в них больше жира; однако людей убедили в том, что филе-миньон лучше, потому что его дороже производить.

 

Моя концепция хорошей жизни включает в себя непосещение праздничных обедов, на которых ты на два часа зажат между женой застройщика из Канзаса (она недавно ездила в Непал) и лоббистом из Вашингтона (только что из отпуска на Бали).

    

Огромные залы для похорон

 

То же с недвижимостью: я убежден, что большинство счастливее в тесных квартирах и перенаселенных районах, там, где ощущается человеческое тепло и большие компании. Но когда человек зашибает деньгу, он поневоле переселяется в огромные, безличные, безмолвные особняки вдали от соседей. По вечерам молчание этих огромных галерей отдает похоронами, только без успокаивающей музыки. В прошлом такое встречалось редко: огромные дома населяли слуги, дворецкие, повара, помощники, служанки, гувернантки, бедные родственники, конюшие, даже личные музыканты. А сегодня никто не придет утешить вас в вашем особняке – немногие поймут, как грустно в таком доме в субботу вечером.

 

Как понял еще французский моралист Вовенарг, маленькое предпочтительнее по причине, как мы сказали бы сегодня, свойств масштаба. Есть вещи, которые слишком велики для вашей души. Римлянам, писал Вовенарг, было легче любить Рим, когда тот был деревушкой, и труднее, когда он стал большой империей.

 

Состоятельные люди, которые не выглядят богачами, об этом, конечно, знают: они живут в уютной тесноте и инстинктивно чувствуют, что переезд станет бременем для их разума. Многие так и обитают в своих первых домах.

 

Мало кто осознаёт собственный выбор – и в итоге такими людьми манипулируют те, кто хочет им что-либо продать. В этом смысле обеднение может быть завидной судьбой. Глядя на Саудовскую Аравию, которой следовало бы постепенно скатиться на донефтяной уровень, я думаю: может, если забрать у них кое-что – включая толпу раболепных иностранцев, приезжающих их обирать, – им самим будет лучше?

 

Иными словами: если богатство сужает поле ваших возможностей (количественно и качественно), вы что-то делаете не так.

 

   

 

   

      Беседа

 

Если уж на то пошло, будучи богатым, вы должны скрывать это, если хотите иметь друзей. Оно и понятно; менее очевидно то, что вам следует скрывать ваши знания и эрудицию. В самом деле, друзьями могут быть только те, кто не старается затмить или перехитрить друг друга. Античное искусство беседы стоит на том, чтобы избегать любой неуравновешенности, как пишет Бальдассаре Кастильоне в трактате «Придворный»: людям необходимо быть равными хотя бы с целью побеседовать, иначе разговор обречен на провал. Собеседники должны быть свободны от оков иерархии и вносить равный вклад. Вы скорее пойдете обедать с друзьями, чем с профессором; обратное возможно, если профессор понимает «искусство» беседы.

 

В целом вполне можно определить общину как пространство, в котором многие правила конкуренции и иерархии не действуют – и коллектив доминирует над интересами индивида. Конечно, есть и давление снаружи, но это отдельная тема. Кстати, концепция конкуренции, приостановленной внутри группы или племени, включена в определение группы в исследовании Элинор Остром.

    

Нелинейность прогресса

 

Давайте теперь обобщим собственно прогресс. Вы хотите, чтобы общество богатело, или у вас другая цель – избежать бедности? Ваш выбор – все-таки ваш или торговцев?

 

Вернемся к случаю в ресторане и обсудим навязанный выбор в противовес естественному. Будь у меня выбор между пиццей за 200 долларов и сложным французским опытом за 6,95, я бы охотно заплатил за пиццу плюс 9,95 за бутылку вина мальбек. На деле я бы заплатил, чтобы не

ходить в мишленовский ресторан.

 

Это рассуждение показывает, что усложнение на каком-то уровне может привести к деградации, к тому, что экономисты называют «отрицательная полезность». Отсюда мы можем понять кое-что о богатстве и росте валового внутреннего продукта: его распределение – это перевернутая U-образная кривая, и ниже какого-то уровня вам причиняется вред – по нарастающей. Распознать этот вред можно, только если освободиться от навязанных предпочтений.

 

Многие общества становились все богаче и богаче, выходя за пределы «хорошего» участка перевернутой U-образной кривой и не обращая внимания на то, как больший комфорт влияет на его избалованных детей. И я уверен, что, если бы пицца стоила 200 долларов, люди с пробкой в заднице стояли бы за ней в очереди. Но пиццу готовить слишком легко, и эти люди выбирают что подороже; пицца со свежими натуральными ингредиентами всегда будет дешевле усложненной чуши.

 

Пока общество богатеет, кто-то будет пытаться сбыть вам свой товар до точки, когда ваше благосостояние не станет ухудшаться, – и за этой точкой тоже.

    

Далее

 

Следующая глава рассказывает о правиле «не угрожать на словах» через историю мастеров этого искусства – секты ассасинов.

   

Глава 11

Facta non verba (Дела, а не слова)

   

Мертвая лошадь в вашей постели. – Дружба и отравленный пирог. – Римские императоры и президенты США. – Живой враг стоит десяти мертвых

   

Лучший враг – тот, которого вы покупаете, поставив шкуру на кон в его игре и доведя до его сведения новые правила этой самой игры. Вы сохраняете ему жизнь и напоминаете, что он остается в живых благодаря вашей милости. Концепцию, по которой враг в вашей собственности лучше мертвого врага, довел до совершенства орден ассасинов, так что мы углубимся в традиции этого тайного общества.

 

   

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: