Порядок и справедливость в международных отношениях

 

Авторов Английской школы всегда привлекал процесс трансформации государственных систем в общества государств, а также нормы и институты, которые предотвращают коллапс

 

[94]

 

цивилизованности и возникновение разнузданной власти. Они были обеспокоены вопросом: смогут ли общества государств разработать средства защиты справедливости для отдельных физических лиц и их непосредственных ассоциаций? Как мы убедились, Булл разделял международные общества и международные системы, но также он проводил черту между различными типами международного общества для того, чтобы понять отношения между порядком и справедливостью в международных отношениях.

Булл (1966а) ввёл чёткое различие между понятиями «плюралист» и «солидарист» (или «гроцианец») в международном обществе. Он подчёркивал, что «основное гроцианское предположение состоит в том, что солидарность (или потенциальная солидарность) государств, из которых состоит международное общество, с должным уважением относится к применению закона» (Bull 1966а: 52). Солидаризм очевиден и в гроцианском убеждении о том, что существует чёткое различие между справедливыми и несправедливыми войнами, а также в утверждении, «из которого происходит право на гуманитарную интервенцию… о том, что каждый отдельный человек является субъектом международного права и членом международного общества по своему собственному праву» (1966а: 64; см. Jeffery 2006 о сложности, связанной с местом Английской школы в рамках «Гроцианской традиции»). Ваттел, юрист-международник 18 века, подробно разъяснил почему плюрализм отвергнул данный подход. Его центральный тезис состоит в том, что «государства не демонстрируют солидарность данного типа, и способны договариваться только по определенным минимальным задачам, которые не дотягивают до применения закона» (1966а: 52). Похожими являются аргументы о том, что государства – а не отдельные личности – являются исходными членами международного общества, у которого отсутствует интерес к вопросам, которые находятся в рамках их соответствующих национальных юрисдикций (1966а: 68). Произведя данное разграничение, Булл задается вопросом, являются ли данные факты доказательством того, что мировая политика по окончанию Второй мировой войны постепенно движется от плюралистического международного общества к солидаристскому. И ответ, который дает Булл (1977: 73) заключается в том, что ожидания большей степени солидарности «преждевременны».

Чтобы понять его доводы и их продолжающееся влияние, необходимо обратиться к дискуссии Булла о первичных целях в международном обществе (1977: 16–18, глава 4). Булл утверждал, что цель сохранения суверенности каждого государства часто конфликтует с общим интересом в сохранении баланса силы. В восемнадцатом столетии независимость Польши трижды приносилась в жертву для сохранения международного равновесия. Лига Наций приняла решение не защищать Абиссинию от итальянской агрессии, так как Британии и Франция нуждались в Италии для баланса сил против могущества нацистской Германии. В таких случаях порядок взял верх над справедливостью, которая настаивает на том, что ко всем суверенным государствам должно быть одинаковое отношение. Современное суверенное общество также имеет подобные примеры напряжения между порядком и справедливостью. Порядок и стабильность требуют усилий для предотвращения распространения ядерного оружия, но справедливость говорит, что все государства – а не только великие державы – имеют право владеть средствами вооружения, которые они считают важными для их защиты (1977: 227–8). В данном контексте, стоит заметить,

 

[95]

 

что гегемония США и идея превентивных боевых операций привели к возникновению опасений о том, что всё больше государств будут стремиться приобрести ядерное оружие по причине престижа или для самообороны, при этом, чтобы оправдать свои амбиции, они будут апеллировать к принципам справедливости.

Также, имеет значение тот факт, что государства имеют разное и часто противоположное представление о справедливости, а международное общество может пострадать, если одни государства попытаются навязать свои взгляды другим. Как показали всевозможные военные трибуналы по окончанию Второй мировой войны, попытки применить принципы справедливости к международным отношениям часто очень выборочны в любом случае (1977: 89). То, что одни считали законным международным наказанием, для других равносильно правосудию победителей. Недавно данный вопрос поднимался в связи с судами над Милошевичем и Саддамом Хусейном. Также данную проблему иллюстрируют различные реакции на военные действия НАТО в Сербии в 1999 году. То, что лидеры, подобно Блэру, считали необходимым, чтобы избавить мир от «душегубных» режимов, для других было «новым империализмом». Немаловажно, что Булл постоянно подчеркивал, что западные либералы должны признать, что их взгляды о фундаментальных правах человека не слишком привлекательны для многих групп и обществ в незападных регионах. Сторонники универсальных прав человека должны отдавать себе отчёт в том, что в мультикультурном обществе государств напряжение в вопросе значимости таких прав неизбежно; они должны попытаться понять эти глубокие моральные и культурные различия, вместо того чтобы просто умозаключать, что другие народы менее разумны или невежественны (1977: 126; см. также Bull 1979а).

Булл утверждал, что государства, часто несогласные в вопросе значения справедливости, могут сходиться во мнении, как лучше установить международный порядок. Большинство согласны, что каждое государство должно уважать суверенитет остальных и соблюдать принцип невмешательства. Каждое общество может поддерживать своё понятие о добропорядочной жизни в границах собственной территории, обеспечивая отношение других государств к нему как к равному. Булл неоднократно акцентировал внимание на трудностях в снятии напряжения между порядком и справедливостью, равно как и утверждал, что целью международного общества является продвижение «порядка в обществе людей как таковом». Он заявлял, что «первичную ценность имеет порядок среди всего человечества, а не порядок в обществе государств» (1977: 22). Делать серьёзные прогнозы о мировом обществе или сообществе было возложено на «умных и чувствительных людей» (1977: 289). Этот очевидный космополитизм неуклюже соседствует с его убеждением в том, что недостаточно доказательств того, что общества приближаются к тому, чтобы действительно построить мировое сообщество. Но главным было то, что государства должны пытаться содействовать развитию мирового порядка, когда это позволяют обстоятельства, используя дипломатию для поддержания взаимопонимания и уважения, признавая, при этом, что прогресс в данной области, вероятнее всего, будет медленным и нестабильным (см. Buzan 2004 – дискуссия об отношениях между миром и международным обществом).

 

[96]

 

Здесь стоит напомнить о заявлении Уайта о том, что «рационализм» - это средний курс между реализмом и революционизмом. Такое заявление, наряду с трудами Булла о порядке и справедливости, можно понимать, как веру Английской школы в то, что наличие общества государств является доказательством прогресса в достижении согласия по базовым принципам сосуществования. Напряжение, существующее между порядком и справедливостью, напоминает о том, что прогресс не слишком уж далеко и продвинулся. Революционистов обвиняют в неспособности признать трудности, с которыми столкнулись государства на совместном пути в одном нормативном направлении. Из этого можно сделать вывод, что Английская школа всегда должна интересоваться насколько власть, предоставленная целиком, или недостаток дальновидной дипломатии могут свести на нет тот ограниченный прогресс, имеющий место в создании международного общества; а кроме того, она должна проявлять интерес к любым знакам, подтверждающим, что такие государства прогрессируют (или могут прогрессировать) по направлению к более справедливому мировому порядку.

В этой связи вызывает глубокий интерес развитие учения Английской школы о правах человека. Булл (1977: 83) утверждал, что в истории современного международного общества плюрализм триумфально взял верх над солидаризмом. Солидаристская вера в первичность прав отдельного человека дожила и до двадцатого века, но «подпольно», спровоцировав то, что государства, казалось, вступили в «заговор молчания… о правах и обязанностях их соответствующих граждан» (1977: 83). Многие государства – а особенно те, что в последние десятилетия свергли имперское правление – боялись, что закон о правах человека может быть использован как предлог для вмешательства великих держав в их внутренние дела. Западная самоуверенность относительно прав, которые следует уважать во всем мире как единое целое, часто оказывалась контрпродуктивной. Тем не менее, длительный тренд последнего десятилетия благоприятно повлиял на введение солидаристских действий по поддержке международной защиты прав человека (Bull 1984а).

Это отправная точка аргументации Винсента (1986), который настаивал на том, что право индивидуума быть свободным от голода и недоедания является единственным правом человека, по которому все государства могут согласиться, не взирая на глубокие идеологические и другие различия. Он утверждал, что отсутствие основных средств к существованию должно шокировать сознание человечества и стимулировать глобальные действия. Консенсус по данному вопросу представлял бы значительное улучшение в отношениях между западным миром (который традиционно больше обеспокоен порядком, а не справедливостью) и незападным миром (который подчеркивает необходимость глобальной справедливости). Такой сдвиг к солидаризму имеет большое значение, принимая во внимание тот факт, что Винсент (1974) ранее был убеждённым сторонником невмешательства как базового принципа международного порядка. Но в своих более поздних работах, он констатировал, что государства находятся под растущим давлением требования выполнять международные законы о правах человека (Vincent and Wilson 1994). Некоторые нарушения прав человека могут быть настолько шокирующими, что государствам приходится подумать об отступлении от традиции невмешательства во   

 

[97]

 

внутренние дела друг друга. Должны ли, и если да, то как должны они действовать – вот вопросы, которые после развала Югославии и геноцида в Руанде, а ранее в Кампучии, стали центральными в международных отношениях (Dunne and Wheeler 1999). Международные действия по осуждению подозреваемых в военных преступлениях и грубом нарушении прав человека продвинулись вперёд, но, как показали дебаты касательно военных действий НАТО против Сербии в 1999 году, не существует глобального консенсуса по вопросу: когда во имя прав человека можно пренебречь суверенитетом?

В этой связи, стоит заметить, что в середине-конце 1990-х годов в работах Английской школы наметились две различные тенденции. Дунн и Уилер (1999) утверждали, что конец биполярности позволил государствам согласиться с тем, что в конституцию международного общества следует вставить новые принципы гуманитарного вмешательства (интервенции). Они добавляли, что целеустремленный «сознательный международный гражданин» должен вмешиваться в общества, где существует «чрезвычайное гуманитарное бедствие», даже если такие его действия могут нарушить существующий международный закон. Такая точка зрения была отвергнута Джексоном (2000: 291ff), который подчёркивал риск того, что гуманитарное вмешательство может создать соперничество и подозрительность между великими державами. Джексон (2000) подчёркивал, что большинство серьёзных нарушений прав человека происходит во время военных конфликтов. Как следствие, если возникнет необходимость выбирать, то сохранение ограничения на применение силы между государствами и стабильность между великими державами должны взять верх над «гуманитарной войной». 

«Восстание против Запада» – это предмет обсуждения следующей главы, но одно из его направлений, а именно требование расового равенства, связанно с данным обсуждением. Булл (в работе Bull and Watson 1984) и Vincent (1984b) подчёркивали, что неприятие белого шовинизма было центральной темой перехода от европейского к универсальному обществу государств. Требование расового равенства показало, что международный порядок не выстоит, если народы Третьего Мира не реализуют основные чаяния о справедливости. Порядок стал здесь помехой: политическая нестабильность в Южной Африке допускалась до тех пор, пока длился белый шовинистический режим – но аморальность апартеида была достаточно веской причиной для международный действий. Данный аспект восстания против Запада укрепил тезис Уайта о том, что современное международное общество необычно в своем восприятии законности или незаконности систем правления с точки зрения их большой моральной важности для всего международного сообщества (Wight 1977: 41). Обеспокоенность США деспотическими режимами в Ближневосточных обществах привела к распространению таких опасений, но явно без консенсуса, существовавшего по вопросу аморальности апартеида (Bull 1982: 266).

Восстание против белого шовинизма показало, как может происходить прогресс к солидаризму, но вместе с тем продемонстрировало насколько ограниченным, вероятнее всего, такой прогресс будет. Булл (1977: 95) придерживался точки зрения о том, что такие продвижения зависят от общего консенсуса в том, что изменение необходимо для поддержания справедливости, и то, что

 

[98]

 

оно укрепит международное общество и будет способствовать порядку. Крайне важно отметить, что такие продвижения зависят от поддержки великими державами, у которых есть возможности препятствовать мировым действиям (как показала позиция США о мерах по вопросу изменений климата). Невзирая на препятствия, Вотсон (1987: 152) заявлял, что Булл и он лично «склонны [к] оптимистичному взгляду» на то, как государства в современной системе «добросовестно, впервые, разрабатывают набор транскультурных ценностей и этических стандартов». Развитие культуры прав человека и недавние разработки международного уголовного законодательства подтверждают такое мнение. Мы должны помнить, что общества всё ещё находятся на ранней стадии решения вопросов, связанных с экономическими, экологическими и военными проблемами, которые возникли в результате беспрецедентного уровня глобальной взаимосвязанности (см. глава 6). Смогут ли общества достичь дальнейшего прогресса в таких сферах, частично зависит от того, насколько великие державы смогут продемонстрировать соответствующие уровни «морального видения» (см. Bull 1983: 127–31). Но принципиальным моментом является то, что с подъёмом мирового общества многое также будет зависеть от того, насколько значительно неправительственные организации смогут влиять на общественное мнение и действия правительства, в особенности изменяя определяющие принципы международной законности с тем, чтобы больше внимания уделялось вопросу освобождения человечества от ненужного зла (Heins 2008; см. также Buzan 2004 и Clark 2007 об отношениях между миром и международным обществом).

Трудно сказать, верили ли Булл и Вотсон в то, что экспансия международного общества и включение бывших Западных колоний приведет к большему солидаризму или покажет, что надежды на прогресс в этом направлении всё ещё «преждевременны» (см. Mayall 1996; Уиллер 2000). Продолжая эту тему, Джексон (200: 18) утверждал, что разнохарактерная природа международного общества в постколониальную эпоху делает принципиально важным вопрос о плюралистической концепции международного общества. Он настаивал, что плюрализм является лучшей конфигурацией, которую изобрело общество для того, чтобы примирить желание порядка с потребностью в независимости. Булл, вероятно, допускал двоякое толкование по этому вопросу. Постепенное возникновение элиты «космополитической культуры современности» было воодушевляющим (Булл 1977: 317). Однако, такая культура всё ещё сильно перевешивала в сторону доминирующих культур Запада» (Bull 1977: 317). Говоря серьёзно – и здесь сразу на ум приходит возросшая важность религии в мировой политике, – присутствовали свидетельства того, что различные группы на Западе и не-Западе ещё больше отдалились друг от друга. Важно помнить, что Булл (1984а: 6) утверждал, что, когда группы Третьего Мира впервые озвучили требования о справедливости, они сделали это как «просители» в мире, где доминировали западные державы, где для того, чтобы добиться сочувствия жизненно важно использовать западные термины. Но возрождение аборигенных культур и появление новой элиты в незападных обществах запустило новые процессы. Много групп вложили «новую интерпретацию» в «западные ценности»,

 

[99] 

 

а некоторые обошлись вообще без них, поднимая большие вопросы о «совместимости» большинства требований, озвученных незападными группами «моральным идеям Запада» (Bull 1984а).

Такие комментарии побуждают сделать некоторые примечания о возможном приближающемся «столкновении цивилизаций», о котором ведутся споры с начала- середины 1990-х годов, а особенно после атак исламских террористов на США, Испанию, Великобританию, Бали и т.д. (Huntington 1993). Как мы увидим в следующем разделе, в 1980-х годах Булл верил, что большинство новых государств приняли западное международное общество с его принципами суверенности и невмешательства. Нет явных причин отступать от такого вывода. С другой стороны, за последние 25 лет культурные и религиозные различия между западными и незападными группами стали ещё больше, и в будущем пропасть может стать ещё глубже. (Стоит помнить, что исламский фундаментализм – не единственный вызов, брошенный «западной современности», и что христианский фундаментализм не в меньшей степени не в ладах с тем, что считается тлетворными трендами в современных светских социальных системах). Исследование Английской школы акцентирует на необходимости понимать политические, экономические и другие претензии, которые могут выразиться в антизападных ценностях, а также исследование надеется на дипломатию как способ разобраться с широко распространившимся недовольством региональным и мировым порядком. Анализ Английской школы не даёт нам основание полагать, что такие усилия окажутся успешными или им действительно предстоит потерпеть неудачу. Некоторые могут подумать, что усиление религиозных позиций в мировой политике создаст трудности для анализа международного общества Английской школой, которая в основном изучала рост и распространение светских политических форм взаимоотношений. Тем не менее, подход, которые уже давно проявлял интерес к религии и мировой политике (см. Thomas 2001; Hall 2006; Jackson 2008), советует воздержаться от двух искушений: преувеличения новизны текущей эпохи и пренебрежения тем, что возникшие новые вызовы могут потребовать большой практической мудрости в сочетании использования силы (или угрозы силой) с компромиссом и урегулированием.

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: