Антарктическая одиссея, или Необыкновенное путешествие пингвина Жоры

 

Это произошло в январе 1966 года, в Одиннадцатую антарктическую экспедицию. Прогуливаясь по острову Фулмара, Каменев обнаружил среди группы праздношатающихся аделек окольцованного пингвина. Заинтересовавшись, биолог взял у него интервью. Пингвин оказался важной птицей. Косясь на своё кольцо и пыжась от гордости, он буркнул, что временем, к сожалению, не располагает, но кое-какие сведения из его биографии хранятся в досье у американского биолога Ричарда Пенни.

— Вы с ним знакомы? — почтительно спросил Каменев.

— Да, довольно коротко, — кивнул пингвин, — я подкинул ему материальчик для диссертации.

— Не подскажете адрес?

— Пожалуйста. Ледник Росса, станция Мак-Мердо. У вас все?

— Извините, ваше имя?

— Пенни назвал меня Джорджем. По-вашему, кажется, Жора?

— Если позволите, когда можно вас навестить?

— Я принимаю по средам после полдника. Честь имею!

Жора церемонно поклонился, дал подзатыльник некстати подвернувшемуся карапузу и торжественно прошествовал на припай, провожаемый уважительным перекаркиваньем собратьев.

Придя домой, Каменев радировал своему коллеге, что встретил пингвина с кольцом номер 509-71127, причём владелец кольца утверждал, что лично с ним, Ричардом Пенни, коротко знаком. Так ли это?

Оказалось, что Жора рассказал чистую правду. Пенни сообщил, что в конце 1964 года во время одного из своих визитов в Мирный американцы вывезли на Мак-Мердо штук сорок пингвинов, окольцевали их и выпустили на свежий воздух. К пингвиньим ластам были прикреплены небольшие баллончики с краской, которые отмечали путь. Цель эксперимента — выяснить, действительно ли пингвины обладают уникальными навигационными способностями. За продвижениями птиц некоторое время следили при помощи теодолита и убедились, что направление они выбрали правильно: курс был взят на Мирный. В заключение Пенни выражал живейшую радость по поводу того, что Джордж успешно завершил путешествие, и просил низко кланяться.

Таким образом, было установлено, что Джордж не мелкий лгунишка с непомерным самомнением, а воистину великий путешественник: за одиннадцать-двенадцать месяцев, делая в среднем по тринадцать километров в день, он преодолел четыре тысячи пятьсот километров труднейшей дороги! Как он ухитрился добраться до Мирного, не имея при себе ни компаса, ни рюкзака с продуктами? На попутных машинах? Но Пенни клялся, что у Джорджа не было с собой ни цента. Загадка, да и только! Короче говоря, в ближайшую среду после полдника Каменев нанес Жоре официальный визит и пытался выведать у него тайну обратной дороги. Не тут-то было!

— Наверное, вы ориентировались по Солнцу? — забрасывал удочку Каменев.

Но Жора становился глух, как тетерев.

— Да, завтра четверг, — отвечал он.

— Может быть, вы владеете аппаратурой для ориентировки по магнитному полю Земли? — умоляюще допытывался Каменев.

— Хорошая сегодня погода, — невозмутимо констатировал Жора.

— Вы, извините, эгоист! — сердился Каменев. — Неужели вы не понимаете, что разгадка ваших навигационных способностей имеет колоссальное прикладное значение? Пингвин без высшего образования решает сложнейшие астрономические задачи! Как он это делает? Рассказывайте, включаю магнитофон.

— Какие галоши? — переспрашивал Жора.

Так и не раскололся, бродяга!

Но всё-таки кое-что из Жоры удалось вытянуть.

— Ричард Пенни надел мне на ласт кольцо, признав тем самым, что я не простой пингвин. Честно скажу, многие, которые неокольцованные, мне завидовали, а от поклонниц не было отбоя. Скажи я хоть слово, мигни одним глазом — и любая красотка там, на леднике Росса, отдала бы мне ласт и сердце. Но душа моя оставалась на Фулмаре, и я, преодолев искушение, пошёл домой…

— …ориентируясь по…, — вкрадчиво подсказал Каменев.

— …быть может, по Солнцу, — ухмыльнулся Жора, — или по магнитному полю, или по чему-то третьему. Как вы уже знаете от Пенни, который присобачил ко мне баллончик с краской, шёл я вдоль кромки припая. Так что рыбой был обеспечен. А наш брат пингвин, хорошенько подзаправившись, может хоть месяц обходиться без пищи. В этом наше большое преимущество перед вами, с вашим непременным трехразовым питанием мы бы имели слишком много шансов удовлетворить ненасытный аппетит касатки. Поэтому я держал ухо востро, во время рыбалки не отплывал и на два шага от кромки льда. Не могу забыть, — Жора удовлетворённо хмыкнул, — одну касатку. Только я окунулся, как она уже была тут как тут: облизнулась, закрыла от предвкушаемого наслаждения глаза, разинула пасть, а я прыг — и на льдине. Две недели таскалась за мной, негодяйка! Осунулась, похудела, но следила за каждым моим шагом — очень уж ей не терпелось отведать, каков я на вкус. Две недели у меня во рту маковой росинки не было, но я выдержал!

И Жора гордо посмотрел на почтительно притихшего Каменева.

— Метели были неистовые, — продолжал Жора. — Плохо пингвину в пургу одному. Когда нас много, мы сбиваемся в толпу и своим теплом спасаем друг друга. А я вынужден был прятаться на айсбергах, заползал в торосы. Страшно даже подумать, что было бы, если бы меня засыпало снегом: попробуй выберись без посторонней помощи!.. И всё-таки дошёл. Как увидел родные острова, даже слеза прошибла. И вот я дома, в родной семье. Меня уважают, со мной советуются, я удовлетворён. Ваше время истекло. Если хотите, можете меня сфотографировать, но без магниевой вспышки. У меня и так, знаете ли, близорукость.

— Такова подлинная история пингвина Жоры, великого путешественника, — закончил Каменев свой рассказ. — К великому сожалению, вернувшись в этом году в Антарктиду, я его не нашёл. Исходил все острова, наводил справки — Жоры и след простыл. То ли он возжаждал новой славы и отправился на поиски приключений, то ли его подстерегла та самая касатка… А я хотел сообщить Жоре, что у него появился серьёзный соперник. Недавно в одном популярном журнале, который любит сообщать занимательные факты, появилась прелюбопытная заметка: полярники окольцевали на Северном полюсе пингвина Адели, выпустили его, и этот пингвин пришёл в Мирный. Когда я запросил редакцию, откуда они получили столь удивительную информацию, мне честно ответили: «Из зарубежного журнала со ссылкой на французские источники». Видимо, этот пингвин долетел на самолёте до Диксона, там сел на ледокол, добрался до Ленинграда и затем на «Оби» дошёл до Мирного — другого объяснения я не нашёл…

Мы ещё долго сидели на валуне, греясь на солнышке и беседуя на пингвиньи темы. Я обратил внимание Каменева на растрёпанного пингвина, который скандалил с двумя соплеменниками, и поинтересовался, по каким причинам эти приятели могут ссориться.

— Чаще всего любовь, — пояснил мой собеседник. — В прошлый сезон я окольцевал нескольких аделек и начал за ними следить. И что же? Через год оказалось, что один из них сменил подругу, взяв себе жену моложе и привлекательнее. Но через некоторое время законная супруга вспомнила про свои права и закатила разлучнице такой скандал, что та вынуждена была бежать, теряя на ходу предметы туалета. Не исключено, что драма, которую вы сейчас наблюдаете, — типичная семейная сцена, стороны треугольника выясняют отношения. А вообще адельки с их склочным характером набрасываются на каждого, кто подходит к их гнезду на расстояние вытянутой руки, клюют, бьют ластами пришельца и прогоняют его. Кто знает, с какими намерениями пришёл этот субъект? Может быть, рассказать свежий анекдот, а может, камешек из гнезда стащить.

У пингвинов, — продолжал Каменев, — на мой взгляд, вообще нет иерархии. Старые и более опытные адельки, правда, занимают лучшие места для гнездования, но и у них без драк не обходится. Бывает, что все соседи вовлекаются в общую свалку, и тогда начинается такой гвалт, что хоть уши затыкай. Когда самка сидит на яйце, самец уходит на припай за добычей. Возвращаясь, он иногда ошибается и подходит к чужой жене, но та обычно хранит супружескую верность и клюёт волокиту. А в это время законная повелительница, обеспокоенная происходящей сценой, криками напоминает о себе, и изобличённый изменник покорно идёт к своему гнезду, чтобы поменяться с супругой местами…

В обществе пингвинов Каменев проводит большую часть своего времени. Каждый день он ходит к островкам по припаю, а когда припай вскроется, будет добираться на лодке. Полярным летом у Мирного живут только пингвины Адели, а в марте заявятся красавцы императоры. Бойкие, юркие и любящие поскандалить адельки ростом максимум полметра — лилипуты по сравнению с величавыми и уверенными в своих силах императорами, рост которых достигает метра, а вес сорока-пятидесяти килограммов. Каменев проводит серию экспериментов, пытаясь разгадать тайну навигационных способностей пингвинов. Он убеждён, что пингвины — врождённые астрономы и ориентируются по Солнцу, но хочет доказать, что и магнитное поле Земли играет в этих таинственных способностях не последнюю роль. Пингвины — птицы, мозг у них крохотный, но где-то в этом мозгу есть клетки, деятельности которых может позавидовать изощрённый мозг человека…

Подходило обеденное время, и Гербович дал сигнал к возвращению. Кое-где трещины на льду расширились, припай «дышал» все более глубоко, и обратная дорога изрядно пощекотала мою нервную систему. Но выбрались на барьер мы благополучно, а к ночи припай взломало.

Так закончился мой первый и единственный визит на остров пингвинов.

Что происходит на припае

Море освободилось ото льда, и сразу же произошло ЧП.

Гидролог Совершаев пошёл на мыс Мабус проверить состояние барьера и вдруг услышал чей-то призыв о помощи. Туман, сильный ветер, а крик доносился со стороны моря. «Кого-то унесло», — подумал Совершаев и тут же опять услышал: «Верёвку! Верёвку! »

В десятке метров от барьера на льдинке, точнее глыбе снега размером в два квадратных метра, стоял и взывал о помощи К. из лётного отряда.

— Держись, дружок, одну минутку! — прокричал Совершаев, помчался в расположенный неподалёку гараж, поднял на ноги механиков и вместе с ними понёс к барьеру лестницу и верёвку. К. бросили верёвку, подтащили его вместе со снежным плотом к барьеру, и по спущенной лестнице потерпевший бедствие поднялся наверх.

Его спасло чудо. По приказу начальника экспедиций подходить к барьеру категорически запрещалось. Совершаев, на которого это запрещение не распространялось, оказался там случайно. Снежная глыба, вместе с которой К. свалился в море, уже пропиталась водой, вот-вот она должна была растаять. К тому же дул сильный ветер. Ещё несколько минут — и К. унесло бы в открытое море. Никого не предупредив, один, он пошёл на Мабус полюбоваться морем и чуть не расстался с жизнью.

Этот случай произвёл на всех, особенно на новичков, большое впечатление. Нельзя нарушать закон, горе тому, кто нарушит его! Все помнили, как несколько месяцев назад, упав с барьера, разбился о припайный лёд научный сотрудник из ГДР, зимовавший в Мирном. Катался на лыжах и не рассчитал скорость.

Море Дейвиса у Мирного… Свободное ото льда или покрытое льдом, оно одинаково грозно. Немало драм разыгралось здесь за пятнадцать лет.

Первым погиб на припайном льду Иван Хмара — не успел выскочить из кабины трактора, когда под ним разверзлась трещина.

За год до нашего прихода в Мирный здесь же, на этом льду, погиб механик-водитель Василий Рыскалин.

Антарктида начинается с припая. Когда в декабре к Мирному подходит корабль, море сковано льдом. Ширина ледяного поля километров двадцать-тридцать. Это и есть припай. Пришвартовавшись у его кромки, корабль разгружается, а тракторы и тягачи везут на берег многотонные сани.

Наряду с походом на станцию Восток перевозка грузов по припаю самая опасная и тяжёлая работа в Антарктиде. Я не видел её своими глазами, потому что улетел на Восток в тот день, когда мы пришли в Мирный. Но я слышал много рассказов о припае и некоторые из них хочу привести, иначе ваше представление об Антарктиде будет неполным.

Эту историю рассказал мне начальник транспортного отряда Четырнадцатой экспедиции Евгений Александрович Зимин, с которым читатель уже знаком.

— Наверное, не было за все экспедиции разгрузки тяжелее, чем в январе шестьдесят девятого года. Весь припай избороздили трещины, на каждом шагу глубокие снежницы: вверху снег, внизу вода. Уже пятнадцать дней «Обь» стояла на приколе, а мы искали и не находили трассу. Уходило золотое время, и водители нервничали: ведь после разгрузки «Оби» нам предстоял поход на Восток и возвращение с Востока в Мирный… Много дней и ночей мы вместе с гидрологом Вениамином Совершаевым поездили на вездеходе, пока не определили извилистую линию, проходящую вдоль подветренных сторон айсбергов. Немало трасс мне пришлось пройти в своей жизни, но эта была самая опасная: её пересекало восемь трещин шириной до пяти метров. В ад идти по такой трассе! Но выхода не было, вариант, как говорят, выбран оптимальный. Перебросили через каждую трещину настилы из брёвен, проинструктировали водителей, и тракторы пошли. Перед трещинами водители покидали кабины, тракторы сами преодолевали настил, и водители вновь занимали свои места.

— Адская трасса! То здесь, то там тракторы проваливались в снежницы, главная опасность которых была в том, что мы не знали толщину льда под ними. Вода и снежная каша — вот и барахтайся, пока товарищи не вытащат тебя на буксире. Бывало, и лёд под настилом начинал обламываться. В этом случае каждый водитель обязан был выполнить мой приказ: немедленно покидать трактор.

Вот так и работали. В одну ночь пять тракторов дважды садились в снежницы, до самого льда, и мы совершенно измучились, их вытаскивая. А Вася Рыскалин не уберёгся…

С ним был механик Саша Порвачевский. Когда трактор провалился, Саше удалось выскочить. Вася не успел… Если бы трактор начал проваливаться передом, то была какая-то доля секунды, чтобы сориентироваться. Но трактор ушёл в море задом, и этой самой доли секунды у Васи не оказалось. Он был опытным механиком-водителем, весёлым, жизнерадостным и очень хорошим товарищем. В третий раз он пошёл в Антарктиду и остался в ней навсегда.

Гибель Рыскалина, нашего общего друга, всех ошеломила. Был ли Вася виновен в своей гибели? И да, и нет. Да — потому что он рискнул, срезал трассу и не подождал нашего подхода. Нет — потому что всего на такой трассе предусмотреть невозможно. Каждый из нас, водителей, мог оказаться на месте Рыскалина…

Мы, Васины друзья, долго стояли над трещиной, сняв шапки. Потом, сжав зубы, продолжали работать. Чуть не проскочил на своём тракторе мимо настила Васек Соболев. Совершаев ему кричит — Васек не слышит. Тогда Вениамин кинул в него снежок, и Васек обернулся. А ещё одна-две секунды — и могла бы произойти вторая трагедия.

Да, чудовищно трудной была эта разгрузка. Под конец нам предстояла ещё одна, самая, наверное, опасная операция: нужно перегнать на берег два тягача. Каждый тягач весит двадцать четыре тонны. Выдержат ли мосты? Вырвутся ли тягачи из снежниц?

Будь ситуация иной, я оставил бы эти машины на борту «Оби». Но они были не просто нужны, они были жизненно необходимы. Без них мы не могли уйти в поход на Восток. Значит, оставшуюся без топлива станцию пришлось бы законсервировать. Нас бы могли понять, но не простить. Поэтому тягачи нужно было перегнать в Мирный. Как на фронте: взять высоту любой ценой.

Но после гибели Рыскалина я не имел морального права требовать от ребят такого риска. И я обратился к Саше Ненахову, потому что он много раз был со мной в Антарктиде. «Трещин становится все больше, — сказал я ему. — Если мы сегодня не перегоним тягачи, завтра это будет невозможно».

И Саша согласился. Я сел на первый тягач, отошёл метров на триста и разрешил Саше следовать за мной. Начали тихонько переезжать через трещины. Лёд трещал, обламывался, но мы успели благополучно проскочить через опасные зоны к Мирному, откуда на нас смотрели в бинокли. Меня потом ругали, обвиняли в излишнем риске, но не перегони мы эти два тягача, не знаю, сумели бы благополучно завершить поход на Восток. Пожалуй, даже знаю: нет, не сумели бы…

Когда мы подходили на «Визе» к Мирному, Владислав Иосифович Гербович сообщил на диспетчерском совещании, что на припае во время ледовой разведки утонул трактор. Люди, к счастью, остались живы. Их было трое: начальник транспортного отряда Пятнадцатой экспедиции Овечкин, начальник морского отряда с «Оби» Ескин и гидролог Совершаев.

Эту историю я привожу потому, что она по-своему характеризует припай. Разгрузка, о которой рассказал Зимин, проходила при отвратительной погоде на льду, находившемуся в ужасном состоянии. Ледовая разведка, проведённая Овечкиным и его товарищами, проходила при идеальной погоде на припае, который не внушал никаких мыслей о возможной опасности. И все же эта разведка едва ли не закончилась трагически. Потому что припай есть припай. Этим сказано все.

Гербович высоко ценил своего начальника транспорта, умного и широко мыслящего инженера. Превосходно развитый физически, смелый и решительный человек, Олег Самсонович Овечкин много лет работал на Севере, зимовал в Антарктиде, не раз участвовал в санно-гусеничных походах — короче, повидал и испытал почти все, чем славен ледовый континент. Но то, что случилось во время разведки, даже для него было абсолютно неожиданным.

— Мы должны были определить трассу для перевозки грузов с подходящих к Мирному кораблей, — рассказал Овечкин. — Выехали на припай на тракторе с волокушей, прихватили с собой бревна для преодоления трещин. Погода стояла превосходная, солнечная и безветренная, и мы надеялись, что произведём ледовую разведку без особых хлопот. Первые десять километров трассы Совершаев уже изучил, нам оставалось лишь бурить лёд и ставить вехи. До двадцать пятого километра встретились всего лишь две узкие трещинки, даже мост не пришлось наводить — запросто проскочили. И когда до кромки льда, куда пойдут корабли, оставалось километров шесть-семь — началось… «Хлопцы, — говорю я, — свежая трещина. Подъедем? »

Подъехали. И тут на моих глазах начал трещать и уходить лёд! Непонятно, в чём дело, погода-то тихая. А к нам подбирается вода, стоять и размышлять некогда. Повернули обратно. Дошли до двадцать пятого километра, и те трещинки, через которые мы полчаса назад шутя проскочили, уже разошлись до полуметра. Перекинули бревна, перебрались и натолкнулись на разводье метров до тридцати шириной! Откуда оно взялось? Голова кругом идёт — ничего не поймём. Шарахнулись в сторону — снова разводье! Налево — опять разводье! Весь лёд движется, обламывается на глазах — мы отрезаны!

Начали по брёвнам и доскам перескакивать со льдины на льдину. Пришлось выполнять прямо-таки цирковые трюки: Совершаев и Ескин подставляли под гусеницы доски, а я вёл трактор, держа одну ногу на весу, чтобы в любой момент успеть выскочить. В конце концов, оказались в окружении сплошь битого льда, на обломке примерно тридцать на шестьдесят метров. «Хлопцы, говорю, дело плохо, на тракторе уже не выбраться». Заглушил мотор, простились с техникой, взяли с собой доски и пошли скакать с одной льдины на другую, пока не выбрались на твёрдый припай. Поверили, что остались живы, и начали размышлять: что же произошло?

В это время припай никогда не взламывается, такого случая в летописях экспедиций не отмечалось. Если бы заштормило, не пришлось бы ломать голову в поисках причины. Но чтобы припай встал на дыбы в середине декабря в ясную и безветренную погоду… Совершаеву удалось сфотографировать удивительное явление: лёд между айсбергами вздыбился геометрически правильными волнами! Значит, здесь поорудовала неведомая нам и пожелавшая остаться неизвестной стихийная сила. Возможно, припай взломала сильная зыбь от старого циклона, либо — другая рабочая гипотеза — неподалёку в море опрокинулся гигантский айсберг, дав могучую волну. Других объяснений мы не нашли, тем более что подвижки льда быстро прекратились, и трещины в основном зарубцевались. И когда подошли корабли, мы работали на этой самой трассе без особых происшествий, если не считать одного эпизода. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю…

Заповедь пешехода: переходя через улицу, не забывай, что шофёр может быть пьян.

Заповедь водителя в Антарктиде: преодолевая самую хорошую трассу, помни, что она проходит над бездной.

Погода в тот день стояла неважная, и Гербович возражал против работы на припае. Тем не менее от «Оби» по направлению к Мирному вышли два трактора — из-за несогласованности, которая мешает делу в хозяйствах любого масштаба. На одном тракторе шли механик-водитель Виктор Медведев и гидролог Альберт Романов, оба молодые и неопытные, зато другой трактор вёл опытнейший Борис Рябчиков.

Прошло два часа, тракторы должны были уже прийти в Мирный, а о них ни слуху, ни духу. Обеспокоенные Гербович и Овечкин на вездеходе выехали им навстречу и на середине трассы, вернее в стороне от неё, увидели… сани без трактора. Остановили вездеход, подбежали — да, на самом краю разводья стоят сани, а в свинцовой воде плавает сиденье. Первая и страшная мысль: один трактор провалился. А люди? От разводья идут следы: один… два… третьего нет. Но ведь людей-то на тракторах было трое! Обуреваемые самыми тяжёлыми предчувствиями, Гербович и Овечкин на максимально возможной скорости рванули в Мирный и… увидели живых и здоровых Медведева, Романова и Рябчикова.

А произошло вот что.

Рябчиков уже не раз проходил эту трассу и знал её наизусть. Одно лишь его присутствие на ней должно было бы стать, казалось, гарантией удачного перехода. Но вместо того чтобы поставить ветерана впереди, его сделали ведомым. С опытнейшего водителя тем самым была снята и переложена на плечи Медведева и Романова ответственность за выбор направления. Если бы не метель, эта ошибка, возможно, не отомстила бы за себя: трасса была хорошо размечена. Но метель спутала все карты и усугубила ошибку. Идущие впереди Медведев и Романов сбились с новой трассы на старую, а Рябчиков хотя и удивился такому манёвру, но пошёл за ними, совершенно справедливо думая про себя: «Ведь там гидролог, ему виднее».

Итак, тракторы отклонились в сторону. В Антарктиде бывает, что в пасмурную погоду исчезают тени, пространство превращается в однообразную пустыню, и невозможно определить расстояние до предмета, небольшой камушек может показаться холмом. Наверное, кому-либо из ребят нужно было на всякий случай сойти на лёд и проверить вехи; кажется, они так и собирались сделать, но не успели: трактор провалился. Очень удачно, если можно употребить это слово: передний бампер упёрся в кромку льда, а сзади, где расположен центр тяжести трактора, его попридержали сани. Альберт Романов мгновенно соскочил на лёд, а Медведев остался на месте.

— Наверное, снежница, — предположил он и начал газовать.

— Какая там снежница! — ахнул Романов. — Прыгай! Кругом вода!

Промедли Медведев последовать этому совету, и вряд ли что-либо спасло бы его от гибели. К счастью, он без лишних размышлений покинул трактор, который в ту же секунду стремительно ушёл в море. Под давлением смёрзшегося снега выдавило палец из прицепного устройства, сани отцепились, но остались на льду.

— Романов, — рассказал мне потом его коллега океанолог Дима Шахвердов, — в этот день был именинником. После того как мы поздравили его со вторым рождением, он поведал нам занятную историю. Оказывается, несколько месяцев назад он докладывал на секции свою диссертацию о проходимости судна в условиях Антарктиды. В этой работе он использовал материалы всех предыдущих походов «Оби», рассчитал массу формул и дал свои рекомендации. Его, как положено, засыпали вопросами, среди которых был такой: «А какова проходимость санно-гусеничных поездов по припайному льду? »

Диссертант ответил, что это не совсем его тема, но он надеется в конце года разобраться в ней непосредственно на месте.

Разобрался, да ещё как!

На этом злоключения Романова не кончились. Он ещё дважды проваливался под лёд на припае, но не на тракторе, а собственной персоной.

— Богатый собрал материал! — смеялись товарищи. — На докторскую!

Все хорошо, что хорошо кончается.

Не только в Мирном — на Молодёжной и на других станциях припайный лёд не менее коварен, море и там безмолвный свидетель драм, происшедших во время разгрузки кораблей…

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: