Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Глава 15. КАРДИНАЛ ДЕ РОАН
На следующий день Жанна снова принялась наряжать свою квартиру и наряжать самое себя. И вот пробило семь часов; огонь в гостиной ярко горел, когда по улице Сен-Клод проехала карета. Жанна еще не успела в раздражении броситься к окнам. Из кареты вышел человек в плотном рединготе. Вскоре зазвенел звонок, и сердце г-жи де ла Мотт забилось так сильно, что она его едва расслышала. Через несколько секунд госпожа Клотильда доложила графине: — Тот человек, что написал позавчера. — Впусти его, — отвечала Жанна. Легкие шаги, скрипящие ботинки, красивый человек в шелку и бархате, высоко держащий голову и кажущийся великаном в десять локтей роста в этой маленькой квартирке, — вот что услышала и увидела Жанна, вставая навстречу гостю. Она была неприятно поражена «инкогнито», которое сохраняла «эта особа». И она решила взять верх, как женщина, которая все обдумала. — С кем имею честь разговаривать? — спросила она, делая реверанс, но реверанс покровительницы, а не покровительствуемой. — Я — кардинал де Роан, — ответил вошедший. На это г-жа де ла Мотт, притворившись, что краснеет и растворяется в смирении, ответила таким реверансом, какие делают королям. Она выдвинула кресло и, вместо того чтобы сесть на стул, как повелевал этикет, поместилась в большом кресле. Кардинал, видя, что здесь каждый волен располагаться со всеми удобствами, положил шляпу на стол и, пристально вглядываясь в лицо Жанны, которая глядела на него, начал: — Вы в самом деле, мадмуазель… — Сударыня, — перебила Жанна. — Простите… Я запамятовал… Вы в самом деле, сударыня… — Мой муж — граф де ла Мотт, ваше высокопреосвященство. — А вы, сударыня, — продолжал кардинал, — урожденная Валу а? — Да, ваше высокопреосвященство, Валуа. — Сударыня! Расскажите мне, пожалуйста, эту историю. Вы меня заинтересовали: я люблю геральдику. Жанна просто и небрежно рассказала о том, что уже известно читателю. Кардинал слушал и смотрел. Он даже не потрудился скрыть свое впечатление. Да и зачем? Он не верил ни в достоинство, ни в происхождение Жанны; он видел, что она хороша собой и бедна; он смотрел на нее — этого было довольно. Жанна, замечавшая все, догадалась, что ее будущий покровитель составил себе неблагоприятное представление о ней. — Значит, — беззаботно произнес де Роан, — вы в самом деле несчастны? — Я не жалуюсь, ваше высокопреосвященство. — Да, мне преувеличили затруднения, которые вы испытываете. Он огляделся вокруг. — Квартира удобная, хорошо меблированная. — Для гризетки — безусловно, — отвечала Жанна, горя от нетерпения вступить в бой, — я с вами согласна, ваше высокопреосвященство. Лицо кардинала выразило изумление. — Как? — воскликнул он. — Вы называете эту обстановку — обстановкой гризетки? — Полагаю, ваше высокопреосвященство, что вы не могли бы назвать ее обстановкой принцессы, — отвечала она. — А вы — принцесса, — отвечал он с той неприметной иронией, которую только изысканные умы или люди знатного рода умеют подмешивать в свою речь так, чтобы не превратиться при этом в наглецов. — Я — урожденная Валуа, ваше высокопреосвященство, так же как вы родились Роаном. Вот все, что мне известно, — отвечала Жанна. Эти слова были произнесены так отчетливо и с таким величием — величием непокоренного несчастья, величием женщины, чувствующей свою обездоленность, они были сказаны так мягко и в то же время с таким достоинством, что принц не был уязвлен, а человек в нем был растроган. — Вы живете одна, сударыня? — спросил он. — Совершенно одна, ваше высокопреосвященство. — Для такой молодой и красивой женщины это прекрасно! — Это вполне естественно, ваше высокопреосвященство, для женщины того общества, в какое ее загнала нищета. Кардинал подвинул кресло, как бы для того, чтобы придвинуть ноги к огню. — Сударыня! — сказал он. — Я хочу знать, чем я могу быть вам полезен. — Ничем, ваше высокопреосвященство. — Я надеюсь, вы еще не исчерпали все свои средства, сударыня? Жанна промолчала. — Может быть, у вас есть где-нибудь земля, пусть и заложенная, какие-нибудь фамильные драгоценности, например, вот эта? Он указал на коробочку, которой играли белые, тонкие пальцы молодой женщины. — Эта? — переспросила она. — Оригинальная коробочка! Вы позволите? Он взял коробочку. — Вам известен оригинал этого портрета? — спросила Жанна. — Это портрет Марии-Терезии. — Марии-Терезии? — Да, императрицы Австрийской. — В самом деле? — вскричала Жанна. — Вы уверены, ваше высокопреосвященство? Кардинал снова принялся разглядывать коробочку. — Откуда она у вас? — спросил он. — От одной дамы, которая приезжала ко мне позавчера. Кардинал посмотрел на коробочку с особым вниманием. — Я ошибаюсь, ваше высокопреосвященство, — продолжала графиня, — у меня были две дамы. — И одна из них вручила вам эту коробочку? — с недоверием спросил он. — Она забыла ее у меня. Кардинал погрузился в глубокую задумчивость. Заинтригованная графиня де Валуа решила, что ей необходимо быть начеку. Кардинал поднял голову и внимательно посмотрел на графиню. — А как зовут эту даму? — Если бы я знала даму, которая оставила здесь эту бонбоньерку… — Так что же? — Я уже отослала бы ее владелице. Она, конечно, дорожит ею, а я не хотела бы отплатить сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение. — Стало быть, вы ее не знаете?.. — Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля… — Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества? — Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров. — Сто луидоров! — с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил: — Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы-благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня? — Это трудно, ваше высокопреосвященство, — отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника. — Как трудно? Ведь она же была здесь? — Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство? — Откуда же я могу ее знать, графиня? — живо спросил прелат. Он умолк. Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, — как могли они очутиться в руках нищенки Жанны? Неужели в это бедное жилище действительно приезжала сама королева? А если и приезжала, осталась ли она для Жанны незнакомкой? Или по какой-то причине она скрывает оказанную ей честь? Прелат задумался. Молчание становилось тягостным для обоих, и кардинал нарушил его вопросом: — А даму, сопровождавшую вашу благодетельницу, вы разглядели? Можете вы сказать мне, какова она на вид? — О, ее-то я хорошо видела! — отвечала графиня. — Она высокая, красивая, у нее решительное выражение лица, восхитительный цвет лица, округлые формы. — А другая дама не называла ее? — Да, один раз назвала, но только по имени. — Как же ее зовут? — Андре. — Андре! — воскликнул кардинал. Он вздрогнул. Это движение, как и другие его движения, не ускользнуло от графини де ла Мотт. Теперь кардинал знал, как к этому отнестись: имя Андре разрешило все его сомнения. В самом деле, за два дня до этой встречи было уже известно, что королева ездила в Париж вместе с мадмуазель де Таверне. История об опоздании, о запертых дверях, о ссоре между королем и королевой обежала весь Версаль. Кардинал вздохнул свободно. На улице Сен-Клод не было ни ловушки, ни заговора. Графиня де ла Мотт показалась ему прекрасной и чистой, как ангел целомудрия. Однако надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц был Дипломатом. — Графиня! — заговорил он. — Должен признаться, что больше всего меня удивляет одно обстоятельство. — Какое, ваше высокопреосвященство? — То, что ни вашего имени, ни ваших титулов вы не сообщили королю. — Ваше высокопреосвященство! Я послала королю двадцать ходатайств, двадцать прошений. Все было напрасно. — По правде говоря, это странно! — произнес кардинал. Вдруг он заговорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову: — Боже мой! — воскликнул он. — Мы забываем… — Что именно? — Да о той особе, к которой вы должны были обратиться в первую очередь! — К кому же я должна была обратиться? — К раздатчице милостей, к той, которая никогда не отказывает в помощи тем, кто ее заслуживает, — к королеве. — К королеве? — Да, к королеве. Вы ее видели? — Никогда в жизни, — с предельным простодушием отвечала Жанна. — Как? Вы никогда не посылали прошений королеве? — Никогда. — И не пытались получить у ее величества аудиенцию? — Пыталась, но нимало в этом не преуспела. — Даю слово дворянина, — громко заявил кардинал, — я восхищен тем, что слышу от просительницы, от женщины самого высокого происхождения, что она никогда не видела ни короля, ни королеву! — Если не считать портретов, — с улыбкой заметила Жанна. — Так вот, — воскликнул кардинал, на сей раз убежденный как в неведении, так и в искренности графини, — если понадобится, я сам отвезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы там перед вами открылись все двери! — О, как вы добры, ваше высокопреосвященство! — вне себя от радости воскликнула графиня. Кардинал подошел к ней. — Не может быть, чтобы в скором времени вами не заинтересовались все, — сказал он. — Увы! — с обворожительным вздохом произнесла Жанна. — Вы действительно так думаете, ваше высокопреосвященство? — О, я в этом уверен! — А я думаю, что вы мне льстите, ваше высокопреосвященство. Жанна пристально посмотрела на кардинала. Де Роан, который знал женщин, должен был в глубине души признаться, что он редко видел столь обольстительных. — Честное слово, — сказал он себе с постоянной задней мыслью придворного, готовившегося к дипломатическому поприщу, — честное слово, было бы слишком большой удачей, если бы я нашел одновременно и порядочную женщину, у которой внешность проныры, и всемогущую покровительницу, находящуюся в такой нищете. — Ваше высокопреосвященство! — сказала Жанна. — Такие люди, как вы, нарушают правила вежливости только с женщинами двух сортов. — Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Он взял ее за руку. — Да, только с женщинами двух сортов, — повторила графиня. — С какими же? — Или с женщинами, которых они чересчур горячо любят, или с женщинами, которых недостаточно глубоко уважают. — Графиня, графиня, вы заставляете меня краснеть! Неужели я с вами невежлив? — Конечно! — Но ведь это было бы ужасно! — Тем не менее это так, ваше высокопреосвященство. Если вы не можете горячо любить меня, то, по крайней мере, до последней минуты я не давала вам права слишком мало меня уважать. Кардинал держал Жанну за руку. — Ах, графиня, по правде сказать, вы говорите со мной так, словно вы на меня сердитесь! — Нет, ваше высокопреосвященство, вы еще не заслужили моего гнева. — Я никогда не заслужу его, сударыня, начиная с сегодняшнего дня, когда я имел удовольствие видеть вас и познакомиться с вами! «Ах, мое зеркало, мое зеркало!» — подумала Жанна. — И начиная с сегодняшнего же дня, — продолжал де Роан, — вы всегда будете пользоваться моим вниманием. — Ваше высокопреосвященство! — произнесла Жанна, не высвобождая своей руки. — Довольно об этом! — Что вы хотите сказать? — Не говорите мне о своем покровительстве. — Да не допустит Господь, чтобы я произнес слово «покровительство»! Сударыня! Я унизил бы этим не вас, а себя. — Ваше высокопреосвященство! Давайте условимся о том, что будет мне крайне лестно… — Если так, сударыня, давайте условимся. — Давайте условимся, ваше высокопреосвященство, что вы нанесли госпоже де ла Мотт-Валуа визит вежливости. И ничего больше! — Но и не меньше, — возразил любезный кардинал. Поднеся пальчики Жанны к губам, он запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня отняла руку. — О, это простая учтивость! — с чувством удовлетворения и с величайшей серьезностью промолвил кардинал. Жанна протянула ему руку, и на сей раз прелат поцеловал ее в высшей степени почтительно. — Если я буду знать, — продолжала графиня, — что, при всей моей незначительности, я занимаю часть столь возвышенных и столь многим занятых мыслей такого человека, как вы, это, клянусь вам, утешит меня на целый год. — Год? Это слишком мало! Будем надеяться на большее, графиня. — Что ж! Я не скажу «нет», ваше высокопреосвященство, — с улыбкой сказала она. — Вот мы и стали друзьями, сударыня. Это решено и подписано, не так ли? — Я очень бы этого хотела. Но можете ли вы помешать злым языкам? — спросила она. — Вы прекрасно знаете, что это совершенно невозможно. — Да, — произнес он. — Как же быть? — Ну, это проще простого: заслужил я это или нет, но парижский народ меня знает. — О, конечно, заслужили, ваше высокопреосвященство! — Но вас он не имеет счастья знать. — Мы говорим не по существу. — А что, если вы выйдете от меня вместо того, чтобы я вышел от вас? — Чтобы я вошла в ваш дворец, ваше высокопреосвященство? — Но ведь вы же придете к священнику! — Священник — не мужчина, ваше высокопреосвященство! — Вы очаровательны! Что ж, речь ведь идет не о моем дворце — у меня есть дом. — То есть домик, говоря напрямик! — Нет, нет, дом для вас! — Ах, дом для меня! — произнесла графиня. — Где же это? Я понятия не имела об этом доме. Кардинал снова было сел, но тут он поднялся. — Завтра в десять утра вы получите адрес. Графиня покраснела, кардинал учтиво взял ее за руку. И на сей раз поцелуй был одновременно и почтительным, и нежным, и дерзким. Они раскланялись с тем остатком улыбающейся церемонности, который указывает на близость в недалеком будущем. — Посветите его высокопреосвященству! — крикнула графиня. Появилась старуха и осветила кардиналу дорогу. Прелат вышел. «Так, так! — подумала Жанна. — Сдается мне, что это большой шаг в свет». «Ну, ну, — поднимаясь в карету, подумал кардинал, Я разом убью двух зайцев. Эта женщина слишком умна, чтобы не завладеть королевой так же, как завладела она мной»! |
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-10; Просмотров: 335; Нарушение авторского права страницы