Игра в четырех актах на темы А. С. Пушкина и П. И. Чайковского

Вадим Леванов

 

 

РОМАН с онегиным

 

 

Игра в четырех актах на темы А. С. Пушкина и П. И. Чайковского

 

 

Необходимое предуведомление

 

Думается, не будет спорным утверждение, что русская литература, того периода, который принято называть “Золотым веком”, представляет собою нескончаемый роман, произошедший между оной литературой и “Евгением Онегиным”. Тому тьма примеров, приводить которые излишне за их явною очевидностью.

Но, как сие не странно, кроме текста либретто к опере Петра Ильича Чайковского, увы, не существует никакого другого литературного источника, годного для представления этого великого произведения на театре. Оперное же либретто по известным причинам для драматического театра не годится.

Дабы устранить это обидное для драматического театра недоразумение и, увидеть “Евгения Онегина” на сцене театра драматического, а не одного только оперного – и предпринята эта, может быть, дерзкая попытка “изложить” великолепные пушкинские строфы “презренной” прозой.

Об удачах и недостатках сего опыта судить не нам. Надобно сказать только, что означенное драматическое произведение, названное “Роман с Онегиным” не есть просто инсценизация романа “Евгений Онегин” (потому что подобная “инсценизация”, думается, попросту невозможна), но, скорее – игра на темы Александра Сергеевича Пушкина и Петра Ильича Чайковского. Игре же позволительны некоторые “вольности”.

Необходимо сказать еще, что поскольку “Евгений Онегин” суть квинтэссенция русского романа ХIХ века, и из него именно, как известно, произрастает могучее древо русского романа, в этом тексте отыщутся фрагменты, мозаичные вкрапления из произведений других классиков русской литературы, чьи произведения каким-то, порой весьма причудливым образом, соотносятся с романом А. С. пушкина*.

Идея создания драматического произведения на темы романа “Евгений Онегин” и одноименной оперы, принадлежит Виктору Алексеевичу Курочкину – главному режиссеру театра драмы имени А. Н. Толстого города Сызрани, чьим талантом и была вдохновлена эта работа.

 

Действующие лица в порядке появления:

 

Татьяна Ларина, старшая дочь г-жи Лариной. В четвертом акте жена князя Гремина (сопрано)

m-r TRIQUET, француз, гувернер в семействе Харликовых (тенор)

г-н ФЛЯНОВ, помещик, сосед Лариных, Онегина, Ленского (бас)

г-н ПЕТУШКОВ, сесед Ленского, Лариных (фальцет)

Евгений ОНЕГИН, помещик, 26 лет (баритон)

m-r Guillot, француз, камердинер Евгения Онегина (тенор)

ВЛАДИМИР Ленский, помещик, 18 лет (тенор)

ФИЛИППЬЕВНА, няня (меццо-сопрано)

князь Гремин, государственный муж и муж Татьяны (бас)

РОТНЫЙ, гусар, гость на именинах Татьяны (бас)

ЗАРЕЦКИЙ, помещик, секундант Ленского, в прошлом дуэлист, бонмотист, жуир, бонвиван и т. д. (бас)

г-н К**, светский молодой человек, всеобщий петербургский знакомец (тенор)

г-н ПУШКИН, сочинитель и камер-юнкер (тенор)

г-жа Ларина, помещица (меццо-сопрано)

г-н ПУСТЯКОВ, помещик, сосед Лариных

ОЛЬГА, младшая дочь г-жи Лариной, сестра Татьяны (контральто)

Дворецкий в поместье Лариных (бас)

г-н Буянов, помещик, чей-то сосед, гость на именинах Татьяны (бас)

г-н Харликов, помещик, гость на именинах Татьяны (фальцет)

г-жа Харликова, его жена (сопрано)

г-н ЧАЙКОВСКИЙ, композитор

У**, кавалергард (баритон)

г-н ПРОЛАСОВ, помещик, старый приятель покойного мужа г-жи Лариной (тенор)

СУФЛЕР

Персонажи ИНТНРМЕДИЙ: Спиритисты, Девочка, Петрушевский

РЯЖЕНЫЕ: Пугачев, Лжедмитрий, Годунов, Графиня, Скупой рыцарь, Дон Гуан, Статуя Командора, Сальери, Ибрагим Ганибал

Ме-манс:

Актеры и Зрители в театре,

Медведь из сна Татьяны,

Помещики, помещицы, барышни, офицеры, другие гости на именинах Татьяны,

Государь Император, Царица, Маски на маскераде у князя Гремина

Слуги, крестьяне

 

Действие происходит в России в первой трети XIX века.

Между третьим и четвертым актами проходит два года.

 

ИНТРОДУКЦИЯ

m-r TRIQUET. Pétri de vanité il avat encore plus de cette espece d'orgueil qui faut avouere avec la même indifférence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d'un sentiment de supériorité, peut-être imaginaire*.

СУФЛЕР. Проникнутый тщеславием, он обладал, сверх того, еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, – следствие чувства превосходства, быть может, мнимого.

г-н ФЛЯНОВ (хихикает). Tout le mode sut qu'il mettait du blanc!

СУФЛЕР. Все знали, что он употребляет белила! (хихикает.)

г-н ПЕТУШКОВ. Et moi, qui'n en croyais, je commencai de le croire.

СУФЛЕР. И я, совершенно в это не веривший, затем стал склоняться к тому же мнению.

m-r TRIQUET. Je jugeai qu'un homme qui passe deux heures tous les matins à brosser ses ongles, peut bien passer queques instants…

СУФЛЕР. Я решил, что тот, кто тратит два часа каждое утро на уход за ногтями, может потратить несколько минут…

г-н ФЛЯНОВ. Tout le mode! (хихикает.)

СУФЛЕР. Все знали!

m-r TRIQUET. homme sans moour et sans religion.

СУФЛЕР. Человек, у которого нет никаких нравственных правил и ничего святого.

 

 

Акт первый

 

***

НЯНЯ. А? Что, Таня?

ТАНЯ. Отчего так душно? (Помолчав.) Мне не спится. Отвори окно!

 

Няня открывает окно.

 

ТАНЯ. Иди сюда, сядь ко мне!

 

Няня подходит, садится.

 

ТАНЯ. Мне так скучно! Поговори со мной.

НЯНЯ. Что тебе сказать, деточка? Сказку? Как маленькой…

ТАНЯ. Я люблю твои сказки слушать, няня…

НЯНЯ. Да я уж все перезабывать стала… Тёмно… Что знала, то забыла… А много я знала небылиц всяких. И про злых духов и про девиц… Да, пришла худая череда… Зашибло…

ТАНЯ. Вспомни что-нибудь!

НЯНЯ. Ну, слушай, коли хочешь… А так было: три дни купецкая дочь Наташа пропадала, на третью ночь, вбегает она на двор без памяти, отец и мать – к ней, спрашивают, а она чуть жива, родители потужили, да отступились, тайны не дознались. Наташа в скором времени как была стала: весела, румяна, пошла обратно за воротами сидеть с подружками. И раз сидела она так, да вдруг – лихая тройка скачет, молодец – правит. Наташа его увидала, помертвела, да бегом домой кричит: “Он! Он! Узнала! Спасите!” Отец говорит: ежели кто тебя обидел, укажи только след! А та опять плакать и молчит. А наутро, стало быть, сваха к ним на двор. И, как водится, – у вас товар, у нас – купец, да богатый, да пригожий, нахваливает, значит, жениха. И шелка, и жемчуга, и перстни золотые, и платья парчовые – все, мол, невесте подарит. Не век девицей вековать, пора гнездо вить, детушек покоить. “Ступай, коли так, под венец”, – отец Наташе говорит. А Наташа, бедная – рыдать, потом, вдруг, хохочет. Ей воды, поить, опомнилась, и говорит: послушная я батюшкиной воле, зовите жениха. Ну, устроилась свадьба, пир горой, все гости пьяны… А жених и спрашивает: что это невеста моя не пьет, не ест, все тужит? Невеста ему в ответ: сон недобрый меня крушит. Что за сон? Снилось мне, говорит, зашла в дремучий лес, заплуталась, страшно, темно, вдруг – избушка. Я вошла, свеча горит, кругом злато, серебро, камча, ковры – сильно богато. Ей сказывают: чем же этот сон худой? Знать – к богатству! А она дальше рассказывает: вдруг слышу конский топ, и всходят двенадцать молодцев, а с ними красавица-девица, взошли, лба не перекрестили, и давай – гулять, песни шум, звон. Ей опять: да чем сон худ? К – веселью! А она дальше: идет похмелье веселое, одна девица горюет. Тут, значит, старший брат взял ножик, точит, да присвистывает, да глядит на девицу, да вдруг за косу ее хвать – и загубил злодей! Тут жених говорит: это небылица! Не тужи, невестушка, не лих твой сон. А она ему: а вот с чьей руки колечко это? Кольцо покатилось со звоном, жених бледный, дрожит, гости оторопели все, потом закричали: держи, вязать злодея! И схватили…

 

Таня давно спит. Няня тушит свечу.

 

Сон татьяны

Татьяна спит.

Идет снег. Светит луна. печальная мгла окружает Татьяну, танцующую со свечой * . Танец ее таков: будто идет она по снеговой поляне, через сугробы. Перед ней мосток – в две жердочки – через ручей, который, как ни странно, не скован льдом. Она останавливается в нерешительности. Снег осыпает ее.

(Музыка из “Лебединого Озера” П. И. Чайковского.)

Татьяна спит.

 

***

Занавес открывается. на сцене – первый ряд партера зрительного зала, полный dendy во фраках с лорнетами и прелестных дам в глубоко декольтированных вечерних туалетах.

Все они встают, аплодируют. Выкрики:

– Браво, Семенова!

– Бис!

– Браво!

– Просим!

В партере появляется Онегин. Он раскланивается, ему отвечают. Онегин подходит к г-ну К**.

 

К** (Онегину). Откуда ты?

ОНЕГИН. От Семеновой.

К**. Как ты счастлив! Не правда ли сегодня она charmante!

СУФЛЕР. Прелесть.

ОНЕГИН. Пожалуй.

К**. Adorable, divin, délicieux!

СУФЛЕР. Восхитительно, божественно, чудесно!

ОНЕГИН. Да, она – revissante.

СУФЛЕР. Обворожительна.

К**. Такие глаза! Такая ножка!.. Одним словом – талант! Талант необыкновенный!.. Я смотрю и у тебя – эта штука! (Указывает на лорнет в руках Онегина.) Как быстро распространяется просвещение! Не успели изобретательные англичане выдумать этот двойной лорнет, как у нас все тут же явились с ними на пальцах! Я, признаюсь, считаю, что это изобретенье весьма полезно, а особливо в театре, гораздо удобнее обыкновенных зрительских трубок! Ты не находишь?

 

Подходит еще один молодой человек.

 

К** (молодому человеку). А! И ты здесь?! Как тебе Семенова? Ah! quel pied, mon cher, qeel regard! Une deesse!!

СУФЛЕР. Какая ножка, любезный друг, какой взгляд. Богиня.

К**. А? (Онегину.) a propos!

СУФЛЕР. «Propos». Кстати. Латынь.

К**. Вы не знакомы? Позволь тебе представить: Пушкин! Славный мой приятель! И, кстати, сочинитель! Да, печатает в альманаках забавные вирши, коих сам я прочесть не имел времени, но все, все кругом хвалят и очень! (Пушкину.) А тебе позволь отрекомендовать – Онегин! L'homme à l'sprit profond…

СУФЛЕР. Человек глубокого ума.

К** …философ, эконом, он, знаешь ли, штудирует Адама Смита! но педант, педант! (Онегину.) Что, ты не возражаешь? То-то, брат! Я прав!

 

Представленные друг другу раскланиваются.

 

ОНЕГИН. Очень рад.

ПУШКИН. Очень рад.

К**. Неужели вы не встречались?! Это, даже странно! Ведь у нас все друг друга знают, все состоят в родстве…

ПУШКИН (перебивает). Или того хуже! Да, иногда даже не знаешь, куда деваться от знакомых рож. Потому вдвойне приятнее встретить лицо совсем незнакомое.

К**. А не шепнешь ли ты нам на ушко какую-нибудь новую свою эпиграммку?

ПУШКИН. Изволь, есть давняя, но ее ты еще не слыхивал?

К**. Про кого?

ПУШКИН. Про Орлова. (Онегину.) Вы не против?

ОНЕГИН. Нисколько.

Конец первого акта

 

ИНТЕРМЕДИЯ

 

За столом, на котором горит одна свеча, сидят, взявшись за руки, насколько темных фигур.

ГОЛОС ОДНОЙ ИЗ ФИГУР. (негромко, внушительно, протяжно, с паузами). Дух Александра Пушкина! Явись нам!

ОСТАЛЬНЫЕ (вместе шепотом). Явись!

В необыкновенной тишине вдруг возникает сперва какой-то шорох, потом скрип и, наконец, звук лопнувшей струны.

 

 

АКТ второй

 

СОН ТАТЬЯНЫ (Продолжение)

Татьяна у ручья, заступает осторожно на ветхий мосток, но всякий раз отступает. Вдруг в сугроб шевелится и перед нею является Медведь – в лакейской ливрее, в шапке с кокардою.

Татьяна (испуганно). Ах!

Медведь ревет, простирает к ней лапы со страшными бутафорскими когтями. Танцуют. Медведь подает ей лапу и, решившись, она опирается, перепрыгивает чрез ручей, бежит, увязая в глубоком хрустком снегу. медведь за ней…

Музыка.

 

***

Письмо Татьяны к Онегину

ТАНЯ. Je vous écris. Que pourrai-je vous dire encore? Et je sais que vous pourriez mépriser, mais vous serez bon pour moi et vous aurez de la pitié pour mon destin malheureux. D’abord je voulais me taire. Croyez-vous ne sauriez pas mes penseés blamables si j’espérais vous voir parfois dans notre village, entendre votre parole, vous parler et puis penser, panser à cette rencontre nuit et jour avant le nouveau rendez-vous. Mais on dit que vous évitez les gens. Dans le village vous vous ennuyez et nous nous n’avons rien de remarquable quoique nous sommes ravis sincérement de vous voir. Pourquoi vous êtes venu chez nous? Dans notre village perdu je ne vous aurais jamais connu, je n’aurais jamais connu cette souffrance amère. J’aurais dominé cette agitation du cœur ignorant, qui sait? J’aurais pu trouver un ami à mon gré, je serais devenue une compagne fidéle, une màre dévouée. Un autre… Oh non, je n’aurais donné mon amour à personne d’autre. C’est la volonté des cieux je suis à toi. Toute ma vie me préparait à te rencontrer un jour. Je suis certain Dieu nous a fait rencontrer. Tu vas rester mon ange-gardien jusqu’à la mort. Tu m’apparaissait dans mes rêves. Je ne t’ai pas encore vu, mais je t’aimais. Ton regard me faisait languir, il y a longtemps ta voix se faisait entendre dans mon cœure. Mais non, ce n’était pas un rêves. Tu es entré à peine que je t’ai reconnu. Je me suis sentie toute faible. Toute émue et je me suis dit: Le voila. Et en effect je t’ai entendu me parler sans voix quand j’allais assister les pauvres ou priais le Dieux d’apaiser mon âme boulevercée. Et à ce moment est-ce toi, mon ami gentil, qui est passé dans le silence transparent en s’approchant de mon chevet, est-ce toi qui m’as inspiré l’espoir avec tes mots d’amour et de joie? Qui es-tu? Mon ange-gardien ou un séducteur perfide? Mets fin à mes doutes. Ce serait un rien, une erreur d’un cœure ignorant et j’ai un autre destin à vivre, mais soit, je te confie ma vie. Je pleure auprès de toi, j’implore ton soutien. Imagine-toi, j’y suis toute seule. Personne ne me comprend, mon esprit faiblit et je dois périr en gardant le silence. Je t’attends, anime pour ton regard les espoirs le mon cœur ou réveille-moi de mes rêves, hélas par un reproche mérité je finis ma lettre. J’ai peur de la relire, je suis pleine de craindre et de honte, mais je me confie à votre honneur. (Запечатывает письмо в конверт, облизав розовую облатку, и, растопив сургуч, капает на конверт, склоняет голову на стол, и – засыпает.)

 

СОН ТАТЬЯНЫ (Продолжение)

Татьяна вязнет в снегу, падает, Медведь подхватывает ее, кружится с нею, несет ее к избушке в которой светится, словно глаз низкое окошко и откуда раздается какофония звуков: крики, шум, какая-то невообразимая пугающая музыка.

Медведь (отворяя дверь). Здесь мой кум! Погрейся у него немножко!

Медведь исчезает, и Татьяна остается одна на пороге.

 

***

Таня спит, уронив голову на стол. Утро.

Входит няня, несет чашки с дымящимся чаем на подносе.

 

НЯНЯ. Пора! Дитя мое, вставай! Да ты, готова, моя пташка ты ранняя! Вечор уж как я боялась, все Матушку Владычицу Царицу Небесную так молила… Да, слава Богу, ты здорова! и следу нет тоски ночной, как маков цвет лицо…

ТАНЯ. Ах, няня, сделай одолженье…

НЯНЯ. Изволь, прикажи, родная.

ТАНЯ. Но… ах! не откажи… но видишь… подозренье… право… Не думай…

НЯНЯ. Мой дружочек, вот тебе Бог порука.

ТАНЯ. Пошли внука… тихонько… с этой запиской к О**… к тому… к соседу… да внуку, смотри, велеть, чтоб ни слова он не говорил, чтоб меня не называл…

НЯНЯ. Кому же, милая ты моя? Я бестолкова нынче стала. Соседей кругом много. куда мне всех их перечесть…

ТАНЯ. Как ты, няня, недогадлива!

НЯНЯ. Уж я стара, сердечный друг… Стара, разум тупеет, а то бывало, я востра… бывало барской воли слово…

ТАНЯ. Ах! До того ли, няня! Что нужды мне в уме твоем? Дело о письме, ты видишь?.. К О… Онегину…

НЯНЯ. Ну, дело, дело, ты, душа моя, не гневайся, ты знаешь, непонятна я… Да что ж ты побледнела снова?!

ТАНЯ. Так, право, ничего, няня… Пошли же внука своего!

 

Идет в комнаты и, замешкав у дверей, слышит там разговор соседей-помещиков. Останавливается, прислушивается.

 

ФЛЯНОВ. Слыхали вы? У лариных уже совсем свадьба слажена.

ПУСТЯКОВ. Эко диво! Давно решено!

ПЕТУШКОВ. А вот и нет, господа, доложу вам, что все остановлено!

ФЛЯНОВ. Как так – остановлено? Почем вы-то знаете?

ПЕТУШКОВ. А так вот-с! Я-с, имею точные на сей счет сведения-с!

ПУСТЯКОВ. Отчего же это, позвольте узнать, остановлено?

ПЕТУШКОВ. А затем, сударь мой, что модных колец не достали! А без них никак нельзя-с! И все отложено на неопределенные времена!

ФЛЯНОВ. Э! Да полноте! Я и с Ленским говорил третьего дня, он мне сказывал…

ПЕТУШКОВ. Позвольте! Я не то вовсе вам сказал…

ПУСТЯКОВ. Да как же? А что ж тогда? Как вас понимать?

ПЕТУШКОВ. Я о свадьбе…

ФЛЯНОВ. Что уж вы совсем заврались! Я об том же толкую!

ПЕТУШКОВ (горячится). Да, я-то, не об той свадьбе, о которой вы!

ПУСТЯКОВ. О которой же, помилуйте!

ПЕТУШКОВ. Я вам тут не об Ленском говорю! А вы и выслушать не хотите!..

ФЛЯНОВ. Тогда о ком? О какой еще свадьбе?

ПЕТУШКОВ. Вот не знаете, так и помалкивайте! А я вам говорю об Онегине и старшей Лариной.

ПУСТЯКОВ. Татьяне?

ПЕТУШКОВ. Да-с!

ФЛЯНОВ. Вон как?!

ПЕТУШКОВ. Да-с! Вы не слыхивали, а я наверное знаю, что все уже было слажено, а теперь – остановлено, затем, что не достали модных колец!

 

В окна сада ветерок приносит песню, что поют дворовые девушки, собирающие ягоду.

Песня девушек

Девушки, красавицы,

Душеньки, подруженьки,

Разыграйтесь девицы,

Разгуляйтесь милые!

Затяните песенку,

Песенку заветную,

Заманите молодца

К хороводу нашему.

Как заманим молодца,

Как завидим издали,

Разбежимтесь милые,

Закидаем вишеньем,

Вишеньем, малиною,

Красною смородиной.

Не ходи подслушивать

Песенки заветные.

Не ходи подсматривать

Игры наши девичьи.

 

ПЕТУШКОВ (прислушивается). А остроумно то выдумано!

ПУСТЯКОВ. Что-с?

ПЕТУШКОВ. Госпожа Ларина наказала своим девкам петь, чтоб их лукавые уста были заняты звуками, и не могли, тайком, есть барской ягоды.

 

Все смеются.

 

ФЛЯНОВ. Хитро!

 

Уходят.

 

***

Входят Ольга и г-жа Ларина, Ленский, потом Татьяна.

 

г-жа Ларина (Ленскому). Скажите: где же ваш приятель? Он что-то нас забыл совсем.

ЛЕНСКИЙ. Сегодня он обещал быть. Да, видно, почта задержала.

 

Татьяна вздрагивает.

 

г-жа Ларина Что ж чай, батюшка, пожалте пить… Оленька, давай, налей-ка нам…

ОЛЬГА. А вон, слыхали? Кажется, подъехал кто-то. (Выбегает.)

ЛЕНСКИЙ. Должно быть, Евгений…

 

Татьяна стремительно выходит в другую кулису. Входит Онегин.

 

***

Сад. Лето. Вечер. Скамейка под столетними вязами. Татьяна сидит на скамейке. Входит Евгений.

Пауза.

 

Онегин. Вы ко мне писали, не отпирайтесь. Я прочел… излияния невинной любви, признания доверчивой души.

 

Татьяна хочет встать, но не может. Она сидит, опустив очи долу, неподвижно, сжимая до белизны суставов платок в руке.

 

Онегин (садится подле нее). Мне мила ваша искренность. Она привела в волненье чувства, давно умолкнувшие… Но я не хочу хвалить вас, я отплачу вам также признаньем без искусства. Примите мою исповедь: отдаю вам себя на суд. (Пауза.) Когда бы жизнь домашним кругом я ограничить захотел; когда б приятный жребий повелел мне быть отцом, супругом; когда б я хоть миг единый я пленился семейственной картиной, – то, верно б, кроме одной вас, не искал иной невесты… (Помолчав.) Скажу без мадригальных блесток: нашед мой прежний идеал, я б верно избрал одну вас в подруги моих печальных дней, в залог всего прекрасного, и был бы счастлив… (Убивает комара у себя на щеке.) сколько мог!

 

Небольшая пауза. Слышится едва уловимое гудение невидимых – комариных стай. Рука татьяны иногда машинально делает движение возле лица, по-прежнему опущенного, отгоняя назойливых насекомых.*

 

Онегин. Ноя не создан для блаженства; душа моя ему чужда; ваши совершенства напрасны: я их вовсе не достоин. Поверьте (в том порукой совесть), супружество будет нам мукой… Сколько бы я вас не любил, тотчас разлюблю, привыкнув. (Убивает еще одного комара.) Начнете плакать: слезы ваши моего сердца не тронут, а будут лишь бесить. Судите ж какие розы нам заготовит Гименей и на много дней, может быть. (Встает, обрывает какой-то стебелек, вертит его в руках.)

Пауза. Татьяна боится шелохнуться.

 

Онегин (отгоняет стебельком назойливых насекомых, что вьются над их головами). Что может быть хуже на свете семьи, где бедная жена грустит о недостойном муже, одна днем и вечером, где скучный муж, зная ей цену, однако ж, проклиная судьбу, всегда молчалив, нахмурен, сердит и холодно ревнив! Я – таков! И того ль вы искали чистой, пламенной душой, когда писали ко мне с такой простотой, с таким умом? Ужели такой жребий назначен вам строгою судьбой? (Опять садится рядом с нею на скамью.)

 

Слезы текут из глаз и каплют на ее раскрытые ладони.

 

Онегин. Мечтам и годам нет возврата … (Вновь хлещет себя по щеке, размазывая по ней кровь.) Души моей не обновлю … Я люблю вас любовью брата, и, еще нежней, может быть…

 

Татьяна быстро вскидывает лицо, смотрит на Евгения. Подает ему платок.

 

Онегин (машинально берет платок, и так же машинально отирает кровь со щеки). Послушайте ж меня без гнева: младая дева сменит не раз мечтами легкие мечты; так деревце листы свои меняет с каждою весною. Так видно суждено небом. Вы полюбите снова, но…

 

Татьяна опускает голову.

 

Онегин. Учитесь властвовать собою, не всякий поймет вас, как я, а неопытность ведет к беде … (Возвращает ей платок.)

 

Евгений подает ей руку, Татьяна не решается опереться, смотрит на его руку, на него. Пауза.

Она молча оперлась, вместе уходят.

ОНЕГИН. Я?

ЛЕНСКИЙ. Да! В субботу – Татьянины именины. Оленька и мать звать тебя велели, и причины нет тебе не ехать!

ОНЕГИН. Но там будет куча народу, всякого такого сброду… Я не люблю…

ЛЕНСКИЙ. И, никого, я уверен! Кто там будет? Своя семья. Сделай одолженье, поедем! Ну? Что ж?

ОНЕГИН. Согласен.

ЛЕНСКИЙ. Как ты мил! Налей еще! Благодарю. Ах, Ольга, Ольга, Ольга, Ольга!.. Я так люблю ее!…

ОНЕГИН. Уже назначен день?

ЛЕНСКИЙ. Ах, Онегин! Я не могу дождаться! Еще целых две недели! Я боюсь, этого не вынесу и сойду с ума!

 

***

Конец второго акта

АКТ ТРЕТИЙ

Сегодня полуфинал: Ленский – Онегин, завтра Печорин – Грушницкий.

из газеты

 

СОН ТАТЬЯНЫ (Продолжение)

Медведь исчезает, и Татьяна остается одна на пороге. Она заглядывает в щелку и видит Ряженых.

За длинным дубовым столом сидят чудовища – странный сброд: пятеро висельников в арестантстских полосатых робах с обрывками веревки на шее, с посиневшими лицами и черными языками; кряжистый бородатый мужик с хитрым лицом в заячьем тулупчике, слишком узком для его широких плеч, на нем красный казацкий кафтан, высокая соболья шапка, надвинутая на глаза, на боку кривая турецкая сабля; молодой, очень худой подвижный человек в платье послушника с нервным и бледным лицом, и горящими глазами; рядом с ним человек в царском облачении, с татарскими чертами лица, в шапке Мономаха, с державой и бармой в руках; тут же старуха, вся в черных брабантских кружевах, одетая по моде осьмнадцатого века в высоком, пудреном парике, с веером и колодою карт, которые она раскладывает на столе пасьянсом; за нею, не сводя глаз с карт, стоит невысокий человек в фуражке и мундире инженера; в кресле с колесами сидит немощный старик в парике с косичкою, его скрюченные артритом пальцы барабанят по столу, словно он играет на клавикордах, а губы непрерывно шевелятся; напротив него другой старик в заржавевших рыцарских доспехах, нервно взглядывая на соседей своих, выкладывает на стол столбиками золотые, серебряные и медные монеты; недвижимое каменное изваяние сжимает своей мраморной рукой руку красивого мужчины в жабо, домино, ботфортах, со шпагою на боку; а среди всех выделяется человек с лицом цвета эбенового дерева, густой копной курчавых волос, в костюме петровских времен с повязкой на голове.

Кроме того, вокруг стола вьются другие – один в костюме скелета, то есть с намалеванными на трико костями, в маске адамовой головы, другой в какой-то треуголке с множеством перьев, торчащих в разные стороны, ведьма в чепце, у некоторых клыки, у других – рога, у всех почти хвосты. Одежду составляют пестрые лохмотья фраков, ливрей, шитых золотом, гусарских мундиров и подобного тому, на некоторых – ботфорты со шпорами, у прочих – одни копыта. (Возможно, что и в самом деле все они – бесы и иная нечисть, но, по всему судя, чины в своем ведомстве имеют небольшие.)

Все сидящие за столом, кроме, пожалуй, удавленников, громко и оживленно разговаривают, едят, пьют. Все говорят одновременно.

 

ПУГАЧЕВ. Эх, маловат тулупчик! (Скупому рыцарю.) Дяденька, дай копеечку! (Смеется.)

СКУПОЙ РЫЦАРЬ (с отчаянием). И потекут сокровища мои в атласные, диравые карманы!

СТАРАЯ ГРАФИНЯ. Здравствуйте, господин советник!

САЛЬЕРИ. Но правды нет и выше!

ЛЖЕДМИТРИЙ (Годунову). И мальчики кровавые в глазах?

ГОДУНОВ. Я царь еще…

САЛЬЕРИ. Гений и злодейство две вещи несовместных?

СТАРАЯ ГРАФИНЯ (раскладывает пасьянс). Oubli ou regret?

СУФЛЕР. Забвение или сожаление?

СКУПОЙ РЫЦАРЬ. Ужасный век! Ужасные сердца! (Сгребает свои монеты в кучу.)

ЛЖЕДМИТРИЙ. Тень Грозного меня усыновила!.. (Смеется.)

ГОДУНОВ. Народ безмолвствует!

ПУГАЧЕВ (ки в ая на висельников). Les aristocrates à la lanterne! (Хохочет.)

СУФЛЕР. Аристократов на фонарь.

РЯЖЕНЫЕ (замечают Таню, вместе). Мое! Мое! Мое!

ОНЕГИН. Мое!

 

Ряженые скрываются.

Возникает музыка. Онегин не сводит глаз с Тани, и та, словно впав транс под его гипнотическим взглядом движется в такт музыке. Движения ее стремительны, порывисты и легкое одеяние ее почти спадает, но она, словно не замечая, продолжает двигаться полунагой.

Онегин хлопает в ладоши. Музыка исчезает. Таня падает на скамью у стены. Она простирает к Онегину руки. Он отворачивается.

Внезапно свет меняется, появляются Ольга, следом Ленский.

 

Онегин. Дьявол! Кто вас звал?! Подите прочь! Прочь! Прочь! (Скалится так, что видно два длинных вампирских клыка, в руках – сверкнуло лезвие ножа.)

Вновь меняется свет, преображая все. Таня, сжавшаяся на лавке видит кукольное представление в вертепе: кукла-Онегин замахивается ножом над застывшим в ужасе куклой-Ленским. Звучит пронзительно-тревожная музыка. Кукла-Онегин наносит удар. Кукла-Ленский визгливо вскрикивает и голова его отлетает в сторону, а из раны фонтаном хлещет кровь, тело сотрясают судороги, оно падает и замирает. Кукла-Онегин склоняется над трупом и произносит скрипучим жутким голосом: «Что ж? Убит!» и разражается громким, страшным инфернальным хохотом.

Таня, лишившись чувств, распростерлась на скамье. Все погружается в темноту.

 

***

ОЛЬГА. Об чем же?

ЛЕНСКИЙ. Так… Даже не знаю… Мне подумалось вдруг… В лучшее время жизни сердце, еще не охлажденное опытом, доступно для прекрасного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу вечные противуречия существенности рождают сомнения. Оно исчезает, уничтожив навсегда надежды и лучшие поэтические предрассудки души. Недаром великий Гете называет вечного врага человеческого духом отрицающим… Как я хотел бы изобразить сей дух – отрицания или сомнения и в сжатой картине начертать печальное влияние оного на нравственность нашего века…

 

Маленькая пауза.

 

ЛЕНСКИЙ. Ах, Ольга, простите… вам, должно быть, не интересно?

ОЛЬГА. Мне нравится слушать вас, Владимир. Расскажите еще что-нибудь.

ЛЕНСКИЙ. Я люблю вас, Ольга!

 

***

Ленский бродит по кладбищу. Останавливается у могильной плиты.

 

ЛЕНСКИЙ (читает на надгробии). “Раб Божий, Дмитрий Ларин…” Бедный Йорик! Он держал меня на руках! Как часто в детстве играл я его Очаковской медалью! Он Ольгу прочил за меня… “Дождусь ли дня вашей свадьбы?” – говорил он… Надобно сочинить надгробный мадригал, эпитафию… (Задумался. Пауза.)

“Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

Господний раб и бригадир,

Под камнем сим вкушает мир”.

И мы – никто не избегнем сей участи. От Адама – поколение за поколением восходят, созревают и падают под нещадным серпом неумолимой Смерти… Вослед павшим уже восходят другие… Наше племя волнуется, растет, кипит, теснит прадедов ко гробу, но… “и это пройдет” и наш час настанет… (Пауза.) Должно жить, упиваться жизнью, разумея все ничтожность ее и бренность! Должно любить! Любить!.. Сколь ни мало я предан жизни, но как грустно оставить этот мир… Оставить Ольгу… Кажется, я еще желал бы прославить свой печальный жребий, чтоб единый звук моих песен, напоминал обо мне, трогая, может быть, чье-то сердце… Чтоб строфа, сложенная мной не потопла в безжалостной Лете, а будущий невежда сказал, указав на портрет мой: то был поэт… (Пауза. Сочиняет.) “Куда, куда вы удалились весны моей златые дни…” Нет, не так! Не то!.. “Что день грядущий мне готовит?.. В глубокой мгле таится он…” (Думает.) “Паду ли я, стрелой пронзенный, или мимо пролетит она…” Нет… “Быть может, я гробницы, сойду в таинственную сень…” “Придешь ли, дева красоты, слезу пролить над ранней урной?.. Тебе единой посвятил рассвет печальный…” Не так! Все не так! (Пауза.) “Сердечный друг, желанный друг, приди, приди, я твой супруг!..” (Склоняется головою.) Мой ангел! Ольга… мой идеал… (Засыпает.)

 

СОН ЛЕНСКОГО

Суфлер ставит пластинку. Шипение. Потом – музыка. П. И. Чайковский. “Евгений Онегин” * . Занавес поднимается.

Старая заброшенная мельница – место назначенное для дуэли. Раннее зимнее утро. Ленский и его секундант Зарецкий ожидают Онегина. Идет снег. Поют:

 

Зарецкий

Ну, что же, кажется, противник наш

Не явился!..

Ленский

Явится сейчас!

Зарецкий

Но все же это странно мне немножко,

Что нет его: седьмой ведь час!

Я думал, что уж ждет он нас!

 

(Зарецкий направляется к мельнице. Ленский сидит в задумчивости.)

 

Ленский

Куда, куда,

Куда вы удалились,

Весны моей златые дни?

Что день грядущий мне готовит?

Его мой взор напрасно ловит,

В глубокой тьме таится он.

Нет нужды, прав судьбы закон!

Паду ли я стрелой пронзенный,

Иль мимо пролетит она, –

Все благо: бдения и сна

Приходит час определенный

Благословен и день забот,

Благословен и тьмы приход!

Блеснет заутра час денницы

И заиграет яркий день,

А я, быть может, я гробницы

Сойду в таинственную сень,

И память юного поэта

Поглотит медленная Лета,

Забудет мир меня, но ты…

Ты, Ольга…

Скажи, придешь ли, дева красоты,

Слезу пролить над ранней урной

И думать: он меня любил,

Он мне единой посвятил

Рассвет печальный жизни бурной,

Ах, Ольга, я тебя любил!..

Сердечный друг, желанный друг,

Приди, приди!

Желанный друг, приди: я твой супруг!..

Приди: я твой супруг!..

Куда, куда,

Куда вы удалились,

Златые дни,

Златые дни моей весны?

 

(Появляется Онегин и его камердинер Guillot. Зарецкий, увидя их, подходит к Ленскому.)

 

Зарецкий

А, вот они!..

Но с кем же ваш приятель?

Не разберу!

Онегин

Прошу вас извиненья:

Я опоздал немного…

Зарецкий

Позвольте! Где ж ваш секундант?

В дуэлях классик я педант,

Люблю методу я из чувства,

И человека растянуть

Позволю я не каук нибудь,

Но в стргих правилах искусства,

По всем преданьям стаины!

Онегин

Что похвалить мы в вас должны!

Мой секундант? Вот он –

Monsieur Guillot!

Я не предвижу возражений

На представление мое:

Хоть человек он неизвестный

Но уж конечно малый честный.

Что ж начинать?

Ленский

Начнем, пожалуй.

 

(Зарецкий и Guillot начинаютприготовления к поединку. Ленский и Онегин стоят задумавшись.)

 

Ленский и Онегин

(каждый про себя)

Враги!.. Давно ли друг от друга

Нас жажда крови отвела?

Давно ли мы часы досуга,

Трапезу, мысли и дела

Делили дружно? Ныне злобно,

Врагам наследственным подобно,

Мы друг для друга в тишине

Готовим гибель хладнокровно…

Ах!..

Не засмеяться ль нам пока

Не обагрилася рука,

Не разойтись ли полюбовно?..

Нет!.. Нет!.. Нет!.. Нет!..

 

(Зарецкий разводит противников и подает им пистолеты. Guillot прячется за дерево.)

 

Зарецкий

Теперь сходитесь!

 

(Зарецкий три раза хлопает в ладоши. Противники делают по четыре шага вперед и начинают целиться. Онегин стреляет первым. Ленский падает. Зарецкий и Онегин спешат к нему.)

 

Онегин

Убит?

Зарецкий

Убит!

 

(Онегин в ужасе хватается за голову.)

 

Тяжелый занавес падает. Шипение иглы по пластинке. Крик петуха.

Ленский просыпается. Пауза.

 

***

Появляется Зарецкий.

 

ЗАРЕЦКИЙ. Ленский?! Как ты спишь все?! Пора вставать, седьмой уж час! Онегин, верно, нас уже ждет!

ЛЕНСКИЙ (просыпается). Ольга?!.. А! Зарецкий!

ЗАРЕЦКИЙ. Пора, брат! Я чаю, ты всю ночь не спал?.. Нехорошо! Дурно!

ЛЕНСКИЙ. Отчего же?.. Я выспался. И вполне…

ЗАРЕЦКИЙ. Рука! Рука будет дрожать! А это уж совсем дело дрянь. Можно и промахнуться! Вот, Ленский, коли угодно, так я тебе кратко изложу все таинство дуэли. Я много их на веку своем перевидал, и сам не раз стаивал у барьеров. Н-да!

ЛЕНСКИЙ. И много ты убил?

ЗАРЕЦКИЙ. а секундантом перебывал – у-у! – довольно! Дуэль, я тебе скажу, это, братец, искусство, почище, чем вирши сочинять. Тут дело о жизни и смерти… А в двух словах если, то изволь: если ты собрался завтра на дуэль и пишешь завещание и разные нежные письма даме сердца и в том же духе, ежели ты о том думаешь, что тебя – хлоп! – и убьют, как комара, то ты, братец, – дурак и более никто, и наверное, пропал!

ЛЕНСКИЙ. Что ж следует делать?

ЗАРЕЦКИЙ. А вот если ты с твердым намерением убить его идешь, и убить при том, как можно скорее и повернее, тогда все исправно, как говаривал наш костромской медвежатник. Медведя-то, говорит, как не бояться? Да как увидишь его, и страх пропал, как бы только не ушел! Вот так-то!

 

***

ОНЕГИН. Отчего?

GUILLOT. Мне положительно не возможно, monsieur!

ОНЕГИН. Да отчего, Guillot?

GUILLOT. Я умоляю вас, monsieur, не принуждайте меня, бедного француза, принимать участие в ваших русских варварских забавах!

ОНЕГИН. Варварских? Ты считаешь нас варварами?

GUILLOT. Monsieur, я прошу вас!

ОНЕГИН. Вот еще новости! А что же во Франции уже не дерутся? Или у французских дворян больше нет чести? Вы будете моим секундантом Guillot, это решено, и кончим об этом. Ясно?

GUILLOT. Да, господин.

СУФЛЕР. Uoi, monsieur.

 

Пауза.

 

GUILLOT. Вы изволите драться с monsieur Ленским?

ОНЕГИН. Uoi, monsieur!

СУФЛЕР. Да, господин.

GUILLOT. Мне казалось, что вы дружны.

ОНЕГИН. Да. Мы были друзья… от нечего делать.

GUILLOT. Не понимаю?

ОНЕГИН. Тут и понимать нечего!

GUILLOT. Мне казалось, что вы даже любите этого молодого человека, что вы привязаны к нему…

ОНЕГИН. Вам казалось?! Из чего делаете вы такие суждения? Неужто я похож на человека, который способен… Разве я похож, Guillot, на героя fashionoble tales…

СУФЛЕР. Модных повестей.

ОНЕГИН. …госпожи де Сталь? Или я похож на мсье Грандисона, может быть?

GUILLOT. Mais Ленский c'est un tout jeune homme, c'est a dire unblanc-bec!

СУФЛЕР. Но ведь Ленский совсем молодой человек, можно сказать молокосос!

 

Небольшая пауза. Онегин уходит за ширмы, где совершает туалет и одевается.

 

GUILLOT. Было бы очень печально, monsieur, если юноша угаснет в столь нежном возрасте, не вкусив еще многих столь сладостных плодов жизни…

ОНЕГИН (из-за ширмы). Как знать, Guillot, столь ли сладостны эти плоды?

GUILLOT. Ему только осьмнадцать лет… К тому же он поэт, как я слышал…

ОНЕГИН. Да, Guillot, тут вы правы, росский Байрон, по меньшей мере…

GUILLOT. Как вы находите его сочинения?

ОНЕГИН. Темно… и вяло! Пора ехать!

СЛУГА (входит). Барин! Санки готовы!

GUILLOT. Я умоляю вас, monsieur, уладить это дело как-нибудь миром!

ОНЕГИН. Ах, и рад бы… Но слишком поздно Guillot! Поздно!

GUILLOT. Почему?

ОНЕГИН. Вы знакомы с Зарецким?

GUILLOT. Uoi.

ОНЕГИН. Старый дуэлист, удалец, бонмотист, враль… Я никогда не уважал в нем сердца, но дух его суждений мне нравился, как и здравый толк. (Помолчав.) Может быть, я и не был прав, столь зло и небрежно пошутив над monsieur Ленским… Но время уже упущено! Мне совершенно невозможно отказаться драться! Давеча, когда явился Зарецкий… Если б еще не он, а другой кто-нибудь! Он сплетник, Guillot! И презлой! Слишком речист!.. У него язык… как говорит Филлипьевна – оторвать, да собакам выбросить! Моя честь не позволяет мне идти на мировую. В ином случае не далее как завтра все эти Пустяковы, Буяновы, Фляновы, и иже с ними, эти провинциальные невежды учинят страшную хохотню, а вслед за ними – и все остальные, и выйдет, что я праздную труса! Voila une reputation qui me manquait!

СУФЛЕР. Вот репутация, которой мне недоставало.

GUILLOT. О! Monsieur!

ОНЕГИН. К тому же Guillot, отчего вы столь уверены в том, что если кому-то из нас двоих суждено погибнуть, то непременно Ленскому? Может статься, что это я… паду стрелой пронзенный?! Вы будете горевать обо мне Guillot?

GUILLOT. О! Monsieur!

ОНЕГИН. Едем! Едем! Едем! Но вперед – завтракать! Guillot! Если мне судьба погибнуть, перед престолом Всевышнего я предпочел бы предстать сытым!

 

ИНТЕРМЕДИЯ

Чайковский сидит за роялем, иногда трогая одну из клавиш, от чего возникает томный и печальный звук. Пушкин стоит, опершись локтями на крышку рояля.

Над их головами надсадно жужжит громадная наглая муха.

ПУШКИН (безуспешно пытается прихлопнуть муху). Экая холера!

ЧАЙКОВСКИЙ (вздрагивает). Что?

ПУШКИН. Я говорю: экая холера эта муха! И здорова!

ЧАЙКОВСКИЙ. Холера… я так ее боялся… Какая все-таки нелепость…

ПУШКИН. В конце 1826 года я часто видался с одним дерптским студентом… Он много знал, чему научился в университетах, между тем как мы выучились танцовать. Однажды, играя со мною в шахматы, он сказал мне: cholera morbus подошла к нашим границам и, через пять лет, будет у нас…

ЧАЙКОВСКИЙ. Теперь холера всюду, всюду… и в Москве!..

ПУШКИН. Одна старая молдавская княгиня, набеленная и нарумяненная, умерла при мне в этой болезни. И я относился к этой напасти с равнодушием, коим обязан моему пребыванию между азиатцами. Страх пронял меня в Москве, я обрил себе голову… (Снимает паричок, вертится перед зеркалом, поглаживает лысую голову, смеется.) Вам нравится?

ЧАЙКОВСКИЙ (смущен). Право не знаю…

 

Небольшая пауза.

 

ПУШКИН. А не выпить ли нам бутылочку «Шабли»?

ЧАЙКОВСКИЙ. Я бы чайку…

ПУШКИН. Какая проза! Впрочем, вы ведь, сударь мой, всегда гранат предпочитали смокве? (Смеется.)

ЧАЙКОВСКИЙ (крайне смущен). У меня от вина делается страшная изжога…

ПУШКИН. А вы слыхали, что сказал Государь император, прослышав про вашу безвременную кончину… от cholera morbus?

ЧАЙКОВСКИЙ. Я право…

ПУШКИН. Он сказал: «Ах, если б я знал, я бы подарил ему весь пажеский корпус!» (Смеется.)

ЧАЙКОВСКИЙ. А правду ли говорят про вас, что…

ПУШКИН. Что?! Опять выдумали какую-нибудь новую гаденькую ложь про мою жену?!

ЧАЙКОВСКИЙ (машет руками). Нет-нет! Я не про то вовсе хотел вас спросить… Правда ли что у вас было… тысяча любовниц?

ПУШКИН (скромно потупясь). Да. Правда.

ЧАЙКОВСКИЙ (потрясен). Тысяча?!..

ПУШКИН. Ну… может быть чуть больше. Совсем чуть-чуть.

ЧАЙКОВСКИЙ. Не может быть…

ПУШКИН. Что значит – «не может быть»? Ежели вы, сударь, отказываетесь верить, то стало быть, считаете меня лжецом! Тогда извольте дать мне сатисфакцию! К барьеру! Я вас вызываю! Дуэль!

ЧАЙКОВСКИЙ. Полно, полно! Что вы сразу так кипятитесь? Я вам верю… вполне…

ПУШКИН. Я всегда нравился женщинам. (Вертится перед зеркалом.) Они любили меня. Может быть, я и не особенно высок… ну и et cetera, зато сложен отменно, да и в целом наружность моя весьма приятная.

ЧАЙКОВСКИЙ. Да… конечно…

ПУШКИН. Но не это важно, а то собственно, что женщины по природе своей обладают необыкновенною чувствительностью и сразу всем естеством своим ощущают, что в человеке в душе его есть искра гениальности. Они трепещут, как мотыльки, вьющиеся вокруг лампы, они готовы сгорать в этом священном пламени…

 

Пауза.

 

ПУШКИН. Сыграйте что ли что-нибудь…

ЧАЙКОВСКИЙ. Извольте. С удовольствием. Что же?

ПУШКИН. Что-нибудь из «Евгения Онегина» что ли. Прелестная музыка…

ЧАЙКОВСКИЙ (растроган). Ваша похвала… для меня…

ПУШКИН. Э! Будет вам!

ЧАЙКОВСКИЙ (тихонько перебирает клавиши, наигрывая что-то из «Онегина»). Нет, честное слово, это… это… ваша поэма, она восхитительна… Я просто был влюблен в Онегина, как Татьяна…

ПУШКИН (морщится). Это не поэма, сударь. Это роман.

ЧАЙКОВСКИЙ. Ну да, ну да! Я все время путаюсь, в жанрах… У Гоголя вот вроде бы прозой изложено, а называется – поэма…

ПУШКИН. Между прочим, это я ему подкинул пару сюжетов! Но он молодец! Только уж очень мнителен – до сих пор опасается впасть в летаргический сон.

 

Пауза.

 

ПУШКИН. А слыхали вы новый анекдот про Даля?

ЧАЙКОВСКИЙ. Не припомню.

ПУШКИН. «Замолаживает, однако», – сказал ямщик и посмотрел на быстро темнеющее небо. Поручик Владимир Иванович Даль поплотнее запахнул полы шинели, достал блокнот и записал в него: «Замолаживает – быстро холодает». Так родился толковый словарь живаго великорусского языка. «Замолаживает», – повторил ямщик, – «Надо бы потолопиться балин! Но-о! Пошла мелтвая!» (Заливисто смеется.)

ДУЭЛЬ

Идет снег. Ленский стоит, опершись о плотину. Во всех его движениях, во всей фигуре выражается нетерпение.

 

ЛЕНСКИЙ. Скоро ли?..

ЗАРЕЦКИЙ. Нет, я тебе скажу, это никуда! Что это такое? Это черт знает что такое!

ЛЕНСКИЙ. О чем вы?

ЗАРЕЦКИЙ. Да об том, брат, что вот этот жернов никуда не годиться! Дрянь, просто, а не жернов, Нет, ты сам погляди!

ЛЕНСКИЙ. Возможно ли, чтоб они совсем не явились?

ЗАРЕЦКИЙ. Не думаю. Онегин не таков. Сколь я знаю людей его сорта: он будет драться. Всенепременно, можешь быть уверен.

 

Краткая пауза.

 

ЗАРЕЦКИЙ. Что? Дрожишь?

ЛЕНСКИЙ. Нет. Вовсе нет.

ЗАРЕЦКИЙ. И – хорошо! Тут либо тебя, либо ты – и не иначе! Помни, что я тебе давеча говорил. А еще, когда будешь стоять под выстрелом, стань вот эдак боком (показывает), и закройся вот эдак пистолетом. (Показывает.)

ЛЕНСКИЙ. Скорей бы только все свершилось!

ЗАРЕЦКИЙ. А вон, кажется, наши противники.

 

Входят Онегин и Guillot.

 

ЗАРЕЦКИЙ (с сардонической улыбкой). Мы давно уж вас ожидаем.

ОНЕГИН. Прошу простить, за то, что я, кажется, заставил вас ждать.

 

Пауза.

 

ЗАРЕЦКИЙ. Но… Онегин! Где ваш секундант?

ОНЕГИН. Мой секундант? Вот он – мой друг – monsieur Guillot!

ЗАРЕЦКИЙ. Но…

ОНЕГИН. Я не предвижу возражений на мое представление, господин Зарецкий! monsieur Guillot хоть и человек не известный, но конечно уж честный малый!

 

Пауза.

 

ЛЕНСКИЙ. Да скоро ли?

ЗАРЕЦКИЙ (мнется). Что ж? Начнем?

ОНЕГИН. Пожалуй!

ЗАРЕЦКИЙ (потирает руки). Приступим…

ОНЕГИН (Ленскому). Новых объяснений вы, я полагаю, не потребуете?

ЛЕНСКИЙ. Нет. Не требую.

ЗАРЕЦКИЙ (Guillot). Угодно вам заряжать?

GUILLOT. Non-non-non!

СУФЛЕР. Нет-нет-нет!

GUILLOT. Заряжайте вы!

ЗАРЕЦКИЙ (с иронией и чувством превосходства). Тогда вы, мосье, извольте отмеривать шаги… тридцать два шага ровным счетом! тем паче, что ноги у вас длиньше! (Подмигивает Ленскому. заряжает пистолеты.)

Guillot (отмеривает шаги, считает). Четыре, пять… шесть семь… восемь… Довольно?

ЗАРЕЦКИЙ. Ровно тридцать два шага! А черт! Давайте я сам! (Отдает пистолеты Guillot, отмеряет шаги.)

 

Guillot держит пистолеты, как готовую разорваться у него в руках бомбу.

 

GUILLOT (Онгину, волнуясь, но, тем не менее, с необычайной важностью). monsieur! Я бы не исполнил своей обязанности, и не оправдал бы того доверия, которое вы мне сделали, выбрав своим секундантом, ежели б я, в эту важную минуту, не сказал бы вам всей правды! Я полагаю, что дело не имеет достаточно причин и не стоит того, чтобы за него пролилась кровь!…

ОНЕГИН (с улыбкой). Покончим скорее с формальностями.

ЗАРЕЦКИЙ. Вот и барьер!

ЛЕНСКИЙ. Готово?

GUILLOT (Онегину). Позвольте, monsieur, передать ваше сожаление, и я уверен, что противники наши согласятся принять ваше извинение! Вы знаете, monsieur, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести до неисправного!..

ОНЕГИН. “Непоправимого” вы хотели сказать? Да, Guillot? (Улыбается.)

GUILLOT. Uoi! Обиды ни с той ни с другой стороны не было! Позвольте мне переговорить!.. Ma foi!..

СУФЛЕР. Ей-Богу!..

ОНЕГИН. Ne perdons point de temps.

СУФЛЕР. Не будем терять время.

ЗАРЕЦКИЙ (Ленскому). Мой долг, сударь, по обязанностям вашего секунданта сказать вам… к-хм… что показав оба готовность драться и заплатив этим… к-хм… долг условностям чести… к-хм… могли бы объясниться и кончить дело.

ЛЕНСКИЙ. Никаких извинений. Ничего решительно! Будем стреляться… Так готово?

ЗАРЕЦКИЙ. C'est fait!

СУФЛЕР. Готово.

 

Пауза.

 

ЗАРЕЦКИЙ (предлагает противникам пистолеты). Соблаговолите выбрать! (На ухо Ленскому.) Запомни: стань боком и закройся пистолетом!

 

Онегин и Ленский берут пистолеты. Зарецкий разводит друзей по крайний след.

 

GUILLOT (Онегину). Ваша воля, monsieur, я отойду! J'ai peur!

СУФЛЕР. Мне страшно!

ОНЕГИН. Можете стать за пенек, Guillot, и уши заткнуть, только не закрывайте глаза, это против правил.

 

Guillot отходит поодаль.

 

СОН ОНЕГИНА

Онегин сидит в креслах. Кажется, что он дремлет. За тонкой тканью натянутой портьеры возникают тени: два человека, стоящие один супротив другого медленно наводят друг на друга пистолеты. Выстрел.

По ткани расплывается кровавое пятно. Ткань натягивается, обретая формы лица и фигуры, и разрывая ее, на сцену падает мертвое тело.

 

***

Онегин сидит в креслах. Кажется, что он дремлет.

ОЛЬГА. Вы любите меня?

У**. Грех вам сударыня, делать мне такие вопросы!

ОЛЬГА. Вы не ответили! (Переходит с места на место; У** двигается за нею не вставая с колен, волоча за собою свою саблю, цепляясь за все шпорами.)

У**. Я люблю вас, Ольга! Я так вас люблю, что готов умереть… Всего за один поцелуй! (Обнимает Ольгу, та не вырывается из его объятий. Долгий поцелуй.)

 

***

Входят гости, одетые на свадьбу с букетами цветов в руках, появляется Батюшка в своем облачении. Над Ольгой и У** водружают и держат венцы, в руки дают им свечи. Батюшка тонким торжественным голосом произносит слова таинства венчания. Церковно-славянский звучит как древний заговор. Новобрачные обмениваются кольцами и поцелуем. Возникает пение церковного хора.

 

***

г-жа ЛАРИНА. Присядем на дорожку.

 

Все находят место, кто где стоял. Пауза.

 

У**. Ну, что же? Пора! (Встает.)

 

Все встают.

 

г-жа ЛАРИНА. Олюшка!

ОЛЬГА. Матушка!

 

С рыданиями бросились друг другу в объятия. Татьяна стоит как изваяние, без слез и без слов. У** мнется подле, крутит усы.

 

ОЛЬГА (рыдая). Таня! (Бросается к ней на грудь, плачет.)

ТАНЯ (гладит ее). Ну, будет… полно… ничего…

У** (робко). Полно, Ольга!

г-жа ЛАРИНА. Олюшка!

У**. Ну что, в самом деле! Не на век!.. Надобно ехать! (Его шпоры звенят при любом движении.) Вот, право!

ОЛЬГА (Тане, улыбаясь сквозь слезы, шепчет). Я так счастлива, Таня! (Рыдает.)

У**. Пора! В самом деле! Что такое!

 

Наконец Ольга оторвалась от Тани, все еще плачет и улыбается.

 

г-жа ЛАРИНА. Ну… С Богом! С Богом!

У** (звонко щелкает каблуками, раскланиваясь). Честь имею! Au revoir!

СУФЛЕР. Прощайте.

ОЛЬГА. Прощайте, маменька! Прощай, Таня!

г-жа ЛАРИНА. Прощайте! С Богом!.. Оленька! Не могу!

ТАНЯ. Прощай Ольга! Прощайте!

ОЛЬГА. Прощайте!

 

У** и Ольга быстро выходят.

“Прощайте”, “прощайте”, “прощайте” – словно шелестит еще Ольгино платье…

 

***

г-жа ЛАРИНА. Как быть! Ума, батюшка не приложу!

Г-н ПРОЛАСОВ. Да что?

г-жа ЛАРИНА. Татьяна не дитя! Ведь Оленька ее моложе. Пора девушку пристроить. А что мне с ней делать? Всем одно и то же – наотрез: “Нейду”. И все тут! И все бродит по лесам, грустит, все одна… Ой, грехи наши тяжкие…

г-н ПРОЛАСОВ. Не влюблена ли она в кого?

г-жа ЛАРИНА. В кого? Кабы так, отец мой, так полбеды! Буянов сватался – отказ, Ивану Петушкову – тоже! Пыхтин гостил у нас! Уж на что хорош, и из себя видный молодец, статный, и усы и все при нем! Он тоже – мелким бесом рассыпался, видно, что влюблен! Я думала: авось, пойдет! Куда! И снова дело врозь! Что вот с нею делать? Подскажи сосед, вразуми, меня старую!

г-н ПРОЛАСОВ. Что ж матушка тут делать? За чем же дело стало? Тут рецепт один имеется. В Москву, стало быть, надобно ехать, на ярманку невест! Там, слышно много праздных мест …

г-жа ЛАРИНА. Ох, отец мой, доходу мало!

г-н ПРОЛАСОВ. Да уж для одной то зимы, чай, сыщется! А не то так я взаймы дам! Дам, мать моя, что ж делать…

 

***

ПРАСКОВЬЯ ИВАНОВНА. Помилуй, мать моя, да ты, видать в никак в дорогу собралась? Куда тебя Бог несет?

г-жа ЛАРИНА. В Москву, милая Прасковья Ивановна. В Москву, стало быть!

Уходят.

 

 

ИНТЕРМЕДИЯ

ГОЛОС (из радио, говорит в духе новостных сообщений). “Дуэль состоялась двадцать седьмого января, близ Черной речки. Секунданты протоптали в снегу дорожку. Противников расставили на дистанции в двадцать шагов. Начали сходится. Онегин … Простите… Первым выстрелил дантес. Пушкин упал, смертельно раненый в брюшную полость…”

– Что ж? Убит? – сказал кто-то из секундантов.

 

Конец третьего акта

АКТ четвертый

 

***

Пушкин и Онегин играют на бильярде.

 

ОНЕГИН. Я герой романа… (Удар по шарам.) Неужто и вправду, я столь напоминаю Чильд-Гарольда, Мельмота, Лавласа, Вампира даже… не знаю, кого там еще?.. Грандисона? От того только, что ношу боливар и плащ, ем rost-beef и страссбурский пирог за обедом и beef-steaks за ужином, “аи” предпочитаю “бордо”, что подвержен приступам сплина, a la Russ – хандра, когда голова болит? (Удар.) Что ни бостон, ни сплетни света, ни милые, томные взгляды и нескромные вздохи клеопатр Невы меня не трогают? что книги, оставлены мной как женщины, потому что в одних – обман, нет совести, в других – бред, никакого смысла, и во всех почти – скука! (Удар.)

ПУШКИН (с грустью). Блажен, кто смолоду был молод, блажен, кто вовремя созрел, кто постепенно жизни холод с летами вытерпеть умел; (удар) кто странным снам не предавался, кто черни светской не чурался, кто в двадцать лет был франт и хват, а в тридцать выгодно женат; (удар) кто в пятьдесят освободился от частных и иных долгов, кто славы, денег и чинов спокойно в очередь добился, о ком твердили целый век N. N. прекрасный человек. (Удар.)

ОНЕГИН. Кто виноват в том, что я охладел к жизни, но не захотел попробовать застрелиться, что порой овладевает мною беспокойство и охота к перемене мест… но и путешествия надоедают, как все на свете… Как несносно прослыть притворным чудаком, печальным сумасбродом, сатаническим уродом… (Удар.) Что ж делать, когда я имею постылый досуг, не имею ни службы, ни жены, ни дел, и ничем не умею заняться?.. Кто виноват? Что делать? – славные названья для политических памфлетов… Я как человек зевающий на бале, который не едет спать, потому, что нет еще его кареты… (Удар.)

ПУШКИН. Но грустно думать, что напрасно была нам молодость дана, что изменяли ей всечасно, что обманула нас она; (удар) что наши лучшие желанья, что наши свежие мечтанья истлели быстрой чередой, как листья осенью гнилой. ( У дар . Прекращает игру. ) Несносно видеть пред собою одних обедов длинный ряд, глядеть на жизнь, как на обряд, и вслед за чинною толпою идти, не разделяя с ней ни общих мнений, ни страстей.

ОНЕГИН. Доселе я был необходимое лицо пятого акта… но он кончен, а я продолжаю оставаться на сцене, влача дальнейшее свое существование, как какой-то живой мертвец иль вампир, вставший из могилы… гадкая фарса в большой драме… отчего Ленский не убил меня, зачем мой выстрел опередил его, став роковым?.. мне следовало умереть, а не ему…

ПУШКИН. Зачем я пулей в грудь не ранен? Зачем не хилый я старик, как этот бедный откупщик? Зачем, как тульский заседатель, я не лежу в параличе? Зачем не чувствую в плече хоть ревматизма? – ах, создатель! Я молод, жизнь во мне крепка; чего ж мне ждать? Тоска, тоска!..

ОНЕГИН. Суждено ли мне воскреснуть для жизни новой и – стать новым человеком? Я чувствую теперь, что мне долго еще жить… как она писала тогда – никто меня не понимает меня, рассудок мой изнемогает… Точь-в-точь! И я тоже теперь чувствую так!

ПУШКИН. Мечты, мечты, где ваша сладость? Где, вечная к ней рифма, младость? Ужель и вправду наконец увял, увял ее венец? Ужель и впрям на самом деле без элегических затей весна моих промчалась дней (что я шутя твердил доселе)? И ей ужель возврата нет? Ужель мне скоро тридцать лет?

ОНЕГИН. Кем предстану я для потомков – пародией на байронического героя, героем романа, которого роман ничем не окончился? Je suis un homme fini!

СУФЛЕР. Я конченый человек.

 

***

Маскерад у князя кн . Гремина . Вокруг Онегина нескончаемый хоровод: обнаженные плечи, бархатные береты, перья, мундиры, фраки, маски, маски, маски. Между ними Государь в кавалергардском мундире, и Царица вся в белом с бирюзовым головным убором. Образуются группы по два три человека и вновь распадаются. Все говорят, говорят, говорят.

 

1-я маска. Слыхали вы о странном происшествии? В доме, принадлежащем ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать! Призвали попа, но во время молебна столы и стулья не хотели стоять смирно!

2-я маска. Это от того, что мебель придворная и просится назад в Аничков.

1-я ДАМА. Вы слышали, что говорят о молодой княгине Суворовой и графе Витгенштейне?

2-я ДАМА. Вы о ее новых бриллиантах, которые она приняла от него в подарок?

1-я ДАМА. Да, они будто бы покойной его жены и ей завещаны!

3-я ДАМА. Муж ее имел с нею жестокое объяснение…

4-я ДАМА. Все это пустые сплетни: бриллианты принадлежат золовке Суворовой и присланы из Одессы, для продажи.

1-я ДАМА. Все же ее неосторожное поведение привлекает к ней внимание.

3-я ДАМА. Государыня призвала ее к себе и бранила.

2-я ДАМА. Знаете, что она сказала Царице? “Votre Majesté je suis jeunne, je suis heureuse, j'ai des succés, voilà pourquoi l'on m'evie”.

СУФЛЕР. Ваше величество, я молода, я счастлива, пользуюсь успехом, вот почему мне завидуют.

3-я МАСКА. Некто Карцов, женатый на парижской девке, придя домой выстрелил ей в лицо из пистолета, заряженного ртутью!

4-я МАСКА. И что же?

3-я МАСКА. Он под судом, она еще жива.

ЦАРИЦА (князю Гремину ). Comment va votre femme* Sa tante est bien impatiente de la voin en bonne santé la fille de son coeur, sa fille d'adoption.

СУФЛЕР. Как себя чувствует ваша жена? Ее тетке хочется поскорее увидеть ее в добром здоровье – свое любимое дитя, приемную дочь.

1-я МАСКА. Третьего дня был у князя Мещерского. Из кареты моей украли подушки! Но оставили медвежий ковер, за недосугом!

5-я МАСКА. Хочу написать мемуары…

6-я МАСКА. Помилуй! О чем? Что ты видел?

5-я МАСКА. Что?! Да я видел такие вещи!.. Да начиная с того, что я видел голую жопу Екатерины II! В день ея смерти!..

6-я МАСКА. Je m'enniuis.

СУФЛЕР. Мне скучно.

7-я МАСКА. Pour quoi cela?

СУФЛЕР. Это почему?

6-я МАСКА On est debout, et j'amme a être assis.

СУФЛЕР. Все стоят, а я люблю сидеть.

Онегин ( увидел среди масок Татьяну). Ужели?.. Как?!.. Из деревенской глуши?..

8-я МАСКА. Улицы не безопасны. Блудов был атакован на Дворцовой площади и ограблен!

9-я МАСКА. Полиция занимается, видно политикой, а не ворами и мостовою!

Онегин. Ужель она?! Нет! (Берет за руку, проходившего мимо князя Гремина.) Скажи мне, князь, ты не знаешь, кто там в малиновом берете говорит теперь с испанским посланником?

кн. ГРЕМИН. (глядит на Онегина с улыбкой). Ага! Давно ж ты не был в свете, я вижу! Постой, я тебя представлю!

ОНЕГИН. Да кто ж она?

кн. ГРЕМИН. Моя жена.

 

Краткая пауза.

 

ОНЕГИН. Так ты женат?! Не знал я ране! Давно ли?

кн. ГРЕМИН. Около двух лет.

ОНЕГИН. На ком?

кн. ГРЕМИН. На Лариной.

ОНЕГИН (сдерживая волнение). Татьяне?

кн. ГРЕМИН. Ты знаком ей?

ОНЕГИН. Я сосед им.

кн. ГРЕМИН. О! Так пойдем же! (Подводит Онегина к Татьяне.) Вот, душа моя, позволь представить тебе – родня и друг мне – Онегин. Говорит, что знаком с тобой, что он сосед ваш!

 

Пауза.

 

ОНЕГИН. Да... Вы меня не помните… княгиня?

ТАТЬЯНА. Очень рада. Я помню вас, monsieur Онегин.

кн. ГРЕМИН. Я оставлю вас поболтать, как старых знакомцев. Прошу прощения. (Со вздохом.) Обязанности хозяина! (Отходит.)

 

Онегин хотел что-то сказать и не смог.

 

ТАТЬЯНА. Давно ли вы здесь, в наших палестинах?

ОНЕГИН. Нет. Совсем недавно.

ТАТЬЯНА. А откуда, скажите, вас столь счастливо привело к нам? Не из наших ли сторон?

ОНЕГИН. Нет… Я путешествовал…

ТАТЬЯНА. О, наверное, это удивительно увлекательно? Не правда ли! И где вы путешествовали? Расскажите скорее! За границей?

ОНЕГИН. Да, был и там… И по России…

ТАТЬЯНА. И где же вам более понравилось?

 

Пауза. Онегин не отвечает.

 

ТАТЬЯНА. Я тоже хотела бы путешествовать! Надеюсь, я буду иметь счастливый случай услышать от вас более подробный отчет о ваших приключениях, monsieur, Онегин?

 

Возвращается князь.

 

кн. ГРЕМИН. Надеюсь, друг мой, жена моя не дала вам скучать?

ОНЕГИН. Нет, князь, скорее мое общество – повод зевать от скуки.

ТАТЬЯНА. Ну, что вы, полно, monsieur, Онегин, вы развлекли меня рассказом своих странствиях.

кн. ГРЕМИН. А помнишь ли ты, братец, те славные времена нашей, увы, увядшей юности, когда и мы были молоды? Ныне не то, не то…

ТАТЬЯНА. Дорогой, проси monsieur Онегина быть к нам в среду на раут.

кн. ГРЕМИН. Да, всенепременно! сердечно будем рады!

ТАТЬЯНА. А вы, monsieur, не смейте отказываться!

ОНЕГИН, Нет-нет… я буду…

ТАТЬЯНА. Прошу меня простить. (Уходит.)

кн. ГРЕМИН. Да… теперь не то… не так ли? Возраст поздний и бесплодный, на повороте наших лет. страсти умирают, оставляя по себе печальный след, подобно тому, как бури холодной осени обращают в болото луга и обнажают леса вокруг…

 

 

ПИСЬМО ОНЕГИНА К ТАТЬЯНЕ

ОНЕГИН. Предвижу, что вас оскорбит объяснение печальной тайны. О! Какое горькое презренье изобразит ваш гордый взгляд. Чего хочу? С какою целью, открываю вам свою душу? Какому, может быть, злобному веселью подаю повод! Случайно вас встретя когда-то, заметив в вас искру нежности, я не посмел ей поверить… Я не захотел потерять свою постылую свободу… Еще одно послужило к нашей разлуке – несчастный Ленский… Тогда я оторвал свое сердце от всего, что было ему мило. Чужой для всех, ничем не связан, я думал: вольность и покой – замена счастью! Боже мой! Как я ошибся, как наказан!

СУФЛЕР. “На свете счастья нет, но есть покой и воля!”

 

Небольшая пауза.

 

ОНЕГИН. Видеть вас поминутно, следовать за вами повсюду, ловить вашу улыбку, долго внимать вам, понимать душой все совершенство ваше, замирать пред вами в муках, гаснуть и бледнеть…

СУФЛЕР. “Бледнеть и гаснуть”!

ОНЕГИН. Вот блаженство! И я лишен того: для вас тащусь повсюду наудачу; мне дорог день, мне дорог час: а я в напрасной скуке трачу судьбой отсчитанные дни. И так уж тягостны они.

 

Пауза.

 

ОНЕГИН. Я знаю, век мой уж измерен, но чтоб продлилась жизнь моя, я утром должен быть уверен, что с вами днем увижусь я… Боюсь, что в моей смиренной мольбе ваш суровый взор увидит презренные затеи хитрости. Я уже будто слышу ваш гневный укор. Когда б вы знали, как ужасно томиться жаждою любви, смиряя волнение в крови разумом, желая обнять у вас колени, зарыдать у ног ваших, изливая мольбы и признанья, все-все, что мог бы выразить!.. А, между тем, вооружив взор и речь притворной холодностью, я понужден вести спокойный разговор и глядеть на вас весело!.. Но так и быть: я сам себе противиться не в силах боле; все решено: я – в вашей воле!..

СУФЛЕР. “И предаюсь моей судьбе”!

 

***

Будуар Татьяны. Татьяна сидит на оттоманке, бледна и неубрана, в руках у нее письмо Онегина. Она, кажется, плачет. Входит Онегин.

Онегин опускается подле нее на колени, прижимается губами к ее руке. Пауза довольно продолжительная.

 

ОНЕГИН. Татьяна!..

ТАТЬЯНА. Довольно! Встаньте!.. Я должна… я должна вам откровенно объясниться. Онегин, помните ли час, когда судьба свела нас в саду, и так смиренно я выслушала ваш урок? Сегодня мой черед… Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется была… И я любила вас! И что же? Что в сердце вашем я нашла? Какой ответ? Одну суровость. Не правда ль? Вам была не новость смиренной девочки любовь? Даже и нынче, только вспомню вашу проповедь, холодный взгляд – Боже! – кровь стынет! (Помолчав.) Но я не виню вас! Вы поступили благородно! Вы были правы… И я вам благодарна!.. (Помолчав.) Тогда… я вам не нравилась… Не правда ли? Что же ныне вы преследуете меня? Ужели потому, что я богата, знатна, являюсь в высшем свете, что мужа, изувеченного в сраженьях, ласкает двор? Не потому ли, что теперь мой позор был бы всеми замечен и мог принести вам соблазнительную честь в обществе?

ОНЕГИН. Вы плачете?

 

Откуда-то сверху, должно с небес или колосников посыпался снег.

 

ТАТЬЯНА. Нет… Да… Я плачу… Если вашей Тани вы не забыли до сих пор, то знайте: колкость вашей брани, холодный, строгий разговор, когда б в моей лишь было власти, я предпочла б обидной страсти, и этим письмам и слезам! К моим младенческим мечтам тогда имели вы хоть жалость, хоть уважение к летам… А нынче?! Что к моим ногам вас привело? Какая малость? Как с вашим сердцем и умом быть чувства мелкого рабом?..

ОНЕГИН. Таня…

 

Снегу все прибывает.

 

ТАТЬЯНА. А мне, Онегин, постыла эта пышность, эта мишура жизни – успехи мои в свете, модный дом, вечера!.. Что в них? Всю эту ветошь маскарада, этот блеск, чад, шум, я рада бы отдать за дикий сад, за полку книг, за те места, где я видела вас, Онегин, впервые, за смиренное кладбище, где крест, по сенью ветвей над бедной моей няней… А счастье было так возможно! Так близко!.. Но моя судьба решена! Для меня были равны все жребии, мать молила меня со слезами… Я вышла замуж. Вы должны, я вас прошу меня оставить! Я знаю: в вашем сердце есть и гордость и прямая честь… Я вас люблю! К чему лукавить… Но… я другому отдана и буду век ему верна … … Буду век… любить вас!.. Буду век верна ему… Буду век любить… Век любить…

 

Онегин замер, склонив голову на колени Татьяне.

Сверху падает снег и музыка П. И. Чайковского.

Появляются все персонажи, включая ме-манс, Ряженых, Пушкина и Чайковского. Они смотрят, как снег засыпает неподвижные, замершие фигуры Онегина и Татьяны, кажется, вот-вот он скроет их, они уже совсем занесены снегом…

Пушкин снимает свой паричок, снег падает на его обритую голову.

Суфлер потихоньку забирает у Пушкина парик, надевает на себя. Выходит к рампе. Он хочет что-то сказать, но у него не выходит.

Музыка.

Идет снег.

В России опять зима…

 

 

ЗАНАВЕС

 

Охраняется законом РФ об авторском праве.

Постановка пьесы невозможна без согласия автора.

Леванов Вадим Николаевич

445017, г. Тольятти,

Молодежный бульвар, д. 22, кв. 68.

Тел. (8-848-2) 22-34-33.

e-mail: [email protected]

 

* В тексте использованы также фрагменты произведений М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева, А. П. Чехова и других. За исключением отдельных случаев использованные фрагменты специально не оговариваются.

* Переводы с французского языка не оговариваются.

 

* На Татьяне может быть балетная пачка, пуанты, а возможно костюм, напоминающий костюм Жизели из одноименного балета.

* Актер, исполняющий роль Зарецкого, в этом месте к реплике “Ну, что ж! – Убит”, может добавить: “Однозначно!” Впрочем, может и не добавлять.

* И.-В. Гете “Фауст”.

* Вольтер “Царевна Вавилонская”.

* Действие происходит летом, на природе, как тут не вспомнить: “Ах лето красное, любил бы я тебя, когда б не пыль, жара, да комары, да мухи!..”

* Сцена из оперы П. И. Чайковского “Евгений Онегин”. Либретто П. И. Чайковского и К. С. Шиловского

Вадим Леванов

 

 

РОМАН с онегиным

 

 

игра в четырех актах на темы А. С. Пушкина и П. И. Чайковского

 

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: