КАРЬЕРНЫЕ ПЕРЕПЕТИИ В СПЕЦНАЗЕ

Когда начинаешь вспоминать годы, проведенные в Чирчике, на память приходят, прежде всего, те эпизоды, которые связаны с 15 обрСпН. Основная масса офицеров, служивших в нашей бригаде, искренне ее любили, она была их судьбой, ей были посвящены все мысли и помыслы, ей мы отдавали все наши мысли и время. Ей мы отдавали все, что могли, и это доставляло истинное удовольствие, так как вселяло уверенность в том, что делаем мы важное и нужное стране дело, которое не каждому можно поручить. Ну, а если нам это дело поручено, то делать его надо так, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…». Ну, а далее Вы, уважаемый читатель, и сами знаете.

Мое личное отношение к бригаде может достаточно красноречиво характеризовать следующий пример. Весной 1975 года, когда во время проведения отпуска в Ленинграде моя преподавательница английского языка в Свердловском СВУ Байбус Тамара Владимировна спросила о том, что собой представляет Чирчик как город, я, не задумываясь, ответил, что «в Чирчике нет ничего примечательного и интересного, кроме той воинской части, в которой я прохожу службу». И это было сказано совершенно искренне, что отражало мое истинное отношение к тому делу, которым мне, да и всем моим сослуживцам, приходилось заниматься.

В Чирчикской бригаде спецназ работалось с большим энтузиазмом и полной отдачей, несмотря на то, что особых перспектив в службе ни у кого из нас не было как минимум три первых года. Тем не менее, энтузиазм и самоотдача нас не покидала, и никто, как правило, никуда переводиться не собирался, чтобы, например, попытаться сделать военную карьеру в других войсках.

Помнится, как в конце 1975 года в бригаду приехал очередной проверяющий в звании полковника, который проходил службу в г.Фрунзе, где в то время дислоцировался армейский корпус Среднеазиатского военного округа. После того, как он проверил у нас в части все, что должен был проверять, полковник попросил командира части В.В.Колесника разрешить ему встретиться с офицерами одной из рот бригады, чтобы просто поговорить с ними.

Василий Васильевич приказал отвести проверяющего в штабную роту, где в то время служил Федя Волох. С его-то слов мы и узнали, что полковник был просто поражен тем порядком и дисциплиной, которые были в нашей части. Исходя из некоторых высказываний и оценок полковника, создавалось впечатление, что он никак не мог поверить, что такой порядок во всех сферах деятельности, как у нас в части, может существовать в реальной жизни.

Как потом оказалось, желание проверяющего побеседовать с офицерами бригады возникло потому, что ему захотелось увидеть тех простых командиров групп и рот, которые своей работой с личным составом и повседневной службой создают ту обстановку и порядок, которые так поразили его. Еще больше он удивился тому, что все офицеры штабной роты, с которыми он разговаривал, занимают свои должности недопустимо долго, например, по пехотным меркам. Командир роты капитан Юрий Широков в должности командира роты был уже довольно долго, а получил он роту после нескольких лет командования группой. Его подчиненные старший лейтенант Ю.Цыганов командовал группой уже три года, единственный офицер лейтенант Ф.Волох, будучи недавним выпускником военного училища служил в части около полутора лет. Узнав это, проверяющий был, откровенно говоря, поражен этим обстоятельством.

Кроме того, по мнению этого проверяющего, «при полном отсутствии перспектив в службе младшие офицеры части работают с завидной самоотдачей», которой проверяющий никогда не наблюдал раньше нигде в других войсках. Он увлеченно рассказал своим собеседникам, как быстро «растут» офицеры в пехоте, особенно не задерживаясь на должностях командир взвода – командир батальона, а затем также быстро поступают в Военную академию имени М.В.Фрунзе или Военно-политическую академию имени В.И.Ленина. 

Видимо, рассчитывая на определенную реакцию на свой рассказ, проверяющий предложил офицерам штабной роты подумать о возможном их переводе для дальнейшей службы во Фрунзенский армейский корпус, где для каждого из них будет открыта «зеленая улица» для продвижения по служебной лестнице. Однако, к его очередному и совершенно искреннему удивлению, командиры из штабной роты совсем не проявили интереса к предложению полковника, встретили его со снисходительными улыбками и вежливо отказались, так как службу в пехоте считали не престижной и не интересной. До завершения беседы проверяющий все еще попытался узнать, чем же так сильно привлекает наших офицеров служба в спецназе, но так, по-видимому, ничего не поняв, он удивленный и уехал к себе домой, в город Фрунзе.

Действительно, служить в спецназе всегда было весьма почетно и престижно, но, в сравнении с другими войсками, совершенно бесперспективно. Прослужившего в бригаде, к примеру, три года командира группы у нас в шутку называли «офицером, который в обозримом будущем может рассматриваться командованием части в качестве возможного кандидата для назначения на высокую и весьма перспективную должность командира роты специального назначения». Все было бы очень даже смешно, когда бы не было так грустно, так как в этой шутке всего лишь доля шутки, а остальное – «чистейшей воды правда», как у нас говорили. Стать командиром роты в спецназе в те времена действительно было достаточно трудно, так как все имевшиеся штатные должности командиров групп спецназ заполнялись полностью, поэтому на одну освободившуюся должность командира роты, как правило, могло претендовать как минимум трое – четверо офицеров, а то и большее число кандидатов.

Лишь прослужив в 15 отдельной бригаде специального назначения определенное количество времени, многие из нас, в том числе и я, до конца осознали и вникли в суть той шутки, которая была в большом ходу у Саши Тимченко да и у других офицеров нашей бригады, когда они в цветах и красках расписывали молодым лейтенантам, в основном недавно закончившим военные училища, головокружительную карьеру в спецназе «от командира четвертой группы до командира первой группы» в одной и той же роте специального назначения.

Безнадежный, на наш взгляд, «застой» в продвижении по службе оказывался еще более обидным и несправедливым для большинства из нас, когда из переписки с друзьями, например, по Киевскому общевойсковому училищу или по суворовскому училищу становилось известно, что в то время как мы еще лишь в далекой перспективе «могли рассматриваться в качестве возможных кандидатов для назначения на высокую должность командира роты», некоторые наши однокашники, служившие, например, в войсковой разведке и других разведывательных структурах или тем более в пехоте Вооруженных Сил СССР, уже, например, поступили в Военную академию имени М.В.Фрунзе.

А ведь, общеизвестно, что поступление в Академию имени М.В.Фрунзе или «Кузню» офицерских кадров высшего звена», как мы ее обычно называли между собой, предполагал, что «академик» до поступления последовательно прошел все должности от командира взвода до командира батальона или его заместителя. И это в то время, когда основная масса наших коллег-спецназовцев в Чирчике, да и в бригадах специального назначения других военных округов, были всего лишь лучшими и уникальными в своем роде командирами групп спецназ. При этом все прекрасно знали, что они состоят в основном из реальных, а не «дутых», как порой бывает в пехоте или других войсках, отличников боевой и политической подготовки.

С грустью вспоминаю те времена, когда стало известно, что несколько наших однокашников по Киевскому ВОКУ поступили в «Кузню» уже в 1978 году, то есть через четыре года после окончания училища. Нас с Федей Волохом посетило чувство обиды и определенной досады. Ведь мы с ним, невзирая на хорошие и отличные успехи в службе, начинали постепенно отставать от своих сверстников и однокашников по Киевскому училищу. Вот тогда-то мы с Федей Волохом и вспомнили того незадачливого полковника из Фрунзевского армейского корпуса Среднеазиатского военного округа, который пытался убедить своих собеседников из штабной роты нашей бригады, что настоящему офицеру, тем более имеющему однозначные и неоспоримые успехи в работе, необходимо «реально рость» по службе, чтобы чувствовать себя по-настоящему самодостаточным и вполне успешным, а не ущербным, убогим и несостоятельным.

Оценивая в комплексе, и совершенно объективно, свое положение и положение моих коллег-командиров групп в 15 отдельной бригаде специального назначения, а также ход службы в ней младших офицеров различных годов выпуска из различных военных училищ, надо заметить, что, несмотря ни на что, нытья и хандры в чистом виде у нас все-таки не было. Такое упадническое настроение посещало офицерскую молодежь бригады лишь в редкие моменты так называемой «слабости духа» у некоторых командиров групп, что совершенно не влияло на наше отношение к работе, и тем более на уровень самооценки.

Несмотря ни на что, работалось все-таки с энтузиазмом и подъемом. Может быть, это было потому, что мы уже привыкли работать или, как говорят в таких случаях, «пахать», не обращая внимания на всякие частности, в том числе и касающиеся перспектив продвижения по службе. Это оказалось возможным потому, что значительная часть лейтенантов и старших лейтенантов очень любили то маленькое, но по-настоящему важное дело, которое мы делали, и то большое дело, которому мы служили, к которому были причастны.

 

ИРИНА

 

Наше, в большинстве своем, беззаветное отношение к службе порой не оставляло возможности для того, чтобы, как говорят, «заняться собой». Выходные дни использовались, в основном, для того, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок, постирать белье, сходить в кино или съездить, например, в Ташкент. На все остальное просто не хватало времени, да и сил

В этой связи вспоминается, как бойцы моего по-прежнему «музыкального взвода специального назначения» неоднократно иной раз в шутку, иной раз всерьез, но довольно часто говорили мне, что в связи с тем, что наша группа постоянно лидирует в социалистическом соревновании, то она, в конечном итоге, обеспечит мне прекрасную служебную карьеру в спецназе. Я обычно в тон подобным высказываниям моих подчиненных, точно также, как и они, порой в шутку, а очень часто вполне серьезно, отвечал, что если меня из-за моих музыкантов специального назначения не разжалуют в рядовые спецназовцы, то уж точно куда-нибудь на повышение обязательно со временем выдвинут. 

Не могу сказать, что моя работа в качестве командира «музыкального взвода специального назначения» каким-то образом положительно отразилась на карьере, но однозначно могу констатировать, что мое командование именно этим специфическим подразделением нашей бригады помогло мне найти мою будущую супругу. И именно это, как известно, порой бывает немаловажным, если не сказать, что самым важным и в жизни, в судьбе офицера да и в военной карьере, в частности.

А случилось это весьма важное событие в моей жизни в декабре 1977 года и, действительно, с прямым участием именно моего «музыкального взвода специального назначения». И было это так. В конце 1977 года, в период, предшествующий Новому 1978 году, музыканты нашей бригады, как и в предыдущие годы, буквально были нарасхват. Их приглашали на многочисленные предновогодние вечера отдыха в различные учреждения и организации города Чирчика. На все подобные мероприятия мне по долгу службы приходилось ходить со своими подчиненными. И вот в самом конце декабря, когда мои музыканты принимали самое активное участие в вечерах отдыха почти каждый день, а вернее вечер, у меня подобные мероприятия уже начали вызывать громкий и однозначно озлобленный «зубовный скрежет».

Именно по этой причине, когда 29 декабря мой музыкальный взвод должен был, вместе с солдатами и сержантами отряда специальной радиосвязи бригады, поехать в одну из средних школ Чирчика на очередной вечер отдыха, я заявил командиру нашей роты капитану Ю.Цыганову, что в эту школу со своей группой не поеду, так как «уже замучался таким образом отдыхать каждый вечер». В связи с этим, назначив вместо себя старшим заместителя командира моей группы старшего сержанта Г.Петросяна, сел в канцелярии роты писать конспекты к каким-то очередным плановым занятиям на следующий день.   

Юра Цыганов был с самого начала, в общем-то, не против того, чтобы я не ехал в эту школу, тем более, что музыканты никогда не требовали дополнительного контроля за ними со стороны командиров, даже на таких мероприятиях, где для молодого человека было множество всяческих искушений и соблазнов. Однако, когда музыканты со всем своим концертным «снаряжением и вооружением» уже уехали, Юра несколько раз зашел в канцелярию роты и, как мне показалось, отдельными репликами, а также всем своим видом, и особенно выражением лица, дал мне понять, что его удивляет проявившийся у меня в совершенно неподходящее время «острый приступ трудового энтузиазма». И это в то время, когда нормальный молодой офицер-спецназовец должен был бы отдыхать где-нибудь на вечере отдыха, в школе, например, а совсем не в ротной канцелярии сидеть и писать никому не нужные конспекты. Тем более, что и подчиненные этого самого офицера находятся как раз там, в школе и, как и положено, молодым людям отдыхают.

Наконец, Юра Цыганов в очередной раз с решительным видом зашел в канцелярию и разразился еще более красноречивым монологом, что на Юру было совершенно не похоже. Суть его высказываний сводилась к тому, что его удивляет мое поведение, особенно в последнее время. Он совершенно не может понять, почему холостяк, молодой старший лейтенант, сидит в канцелярии роты и пишет какие-то совсем никому не нужные конспекты для занятий, вместо того, чтобы пойти на вечер отдыха в школу, где, вероятно, много красивых девушек-учителей, которые не могут не интересовать нормального молодого человека.

Кроме того, Цыганов напомнил, что на этом вечере отдыха находятся, кстати сказать, мои подчиненные, которых, в конце концов, несмотря ни на что, надо всегда контролировать. «Ведь, не дай Бог, еще напьются в этой школе Ваши музыканты-разведчики, - заявил Юра, добродушно улыбнувшись высказанной им мысли, которая и для него, и для меня была совершенно абсурдной, так как этого, в принципе, не могло быть. – В общем, идите домой, переоденьтесь в «параллельные» брюки (то есть брюки на выпуск) и сходите в эту самую школу на вечер, отдохните», - назидательным тоном сказал Цыганов, который в любой ситуации всегда и всех называл исключительно на «Вы», чем постоянно вызывал у его сослуживцев массу шуток и подколок в свой адрес.

После этих слов моего командира роты у меня по совершенно необъяснимой причине, напрочь пропало желание убивать свое драгоценное свободное время на бесполезное (а я именно так, совершенно искренне, и считал) написание конспектов занятий с личным составом. Я словно только и ждал этого указания командира роты. Поэтому буквально сорвался с места и бегом побежал домой, где переоделся, то есть надел так называемые «параллельные» брюки, и опять же почти бегом побежал, гонимый все тем же необъяснимым волнением и душевным подъемом, к автобусной остановке, откуда ходили автобусы к той школе, где шел тот самый вечер отдыха с участием личного состава из нашей бригады.

Когда я зашел в вестибюль школы, то первым делом увидел старшего сержанта Г.Петросяна, который собрал вокруг себя целую толпу старшеклассников и с важным видом, несколько назидательным и поучительным тоном что-то со знанием дела «вещал» им. Я подошел сзади, так, чтобы Георгий не видел меня, и прислушался.

«Хорошо у него получается. Ну, просто как у настоящего и хорошего замполита роты - подумал я, когда мне стало ясно, что Петросян рассказывает школьным мальчишкам о том, как армия оказывает благотворное влияние на любого молодого человека, проходящего службу в ней.

- Жора, как тут у нас дела? – поинтересовался я.

- Все нормально, товарищ старший лейтенант, половина на сцене играет, а остальные отдыхают в зале, - ответил Петросян, несколько удивившись моему не предвиденному появлению в школе.

- А, может быть, наши «хлопцы уже пьяные?» – в шутливом тоне поинтересовался я, улыбаясь.

- Ну, что Вы, товарищ старший лейтенант. Как это может быть? - заулыбался мне в ответ Петросян, театрально разводя руки в стороны.

В это время ко мне подошел офицер из радиоотряда бригады и чуть ли не за руку потащил в зал, на ходу объясняя, что в этой школе много молодых преподавательниц, с которыми он уже познакомился и намеревается познакомить c ними и меня.

Когда мы вошли в зал, я глянул на сцену, где пять бойцов из моей группы готовились к исполнению очередной песни. По их лицам было заметно, что они откровенно удивились, увидев меня в зале, видимо, подумав: «Что это с нашим командиром группы? То совершенно не хотел ехать с нами в школу, то вдруг неожиданно для всех появился на вечере». Когда мой взгляд встретился с удивленным взглядом младшего сержанта А.Полищука, я, пользуясь давно отработанной мимикой, как бы спросил его о том, как дела и обстановка на вечере. Александр жестом руки и изображая на лице полное удовлетворение, ответил, что все в группе как обычно хорошо, в общем, все по плану. 

В это время мой провожатый офицер из радиоотряда подвел меня к группе молодых девушек-учителей, которые стояли недалеко от входа. Из пяти девушек, к которым мы подошли, я сразу же обратил внимание на одну из них, которую тут же и пригласил на танец.

Оказалось, что звали ее Ириной. Правда, в беседе она просила называть ее исключительно по имени и отчеству, как это принято в школе. Полгода назад Ирина Петровна закончила Ташкентский государственный педагогический институт имени Низами и в школе преподает русский язык и русскую литературу. Когда я узнал это, то невольно подумал: «Очень нужный в домашнем хозяйстве человек. С помощью Ирины можно будет повысить свой уровень знания русского языка, а заодно и русской литературы», - несмотря на то, что моя преподавательница Галина Александровна Лисина в Свердловском суворовском военном училище постаралась сделать все, чтобы и русский язык, и русскую литературу все мы знали на достаточном уровне.

Вспомнив с благодарностью Галину Александровну и мысленно призвав ее на помощь, я попытался в ходе танцев и в промежутках между ними в разговорах с Ириной произвести на нее положительное впечатление. В этой связи пришлось вытащить из глубин своей памяти несколько «сложностей из школьной программы по русскому языку из неисчерпаемого арсенала Галины Александровны», над надежным уяснением которых суворовцами в Свердловском СВУ в буквальном смысле «билась» эта мужественная женщина. Пара вопросов из ее «арсенала», заданных мной Ирине, как можно было судить, произвели на нее определенное положительное впечатление.

Ирина, как мне показалось, несколько удивилась тому, что человек, который уже достаточно давно проходил программу средней школы, еще помнит сложные моменты из школьного курса русского языка, такие, как, например, случаи, когда перед союзом «и» все-таки ставятся запятые. Ей, в общем-то, понравилось, что мне без какой-либо предварительной специальной подготовки удалось без особого труда поддержать беседу на столь непопулярную в основной массе русского народа тему, какой всегда являлся «великий и могучий» русский язык, вообще, и сложные моменты, связанные со знаками препинания перед союзом «и», в частности.

Когда из разговора с Ириной я понял это, то мысленно послал привет и искреннюю благодарность в Свердловск Галине Александровне Лисиной и от души поблагодарил ее за то терпение, с которым она неутомимо занималась с нами, суворовцами Свердловского СВУ, русским языком и литературой. При этом вспомнилось, как она безжалостно и с завидной периодичностью и регулярностью ставила многим из нас, в том числе и мне, «типичные двойки» (крылатое выражение нашей любимой Галины Александровны) по русскому языку, да и по литературе тоже. Однако, несмотря ни на что именно она все-таки выучила нас так, что не просто хватило на всю оставшуюся жизнь, но даже иногда выручало нас в различных ситуациях по типу той, которая описана выше. Так что могу еще раз выразить большую искреннюю благодарность за это моей преподавательнице русского языка и русской литературы в Свердловском суворовском военном училище Галине Александровне Лисиной.

К концу этого вечера отдыха в школе я совершенно искренне и однозначно утвердился в том, что Ирина мне очень понравилась. При этом именно тогда, в первый вечер нашего знакомства, я подумал: «Надо еще в семью сходить, познакомиться с родителями. И если там все нормально, то можно жениться на Ирине».

В последующем я неоднократно удивлялся той быстроте, с которой я принял столь непростое и очень важное решение в жизни любого человека, а в жизни офицера в особенности, каким является решение о женитьбе. При этом много думал о том, почему уже тогда, во время первой нашей встречи с Ириной, после примерно двух часов общения с ней, я сразу же, и совершенно однозначно, определился в столь сложном деле, каким является женитьба и создание семьи для любого человека. 

Во-первых, основная причина, конечно же, заключалась в том, что Ирина мне сразу же очень понравилась. Во-вторых, мне удалось даже за столь короткий промежуток времени, то есть примерно за два часа общения, разобраться в том, что она очень хороший и порядочный человек. В-третьих, на быстроту принятия данного, казалось бы, совершенно непростого решения оказал влияние уже достаточно богатый к тому времени опыт моей работы с людьми. Было совершенно ясно, что если бы у меня не было бы такого богатого жизненного, да и служебного опыта, то принять столь сложное и ответственное решение, каким является, например, женитьба, оказалось бы довольно трудно.

Учеба в двух военных училищах, в Свердловске и Киеве, и особенно, непосредственная работа с подчиненным личным составом в бригаде специального назначения способствовали тому, чтобы научиться достаточно хорошо разбираться в окружающих тебя людях. А такой опыт, как известно, всегда полезен как в службе, так и в повседневной жизни. И в данном случае опыт работы с людьми в бригаде оказал мне, как оказалось, весьма и весьма добрую службу. Это проявилось не столько в том, что я принял решение, о том, что можно жениться на Ирине столь быстро, сколько в том, что не позволил мне допустить ошибку в оценке того, что собой, как человек, как будущая жена, представляет Ирина и подходит ли она мне вообще в качестве жены, будущей матери моих детей, боевой подруги, спутницы на всю последующую жизнь.

А тем временем накануне наступающего 1978 года нас с Сережей Ершовым на торжества по случаю Нового года пригласил к себе домой Сережа Брик. Он откровенно предупредил, что хотел бы нас обоих познакомить с двумя девушками, знакомыми его супруги. При этом он оговорился, что одну из них зовут Ирина, которая также работает в одной из Чирчикских средних школ учительницей русского языка. Для меня еще задолго до начала этого новогоднего вечера он приобрел особый смысл, так как я уже воочию представлял, что той Ириной, которая должна быть на вечере у семейства Сергея Брик, окажется именно та девушка, с которой я познакомился двумя днями раньше в средней школе, во время вечера отдыха наших бойцов.

Однако, как ни желанен был этот новогодний вечер, но пришлось в определенной степени разочароваться в своих надеждах. Та девушка, с которой хотели меня познакомить супруги Брик, оказалась совсем не той Ириной, которую я встретил на том памятном школьном вечере в Чирчикской школе № 18. Поэтому мы с Сережей Ершовым, конечно же, хорошо провели время в теплой компании, но при этом под благовидными предлогами сначала ушли в нашу роту, чтобы поздравить своих солдат и сержантов с Новым 1978 годом, а затем, предварительно прихватив с собой несколько сигнальных мин, предусмотрительно сэкономленных во время одного из ротных полевых занятий, отправились запускать их в темное ночное новогоднее небо города Чирчика.

В январе, уже 1978 года мы несколько раз встречались с Ириной. В ходе бесед с ней обсуждали различные темы, которые были близки нам обоим. Во время этих встреч я с удовлетворением чувствовал, что все больше и больше привязываюсь к ней, а она, естественно, ко мне. 

А в бригаде в конце января совершенно неожиданно для многих было принято решение Юру Цыганова отправить на учебу на курсы «Выстрел». В этой связи командованием бригады его роту было решено передать мне. Честно надо сказать, что для меня данное решение также было совершенно неожиданным и заранее совершенно непросчитываемым. Но, когда Юру Цыганова командир бригады подполковник Овчаров спросил, кого бы он хотел видеть командиром его роты на время его отсутствия, Юра сразу же сказал, что хотел бы, чтобы ротой командовал я, и коротко обосновал свое мнение. В результате, комбриг полностью согласился с доводами Ю.Цыганова и мне предложили принять роту.

Надо честно сказать, что далеко не все искренне обрадовались такому развитию событий. Ведь я был первым из своих ровесников, да и выпускников предыдущего 1973 года выпуска из Киева и Рязани, который получил долгожданную роту, пусть и временно, но все-таки роту. Далеко не всем это решение командира бригады понравилось, и не все были готовы мириться с таким положением дел, но сделать ничего уже было нельзя. До меня, в конце концов, дошли слухи о том, кто из моих коллег оказался недовольным тем, что это пусть и временное повышение коснулось меня, а, например, не его.

Чтобы сразу же, раз и навсегда, решить эту проблему я выбрал один из дней, когда на плацу бригады моя рота занималась укладкой парашютов. Увидев того офицера, который был недоволен моим назначением на роту, я нарочито громко, чтобы слышали все, кто находился на плацу, офицеры, солдаты нашей роты и, тем более, Сережа Ершов, бывший рядом со мной, подозвал его к себе и в совершенно откровенной форме потребовал объяснить, правильно ли я понял те слухи, которые, якобы, ходят по нашей части о его недовольстве моим назначением командиром роты. Честно надо сказать, мой собеседник был несколько обескуражен таким натиском и попытался несколько скрасить остроту момента ничего незначащими фразами. Но я ему сказал, что если бы его назначили на мое место, то я бы только порадовался за него и пожелал бы ему самых больших успехов. Ну а раз уж меня назначили, то пусть он найдет в себе мужество и примет данную ситуацию как должное. Мой собеседник попытался убедить меня, что я не правильно его понял или был неточно информирован. Однако я не стал вдаваться в особые подробности и разбирательства и прекратил разговор, предложив моему собеседнику считать, что проблемы вообще не существует, то есть не существует и того, что послужило причиной этого неприятного для нас обоих разговора.

Сережа Ершов, присутствовавший при этом довольно неприятном разговоре, только пожал плечами и сказал, что очень уж резко и достаточно жестко я обошелся с моим собеседником. Но я заметил ему, что считаю свое поведение в данной ситуации вполне оправданным, открытым и бескомпромиссным.

Надо отдать должное тому, что мы с этим офицером совершенно не рассорились, не стали дальше друг от друга и не перестали общаться, что, в общем-то, нам обоим делает честь и вызывает определенное уважение. Не знаю, может быть, моя однозначно прямая постановка данного вопроса послужила основой того, что отношения с ним совершенно не испортились. А может быть, что-то другое послужило главной причиной, но мы с этим офицером продолжали общаться и совершенно искренне и по-дружески относились друг к другу.

Где-то в феврале 1978 года командованием бригады было принято решение о том, чтобы на основе четвертой роты создать рабочую роту из числа солдат и сержантов, увольняющихся в запас в мае месяце. Для этого всех демобилизующихся солдат бригады перевели в мою роту, и они до самого увольнения должны были работать на строительстве различных объектов в части, тем самым давая прекрасную возможность остальным подразделениям бригады без особого отрыва заниматься плановой боевой подготовкой.

Честно надо сказать, что командовать ротой дембелей мне было довольно легко. При этом я на общем собрании роты поставил личному составу довольно простую и хорошо понимаемую задачу, которая заключалась в том, что каждый увольняющийся в мае месяце боец должен оставить о себе в бригаде добрую память в виде таких же добрых дел на тех объектах, где каждый из них будет работать до увольнения в запас. Кроме того, на апрель месяц были запланированы прыжки с парашютом, в которых рота дембелей также должна принимать участие.

Руководить рабочей ротой было, как можно себе представить, не очень почетно, но через это прошли почти все командиры рот нашей бригады, и здесь уповать на превратности судьбы разведчика спецназ не приходилось. При этом в тот период с командиром бригады подполковником Овчаровым мне приходилось видеться намного чаще, чем другим командирам рот части, ну и, естественно, получать различных размеров «дыни» также приходилось намного чаще, чем командирам других подразделений бригады. Со временем вся эта работа постепенно превратилась в обычную повседневную деятельность и не требовала особого напряжения сил.

В апреле бойцы, увольняющиеся в запас, должны были совершить по три прыжка с парашютом из самолета Ан-2. Помню, как наша рота завершила укладку парашютов для первого прыжка в апреле месяце, и я начал расписываться в парашютных паспортах. При этом делал я это впервые в жизни. Расписавшись примерно в половине паспортов парашютов четвертой роты, я вдруг задумался, за что мне приходится расписываться. Ведь по закону ни у командиров групп, ни у самих парашютистов нет всей полноты юридической ответственности за прыжки, она имеется только у командира роты, ставящего свою подпись по завершении укладки парашютов. В очередной раз поняв это, я завершил расписываться в паспортах и сразу же повел свою четвертую роту на внеплановые занятия на парашютном городке, где занимался с солдатами-дембелями «до потери всяческой сознательности», как у нас частенько говорили в таких случаях. В результате, апрельские прыжки с парашютом прошли как никогда хорошо. Никто не только ничего не сломал себе, но даже вывихнутых ног не было не только в роте, но и в целом в бригаде.

А тем временем, в начале апреля мы с Ириной подали заявление в ЗАГС, и свадьба была назначена на 6 мая, поэтому наряду с проведением прыжков приходилось, в части касающейся, заниматься подготовкой к свадьбе. При этом основную заботу по организации данного торжественного мероприятия пришлось взять на себя Ириному отцу, Петру Николаевичу Саморокову.

Если сказать в общем, то наша с Ириной свадьба прошла очень даже хорошо. На ней была почти вся бригада, за исключением тех офицеров и прапорщиков, кто стоял в нарядах и карауле. Комбриг подполковник А.А.Овчаров сразу извинился за то, что не сможет быть на свадьбе, так как серьезно простудился и если на службу он, по его словам,«с горем пополам ходил», то на свадьбу решил не идти. В этой связи начальника политотдела полковника Н.В.Лысака командир бригады назначил старшим на свадьбе, которому подчинялись все остальные офицеры и прапорщики нашей части, принимавшие в ней участие. Кроме родственников и знакомых Иры и ее родителей, на свадьбу приехали мои мама и сестра, а также мой лучший училищный друг Женя Климович.

Веселье во время проведения свадьбы в немалой степени стало возможным потому, что за музыкальную ее часть отвечали мои бывшие починенные – музыкальный взвод бригады во главе с сержантом Петросяном, который должен был увольняться в первых числах мая, но не уехал домой, а остался в бригаде, чтобы принять участие в нашей с Ириной свадьбе. Судя по рассказам и различным оценкам, всем приглашенным очень понравилось на свадьбе, так как была достаточно хорошая музыка и дружеская непринужденная обстановка. В период, когда мой бывший музыкальный взвод отдыхал, к микрофону прорывались самодеятельные участники свадьбы для исполнения различных песен, как, например, Галя Волох и Ирина Маковская, которые несколько раз исполнили популярную в те времена песню «Мама».

Как водится на таких мероприятиях, как свадьба, невесту спецназовцы пытались украсть, но я всего лишь так посмотрел на Сергея Маковского, возглавлявшего эти попытки, что ему сразу же перехотелось участвовать в них. Ну, а Федя Волох и Женя Климович периодически подходили к столу жениха и невесты и с долей театральности произносили одну и ту же фразу: «Эх, пропал человек! А ты, Ирина,- обращались они к невесте, - нашла свое счастье».

7 мая после продолжения свадебного торжества у Ириных родителей дома мы съездили в Ташкент и проводили моих маму и мою сестру домой, а 8 мая я заехал к себе на квартиру, чтобы взять кое-какие вещи для запланированной на два дня поездки в горы. Не прошло и 10 минут моего пребывания в своей квартире как из бригады прибежал посыльный, который передал мне просьбу командира части подполковника Овчарова срочно прибыть в бригаду «для серьезного разговора», как пояснил запыхавшийся посыльный.

Я все бросил и сразу же побежал в часть. Подполковника А.А.Овчарова я нашел в автопарке. Александр Алексеевич поздравил меня с вступлением в брак и еще раз извинился за то, что из-за болезни не смог быть у меня на торжестве. Особенно «не растекаясь по древу», командир бригады коротко изложил мне причину моего столь срочного вызова в часть. Оказалось, что пришло указание из Москвы о подборе в нашей бригаде одного из офицеров в звании старшего лейтенанта с хорошими показателями в боевой и политической подготовке для направления его в Рязанское высшее воздушно-десантное училище в качестве командира курсантского взвода.

Внимательно выслушав подполковника Овчарова, я, тем не менее, сразу же отказался от данного, как выражался А.А.Овчеров, «весьма перспективного предложения». Командир части на мой отказ только заметил, что прекрасно понимает меня. «Но ведь и ты должен меня понять», - заявил Александр Алексеевич, - Мне ведь тоже надо выполнять приказ Командования. Ты не хочешь, Латыпов с Волохом тоже отказались от данного предложения. А что мне делать? Как выполнять приказ?» Ничего путного я посоветовать командиру части, естественно, не смог, поэтому, распрощавшись с комбригом, уехал с женой, нашими родственниками, друзьями и, естественно, с Женей Климовичем отдыхать в горы на целых два дня.

В июне месяце вновь начались прыжки с парашютом из самолета Ан-2, а в июле из Ан-12. Чтобы показать Ирине прыжки из Ан-12, я повез ее на аэродром. В тот день для офицеров и прапорщиков были запланированы прыжки из самолета Ан-12 с задержкой раскрытия парашюта на 20 секунд. На аэродроме показал Ирине и коротко рассказал о том, как происходит подготовка к прыжкам и проверка парашютов, а затем, чтобы она не отвлекала меня от тех дел, которые надо было сделать во время подготовки к прыжку, посадил ее в одну автомашину бригады, а сам пошел заниматься положенными делами.

Когда настала наша очередь прыгать, завел Ирину в самолет и провел к самой кабине пилотов. Там поручил одному из бойцов из команды по обеспечению прыжков, чтобы он следил за тем, чтобы Ирина ни в коем случае не перешла условную черту, которую я тут же в метре от кабины пилотов обозначил, прочертив носком ботинка. Сидя на своем месте во втором потоке, периодически поглядывал на Ирину и делал ей ободряющие знаки.

После того, как ушел первый поток, настала наша очередь прыгать. Глянув на Ирину в очередной раз, увидел, что она держит сжатые кулаки, видимо, волнуясь за меня, да и за всех, кто прыгал вместе со мной. Помахав ей рукой, я изготовился к прыжку. Прозвучал сигнал «Пошел» и мы все посыпались из самолета.

Отделившись от рампы Ан-12, в течение нескольких первых секунд ощущал лишь хаотичное вращение своего тела, не смотря на то, что постарался сгруппироваться как можно лучше. Затем выставив ладони рук вперед, начал регулировать воздушный поток в зависимости от того, в какую сторону идет вращение. Так спускался до тех пор, пока ни сработал страхующий прибор и парашют раскрылся.

В общем-то, ничего особенно необычного в данном прыжке не было. Вместо 5 секунд на стабилизации пришлось спускаться целых 20 секунд. Но для полноты навыков, наряду с прыжками на воду, этот прыжок был полезен и познавателен. Теперь сможем прыгать в тыл противника с больших высот, что, естественно, повышает конспиративность применения сил и средств специальной разведки.

Вернувшись домой, первое, что я услышал от Ирины так это было то, что «дернул ли ты кольцо раньше назначенного срока?» Пришлось объяснить своей супруге, что я вообще никогда кольцо не дергаю, а жду лишь, когда парашют сам раскроется. И это у меня взято за правило. В свою очередь, Ирина рассказала мне, что сразу же после того, как она вышла из приземлившегося на аэродроме самолета, полковник Ленский подозвал ее к себе, поздравил с тем, что она, пусть и немного, но приобщилась к прыжкам с парашютом, а затем, как бы между прочим, спросил, каким по счету во втором потоке прыгал я. Ира сказала, что восьмым. «Ну, я так и думал, это был Ваш муж. Он дернул кольцо сразу же, как только отделился от самолета», - заявил Ленский, повернувшись к офицерам и солдатам, находившимся рядом с ним. Все закивали головами в знак согласия со словами заместителя по парашютно-десантной службе бригады. «Видимо, струсил немного Ваш муж, - сказал Виктор Александрович, открыто заулыбавшись.- Но это ничего, исправится»

Хоть Ирина не очень то и поверила полковнику Ленскому, потому что все вокруг многозначительно улыбались, когда он разговаривал с ней. Однако сразу же после моего возвращения домой она решила выяснить, правду ли говорил Виктор Александрович. Я рассмеялся и заявил, что Ленский известный в нашей бригаде подкольщик и шутник, который использует любую возможность, чтобы разыграть кого-нибудь, особенно это у него хорошо получается во время прыжков, так как постоянно находится что-нибудь, за что можно зацепиться острому на язык человеку.

В начале августа мы с Ириной поехали в отпуск, сначала к моей маме с сестрой, а затем в Ленинград, к Жене Климовичу, где очень хорошо провели время в ходе общения с ним. Кроме того, походили с Ириной в музеи, в театры, поездили по окрестностям Ленинграда и в конце августа приехали в Чирчик, где нас ждала выделенная мне однокомнатная квартира в новом четырехэтажном доме специально построенном для офицеров нашей бригады и полка гражданской обороны.

У Ирины с 1 сентября начались плановые занятия в школе, а я пошел на службу, где еще примерно два месяца командовал ротой до тех пор, пока ни приехал с курсов «Выстрел» Юра Цыганов. В ноябре 1978 года из числа выпускников Рязанского высшего воздушно-десантного училища к нам в роту распределили лейтенанта Григория Иванова. И сразу же после их приезда в части объявили повышенную боевую готовность в связи с событиями в Иране. Офицеры и прапорщики, образно говоря, дневали и ночевали в бригаде, а затем нам объявили, что покидать расположение части никому не разрешается, так как бригада переведена повышенную боевую готовность. Офицерам и прапорщикам организовали койки для отдыха в канцеляриях и бытовых комнатах рот, где мы спали, а все остальное время проводили на стрельбище, минно-подрывном городке и в полях вокруг Чирчика, где старались ликвидировать те недостатки, недочеты и пробелы в обучении солдат и сержантов, накопившиеся у них за время постоянных отрывов их от занятий.

Как я уже упоминал ранее, в период наибольшего обострения обстановки в Иране разведгруппе спецназ под командованием лейтенанта Лорика Ко были поставлены реальные боевые задачи на ведение разведки в северных районах этой страны. И только перед самым вылетом группы на боевое задание в штаб 15 обрСпН поступил приказ, запретивший реальное применение этой разведывательной группы.  

Вот так и закончился бурный во многих отношениях 1978 год, как например, пятый год моей службы в 15 отдельной бригаде специального назначения, год временного командования мной четвертой ротой 15 обрСпН, год моей свадьбы, наконец.

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться: