Этого звания на ВАЗе были удостоены всего 100 работников. А ещё он принимает самое активное участие в работе общественной организации чернобыльцев автозавода и Автозаводского района Тольятти.

Перед глазами Петра Кудашкина прошло столько смертей его друзей, его боевых товарищей, что он уже не умеет обходить стороной чужую боль…

Вертолеты – мечта детства

Стать вертолетчиком Сергей Сучков мечтал еще со школьных лет. Жили они на Камчатке, а там вертолеты – самый главный вид транспорта. В те времена летали еще МИ-4 с поршневыми бензиновыми двигателями. Турбовинтовые двигатели на керосине появятся позже. А тогда окончил начальную школу в небольшом поселке, пошел в десятилетку поселка Манилы, в школу-интернат. Неделю жил там, а на выходные возвращался домой. Весной в тех местах случались сильные паводки, так что порой даже вездеходы не могли проехать. Иногда в школу их возили на вертолетах. Собственно не специально их, а с сотрудниками геологической партии – когда те летели по делам, их тоже подвозили в школу. И позже, когда мама на лето устраивала Сергея на работу в геологическую партию, тоже передвигались на вертолетах.

Камчатка. Лесотундра, где сопки и поймы рек, а на равнине – тундра. Основной вид передвижения – авиация, а летом еще и навигация, но это было не везде. Когда случались праздники, катались на оленях. Вообще-то пастбища находились далеко на Севере, так что передвигаться в тех местах удобнее всего было вертолетом. 

В вертолетное училище из всего класса поехали поступать трое. Поступил только Сергей. Сначала их вызвали в Петропавловск-Камчатский. Прошел комиссию, все нормально. До побережья добрались на вертолете, а дальше уже летели самолетом.

Комиссию Сергей прошел еще раньше, когда заканчивал десятый класс, эта комиссия была предварительной, проводили ее при военкомате. Дали направление в училище, и он поехал сразу после экзаменов. 25 июня был выпускной вечер, а через три дня улетели в Саратов, поступать в Саратовское вертолетное училище. Два было таких училища – Саратовское и Сызранское. В 1978-м году Сергей поступил туда, в 82-м окончил. 29 мая, эту дату он хорошо запомнил – был выпускной вечер.

Годы учебы не разочаровали, учиться ему понравилось. Уже пожил в интернате, самостоятельности было больше, поэтому в армейскую жизнь вошел легко. Подъем в шесть часов, зарядка, как в армии, потом занятия. Жили в казарме сто человек.

– Это я просто так сказал, что было сто, больше было. Поправляет себя Сергей. – Четыре роты. Количество не могу сказать, но 360 человек нас в одной казарме было точно. Здание четырехэтажное, каждая рота на этаже. Прикинуть – 90 человек на этаже. Первый и второй курс - это они были в Саратове, а третий и четвертый – в поселке Сокол. Две казармы стояли рядом, дедовщины не было, это потому что училище летное. Там даже слова такого не знали…

Это было уже высшее военное авиационное училище летчиков. Кроме специальных дисциплин, таких как аэродинамика, вооружение и многие другие. Отдельная дисциплина – вертолетовождение.

По дому, конечно, все они скучали, но чувства угнетенности не было. То учились, то тренировались, собственно на отдых времени почти не оставалось. Скучать было просто некогда. Это, конечно, было замечательно. Четыре года учебы пролетели как одно мгновение. К тому же они начали летать уже с первого курса. В сентябре приняли присягу, после экзаменов, а в начале апреля уже уехали на полеты в Озинки, где стоял учебный вертолетный полк от Саратовского училища.

Летали с апреля по октябрь включительно. Возвращаются – и с октября у них каникулы, полгода теоретических занятий, потом полеты.

– Это было очень разумно, считает Сергей. – Лучше, чем если бы год учились, а потом проходили практику. А так знания сразу же подкреплялись практикой.

Первый полет, первые ощущения. Они не были, наверное, столь острыми, как у других курсантов. До этого Сергей летал на вертолетах, а сам когда сидел в кабине – инструктор справа, он слева – первый полет. Конечно, одно дело быть пассажиром – другое, когда ты сидишь в кабине. Смотришь, видишь, ощущаешь все по-другому. Множество приборов, все это надо наблюдать, чтобы не допустить ошибки, управлять четко и правильно. С непривычки было трудновато, а потом все пошло, как следует. Это было замечательно.

Помимо учебы – личная жизнь. По субботам и воскресеньям – увольнения. Единственное, чего не хватало – близких. Этот пробел заполняли посещением кинотеатров, а если приезжали родственники, отпускали в увольнение. Когда приезжала мама, могли даже отпустить на сутки. Баня была в четверг или в пятницу – в конце недели вставали в четыре или пять часов, чтобы успеть туда до занятий. Шли пешком, идти было далеко.

В увольнение ходили и сразу в баню.

Развлечений для курсантов было немного, но как говорит Сергей, и желания не было куда-то завихриться. Просто гуляли, в кино ходили. Если массово – в театр. Саратов – большой культурный город. И театры, и библиотеки…

А впереди – служба. 25 мая 1982 года он окончил училище. Это было время, когда начался Афганистан.

Сказать, что стояла тревога по этому поводу, Сергей не может. Об этом они говорили мало, да, наверное, и знали столько же.

Военное училище предполагало возможность оказаться в этой зоне военных действий, они были готовы к этому и профессионально, и психологически. Этому их учили.

А выпускной вечер – торжество. Вручили дипломы. Приехали родственники. Жена приехала тоже. Они познакомились с ней в Куйбышеве. В дороге познакомились, а через два года поженились.

Сколько историй любви знает мир, но, сколько бы их ни было, у каждого она своя, единственная.

1980 год. Зимние каникулы, а у мамы в Куйбышеве сестра. Сергей туда ездил на две недели, и так получилось, что вместе возвращались на поезде в Саратов. Познакомились на вокзале. Сергей увидел ее на перроне – оказалось, едут в одном поезде. Он был со своим двоюродным братом. Сергей на том же перроне был со своим сослуживцем и двоюродным братом. Стоял в стороне, а Валера Стрельцов, он такой шебутной, говорит Сергей, – подскакивает и спрашивает:

 – Вы куда, девушка?

Она говорит – в Саратов. Он ей – мы тоже в Саратов. Так они поговорили-поговорили и познакомились. Они сели в один вагон, а Сергей ехал в другом. Глаза у нее были какие-то необыкновенные…

Девушка эта одна ехала, ее подружка провожала. Сергей тоже один, только в другом вагоне. Когда поезд тронулся, подумал:

 – А пойду-ка прогуляюсь.

Идет по вагону в надежде увидеть ее, а сам думает:

 – Как же узнаю, она ведь была в шубе и в шапке.

Прошелся, узнал ее, хотя это и было трудно – зима, на перроне он видел ее в зимней одежде, а когда проходил по вагону, она уже успела снять и шубу, и шапку. А тут снова увидел ее глаза. Заговорил с ней, а поезд Куйбышев-Саратов ночной, так что посидели и проговорили до самого утра. Она работала в детской научной библиотеке, а он еще учился. Так и познакомились. Сергей проводил ее, а потом звонил, в библиотеку приходил. В январе 1982-го года поженились, а в мае у Сергея был выпуск. Посидели в ресторане, поговорили, попрощались, и как было отмечено, разошлись приличными молодыми людьми. Некоторые тут же сразу после выпуска, разъехались по назначению в части, а Сергей еще на месяц остался в училище, их теоретически переучивали на МИ-24. Месяц уже служил лейтенантом в училище, потом поехал к месту службы в Германию.

Служил под Магдебургом летчиком-штурманом. Там сразу дали квартиру. Жена осталась, ей нужно было еще оформить документы, чтобы выехать в Германию. Им, как офицерам, выезжающим за границу, документы были заранее подготовлены, членам семьи необходимо было все для выезда из страны.

Ничем особенным эта служба не отличалась от той, которая шла у себя на родине. Полеты, подготовка, наряды, командировки. Семейные дела. Там, в Германии, единственная радость – если было возможно, то съездить в Магдебург на электричке. Собственно, ездили туда только за покупками. Как любой советский человек, выехавший за границу, был поражен изобилием. Такое количество сосисок, колбас и прочих продуктов даже присниться не могло. Да и вообще Германия произвела большое впечатление. Удивительная чистота, маленькие поселочки, как иллюстрации к детским сказкам. Домики под крышами, заборчики, травка, цветочки. Высокая культура быта.

С немцами общались нечасто, однако пересекались, когда надо было пойти за покупками. Выручало то, что в годы учебы изучал немецкий, его преподавали и в школе, и в училище. 

Сергей это отметил сразу – немцы очень ценили, если с ними заговаривали по-немецки. Видно было, как им это приятно. Спросишь по-немецки, и тут же отношение к тебе меняется …

Два года с небольшим прослужил – начали забирать эскадрилью в Афганистан. Из Малейки их вывели в Нору, населенный пункт, где рядом находится Бухенвальд. Сам Сергей там не был, однако обозрел с воздуха, когда летали. Около трех лет там прослужили. Перед Афганистаном вывели в Украину, в город Александрию Кировоградской области. Там и обосновались, без квартир офицеров отправлять было нельзя, таков был приказ Министра обороны. Нет на территории Советского Союза квартиры, значит необходимо предоставить ее, и только потом отправлять. Квартиру получили в Кременчуге, километрах в 60-ти от Александрии.

В самой Александрии домов не было, и потому дали в Кременчуге. Потом год в Афганистане, в Кабуле. Дома остались жена и сын. Было ему три года. Уезжали летом. Галина, жена, осталась с ребенком в Кременчуге, а Сергей пошел воевать, выполнять интернациональный долг. О том, надо это или не надо, он тогда еще не думал. Его учили этому, он профессиональный военный человек. Конечно, когда вывозили из района боевых действий убитых и раненых, это было тяжело переживать. Особенно, когда сбили в Афганистане, под Газни, их правого летчика Игоря Ярошенко. Он лежал в госпитале, в офицерской палате, а офицерская палата была в конце здания. Перед ней большая палата, где лежали солдаты. Надо было пройти через них, чтобы попасть в эту палату, человек шесть их там. А тут в солдатской палате их человек двадцать. Идешь, а там …

– Они под простынями – кто без ноги, кто без двух ног. Идешь как через строй и тут, конечно, становится не по себе. Больно было смотреть на этих мальчишек. А так, говорит Сергей, мы работу делали, мы не можем ни думать, ни говорить о том, что делаем что-то особенное, что мы герои и прочее. Для нас то взлет, то посадка, то взлет, то посадка. Мы в основном возили десант по постам, по точкам выброса, где у них проводились операции. Увозили десант, забирали. Продуктами на постах снабжали. Потом были отдельные полеты – по большому кругу облетали части и развозили почту. Привозили ее в Кабул, потом развозили по частям, по намеченному почтовому маршруту.

В Кабуле пришлось побывать, когда были в госпитале. Он произвел не лучшее впечатление – пыльный город, глиняные мазанки. Сергей ездил на БТРе. Пылища …

Самолет заруливает, а за ним огромный клубок пыли и грязи. Может быть, в центре и есть какие-то исторические здания, - подумал тогда Сергей. Дворец Амина видел издалека и на фотографии. Правительственные здания на глаза не попались, в лучшем случае это были двухэтажные глинобитные дома. Конечно, все это экзотика – женщины в паранджах, мужчины в чалмах и халатах. Все бородатые и на одно лицо – по крайней мере, так казалось.

Чужая страна и ее люди никаких чувств у нашего героя не выхвали. Это как в песне Высоцкого – и не друг, и не враг… Ощущения того, что перед тобой враг, не почувствовал. Наверно потому, что летал и с ними практически не встречался. Смотрел на них, и жалко было. Конечно, жалко, цивилизация на уровне феодального строя. Но что поразило Сергея, это контрасты. В могучей России магнитофон ШАРП можно было видеть только в валютных магазинах, а там в маленьких лавчонках всего этого навалено, и все же смотришь на них и думаешь – бедолаги, а тут еще и война у них. Живучи и средневековые традиции, в отличие от европейцев.

Целый год – с ноября 1985 года по ноябрь1986 года служил там Сергей Сучков. Практически год и два месяца. Участвовал в боевых действиях. Все полеты за пределы охраняемой зоны в Афганистане за пределы Кабульской охраняемой зоны уже считались боевыми полетами…

После отпуска вернулся в Александрию, на прежне место службы. Прошло несколько месяцев, когда его отправили в командировку, в Чернобыль. С 25 мая по 24 июля Сергей выполнял полеты в зоне Чернобыльской катастрофы. Было много полетов по радиационной разведке. Об той работе Сергей вспоминает так:

– Летишь по маршруту, а специалисты с дозиметрической аппаратурой замеряют уровни радиации. Еще с помощью распылителей поливали специальной патокой песчаные берега прудов охладителей ЧАЭС. Очень часто летали в Киев, в Белоруссию, облетали зону катастрофы с различными комиссиями.

Радиацию не ощущали, но за два месяца этой командировки в журнале доз им проставили суммарную дозу 8, 6 рентген. По совету физиков-атомщиков в профилактических мерах принимали алкоголь – водку, которую брали в магазинах Гончаровска, где находился аэродром.

В следующую командировку в Чернобыль направили зимой 1988 года – с 25 января по 25 марта. Снова та же работа – облеты зоны с дозиметристами, полеты в Славутич, в Киев, по Белоруссии. Над самой станцией полеты были запрещены. Суммарная доза радиации за два месяца составили 6,2 рентгена.

До 1992 года так и служил в Александрийском вертолетном полку. Во время распада Советского Союза пришлось побывать в Закавказских республиках, где то и дело возникали конфликты. Уволился в запас раньше времени – отказался принимать присягу на верность Украине. И тогда прибыл в Тольятти.

– Наверное, мне повезло, – говорит Сергей. – В то время к чернобыльцам еще относились с уважением, поэтому моей семье очень быстро выделили трехкомнатную квартиру, в которой и живем с тех пор. Слава Богу, болезни меня миновали, инвалидности вследствие воздействия радиации я не получил. Пенсия, конечно, несмотря на службу в авиации, Афган и Чернобыль очень мала, так что для содержания семьи продолжаю трудиться – иначе не прожить.

Вертолетчики Сызрани

Капитан Агафонов

В оенный летчик 2-го класса капитан Агафонов Владимир Николаевич, принимал участие в ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС на вертолетах Ми-6 в должности командира отряда в период со 2 мая по 30мая 1986 года.

Его Чернобыль начался в гарнизоне в/ч 31762 города Цулукидзе Грузинской ССР. Во время спортивного праздника гарнизона на общем построении сигнал «тревоги» прозвучал как гром среди ясного неба: «…Внимание! На Чернобыльской АЭС произошла авария – вылет по готовности!» К вылету по тревоге были подготовлены два вертолета Ми-6 с четырьмя штатными экипажами с опытными командирами:

· командир эскадрильи вертолетов Ми-6 п.п-к Сатвалдыев С.Ш.        

· командир отряда эскадрильи вертолетов Ми-6 м-р Воропаев А.        

· командир отряда эскадрильи вертолетов Ми-6 к-н Агафонов В. Н.        

· командир экипажа эскадрильи вертолетов Ми-6 к-н Пупочкин А.

Полет проходил по маршруту: Цулукидзе – Ростов – Чернигов, где и располагался аэродром базирования со всеми службами, казармой и столовой. К полетам приступили 3-го мая. Работали посменно – с утра до обеда летал один экипаж, после обеда на том же вертолете – второй. Из Чернигова совершали перелет на одну из площадок загрузки с радиопозывными: «Кубок – 1», «Кубок – 2», «Кубок – 3», «Кубок – 4».

На площадке наземники засыпали груз – гранитный щебень и разные смеси из песка, щебня и других сыпучих грузов, а также холщевые мешочки по 5 – 10 кг с обыкновенной охотничью крупной свинцовой дробью – вручную в списанные тормозные авиационные или спасательные парашюты, которые и подцепляли к внешней подвеске вертолета. Задача вертолетчиков состояла в том, чтобы с высоты 200 метров сбросить груз точно в кратер атомного вулкана диаметром всего 11 метров. В кратер-воронку сбрасывалась еще и мешки из плотного полиэтилена с какой-то специальной жидкостью. За подъем на внешней подвеске брали по 3 – 4 таких целлофановых мешка, каждый весом около 400 кг.

В первые несколько дней сыпучий груз сбрасывали в так называемых ящиках-бункерах. Они представляли собой металлические короба. Их устанавливали над открытым люком внешней подвески в грузовой кабине вертолета, дно-крышка ящика открывалась над целью, куда и ссыпался тот или иной груз. Но от этой технологии пришлось отказаться – в момент открытия запорного устройства крышка бункера ударяла в бортик люка, разбивая его.

В момент пролета над реактором стрелка штатного вертолетный радиометра, установленного на максимальный уровень, зашкаливала и даже гнулась – шкалы прибора не хватало, то есть мощность излучения была запредельной.

После окончания работы выполняли посадку на площадке Малейка, где проводилась дезактивация вертолетов специальными моющими растворами. Здесь же была развернута полевая баня, где экипажи мылись после работы, сдавали комбинезоны, и нательное белье, взамен получали чистые комбинезоны и нательное белье. Открытые части тела: лицо, шея руки после полетов некоторое время «зудели» и краснели как после сильного загара. В Чернигов возвращались только после такой помывки.

Помимо полетов к реактору для доставки свинцовых пластин, оружейной дроби разного оборудования и других грузов для аварийных нужд экипаж капитана Агафонова выполнял полеты еще и на киевский аэродром «Борисполь».

Предельно-допустимый норматив дозы облучения для летного состава на тот период составлял 25 рентген, после чего экипажи возвращались к месту базирования в город Цулукидзе. Стоит отметить, что в индивидуальные «Карточки учета доз радиоактивного облучения» членов экипажа показания записывались далеко не всегда, либо составляли по нашим прикидкам намного меньшие значения (половинные) от фактически полученных доз.

Индивидуальным прямо-показывающим дозиметрам (авторучкам) в период ликвидации аварии никто не доверял – из-за их массового брака они безбожно и поэтому были не пригодны для определения дневной дозы. Индивидуальные дозиметры типа «кулон» невозможно было проверить из-за отсутствия считывающего оборудования. Так что работающие в Зоне взорвавшегося реактора люди не знали, какие дозы они получали.

За время командировки экипаж капитана Агафонова совершил 21 вылетов по сбросу груза в реактор и 4 – 5 полетов для транспортировки грузов в районе ЧАЭС. За майские чернобыльские дни командиру выдали командировочные в сумме 197 рублей. Кроме того, он был также награжден:

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: