Глава 16. Ранний посетитель

За день до свадьбы Эрик встал рано и направился в музыкальный салон, чтобы завершить мессу, которую писал для свадьбы. Однако через час или около того его прервал дворецкий.

 

— Сударь, вас желает видеть одна дама, — Гийом замешкался, а затем пояснил: — Мадам Сильвия де Шаньи. Я провёл её в библиотеку.

 

— Сильвия? — спросил Эрик. — Кто это?

 

Он надеялся избегать до свадьбы каких-либо столкновений со своими новыми родственниками. Он не любил всех Шаньи в принципе и не хотел, чтобы одна из них штурмовала его дом и изводила его обвинениями в посягательстве на чужие права. Эрик вздохнул. Всё же, ради Кристины и её сына, ему придётся быть вежливым с Шаньи, хочет он этого или нет.

 

— Я не уверен, сударь, прошу прощения. Я работаю здесь всего лишь пару лет, — извинился дворецкий.

 

— Что ж, сейчас я занят и не могу отвлекаться, чтобы идти к ней. Лучше приведи её сюда, Гийом, — решил Эрик. — И не уходи далеко. Подозреваю, что надолго она здесь не задержится.

 

Гийом поклонился и отступил в коридор.

 

Дама, о которой шла речь, была стройной и довольно высокой, с грациозными движениями. В чёрных волосах виднелось несколько серебряных нитей, а глаза были большими, тёмно-золотистого цвета. Услышав, как Гийом зашёл в библиотеку, она повернулась к нему. Глядя в какую-то точку за его левым плечом, она спросила:

 

— Он примет меня?

 

— Да, мадам. Будьте любезны следовать за мной. — Гийом был слишком хорошо вышколен, чтобы оглядываться через плечо и выяснять, на что она так смотрит.

 

Она медленно последовала за ним, хмуря свой ясный лоб в сосредоточенном выражении. Гийом проводил её в музыкальный салон, где Эрик смотрел на клавиатуру рояля с таким выражением, будто инструмент его лично чем-то оскорбил.

 

— Мадам Сильвия де Шаньи, сударь. — Гийом вышел и остановился посреди коридора в ожидании.

 

Эрик встал.

 

— Мадам де Шаньи, чему я обязан удовольствием видеть вас прямо перед завтраком? — На часах не было ещё и восьми, её прибытие было неприлично ранним.

 

— Сударь, я бы хотела обсудить ваши притязания на титул графа. Простите меня за столь ранний визит, но я должна была добраться до вас прежде, чем вы приступите к своим ежедневным обязанностям.

 

Эрик нахмурился.

 

— На самом деле, с этим вы опоздали. Вы уже прервали мою первую обязанность, посвящённую этому музыкальному произведению. Но не важно. Присядьте и расскажите, что вы там хотели высказать о моих притязаниях.

 

Он ожидал возмущения и обвинений — и был удивлён, когда женщина села, залезла в ридикюль, висевший на её запястье, и вытащила оттуда старинный лист бумаги. Было заметно, что его складывали и разворачивали много раз. Она разложила его у себя на коленях.

 

— Как много вы знаете о своей семье? — спросила она.

 

— Мало, — коротко ответил Эрик. — Я знаю имена своих родителей и обстоятельства, связанные с моим рождением и детством. Мне известно, что у меня есть пара младших сестёр, но о них я ничего не знаю, даже имён. А что?

 

— Как звали ваших родителей?

 

— Эрик и Мария-Тереза де Карпентьер. Эрик был первым графом де Шаньи.

 

Сильвия быстро заморгала, но не успела сдержать слезы, блеснувшие в жёлто-карих глазах.

 

— Значит, это правда, — прошептала она. — Я всегда гадала!

 

Эрик нахмурился.

 

— Что правда?

 

— Умоляю, скажите, под каким именем вас крестили?

 

— Эрик, в честь отца, хотя он и отказался меня признать. А теперь ваш черёд объясняться, сударыня. — Тон Эрика давал понять, что вопросов он больше не потерпит.

 

— Сударь, я ваша сестра, — просто сказала она.

 

Эрик встал и отошёл на другую сторону комнаты. Повернувшись к ней спиной, он спросил:

 

— Чего вы от меня хотите? Денег? Хотите, чтобы я отказался от титула графа? Чего?

 

Сильвия высоко задрала подбородок и повернулась в сторону голоса Эрика.

 

— Что ж, раз вы спрашиваете, то я хочу, чтобы вы сели обратно и выслушали меня. — Её тон был таким же решительным, как и у Эрика, и он заметил сходство. — Ничего больше.

 

— Очень хорошо. — Он снова сел и уставился на неё. — Я слушаю.

 

— Я не знаю, с чего начать. Я хотела бы расспросить вас о детстве, но не хочу показаться невежливой. Я получила некоторые сведения от отца Арно, но бóльшая часть того, что я знаю, написана в этом письме. — Выражение её лица было задумчивым, а взгляд, казалось, проходил прямо сквозь него — словно глаза были сосредоточены на чём-то за его спиной.

 

Эрик оглянулся через плечо, но ничего не заметил. Должно быть, она смотрит так, чтобы не разглядывать его лицо, решил он. Наверное, лучше сразу начать с худшего. Он спросил её прямо:

 

— Вы не хотите спросить, почему я надел маску?

 

Она удивлённо моргнула.

 

— Вообще-то, нет. Я не знала о вашей маске. Я слепа.

 

Эрик открыл рот. Редко кому удавалось вот так застигнуть его врасплох, но она казалась такой уверенной в себе и двигалась столь ровно, что он даже ничего не заподозрил. Он напомнил себе, что она выросла в этом доме, и с момента её ухода здесь ничего не изменилось. Это также объясняло тайну, почему она смотрела поверх его плеча: она просто не знала, где находятся его глаза.

 

Сильвия разгладила письмо и продолжила говорить, будто и не заметила, что он потерял дар речи от изумления.

 

— Если вы носите маску, то это, полагаю, из-за того, что ваше лицо изуродовано. Мать написала мне об этом в письме незадолго до смерти. Вот почему я приехала сюда. Я подумала, что вы, возможно, захотите его прочитать.

 

Она передала письмо. Эрик взял его дрожащей рукой.

 

— Не могли бы вы... — начала Сильвия и сглотнула. — Не могли бы вы прочесть его вслух? Прошло много лет с тех пор, как я могла прочитать его самостоятельно, а это письмо не из тех, что можно доверять чужим глазам, так что и попросить других прочитать его мне я не могла. Пожалуйста.

 

Эрик прочистил горло и начал.

 

«Моя дорогая Сильвия,

Я знаю, что умираю. Доктор пытается скрыть это от меня, но я знаю правду. Я не возражаю. Я не хочу больше жить, ибо тайное знание, которое я вынуждена хранить, сжигает меня изнутри. Последние двадцать пять лет я прожила во лжи, и теперь должна открыться кому-нибудь прежде, чем умру, иначе я никогда не обрету покоя.

Сильвия, ты не старший мой ребёнок. Я знаю, что пожилые слуги наверняка сплетничали о том, что у меня был сын на два года старше тебя, который умер при рождении, но правда заключается в том, что он не умер. Мне так стыдно признаваться в этом тебе, Сильвия, тебе, которая всегда любила и уважала меня. Но я не могу сойти в могилу, оставив между нами эту ложь.

Ты так красива, моя дорогая девочка. Когда ты родилась, я плакала от счастья, видя, как ты прекрасна. Повитуха была заметно изумлена тем, как я восхищалась твоей красотой, но она не знала той правды, что скрывалась за моими возгласами.

Видишь ли, твой брат родился более чем живым, но ужасно изуродованным. Его лицо... Я так и не смогла его забыть. Оно было похоже на череп, обтянутый бумажно-тонкой, серовато-жёлтой кожей. У него не было носа, а глаза почти нельзя было разглядеть — так глубоко они сидели в этих ужасных глазницах. На висках отчетливо выделялись синие вены, а в его щеках, казалось, вообще не было плоти, будто кожа была натянута на сами кости.

Остальное его тело было таким же: кожа, обтягивающая кости. Он был настолько уродлив, Сильвия, что, увидев его, я закричала, подумав, что он умер и начал гнить уже в моей утробе! Но потом он открыл рот и завопил, а я закричала ещё громче при мысли, что нечто, выглядевшее настолько мёртвым, в действительности может жить и дышать.

Сейчас же я почти не могу писать, ибо слёзы стыда застилают мне глаза и падают на бумагу. Я настолько неправильно обращалась с этим ребёнком, Сильвия, я допустила столько ошибок, что буду очень удивлена, если после смерти вдруг окажусь в раю. О, если бы я могла увидеть его сейчас, хотя бы раз, и рассказать ему, как я обо всём сожалею! Но спустя столько лет извинения, скорее всего, будут бессмысленны.

Видишь ли, когда я пришла в себя, то поняла, что твой отец никогда не признает сына, который похож лишь на крошечный труп. Он мог бы даже попытаться убить ребёнка, особенно если никто о нём не узнает, кроме повитухи и меня. Ребёнок мог быть уродливым и отвратительным, но он не заслуживал того, чтобы умереть за это! Я сговорилась с повитухой, чтобы она послала за священником. Им оказался молодой отец Арно. Он зашёл в дом и узнал, как обстоят дела, а затем мы вместе с ним отправились к твоему отцу, чтобы обсудить случившееся.

Твой отец был в ярости. Я была права, решив, что он попытается убить малыша. Он обвинил меня в уродстве ребёнка, но присутствие отца Арно удержало его от насилия. Однако священник не сумел убедить твоего отца, чтобы он признал мальчика своим или назвал его наследником. Хотя отец Арно, выяснив первое имя твоего отца, окрестил ребёнка под именем «Эрик». (В глубине души, думаю, отец Арно, скорее всего, наслаждался этим поступком! Я помню, как он улыбался, делая это, а повитуха хихикала.) После этого мы с ним предприняли все усилия к тому, чтобы существование мальчика осталось в тайне, отведя для его содержания неиспользуемое крыло дома. Отец Арно нашёл для него няню, которая не выдала бы тайну о существовании или о внешности Эрика. Я позаботилась о том, чтобы ещё до её приезда на ребёнка надели маску: ей так или иначе придётся увидеть его лицо, когда она будет купать или кормить его, но ей не было никакой необходимости смотреть на него постоянно.

Ты родилась, когда Эрику было два года, и мы решили тебе о нём не говорить; твой отец сказал, что чем меньше людей знают о нём, тем лучше. Это было ещё одним решением, о котором я сожалею. После твоего рождения я снова стала бояться за жизнь Эрика; я была очень рада, что ты родилась девочкой, ибо уверена — твой отец убил бы Эрика, если бы ты оказалась мальчиком.

Я боялась, что мой следующий ребёнок будет мальчиком, поэтому предприняла некоторые шаги, чтобы защитить Эрика. С помощью отца Арно я отправила письмо с информацией о рождении Эрика господину Коту-старшему, семейному нотариусу. Я попросила его хранить это дело в тайне до смерти моего мужа, когда я планировала объявить Эрика нашим сыном и наследником, несмотря на его внешность. (Я также сообщила мужу об этом письме — оно остановило бы его руку и обеспечило бы Эрику безопасность, даже если бы у нас в какой-то момент родился ещё один сын.)

Однако, когда мальчику было девять лет, произошёл несчастный случай, что-то вроде драки между ним и его няней. Мы нашли её лежащей без признаков жизни у подножия лестницы, а Эрик бесследно исчез. Мы думаем, что его могли похитить цыгане, находившиеся в том районе, но муж запретил мне заниматься его поисками. «Туда ему и дорога, хорошо, что избавились», — так он считал, ведь теперь, когда его маленькая грязная тайна исчезла, он чувствовал себя в большей безопасности.

После этого, к своему стыду, я попыталась забыть, что у меня когда-то был сын. Но не смогла, и только в последние годы поняла, что люблю его. Он был ужасно уродлив, Сильвия, но у него был самый прекрасный голос из всех, что я когда-либо слышала. Он любил музыку и пел, как ангел. Мне всегда казалось, что красота, которая отсутствовала в его лице, была стократно отдана его голосу.

Я понятия не имею, что с ним стало. Я ничего не слышала о нём с тех пор, как он исчез в возрасте девяти лет. Я не знаю, жив ли он или мёртв, но, Сильвия, где-то там может жить твой старший брат. Если ваши пути когда-либо пересекутся, я прошу тебя, передай ему мои извинения и сообщи, что я очень сожалею обо всём, что когда-либо делала с ним — или позволяла делать другим.

Скажи ему, что я любила его со дня его рождения и до дня моей смерти. Если бы я могла увидеть его сейчас, я бы схватила его за руки и попросила прощения за всё, что мы, его родители, с ним сделали!

Сильвия, ты и Сесиль были моим спасением, моей благодатью, и я рада, что Господь дал мне второй шанс вырастить детей. Мы с отцом были не очень-то счастливы вместе, но вы обе подарили мне больше радости, чем я того заслуживала. Я люблю вас обеих так же, как люблю Эрика, и я молюсь о том, чтобы он когда-нибудь сумел вернуть себе то, что ему полагается. Я молюсь, чтобы у тебя когда-нибудь родилась дочь, которая подарит тебе столько радости, сколько ты подарила мне. Спасибо, что прочла это, Сильвия. Ты можешь показать это письмо отцу Арно, если захочешь проверить информацию. Кроме того, господин Кот всё ещё должен хранить моё письмо в своих бумагах.

Моя дражайшая Сильвия, я не думаю, что проживу ещё долго; эта тайна так долго пожирала меня изнутри, что избавиться от неё будет для меня облегчением. Я прощаюсь с тобой и прошу Божьего благословения для тебя и для Сесиль. Надеюсь, вы найдёте хороших мужей, вырастите много детей и проживёте счастливую жизнь.

С огромной любовью,

Мама.»

 

Когда Эрик закончил читать письмо, Сильвия уже плакала, не скрываясь. Эрик снова прочистил горло и тихо спросил:

 

— Что случилось с Сесиль?

 

Сильвия сглотнула и ответила через мгновение:

 

— Она умерла во время родов, около восемнадцати лет назад. Её мужа тоже уже нет в живых.

 

— А с вами?

 

— Я заболела, когда мне было около двадцати трёх, и тогда же ослепла. Я никогда не была замужем.

 

— И поэтому в нашей семье не было других сыновей, которым можно было передать титул, — заключил он.

 

Она кивнула.

 

Некоторое время Эрик молчал; каждый раз, когда он пытался заговорить, у него перехватывало горло.

 

Сильвия заговорила первой.

 

— Вы позволите мне называть вас Эриком?

 

Эрик откашлялся.

 

— Да, конечно. Вы моя сестра, — Эрик помешкал и добавил: — Сильвия.

 

Она грустно улыбнулась.

 

— Всё не так очевидно, Эрик. У вас мало оснований любить кого-либо в нашей семье.

 

Эрик с сожалением улыбнулся.

 

— Это правда. Однако вы пока не вызываете у меня такого раздражения, какого я боялся.

 

Сильвия удивленно рассмеялась, услышав это осторожное поддразнивание.

 

— Разве это не обязанность младшей сестры — быть раздражающей? — поддразнила она его в ответ. Затем опомнилась. — Эрик, у меня есть к вам просьба, но я не буду возражать, если вы мне откажете.

 

— Как мне повезло, — сухо ответил Эрик, — поскольку я не привык оказывать любезности Шаньи. Что за просьба?

 

— Я бы хотела увидеть ваше лицо, — сказала она и подняла руки, демонстрируя, как именно она собирается это сделать.

 

— Зачем? — Его голос звучал настороженно.

 

— Вы для меня настолько нереальны, — призналась она. — Последние двадцать лет я знала, что у меня есть брат, но никогда не предполагала встретиться с вами. В письме матери столько рассказывалось о вас, как о ребёнке, что в моём сознании вы так и остались изуродованным младенцем. Я бы хотела познакомиться с моим братом, каким он является сегодня, если вы не возражаете. Но я пойму вас, если вы не захотите.

 

Эрик задумался. Он надеялся, что на ощупь его лицо будет не таким отвратительным, как для глаз. Сильвия пока не демонстрировала ему ничего, кроме доброты. Кажется, она приняла слова своей матери близко к сердцу. Эрик кивнул сам себе и встал.

 

— Хорошо. Подойдите ближе.

 

Сильвия встала и медленно подошла к нему. Он развязал свою белую шёлковую маску и положил её на стол. Когда Сильвия приблизилась к нему, он взял её руки и поднял их к своему лицу.

 

Он стоял неподвижно, пока её длинные тонкие пальцы, — такие же, как и у него, — порхали по его костлявым щекам, выпирающему лбу, почти несуществующему носу. Он закрыл глаза, почувствовав её лёгкое, как у бабочки, прикосновение к своим запавшим векам. Она погладила его виски, потянулась, чтобы пощупать редкие чёрные волосы, а затем её руки спустились вниз, чтобы коснуться его груди и плеч.

 

— Вы очень худой, — прошептала она.

 

— Да, — ответил Эрик. — А раньше был ещё более худым.

 

Она обхватила его руками на уровне груди, ощупывая его костлявые плечи, получилось почти объятие. Слёзы снова заблестели в её золотисто-карих глазах, и она улыбнулась, когда Эрик молча протянул руку, чтобы их вытереть.

 

Объятия превратились в настоящие, Сильвия повернулась, чтобы поцеловать его впалую щёку, и положила голову на его костлявое плечо.

 

У Эрика окончательно перехватило горло, и он перестал сдерживать слёзы, поднимая руки, чтобы обнять её в ответ. Сильвия была его семьёй, дочерью его матери, которая любила его, хотя и поняла это слишком поздно.

 

В этот момент он услышал какой-то звук и, подняв глаза, увидел лишь спину выходящей из комнаты Кристины. Должно быть, она увидела его с сестрой и решила им не мешать. Он улыбнулся. Как раз накануне они спорили о том, как ему следует вести себя с Шаньи. Ей должно быть приятно увидеть, что он обнимает Сильвию, а не ругает её и не отталкивает.

 

Сильвия тихонько сказала ему на ухо, не отпуская:

 

— Какого цвета ваши глаза?

 

— Золотые. Скорее, как у кошки. Как ваши, но светлее.

 

— У вас мало волос, — заметила она, скользя одной рукой вверх, чтобы снова коснуться его головы. — Какого они цвета?

 

— Чёрные.

 

— У меня тоже.

 

— Да, только у меня нет седины.

 

Сильвия напряглась в его объятиях и отступила.

 

— У меня есть седина?

 

Это прозвучало столь возмущённо, что Эрик громко рассмеялся.

 

— Совсем чуть-чуть, — заверил он её, — и контраст выглядит прекрасно.

 

Сильвия фыркнула.

 

— Льстец. — Она снова коснулась его лица. — Я знаю, что вы, скорее всего, никогда больше этого не допустите, и потому хочу закрепить вашу внешность в своей памяти.

 

Щёки Эрика были влажными, и она тепло улыбнулась ему, вытирая их без каких-либо комментариев.

 

— Зачем вам делать такую глупость? Моя внешность определённо не самая красивая.

 

Она пожала плечами, опуская руки.

 

— Это вы, Эрик. Это не что иное, как чудо, что я вообще встретилась с вами! Мне известно, что скоро вы женитесь, и я не знаю, захотите ли вы когда-нибудь снова меня увидеть. Для остальной семья я что-то вроде обузы из-за слепоты и обстоятельств, в которых я живу. Это может быть мой единственный шанс.

 

Эрика впечатлило, что она говорила об этом совершенно спокойно. Было очевидно, что это вовсе не являлось попыткой добиться расположения нового главы семьи.

 

Он усмехнулся.

 

— Если вы считаете себя обузой, то вам бы стоило побыть на моём месте.

 

Она засмеялась.

 

Он продолжил.

 

— Это правда. Такой урод, как я, завтра женится на оперной певице, своей бывшей ученице, которая будет продолжать сценическую карьеру даже после нашего бракосочетания. Я почему-то подозреваю, что семья Шаньи ещё даже не начала испытывать на себе, что такое конфуз и обуза! — Он помог ей вернуться на стул и сел напротив. — Если вы теперь не слишком нас стыдитесь, то не хотите ли вы познакомиться с моей невестой?

 

Сильвия радостно улыбнулась, не выказывая ни капли смущения.

 

— С удовольствием, Эрик. Но не могли бы вы сначала...

 

— Что?

 

— Если вы настолько хороший музыкант, что обучали оперную певицу, то не позволите ли вы мне услышать, как вы играете или поёте? Особенно поёте. Ваш голос, когда вы просто говорите, звучит прекрасно, и мне было бы особенно приятно услышать его в пении.

 

Эрик никогда не мог устоять против лести, если кто-либо восхвалял его таланты, а потому улыбнулся и сел за рояль. Он выбрал часть первой арии из «Орфея и Эвридики» и начал петь.

 

 

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: