Непосредственное и опосредствованное познание Стр 1 из 10Следующая ⇒ Фактов Каким путем суд устанавливает неизвестные ему су­щественные для дела факты? Прежде всего остановимся на широко распространенном в процессуальной литера­туре взгляде, что суд лишен возможности непосредствен­но познавать существенные для дела факты, поскольку эти факты находятся в прошлом и поэтому недоступны непосредственному восприятию суда1, в связи с чем суду приходится осуществлять познание опосредствованным путем, при помощи доказательств. Некоторым нюансом этой точки зрения являются вы­ сказываемые иногда соображения, будто даже в тех слу­ чаях, когда определенные факты и могут быть непосред­ ственно восприняты судом (например, побег из-под стра­ жи, лжесвн        тво в суде), все же они должны быть зновлены путем доказывания в другом процессе, так в противном случае нельзя было бы проверить пра­вильность познания, отсутствие доказывания снижало бы убедительность приговора. А. А. Старченко считает использование в судебном исследовании непосредствен­ного познания отдельных существенных обстоятельств дела «теоретически и практически» нецелесообразным, так как это может влиять на объективность исследова­ния»2. Таким образам, доказывание с этой точки зрения является единственной формой познания основных ис- i.i.x фактов по делу. Вопрос о формах судебного познания имеет не только ретическое, но и практическое значение. Например, рассматривая доказывание как единственную форму су­ деб        '-'..чания. необходимо прийти к заключению, что в тех случаях, когда суду почему-либо приходится вос­ принять нечто непосредственно, в частности, лжесвиде-   М., 1958, стр. 169. 2 А. А Старченко. 1958. стр. 13, 31. 2 Заказ 433   1 См. М. А Ч е л ь ц о в. Советский уголовный процесс. М., 1962, тр. 20; М С. С т р о г о в н ч. Курс советского уголовного процесса. Логика в судебном исследовании. М,, тельство, отказ свидетеля от дачи показании, то суд не вправе разрешать вопрос об ответственности этих лиц, руководствуясь своим непосредственным познанием. Этот вопрос должен решаться в другом процессе. Далее. Последовательное проведение мнения о недо­пустимости непосредственного судебного познания при­водит и к другому выводу. А именно, что не только ос­новные искомые, но также и доказательственные факты не могут быть предметом непосредственного познания суда. На практике это означало бы, что всякое явление, факт, воспринимаемый непосредственно в процессе су­дебного разбирательства, либо не должен считаться до­казательственным и в качестве такового оцениваться су­дом, либо, если его считать доказательственным фактом, то все-таки нельзя класть в основу постановления суда в качестве доказательства, как факт, непосредственно вос­принятый, — вопрос об оценке такого факта и, следова­тельно, вопрос о рассмотрении всего дела должен пере­даваться на разрешение другого суда. Между тем при разбирательстве уголовных и граж­данских дел факты, в отношении которых может возник­нуть вопрос о допустимости их непосредственного позна­ния, встречаются не так уж редко. И это не только так называемые «неуловимые обстоятельства», за которыми процессуальная теория отрицает значение доказательств (манера обвиняемого держаться, тон, внешний облик, мимика, жесты и т. д.). В качестве таких фактов встре­чаются и вполне уловимые обстоятельства, например, уклонение стороны от явки в суд для личных объяснений, непредставление необходимых для разрешения дела и заведомо у нее находящихся доказательств, неоспарива­ние утверждений противника, отказ от объяснений по об­стоятельствам дела и др.1 Согласно рассматриваемому положению суд может непосредственно познавать лишь средства доказывания (показания свидетелей, вещественные доказательства и т. д.). Поэтому подобные обстоятельства, не являющие­ся средствами доказывания, не могут считаться доказа- 1 В уголовном процессе к подобного рода обстоятельствам от­носятся, например, отказ обвиняемого объяснить обстоятельства, давшие повод подозревать данное лицо, лживые по поводу их объяснения и т. п. ^(см. С. В. П о з н ы ш е в. Доказательства в уго­ловном процессе, 11929, стр. 37). 10 тельствами и не должны приниматься во внимание при оценке доказательств. Но если их все же считать доказа­тельствами, то, разделяя взгляд о недопустимости непо­средственного познания, суду, непосредственно воспри­нявшему эти обстоятельства, видимо, надлежит пре­кратить дальнейший разбор дела и передать его на разре­шение другого суда, а составу данного суда выступить... свидетелями. •"Несообразность последнего решения вопроса нетруд­но заметить. Она. видимо, и вынуждает сторонников рас­сматриваемого взгляда обходить вопрос о том, как же должен поступать суд, непосредственно воспринявший такие факты, «ак-то: представление обвиняемым фаль­сифицированных доказательств, дача ложных показаний, умышленное уклонение от суда и т. п. Таким образом, второй практический вывод из рас-\ сматриваемой концепции состоит в том, что все те непо­средственно воспринятые судом факты, которые не отно­сятся к средствам доказывания, должны быть либо вооб­ще исключены из числа судебных доказательств, либо вопрос об их оценке и использовании в качестве доказа­тельств должен решаться в другом процессе. Так ли это? Нам представляется неверным взгляд на доказыва­ние, как на единственную форму судебного познания. И само выражение «доказывание является формой позна­ ния» неверно, ка« будет показано в дальнейшем, ""еСли под доказыванием понимать не логическое доказательст­во, а процессуальную деятельности! Прежде всего надо отметить, что, говоря о возмож­ности или невозможности непосредственного познания судом фактов, мы вкладываем в понятие «непосредствен­ное познание» определенный условный смысл, так как с философской точки зрения непосредственного познания в чистом виде вообще быть не может. [ознание есть отражение человеком природы. Но не простое, не непосредственное, не цельное отраже­ние, а процесс ряда абстракций, формирования, образо­вания понятий, законов»1. Всякое дознание, >в том числе и познание путем сжнвого созерцания», которое приня­то называть непосредственным познанием, например, познание фактов — «сегодня солнечная погода», «этот 1 В. И. Л ени н. Философские тетради, 1947, стр. 156. 11 ГСЛЬСТВО, ОТКаЗ Свидетели от дачи показаний, то суд, не а-пуа^е -разрелиать. Вопрос об ОТВвТСТВеННОСТИ ЭТИХ ЛИЦ, руководствуясь своим непосредственным познанием. Этот вопрос должен решаться в другом процессе. Далее. Последовательное проведение мнения о недо­пустимости непосредственного судебного познания при­водит и к другому выводу. А именно, что не только ос­новные искомые, но также и доказательственные факты не могут быть предметом непосредственного познания суда. На практике это означало бы, что всякое явление, факт, воспринимаемый непосредственно в процессе су­дебного разбирательства, либо не должен считаться до­казательственным и в качестве такового оцениваться су­дом, либо, если его считать доказательственным фактом, то все-таки нельзя класть в основу постановления суда в качестве доказательства, как факт, непосредственно вос­принятый, — вопрос об оценке такого факта и, следова­тельно, вопрос о рассмотрении всего дела должен пере­даваться на разрешение другого суда. Между тем при разбирательстве уголовных и граж­данских дел факты, в отношении которых может возник­нуть вопрос о допустимости их непосредственного позна­ния, встречаются не так уж редко. И это не только так называемые «неуловимые обстоятельства», за которыми процессуальная теория отрицает значение доказательств (манера обвиняемого держаться, тон, внешний облик, мимика, жесты и т. д.). В качестве таких фактов встре­чаются и вполне уловимые обстоятельства, например, уклонение стороны от явки в суд для личных объяснений, непредставление необходимых для разрешения дела и заведомо у нее находящихся доказательств, неоспарива­ние утверждений противника, отказ от объяснений по об­стоятельствам дела и др.1 Согласно рассматриваемому положению суд может непосредственно иознавать лишь средства доказывания (показания свидетелей, вещественные доказательства и т. д.). Поэтому подобные обстоятельства, не являющие­ся средствами доказывания, не могут считаться доказа- - - 1 В уголовном процессе к подобного рода обстоятельствам от­носятся, например, отказ обвиняемого объяснить обстоятельства, давшие повод подозревать данное лицо, лживые по поводу их объяснения и т. п. -(см. С. В. П о з н ы ш е в. Доказательства в уго­ловном процессе, 11029, стр. 37) . 10 при тельствами и не должны приниматься во внимание Но если \\ х . все . же сч \\ татъ тельствами, то, разделяя взгляд о недопустимости непо­средственного познания, суду, непосредственно воспри­нявшему эти обстоятельства, видимо, надлежит пре­кратить дальнейший разбор дела и передать его на разре­шение другого суда, а составу данного суда выступить... свидетелями. •Несообразность последнего решения вопроса нетруд­но заметить. Она, видимо, и вынуждает сторонников рас­сматриваемого взгляда обходить вопрос о том, как же должен поступать суд, непосредственно воспринявший такие факты, .как-то: представление обвиняемым фаль­сифицированных доказательств, дача ложных показаний, умышленное уклонение от суда и т. п. Таким образом, второй практический вывод из рас-» сматриваемой концепции состоит в том, что все те непо­средственно воспринятые судом факты, которые не отно­сятся к средствам доказывания, должны быть либо вооб­ще исключены из числа судебных доказательств, либо вопрос об их оценке и использовании в качестве доказа­тельств должен решаться в другом процессе. Так ли это? Нам представляется неверным взгляд на доказыва­ние, как на единственную форму судебного познания. И само выражение «доказывание является формой позна­ ния» неверно, как будет показано в дальнейшем, еРли гшд доказыванием понимать не логическое доказательст­ во, а процессуальную деятельность^ Прежде всего надо отметить, что, говоря о возмож­ности или невозможности непосредственного познания судом фактов, мы вкладываем в понятие «непосредствен­ное познание» определенный условный смысл, так как с философской точки зрения непосредственного познания в чистом виде вообще быть не может. «Познание есть отражение человеком природы. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отраже,-ние, а процесс ряда абстракций, формирования, образо­вания понятий, законов»1. Всякое познание, в том числе и познание путем «живого созерцания», которое приня­то называть непосредственным познанием, например, ^нание фактов — «сегодня солнечная погода», «этот 1 В. И. Л ен<и«. Философские тетради, 1947, стр. 156. 2* 11 г о • т. х — опосредствовано мышлением,: практикой человека-. Однако и в лю- момеят непосредственности, так как никакое познание без связи посредством ощущений познаю-бъекта-человека с познаваемым объектом — вне знания человека существующей объективной реально­стью. В. И. Ленин по этому поводу говорит: «Первая по­сылка теории познания, несомненно, состоит в том, что единственный источник знаний—ощущения»2. «Вое знания из опыта, из ощущений, из восприятий»3. «Для всякого естествоиспытателя, не сбитого с толку профес­сорской философией, как и для всякого материалиста, ощущение есть действительно .непосредственная связь (разрядка моя. — С. К,.) сознания с внешним ми­ром...»4 В. И. Ленин резко критикует махиста Дюгема за отрицание .непосредственного познания, означающего за­игрывание с кантианским идеализмом5. Познание всегда является единством непосредствен­ного и опосредствованного. Однако, если это не препят­ствует даже в философском смысле различать две фор-Л1Ы познания: непосредственное, чувственное познание и познание опосредствованное6, то тем более такое раз­граничение имеет право на существование и в процессу­альной теории, где оно имеет существенное практиче­ское значение в силу самого характера познания. Первая форма познания имеет место в том случае, когда воспринимаемый нами предмет сам является объ­ектом познания. .Опосредствованное же познание имеет место тогда, когда познаваемый объект недоступен вос­приятию, когда мы его познаем путем восприятия и по­знания другого предмета, доступного нашему восприя­тию, т. е. когда познание недоступного для восприятия 1 См. С- Л. Р у б и я ш т е и и. Основы общей психологии. М., 194i6, стр. 250; Т. Павлов. Теория отражения. М., 1949, стр. 136. 2 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 127. 3 Т а м ж е, стр. 129. 4 Т а м ж е, стр. 46. 5 Та м же, стр. 330-331. 6 Две формы познания различает «Краткий философский сло­ варь» под ред. М. Розенталя и П. Юдина. ГИПЛ, 1951, стр. 424; см. также: М, Н. Р у т к е в и ч. Практика — основа позна­ ния и критерий истины. М., 1952, стр. 125—127; К. Б а к р а д з е. Логика. Тбилиси, 1951, стр. 19. 13 шгяосрелственно воспринимаемого предмета. 1ная концепция вызвала возражения со стороны онмирчука. усмотревшего в разграничении не- и опосредствованного познания разрыв ильного и рационального», «непосредственного т опосредствованного:»'. Эднак: разграничение непосредственной и опосред- юрм познания еще не означает само по се- ютнвопоставления. Все зависит от •ничення. Если мы различаем эти две шания по указанному выше признаку, т. е. че- :,-межуточного звена между субъектом юъектом познания, не забывая при этом, что всякое ^знание опосредствовано мышлением и практикой, то никакого разрыва или противопоставления в таком граничении не будет, а само разграничение будет иметь важное теоретическое и практическое зна- Как непосредственная, так и опосредствованная фор- 1ання характеризуются важными особенностями. hn особенности необходимо учитывать при познании, при оценке его правильности. Для непосредственного познания путем восприятия :ны лишь факты, совершающиеся в настоящем, прячем лишь в том случае, если они находятся от позна­ющего субъекта на расстоянии и в условиях, не препят­ствующих их восприятию. Непосредственное познание позволяет получать знания лишь о внешних, доступных восприятию сторонах предметов и явлений действитель­ности. Опосредствованное познание гораздо богаче возмож­ностями. Путем его могут быть познаны не только фак­ты, существующие в настоящем, но и факты далекого прошлого, а в определенных случаях даже факты, кото­рые могут возникнуть лишь в будущем. При помощи та­кого познания могут быть установлены явления, проис­ходящие на расстоянии, исключающем возможность да­же их косвенного восприятия. Недаром гласит послови­ца: «Видит око далеко, а ум еще дальше». 1 В. П. К а з и м и р ч у к. Право и методы его изучения. М., 1965, стр. 56. Id ютвованное познание позволяет проникнуть в супдостъ вещей и явлений. Оно теоретически дает воз­можности для познания, безграничные как с точки зрения времени и пространства, так и в отношении глубины по­знания: «... от сосуществования к каузальности и от од­ной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей»1. «Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности перво­го, так сказать, порядка к сущности второго порядка и т. д. без конца»2. Однако в определенной области практической дея­тельности и непосредственное познание может иметь определенные преимущества перед познанием опосредст­вованным. «Так, как нам бывает дано нечто в непосред­ственном переживании, оно никаким иным способом дано нам быть не может»,—пишет С. Л. Рубинштейн. И далее: «Ни из какого яркого описания слепой не познает кра­сочности мира, глухой — музыкальности его звучаний так, как если бы о« их непосредственно воспринял»3. Эта специфическая субъективная окраска непосредст­венно познаваемого имеет свои плюсы и минусы, унич­тожая сомнения в правильности познания, укрепляя уверенность в его достоверности, но тем самым укрепляя и заблуждения, если допущена ошибка в познании. Предметом непосредственного познания служат явле­ния в их конкретно-чувственной индивидуальности. А яв­ление богаче закона4. «Закол есть существенное явле­ние»5. Явление же, кроме существенного, содержит и массу индивидуального, более доступного непосредствен­ному познанию, чем опосредствованному. Разграничение двух форм познания имеет большое значение для проверки правильности познания, для вы­явления ошибок. Если при непосредственном познании возможные ошибки могут содержаться лишь в акте вос­приятия, то при опосредствованном — не только в акте восприятия, но и в умозаключении от посредствующего звена в познании, в самом этом звене. 1 В. И. Ленин. Философские тетрад», i!947, стр. 193. 2 Т а м же, стр. 37. 3 С. Л. Рубинштейн. Указ, соч., стр. 5. 4 В. И. Л е н и н. Философские тетради, 1947, стр. 127. 5 Т а м же, стр. 133. 14 Таким образом, признавая принципиальную допус- тшюстъ разграничения двух форм познания, необходимо разрешить вопросы: исключает ли характер предмета су- э иознання его непосредственное чувственное вос- «ятяе. н если нет," то допускается ли с точки зрения юцессуального права, его принципов непосредственное .сбное познание определенных фактов, или же закон I во всех случаях прибегать к опосредство- Познанию. На первый вопрос ответ последует отрицательный. Рассмотрим сначала факты, устанавливаемые судом в порядке гражданского судопроизводства. Обозревая круг этих фактов, не трудно убедиться, что не все они нахо­дятся в прошлом с точки зрения времени рассмотрения 1 в суде. Существует группа фактов, которые, возник­нув до процесса и вне процесса, продолжают существо­вать и во время процесса; более того, именно с их нали-чвем м> время разбирательства дела, а не только в проШ-закон в ряде случаев и связывает юридические по--зия;. Особенность, характеризующая эти факты, заключается в их длящемся характере, в связи с чем их можно назвать фактами-состояниями. Разумеется, что и другие, не длящиеся, факты—не овенные явления. Всякое явление имеет определен­ную протяженность во времени. Но та или иная степень быстроты протекания явлений не безразлична с точки зрения возможности их наблюдения, исследования и по­знания. И если распространенное утверждение, будто познаваемые судом юридические факты всегда относятся к прошлому, справедливо для многих фактов, то оно не-1ля фактов-состояний (те или иные свойст- Строго говоря, человек воспринимает всегда только факты прошлого ввиду отдаленности во времени между воспринимаемым явлением и явлением его восприятия, так как восприятие — след­ствие, а воспринимаемое — причина, а причина и следствие не могут протекать одновременно. Но сказанное не может служить возраже­нием против выделения фактов-состояний, длящийся характер ко­торых означает, что вся совокупность непрерывно сменяющих друг друга явлений сохраняет в течение определенного длительного вре­мени качественную однородность, в силу чего эти явления теорети­чески находятся в пределах одного качества, а практически могут считаться идентичными друг другу. 15 ва предметов, их расположение и т. п.). Поэтому при классификации юридических фактов необходимо выде­лять факты-состояния. С точки зрения доказательствен­ного права и процессуальной теории это заслуживает внимания1. Для суда не безразлично, приходится ли ему устанав­ливать факты, имевшие место в прошлом и недоступные поэтому для непосредственного восприятия, или требу­ется установить факты настоящего, доступные непосред­ственному восприятию. В первом случае у суда единст­венная возможность для установления фактов — опо­средствованное познание; во втором — может стоять во­прос о допустимости непосредственного познания со все­ми рассмотренными выше особенностями по сравнению с познанием опосредствованным. Возникает вопрос. Поскольку непосредственное по­знание не способно само по себе проникнуть в сущность вещей и ограничивается явлениями, лежащими на по-ьерхности, то не будет ли это препятствием для исполь­зования его в судебной работе? На этот вопрос также следует ответить отрицательно. Во-первых, надо иметь в виду, что всякое познание, как уже указывалось, опосредствовано мышлением и практи­кой, говоря о непосредственном познании, мы имеем в виду только то, что при этом виде познания отсутству­ет передающее, промежуточное звено между субъектом и объектом познания. Во-вторых, суду для достижения своих практических целей при познании (установлении наличия или отсутствия определенных фактов) нет ни­какой необходимости углублять познание по формуле В. И. Ленина — от явления к сущности, от сущности пер­вого порядка к сущности второго порядка и т. д. Здесь проявляет свою силу специфика и задачи судебной работы. Факты-состояния могут иметь не только гражданско-правовое, но и уголовно-правовое значение. Это — мате- 1 Безусловно, если за основу брать признак воли, все факты можно подразделить на события и действия. Но в данном случае • основанием деления фактов на явления и состояния служит харак­тер протекания явления во времени. Эта позиция постепенно начи­нает находить поддержку в литературе (см. С. С. Алексеев. Общая теория социалистического права. Свердловск, 1964, вып. 2, гф. 160). <5 mm совершенного преступления, . кие факты могуч быть пред-познания и в уголовном про- :::;:льные ':: посягательства ' м негк< : : е : . твенного цессе. Кроме фактов-состояний, в гражданском процессе иногда предметом непосредственного познания могут оказаться и факты-явления, например, возврат ответчи­ ком в судебном заседании (или даже посторонним ли­ цом) долга истцу2, процессуальные действия сторон, яв­ ляющиеся актами распоряжения объектом процесса и процессуальными средствами его защиты — отказ от иска, мировое соглашение, признание иска и другие юри­ дические факты материально-правового значения (отказ ответчика по иску о выселении из ведомственного жилого- фонда возвратиться к месту прежней работы или отказ истца принять на работу ответчика по такому иску). Все эти факты могут быть предметом непосредственного по­ знания в суде в с       о, что предмет гражданского зоотношение — мо- maib свое        :е (изменение, прекраще- нве) в во время судебного разбирательства. решение вопроса о возможности в ых случаях непосредственного познания фак- :еющих юридическое значение, предрешает реше- гаго же вопроса и в отношении фактов, являющих- ся доказательствами, — результаты опознания, следст- венного или судебного эксперимента, факты, относящи- еся к поведению в суде участников дела и др. Однако, несмотря на теоретическую возможность и - г применяемость непосредственного п.миа- ооте, необходимо рассмотреть вопрос — титься какие-либо препятствия в ис- В. Я. Лившиц. Принцип непосредственности в советском v процессе. М. 1949. стр. 18—19. Крайне интересный случай такого развития правоотношения. энтоы даже в стадии исполнительного производства, приведен в ^Судебная практика Верховного Суда СССР» (1949, N» 4, —48). Взысканная с .Музафарова решением суда денежная >:-?jwa была выплачена истцу посторонмим для дела лицам — Шари- 17- - ; . . ческнх фактов с точки зрения требований процессуаль­ного права н теории? Раосмо       режде всего высказанные возражения против использования непосредственного познания в су­дебной работе; они сводятся к следующему: 1) при непосредственном познании нельзя проверить правильность познания; 2) доказывание, как опосредст­вованное познание, обеспечивает убедительность судеб­ных постановлений, делая гласным сам процесс позна­ния. Отсутствие же доказывания снижает убедительность судебных постлновлений. Эти возражения нельзя признать справедливыми. Как уже отмечалось, в любом познании необходимо со­держится момент непосредственности. Звено непосред­ственности содержится и в опосредствованном познании, я познании при помощи доказательства (например, сви­детельского показания). Но так как свидетель сообщает о фактах, воспринятых им непосредственно, то, соглаша­ясь с приведенными выше возражениями, следует при­знать, что проверка правильности показаний свидетеля невозможна. Невозможна ввиду этого и проверка пра­вильности опосредствованного (при помощи свидетеля) познания фактов судом. Следовательно, единственное, что остается доступным для проверки,-—это правиль­ность умозаключений суда. Но это, конечно, не так. • Правильность опосредствованных или непосредственных 'знаний других лиц можно проверить при помощи сопо­ставления их с известными знаниями, добытыми из иных источников, при помощи анализа самого проверяемого знания, при помощи мышления и живой человеческой практики, которая «врывается в самое теорию познания, давая объективный критерий истины»1. Не будь этого, невозможно было бы и само познание. Как непосредственное познание свидетелей воплоща­ется в их показаниях, которые и являются объектом про­верки, так и непосредственное познание суда находит свое объективное выражение в протоколе судебного за­седания, местного осмотра, в мотивировочной части су-лебного постановления. Указанные процессуальные до­кументы и являются теми объективными данными, по ко- 1 В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 198. непосредственного проверки между непо- '.j и, например, та-ннкакой принципиальной шгга лишь о методах провер-в которых такая проверка доступна. А по-зо-тжно иметь в виду не недо-познания суда для правер- а лвшь илвиу! immt» n такой проверки по каким-ли-ьным соображениям. Рассмотрим и эту ону проблемы опять-таки хотя бы на примере -...с-ния непосредственного знания суда с таким же знанием свидетеля. гут сказать, что процессуальное положение суда не допускает проверки правильности его познания спосо­бами, предназначенными для свидетелей, экспертов, как-то: допросом, очными ставками и т. п. Тем самым как будто возможность проверки правильности непосред-э познания суда существенно ограничивается. ' и такое соображение нельзя признать основатель­ным. Оно, во-первых, относится не только к познанию непосредственному, но в равной мере и к познанию опо­средствованному. Однако ведь никто не приходит к вы­воду, будто недопустимость допроса суда, как, положим, эксперта о том, почему он пришел именно к такому, а не к другому выводу, существенно ограничивает возмож­ность проверки правильности опосредствованного позна­ния суда. Во-вторых, и это главное, нет существенной не­обходимости в подобной проверке. Для вышестоящей судебной инстанции необходимость проверки отпадает потому, что в силу предписания закона суд в мотивиро­вочной части постановления указывает результаты по­знания, причины, по которым он отвергает одни данные и принимает другие, т. е. заранее «показывает», чем обу­словлены результаты его познания. В протоколах судеб­ного заседания, осмотра на месте, а также и в мотивиро­вочной части постановления суда содержатся как резуль­таты непосредственного познания суда, так и объясне­ние, почему они являются такими, а не иными. А этого вполне достаточно для проверки правильности как опо­средствованного, так и непосредственного познания суда со стороны вышестоящей судебной инстанции. 19 Для участников дела также нет необходимости в про-правильности непосредственного познания суда Sa.MH. предназначенными для свидетелей. Как уже отмечалось, непосредственное познание ограничивается явлениями, лежащими на поверхности: состояние пред­мета, его размер, действия людей и т. д. А поэтому все-то, что непосредственно познается судом, одновременно познается или во всяком случае воспринимается (если было известно ранее) и всеми присутствующими в зале суда или при местном осмотре, в том числе и участника­ми дела. Так как результаты чувственного познания фик­сируются в протоколах, то правильность непосредствен­ного познания и правильность записей в протоколах легко проверить путем их обозрения, не прибегая к до­просу суда. Серьезной гарантией правильности непосредственного познания являются демократические принципы совет­ского гражданского процесса, в частности, гласность, со­стязательность и др. Ко всему этому надо добавить, что сам характер не­посредственного познания — его чувственная предмет­ность — в 'подавляющем большинстве случаев исключает возможность ошибок в его результатах. Поэтому преду­сматриваемое законом право участников дела представ­лять замечания на протокол является больше гарантией против технических неправильностей протокольных за­писей, чем пропив ошибок в непо-средстветюм по­знании. Из сказанного вытекает ответ и на второе возраже­ние против допустимости непосредственного познания. Убедительность судебного постановления в отношении правильности познания судом фактов для лиц, не присут­ствующих при судебном разбирательстве, определяется в первую очередь тем, как суд мотивировал свое поста­новление и, во-вторых (что имеет значение главным об­разом для лиц, изучающих и проверяющих разрешен­ное судом дело), соответствием выводов суда имеющим­ся в деле материалам, в том числе и записям в протоко­лах о результатах непосредственного познания. Убедительность судебного постановления для лиц,, присутствующих в зале судебного заседания, определя­ется главным образом тем, что происходило при разби­рательстве дела — что сказали участники дела, свидете- 20 ож. эвсперты •                           иные в судебном поста- ювлении результаты опосредствованного и непосредст­венного познания соответствуют тому, что было на гла-присутствовавших — постановление убедительно, ш не соответствуют — постановление неубедительно. II если, по мнению противников непосредственного по- ;ния в суде, познание при помощи доказательств дела­ет эффективной гласность, так как гласным становится сам процесс познания,то это же, но с еще большим пра­вом, следует сказать и в отношении непосредственного . познания. При непосредственном познании процесс по­знания является гласным во всех своих элементах. Если присутствующие при осмотре дома видят, что этот дом находится в разрушенном состоянии, и суд также это констатирует как результат своего непосредственного познания, то вряд ли кто решится утверждать, что по­знание этого же факта, почерпнутое из показаний свиде­телей (а не непосредственно), повысило бы убедитель­ность вывода суда о наличии этого факта. Очевидно, де­ло обстоит как раз наоборот. Убедительность результатов непосредственного по­знания больше, чем опосредствованного. Здесь проявля­ется указанное ранее свойство самого непосредственного познания. И если суды иногда не прибегают к непосред­ственному познанию, когда оно является доступным, как, например, для обмера площади земельного участка, то это объясняется не тем, что такое познание снижает убе­дительность решения, исключает возможность проверки правильности познания, а только практической затруд­нительностью непосредственного познания в подобных случаях, которая к тому же косвенно ведет к ущербу для гласности '. И наоборот, -нередко бывают случаи, когда только непосредственное познание судом определенных фактов способно раскрыть истину. 1 В определении по делу № 124 по иску колхоза ьм. Карла Маркса к колхозу «Красный партизан» ГСК Верховного Суда СССР, отменяя состоявшиеся по делу постановления (не был установлен действительный размер участка, об урожае с которого шел спор), дала указание о том, что при невозможности документального уста­новления размера участка необходимо это выяснить путем факти­ческого обмера специально созданной комиссией («Суд. практика...», 1949, № 4, стр. 40—41). 21 Так. в народном с.        рского района Л\осковскон области Осиновым был заявлен иск к Кратировой о взы­скании расходов по отоплению общей печи, которое в те­чение трех лет якобы производил один истей. Кратирова объяснила, что истец отопления за свой счет не произво­дил. Более того, в последнюю зиму он, с целью выну­дить ее к выселению, не отапливал общей печи совсем, оборудовав в своей комнате железную печь для отопле­ния только своего помещения. Доказывать этот факт (как отопления, так и неотопления) путем свидетельских показаний было довольно затруднительно. Свидетели, на которых сослалась Кратирова, могли лишь подтвердить некоторые обстоятельства: во время их 'посещения в комнате у Кратировой было холодно, ответчица продол­жительное время болела. Осипов объяснил, что печь не была топлена 2—3 дня в связи с теплой погодой. Суд при осмотре на месте установил следующие факты: нали­чие в комнате Кратировой «специфического запаха сы­рости», наличие в комнате Осипов а железной печи'. В данном случае суд непосредственно воспринял раз­личные факты-состояния, в том числе такой важный факт, как «специфический запах сырости». В передаче свидетеля указанный факт в значительной мере утратил бы свое доказательственное значение как в отношении его убедительности, так и с точки зрения проверки до­стоверности. Другой важный для установления истины факт, обнаруженный три осмотре и а 1месте,— наличие в комнате Осипов а железной печи —мог не только потерять доказательственное значение, но и вообще мог исчезнуть для дела, если бы суд решил проверить данный факт не осмотром на месте, а иным путем, например, истребова­нием справки от органов пожарного надзора, дав таким образом истцу возможность убрать печь. И дело могло быть разрешено неверно. В заключение необходимо отметить, что проанализи­рованные возражения против возможности и допустимо­сти непосредственного судебного познания, будучи несо­стоятельными по отношению к процессуальному непо­средственному познанию, вполне справедливы, если их отнести к внепроцессуальному знанию судей о сущест­венных для дела фактах, юридических или доказатель- Дело разрешено народным судом 14 июня 1950 г. 22 ствеяных. Такое звание (не только непосредствешю* • опосредствованное) не может быть пс. ву постановления суда именно и только потому, что оно внепроиессуальным, в силу чего ii>j подверг* :. исследованию в процессе, не отражается в процессу­альных документах; правильность его недоступна для проверки, оно не только снижает, но и лишает постанов­ление суда убедителыгости. Подводя итог сказанному, можно констатировать: 1. Положение о невозможности для суда познавать, непосредственно существенные для дела факты ошибоч­но, так как противоречит действительности. . Положение о недопустимости непосредственного познания судом существенных для дела фактов непра­вильно. Оно исключает из числа судебных доказательств ряд фактов, которые могут быть использованы в качестве средств установления истины, произвольно ограничивая принцип непосредственности, толкает практику на путь отказа от преимуществ непосредственного познания, ког­да таковое возможно. 3. При судебном разбирательстве возможны и допу­ стимы две формы познания фактов: познание опосредст­ вованное (при помощи доказательств) и познание непо­ средственное (при помощи чувственного восприятия этих фактов). 4. Непосредственное познание применимо в отноше­ нии фактов, не требующих для их познания специальных знаний и доступных для непоередствештго чувсгвеино- го восприятия. Такими фактами является большинство фактов-состояний, ими могут быть действия и собы­ тия. 5. Непосредственное познание, осуществляемое в про­ цессуальных формах, не противоречит принципам про­ цессуального права. Оно допускает возможность провер­ ки его правильности, а также содействует убедительно­ сти судебных постановлений. В случаях, когда заинтере­ сованное лицо может помешать суду раскрыть истину, непосредственное познание при помощи осмотра на месте в силу оперативности данного процессуального действия может служить действенной гарантией установления ис­ тины. В силу этого, нам кажется, не случайно, что взгляд о возможности и допустимости непосредственного судеб- 23 ыого познания некоторых . начинает постепенно завоевывать стороны; Сущность доказывания да ранее речь шла о непосредственном и опосред­ствованном познании, то вовсе не отождествлялось опо­средствованное познание с доказыванием -в его'процессу­альном значении и не противопоставлялось поэтому дока­зывание непосредственному познанию. Между тем господ­ствующая точка зрения советских процессуалистов как тех, которые считают доказывание единственно возмож­ной формой судебного познания, так и противников это­го взгляда отождествляет опосредствованное познание с доказыванием, противопоставляя его непосредственно­му познанию, при котором якобы доказывание не нужио1. Такой взгляд нам представляется неправильным, являю­щимся результатом смешения понятий процессуального доказывания и логического доказательства. Попытаемся раскрыть содержание процессуального доказывания и установить его соотношение с логическим доказательством. На первый взгляд, эти понятия кажут­ся очень близкими, если не тождественными. А поэтому многие не видят между ними существенной разницы и определяют доказывание как умственный процесс или вовсе не дают никакого определения2. Другие же отнюдь не считают процессуальное дока­зывание умственным процессом, а наоборот, под дока­зыванием понимают определенную совокупность процес­суальных действий (по убеждению суда)3. Умственный же процесс, чей бы то ни был, в том числе и судей, не является процессуальным действием, т. е. тем юридиче­ским фактом, на основе которого возникают или прекра- 1 См. М. А. Ч е л ь ц о в. Советский уголовный процесс. М., 1951, стр. 134, 147; М. С. С т р о г о в v; ч. Уголовный процесс, М., 1946, стр. 148. 2 См. М. А. Ч е л ь ц о в, Н. В. Ч с л ь ц о в а. Проведение экспер­ тизы в советском уголовном процессе. М., 1954, стр. 9; А. А. Ста р- i е и к о. Указ, соч., стр. 20. '•' См. П. И. Л ю б л и н с к и и. О доказательствах в уголовном супе. М., 1924, стр. 3; А. Ф. К л е и н м а п. Основные вопросы теории доказательств в советском гражданском процессе. М., 1950, стр. 41; М. А. Г у р в и ч. Лекции по советскому гражданскому процессу. М., 1950, стр. 99. 24 -:':-'~' '•' • 1. ' :енке ^ а не счи-   :ступают предста-овые авторы чазательства *е — из их разде- нем, как ф»тгчеси дят из отождестыеш лопие с процессуальным доказчвапем. v ления. Самая обширная третья группз       з в процессу- альном понятн        звания обг-е        :ба указанные, выше момента — н ее;                            альных деист-' вин и мыслительную деятельность судей (н следователя в уголовном процессе) по оценке доказательств1. Наконец, отдельные процессуалисты не придержива­ются последовательно ни одного из изложенных взгля­дов. Так, определяя доказывание как деятельность по установлению истины, К. С. Юдельсон, естественно.. включает оценку доказательств в доказывание. Подоб­ные выводы вытекают из других рассуждений в его ра­боте2. В иных местах этой же работы одновременно оцен­ка доказательств ставится и вне доказывания3. Далеко не полно указанные здесь разногласия и не­четкость во взглядах среди советских процессуалистов по вопросу о содержании понятия доказывания невольно вынуждают исследовать этот вопрос. Более того, необхо­димость такого исследования обусловливается в первую очередь не столько указанными разногласиями, сколько потребностями правильного применения правил доказы­вания с их категориями: предмет доказывания, субъек­ты доказывания, обязанность доказывания. Правильно пользоваться этими категориями без четкого представ­ления о том, что представляет собой само доказыва­ние, нельзя. Разрешение же поставленного вопроса непо­средственно связано с разграничением логического до­казательства и процессуального доказывания. 1 См. М. С. Строго вич. Уголовный процесс. М., 1946, стр. 121 —122. К этому же взгляду в последнее время примкнул и М. А. Ч е л ь ц о в (Советский уголовный процесс. М., 1962, стр. 120). 2 См. К. С. Юдельсон. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М., 1951, стр. 21, 33—34. 143—144— 3 Т а м же, стр. 3, 14, 18, 38. *-~^г—" 25 •; бы ни рассматривали отдельные авторы соотно­шение между понятиями доказательства и умозаключе­ния в логике, необходимо признать, что по существу вся­кое доказательство есть умозаключение, или точнее «осо­бая логическая форма, выражающая логический резуль­тат уже состоявшегося процесса доказывания, то есть оправдание (или опровержение) доказываемого (или опровергаемого) положения» '. Наука логика изучает доказательство как вид умоза­ключения. Между тем учение о доказательственном пра­ве, как часть науки процессуального права, изучает не формы и законы мышления, а законы процесса, процес­суальное право. Включать в предмет изучения этой нау­ки законы мышления было бы излишне, так как этим уже занимается другая наука — логика. Это было бы и неверно, ибо каждая наука должна иметь свой точно определенный предмет. Кроме того, законы, изучаемые .логикой, законы правильного мышления, являются объ­ективными, ибо «законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если они только правильно познаны»2. Законы внешнего мира и законы человеческого мышления — это «два ряда законов, кото­рые по сути дела тождественны, а ио своему выражению различны лишь постольку, что человеческая голова мо­жет применять их сознательно, между тем как в приро­де — до сих пор большей частью и в человеческой исто­рии — они пролагают себе дороту -бессознательно'...»3 Смешивать же законы мышления, которые являются независимыми от воли людей, с законами юридическими, создаваемыми людьми, нельзя. Таким образом, если за­коны мышления, законы логического доказательства мо­гут быть открыты, познаны человеком, но не могут быть им созданы или преобразованы, то процессуальные зако­ны доказательственного права создаются господствую­щим классом (всеми трудящимися в настоящий период) и выражают его волю. Процессуальное доказывание за­висит от доказательственного права и определяется им. 1 В. Ф. Ас мус. Логика. М„ 1947, стр. 347. 2 Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1948, стр. 162, 168, 178. 3 К. М а р к с, Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 21, стр. 302. 26 Оно совершается в таких формах и такими способами, какими предписывает доказательственное право. ^Законы логического доказательства не могут быть предметом правового регулирования. Таковыми не мо­гут быть и все объективно действующие законы — закон притяжения, соответствия производительных сил произ-.ственным отношениям и т. д. Человек может познать эти законы и использовать их в своих целях, либо не знать их и действовать не в соответствии с их требова­ниями. VHe случайно поэтому, что нормы советского доказа­тельственного права не перечисляют правил, по которым происходит логическое доказательство, оно содержит лишь общее указание о том. что суд должен поступать Сообразно с законами логического доказательства (ст. 17 Основ        зного судопроизводства; ст. 19 Основ гражданок                           за). Изучение же этих за- У/конов осуществляется не правовыми науками, а логикой. .^Однако сказанное вовсе не означает, что науке про­цессуального права нет никакого дела до логического до­казательства. Такое утверждение было бы неправильно. \/Советское доказательственное право, имеющее своей за­дачей обеспечить познание судом существенных для дела фактов в том виде, как они были в действитель­ности, не только не может игнорировать законы логики, но необходимо должно из них исходить, так же, как и из марксистской диалектики. Иначе не будет достигнуто и выполнение этой задачи. Если из логического учения о доказательстве следует,-что необходимым условием правильности доказатель­ства является истинность его оснований, то естественно, что советское процессуальное право, считаясь с этим не­преложным требованием логического учения о доказа­тельстве, должно таким образом организовать процесс исследования материалов дела, чтобы было обеспечено получение надлежащих оснований для вывода, как го­ворят, до;брокачествен.ного основания. v' Итак, процессуальное право устанавливает прави­ла, обеспечивающие возможность применения законов логического доказательства, обеспечивающие получение судом необходимого и доброкачественного материала, достаточного для установления истины. Процессуальная, деятельность участников процесса по доказыванию не 27   может, следовательно, не только игнорировать правила логического доказательства, но вынуждена из них исхо­дить и исходит в действительности. У Всякое процессуальное действие, входящее в состав доказывания, процессуальное действие любого участни­ка процесса всегда соотнесено тем или иным образом с логическим доказательством. Сторона просит допро­сить свидетеля по исследуемым обстоятельствам дела не по наитию свыше, а по соображениям логического доказательства: если свидетель подтвердит определённый факт, то из этого будет следовать такой-то вывод. По этим же соображениям поступает и суд, делая вывод на основании сообщеиных свидетелем фактов о наличии дру­гих фактов. Требования логического доказательства про­низывают весь процесс доказывания. Но. несмотря на тесную связь между процессуальным доказыванием и логическим доказательством, наука доказательственного права не включает в основной предмет своего изучения доказательство в логическом смысле '. Не может быть включен и умственный процесс по установлению искомых, фактов в состав деятельности, называемой доказы­ванием. \/ Доказывание — это, прежде всего, совокупность определенных процессуальных действий. Последние яв­ляются предметом процессуальных прав и обязанностей.; Предметом процессуальных прав и обязанностей вообще не может быть чья бы то ни была мыслительная деятель­ность, им могут быть лишь внешне объективированные действия. А поэтому задача доказательственного права состоит не в том, чтобы давать какие-либо предписания или за­преты мыслительной деятельности судей, а лишь в том, чтобы, исходя из знания законов мышления, исходя из-правильного понимания процесса формирования судей­ского убеждения, облегчить это формирование, создать ему наиболее благоприятные условия. Это достигается путем обоснованного регулирования процессуальных действий по доказыванию. 1 Изучающий и применяющий право должен владеть большим комплексом разнообразных знаний и, в первую очередь, знанием марксистско-ленинской диалектики, теории познания и логики. Беа этого изучение права не было бы плодотворным, а применение его правильным. Однако весь этот комплекс знаний самостоятельным предметом правовых наук не является. 28   В связи с этим могут быть названы установлению нет; -ь»

Еы как

.ессуальных действии ьные действия» по епше объективирован-

ные процессуальные действия по представлению и полу­чению необходимых данных для установления истины.

уСледова:        процесс установления_ истины не

chhchh.v пр;.:ессуального_д1ЯИЗЫЕания. Он слагается из
существенно отличных друг     уга как по характеру,

так и по юридическим последствиям: 1) процессуального
доказывания и .      -:ки доказательств. При этом оцен-

ка доказательств не следует за доказыванием в качестве какого-то этапа познания, а пронизывает его. Это две различного рода деятельности, подчиняющиеся каче­ственно различным законам и осуществляемые различ­ными субъектами процессуального права. х^/Оценку доказательств советский закон предоставляет внутреннему убеждению судей. Она как мыслительный процесс, происходящий в сознании судей, подчиняется ^; объективно существующим и независимым от воли лю­дей законам мышления, правилам логики.

Представление же и исследование доказательств под­чиняются юридическим законам, которые создаются по воле людей и имеют лишь юридическую силу.

\Д1онятия логического доказательства и процессуаль­ного доказывания взаимосвязаны и взаимообусловли-вают друг друга, но регулируются различными по ха­рактеру законами. Они изучаются различными науками и лежат в разных плоскостях.

Оценка доказательств — самостоятельная процес­суальная категория, находящаяся вне границ понятия судебного доказывания. Поэтому нельзя согласиться с Н. Н. Полянским, который к ошибкам в доказывании от­носит ошибки суда в оценке доказательств'. Ошибка в доказывании может заключаться либо в несовершении определенного процессуального действия, необходимого для достижения цели доказывания, либо в таком ненад­лежащем его совершении, что преследуемая им цель ока­залась недостигнутой. При отмене постановления суда,

¹ См. Н. Н. Полянский. Оценка доказательств вышестоя­щим судом в уголовных делах. «Советское государство и право», 1951, № 7, стр. 29—30.

29

вынесенного с такими ошибками, вышестоящий суд обя­зан дать указания о том, в чем заключается ошибка, какие процессуальные действия не совершены или совер­шены не надлежаще, а следовательно, какие процес­суальные действия надо совершить при новом рассмо­трении дела.

Очень хорошо была оттенена разница в отношении

1 II инстанции к ошибкам в доказывании, с одной стороны, и к ошибкам в оценке доказательств еще в По­становлении Пленума Верховного Суда СССР от 20 де­кабря 1926 года. В постановлении указывалось, что кас­сационная инстанция должна проверить прежде всего, с достаточной ли полнотой установлены все существен­ные обстоятельства дела судом I инстанции, и в случае неполноты обследования фактической стороны возвратить дело в суд первой инстанции с точным указа­нием, что именно необходимо доследовать. Кассацион­ная инстанция обязана также проверить, правильно ли сделан судом логический вывод из установленных фак­тов и правильно ли применен закон.

Но о совершении каких процессуальных действий можно дать указание суду, если дело исследовано пра­вильно и с достаточной полнотой, но суд нарушил пра­вила логики, сделал вывод, находящийся в логическом противоречии с полученными им данными, например, указал в приговоре: «Хотя свидетели и не уличают Миш­кина в совершении преступления, но суд убежден в том, что убийство кассира — дело рук Мишкина»¹?

В данном случае возможно одно из двух: либо устра­нить это логическое противоречие путем вынесения но­вого постановления самим вышестоящим судом, либо ограничиться указаниями на то, что суд не может нару­шать законов логики, что он должен мотивировать свое постановление, находящееся в логическом противоречии с материалами дела². И эта указания будут относиться не к недостаткам процесса доказывания и их исправле-

¹ А. В о л и н. За дальнейшее укрепление законности в судебной
деятельности. «Социалистическая законность», 1954, № 6, стр. 9.

² В данном случае несколько отвлекаемся от действующего про-
цессуального закона, который, кроме сказанного, должен считаться
и с другими процессуальными требованиями, например, в уголов­
ном процессе с  недопустимостью ухудшения положения обвиняе­
мого в результате изменения приговора кассационной инстанцией,

30

нию, а к недостаткам оценки доказательств и недостат­кам другого процессуального действия — объективиро­ванного в судеб.-.:м постановлении суждения суда по оценке доказательств.

Так, ГСК Н         го суда УССР по делу Шевченко

с управлением рынками, отменяя вынесенные по делу
постановления об отказе Шевченко в иске о восстанов­
лении на работе, указала, что 'если суд принимает реше­
ние вопре:-.       лательствам, представленным истцом,
он должен обосновать свои выводы на иных объективных
обстоятельствах дела ^;. В данном случае Шевченко осу­
ществил лежавшую на нем обязанность доказывания,
представив доказательства, свидетельствовавшие о не­
правильности увольнения (доказывание закончено).
Поэтому и указание судебной коллегии относится не к
области доказывания, не к исправлению каких-либо не­
достатков в доказывании, а лишь к оценке доказа­
тельств, к нарушению судом законов логики при выводе
из представленных доказательств.

В судебной практике такие «чисто логические» ошиб­ки встречаются редко. Ошибки в оценке доказательств, как правило, связаны и с ошибками, допущенными в процессе доказывания: неисследованием существенных для дела фактов, отсутствием нужных и достаточных доказательств и т. п., что и является основанием для отмены подобных судебных постановлений и указаний как об устранении ошибок в доказывании, так и в оценке доказательств, а это в свою очередь — для объединения доказывания и оценки доказательств в единое понятие доказывания.

Понимание доказывания как деятельности, не вклю-чающей оценки доказательств, по нашему мнению, пол­ностью отвечает смыслу гражданско-процессуального закона. Оно дает удовлетворительные отправные пози­ции для исследования процессуальных категорий -• предмет, обязанность, субъекты доказывания.

И в самом деле, обратим внимание, например, на ре­гулирующую распределение обязанностей доказывания

«Социалистическая законность», (1954, № 9, стр. 9,1.

31

J Осво* гражданского   судопроизводства. Здесь

ажлая сторона должна доказать те обстоя-

ые она ссылается...» Спрашивается,

можно «I считать, что ст. 18 исходит из такого понятия

азываиия. которое включает или целиком сводятся

:е доказательств? Безусловно, нет. Нужио прийти

к обратному выводу, т. е., что оценка доказательств

не входит в состав доказывания, так как в противном

чае стороны никогда не могли бы выполнить возло­женной на них обязанности доказывания, раз они не оценивают доказательства, а лишь вправе (но не обяза­ны!) высказывать суду свои мнения об оценке.

Считая оценку доказательств составной частью дока­зывания, следовало бы в противоречии со ст. 18 Основ прийти к выводу, что единственным субъектом доказы­вания является суд, так как доказывание, осуществляё-мое сторонами, не включает оценки доказательств (стб ронам часто и нет никакой необходимости оценивать до­казательства, так как обстоятельства дела им лично из­вестны до процесса).

Следовательно, ни вопрос о субъектах доказывания, ни вопрос об обязанности доказывания не только не мог бы быть разрешен, но и отпала бы сама необходимое^ в их постановке при включении оценки доказательств содержание понятия доказывания.

Из сказанного вытекает также, что встречаемые не­редко в процессуальной литературе утверждения, будто доказывание является формой опосредствованного по­знания, неточны. Они были бы верны, если под доказы­ванием понимать логическое доказательство; они не вер­ны, если их отнести к доказыванию в процессуальном смысле.

Если произвести замену понятия «доказывание» поня­тием «познание», ошибка обнаруживается сразу. Полу­чается, как указывалось выше, что обязанность доказы­вания (познания) стороны не несут, т. е. субъектом доказывания (познания) не являются.

Таким образом, очевидно, следует считать, что оцен­ка доказательств не только не составляет всего содержа­ния доказывания, но и вообще не является составной частью доказывания.

у Основным содержанием доказывания являются про­цессуальные действия участвующих в деле лиц и суда по

32

(собиранию) и исследованию (доп;

-Перечисленные действия совер-

щими в деле лицами и судом в осуще-

... предоставленных им законам процессуальных

Права ка совершение процессуальных действий,

:остав доказывания, имеют не только уча-

гле лица, но и суд (права на собирание до-

гельств. их исследование). Трудно поэтому признать

'.; взгляд тех советских процессуалистов, ко-

:уд из числа субъектов доказывания ^!.

своей стороны, сказали бы, что суд не только яв-

ля                     доказывания, но и выступает в качест-

ве c^voro полномочного субъекта доказывания, так как

объем процессуальных прав суда на доказывание значи-

тельно шире, чем у участников дела. Суд, кроме того,

•еет право контроля и решающей власти в отношении

.(Процессуальных действий всех других участников про-

цесса. оставаясь сам подконтролен лишь закону. Предо-

ставление таких прав суду служит гарантией установле-

ния истины в случае неумения или недобросовестности

уч;              .та в доказывании.

Между тем из взгляда, исключающего суд из числа

субъектов доказывания, вытекает неизбежный вывод -

Обязанность доказывания целиком лежит на сторонах в

процессе, вывод, дающий теоретическое обоснование

осужденной не раз тенденции практики — слагать с суда

какую-либо обязанность доказывания², ставя тем самым

установление истины в зависимость только от сил и

умения участников дела (сторон в гражданском процес-

се), Из этого взгляда вытекает вывод и о том, что необ-

ходимость в доказывании возникает лишь тогда, когда

Кодна сторона оспаривает утверждения другой³. Следова-

• тельно, если такого спора нет, хотя бы утверждаемые

стороной факты и не существовали в действительности,

доказывание и не нужно и невозможно, так как, согла-

¹ См. А. Ф. К л е и н м а н. Основные вопросы теории доказа­
тельств в 'советском гражданском процессе. М., 1950, стр. 40—41.

² См. материал к ст. 118 ГПК РСФСР, 1923, изд. 1948 года (из
доклада ГКК Верховного суда за 1926 г.)

³ А. Ф. К л е и н м а н. Советский гражданский процесс. М.,
1954, стр. 174, 181. В учебнике «Советский гражданский процесс»
(Изд. МГУ, 1964, стр. 132—134) понятие доказывания несколько
видоизменено, формулировки смягчены, но основная мысль автора
осталась прежней.

Заказ 433

33

шаясь с А. Ф. Клейманом, суд сам себя убеждать в не

:.:ых сторонами фактов не может.

Например, если по спору, основанному на незаконной

сделке, ни г дна из сторон не будет доказывать суду об-ь. свидетельствующих о незаконности сделки, .кен исходить из нее, как из законной?! Вывод,

бесспорно, неприемлемый.

Наконец, остановимся на вопросе о соотношении до­казывания и опосредствованного познания. Как было сказано раньше, доказывание нельзя считать формой по­знания. Его осуществляет часто тот, кто знает и кому ничего при помощи доказывания познавать нет надобно­сти. Доказывание — не познание, оно — для познания.

Суд должен познать или, как говорят, установить определенные факты. Это осуществляется при помощи доказательств или же непосредственно, например, путем осмотра вещи. Но как в первом, так и во втором случае нельзя обойтись без подготовки данных для познания -без совершения определенных процессуальных действий, заключающихся при опосредствованном познании в представлении и исследовании доказательств; при непо­средственном познании — в представлении и исследова­нии самих объектов познания.

-s При непосредственном познании доказательство в ло-тическом смысле отсутствует. Но было бы неверно на этом основании делать вывод, будто в этом случае отсут­ствует и доказывание в процессуальном смыс.1с_ " процессуальные действия по представлению и исследи,,, иию объекта познания не являются доказыванием, подобный взгляд не был бы обоснован по теоретиче­ским соображениям. Понятие «судебное доказывание» является отличным от категории логического доказатель­ства, специальным процессуальным понятием, необхо­димость которого обусловливается существующими в процессуальном праве категориями предмета, субъектов и обязанности доказывания. Ими же, а не понятием ло­гического доказательства, обусловливается и содержа­ние доказывания.

Такой взгляд был бы не оправдан и с практической точки зрения, так как процессуальная категория «обя-

 

 

34

,,, доказывание °у  са»о Й£ЗЬ. фа- I Hi

* «

Предлагаемая трактовка понятия доказывания уже тельное время довольно широко обсуждается на стра­ницах юридической печати, нередко подвергается кри-:•. иногда довольно резкой.

ТакГВ7ЖГСёмён6в~пишет, что при исключении из до­
казывания оценки судом доказательств вырывается
-.жизненное содержание всего процесса судебного дока­
зывания»²; Ю. К- Осипов утверждает, что нельзя мысли­
тельную деятельность (оценку доказательств) отрывать
-рактической (собирание и исследование доказа-
те."          Итак, критика по сути дела сводится к тези-

су, нельзя отрывать оценку доказательств от собирания ¹ Авторы, разделившие взгляд о возможности и допустимости непосредственного познания судом, относят таковое к области доказывания (см. «Социалистическая законность». 1963, № 3,

стр. 25).

² Сборник ученых трудов Свердловского юридического институ­
та, вып. 3. Свердловск, 1964, стр. 206.

³ Ю. К. Осипов. Установление действительных обстоятельств
дела, прав и обязанностей сторон по гражданским делам. «Тезисы
докладов по проблемам правовой науки». Кишинев, 1965, стр. 189.

35

ЗЕ

и исследования доказательств, называя последнее дока­зыванием; доказыванием следует называть весь процесс судебного познания.

Во-первых, мы постарались показать, что разграни­
чение собирания и исследования доказательств, с одной
стороны, и оценки доказательств, с другой — вовсе не
означает их отрыва друг от друга, попытались показать
и раскрыть связь этих категорий.                                ,.

«Отрыв» и «разграничение» — разные понятия. Раз­личая «пролетариат» и «буржуазию», мясо и кости и т. п., ыы не отрицаем, а утверждаем связь между ними. По­этому суть вопроса заключается в следующем: право­мерно или неправомерно в судебном познании разграни­чивать оценку доказательств как мыслительный процесс от внешне объективированной деятельности по собира­нию и исследованию доказательств?

Почти все критики защищаемой нами трактовки су­дебного доказывания на этот вопрос, оказывается, отве­чают положительно'¹. А коль так, то и сам вопрос уже сводится лишь к терминологии: следует ли собирание и исследование доказательств называть «доказыванием» или же этот термин употреблять как идентичный терми­ну «судебное познание». Первое словоупотребление будет более правильным, соответствующим закону, соответст­вующим процессуальным категориям: субъекты доказы­вания, обязанность доказывания.

Некоторые юристы, не желая отказаться от привыч­ной трактовки судебного доказывания, но почувствовав ее уязвимые места, несколько модернизировали преж-vhk>k) конструкцию доказывания, предложив в доказыва­нии различать внешнюю сторону — собирание, закре­пление и исследование доказательств, и внутреннюю -\ мыслительную деятельность по установлению истины, - признавая, что последняя не регулируется законом². Но в противоречии с последним (правильным) положением авторы, в целях сохранения оценки доказательств в со­ставе понятия доказывания, так или иначе допускают регулирование ее законом.

¹ См. М. А. Чельцов. Советский уголовный процесс, 1962,
стр. 152; В. Д. А р с е н ь е в. Вопросы общей теории судебных до­
казательств. М.. 1964, стр. 14.

² См. «Советское государство и право», 1963, № 3, стр. 79.

36

чазательств—мыслительный процесс, и -сет регулироваться законом ни по ни по форме; и подчинение судебной оцен-0 законам логики существовало бы даже : бы это и не было установлено нашим

:еаные советским законом правила оценки ;_это не нормы, регулирующие мыслитель-судей. Вполне мыслимо положение, :ер, на основе доверия к истцу¹ сло­ение в правдивости его утверждений о д обязан будет в решении констатиро-е этих фактов, если утверждения истца не 43) подкрепить никакими другими доказательства-эжащиеся в тт. 17 Основ уголовного юводства 'ст. 19 Основ гражданского судопроиз-

! закон, регулируют внеш-

^аро*авиут1> деятельность суда — процессу-

шрсвке судебного постановле-

ляют и функцию

при оценке доказа-

• •:•:—§ шсчотть о •уаиитат логяк

;ятнй «судебное

• «судебное познание» следует признать аяным на законе и не оправданным по теорети-фаженняы. Применение двух обозначений для одного н того же понятия излишне и практически.

Квалифицированный, имеющий большой жизненный и профес­сиональный опыт юрист во многих случаях способен правильно оце-ь правдивость показаний участника дела и без достаточного ч их другими ' доказательствами.  В. Шалапшов . вырабатывается со временем профессиональная чуткость к фальши Бывает странное явление. А\нрно течет речь ~.етедя, ястоа. подсудимого, но вдруг в какой-то внешне ничтож-:удья улавливает фал₀шь. Так дирижер громадного оркестра безошибочно различает неверное звучание отдельного инструмента, слышное может быть только ему». («Новый мир», 1951, .\° 10. стр. 173.1

 

 

Глава II ПРЕДМЕТ ДОКАЗЫВАНИЯ

§ 1. Юридические факты как предмет доказывания

1. При осуществлении правосудия суду надлежит ус­тановить факты, с которыми подлежащая применению норма материального права связывает определенные юридические последствия, и определить эти юридические последствия¹. Правовая и общественно-политическая (моральная) оценка в содержание истины, устанавли-ваемой судом, не входят и поэтому предметом доказы­вания не являются. Следовательно, предметом судебно­го познания, а отсюда и предметом судебного .доказыва­ния, служат только факты, имеющие юридическое значе­ние для рассматриваемого дела.

Допущение доказывания фактов, имеющих, скажем, серьезное моральное значение, до полностью юридиче­ски ирреЛ'ввантных для рассматриваемого дела, означало бы одновременно и допустимость их опровержения, это привело бы к тому, что пределы судебного исследования утратили бы всякие объективные границы, суд был бы отвлечен в сторону от выполнения стоящей перед ним за­дачи — правильного с точки зрения истины и закона разрешения дела.

Определение круга фактов, составляющих предмет ¹ доказывания, производится обычно в литературе двояким

j путем: позитивным...указанием.— какие факты должны ₍ 1 быть установлены и доказаны, и негативным — какие из/ 'подлежащих установлению фактов .-йе'Тшэдят в состав) , предмета "доказывания, т. е. устанавливаются без дока^, [ зывания.

'В граждан-ком судопроизводстве по установлению фактов, имеющих юридическое значение, определение правовых последствий осуществляется не судом, а другим орланом, однако, и в этом -случае суд должен иметь в поле зрения юридические последствия данных фактов, ибо установление юридически иррелевантных фактов было бы бесцельным.

-:',е в предмет доказывания, определя-.зы применяемой судом нормы ма-нли нескольких норм. (ал. отсеивается необходимая норма материального

:ко указывается, что предмет дока-
- делам определяется" у^'верЖ_:_
юн. Но~^?т1Г~ф'брТдуЛ и р ов к а
"всего не каждое утверж-
юны подлежит доказыванию,
;н безразличных для
i торых. к предмету
^:-_- все факты, имеющие юридиче-
.отя бы истец, например, «е оде-
:.!'.;:; ^х iвержденкя же
он процессуально-правового характера
i бше не определяют. Такие «ут-
: стать предметом рас-
ишшиве сг            .уда без каких-либо

1В1ВВЩИСС говорить, что предмет доказы-

ваввп :                                ... -

-Но эта норма дёиствиТё"Ль-

юшвается из сообщении о фактах, содер
i в требованиях и возражениях участников де-
)бвиннтельной формуле и заявлениях подсудимого
гтвоснтел::             ,-:ально-правовых фактов, имеющих!

;овнои ответственности (состояние не-! ны и др.)> в требованиях и материаль-! .-.овых возражениях сторон в гражданском npo-j

Такое определение круга фактов материально-право-

3H34_t-      :нт предварительный характер, ибо при

: ^ятельств дела может оказаться, что

ленных участниками дела, в дейст-

вительност       .твуют и, наоборот, окажутся налицо

иные юридические значимые факты, предусмотренные гипотезой другой, а не первоначально избранной нормы¹. Предмет доказывания в этом случае изменяется при­менительно ко второй норме, но с соблюдением опреде-

11

I!

¹ Удачно излагается вопрос о сближении фактической и юриди­ческой сторон дела в работе М. А. Г у р в. и ч а «Решение советского la в исковом производстве». М., 1955, стр. 53.

ленных условий — в уголовном процессе при недопусти­мости «поворота к худшему» или к существенному изме­нению ранее предъявленного обвинения (ст. 227 УПК, ст. 229 УПК БССР), в гражданском процессе с соблюдени­ем принципа диспозитивности.

В связи с этим необходимо рассмотреть вопрос -можно ли считать отвечающим принципу диспозитивно­сти советского гражданского процесса мнение некоторых процессуалистов о праве суда изменять предмет и осно­вам не иска ', что, естественно, приводит >и к соответству­ющему изменению предмета доказывания.

На наш взгляд, такого трава у суда нет. Во-первых, ст. 24 Основ гражданской судопроизводства говорит о праве истца изменять основание или предмет иска, но не о праве суда. И это нельзя считать упущением законо­дателя. Поскольку данный вопрос был спорным еще за­долго до принятия Основ, то, очевидно, законодатель, если бы имел в виду предоставление суду права на из­менение по своей инициативе основания или предмета иска, сказал бы об этом прямо, как, например, это сдела­но в отношении привлечения в процесс соответчиков, третьих лиц без самостоятельных требований, прокуро­ра, органов государственного управления.

Во-вторых, и это главное, изменение судом основания или предмета иска против воли истца может привести к нарушению интересов последнего, поэтому такое измене­ние следует считать нарушением принципа диспозитивно­сти гражданского процесса.

Так, в народный суд Ступинского района Московской области в 1950 г. обратился г-н Ж. с иском о признании недействительным завещания, оставленного покойным отцом в пользу г-ки X. Истец в заявлении указал, что завещанный дом был построен им и является его лич­ной собственностью, но во время войны был каким-то об­разом незаконно переоформлен >на имя покойного отца, о чем истец, проживая в Москве, не знал до смерти отца. Письменных доказательств в подтверждение факта по­стройки дома Ж. у истца и в райкомхозе не сохранилось, доказывать этот факт было очень трудно. Поэтому суд предложил Ж. изменить основание иска и признать за­вещание недействительным в силу того, что оно состав-

¹ См. Я. Л. Ш т у т и и. Предмет доказывания в гражданском процессе. Иркутск, 1963, стр. 36—39.

40

m пользу постороннего лица при наличии законных по ранее действовавшему законо-.-салось. Ж. категорически возражал '•'.енения основания иска, сославшись гаком разрешении дела на дом могут пре-• ••••• II • его четыре брата.

г-яходнт к выводу о необоснованности иска, изменение основания иска не согласен, суд > заявленному основанию отказать. Такое иг нарушать интересов истца, кото-г^ратиться в суд с иском по дру-Эио не будет и противоречить принципу как ошибочно полагает Я. Л. Шту-фавнльная констатация необоснованности ис-i в отношении рассмотренного основа-гин..: совершенно не

безграничного исследования всех обстоятельств эактершзуюащ взаимоотношения сторон.

«(•ними с принципом диспозитивности
лниа зависит расширение
доказывания в случаях, когда 3Tot"
ту или иную допускаемую зако-|
залиты своих интересов (уголовно-процессу-1
гражданско-процессуальную или иную). Мнение'
Вяльаяыского о том. что в порядке гражданского
вводства возбу>-            лишь дела относитель-

на составляющих уголовно-наказуемого
нельзя признать правильным -ни вообще, ни
ышк к искам о защите чести и достоинства,
рые анализирует С. И. Вильнянский.
Во-первых, закон (ст. 31 Основ гражданского
роизводства) не предусматривает указанного
ьнянским основания для отказа в приеме заяв-
ядке гражданского судопроизводства. Во-
юм могут быть нарушены интересы
рому иногда нелегко доказать умыш-
ныи характс       вин по распространению сведений,

позорящих честь н достоинство.

Следовательно, если потерпевший для защиты чести ннства изберет уголовно-процессуальную форму

¹ Я. Л. Ш тут hi

² «Правоведение»

4 Заказ 433

1965, № 3, стр.

"оеударствениая

библиотека

СССР ни. В.И. Ленина

1069 Г.

39. 139.

41

и возбудит уголовное дело о клевете, то к предмету до­казывания будет отнесена субъективная сторона соста­ва преступления. Если же потерпевший по каким-либо причинам предпочтет гражданско-процессуальную фор­му защиты чести и достоинства — характер психического отношения ответчика к распространенным им сведениям . юридического значения иметь не будет, поэтому не будет/] и входить в предмет доказывания. Задача потерпевше-/ го в обосновании своего требования значительно облег-^ чается.

В отличие от уголовного (процесса, в силу диопози-тивности гражданского процесса юридически значимы^ для дела факты могут быть полностью или частично ион ключены из предмета доказывания при распорядитель/ ных действиях сторон: отказе истца от иска, заключении сторонами мирового соглашения ', при признании иски ответчиком, если указанные действия санкционированы судом. В уголовном же процессе ни отказ прокурора от обвинения, ни признание подсудимым своей вины не ос­вобождает суд от полного исследования обстоятельств дела (ст. 248 УПК, ст. 247 УПК БССР).

Правда, взгляд о распорядительном характере отка­за от иска и в особенности признания иска долгое время не пользовался поддержкой в советской процессуальной литературе, но сейчас он постепенно завоевывает все больше и больше сторонников².

Состав фактов, первоначально отнесенных к предме­ту доказывания, может значительно сократиться в силу требований принципа процессуальной экономии, именно, когда окажется, что дело может быть правильно разре­шено по уже установленным фактам без исследования ос­тальных.

В уголовном процессе это происходит при обнаруже­нии некоторых обстоятельств, исключающих производст-

¹ При рассмотрении уголовных дел возможно прекращение дела
за примирением потерпевшего с обвиняемым по делам, возбуждае­
мым не иначе, как по жалобе потерпевшего, кроме случаев, преду­
смотренных частями 2-ой и 3-ей ст. 27 УПК, см. ст. 106 УПК БССР.

² См. подробно о распорядительной природе и процессуальном
значении признания иска в нашей работе «Объяснения сторон как
доказательство в советском гражданском процессе» (М., Госюршдат,
1956, стр. 143). См. также: М. А. Г у р в и ч. Принцип объектив­
ной истины советского гражданского процессуального права. «Совет­
ское государство и право», 1964, № 9, стр. 103.

42

м аю уголовно-                5—10 ст. 5 УПК), например. _

щя смерти           мого; в гражданском процессе — при \

говерном установлении любого из существенных эле- 1

мяте* фактического состава, достаточного для удовлет- /

яска или для принятия во внимание возражения

[ечатн рассказывалось о том, как некоторые
i после продажи товаров в рассроч-
заставлялн покупателей разыски-
кмтатши об уплате требующихся
теи • водо'бных случаях интересы по-
*ы истечением трехлетнего срока ис-
гфи установлении неуважительно-
ка срока исковой давности вправе раз-
:о в пользу ответчика без проверки правиль-
| е      рждения о возврате долга. На возможность

> разрешения дела справедливо указывается в ли-Но это лишь частный случай соблюдения

ьной экономии.

ше от уголовно-процессуального законодатель-лтрнвающего полное исследование обстоя­ла даже при установлении некоторых основа-ющих производство по делу (п. 1—4 ст. 5 например, при истечении сроков давности, при налачни акта амнистии, гражданское 'процессуальное за-дательство таких изъятий из принципа процессуаль-номии не знает. Поэтому сделанный выше вывод [ ащении доказывания справедлив не только для гния исковой давности, но и для всех остальных ему оных случаев.

Тот или иной вариант доказывания выбирается также ве принципа процессуальной экономии. Если, на-елъявлен иск о признании договора недейст-з силу того, что он противоречит требовани­ям закона и заключен в результате обмана, то суд при установлении, что такой договор действительно проти-зоречит требованиям закона, вправе признать его недей­ствительным без исследования факта — имел или не имел

¹ См. М. Львовский. Конфликт в рассрочку. «Известия»,
1965, № 296.

² См. О. С. Иоффе. Советское гражданское право. Изд. ЛГУ,
1958, стр. 252.

4*                                                                                                                 4.Ч

Е отразится на последствиях не-

Таким образом, состав фактов, входящих в предмет лззывання. определяется на основе гипотезы .нормы ериальниго права, подлежащей применению в каж-дом конкретном случае. Этот круг фактов может быть видоизменен, .в частности, уменьшен с соблюдением пред­усмотренных в законе условий: 1) при изменении юри­дической оценки исследуемых судом фактов; 2) при рас­порядительных действиях сторон в гражданском про­цессе; 3) в силу требований принципа процессуальной „экономии.

2. В литературе предпринималось немало попыток классификации фактов, входящих в предмет доказыва­ния. Прежде всего различают юридические..факты.в,соб­ственном смысле слова и так называемые общие предпо­сылки правоотношений¹. Юридические факты — это об­стоятельства, служащие основанием возникновения, из­менения или прекращения правоотношений. Общие пред­посылки — это факты, создающие лишь возмож­ность возникновения, изменения или прекращения пра­воотношений, например, дщдддсппгпбипгтт! гуГл^ггтптт

Данная классификация связана с потребностью отыс­кания критерия для распределения обязанностей по до­казыванию между сторонами в гражданском процессе. Так, в частности, в литературе предпринята попытка вы­делить из всех фактов, являющихся предметом доказы­вания, факты «специфически правообразующие», обя­занность доказывания которых лежит на истце, а обя­занность доказывания отсутствия одной из общих пред­посылок права — на ответчике ²,

В следующей главе мы попытаемся доказать, что де­ление фактов на «специфически правообразующие» и общие предпосылки права не может служить критери­ем для распределения обязанностей по доказыванию, здесь же рассмотрим это деление в общем плане.

¹ Л. П. С м ы ш л я е в. Предмет доказывания и распределение
обязанностей по доказыванию в советском гражданском процессе.
Изд. МГУ, 1961, стр. 14.

² См. Т. М. Яблочков. Материальное и процессуально-право­
вое основание учения о распределении бремени доказывания.
«Вестник гражданского права», 1917, 3—5, стр. 52; К. С. Ю д е л ь-
сон. Проблема доказывания в советском гражданском процессе. М.,
1951, стр. 276—277.

44

геяию. Л. П. Смышляев не уточняет, к предпосылки права, кроме правоспособна в веду; ели же правоспособность — зто единст-обоия ели. точнее, всеобщая предпосылка? к общим предпосылкам права относит я дееспособность¹. Но дееспособность )6ности является предпосылкой ift, а лишь тех. которые возникают л ш ч • ы х действий субъекта.

• т.

 

у юридических фактов, то бщей предпосылки, как т немало менее общих, еще :6людение формы сделки — всеоб-обязательств. возникающих из исковой давности — всеобщая пред-существования обязательств, подверженных кжовоя давности; вина, как правило,— пред-ответственностн и т. д.

образом, грань между «общими предпосылка-т юридическими фактами» крайне рас-тать ясной лишь в том случае, ес-жеть в разграничении отдельного юридического кита • фактического состава. Что же касается последне-l то выделение из него каких-либо общих или менее об-федпосылок никаких теоретических или практиче-результатов, на наш взгляд, дать не может. И здесь П. Смышляев, утверждающий, что нет «основа-яки выделять из всей совокупности факты, «специфиче­ски» оравопроизводящие, и факты, «кобы не являющиеся гаковыми. Говоря иначе, правопроизводящей является вся совокупность фактов. При отсутствии хотя бы одно-о вз них последняя утрачивает правопроизводящее зна-

[оэтому выделение из юридического состава общих предпосылок права является бесплодным, и не случайно, • уголовно-процессуальная теория такого деления со­става преступления не знает, хотя его не трудно было бы сконструировать, отнеся, например, субъекта преступ-

¹ См. Т. А. Л и л у а ш в и л и. Предмет и бремя доказывания
в советском гражданском процессе. Тбилиси, 1957, стр. 22—23.

² См. также соображения Т. А. Л и л у а ш в и л и. Указ, соч ,
стр. 63—64.

⁸ См. Л. П. С м ы ш л я е в. Указ, соч., стр. 14.

лення. достижение им предусмотренного законом возра­ста к общим предпосылкам уголовной ответственности, объекта преступления — к менее общим, а конкретное деяние — к «специфически» правогароизводящим фактам. Распространенным делением фактов, составляющих предмет доказывания, служит клаесифакицш их на пра-вообраз\1ОЩ11£₂_1тг^авоиз1^няющие, правогдд^шато1Ш1,е и правопре1тятств^ао11шё]~^то~деление, как и предшествую-щ¥ё7~порождёно потребностью отыскания критерия рас-

. сторсц

_

намТГв_гражданском процессе. Оно без труда может быть распространено и на предмет доказывания в уголовном процессе, что фактически и делает М. С. Строгович, раз­личающий в составе так называемого «главного факта» группу «А» — обстоятельства совершения преступления, т. е. по существу правообразующие факты, и группу «Б», в которой перечислены обстоятельства, которые могут быть названы правопрепятствующими или правопогаша-ющими фактами².

Прежде всего нет необходимости детально воспроиз­
водить не один раз высказанные и вполне справедливые
возражения против конструкции правопрепятствующих
фактов, значение которых «является оборотной стороной
к праеопроизводящему их значению» ³. Можно было бы
вовсе не касаться этого вопроса, если бы некоторые юри-j
сты, игнорируя все высказанные возражения, не npo-ji
должали защищать конструкцию правопрепятствующихи
фактов. Так, К. С. Юдельсон обвиняет Б. В. Попова в")
непонимании «того несомненного обстоятельства, что
один и тот же факт в различных правоотношениях может
играть ту или другую роль, относясь__либо к правопро-
" извидя1д7йм7ТГй^                                     или правопре-

¹ См. А. Ф. Клей н м а н. Основные вопросы теории доказа­
тельств в советском гражданском процессе. Изд. АН СССР, 1950,
стр. 34; Я. Л. Ш т у т и н. Предмет доказывания в гражданском про­
цессе. М., 1963, стр. 20—21; Е. И о д л о в с к и, В. Седлецки.
Гражданский процесс, часть общая. Варшава, 1958, стр. 394 (на поль­
ском языке) .

² М. С. С т р о г о в и ч. Курс.., стр. 197.

³ В. М. Гордон. Основание иска в составе изменения искомых
требований. СПб., 1902. См. также: Л. П. Смышляев. Указ, соч.,
стр. 11. 41; Б. В. Попов. Принцип распределения доказывания
между сторонами в ГПК. «Право и жизнь», кн. I, 1925, стр. 11;
Ф. Леон гард. Бремя доказывания. Берлин, 1904, стр. 51 (на не­
мецком языке) .

46

4Г-щдюшиу фактам»^!. Конструкция правсифепя: v фактов воспроизводится в учебнике по граждан^ арс-оессу 1964 г -

иаашая данную конструкцию, К. С. Юдельсон пи-

ря на наличие всех элементов фактиче-

равопроизводящих фактов), может не

тельаых для истца юридических послед-

: правопронзводящими фактами

препятствующие: не-

- при наличии этих

>авовыын нормами, действие

то намни in i им фактов пара'

чввает «несомненное непо-

южелавве понять основной аргумент

i других. Если налицо — «правопрепятст-

фимер, недееспособность, то это озна-

:, как отсутствие дееспособности (пра-

факта). поэтому н говорить о наличии

фактического состава» ошибочно.

• вслед за Т. М. Яблочковым утверж-

шроизводящие факты — это факты, спе-

; данного права, а правопрепятствующие

ьойственные для многих правоотноше-

ггнм рассуждением также нельзя согласиться. Не-

:ь конкретного лица является не об-

шим для мн.Г'Гнх правоотношений, а специфическим фак-

как ;        :-собность конкретного лица. Наоборот,

ачески» правообразующий факт, как за-

•вора займа, будет общим для многих

юшений (ест не иметь в виду конкретный до-

айма). Таким образом, и в этом случае отличие

равообразующими и правопрепятствующими

•

Де                з на правообразующие, правоизменяю-

щне и правопогашающие вполне пгзавомерно. так как основано на различном значении фактов для^.развити.я правоотношения. Поэтому оно, возможно, имеет опреде-

К. С. Юдельсон. Указ, соч., стр. 275.

² Советский гражданский процесс. Изд. МГУ, 1964, стр. 139.

³ К. С. Ю д е л ь с о н. Указ, соч., стр. 274.

⁴ А. Ф. К л е и н м а н. Основные вопросы теории доказа­
тельств.., стр. 38.

ленное значение для цивилистической теории или общей теории права, но трудно усмотреть какое-либо теорети­ческое или практическое значение этого деления для области судебного познания. Основная процессуальная роль, которая отводится данной классификации в лите­ратуре, это — распределение доказывания между сторо­нами в гражданском процессе в соответствии с прави­лом: истец доказывает правообразующие факты, ответ­чик— правопрепятствующие и правопогашающие. В следующей главе постараемся показать неприемлемость данного общего принципа распределения обязанностей по доказыванию.

Трудно также обнаружить какое-либо теоретическое или практическое значение для области судебного по­знания в классификации фактов, составляющих предмет* доказывания, на 1) факты правообразующие, 2) факты! легитимации и 3) факты повода ,к .иску '.

Буржуазным юристам, например, В. М. Гордону², данная классификация помогала теоретически обосновы­вать допустимость некоторого изменения иска в процес­се, что было направлено на смягчение формализма³ до­революционного русского гражданского судопроизводст­ва, в котором не допускалось какое-либо изменение ос­нования иска или замена ненадлежащей стороны во вре­мя процесса.

Советское гражданское процессуальное законода­тельство допускает замену ненадлежащей стороны в про­цессе (ст. 26 Основ гражданского судопроизводства). Оно предоставляет право истцу изменять основание ис­ка. Поэтому рассматриваемая классификация фактов для советского 'Гражданского 'процессуального права утратила какую-либо значимость. В дальнейшем поста­раемся доказать, что данная классификация не нужна ш для распределения между сторонами обязанностей дока-1 зывамия, как ошибочно полагает Т. А. Лилуашвшш ⁴. 1

Классификация фактов, составляющих предмет дока-' зывания, может иметь определенную теоретическую и

' См. К. С. Ю д е л ь с о н. Указ, соч., стр. 155—iI56; Т. А. Л и л у-ашвили. Указ, соч., стр. 1$—119; Я. Л. Ш т у т ,и и. Указ, соч., стр. 20. Убедительные возражения против даниой классификации вы-юказаны Л. П. Смышляевым ('указ, соч., стр. 13).

² В. М. Гордон. Указ, соч., стр. 204—213.

³ М. А. Г у р в и ч. Право на иск. Изд. АН СССР, 1943, стр. 184.

⁴ Т. А. Л ил у а¹ ш в и л м. Указ, соч., стр. i!9.

48

 

значимость только в том случае, если раз-; составных частям предмета доказывания свойу ообешюсти в доказывании, или различные групЦ различное юридическое значение.    f ггшовке вопроса следует, во-первых, крвыы деление фактов на положи-В ; . ____ -^-g-j-bJi ы_е. Положительный •объективной действительно-) определенное явление >акт. наоборот, есть от-определенном ^есте ще-

 

=                : действительности.

f »» p "«. которых согласно нашим знаниям быть в природе (домовые, лешие и оеосуалыюм доказывании не нуждаются.

ассифнкации состоит в том, что
фаввлу отрицательные факты зо'кааывать.
жительные. А это важно для выбора
зывания. Поэтому, если-, например, окажут-
Г~в доказывании совершения (несоверше-
riM инкриминируемого ему деяния, самый
и целесообразный способ доказывания несо-
дсудимым деяния будет установление так
_         и. Из примера с алиби вытекает так-

удность в доказывании отрицательных фактов тачает невозможности их доказывания '. Сейчас это-•шшенве почти общепризнано в литературе². Поэтому :>у звучит утверждение С. И. Вильнянского, «доказывать отсутствие фактов иельзя» ³.

возможность доказываний отрицательных фактов впервые нье (Е. А. Нефедье-в. Учебник русского судопроизводства. М.. 1909. стр. 180).

См. А. Ш я ф ф. Некоторые проблемы марксистско-ленин-

познания, стр. 93; .\\. С. С т р о г о в и ч. Курс..,.

19в—'9S¹: Л. П. С м ы ш л я е в. Указ, соч., 'стр. 11—ilE и др. Про-

пяоположныи взгляд защищал ранее В. Г. Г р а н б е р г. Граждан-

сеий процесс. Госюриздат, 1940, стр. 35.

Возможность доказывания отрицательных фактов признают также и буржуазные юристы (см. М. Гульден ер. Оценка до--ельств и бремя доказывания в швейцарском гражданском про­цессуальном праве. Цюрих, 1955, стр. 51 (на немецком языке).

* С. И. В и л ь ним сим и. Указ, соч., стр. 440. Рамее аналогично Рындзюнский. Техника гражданского процесса. М., 1924, стр. 90.

49'

Определенную процессуальную значимость имеет рас-1 смотренное выше деление фактов и а явления и с о -И. стояния. Последние в силу их длящегося характера,! как было отмечено, могут быть предметом 'Непосредст­венного познания, которое прилггр~о~чйх равных условиях предпочтительнее познания опосредствованного. Явле­ния же, познаваемые судом, как правило, относятся к прошлому, иной раз очень отдаленному, ,и .могут быть установлены лишь опосредствованным путем, при помо­щи доказательств.

у Наконец, в составе предмета доказывания следует различать , факты, являющиеся о_саошцшем возникнове­ния предусмотренных в законе (диспозиции или санкции ' .нормы) юридических последствий, и факты,, служащие у оснодащлем для дифференциации этих последствий с уче­том кшшр^ттакё^гт^яттагБсттГд^ла, например, для опре­деления вида и меры наказания подсудимому, для реше­ния вопроса о размере возмещения за ущерб (ст. 458 ГК, ег. 83-6 КЗОТ) и т. д.

Эта классификация оправдана определенной юриди­ческой неравнозначностью данных двух групп фактов, а также некоторыми гносеологическими особенностями в порядке их познания.

Факты, служащие основанием возникновения юриди-д

[ чр|Г/К|Их поглрД'Стйий, являются обязательной составн-ой \

частью предмета ^дожазЫ'Вання; факты, служащие оси о- \

вавием AB4KJHiIl!-^L¹l£lLg2LJ2I^^                                     — Ф ^я " \

[^щц>1*?ивной. Правда, в настоящее время советское уго- \ ловное законодательство фактически не знает абсолют­но определенных санкций, вследствие чего суд всегда должен учитывать, а ввиду этого и исследовать обстоя­тельства, влияющие на определение меры наказания. Од-«ако, применяя .нормы, относящиеся к другим отраслям советского права, суд вправе дифференцировать юриди­ческие последствия '{права и обязанности сторо"нГ~пра~втг-отношении, гражданско-правовую и иную юридическую ответственность) только в случаях, прямо предусмотрен­ных законом. В силу этого только в подобных случаях и входят в предмет доказывания факты, являющиеся осно­ванием для дифференциации юридических последствий, например, обстоятельства, характеризующие личность правонарушителя, его имущественное положение и т. д. Включение подобных обстоятельств в предмет дока-

50

в юао. случаи, например, при взыскании

гл. шдачюввосс отетчвжом по договору займа, не толь-лашвк. мс может привести к нарушению закона.

 

•елка процессуальной экономии доказыва-юванвя юридических последствий --мшествовать до-казыва-аашга юридических поел едет-первого основания, i определении юри-

•я юридических по-мшышгасгве своем относящие-i иим м к настоящему, поэтому они : званы только в том виде, в каком нме-В познании же оснований .-crux последствий (например, я вида и меры наказания) в определенной гражается и предвидение будущего.

рассмотренными различиями указанных
в необходимо признать, по меньшей
:>е время почти повсеместно принятую
хжессуальной теории конструкцию так на-
«главного ф а к т а», в которой объедини- \
i ее-.        факты-основания уголовной ответствен- \

--. смягчающие и отягчающие уголовн^^трх ответственн

с-первых. эта конструкция ничего специфически уго­ловно-правового не содержит и нетрудно такой же «глав-сконструировать применительно к граждан-. зоной ответственности¹. НмШдРВДик&йШ^игушна i процессе, как и в гражданском, так как п.о "равнозяачттзтптедтяетл' доказывания².

•плка. по существу, предпринята О. В. Ивановым

советском гражданском процессе,

;о которого, под юрмдн-

ававлнваеуым судом, следует понимать «всю ость фактических условии существования, изменения или прекращения правоотношений».

. что понятия «предмет даказыаания»--и-.,«гла.внь!Ц

факт>, совпа!                       'Л. П. Ш а л а м о в ы м (Советская те-

доказательств) и практика применения-их в

толовных делах. Автореферат дакторовой диссертации, М., 1956.

стр. 6). Другие процессуалисты это мнение оспаривают (см.

. М. М и н ь к о в с к и и. Пределы доказывания в (советском уполов-

процессе. М„ >1956. стр. 4, 20; М. С. Строго в и ч. Курс..,

196).

51

Во-вторых, как логически, так и юридически неверно-под названием «главного факта» объединять при этом несколько неоднородных фактов, как бы давая этим понять, что они составляют неразрывное единство. Меж­ду тем у ряда смягчающих и отягчающих обстоятельств вообще может отсутствовать какая-либо связь с совер­шенным преступлением, например, несовершеннолетний возраст подсудимого, состояние беременности у женщи­ны-подсудимой и т. д.

Конструкция «главного факта» создает неправиль­ную иллюзию невозможности раздельного доказывания составных частей этого «главного факта». Более того, эпитет «главный» как бы говорит, что остальные факты, подлежащие до'казы'вамию, «неглавные» ', а поэтому их доказывание может быть проведено и менее тщательно.

Конструкция «главного факта» в области граждан­ского судопроизводства сделала бы немыслимым какое-либо распределение обязанностей по доказыванию меж­ду сторонами составных частей этого «главного факта». I Предпринятую в литературе попытку защитить «глав­ный факт» нельзя признать удачной. Р. Д. Рахунов, на­пример, считает необходимым сохранение такой конст-/рукции для деления доказательств на прямые и косвен­ные, которое, на его взгляд, производится по отношению к «главному факту»; в противном случае, мол, получит­ся, что каждое прямое доказательство может быть и кос­венным и наоборот².

Приведенный и по существу единственный аргумент в пользу «главного факта» в действительности говорит против него. Эту конструкцию надо устранить не только в силу раюее рассмо-трениых причин, «о и потому, что она служит основой для неправильного мнения об осно­ваниях деления доказательств <на прямые и косвенные³,, основой для бесплодных споров об объем"ё обстоятельств, охватываемых понятием «главного факта».

¹ А. В. В и н б е р г, Г. К о ч а р о и, Г. М и н ь к о в с к и и. Акту­
альные вопросы теории судебных доказательств в уголовном процессе.
«Социалистическая законность», <1963, № 3, стр. 21. Авторы справед­
ливо указывают, что у конструкции «главного факта» нет опоры в
действующем уголовно-процессуальном законодательстве.

² См. Р. Д. Рахуиов. О -понятии доказательства и главном
факте доказывания. «Советское государство и право», 1965, № 12,
стр. 101.

³ О разграничении прямых и .косвенных док аз а тат ьс та см. я гла­
ве 4.

52

наряду с понятием «предмет доказы-f kuiee широкое — «цргделйгттесдедоЛ

ет признать правильным. Кр'О-1
. ._ ___                   СУДУ нередко при-

факты только процессуальною ^доказательственные фак-ередствами познания исхсмш., \мшо-значение фактов; 2) основа-вопросов, на-

mo «жительство ответчика для •»воств дела и т. п.

и воспитательной задач жег подвергнуть исследованию и фак-е имеющие процессуального значения для :а. например, условия, способствовав­ший) преступления.

. фактов определяется на основе процессу-е материального закона. Большинство из них т входить и не входить в предмет исследования. Все »сят служебный характер. В силу такого ха-ошнбочное невключение какого-либо из них в удебного исследования не всегда приводит к не-ibHOMv разрешению дела по существу, а поэтому не является основанием отмены постановления суда. юрот, невключение в предмет доказывания того или факта материально-правового значения означает веисследованность обстоятельств дела и служит обя-_,ным основанием отмены судебного постановления, можно было бы объединить факты процес-льно-правового и материально-правового значения под названием «предмета доказывания» и произвести их знее разграничение². Однако этого не позволяет ельство, которое пользуется понятием не только тогда, когда речь идёт о его предмете, но и в других случаях (обязанность доказы-

¹ И. Б. -Март ко в и ч. Определение объема судебного иссле­
дования в советском гражданском процессе. Труды Иркутского
иверситета, т. :              юридическая, 1955, стр. 91; М. П. Ш а ла-

м о в. Советская теория улик (косвенных доказательств) и практика применения их в уголовных делах. Автореферат докторской диссер-

М., 1956, стр. 6.

* Так, в частности, поступают М. С. Строгович (Курс.., стр. 196—197); М. Л. Ши фм а н. Основные вопросы теории совет­ского доказательственного права. Изд. МГУ, 1956, стр. 4—5.

53

вания и др.). Поэтому во избежание путаницы при всех употреблениях понятия доказывания с\шл этого поня­тия должен быть единым; иначе пришлось бы различать предмет доказывания в широком ив уэкам смысле слова, например, при распределении обязанностей по доказы­ванию между сторонами в гражданском процессе. Вмес­то «.предмета доказывания в широком смысле слова», очевидно, предпочтительнее пользоваться термитом «пределы исследования обстоятельства дела».

§ 2. Конкретные обстоятельства дела как предмет доказывания

Входят ли в предмет доказывания какие-либо иные факты, кроме тех, которые в качестве юридических пред­усматриваются в гипотезе применяемой судом нормы материального права? Для ответа на этот вопрос необ­ходимо проанализировать понятие так называемых «кон­кретных обстоятельств дела», ссылку на которые неред­ко можно встретить как в литературе, так и в судебных постановлениях.

Юридическая норма регулирует поведение людей ny-i тем указания юридических последствий, которые насту-| пают при указанных в законе условиях — юридических | фактах (определенном поведении людей, событиях). Ха­рактер юридических последствий устанавливается зако­нодателем соответственно той социальной значимости фактов, какую последние имеют в предусмотренной за­коном типичной ситуации. Однако социальная значимость фактов не есть нечто неизменное. Она зависит от различ­ных условий места и времени, в которых действует лич­ность, от индивидуальных особенностей конкретной жиз­ненной ситуации.

Каким же образом при регулировании общественных отношений учитываются правом .социально значимые особенности конкретных жизненных случаев? Для отве­та на поН'авлёнТШи'ТГОпро'с' попытаемся, хотя бы самым общим образом, классифицировать эти особенности. Их можно разделить на две группы: 1) устойчивые._и,2)_н£^ у стойчщьщ„оср_б,елщдсти.

Устойчивые особенности конкретных жизненных слу­чаев— это те особенности, которые, во-первых, присущи какой-либо территории, будь то климатические, нацио-

54

»ж>-6ьгтавыс или иные аналогичного характера

Та», возможность передвижения в тундре и таежной

сти при отсутствии удовлетворительных транс-

аых средств, как это было в 20-х годах в отдельных.

«ах СССР, значительно меньше, чем в центральной

и СССР. Учитывая указанную территориальную осо-

. ВЦИК и СНК РСФСР Постановлением от

г. установил изъятие из ст. ст. 430, 431, 433,

РСФСР 1922 г., увеличив предусмотренный в них

_;ев для принятия наследства и заявления

кзяй к наследственному имуществу для Якутской

¹ зо 1 года, а в отдельных случаях— до 2 лет¹.

фрнтсриальные устойчивые особенности учитыва-

-. т лько законодателем при регулировании обще-

•тношен.ий, но и судами при применении

Другая разновидность устойчивых особенностей -н - :и, присущие определенному времени, ко-читываются и законодателем и могут ока-е на применение закона судом, шение определенных преступлений в воен-например, неисполнение приказа, имеет повы-спень общественной опасности. Поэтому зако-н ряде случаев придает времени совершения -:ия значение квалифицирующего признака . например, ст. ст. 238 п. «в» и 239 п. «в» УК.). оажа имущества граждан, находившихся в бомбо-ежящах в период Великой Отечественной войны имела |ую степень общественной опасности, чем кража в мир-Это и'послужило основанием для издания ювлення Пленума Верховного Суда СССР от , который в 'отступление от ст. 162 УК РСФСР фшшческое значение указанному обстол-шифнцнровать такие кражи по 5Э-3 как бандитизм².

.1 юйчнвых особешю-

5ё                           i >гут быть определены

ii помощи устойчивых признаков, характеризующих личность^пол. возраст, национальность и др.

СУ 1927 г.,              . 28.

См. Законодательные и административно-правовые акты воен­ ного времени. Чкалов, 1942, стр. 72.

55

Так, учитывая биологические особенности женского организма, законодатель запрещает использование жен­ского труда на особо тяжелых и вредных работах, уста­навливает меньший, чем для мужчин, возраст, при дости­жении которого у женщин возникает право на пенсию и т. д. Учитывая сложившиеся веками и до сих пор жи­вучие национально-бытовые особенности жизни табор­ных сытан— попрошайничество ,и др.¹, государство на­ряду с воспитательными мероприятиями вынуждено ус­танавливать и административные нормы, учитывающие эти особенности ².

Все такого рода устойчивые особенности являются не только особенностями того или иного конкретного дела, но и особенностями конкретных категорий дел, в связи с чем они могут быть типизированы и учтены при право­вом регулировании общественных отношений прямо в са­мой юридической норме.

И н a 4 g . jificjoHT _ flejipcHey стойчивыми особенности м и. Они.не могут быть определены посредством какого-ли­бо стойкого признака, относящегося к пространству, времени или личности. Т_а,КИ£„асо-б.енн.ости должны быть\ £Л1Ш&еШШ££иЫЫШВ§Е(4Шй Дед, а.осо-1 кпнкрртныу дрл Сюда относятся самые раз- \ личные социальные и биологические особенности лично­сти (грамотность, степень развития, здоровье, характер и т. д.), особенности обстановки, в которой действует личность (материальное положение лица и т. д.).

В зависимости от характера особенностей, влияющих на определение социального, а следовательно, и юриди­ческого значения фактов, существуют и различные спо­собы учета их при правовом регулировании обществен­ных отношений. У^стойчивые особенности учитываются: 1) или путем вкл!Очё1шя1указ1нЩТЩЗСОТТ51тЭ1хШЩУК) особенность в гипотезу нормы в качестве юридического факта, ограничивающего или расширяющего действие нормы применительно к определенному пространству, времени или кругу лиц; 2) или путем децентрализации законодательства; 3) или путем включения в норматив-

¹ См. П. И л ь я ш е н к о, В. Строгайся. Цыганский табор.
«Литературная газета», 2 февраля 1957 г.

² Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 октября
1956 г. «О приобщении к труду цыган, занимающихся бродяжни­
чеством».

56

Ьаавкегаых норм, дающих возможность мест--:ть их конкретное содержа-тчгтом местных особенностей. Общим для всех этих иегея то, что имеющей юридическое значе-тн определенных категорий дел придается .значение юридического

очевидно ._ им.енодадь_такие

^-- -Д^{ела>> и} 1рименении закона какое-либо специ-

юридических фактов, значение бы- \ ретических и практических осно- |

 

 

 

Еря правовом регулировании об-

n. ч

торые не име-

Осжишов формой учета та-1 явление возможности -•адова те ль но, и юри-органов, упол-затъ юр13вческ\-ю оценку фак-

хггояшш предусмотреть и пере- »
значимые индивидуальные" 1
храничивается указанием лишь общего 1
[ должны              дствоваться правопри- /

органы, оаределяя юридическую значимость | тыл особенностей случая. Иначе говоря, значимость устойчивых особенностей опре-прямо. непосредственно при из-неустойчивых

>беяностей определяется законодате-
<                 ч но, а непосредственно _N

:«р*деляется при применении закона. В последнем слу-s правоприменя.ющим органам предоставляется как i возможность выбора различных решений при приме-юридической нормы. Эта возможность предостав-им для того, чтобы при разрешении конкретного дела можно было выбрать именно то решение из воз-южных. которое в данной конкретной ситуации более

 

всего отвечает целям, преследуемым законодательством при регулировании тех или иных общественных отно­шений.

Но эта свобода органов, применяющих закон, не озна­чает свободы усмотрения. При разрешении, например, уголовного дела по обвинению должностного лица в зло­употреблении служебным положением суд, в пределах санкции ст. 170 УК (ст. 166 УК БССР), может принять самые различные решения. Однако, разрешая конкретное дело, суд обязан принять из всех разнообразных решений то единственное, которое отвечает индивидуальным осо­бенностям данного случая: совокупности имеющихся смягчающих и отягчающих обстоятельств. Степень обще­ственной опасности лица и его деяния и служит тем кри­терием, при помощи которого суд оценивает юридиче­скую значимость индивидуальных особенностей такого рода дел.

В зависимости от характера неустойчивых особенно­стей конкретных случаев существуют различные спосо­бы, при помощи которых законодатель осуществляет ру­ководство деятельностью правоприменяющих органов в определении юридической значимости индивидуальных особенностей конкретных дел. Так, законодатель может указать в специальной норме эти особенности в качест- \ ве оснований дифференциации юридических последствий, как это сделано в ст. ст. 38, 39 УК (ст. ст. 37, 38 УК БССР).

Этот опособ наиболее целесообразен для юридическо­го нормирования тех жизненных 'случаев, индивидуаль­ные особенности которых могут находиться в самых различных сочетаниях я иметь в своей совокупности определенное, зависящее от этого сочетания, юридическое значение для дела. Так, при совершении одного и того же преступления, например, убийства, в одном случае будет налицо одна совокупность смягчающих и отягча­ющих обстоятельств, во втором — другая, в третьем -третья и т. д. Установить на каждый случай возможного сочетания смягчающих и отягчающих обстоятельств при убийстве соответствующий состав преступления, очевид­но, невозможно. Поэтому указания в законе на смягча-,ющие и отягчающие обстоятельства нередко и не со­ставляют элемента (квалифицирующего признака) со­става преступления. Они выносятся «за скобки», образуя

ъв

норм, устанавливающих порядок размера наказания.

издатель может придать юридическое > яишнодуальным особенностям дел не путем их

 

. in В, а пугем ука-жарактеристики в гипотезе нормы. Этот i юридической значимости неустойчи-особенностей дел неизбежен при области общественных отношений, 1разиеншие факты могут иметь одина-Напрнуер. невозможно предусмотреть наше факты, которые при определенных ^заачать распад семьи и иметь, следова-мжнишш развода. Это может быть и различия в характере супругов, и и отсутствие детей по вине Вот злж н •волк подобные им фак-значенне. значение нх раанообрази« столь вели-

•!• i

: . 1рмы Нельзя их закон в отношении при опреде-В отличие от no-фактов, означающих только на бракоразвод-

н по другому юридической нормы не аб-юрвзнческие факты, а давать в > факта общую характеристику воз-• inr ~ особенностей конкретного дела, ак бы ни были они раз-енное в норме этвх фактов) юряд'иче-

ювать и комбинированную из i индивидуальных особен-• пают ст. ст. 43, 44 УК (ст. ст. орые в качестве обстоятельств, слу-^ифференциации юридических :- т не на абсолютно определенные общую характеристику тех возмож-

59

ных особенностей дел, которые могут встретиться в дей­ствительности.

В связи с наличием в советском праве норм, гипотеза, которых полностью или частично изложена в виде общей! характеристики фактов, целесообразно различать нормы/ с абсолютно определенной и с относительно определен­ной гипотезами. Такое разграничение, в частности, про-1 водит Л. П. Смышляев, анализируя предмет доказыва-1 ния¹, и О. А. Красавчиков, рассматривая структуру юри­дического состава². Однако предлагаемое О. А. Красав-чиковым наименование относительно определенных гипо­тез «бланкетными», на наш взгляд, является неудачным. Бланкетная гипотеза от небланкетной отличается не структурой, а способом определения: небланкетную гипо­тезу определяет сам творец нормы, бланкетную же -иной нормотворческий орган. «Бланкетность» бланкет-' ной гипотезы условна. Пока гипотеза не определена над­лежащим органом, норма с бланкетной гипотезой — не есть норма, она не может быть применена. Когда же бланкетная гипотеза определена соответствующим орга­ном, она фактически перестает быть таковой и становит­ся отсылочной. «Бланкетность» же нормы с относитель­но 'Определенной гипотезой безусловна. Такая норма всегда «бланкетна». Деление гипотез на бланкетные и небланкетные, на относительно определенные и абсолют­но определенные — это деления по различным основа­ниям. Гипотеза нормы может быть и смешанной, состоя­щей из указаний на абсолютно определенные юридиче­ские факты и факты, определяемые при помощи их об­щей характеристики.

Наконец, в нормах с относительно определенными юридическими последствиями юридическая значимость конкретных обстоятельств дела может определяться пу­тем указания цели, которой должно быть подчинено при­менение нормы. Так, в ст. 44 УПК (ст. 39 УПК БССР) сказано, что дело может быть передано из одного суда в другой такой же суд только в_том...слу.нае.^е.сли _этим;...мо­жет быть достигнуто более"быстдо£_.и,-пллн,де рассмотре-

¹ См. Л. П. Смышляев. Предмет доказывания в советском
гражданском процессе. Автореферат кандидатской диссертация. М.,
1954, стр. 12.

² См. О. А. Красавчиков. Юридические факты в советском
гражданском праве. М., 1954, стр. 75.

60

рассмотренных видов неустойчн-эобеввостей общим является сле-остн в отличие от остального mho-i особенностей случаев находят! в праве: 2) непосредственное! ото значения таких индивидуалы^ ляётся не нормотвор-) bdovm органом; 3) индивиду алы 9В. которые, по мнению законода-1

езы нормы в ви-\

: ,!

ваяв гвлотезы применяемой нор- 1
>mujbc фактов, имеющих юриди- \
в* ввел           38, 39 УК), либо

•мсв в мме вугем указания

••: осо-нен; при-

елусмотрен- • Тг'г in 1 фак-рое соглас-

с кошфетными )^ет\ при opHf

живидуальны.ч о, ни косвенно кне. то они во-ри применении лишь в опреде-указывал такие ннди-.:,нкрет-

конкретные обстоятель-ж фактами, то столь же неверно : ггвенными фактами. И в са-

; П'.ты - '.-по доказатель-

61

ства. Вследствие этого они имеют чисто процессуальное значение. Какого-либо влияния на определение матери­ально-правовых последствий случая эти факты оказать не могут. Между тем наличие или отсутствие тех или иных конкретных обстоятельств дела означает наличие определенных материально-правовых последствий.

В свете изложенного необходимо, во-первых, отметить 'ошибочность взгляда, согласно которому иногда конкрет-

, ным обстоятельствам дела придается значение доказа­тельств (доказательственных фактов). Так, Я. Л. Шту-

' тин считает, что факты поведения лица, создающие не­возможность совместного с ним проживания, относятся к доказательственным фактам. Нельзя согласиться и с противоположным имением, согласно которому доказа­тельственным фактам придается значение конкретных обстоятельств дела.

Так, Верховный Суд СССР <по иску Клибашевой к Во-стрикову о взыскании алиментов на ребенка, родившего­ся после развода с Востриковьш, но при сохранении фак-^^^?Ш^^££^!Н^ЙШШИёЩ^|й,. придал юридическое зна­чение последшшу~"обстоятельству и запись о расторже­нии брака аннулировал. Одновременно Верховный Суд СССР отнес к конкретным обстоятельствам дела и дока­зательственные факты поведения Вострикова, свидетель­ствовавшие о сохранении брачных отношений'.

Факты поведения квартиросъемщика, образующие в своей совокупности состояние невозможности совместно­го с ним проживания как основание для выселения, име­ют юридическое значение. С их наличием или отсутстви­ем связано наличие или отсутствие права на выселение. В связи с этим данные факты (например, нарушение ти­шины в ночное время, нанесение оскорблений, ссоры и т. п.) не MOiiyr быть исключены из дела .и заменены други­ми доказательствами. Они, в отличие от доказательствен­ных фактов, являются обязательным предметом доказы­вания, составляют основание иска, имеют преюдициаль­ное значение. Наоборот, доказательственные факты (на­пример, неуживчивый характер ответчика, неоднократные жалобы истца на поведение ответчика и т. п.) основани­ем возникновения права на выселение не являются, они

Ом. «Судебная практика...», 1954, № 3, стр. 38.

62

входят в основание иска, не служат обяза-1
•ре        доказывания. Они вообще могут быть!

из дела и заменены другими доказательст-
«j           показаниями лиц-очевидцев неправо-

ишглгппп ответчика, признанием ответчика. Зшыае воаятно. что первую группу фактов, как име-ао-правовое значение, нельзя считать 1MB. а вторую группу фактов, как не име-ггертально-правового значения, нельзя относить обстоятельствам дела.

™ч •+-•.-;.-                   -я гипотеза по сравнению с

 

дрш и ними имеет как свои преимущества,
»» in tft i •••• Опосятельно определенная гипо-
Jfrtff*- ДРР "»м»"'и которой
самым разнообразны\\
зон со-
' :цествен-
ия, суще-
ются тaки^i
является
>гезайя норма
'  '                              шпсявй. Таковы будут,

ш» лрни •••». как основание высе-~&ша. как основание уволь-

этезы нормы влия-геных отношений, но и лавным образом полити->\-рж>-азном праве им-еделенности ~ь» закона,

. :Я ВОЗМОЖНОСТЬ

ересах монополисти-

судоустройства и граждан-

М, 1937, стр. 13—14;

е:-;кой буржуазной теории права.

63

 

А буржуазные юристы, доказывая целесообразность таких формулировок, обеспечивающих «гибкость» при­менения закона, наряду со ссылками на отставание за­кона («право в книгах») от требований жизни («право в действии»), зачастую прямо ссылаются на социальную заинтересованность империалистической реакции в такой неопределенности, «гибкости» права '.

То, что является достоинством относительно опреде­ленной гипотезы нормы в глазах современного буржуаз­ного законодательства, должно быть признано ее недо­статком в условиях режима социалистической законности. Абсолютно определенная гипотеза яснее определен­ной относительно. А это облегчает ее правильное пони­мание и соблюдение, возможность контроля над пра­вильностью ее применения. Поэтому она больше, чем относительно ' определенная гипотеза, обеспечивает единообразие в применении закона. Вполне понятно, что значительно легче правильно разрешить бракоразводное дело, если основанием развода служит осуждение супру­га к лишению свободы на срок не менее трех лет, чем дело, когда основанием развода является невозможность сохранения семьи. Поэтому в советском государстве от­носительно определенная гипотеза применяется лишь тогда, когда этого требует характер регулируемых об­щественных отношений.

При применении нормы с относительно определенной гипотезой юридическое значение может быть придано лишь тем обстоятельствам дела, которые отвечают указанной в гипотезе общей характеристике фактов. Процесс применения такой нормы в отличие от нормы с абсолютно определенной гипотезой проходит не две, а три стадии: 1) доказывание фактов (единичного или определенной совокупности), которые могут иметь юри­дическое значение (например, '.причины пропуска срока исковой давности); 2) фактическая оценка установлен­ных обстоятельств (например, вывод об уважительности причин пропуска срока); 3) юридический вывод (напри­мер, о восстановлении пропущенного срока).

В случае же применения нормы с абсолютно опреде­ленной гипотезой второй этап отсутствует.

¹ См. С. Л. Зивс. Кризис буржуазной законности в современ­ных империалистических государствах. М., 1958, стр. 119.

Относительно определенный характер может иметь -;о гипотеза нормы, но и ее второй элемент — еские последствия (диспозиция или санкция), 'азновидностью таких норм    являются дискреционные/ ::рмы. т. е. нормы, предоставляющие своему адресату] определенную свободу выбора из возможных способов-/ гведення, но ограничивающие эту свободу определен-•-. иелью, на достижение которой направлена норма. Гак. при непосещении работы вследствие временной нетрудоспособности в течение двух месяцев согласно «ж» ст. 47 КЗОТ (п. «ж» ст. 47 КЗОТ БССР устанав-ieT срок 4 месяца) администрация имеет право (но не обязана) уволить работника. Следовательно, п. «ж» •17 КЗОТ предоставляет администрации при наличииь нан'ных в данной норме условий возможность двух вариантов поведения. Однако следует считать, что эта ложность ограничена интересами производства '-, Цель, которой должен быть подчинен выбор из прв-гавленных нормой вариантов поведения, может быть нана или непосредственно в дискреционной норме (ст. 44 УПК «ли ст. 39 УПК БССР), или вытекать из юла законодательства (принципов отрасли права). Например, цель, которой должно быть подчинено прн-(ение п. «ж» ст. 47 КЗОТ, не указана в самой норме, но она может быть выведена из основного принципа со­ветского трудового права — сочетания интересов произ­водства с интересами работника².

Если в буржуазной правовой литературе под дискре­тной нормой понимают норму, предоставляющую юриодикцион'ным органам свободу усмотрения ³, а 'Следо­вательно, надо добавить, свободу произвола, то, по на­шему мнению, понятие дискреционной нормы имеет право на существование и в советской юридической науке, но в ином, указанном выше смысле.

¹ См. Постановление Пленума Верховного Суда СССР по
№ 03/488 («Судебная практика...», 1953, № 6, стр. 27—28).

² В учебной литературе данный принцип в числе основных прин-
>в трудового права пока не указывается, однако, его нетрудно
•сти из многочисленных норм советского трудового права (см.

36, 37, 37—1, ilOl, 1144, (1S8 и др. КЗОТ).

³ См. Н. М. iK о р к у л о в. Лекции по общей теории права. СПб4
:Э09, стр. 127.

^г- Заказ 433

65

 

Выделение при классификации дискреционных норм оправдано как теоретически, так и практически, ибо дискреционная норма существенно отличается от не­дискреционной, не предоставляющей юрисдикционному органу какой-либо свободы в выборе возможных вариан­тов поведения. Одновременно дискреционную норму нельзя, на наш взгляд, отождествлять с диспозитивной нормой, как это делают некоторые авторы, относя, в ' частности, п. «ж» ст. 47 КЗОТ к диспозитйвным нормам¹. !

Диспазитивная норма — это норма, предоставляю-; щая субъектам правоотношения возможность самим определять свое поведение и предусматривающая опре­деленное поведение лишь на случай, если субъекты правоотношения такой возможностью не воспользова­лись. Дискреционные нормы также предусматривают свободу выбора поведения, но, во-первых, они подчи­няют эту' свободу цели, к достижению которой должно привести применение нормы, во-вторых, в отличие от диспозитивных норм, не предусматривают какого-либо законного варианта поведения при неиспользовании сво­боды. Поэтому дискреционные нормы являются разно­видностью императивных, а не диспозитивных норм.

В укаЗ'Н'ной связи представляет интерес приказ НКЮ СССР от 11.12.1939 г., отменивший приказы НКЮ РСФСР от 1.XI.1939 г. и от 10.XI.1939 г. НКЮ РСФСР, использовал дискреционность ст. 30 УПК РСФСР 1923 г. и примечания к ст. 22 ГПК РСФСР 1923 г. В целях перераспределения дел между судами НКЮ СССР признал это неправильным, указав, что право передачи дел из одного суда в другой может быть ис­пользовано не по свободному усмотрению, а лишь-в со­ответствии с целью такой передачи, указанной в ст. 30 УПК, т. е. для обеспечения более беспристрастного и скорого рассмотрения дела ².

Итак, в силу дискреционности п. «ж» ст. 47 КЗОТ юридически значимыми должны считаться все те кон­кретные обстоятельства дела, которые означают наличие или отсутствие производственной необходимости в уволь­нении заболевшего работника, например, невозможность

¹ См. «Советское государство и право», 1Ж4, № 4, стр. 133,

² См. «Сборник приказов и инструкций Народного комиссариата
юстиции СССР», вып. 1, 1940, стр. 136.

66

гны больного работника другим, и, наоборот — нали­чие такой возможности или временное сокращение работ

.олжности заболевшего работника.

Юридическая норма может предоставлять и большее,

два даже неопределенное количество  вариантов

поведения. Например, ст. 207 ГПК (ст. 201 ГПК БССР)

предоставляет право суду, исходя из обстоятельств дела,

-.енить способ и порядок исполнения решения. Однако
и здесь возможность выбора из различных вариантов
ограничена определенной целью — защиты законных
прав и интересов (ст.ст. 2 ГПК РСФСР и БССР). В силу/
дискреционное™ ст. 207 ГПК юридическое значение бу-|
дет иметь такое 'конкретное обстоятельство дела, как,
например, уклонение должника от совершения указанных
в решении суда личных действий, недопущение работни­
ка к работе, на которую он был восстановлен, и другие
факты, означающие невозможность или затруднитель­
ность исполнения решения суда указанным в нем спо­
собом.                                                                             ^Л

Дискреционная норма похожа на норму с относи-1 тельно определенной гипотезой своей относительной не-V определенностью. Различие их в том, что неопределен- ) ность дискреционной нормы содержится в диспозиции, а не в гипотезе. Поэтому конкретные обстоятедьсша дела, имеющие юридическое значение в_силу дискреиион-ностРГнормьТТТгах'отгятстгтже"~предел ов гипотезы нормы.. Эти обстоятельства^е_^указьщаются- -в гипотезе-прямо в виде юридических фактов, они не предусматриваются вЛ гипотезе и косвенно — путем общей характеристики 1 фактов. В силу этого правильное определение юридиче­ского значения конкретных обстоятельств дела при при­менении дискреционных норм связано с еще большими трудностями,-чем при применении нор-м с относительно определенной гипотезой. И эти-трудн5сти_у.силиваются_в случаях, если дискрФщЪнность диспозиции находится в сочетании с относительной определенностью гипотезы I (см. ст. 44 УК, ст^02_ПТК_и_л,р.), в случаях, если цель, \ которой должно быть подчинено применение нормы, не указана в самой норме, а выводится из другой или из общих принципов права.

Аналогичное значение могут иметь конкретные об- /* стоятельства^дела при применении норм с относительно / определенной или альтернативной ханкцией_т э~ е. отри-

5*                                                                                                                  6?'

оными юридическими последствиями, связываемы­ми законом с правонарушением.

В судебной практике встречаются иногда случаи, когда обстоятельства дела, не указанные в гипотезе нормы в качестве юридических фактов, должны считать-

таковыми-ло смыслу нормы путем тэгр-аничительнога пли -расширительного толкования закона. Эти особен-! поспи являются не чем иным, как юридическими факта­ми, не предусмотренными буквой закона, но предусмо­тренные его смыслом. Поэтому и нет необходимости .име­новать их .конкретными обстоятельствами дела. Отметим одновременно, что ограничительное или расширительное толкование закона не может быть использовано в каче­стве «гибкого» применения закона,, т. е. не может противоречить принципу единообразного применения за­кона. Это возможно лишь в том случае, если основой толкования закона будет не правосознание, не сообра­жения хозяйственной или политической целесообраз­ности (экономики и политики, не нашедших отражения в законе), а только закон.

Если нельзя согласиться с мнением о недопустимости ограничительного или расширительного толкования, то столь же нельзя признать правильным и противополож­ный взгляд о правомерности изменения содержания закона применительно к индивидуальным особенностям дела, к условиям места и времени применения закона путем его толкования '.

Закон — это объективированная воля законодателя, и содержание этой воли, как справедливо отмечают М П. Карева и А. М. Айзенберг, вправе менять, коррек­тировать «применительно к новым условиям и потреб­ностям нашего общества» только сам законодатель или согласно ст. 49 Конституции СССР — Президиум Вер­ховного Совета СССР². Правкэдримакяющие органы должны путем толкования выяснять мысль законодате­ля, а не вкладывать в закон различные мысли в зависи­мости от условий места и времени, от индивидуальных

¹ Толкование закона по правосознанию «с учетом новых обстоя­
тельств, требующих расширения или ограничения словесного смысла
юридической нормы», допускает А. И. Денисов (Теория государ­
ства и права. М., 1948, стр. 477); Н. Н. Полянский (Вопросы
теории советского уголовного процесса. М., 1956, стр. 161—162).

² См. М. П. К а р е в а, А. М. Айзенберг. Правовые нормы
и правоотношения. М., 1949, стр. 40.

,68

особенностей дела. Иное будет не приме           права,

а законодательством. Толкование закона должно быть единообразным и неизменным, если не изменяется сам толкуемый закон или другие законы, влияющие на его

.ержание. Всякие иные изменения в толковании закона
возможны лишь путем замены ошибочного толкования
правильным.                                                                 ,_^

Индивидуальные особенности дела могут иметь

сское значение в случае применения закона по ана-логии. Нельзя согласиться с высказанным в литературе I мнением о том, будто нужно вовсе исключить возмож- \ ность применения аналогии. Этого нельзя полностью сделать уже потому, что в любой отрасли права не исключены пробелы.

Правда, аналогию преступления или иного правона-рушения можно устранить путем соответствующего огра­ничения 'понятия преступления, как это сделано ст. 7 Основ уголовного законодательства. Однако этого нельзя сделать в отношении любых вопросов применения Даже уголовного закона. Для того, чтобы применение за­кона по аналогии не противоречило принципу закон­ности, необходимо правильно понимать пробел в законе, отграничивать действительный пробел от мнимого. Такое отграничение нелегко провести при понимании пробела, как отсутствия закона, предусматривающего данный слу­чай ¹. Ведь отсутствие закона, предусматривающего тот или иной случай, можно расценить и как недосмотр за­конодателя и, с еще большим основанием, как сознатель­ное оставление данного случая (отношения) вне право­вого регулирования. Поэтому применение закона по ана­логии к подобным случаям будет не восполнением воли законодателя, а прямым ее нарушением. Вследствие этого, нам кажется, под пробелом в законе следует по­нимать отсутствие в законе указания о юридических последствиях случая.'ПтоторБгй- согласно закону имеет юрид^ческое__зпачепие._Г[рименяя аналогию, юрисдик-цйошГыи~орган ТТсходит~не из того, что законодатель не

¹ См. А. И. Денисов. Социалистическое право. М., 1955, стр. 62—63. У А. И. Денисова широкое понимание пробела связано с его теорией активно-творческой роли юрисдикционных органов, призванных регулировать «не только те общественные отношения, ко­торые получили разрешение в законодательстве, но и те, которые вовсе не разрешены им или разрешены в самом общем виде» (там же, стр. 62).

69

^ч

случая, а, наоборот, из того, что )

;ь предусмотрел данный случай, но не до-/

смотрел необходимость определения его юридических \

последствии.                                                                  J )

Например, законодатель предусмотрел, что взыска­ние за нарушение трудовой дисциплины не может нала­гаться спустя длительное время после совершения про­ступка. Но законодатель указал время, в течение кото­рого может быть наложено взыскание за нарушение трудовой дисциплины, только в отношении некоторых взы­сканий (замечание, выговор и другие, указанные в ст. 22 Типовых правил внутреннего трудового распорядка для рабочих и служащих государственных, кооперативных и общественных предприятий и учреждений от 12 января 1957 г.). Относительно же срока, в течение которого мо­жет, например, последовать увольнение за прогул, ни­чего не указал. Но очевидно, что увольнение за прогул, как и наложение перечисленных в ст. 22 Типовых правил взысканий за нарушение трудовой дисциплины, также должно быть ограничено определенным сроком. Прихо­дится применять по аналогии ст. 25 Типовых правил.

Типичным случаем пробела, восполненного Постанов­лением Пленума Верховного Суда 'СССР от 13 сентября 1957 г., является отсутствие в Положении о порядке рас­смотрения трудовых споров от 31 января 1957 г. указания о порядке рассмотрения трудовых споров на тех пред­приятиях или учреждениях, где нет профсоюзной орга­низации или профсоюзного организатора.

Неверно было бы рассматривать пробел в законе (в частности, так поступает А. И. Денисов) как резуль­тат материального несовершенства закона, т. е. его пол­ного или частичного несоответствия социально-экономи­ческим потребностям общества либо ввиду ошибки зако­нодателя, либо ввиду отставания закона от изменивших­ся требований жизни. А. И. Денисов, последовательно развивая теорию «гибкого» применения закона, закона с «динамическим», меняющимся содержанием, допускает использование аналогии для устранения и материаль­ного несовершенства, если закон устарел, так как зако­нодательство «не может угнаться за всеми проявления­ми бурно развивающейся жизни»'. Одновременно

¹ А. И. Д е н и с о в. Социалистическое .право. М., 1955, стр. 62—63.

70

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: