Космологический демонтаж Бога

С обособлением земли небо оказывается как будто бы преданным забвению. По отношению ко всему, что связано с порядком в небе, Ницше демонстрирует только иронию и насмешку. Он не боится даже откровенной безвкусицы, когда использует сравнение с «потрохами» (ЗА I, «Предисловие Заратустры», 3). Он хотел бы довести коперниковский «переворот» до уровня физиологии. Так, по его логике, «неисследованное» остается таковым в силу того малодушного страха, который располагается «в брюхе».

В среде интеллигенции так говорят и по сей день. Хотелось бы лишь напомнить тем многочисленным интерпретаторам Ницше, которые предпочитают «голос брюха», что Ницше в том, что касается вопросов веры, держался по большей части «партии головы». Правда, справедливости ради замечу, что не всегда у него это получалось последовательно.

Критика религии Ницше тоже страдает эпигонством. Острота этой критики — в противоречии между пасторской узостью и романтическим притязанием на гениальность в самореализации; ее ценность — в том понимании веры и любви, которое отчетливо просматривается за враждебным отношением к христианству. Не случайно некоторым современным благонамеренным интерпретаторам Ницше удается даже в «Антихристе» обнаружить зачатки нового истинного христианства, развивающего в высокоиндивидуализированной форме наследие Иисуса[549].

Как бы то ни было, тезис о смерти Бога находит опору в естественнонаучных аргументах и укрепляется в процессе накопления знаний, получаемых в ходе естественнонаучного освоения мира. Именно поэтому «безумный человек» вполне может иллюстрировать свои речи космологическими [400] примерами. По существу, он постоянно варьирует одни и те же мысли о том, что наша Вселенная безгранична, что у нее нет центра, что она состоит из материи, которая точечно распределяется с различной плотностью в пустом пространстве, и что в этом пространстве можно проводить разыскания и исследования где только заблагорассудится и при этом не обнаружить ничего, что могло бы быть названо «Богом».

Но это было известно уже Аристотелю: его «неподвижный двигатель» сконструирован не по принципу действия каузальной (и потому самодвижущейся) физической причины, но по принципу целевой причины[550]. Именно поэтому божественное невозможно обнаружить по какому-нибудь центральному светилу – или по какой-то световой оболочке. Бог проявляется только в целях и целевых установках, его значимость определяется смыслом, который доступен только тому, кто сам является распорядителем смысла. Ницшевская критика Бога только в том случае могла бы отвечать хотя бы формальным требованиям, если бы он в своей критике Бога вообще отказался бы от любой telos и не приписывал бы никакого смысла ни человеку, ни земле.

 

Бог – в смысле

Самое простое — оставить человеку цели и назначение, но всему миру в целом отказать в наличии смысла. Тогда можно было бы сказать, что поскольку мир довольно трудно представить в виде некоего действующего существа, то уже только поэтому он лишен всякого смысла. Поэтому так легко выдвигать тезис об абсурдности мира; необходимо только при этом добавлять, что этот тезис сам не имеет смысла[551]. Тому же, кто берет на себя смелость придать смысл земле, скорее следовало бы здесь хранить молчание, в том числе и тогда, когда он указывает на условия, в которые поставлен человек в отношении изначального производства смысла.

[401] Метафизическое познание Бога не идет дальше смысла, постигаемого человеком; ему и не нужно выходить за эти пределы. Ибо речь идет не о том, чтобы постичь, как постигает себя Бог, а только о том, как человек постигает своего Бога, или, точнее, о том, как человек своим (человеческим) умом понимает — когда это нужно — себя, верящего в то, что Бог реализуется в мире. Если мы имеем дело с тем, что должно произойти в соответствии с нашей волей, но не находится в нашей полной власти, то тогда наши ожидания имеют структуру доверия к Богу.

Об этом уже было известно до Аристотеля. Во всяком случае, уже Платон сделал из этого соответствующий вывод и конципировал Бога как определенную (не принадлежащую к сфере явлений) внутреннюю силу человека. Бог — изначально правящий ( arch ê), то есть определяющий посредством воли и цели. Душа именно потому и считается божественной, что нечто находится в ее распоряжении нефизическим образом. В «Законах» Платон говорит устами афинянина о том, что душа человека божественна, потому что она – «самая близкая ему собственность» ( olikeioaton on ) (Законы, V, 726а). При таком понимании божественного мы оказываемся ближе всего к самим себе, — правда, только если мы сами отдаем свои силы главным вещам. Вот почему человеку остается только молиться, если он сделал все, что было в его собственных силах (Законы, III, 687e—688b). Более того, считается даже, что «для того, кто не обладает умом, опасно ( sphaler ó s ) пользоваться молитвами» (Законы, III, 688b).

Это обосновывающее смысл действующего человека понятие Бога превратилось в XIX веке в результате распространения учения Канта о постулатах чуть ли не в расхожую формулу. Когда Ницше делает вид, что своей критикой морали он благополучно расправляется с этим понятием, он, судя по всему, забывает, что заставляет своего Заратустру выдвинуть требование собственного учения о добродетелях, побуждающего вернуться к храбрости, честности, правдивости и справедливости. И он забывает при этом, что все эти добродетели, в соответствии с его собственным представлением, требуют внутренней силы, которая не поддается физическому измерению. Он прибегает к помощи понятия сверхчеловек (складывающегося, кстати сказать, из «божественных» заменителей – [402] герой, харизматик, полубог — hyperanthr ô pos ), и все только для того, чтобы оставить в мертвецах бедного Господа Бога.

Воля к власти

Говорить о критике религии Ницше можно только с известной долей иронии, потому что иначе трудно выносить ее наивность. Какому-нибудь материалисту или естественнику простительно, если он сначала представит Бога, как и все остальное, в виде некоей вещи или некоей измеряемой силы, а потом со всем научным усердием продемонстрирует, что Бога нигде нельзя обнаружить. Тот, кто не верит ни во что кроме' науки, для того любая иная вера a priori беспредметна.

Но Ницше, прилагая неимоверные усилия, упорно пытается дополнить физическое понятие силы, относящееся только к внешним природным условиям. По его мнению, понятие силы, бытующее в позитивных науках, уже давно нуждается в расширении и требует включения в него «внутреннего» момента, что позволило бы построить единую, целостную концепцию движущих сил. Каждая сила, полагает Ницше, заключает в себе «внутренний мир», который можно представить себе по аналогии с продуктивностью (гениального) человека.

Такой силой, действующей изнутри и проявляющейся постоянно вовне, является воля к власти. После учения Гёте о цвете история не знает другой теории, которая бы посягала на физику Ньютона с такою дерзостью, с какою это делает ницшевское учение о воли к власти. Оно строится на уподоблении всех вплоть до мельчайших физических процессов и человеческого самоопределения[552].

Это тезис звучит более чем неубедительно, но он не сводится к голому утверждению или мистике, если мы будем видеть в нем определенный методологический принцип, предполагающий изначальную аналогию человека и природы. Тогда любая изначально выявляемая сила есть определенная [403] «воля к власти», и это означает, что мы выигрываем в трезвости, когда оказываемся в состоянии по методологическим соображениям, как это происходит в науке нового времени, отрешиться при рассмотрении от «внутреннего мира» той или иной силы.

Если же кто-то действительно верит в то, что он может объяснить мир со всем происходящим в нем как волю к власти, он может для лучшего понимания по-прежнему использовать понятие Бога. Тот, кто считает для себя главным единство своих внутренних и внешних сил и при этом надеется на достижение гармонии в этом единстве, которое он понимает как мир, — тот может называть это свое доверие к миру и к себе, объединяющее его с себе подобными, как ему заблагорассудится: все равно это то, что глубокие мыслители называют «Богом». И этот понимаемый подобным образом «Бог» не умрет до тех пор, пока будет жить хотя бы единственный человек, который в него верит.

Ergo : кто видит смысл в понятии воля к власти, кто признает значимость сверхчеловека для человека, кто считает, что человек должен придерживаться созданного им самим смысла земли, тот, в сущности, обращается к тому, что в более убедительной философской традиции принято вкладывать в понятие Бога. В оправдание Ницше заметим, что он и сам это чувствовал. Поэтому его тезис о смерти Бога должен восприниматься нами как повод начать с чистого листа философское рассмотрение никак не затронутого науками Бога.

 

Н.Б.Иванов

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться: