Возвращение красных. Комсомол

       А 16 июня 1919 года в Суксун возвратилась наша доблестная Красная армия. Мы, сочувствующие Советской власти, учащиеся в числе 10 человек, встретили первый отряд конников, человек 40 из красноармейского отряда, с цветами. Вскоре вернулись и суксунские большевики-добровольцы, отступившие в декабре 1918г. с Красной армией. Вернулись т.Семков Михаил Васильевич, Блохин Сергей Афонасьевич, Морохин Сергей Фёдорович и др. Был устроен в первый же воскресный день в конторском саду митинг. Была произведена запись добровольцев в Красную Армию. Вступило из рабочих-медников человек 20 – добивать Колчака. В начале сентября 1919г. из штаба 5 армии, из политотдела, приехал тов. Белоусов, он собрал всю передовую Суксунскую молодёжь (от 14 до 23-х лет) в клубе, который был незадолго перед этим открыт. Нас собралось человек 100, из них ребят – человек 90, и девушек – 10. Тов. Белоусов впервые рассказал нам, что существует уже год организация РКСМ (Российский Кммунистический Союз Молодёжи), организованный в Москве тов. Лениным, из лучшей части революционной городской молодёжи – рабочих Москвы, Ленинграда. Организованы союзы молодёжи и в других городах, существуют ячейки молодёжи и в армии из молодых красноармейцев. Много говорил о том, что и у нас, в Суксуне надо молодёжи организовываться, и сказал, что он сейчас произведёт запись из желающих вступить в РКСМ. На этом собрании я, недолго думая, в числе первых вступил в комсомол. Вступило нас из 100 присутствующих человек 20, не более, большинство ещё боялись слов «коммунистический союз», а ещё более возвращения белых и расправы. Помню, что вступили со мной вместе из молодёжи 2 брата Буженины Александр и Дмитрий, отца у которых белобандиты расстреляли на Песчаной горе, Исаков Николай, беспризорный сирота16-ти лет, Щербинин Михаил, сын зажиточного кустаря-медника, Тепелин Фёдор – из бедных рабочих, Юдина Антонина, молоденькая учительница 19 лет, а более не помню. Избран комсомольский комитет в составе 3-х человек: секретаря Тепелина Фёдора и членов Юдина и Щербинина. Комитет начал активно работать. Организовали кружки при клубе: драматический, спортивный и др. Партийный комитет предоставил комсомолу лучший купеческий дом Рожновой. Дома я не сказал, что вступил в комсомол, т.к. родители очень боялись белых и их расправы. Но старшая сестра Катя узнала, ей сказали, что я в комсомоле и отец мне устраивал сцены, хотел избить, но я предупредил: только попробуй – пойду в милицию и заявлю: пускай тебя арестуют. Поступил учиться в 4 класс ВНУ, т.е. в последний класс. В школе среди ребят начали, по заданию комитета комсомола, вести работу среди сочувствующей Советской власти молодёжи. На ученическом собрании меня избрали в учком с Мочалиной Зоей, я завербовал в комсомол, из учащейся молодёжи человек 5 помню т. Чуканова Григория, Рябухина Николая, Чикова Николая и др. Учиться всё же было трудно. Основной недостаток в школе: не хватало квалифицированных советских педагогов, не было топлива – занимались в пальто. В школе была большая прослойка учащейся молодежи, враждебно относящейся ко всяким мероприятиям Советской власти. Дети местной буржуазии, Бажины, Утемовы и другие буржуйские сынки сбежали, и их сыпняк в Сибири уничтожил как негодный мусор.  Молодежь в классе разделилась, в последних 3-4 классах, на 2 враждебных лагеря. Нас меньшинство – человек 10 за Советскую власть, а остальные человек 15 ребят, за белых, т к. у них отцы и братья служили в белой армии. Девушки были нейтральны и в наших спорах не принимали участия. Уже в нашей организации в Суксуне было около 40 человек. Из Красноуфимского УКОМа, вначале декабря 1919 года пришло указание о мобилизации комсомольцев на фронт. Всех нас собрали, и представитель Красноуфимского УКОМа комсомола,член бюро т. Селянин, объяснил текущую обстановку и о том, что ЦК комсомола постановил 50% всего состава комсомольцев,мобилизовать на фронт борьбы с белогвардейцами. Весь актив комсомола ушел на фронт. Ушли и организаторы комсомола: Тепелин, Щербинин, Юдина, Тюриков, братья Буженины. Нас учащихся из школы 5 человек всех оставили, сказали, вы должны доучиваться. В комитет был избран новый состав: Исаков Николай, Козлов Вася рабочие комсомольцы, ребята активные, но не организаторы и работу не знающие. Помню, из назначенных в Красную армию мобилизованных комсомольцев человек 20-25, оказалось трусов человека 2, отказавшихся идти в армию. Их исключили из комсомола, фамилий не помню. Нас осталось человек 20 или даже менее, притока в союз молодежи не стало, молодежь испугалась мобилизации, а в окрестностях Суксуна организовывалась банда Дремина из Сызганского сельсовета Суксунского района. Он сколотил вокруг себя группу дезертиров, и эта банда с января 1920 года стала орудовать в Суксунском районе. Местное кулачество стало так же активизироваться прятать хлеб в ямы и в землю зарывать. Кулак, бывший содержатель ямщины, Галкин Николай Павлович, женившийся на купеческой вдове Рожновой Александре Михайловне, бывшей владелице дома, который был отобран под комсомольский клуб, пробрались в контору ссыппункта, она называлась ранее не так, но я не помню, и очень ловко орудовали: воровали и расхищали хлеб. И вот в один из мартовских вечеров 1920 года мы были вечером у себя в комсомольском клубе, играли в шашки, домино, рассказывали какие-то анекдоты. Комсомолец Чуканов Петр Васильевич, сильно озорничая, столкнул из окна в снег другого комсомольца Попова Евгения, из 2-го этажа дома, падая в снег Попов, погряз по пояс. И руками в снегу ухватился за мешок муки и крикнул: «Ребята комсомольцы, здесь спрятана кулаками мука». Секретарь комсомольского комитета Осолихин Иван Павлович срочно послал 2 комсомольцев в милицию. Начальник милиции Максимов Михаил Васильевич послала милиционера, затем собрали всех нас, дали ордер на обыск всего дома Рожновых. Они жили в «особине». В снегу мы нашли богатое зарытое кулацкое продовольствие. Нашли 7 или 8 мешков белой муки кг. по 70-80 весом, кусков 200 хозяйственного мыла и так кое-что припрятанное из вещей, но сейчас не помню. Муку и мыло передали по распоряжению в детский дом, а вещи часть драмтеатру на бутафорию, а часть в детдом. Нас комсомольцев, участвовавших в реквизиции у буржуйки Рожновой ее спрятанного имущества, Суксунское управление милиции поблагодарило.

Красноуфимск

Весной 1920 года мне исполнилось 16 лет. У нас организовали всеобуч и мне принесли повестку пройти 110 часовую подготовку, и я летом до осени занимался всеобучем. В конце мая 1920 года окончил 4-х классное начальное училище. Я решил учиться дальше. Нужно было ехать в Красноуфимск, в школу 2 ступени по нашему уровню. Мы должны были подать заявления на 2 курс ступени или в 9 класс средней школы. Во 2 класс школы 2 ступени меня приняли, я приехал вместе с 7 человеками учащихся. В школу 2 ступени меня определили в группу 2б. Школа уже носила Советское название. Но вот беда при школе комсомольской какой-то школьной ячейки не было. О том, что я комсомолец, я никому не сказал и таким образом из комсомола я оказался механически выбывшим. В Красноуфимске мне учиться стало труднее, не дома, а за 70 км. от Суксуна. Жил я в общежитии. Нас помню, трое ребят: я, Чиков, Чуканов Григорий, а тут человек 10 артинцев – Буров, Тукинов, Цветов и другие. Кугубаев Сергей из Верх-Потама, братья Яловские и многие другие. Мы суксунские были тихие и меньше ростом и худые парни, а артинцы здоровые и высокие. Они в общежитии любили по вечерам поиздеваться и попугать, особенно Буров и Туканов. Не отставал в разных безобразных выходках и Кугубаев Сергей. И мы терпели. Я как сын бедных родителей никаких из дома получек не получал, кроме материных писем, но я их очень ждал. В Красноуфимске нас кормили 1 раз в сутки. А хлеба выдавали 400 грамм в сутки, а потом весной 1921г. с февраля еще снизили до 200гр. С осени 1920г. Красноуфимский уезд стал центром бандитских шаек: Никифорова, Дремина, Быкова. Помню один случай: налет банды на Ачитский волисполком. Они в бою застрелили одного продкомиссара Сергеева. Мы его потом торжественно хоронили вместе с одним мадьяром из интернациональной роты. Последний был убит под д. Лебяжьей. В день похорон кто-то из шайки бандитов в самом городе поджег хлебопекарню и уездный земотдел. Нас учащихся направили на спасение хлеба из пекарни. И мы спасали хлеба очень много, как мукой в мешках, так и испеченный булками. В ответ на такие наглые вылазки, Красноуфимский ЧК в ту же ночь расстрелял человек 50 кулаков-заложников. Попали тут и двое суксунских: Трофимов Михаил Яковлевич – крупный кустарь: имел небольшую сапожную мастерскую, человек 10 наемных рабочих сапожников. И Утемов Дмитрий Григорьевич – крупный кустарь-медник, имел маленькую свою фабрику с 40-50 рабочими-медниками. Вырабатывали самовары, которые Утемов сбывал на рынках, выезжая на ярмарки.       В Красноуфимске в период с декабря 1920 года и по февраль 1921г., ежедневно судили дезертиров и часто приговаривали к расстрелу. Мы учащиеся часто бегали слушать процессы. В конце февраля 1921 года у меня заболели глаза, я договорился с администрацией школы, меня отпустили на 2 недели. Я поехал домой числа 25 февраля 1921г. Весь март я проболел глазами и уже ехать в Красноуфимск продолжать образование не решился. Я пошел в волостной отдел народного образования просить устроиться на работу.

Суксун

       Образование у меня было незаконченное среднее. Александр Николаевич Собакин был тогда директором Суксунской неполной средней школы. Он предложил мне под руководством старых опытных учителей заниматься со вторым классом начальной школы. И я стал заниматься бесплатно и готовиться на учителя. Мне исполнилось 17 лет. Апрель и май до окончания занятий в школе я занимался и проходил сам школу как нужно заниматься, т.к. не учился в специальном педучилище. Лето 1921 г. у нас на Урале было засушливое. Дождей май, июнь и июль совершенно не было. Все посевы посохли, а в Поволжье разразился голод. Я же, не имея никакого опыта, не мог получить звание учителя за 1-1,5 месяца подготовки в школе. Жить было нечем. Отец-старик полубольной ходил по деревням на заработки по ремонту кожаной, валяной обуви. Я же был совершенно ни чему не обучен, а 8,5 годов всё учился в школе, а жить и средства к существованию, какие-то иметь надо было. В августе 1921г. я пошёл за 12 км. в Журавлинский ВИК (волостной исполнительный комитет). Мой товарищ – Рыщин Александр Степанович поступил туда в начале августа и сказал, что ещё нужно человек 2-х грамотных ребят.

Журавли

       С 15 августа 1921 г. я поступил учеником к волостному писарю Иванову Александру Степановичу в Журавлинскую волость. Александр Степанович был из старых писарей, любил послушание и прилежание, услуги, а т.к. мне надо было чему-то в жизни учиться, я усердно переписывал бумаги у Иванова А.С. Платили 15 кг. овсяной муки в месяц и 2000 руб. деньгами, а на 2000 рублей знаками, керенок 20-40 руб. я мог купить всего 2 коробка спичек. Помню, как летом 1921 года, не имея соли (и купить ее негде было), то ездили и возили на тачках, на себе кадки с соляной водой из д. Красный Яр, Усть-Кишертского района. И я за лето съездил раза три с отцом. И ездил с сестрой Шурой младшей. В Журавлинском волисполкоме я проработал 2 месяца учеником, жил у одной бедной вдовы Сазоновой Парасковьи. У нее был сын лет 14, дочь 20 лет и сноха, а старшего сына – красногвардейцав 1918г. расстреляли белобандиты. Семья просоветски настроенная, бедняцкая и меня подкармливала, а я им отдавал заработанные 15 кг. овсянки. В октябре месяце 1921 года пришло распоряжение, сокращение штатов на 3 человека, и мы как ученики, подлежали с Рыщиным Александром сокращению. Но тут в Бачуринском с/с Журавлинской волости не было секретаря сельского Совета, а председатель с/с Намитов Афанасий Григорьевич был юркий и сообразительный мужчина, но совершенно безграмотный и не умел даже расписываться. И вот стал звать меня к себе в секретари сельсовета, обещая тоже 15 кг. муки и кроме того мяса 3 кг в месяц, а денег ничего. И я решил идти в секретари сельского Совета, так как делать было нечего. Семья моя – мать, младшая сестра Александра 15 лет и брат Николай 6 лет, должны были как-то кормиться. Базаров не было. Настал голод, хлеб не родился. С Поволжья потекли вереницы голодных татар.

Бачуры

        В Бачурах, находящихся от Журавлинской развилки в 4-х км, я остановился на квартире у одного бачуринского кулака Матвея Морозова старшего. У него сын 1901 года рождения был в Красной армии, служил где-то в Ленинграде. Морозовы жили крепконько, хотя и числились красноармейской семьей. Семья была сам Матвей Михайлович, лет около 60, сын Александр 15 лет, жена Морозова Матвея – Лукерья лет 55, старушка довольно славная. Я видимо своим обличьем очень им напоминал сына, находящегося в Красной армии, и они меня содержали на своем питании, а собранную овсяную муку скармливали домашней птице. Я ел пшеничный хлеб и жил лично сам ничего. Работы в сельском совете было немного, все поступающие бумаги из волисполкома, я зачитывал председателю, а затем мы с ним их выполняли. Если бумаги были серьезные, срочные, то собирали членов сельсовета, и обсуждали на заседании исполкома. Когда записывали протоколы, а когда и нет. Я проработал октябрь-ноябрь 1921г. Бачуринская начальная школа была закрыта. Бывшая учительница Егорова летом 1921 года умерла, а новую учительницу или учителя найти не могли. Я вспомнил, как весной практиковался, как обучал 2 класс и сказал в с/совете, что могу 1-2 класс взять за плату обучать. Только пусть приведут в порядок запущенную школу и отопят. Записалось 27 человек, в 1-ый 15, и во 2-й 12. Отопили школу, остеклили. Я объявил день явки в школу, и мы с председателем сельсовета открыли школу. Даже не поставили об этом в известность облнаробраз, и я не знал, что сначала нужно согласие на открытие школы и разрешение на то, чтобы я учительствовал. Школу открыл, стал проводить занятия, ребята ходили аккуратно, все 27 чел. И пропусков не делали. Я, видимо, хорошо подошел к ребятам, будучи подростком 17 лет, обучал от 8 до 12 лет ребят и девочек. Стали заходить и родители. А потом самостийно, сами собрали мне муки, и мяса и картофеля и все принесли на квартиру Морозову, Я сначала отказывался, а хозяйка Матвея говорила: «Чего ты отказываешься? Все бери, что тебе дают, и отправь часть лишнего домой, ведь у тебя семья голодает. И я отвез домой кг. 20 муки и кг. 20 мяса. А дома у меня уже семья опухла от недоедания. Отец с матерью решили все имущество, которое было нажито, обменять на продовольствие, и так сохранить себе жизнь. Мой приезд с мукой и мясом бы очень кстати. У меня родители просто заплакали от такого благодеяния, и эту муку потом, подмешивая с лебедой и еще какой-то ерундой, питались более месяца 4 человека. А старшая сестра Катя поступила секретарем в другой Морозковский сельсовет. Проучив в школе 1 с половиной месяц, декабрь и начало января 1922 г., в волости узнают, что я секретарствую в сельсовете и в то же время учительствую, а учительских прав не имею. Облнаробраз предлагает председателю с/совета закрыть временно школу, а мне прекратить учительство. Я выполняю этот приказ, объявляю ученикам, что не имею права их учить, что не окончил среднюю школу, подождите нового учителя. Большинство учеников в слёзы, родители учащихся начали требовать у волости, чтоб им скорее выслали учителя или разрешили мне продолжить учить. Недели 2 школа не работала, а затем в волости махнули рукой и мне сказали, что я могу школьные занятия продолжить.

Дремин и его разгром

       В это голодное зимнее время 1921-22 г. надвинулись тёмные тучи: стали организовываться разные банды из дезертиров крестьянских кулацких сынов. Окрепла банда Дрёмина. Вожак Степан Дрёмин имел кличку «заячья губа» (точно не помню), у него, по рассказам лично его знавших людей были двойные губы. Этот Дрёмин с Быковым стал орудовать и в нашей Журавлинской волости. Бывая в деревне Морозково, селе Журавли, волостном центре и в деревне Бачуры, где я служил секретарём, он сколотил себе бандитский актив, и зимой (в январе 1922 г.) он совершил ночью налёт на Суксунский ссыппункт, и разграбил его. Помню, по рассказам, что они, нападая на ссыппункт, сначала обстреляли в Суксуне управление милиции, и ранили милиционера Казакова Ивана Яковлевича в ногу, которую потом ему пришлось ампутировать. Ссыппункт они разграбили и ограбленное зерно (рожь, пшеницу, льняное семя) увезли на лошадях, которых они захватили по ближайшим деревням к своим соучастникам. Потом помню, что началось расследование и были арестованы в Журавлях и Бачурах соучастники ночного налёта на ссыпной пункт. В числе арестованных оказались: председатель Журавлинского волисполкома Бабкин Яков – краснорожий, здоровый мужик-кулак горлопан, он был, оказывается, также связан с дрёминской шайкой. Его потом вскоре в Суксуне расстреляли. Попались из деревни Бачуры Ляшковы – отец и сын, и Намитов Егор – бедный мужичок, его потом выпустили, а Ляшковы умерли в Красноуфимской тюрьме. Я продолжал секретарствовать и учительствовать до мая месяца 1922 г. Из дома, из Суксуна я узнаю, что у меня заболел чахоткой отец. Он в селе Советное, после бани выпил кувшин холодного из погреба квасу, и сразу же поймал активный туберкулёз, а организм у него и так был истощённый от недоедания, кроме того, дряхлый – ему уже было 56 лет. Младшая сестра Шура 15-ти лет заболела тифом. Я пошёл пешком 15 км., а началось водополье. Я сам промок и простыл. Прибыл домой и понял, что тоже простудился и захворал тоже тифом и пролежал в постели 2 недели. А кушать было нечего, семья переехала на квартиру в маленький флигель из одной комнаты. Вся жилплощадь 14-16 кв. м. на 5 человек, считая прибывшего временно меня. Жили у Зайцевой Александры, муж которой убежал с белыми и умер где-то в Сибири от тифа. Зимой 1920 г. мои родители купили козу, которая помню, доила и давала в день до 1 литра молока. Это было уже большой помощью моей семье, т.е. родителям. И когда я больной лежал дома с тифом, то мне очень помогло козье молоко. Хотя сначала я его ел с трудом. Выздоровел я благодаря уходу моей мамаши, затем мы с сестрой Шурой поправились от тифа, и я пошел, опять служить секретарем в Бачуры в начале мая 1922г. 19 мая 1922года я был очевидцем разгрома у нас в Бачурах части Дрёминского бандитского отряда. Дело обстояло так: Степан Дремин в числе 6 человек с вечера 18 мая 1922 года пришли в д. Бачуры и остановились у Ляшковой Варвары, вдовы, муж которой тоже был соучастником банды, о чем я уже раньше сообщал. Варвара была бойкая гулящая лет 45 женщина, с ней жила сноха лет 23. По рассказам жителей Бачур, она была любовница Степки Дрёмина. И вот они в ночь на 19 мая все гуляли и пировали у Ляшковой. Кто-то узнал о пьянке Дрёминской шайки и сообщил в Суксун, а в Суксуне стояли войска ЧОНа (части особого назначения). И ночью же из Суксуна выбыл отряд человек в 50, в погоню и на поимку живьем бандита Дрёмина. Человек 45 пеших и 5 конных. Сообщили, видимо местные деревенские коммунисты. Я спал у себя на квартире у Морозова Матвея, ничего не зная и не предполагая. И вот часа в 3 утра к нашему дому, где я жил, подъехал конный красноармеец и деревенский десятник, и громко стуча в стену дома, разбудил нас. Велели мужчинам от 14 лет и старше идти к дому Ляшковой помогать ловить дезертиров. Тут я ясно услышал частые выстрелы и перерывы минут 10-20 и опять выстрелы. Я и хозяин Морозов Матвей, сын Александр пошли к Ляшковым. Мы с сыном Александром бежали бойко, а хозяин моей квартиры, вижу, чего-то трусит, и как-то странно едва ноги тащит, а его конный красноармеец поторапливает. Забегаем во двор Ляшковых, вижу много деревенских мужиков и взрослых ребят от 15 до 20 лет. Увидел заместителя председателя Морозова. Я к нему и спрашиваю: что случилось? Оказывается, красноармейцы немного поторопились, и вместо того, чтобы скрытно тихо ночью подойти и оцепить со всех сторон квартиру Ляшковой, они, идя еще в д. Козаи, смежной с д. Бачуры, по улице взяли и обстреляли угор из д. Козаи и квартиру Ляшковой, но никого не убили. Бандиты хотя и пьяные были, но услышав и увидев, что по ним стреляют, выскочили кое-как наспех, захватив свое оружие, бежали, причем сам Дрёмин и его помощник Пашка Быков и два других, бежали задним ходом вместе с хозяйкой Варварой Ляшковой. Двое бандитов, местный Бачурин Егор, известный в Бачурах вор и конокрад, и журавлинский Захар Никитин, выскочили в окно и побежали по деревне. Увидев скачущих позади конных красноармейцев, забежали в первую попавшуюся избушку – нежилую сапожную мастерскую Федора Морозова, давай стрелять по красноармейцам, а затем Захарка Никитин выскочил и один побежал с винтовкой по деревне и хотел в лес. За ним погнались на лошадях 3 красноармейца, и когда Захар Никитин в конце улицы спустился в овраг и перелезал через плетень, конный красноармеец соскочил с коня и двумя выстрелами попал прямо в голову и убил Никитина. А Бачурин Егор остался один в избушке и видимо хотел жизнь свою дорого продать, долго отстреливался, но его убил ручной гранатой наш участковый журавлинский милиционер Любимов, который подполз тихо к мастерской и бросил в окно две ручных гранаты. Когда мы с Морозовым после зашли в избушку, то увидели, как Бачурин валяется у сапожной кровати. Нас всех мужчин заставили искать сбежавшую хозяйку Ляшкову и 4-х бандитов-дезертиров. Нашли у Ляшковой 1 большую пудов на 5 кадку со свежезаколотой коровой и еще кое-что из бандитского продовольствия. Дрёмин на этот раз с Быковым решили скрыться и уехали куда-то в Сибирь. В 1928 году они были пойманы и привезены на суд в Кунгур, где и были приговорены к расстрелу.

Суксун 1922год.

       Через два дня после этого случая 21 мая 1922 года у меня умирает отец, и я получил извещение, что мать заболела тифом, ничего не соображает, лежит в горячке и надо отца хоронить. Я отправляюсь в Суксун и вижу, что отец уже лежит в гробу. Старшая сестра Катя руководит похоронами, а мать лежит в тифу без памяти. Мой папа умер 56 лет от активного туберкулеза легких – весь высох, худой. Мать лежит на кровати тяжелобольная. 22 мая 1922года в летний религиозный праздник Николин день, мы с сестрой Екатериной его хоронили. Народу, помню, было мало, человек 20. Продали кое-какие манатки и справили хотя и неважный, весь обряд погребения. Голод в 1922 году весной усилился. Хлеба не было, а был он только у деревенских кулаков. Весной много было трупов. Даже на улицах лежали умершие от голода, пробиравшиеся вглубь Урала и в Сибирь поволжские татары. Картина довольно тяжелая. А у меня вдобавок остались на руках младшая сестра Шура 16 лет и брат Николай 7 лет и больная тифом мама. Старшая сестра едет в деревню Морозково, а я остаюсь дома, за старшего. Промениваю кое-что из оставшегося небольшого имущества на хлеб. Поспела молодая крапива, едим ее. Я работу в Бачурах забросил, т.к. не на кого оставить больную мать. В начале июня 1922 года наша хозяйка Зайцева, со своим сожителем Воробъевым Григорием Павловичем, зарезают ночью в стайке нашу последнюю надежду и кормилицу козу. Голову и ножки бросили, оставили нам, а туловище унесли. Я больной тифом матери об этом решил не говорить, но мать стала требовать молока, и я рассказал, что у нас козу кто-то заколол, и все мясо унесли. Мне не надо было говорить, но я сказал, и вот результат: неокрепший после тифа организм мамаши не выдержал, и она сошла с ума – впала в буйное помешательство, и в одну ночь чуть не зарубила топором мою младшую сестру и брата. Я каждую ночь плохо спал и следил за ней. Однажды она схватила топор и закричала: «Зарублю ребят, они лишние голодные рты». Я отобрал топор, а мать положил в постель. Лечащий ее фельдшер Пупышев Илларион Иванович в июле месяце мне сказал: здесь ей не вылечиться и некому ее лечить, нужно отправить ее в г. Красноуфимск в психлечебницу.

Тохтарёво

       25 июля 1922 г. я её отправил в г. Красноуфимск. Сестру Шуру и брата Николая отправил в деревню к старшей сестре. В Бачуры, я не поехал, т.к. будучи сам очевидцем в том, что Бачурский сельсовет кишит бандитами, дезертирами, решил поступить в другой более спокойный сельсовет. Через несколько недель, узнаю от товарища, соученика, с которым учился 8 лет – Шестакова Николая Артемьевича, что его сестра работала секретарём Тохтарёвского с/совета, но с работы снимается и возвращается на педагогическую работу, и платят неплохо – 1 пуд 10 фунтов муки с мельницы ежемесячно и 250 руб. деньгами. И я решил поступить в с/совет, принадлежащий Верх-Суксунской волости. Село Тохтарёво расположено в 5 км. от Суксуна – близко. Я пошёл в с/совет. Председатель с/совета Чечушков Данила меня сразу же принял на работу. Созвал сход, и договорились принять меня секретарём с/совета, тем более, что я уже работу секретарскую усвоил. Я переехал в Тохтарёво. Перед отъездом моим хозяйка Зайцева решила ещё поживиться и в одну летнюю ночь похитила кое-что из выстиранного белья и матрац. Я крепко возмутился и пошёл в милицию и сказал: «Моя хозяйка меня обворовала и, кроме того, они и козу мою зарезали, надо у неё сделать обыск». Мне дали 1 милиционера, взяли 2-х понятых, и мы у Зайцевой Александры произвели обыск. Она сначала не хотела пускать, заявила, что её бесчестят и срамят. Я крепко настаивал на обыске и действительно, у этой белобандитки, много чего из наших отцовских вещей и нашли, в том числе и матрац из верблюжьей шерсти. Я очень рассердился и хотел ударить Зайцеву по лицу, но милиционер мою руку отвёл, составили акт, Зайцеву повели в милицию. У неё же было 2 -е маленьких детей. Я сказал: «Сознайся, ты козу мою зарезала? Я тебя прощу или иначе за воровство тебя будут судить». Она тогда полностью созналась, что козу мою заколол её любовник Воробьёв. Меня всего трясло, я прямо побить её хотел, но удержался, ведь у меня и мама из-за неё получила психическое расстройство. Отобрав все свои вещи, я уехал с её квартиры в Тохтарёво и поступил секретарём. Не прожив там и месяца, получаю из Красноуфимска извещение из психлечебницы о том, что моя мамаша умерла в Красноуфимской психлечебнице.  Лето 1922г. было очень хорошее для произрастания посевов и осенью 1922г крестьянство сняло очень богатый урожай. Выросла в большом количестве даже падалица. Она была посеяна весной 1921года и не взошла из-за засухи. А в 1922 году она взошла и дала пудов 60. Осенью 1922 года крестьянство ожило. Тут же еще большую роль сыграл декрет советского правительства о замене продразверстки с/хозяйственным налогом. Крестьянство стало платить значительно сниженый с/ хозяйственный продналог, против продразверстки. В селе Тохтарево стали значительно активизироваться местные кулаки Чечушков Василий Петрович, Мангилевы братья Ефим и Тимофей (кличка «марасы») и другие. В Тохтаревском сельском совете не было коммунистической партийной ячейки, ни комсомола. Осенью и зимой в с. Тохтарево стали организовываться свадьбы. Активно стала и церковь в с. Тохтарево работать. Поп и дьякон стали получать разные крупные сборы. Я в с/ совете имел много работы, значительно больше, чем в Бачуринском с/совете. Там было всего две деревни: Бачуры и Козаи, с количеством в обеих деревнях, 55-60 дворов, а в Тохтаревском с/совете было 4 крупных населенных пункта: село Тохтарево 115 хозяйств, Пеганово – 36 хозяйств, Выселка – всего 28-30 хозяйств, дер. Поедуги 150 хозяйств, дер. Тарасово – 60 хозяйств. Всего около 400 хозяйств. Я оплату стал получать значительно лучшую. Крестьяне и крестьянки часто приходили за советом, а также с просьбой написать разные заявления. Я писал бесплатно и за это меня уважали, особенно беднота. По воскресеньям я стал ходить гулять на луг, где собирается сельская молодежь ребята и девушки. Там я научился, правда, сначала неважно, деревенским народным танцам: деревенской кадрили из 6 фигур и Чижику. А зимой 1922 года стал ходить с товарищами по сельским вечерам – супрядкам. Среди молодых ребят помню братьев Василия и Михаила Лугиных. Михаил был хулиган, любил подраться и озорничать. Тохтаревский с/ совет был спокойный совет. Дезертиров не было, участников бандитской шайки Дрёмина тоже. Село Тохтарево, ежегодно справляли религиозные праздники. Покров 1 октября по старому стилю, крестьянство гуляло 3 дня. Не обошлось на лугу без драк: из Пеганово, один гражданин Трегубов Кирилл, помню, разодрался на лугу, а он был сильный, здоровый и в пьяном виде избил поленом человек 2-3 приехавших из других деревень гостей. Много было самогону и бражки – хлеба: крестьянин – кулак и середняк, не жалел. И три дня гуляли, как говориться, пьянствуя не просыпаясь. Я, помня детство, пьянку отца, не смотря на приглашение и угощения самогоном и бражкой – категорически отказывался. В январе 1923 года вечером в одно из воскресений помню один случай. На почве ревности один молодой парень лет 19 Ярушин Евдоким, стрелял из револьвера системы Смит-Вессон в другого парня Шилова Ивана Тихоновича и ранил его в грудь. Я занимался в сельсовете, выполнял какое-то задание. Я видел вспышку огня и звук выстрела, т.к. это было недалеко от с/совета. Шилов окровавленный прибежал, он был, выпивши немного, и ревет, и кричит: «Меня Ярушин застрелил». Я был знаком с обоими деревенскими парнями, увидев на груди его кровь, я сказал: «Я пошлю местному фельдшеру Козлову записку от с/совета, пусть тебя сейчас же перевяжет. Завтра поезжай в Суксун в милицию и передай дело о привлечении Ярушина к ответственности, если ты только уверен, что стрелял он». Шилов, из зажиточные середняков, тяготеющих к кулакам, вернулся по демобилизации из Красной армии. Ярушин – из середняков. Уходил добровольцем в 1920 году в Красную армию, но оттуда вернулся по болезни. В марте 1923 года я договорился со старшим секретарем о высылке ко мне сестры Александры. Мне уже исполнилось 19 лет, сестре 17, чтобы она научилась стряпать и стала бы печь мне хлеб. А я перейду с квартиры и буду жить в комнате при с/совете. Катя охотно согласилась, и сестра Александра переехала ко мне, а младший брат Николай остался под присмотром сестры Екатерины. Ему было 8 лет. С переездом сестры ко мне, я занял 1 комнату при с/совете.Сестра Шура ее частенько прибирала, научилась мало-мальски стряпать и варить пишу. Но вот беда: хлеб-то печь она не научилась. Шура стала печь, но хлеб не удавался, то перепекала, то сырой не допеченный. Покушав несколько выпечек ее хлеба, в апреле 1923 года я заболел острым катаром желудка. Так серьезно заболел, что был отправлен в Суксун в больницу, где и пролежал ровно 40 дней. Помню, были колики настолько серьезные, что я думал, что помру. Я с конца апреля, до 10 июня 1923г. Меня в больнице кормили только жиденькой пищей и помалу. Хлеба тоже давали помалу грамм 200-300 на день. Я стал выздоравливать, но был похож не на себя, а на свою тень. Выйдя из больницы 19 лет, я был очень худ и весил, не более килограмм 40. Идти мне надо было из Суксуна, до села Тохтарево 5 км. Я шел часа 3, часто отдыхал. В Тохтарёвой мне обрадовались, что я живой вернулся, а то думали, что я умру. С приходом в с. Тохтарёво, я снова договорился со своей бывшей хозяйкой о выпечке хлеба. Затем стал покупать молока, более жиров и за лето поправился. В 1923 году я завязал знакомство с молодыми демобилизованными красноармейцами: Татауровым Гавриилом Андреевичем, Шиловым Михаилом Афанасьевичем и другими. У Татаурова была гармошка, и я научился плясать «Русского» и «Барыню». Мы ходили в воскресенье, в соседнюю деревню Пеганово-выселок, находящийся в 2-х км. Осенью после уборки урожая у нас в деревне справляли религиозные праздники: Успенье 15/28 августа, в д. Пегановой, Богородицын день 8/21 сентября – в д. Сасыково, Воздвиженье 14/27 сентября в д. Морозково, где жила моя старшая сестра Екатерина секретарем с/совета. 26/9 сентября – Иванов день в д. Тарасовой, и 1/14 октября – в Тохтарево Покров. Начнут с утра, с молебствия. Днем - объедение, опивание, гуляние на улицах, и вечером обязательно драки и бойня. Дело было в религиозный праздник Иванов день 9 октября, нового стиля. Иванов день, у нас в сельсовете празднует одна деревня Тарасово, а эта деревня кулацкая, зажиточная. Из 60 хозяйств можно смело назвать 20 кулацкими, 1/3 жителей в ней мужчины-мясники, гуртоправы. Из 20 хозяйств кулацких – 15 хозяйств лишенцев, торговцев мясом в Суксуне. Деревня Тарасово от Тохтарево находится в 6 км. Моего друга Татаурова пригласили в Тарасово с гармонью и меня тоже как секретаря с/совета и других ребят из Тохтарево. Мы пошли человек 7-8 в Тарасово. Там мы до полудня ходили по деревенским хатам к товарищам, а затем пошли на луг, разбились на группы по 2-3 человека, кто остался гулять, а я пошел с одним парнем Чечушковым на луг.В это время слышу, что у пьяного Татаурова ребята из д. Шатлык отобрали его гармошку. И вот я сделал большую глупость, вообразив, что я советский работник секретарь с/совета, что меня бить не будут, и я сам не вооруженный ничем, пошел требовать незаконно захваченный шатлынскими ребятами трофей – гармонь Татаурова Гаврила. Когда я подошел на луг к шатлынским ребятам. Я был трезвый, а они пьяные. Их было человека 4. Двое из них сильно пьяные шатались, а двое навеселе. Я подошел к этой пьяной ватаге и смело назвал себя секретарем Тохтарёвского с/совета, потребовал, чтобы они возвратили мне гармонь Татаурова. Тогда двое из этой ватаги схватили прутья и начали меня ударять. Я только помню, что я не оробел и одного сильно пнул, ногой в грудь, и он растянулся, а сам побежал от них. Тогда за мной, погнались четверо, а на мне было ватное пальто. Я на ходу его с себя снимаю, а бросать жалко. На меня двое напали и мне голову берестянками разбили – просекли в 2-3 местах. Бывший при мне Чечушков, он раньше убежал, успел сообщить Тохтарёвским ребятам, которые пришли сами в Тарасово, что меня избивают шатлынские ребята. Они бросаются ко мне на выручку из дер. Тарасовой, прибежали вовремя, так как увидели толпу бегущих ко мне товарищей, Шатлыковцы бросили берестянки и побежали с луга км. 4-5, и их поймать не удалось. У меня же от нанесенных в голову побоев заболела голова, а прибежавшие товарищи повели меня к реке обмыть окровавленную голову и перевязали ее двумя платками, а затем мне дали лошадь, и я был отвезен в Тохтарево, к себе в с/совет.

Комсомол

       В Суксуне в 1923 году праздновали 6 годовщину Октябрьской революции. Вновь организовали комсомол. Возвратились с фронта комсомольцы из молодежи: Тепелин Федор, Щербинин Михаил, Буженин Дмитрий. Вступили мои товарищи по школе: Помыткин Константин, Панфилов Арсений, вступили друзья детства по игре шарами: Блохин Федор, Васильев Дмитрий, Бронников Петр. Мои товарищи дают мне знать из Суксуна о комсомоле и о том, что я тоже должен вступить в комсомол.После праздника 7 ноября 1923г., числа 11-12 ноября, прихожу в комсомольский комитет и прошу, чтобы меня приняли в союз молодежи. Меня принимают, и я очень увлекся комсомолом. Стал часто бывать на комсомольских собраниях в Суксуне. Это был ноябрь-декабрь 1923г., январь 1924г. Мое пребывание в комсомоле не по губе пришлось председателю с/совета Чечушкову Ефиму. У них во всем Тохтаревском с/совете не было ни одного коммуниста и комсомольца, Чечушков Ефим мне сказал, что если ты начал коммунизмом заниматься, то тебе придется с секретарством расстаться. В январе месяце 22 числа 1924 года иду в Суксун в комсомольский комитет, он помещался при клубе – бывшей конторе, где я родился. Прихожу днем и вижу траурные флаги. Узнаю от товарищей комсомольцев, что умер наш дорогой вождь и учитель товарищ Ленин. Комсомольцы все печальные и у меня тоже сжалось сердце, и я невольно подумал про себя, как же наша молодая советская власть будет существовать? Затем всем нам комсомольцам объявили, что 24 января в Москве на Красной площади будут похороны и по всей советской стране будет 5 минутный перерыв – траур, даже поезда на 5 минут остановят сове движение. Мы комсомольцы, вместе с членами партии, должны собраться у клуба, у нас также будет митинг, из демобилизованных членов ВКПб комсомольцев и партработников, затем в минуты совершения похорон будет дан салют. 24 января 1924 года, был сильный мороз градусов на 40, я побежал в час дня, из Тохтарево в Суксун. У многих комсомольцев и партийцев на рукавах пальто, были нашиты черные траурные повязки. Мне тоже одна комсомолка-учительница нашила. В 4 часа дня по местному времени дали с почтовой связи сигнал, что наступил час похорон. Вся страна замерла. Секретарь райкома ВКПб Ефремов, открыл траурный митинг, а затем отделение военизированной милиции дало трехкратный ружейный салют. Потом тов. Ефремов обрисовал в своей траурной речи весь пройденный революционный путь, нашего дорогого Ильича. Помню, у многих членов партии, комсомольцев и у советской интеллигенции, на глазах были слезы. Было холодно, и митинг закончился в 5 часов вечера. Немножко возвращусь назад. С 1 января 1924 года прошло у нас районирование. Завод Суксун стал районным центром и в административном подчинении перешел к Кунгурскому округу, а до этого Суксунская волость подчинялась Красноуфимскому уезду. Волости упразднились и вместо них укрупнили сельсоветы. Наш Тохтаревский с/совет в административном подчинении ранее был подчинен В-Суксунскому волисполкому, а сейчас стал непосредственно Суксунскому райсовету. В Суксунском районе было организовано 20 с/советов.  

Суксун 1924г.

В период реорганизации волиспокомов и укрупнения с/советов январь-февраль 1924г., меня, как молодого, не имеющего опыта секретарской работы, райсовет освободил от работы. А вместо меня послали в Тохтаревский с/совет более опытного из В-Суксунского с/совета Дьякова Василия Яковлевича. Я, как комсомолец, пошел в комсомольский комитет, узнать насчет работы. Секретарем комитета был Блохин Сергей Афанасьевич – друг детства. Вместе с ним раньше играли шарами. Он мне посоветовал сходить в Суксунский поссовет. Председателем поссовета был избран мой друг и соученик – Помыткин Константин Васильевич, секретарем – Бронников Петр – тоже товарищ детства. Они мне обрадовались и устроили делопроизводителем, в поссовете на 12 рублей в месяц. В 1924 г. уже был введен устойчивый червонец. На рынке мясо было дешевое 70 коп. за фунт, хлеб пшеничный 3 руб., за пуд муки. Я поступил делопроизводителем, нанял квартиру 3 руб. в месяц. В феврале 1924 года суксунская молодежь еще справляла масленицу – устраивала катушки и последние 3 дня: пятница, суббота и воскресенье, катались с горы, ребята и девушки, а в воскресенье катались на лошадях, парах и тройках с бубенцами, по центральным улицам, Садовой, мимо школы, на В-Глинки и обратно. Масленицу справляли еще по старым обычаям. Целую неделю, пекли блины-оладьи. Ели, пили, веселились, гуляли, чтобы потом, после Масленицы, подготовиться к 7-недельному посту. В общем, еще царил в Суксуне тогда религиозный дурман. Комитет комсомола в марте 1924 года, на одном из собраний ячейки ВЛКСМ, избирает меня в комиссию по охране труда. В райком комсомола, Кунгурский окружной комсовет, направляет первым секретарем тов. Олешкова Алексея Дмитриевича, активного комсомольца-железнодорожника. Мы, суксунские комсомольцы, очень обрадовались тов. Олешкову, и ждали от него организационной работы. Осенью 1924 года секретарь районной ВЛКСМ тов. Олешков Александр Дмитриевич, меня вызывает в райкомол и объявляет: «Тебя, Ковязин, мы хотим направить в Кунгур, на 2-х недельные курсы секретарей комсомольских деревенских ячеек. Будешь после курсов отправлен в деревню избачом и по совместительству секретарем комсомольской ячейки. Будешь организовывать молодежь в деревне». Я немедленно дал согласие. Во-первых, я надеялся за 2 недели что-то получить, на курсах политических знаний, во-вторых, будучи направлен на работу в деревню избачом, моя зарплата реально повышается с 12 до 28 рублей в месяц. А это одинокому человеку, как я, конечно, даст возможность и приодеться. Я поехал в Кунгур на курсы, нас явилось 22 человека с округа. Курсы преподавали из окружного комсомола руководящие работники. Помню П.Алексея, который очень хорошо объяснял о РКСМ, его организации и партии ВКПб, о демократическом централизме. Я научился на курсах как нужно выступать, писать конспекты. 7 ноября 1924 года, день Великой Октябрьской Социалистической революции, я встречал в Кунгуре, была иллюминация у здания окружного Совета. Устроили фейерверки в Кунгурском машиностроительном техникуме, устроили концерт. Нас курсантов, всех направили туда. Хорошо исполненная студентами песня «Карманьела», (может «Кабаньерра») мне запомнилась на всю жизнь, слова: «Дадим мы лорду в морду, а ВКП привет». Приехав в Суксун, меня райкомсомол попросил: на первом же комсомольском собрании сделать доклад о работе курсов и что они мне дали. Наступил день собрания ячейки ВЛКСМ, я сделал доклад, присутствовал и товарищ Олешков, он в заключение сказал: «Вот, смотрите товарищи комсомольцы, комсомолец Ковязин всего 2 недели поучился и уже начал доклады делать, мы его посылаем в деревню избачем и надеемся, что он сумеет организовать в комсомол деревенскую молодежь».

Сабарка

       Райком комсомола по договоренности с райкультурпросветотделом, решил направить меня в Сабарскую избу читальню, избачем. Заврайкультпросветом отдела был тов. Щербинин Михаил Александрович, тоже комсомолец с 1919 г. Ушел в 1920 г. в армию, а в 1923 демобилизовался. В армии он вступил в партию. Щербинин меня хорошо знал, еще по организации комсомола в 1919 г., он меня вызвал к себе в кабинет и говорит: «Товарищ Ковязин, мы посылаем тебя в село Сабарку, заведующим избой-читальней и секретарем комсомольской организации. Мы надеемся, что ты в Сабарке сумеешь объединить, лучшую крестьянскую, бедняцкую, середняцкую молодежь, в комсомол. В Сабарке создались особые, трудные условия: бывший избач, член партии с 1921 г., Гостюхин не справился с работой и развалил ее. А сабарская молодежь попала под влияние анархиста Гаврилы Постникова – тебе придется поработать.(Вероятно, речь идет о Василии Матвеевиче Постникове, брате Гаврилы, о его судьбе в книге «Советная». В.Б.). О Постникове органы ГПУ, в свою очередь, позаботятся.1 декабря 1924г., я с путевкой заведующего избой-читальней, выезжаю в с. Сабарку, а точнее, получаю от Суксунского РК ВЛКСМ удостоверение о том, что я избран секретарем комсомольской ячейки. Изба-читальня состояла из 3 комнат: прихожей, читального зала и третей комнаты, где помещалась библиотека и маленькое поповское пианино, отобранное с/советом у местного попа. Книг в библиотеке было около 500. Комсомольская организация состояла из 6-7 человек. Секретарем была девушка, Понюкова Лидия. В комсомольской организации было 5 юношей и 2 девушки. Молодежи было в селе человек 70-80, комсомольского возраста. В селе работал драмкружок, в нем участвовала сельская интеллигенция – учительство. Секретарь с/совета Крылов Матвей, тоже зараженный глупыми идеями анархизма, Несговоров Павел счетовод, комсомолец, очень серьезный, женатый на учительнице Клавдии Ефимовне Сидоровой и другие. К моменту моего приезда, местные районные органы ГПУ, анархиста Постникова арестовали и припугнули Крылова и прочих ребят, ему сочувствующих. Я собрал комсомольцев села Сабарка, заслушали краткий отчет о работе секретаря комсомольской организации Панюковой Лидии Павловны. В Сабарском с/совете, кроме села Сабарка, в 2км. д. Куликово, в 3-х километрах, другой с/совет Моргунововский. Наметил план работы: днем выдавал книги детям и учащимся, а вечером организовывал по плану кружковые занятия и выдавал книги взрослым. С/совет и сельская интеллигенция мне во всем шли на встречу. Дали денег на приобретение книг и культинвентаря. Я съездил в Кунгур, привез разных игр: «Морской бой», «Воздушный бой», «Старайся вверх» и др. Для драмкружка купил гриму и другого реквизита. В комсомол вступило ребят человек 10 и девушек 3. Тов. Несговоров Павел, секретарь с/совета у меня был правой рукой, а Крылов уехал учиться, затем Василий Мальцев (потом вырос в руководящего районного работника), далее Александр Рогозников, его сестра Елена Рогозникова и другие. Организовал соседнюю куликовскую молодёжь, из Куликово вступило в комсомол 6 человек. Весной 1925г. меня избирают членом РК ВЛКСМ. Вскоре после выборов нашу районную организацию ВЛКСМ настигает тяжёлое несчастье – умирает наш лучший активный товарищ, секретарь РК ВЛКСМ – тов. Олешков Алексей Дмитриевич.       Временно, заместителем остался Будрин Павел из с. Верх-Суксуна, который, был полная противоположность Олешкова – грубый, хулигантствующий элемент, сын кулака, расстрелянного в 1918г. советскими органами, его вскоре сняли. Окружком ВЛКСМ направил к нам секретарём РК ВЛКСМ тов.КондрашинаИвана Степановича, бывшего секретарём Молебскогорайкома комсомола. Тов. Кондрашин оживил работу районной организации комсомола. Проработал я избачём в Сабарской избе-читальне до лета 1925г. Вместо меня, заведующим, назначили комсомольца Рогозникова Александра.

 

Село Тис

       В Суксуне в районном руководстве партии и райсовете производили изменение руководящего состава. Секретарем райкома ВКПб, вместо Ефремова, к нам в Суксун, направили из Кунгура товарища Мокерова. А председателем райсовета тов. Калинина Степана Ивановича, руководителем райполитпросвета – был Васильев Дмитрий Ефимович – местный активный комсомолец, вступил в 1925г. в партию. После отпуска, я был райполитпросветом, по договоренности с райкомом комсомола, переведен в Тисовскую избу-читальню, заведующим. Поехал я в начале ноября 1925 года. Суксунский РК ВЛКСМ снабдил меня путевкой – принять секретарство в Тисовской комсомольской организации, где было 10 членов по спискам. Бывший секретарь, он же избач, Долгих Александр, в селе только пьянствовал, работу развалил. В общем, в Тису меня ожидала большая работа.

       В Тис я приехал перед самым празднованием 8-й годовщины Октябрьской социалистической революции. Изба-читальня помещения настоящего не имела, были отведены комнаты, при Тисовской государственной мельнице. Имелся ветхий клуб, но он не отапливался. Работа культурно-просветительная стояла в Тису на низком уровне. Я сначала проверил весь инвентарь избы-читальни. Созвал актив читальни, которого я не знал. Порекомендовал мне созвать секретарь парторганизации тов. Турышев. На квартиру я встал к Блохиной – одной женщине, у которой стоял бывший секретарь комсомольской организации товарищ А.Н. Долгих. В Тису имелась плотина и небольшой пруд. Плотина была с низкой насыпью, разделяла село Тис на две части. И молодежь тисовская по традиции делилась на «центральных и плотинян» (те, что за плотиной). Группы враждовали между собою, развлечение находили только в пьянке, гульбе и драках. В Тису сильно было развито отходничество, так как заработков не было. Ремесленники – сапожники и портные ходили по окрестным селам и деревням на заработки, а часть работала у местных зажиточных кустарей, кулаков, у Кузнецова Василия Егоровича и других.

       Тисовской с/совет имел в административном подчинении семь деревень: Мартьяново, Елесино, Пастухово, Ларичи, выселки Куговеево и Лягушино, Пигалята. Школ было всего две – в Тису и Пастухово. Грамотность в сельсовете была также низкая 50-60%, население было безграмотно. Таким образом, я выявил, что условия работы были значительно тяжелее, чем в Сабарке, где грамотность была высокая – 80-90%. Там неграмотными были только люди старших возрастов. В Сабарке, население представляло собой однородную середняцко-бедняцкую массу (60% середняков, 36-38% бедняков и 2-3% кулаков, которых влияние не чувствовалось). В Тису было 70% бедняков, 20-22% середняков и 8-10% кулаков, которые как пауки опутали деревни и село Тис. Самым крупным кулаком был Булатов Семен Патапович, с выселок Лягушино. Имел три дома, голов 25-30 рогатого скота, до 5 лошадей и 50-70 овец. Этот кровосос держал человек 20 батраков, а местная власть как-то его не обуздала. Я начал работу со сплочения комсомольцев вокруг избы-читальни. Организовал по деревням книгоношество, через свой актив бедняцкий, из этих деревень. Давал по 15-20 книг, там деревенская молодежь организовывала в каком-нибудь доме красный уголок, беднота ходила слушать чтение разных книг. Из беллетристики, помню рассказ «Порченный», любили слушать книги Демьяна Бедного. Я организовал при избе-читальне справочную работу и днем (бесплатно) писал заявления. У меня посетителей в избе-читальне всегда и днем и вечером было много. Кроме того, рядом находилась мельница. Приезжали крестьяне молоть муку, и также заходили ко мне. Комсомольская организация за зиму довольно выросла – на 25-26 чел. Из села Сыринского пришел Ладыгин Константин и вступил в комсомол. Вступали и девушки – беднячка Ерофеева Екатерина Степановна, батрачки – Мальцева и Макурина. За зиму своими силами отремонтировали старый заброшенный клуб. Устроили декорацию из мешков, проолифили. Я перенес избу-читальню в клуб, здесь было помещение большое, светлое. Организовал вокруг избы-читальни стенкоров. Хорошо и аккуратно выпускали стенгазету. Сам писал в окружную газету «Искра». Организовал из драмкружковцев коллектив синеблузников. А мы его назвали «Красные рубашки», так как у всех были красные рубашки и юбки. Я и Ладыгин сочиняли частушки на злобу дня, осмеивали хулиганов, кулаков, пьяниц. Узнав от одной батрачки о том, что в пяти километрах орудует такой эксплуататор – Булатов С.П., в одно из воскресений мы поместили материал про это, в нашей синей блузе и довольно едко высмеяли.  Все присутствовавшие очень хохотали, а сельсовет решил серьезно заняться Булатовым и его впервые обложили крупным прогрессивным сельхозналогом. А тут еще в деревне, в феврале 1925 года вышла одна история, о которой я хочу подробно рассказать. В сельсовете работал секретарем Кузнецов Константин Васильевич – хороший и добросовестный работник. Но он имел один недостаток – любил выпивать, это его и сгубило. А в Тис приехал на месяц из Уинского района сын местного попа, расстрелянного советскими войсками в 1918 году, Семёнов Иван Никитич. Он работал в Уинском нарсуде защитником. Как он попал туда, по чьей протекции – мне неизвестно. Семёнов И.Н. – здоровый парень, лет 24-25. Мне было 22 года, я был худой, но коренастый, занимался физкультурой. Вот этот Семёнов в кампании с Кузнецовым и местным отставным попом давай пировать, а Семёнов, мало того, - дебоширить. Тут я, как организатор «Синей блузы», совместно с комсомольцами Ладыгиным, Винокуровым, Распоповым и другими, опять очень едко и насмешливо расписал в частушках пьяные похождения Семёнова И.Н. А Семёнов еще начал приставать и ухаживать за девушками Винокуровой Лизой и Ерофеевой Катей. Последние, тяготели к комсомолу и ходили ко мне ежедневно в избу-читальню. Ухаживал за Ерофеевой и я, но особых симпатий не проявлял, зная, что осенью будет мне призыв в РККА. Семёнов узнал от своих собутыльников, а также секретаря с/совета Кузнецова, что он комсомольской организацией и коллективом Синей блузы, осмеян перед всеми, этому виной я – избач, руководитель комсомольской организации. Он решил со мной физически расправиться, если я ему где-нибудь попадусь, то попросту изобьет, чтобы я впредь не занимался критикой на его пьяную персону. Разболтал об этом девушкам Винокуровой и Ерофеевой и еще двум-трем комсомольцам. Ребята предупредили об этом меня. Я был еще на учете в Кунгурской окружной газете «Искра», как селькор. Я решил написать о безобразном поведении в отпуске, пьяницы и хулигана Семёнова И.Н., резкую, критическую статью. Статью поместили, расследовали, и Семёнова из защитников Кунгурской окружной коллегии исключили. Семёнов И.Н. уезжает в Уинск, к приезду уже в «Искре», его довольно едко осмеяли, потребовали такого хулигана не держать в коллегии защитников Уинска. Семёнов, сильно разозленный на меня, едет в Тис, домой к матери, ставя целью уже меня прямо физически уничтожить. В один из вечеров (не помню, в конце февраля или начале марта) меня ребята-комсомольцы Шумилов, Распопов, Пестерев позвали на вечерку к девчатам. У одной вдовы молодежь устроила вечеринку. Было 5-6 девушек с пряхами – пряли лен, пришло человек пять-шесть ребят. Назывались такие вечеринки «копотиха». Тут девчата немного попрядут, потом попляшут с ребятами, песни попоют. Затем снова прядут и снова песни и пляски. Пришел на «копотиху» и я, с двумя-тремя комсомольцами. Я принес одну интересную книжку, заглавие не помню. Запели песни по тому времени новые – советские: «Проводы» Демьяна Бедного, «Орленок» и другие. И вот часов в 10 вечера к нам на вечерку вваливается пьяный Семёнов И.Н. Я сидел у стола, недалеко от окна. Семёнов еще в сенях, не заходя в избу, орет: «Ну, где этот паршивый селькоришко-избач? Я ему все кости переломаю, писаке несчастному!». Возле меня сидели девушка Винокурова и один парень, Егор Пантюшев, недалеко от меня другой – Шумилов Александр, он подбегает к Семёнову и просит не шуметь. Тот его отталкивает и быстро пьяной походкой подбегает ко мне. Я вскакиваю, он схватил меня одной рукой за плечо и толкнул. Не дожидаясь его пьяного удара, я резко вырвался и ударил рукой по стеклу керосиновой лампы и задул свет. Девушки подняли визг и крики. Я же в темноте выбегаю из комнаты на улицу. За мной Пантюшев, и кричит: «Беги через пять домов ко мне. А мы с Шумиловым постараемся в это время Семёнова задержать. Так и сделали. Я забежал к Пантюшеву, у него дома было только сестра. Я ей рассказал, она сказала: «Оставайся, ночуй у нас! А к нам Семёнов не догадается прийти и не придет». Прошел месяц. Семёнов уехал из Тиса искать себе работу. Я уже написал Кунгурскому прокурору о покушении на меня, как на селькора. Из Кунгура приехал следователь Давыдов, который три дня разбирал факты покушения. Проверял всех: кто прав, кто виноват. Сначала недоверчиво относился и ко мне, но потом, когда парторганизация Тисовская, комсомольская организация и с/совет дали положительную характеристику обо мне, отрицательную о Семёнове, то Давыдов факт покушения на меня как на селькора установил. Но, так как я никаких телесных повреждений не получил, вышел из нападения на меня не битым, то Семёнова привлекли за хулиганство и дали только три месяца принудительных работ. И отбывал Семёнов по месту новой службы в Шамарском с/совете. Наш драмкружок - «Синяя Блуза» стала известна соседним сельсоветам Сыринскому и Торговижскому. И нас стали приглашать с постановкой туда. В комсомол стали вступать девушки – Распопова Лиза – письмоносец (брат ее вступил ранее), Казина Раиса, Ерофеева Катя, Обвинцева Наташа и другие. Комсомольская организация уже выросла человек до 40. Все были из бедняцко-батрацкой прослойки. Вырос актив деревни – человек 10. Драмкружок устраивал платные спектакли и самодеятельные выступления. Деньги, вырученные от постановки, мы расходовали на декорации и приобретение реквизита. Надо отметить, что летом 1925 года на районной комсомольской конференции меня избрали членом пленума райкома. А осенью я был избран с еще двумя комсомольцами делегатом на третью Кунгурскую окружную конференцию РКСМ. Еще поехали первый секретарь РКСМ тов. Кондрашин И.С. и Егоров Павел (нацмен) – секретарь Тебеняковской нацменской организации. Проходила конференция в Кунгуре. В марте 1926 года получаю от Кунгурской окружной газеты «Искра» извещение о приглашении меня, как селькора, на первое окружное совещание селькоров. От Суксунского района нас пригласили только двоих. Еще был Некрасов от Златоустовского с/совета. Он с год как демобилизовался из РККА и тоже много писал про сельскую жизнь. На этом совещании, мне редакция «Искры», подарила маленький портрет Ленина. Он изображен за письменным столом с газетой «Правда». На обороте было написано: «На память участнику 1-го Окружного совещания селькоров от редакции «Искра»». Пришло теплое лето 1926 года. В августе проводилась пробная, опытная мобилизация по приказу Кунгурского окрвоенкомата. Я был назначен на проведение, в трехдневный срок, мобилизации в Торговижском с/совете. Там председателем с/совета была женщина Пупышева – активная делегатка. Она растерялась и, когда я прибыл в Торговище, она мне обрадовалась. Помогай, товарищ Ковязин! Нужно людей и лошадей мобилизовать. Была пятница. А в воскресенье 15 августа в полном составе всех мобилизованных и лошадей к 2-м часам дня мы должны были доставить в райсовет в Суксун. Лично я, как уполномоченный, отвечал вместе с председателем с/совета за то, чтобы не было уклоняющихся и дезертиров. Я срочно созвал исполком с/совета. Провели совещание, распределили всех партийцев Торговижской сельской ячейки и комсомольских активистов. Стали вызывать по годам мобилизованных. А было лето: уборка урожая, начали убирать пшеницу. Мы стали разъяснять населению, что не на войну направляют, а просто пробуют нашу готовность.Часть мобилизованных поддалась панике, пустились пьянствовать в субботу. Мы объявили явку на 9 часов утра. Вечером еще раз обошли мобилизованных. Женщины подняли вой. Мы объясняли им, что это только пробная мобилизация и через пятидневку все возвратятся домой, и люди, и лошади. 15 августа день был пасмурный, по небу ходили грозовые тучи. К сельсовету на площади стали подходить с котомками мобилизованные. Мобилизованные лошади, с их хозяевами явились аккуратно, а остальные пришли только человек 70. Срочно послали конных нарочных за остальными. Лишь к 12 часам мы сумели всех собрать, а с 11 уже шел проливной дождь.На площади у сельсовета песни, пьяные выкрики и плач женщин. В 12 часов, несмотря на дождь, я дал команду направляться в райсовет.  И затем мы с председателем Пупышевой, сели в ходок, и поехали со всеми списками мобилизованных рапортовать. К трем часам дня, под музыку, первыми из 20 сельсоветов, организованно, со 100-процентной явкой, мы появились у здания Суксунского клуба – места сбора всех мобилизованных. Мы с Пупышевой отрапортовали, а председатель РК ВКПб Мокеров и председатель райсовета Калинин пожали нам руки, отметили нашу организованность. У нас даже пьяные утихомирились,и не было никаких происшествий. После этого стали подъезжать из других сельсоветов и лишь к 10 часам вечера все собрались. Мы сдали списки военному отделу райсовета. Мне объявили благодарность и сказали, что моя миссия уполномоченного закончилась. А председателю Пупышевой сказали, что поедет с мобилизованными до Кунгура, в окрвоенкомат. Выедут все ночью в 12 часов, чтобы прибыть к 9 утра 16 августа 1926 года. Откровенно говоря, хоть я и объяснял людям инструкцию, но тоже сомневался в пробной мобилизации. Однако в Кунгуре мобилизованные пробыли всего два дня. Было призвано два района. Собралось несколько тысяч народа и с ними пропагандисты проводили агитработу: водили в кино, и т.д. А затем всем предложили возвращаться по домам. И они веселые возвратились.В августе месяце 1926 года, я подаю заявление в Тисовскую парторганизацию, в канун даты партии, я – служащий, должен найти пять поручителей – членов партии. И каждый должен быть с пятилетним стажем. Я поручителей нашел. За меня из Тисовской и Торговищенской парторганизации поручились оба секретаря и трое еще других партийцев, тоже имевших за плечами по 7-8 годов стажа. И горком комсомола дал отличную характеристику и рекомендацию. Месяца через полтора-два после принятия в сельской ячейке, меня приняли кандидатом в Суксунскую организацию РК ВКПб (с двухлетним кандидатским сроком). Теперь жду утверждения Кунгурского окружкома. Я хотя и активный комсомолец, но служащий, а не рабочий. Я понимаю, что меня еще не скоро утвердят, но затем окружком, месяца через три-четыре, видя положительные рекомендации, меня приняли с двухлетним кандидатским стажем. Я получаю синюю кандидатскую карточку в Суксунском РК ВКПб. Принимал кандидатскую карточку от нового секретаря тов. Морозова (а Макерова окружком отозвал на работу в округ). В начале октября 1926 года объявили очередной призыв 1904 года в РККА. Мне 24 года, подлежу призыву, готовлюсь в армию. У нас в Тису подлежали из 40 комсомольцев, человек 6-7, в том числе и я, как секретарь организации, я уже подготовил смену – Ладыгина Константина 1906 года. Я рекомендую, как член пленума райкома комсомола, Ладыгина вместо себя секретарем комсомольской организации и избачем, если меня возьмут в армию. Секретарь РК ВЛКСМ Кондрашин говорил мне: «Если тебя и не возьмут в армию, мы тебя из Тисовского сельсовета отзовем, нам ты и здесь в Суксуне нужен. Мы тебя в бюро РК ВЛКСМ возьмем по совместительству, а основная работа – райбиблиотекарем, при клубе. Опять мне стало жаль Тисовскую читальню, комсомол, парторганизацию, сельсовет – очень я сроднился. Но и хотелось в Красную Армию, больным я себя не считал. Хотя нельзя было назвать меня и здоровым – был весьма худой, хилый, 22-летний юноша. И вот пришел день отправки, ехать из Тиса в Кунгур нужно 70 км. Нас поехало много, на нескольких подводах. Была осень, грязь, распутица. Приехали мы в г. Кунгур рано утром следующего числа 22-23 октября 1926 г., прибыли в окрвоенкомат, направили в окружную комиссию, нас было человек 200. Узнаем от товарищей, призывавшихся ранее на день-два о том, что призывников 1904 года рождения Суксунского, Ординского и Уинского районов отправляют и зачисляют в территориальную часть. Многих бракуют, по разным телесным недостаткам, даже по самым незначительным. В кадры же берут совершенно незначительную часть. Наша очередь подошла на призыв, подхожу я и раздеваюсь. Проверят зрение, затем все: упитанность, просматривают, прощупывают всего, находят недостатки, грыжу белой линии. Освобождают по какой-то статье, сейчас не помню совсем, как негодный – даже в терчасть, из 40 человек в кадры не взяли никого. Только 8-10 человек взяли, остальных освободили и дали удостоверение о непригодности к военной службе. Я был сначала сильно разочарован, а потом, видя, что вообще-то в кадры берут мало, успокоился, из нашего 1904 г. рождения всего-то от района ушло 4 человека. Все мы поехали обратно по домам. В райполитпросвете мне сказали, что ждали только результат призыва: «Тебя переводят в клуб райбиблиотекарем».

Суксун 1926-1928г.

       Принимаю библиотеку и через неделю узнаю, что райсовет и райком партии открывают 7 ноября 1926г., в день Октябрьских торжеств, дом колхозника, при нем столовую. Райком партии решил меня направить заместителем заведующего дома крестьянина. Заведующим назначили Башкирцева Степана Парфеновича. И вот с 1 ноября 1926 г. приступаю к новой должности. Должен быть одновременно еще счетоводом. А я счетоводства совсем не знаю. Мне в райкоме партии сказали: «Нужно все освоить и учиться». Дом крестьянина был оборудован в бывшем купеческом доме Маношиных. Вверху общежитие с 20-ю койками, внизу столовая. Башкирцев в прошлом был связан с анархистом Постниковым. Был вообще под наблюдением органов безопасности. Первый месяц работы показал, что Дом крестьянина будет нерентабельным, если не придумать каких-то источников дополнительного дохода. Заведующий Домом, Башкирцев договаривается с райсоветом. Завязывает отношения с Кунгурским пивоваренным заводом и организует при столовой буфет и продажу пива. Пиво стало привлекать в столовую порядочно посетителей. А в начале декабря у нас в Суксуне проводились Екатерининские ярмарки. Съезжается много, со всего района, сельского населения с сельхозпродуктами. Привозят на продажу муку, скот, масло, домашнюю птицу, а из Кунгура и других городов приехали с товаром нэпманы – торговцы с галантереей, бакалеей и мануфактурой. Оживление у нас в Доме Крестьянина – общежитие полностью занято приезжими. На время подготовки к ярмарке Башкирцев берет двух женщин готовить и стряпать пельмени, на продажу с пивом. Изготовили несколько тысяч, заморозили и уже с 5 декабря пельмени пошли в большом количестве. Перед Екатерининской ярмаркой незадолго, проходила в Ординском районе ярмарка, Введенская или какая-то. Там ловко орудовала шайка аферистов из 3-х человек, карманных воришек. Нагрев порядочно руки около ротозеев и ротозеек крестьян, на эту ярмарку они с приличными денежными суммами приехали. У всех у них были какие-то документы, удостоверения личности. Прибыли все трое в наш Дом крестьянина. Я их всех зарегистрировал, принято было регистрировать. Заплатили вперед, за три ночи. Я им выдал квитанции в получении денег, со своей подписью и отвел койки. Уже вечером они у нас порядочно в столовой и буфете погуляли. Конечно, не хулиганили, но порядочно выпили пива. Много скушали пельменей и переночевали. А утром часов с 8-ми, 6 декабря 1926 года, все трое пошли на добычу и стали заниматься карманными кражами. Обокрав человек 10 ротозеев-крестьян, можно было на ярмарке видеть и слышать галдеж, шум и крики и рев пострадавших женщин, кричавших, что их обокрали. Затем один из воришек сунул свою руку в карман какого-то мужчины и попался. Его поймал другой мужчина, они схватили этого воришку, избили и свезли в милицию. При нем нашли денег 179 рублей. Это по тем временам 1926 года, составляло большую сумму. В милиции его обыскали, кроме денег ничего не нашли, но нашли мою квитанцию дома крестьянина о том, что останавливался у нас в доме крестьянина. Пришли из милиции днем 6 декабря, меня расспросили. Я подтвердил, что их приехало трое. И я их всех в лицо знаю и помню, что они вчера вечером много у нас пропили и проели втроем – рублей 50. Мне сказали: «Давай, товарищ Ковязин, помоги поймать и остальных двух карманников». Я пообещал и сказал, буду вести наблюдение. Весь день я наблюдал, их не было. А вечером они приходят в столовую, озябшие двое и заказывают пельменей и пива. Я тихонько отзываю буфетчика и говорю: «Веди за этими двумя наблюдение, они – шармачи. Это карманные воры и старайся их всячески задержать, а я пойду и сообщу в милицию». Пошел прямо к начальнику милиции тов. Яковлеву, с ним был знаком. Он мне дал двух милиционеров, и мы быстрой ходьбой за 7-8 минут дошли до дома крестьянина. Я захожу в столовую и вижу, эти двое сидят в углу, едят пельмени, пьют пиво и громко разговаривают между собой. Кроме них у этого столика больше никого не было. Я быстро подхожу, за мной милиционер один, а второй встал у входа. Говорю: «Вот они самые и есть!». Один из них вскакивает и говорит: «Хозяин, хозяин, что вам от нас надо? У нас все вперед заплачено за ночлег, за пельмени, за пиво – тоже все уплачено. Мы не хулиганим, что за недоразумение». Товарищ милиционер предлагает им обоим встать и следовать за ним в милицию. И рассчитанных полностью с Домом крестьянина, буфетчик подтвердил, что все получено, их обоих уводят в милицию, а там арестованных сводят с ранее арестованным первым, из их жульнической кампании. Он их и выдает, говоря, что с ними приехал и что случайно квитанция из Дома крестьянина их всех обнаружила. Всех их за кражи на ярмарках, как шайку воришек, нарсуд Суксун-завода судит и приговаривает к 3-м годам и высылке.   

       В феврале 1927 года проходила предвыборная кампания в местные органы. Меня парторганизация при Суксунском райсовете рекомендует в члены местного Суксунского сельсовета. Председателем сельсовета в это время был Тепелин Федор, 1901 года рождения, он же и остался председателем. Так я был избран в члены Суксунского сельсовета депутатом. 1927 год работаю в Суксунском Доме крестьянина счетоводом, кое-что уже разбираюсь в приходных и расходных статьях. Проходит 1-й квартал года, у нас столовая работает с дефицитом. Буфетчик у нас из Кунгура, человек хитрый и, видимо, нас водит за нос. Особенно с пивом у нас неблагополучно: то много дорогой разобьют, то заморозят в дороге, в общем, торговля пивом не клеилась. Общежитие также не было полностью каждую ночь заселено, в общем, Дом крестьянина не приносил сельсовету дохода, а одни убытки. Меня горком комсомола в марте 1927 года, ввел из членов пленума горкома, в состав бюро – вторым заведующим агитпросвет работой, по совместительству.У нас открылась Суксунская школа крестьянской молодежи с 7-летним обучением. Организовались две футбольные команды: из заводской рабочей молодежи и вторая из молодых служащих и интеллигенции. При встречах с командами из других районов из них составляли сборную. В августе Кунгурское окрфо разрешило дополнительную штатную единицу заместителя председателя Суксунского райсовета. Зная мое желание об уходе из Дома крестьянина, на исполкоме райсовета ставят вопрос, об утверждении меня заместителем председателя райсовета, так как я являюсь избранным членом сельсовета. Меня на общем собрании, всех членов сельсовета, кооптируют в президиум сельсовета, а затем и избирают заместителем председателя Суксунского сельского совета. К 1 сентября 1927 года я сдаю все дела по Дому крестьянина, его заведующему тов. Башкирцеву, а сам перехожу на работу заместителя председателя сельсовета, к Тепелину. Он очень рад, что у него появился в сельсовете помощник. Суксунский сельсовет, с центром в Суксун заводе, по праву должен быть не сельсоветом, а поселковым советом, но в то же время он еще не был утвержден ВЦИК и был сельсоветом. Хотя сельское хозяйство в Суксуне было развито крайне незначительно, к Суксунскому сельсовету примыкала деревня Кошелево дворов на 50, здесь уже занимались исключительно сельским хозяйством. Была еще коммуна – объединяла 20 бедняцких кошелевских и суксунских хозяйств. В Суксуне же в 1926 году была сильно развита мелкая кустарная промышленность, а именно возродилось самоварное производство. Организовались кустарно-промысловые артели медников, а также кустарно-кредитное кооперативное товарищество, которое и объединяло 2/3 медников Суксун завода. Наряду с этим в Суксуне, в бывшем заводе братьев Каменских, начал с 1924 года работать государственный завод, вырабатывать из меди медицинские приборы. Наряду с этим сектором стал активизироваться мелкий кустарь и крупный кулак. Такой как Степанов Иван Иванович, Швецов Павел Николаевич, Белоусов Николай Васильевич, Щербинин Петр Дмитриевич и другие, эти кустари-кулаки стали прибегать к найму рабочей силы и имели свои мастерские. Затем стали скупать у мелких кустарей их продукцию и вывозить на ярмарки в отдаленные города. Я старался, чтобы кулак-кустарь действительно был обложен прогрессивным налогом финансовыми органами по их доходам. Многое мне тогда было еще не понятно, но, находясь в партийной организации, в советской парторганизации вместе с коммунистами, руководителями райотделов, таким, как Лузгин Григорий (активный участник гражданской войны, ранен был белобандитами в голову) – заврайзо, и второй-Долгих Григорий Иванович – завгорфо, Дудзич Степан Иванович – зав. ветамбулаторией, мне многое стало понятно. В сельсовете работы было полно, а тут еще не проработал заместителем председателя райсовета и двух месяцев, как пришлось работать одному и за председателя с\совета и за заместителя. Так как председатель сельсовета Тепелин Федор – большой любитель охотничать, отправился в один из выходных дней на охоту, и там с ним случился несчастный случай. Он перелезал где-то через плетень, сильно расшибся при падении и был на бюллетене два месяца. Незадолго до выздоровления тов. Тепелина, в Суксун приезжает из Кунгура окружная партийная комиссия по проверке кандидатского состава советских парторганизаций. Прохожу проверку кандидатов и я. Помню я и свое активное выступление на отчетном выборном собрании членов-пайщиков. За мной еще выступило человек 5-6, и коммунист нашей организации Хлызов Павел Анисифорович. Подошли в феврале или марте 1928г. выборы в Суксунское кредитное товарищество. Райком партии решает в состав кредитного товарищества рекомендовать членом правления нашего председателя сельсовета Тепелина Федора Андреевича (отозвав его с работы председателя сельсовета). А председателем сельсовета рекомендовать меня, а заместителя председателя подобрать из членов сельсовета. В тот период в кредитном товариществе была нездоровая обстановка – в правлении ловко орудовали бывшие белогвардейцы. Осолихин Михаил Васильевич – председатель. И он пользовался авторитетом членов артели и членов правления. Еще были два белогвардейца. Пришлось на их отчетно-выборном собрании, которое проходило в школе крестьянской молодежи выдержать порядочный бой, для того, чтобы провести в состав правления двух кандидатов Комарова и Тепелина и выгнать белогвардейцев. Обстановка классовой борьбы была горячая и мы добились победы лишь на половину. То есть этих товарищей в состав правления провели. А белогвардейцев, как участников (гражданской войны) на стороне белых в 1918 году мы не избрали. Осолихина, бывшего председателя, снова переизбрали и выбрали снова председателем артели, а тов. Тепелин после выборов вошел в состав членов правления Суксунского кредитного товарищества. Был созван расширенный исполком Суксунского сельского совета и тов. Тепелина, в связи с его избранием в состав кредитного товарищества, от работы председателя освободили. А меня назначили председателем бывшего центрального Суксунского сельсовета. Приходилось работать круглые сутки. От переутомления я заболел неврастенией, сходил в больницу и мне посоветовали добиться освобождения от работы председателя поссовета. Я пошел в райком партии, сказал, что я болею неврастенией. И просил бы освободить меня от обязанностей председателя сельсовета и мне предоставили месячный отпуск. Сразу по окончании отдыха мне предложили созвать исполком сельсовета и подать заявление об уходе с работы по болезненному состоянию. Исполком я скоро созвал, Сергеев прибыл на заседание. Меня не хотели отпускать, но потом, при наличии справки и с согласия райсовета, меня освободили.

Суксун-1929

В июне 1929 года я знакомился с новой для меня работой райстатистика. Я был кандидатом партии более двух лет, мне надо было переходить я члены партии, но в этом году проходила чистка партии по указанию ЦК. И мне сказали: «Ты пока не подавай заявление. Ты служащий. Как еще пройдешь чистку?». В июне из Кунгура приезжала окружная комиссия из трех человек. Одна из них была Попова, потом я ее встретил в Полевском в 1933 году. Она работала уже секретарем РК ВКПб. Чистка проходила в городском клубе, комиссия задавала каждому много вопросов. Особенно тем, кто служил в белой армии, кто в бытовой жизни был неустойчив – морально разлагался, пьянствовал, развратничал. Из заводской ячейки были вычищены Семков Алексей Васильевич – в прошлом матрос Черноморского флота из зажиточных кустарей. В 1918 году добровольно служил в Белой Армии. Второй Сенатырев Иван Павлович, рабочий-медник, в прошлом белогвардеец. В нашей организации оказался тоже активный белогвардеец адъютант Гайды – Прокопьев. Работал председателем райпотребсоюза. Его направил из Кунгура окрпотребсоюз, он работал в Ординском районе. В Суксуне работал всего месяцев 5-6, комиссия по чистке исключила его из партии. Некоторых оставляли, но давали по выговору. Проверяли у нас учительницу Аминеву Зою. Она была мещанкой, отец – торговец. Работала райженорганизатором. В партии оставили, но с работы сняли и предложили направить в школу учительницей в другой район. Когда дошла очередь до меня, задавали до 10 вопросов. Никто из местного населения против меня ничего не выступал, а даже напротив, отмечали, что был активным комсомольцем. И чистку партии я прошел с решением «считать проверенным», в месячный срок оформить перевод из кандидатов в члены партии, что я немедленно и исполнил. В 1929 году взяли курс на подавление кулаков в деревне, как в области налогов, так и в хлебозаготовках. Помню, меня райком партии послал в Боровской сельсовет, Суксунского района, уполномоченным по хлебозаготовкам. В этом совете были деревни: Сажино, Бор, Пихтовка, Ярушино, Воронино и еще какие-то. И вот я в сельсовете начал нажимать на кулаков. Партийных и комсомольцев в сельсовете не было ни одного человека. Беднота была забитая и не подавала активности, середняки были на распутье. А кулачество и зажиточные, злобно шипели. Я стал искать опоры у бедноты. Взял налоговые списки, посмотрел, кто зажиточные по обеспеченности землей, скотом и инвентарем. Узнавал о прошлом кулаков и крепко нажал – обложил пятикраткой, применил рекомендованные санкции. Из каждого селения, таких было по два-три человека. Помню, как бывший церковный староста Ярушин, плакал о том, что его обложили пятикраткой. У него потом нашли 100 пудов муки, а налог был 50 пудов. Осенью, Кунгурское статуправление, проводило Всесоюзную перепись мелкой кустарной промышленности. Утвердили по Суксун-заводу меня и еще по сельской местности – комсомольца Холина Николая. В Суксуне было значительно развито кустарное, самоварное, медно-издельное производство. Я технику выработки самоваров не знал, пошел с бланком, к мелким кустарям-одиночкам, ковалям и стал расспрашивать технику изготовления самоваров и освоил заполнение бланков. Кустарей в Суксуне было человек 400, в течение 1-го месяца я их всех на учет взял. Материал я сдал старшему экономисту Кунгурского окротдела, она доложила начальнику окротдела тов. Перминову, что из Суксунского района по Суксун-заводу статистиком Ковязиным сдана перепись.

Суксун 1930г.

       На базе сплошной коллективизации, совершалась ликвидация кулачества как класса. А именно выселение всех кулаков Суксун-завода и района по линии ГПУ. Об этом я подробнее напишу несколько позднее. Хочу описать один случай кулацких происков. Этим летом кулачество, а также бывшие чиновники, превратившиеся в советский аппарат, на должностях кассиров, стали припрятывать серебряную монету 10-15-20 копеечного достоинства. А также и медные пятаки и две, и три копейки медью. Органам ГПУ на местах было поручено организовать обыски у чуждо-классовых элементов, у торговцев, НЭПачей, а также у кассиров промартелей, заводов. В один летний вечер органы безопасности вызывают комсомольский актив, летучую кавалерию, молодых коммунистов, рабочих, молодой актив профсоюзов и дают поручения. Я тоже получил задание и за старшего тройки, раздели всех по три человека. Мне были даны один молодой рабочий механического завода беспартийный Осолихин Александр Васильевич (кличка Буллит?), и еще один комсомолец с завода. Дали удостоверение и за ночь мы должны были осмотреть четыре квартиры. Бывшего попа Славина Василия Евгеньевича, работал он кассиром в кредитном товариществе. Чуканова Николая Ивановича (работал кассиром на механическом заводе). Оба жили на ул. Нижние Глинки. Мочалина – бывший торговец-пчеловод, жил по улице Малая Киршина. Четвертая старика Семена Полякова по ул. Шахаровка (ныне центр Карла Маркса). Этот Семен Поляков – старый коновал, барышник. Как цыган любил на базарах и ярмарках торговать чужими конями. В общем, прожженный плут, хитрец. В 1918 году был связан с вожаком восстания Игнатьевым Иваном Павловичем. Начали часов в 9 вечера. Первый просмотр у Славина и Чуканова совершенно ничего нам не дал, никакой у них серебряной монеты не оказалось. У Славина было в детской копилке всего около рубля. А у Чуканова в копилке оказалось более 2-х рублей. Но это все мелочь. У них были дети, и такую сумму нельзя было, считать, как «укрытие». Мы управились с осмотром за два часа. Придя к третьему старому торговцу Мочалину и изложив дело, попросили, если у него есть серебряные и медные монеты, добровольно предъявить их. Оба старик и старуха испугались, стали на колени у икон молиться. Старик говорит: «Нет у меня ничего!», но мы не поверили на слово и заставили открыть все свои сундуки. Посмотрели на чердаке. Правда, вещи серебряные мы видели, но не деньги, а они изъятию не подлежали. Нашли в одном из сундуков в углу, тысяч пять николаевских бумажных денег, их по составленному акту изъяли, а потом в Управлении ГПУ сожгли. Часу в 4-м утра уже стало светло. Пришли мы к последним Поляковым. Дом был на запоре. Отворила сноха – жена сына Василия Семеновича. Мы предъявили документы и стали говорить. Самого Семена уже не было в живых, была его жена, имя не знаю, тоже старая старуха, сноха и дочь. Когда мы стали спрашивать: «У вас есть спрятанные серебряные монеты и вообще деньги старые?» Дочь и сноха сказали: «Есть николаевские царские деньги в сундуке, а серебряных и медных денег нет». Мы пошли вдвоем с комсомольцем в комнату и когда открыли сундук, то дочь вытащила из угла мешочек. Когда развязали, оттуда высыпались на пол бумажные деньги. Мы созвали третьего товарища Осолихина, когда стали считать, оказалось 60000 рублей разного достоинства по 500-50-25-10-5-3 рубля. Вот сколько у этих тунеядцев, оказалось старых, никому не нужных ассигнаций! Но этим дело не кончилось. Рабочий Осолихин быстро пошел в другую комнату, куда уходила жена Семена, старуха. Эта старуха до нашего прихода была вся бойкая, вдруг обезножела, ходить не может. Странно как-то подобрав ноги, сидит на стуле, как манекен. Он смело к ней подходит и говорит: «А ну-ка, бабуся встань, пройдись по комнате. Чего ты так испугалась нас?» А она и говорит: «Ох, не могу я не могу. Вы пришли ночью. Напугали меня». А он говорит: «А ну-ка встань, бабка, не притворяйся!». Когда она встала и только сделала шаг, как у нее из-под юбки вылетел подвешенный к женской талии мешочек с чем-то звонким и брякнулся об пол. Забегаем оба в соседнюю комнату и спрашиваем, что это у вас зазвенело. А Осолихин Александр смеется и весело говорит: «Вот бабка Семениха вдруг заболела и серебро из ее нутра вылетело». Мы подошли к мешку, развязали и видим – там не серебро, а медные монеты и не много, не мало, а 96 рублей. Были пятаки, еще выпуска царя Алексея Романова 1658 года, Петра I, 1708 года, и Екатерины, и последнего Николая Кровавого. Старуха решила своим жалким умишком спасти эту ценную для нее медную монету, подвязав мешок в неописуемом месте. Это мы записали в акт и кончили проверку в 8 часов утра. Сразу же понесли медные и старые бумажные деньги сдавать в органы ГПУ. Медные деньги от нас приняли, пообещали монеты сдать в музей, а все бумажные деньги предложили сжечь. Что мы и выполнили и довольные результатами своей проверки разошлись по своим рабочим местам. Теперь коснусь вопроса коллективизации в нашем районе и ликвидации кулачества как класса. Надо сказать, что в Суксунском районе с закреплением советской власти, после разгрома в 1919 году колчака, в период с конца 1919 – начало 1920 годов организовались свои коммуны: Советенская, Верх-Суксунская и Суксунская (Кошелевская), в которые вошли деревенские коммунисты и часть бедноты. Но коммуны были недостаточно крепкие и объединяли мало хозяйств. В ведении Верх-Суксунской коммуны находилась Верх-Суксунская мельница, а в ведение Кошелевской коммуны за рекой Сылвой были переданы Каменские пашни и луга. В Кошелевской коммуне состояла и часть суксунских бедных крестьянских хозяйств. Но во всех трех коммунах не было и 50 хозяйств. С периода районирования 1924 года и до 1929 год на территории района возник ряд ТОЗов (первичные товарищества по совместной обработке земли). Особенно привилась эта форма в деревне Сасыковой. Там же возникли и сыроварни. Ферма в селе Тис и кредитное товарищество в Суксуне, селе Сабарке и Больших Ключах. Но до 1929 года Суксунский район был частновладельческим сельскохозяйственным районом. После съезда партии, когда был взят курс на коллективизацию деревни в 1929-30-м годах стали возникать первые колхозы. Коммуны были реорганизованы в колхозы. Из райкома партии в деревни были посланы уполномоченные для широкого оповещения крестьянского населения об организации колхозов в сельсоветах. И конечно, там, где имелись партийные организации, коллективизация происходила более успешно. Организовались колхозы в Сабарке, Советной, Тису, Больших Ключах, Сыре, Усть-Иргино, Торговище, Агафонково, Тебеняки, Брехово. Позднее были организованы колхозы в Тохтарёво, Бору, Диком озере, Сызганке, Журавлях, Балашах, Истекаевке и других населенных пунктах. Мудрая коммунистическая партия и ее центральный орган, ЦК партии, выдвинули лозунг в 1930-м году: на основе сплошной коллективизации ликвидируем кулачество как класс! И летом 1930 года наши органы государственного политического управления нанесли первый сокрушительный удар по кулачеству в деревне, нэпманам и крупным кустарям в городе, а в Суксун-заводе – рабочем поселке. В краткий 2-3-дневный срок оповещенным специальными повестками кулакам, предлагалось с небольшой поклажей, килограмм по 30-40 на человека, организованно явиться к райсовету и отправиться на работы. На новостройки. И таким путем хозяйств 300 кулацких, крупных мироедов нашего района, было выселено. А все их движимое и недвижимое имущество передано колхозным артелям, на укрепление социалистической кооперативной базы. Из Суксуна также были изгнаны крупные кустари-эксплуататоры чужого труда: Степанов Иван Иванович, Щербинин Петр Дмитриевич, Помыткин Иван Васильевич, Белоусов Николай Иванович и ряд других тузов. Вылетели и шатлынский мироед Лаврентий Цепилов, и тохтарёвские кулаки Чечушков Василий Петрович, и братья Мангилевы (кличка Марисы?) и лягушинский кулак Булатов. И вообще Суксунский район очистился от этой гнили. Весной 1930 года первые колхозы проводили свой первый колхозный сев. В Суксуне организовалась первая МТС и стал строиться льнозавод за Сылвой в д. Кошелево. Одновременно летом 1930 года советское правительство стало проводить в целом по всей стране новое мероприятие в целях жесткой финансовой экономии – приближение советского аппарата к массам – народу. И укрепление аппарата квалифицированными кадрами. Проводилась ликвидация округов как лишних управленческих звеньев. Кунгурский и Пермский округа были ликвидированы. Суксунский район стал непосредственно подчиняться Уральскому облисполкому. И в район летом прислали из Перми человека 3 для укрепления кадров. Одного бывшего заведующего окружным отделом народного образования тов. Иконникова, секретарем райкома партии. Одного экономиста Перевалова Ивана Ивановича, заведующим райпланом. Потеряхина Григория, главным агрономом МТС. И работа в Суксуне стала заметно улучшаться. С приездом из Перми тов. Ив. Ив. Перевалова на работу в райсовете, в плановой комиссии, (я же работал районным статистиком) у нас организовалась райпланстат комиссия. Председатель Райисполкома был по положению заместителем председателя совета по совместительству. Экономист был беспартийный, из бывших чиновников, служивших в белой армии, в Гражданской войне. Председатель райсовета Паначев Николай Павлович, экономисту Перевалову И.И., особенно не доверял. Не имея даже среднего образования, я учился у него составлять конъюнктурные обзоры работы районной промышленности, а также планы развития районной культуры, народного образования, здравоохранения, сельского хозяйства. И таким путем я проработал вторую половину 1930 года. В декабре 1930г. проходила районная партконференция. Из Ключевского совета отзывают на работу в районный аппарат секретаря парторганизации, заведующего избой-читальней, Щербинина Михаила Александровича, а меня назначают заведующим избой-читальней и секретарем партийной организации (самой крупной в районе), с освобождением меня от работы в райплане. Заврайоно и одновременно заведующим политпросветом работал в то время мой друг детства, старый товарищ по комсомолу, Осолихин Иван Павлович.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: