И.С. Тургенев. Художник Н.Е. Репин. 1874 г.

О Иване Сергеевиче Тургеневе чаще говорят как о гениальном художнике, стилисте, нежели как о властителе умов. Властителями принято считать Толстого, Достоевского. Однако еще до появления пророческих романов этих двух гигантов русской литературы Тургенев написал, возможно, самый провидческий роман XIX века - " Отцы и дети". В нем прошлое спорило с будущим устами дворянина Павла Петровича Кирсанова и разночинца Евгения Базарова, полагающего, что нет ни одного " постановления в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания". Кирсанов никак не мог понять этого " будущего", которое отрицает все прошлое: " Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом? " - " От копеечной свечки, вы знаете, Москва сгорела", - ответил Базаров".

" Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты", - с сарказмом говорил о Базарове Павел Петрович. Когда не только Москва, а вся тысячелетняя Россия " сгорела" в революционном огне, на ее пепелище Василий Розанов написал " Апокалипсис нашего времени" (1917-1918): " Нигилизм... Это и есть нигилизм, - имя, которым давно окрестил себя русский человек, или, вернее, - имя, в которое он раскрестился... Как 1000 лет существовать, прожить княжества, прожить царство, империю, со всеми придти в связь, надеть плюмажи, шляпу, сделать богомольный вид: выругаться, собственно - выругать самого себя " нигилистом" (потому что по нормальному это ведь есть ругательство) и умереть". Не случайно вспомнилась русскому философу та " копеечная свечка".

Иван Сергеевич Тургенев родился 28 октября (9 ноября) 1818 года в городе Орле в родовитой дворянской семье, детство провел в имении Спасском-Лутовинове близ города Мценска Орловской губернии. Мать его Варвара Петровна, получив от дяди большое наследство, считалась самой богатой помещицей в губернии. Натура незаурядная и решительная, она к тому же отличалась крайней деспотичностью, что распространялось не только на крепостных, живших в постоянном страхе, но и на близких. Отец писателя Сергей Николаевич, гусарский офицер, судя по портрету - красавец, женился на Варваре Петровне по расчету и семейными делами почти не занимался, а с 1830-х годов, после разлада с женой, жил отдельно. В 1834 году он ушел из жизни.

На первых порах их семейной жизни в Спасском-Лутовинове, кроме охоты, устраивались балы, маскарады, спектакли: " Свой оркестр, свои певчие, свой театр с крепостными актерами - все было в вековом Спасском для того, чтобы каждый добивался чести быть там гостем", - свидетельствует в своих воспоминаниях приемная дочь Варвары Петровны - Варвара Николаевна Житова, в девичестве Богданович-Лутовинова. Исследователи предполагают, что она - внебрачная дочь Варвары Петровны и Андрея Евстафьевича Берса, отца Софьи Андреевны Щ Толстой. По крайней мере вексель на долю наследства Богданович-Лутовиновой был выписан умирающей Варварой Петровной на имя; А.Е. Берса - до совершеннолетия наследницы.

Сергей Николаевич, большой театрал, был поклонником рационалистического театра Вольтера. Уже после смерти мужа, в 1838 году, собираясь в Москву, Варвара Петровна признавалась в письме к сыну, что едет к " театру хотя дурного посмотреть, но Вольтера на сцене видеть, он мне напоминает отца". Благодаря Сергею Николаевичу старинную Спасскую библиотеку пополнили трагедии Софокла, Эсхила, а также трагедии Озерова, комедии Грибоедова, Шаховского, Хмельницкого, многочисленные тома " Основного репертуара французского театра 1822-1823 годов" на французском языке. Домашняя библиотека оказала огромное влияние на развитие Тургенева.

О Иване Сергеевиче Тургеневе - писателе и общественном деятеле - существует огромная литература, детские же и юношеские годы проходят " в несколько строк", хотя именно в Спасском-Лутовинове формировались и противоречия его натуры, и своеобразие его художественного мира.

Варвара Николаевна Житова вспоминает Тургенева дома чаще всего в состоянии подавленного протеста, подчиняющимся своеволию матери. Тем не менее в свое время получило широкую огласку так называемое " Дело о буйстве И.С. Тургенева", которое хранилось в архиве орловского губернатора. Шестнадцатилетний Тургенев, вступаясь за крепостную девушку Лушку, которую хотели продать, встретил исправника и понятых с ружьем в руках, не в шутку пригрозив: " Стрелять буду! " Те вынуждены были отступить. Так возникло " дело о буйстве", затянувшееся на годы. Бумаги " о розыске" Тургенева, часто уезжавшего из России, пересылались с места на место - вплоть до манифеста 1861 года об освобождении крестьян. В " Тургеневском сборнике" № 11 за 1966 год А.П. Шнейдер рассказывает о другом случае, когда Тургенев тайно от матери выкупил одного крепостного и отправил за границу.

В то же время ходили оскорбительные для Тургенева слухи, осевшие в некоторых воспоминаниях (в частности, Авдотьи Панаевой-Головачевой), о его малодушии. В 1838 году пароход " Николай I", на котором Тургенев отправлялся учиться за границу, загорелся. По свидетельству некоего пассажира, Тургенев пытался попасть в шлюпку с женщинами и детьми, восклицая: " Умереть таким молодым! " Эти слухи опровергает в своих воспоминаниях Е.В. Сухово-Кобылина, да и сам Тургенев, продиктовавший перед смертью Полине Виардо очерк " Пожар на море" (1883).

Можно было бы и не поминать этого, если бы не реакция матери Тургенева, характеризующая ее как человека с высокими представлениями о чести. Вскоре после этого случая она писала сыну: " Слухи всюду доходят, и мне уже многие говорили, к большому моему неудовольствию... Се gros monsieur Tourgueneff qui se lamentoit tant, qui disoit mourir si jeune (Толстый господин Тургенев так причитал, все говорил: Умереть таким молодым. - фр.).. Там дамы были, матери семейств. Почему же о тебе рассказывают? Что ты gros monsieur (толстый господин) - не твоя вина, но! что ты струсил... Это оставило на тебе пятно ежели не бесчестное, то ридикюльное. Согласись.. "

Варвара Петровна и сама тяготела к перу. Ее дневниками и записками, по свидетельству домашних, были забиты целые сундуки. Незадолго до смерти она велела их сжечь, однако сохранились карандашные записи, которые она вела во время предсмертной болезни. Тургенев прочел их после ее кончины в 1850 году, и это стало для него откровением - бездна материнского одиночества, страданий из-за собственного самодурства, которое она не умела укротить. " С прошлого вторника, - писал он Полине Виардо 8 декабря 1850 года, - у меня было много разных впечатлений. Самое сильное из них было вызвано чтением дневника моей матери... Какая женщина, мой друг, какая женщина! Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Да^простит ей Бог все... Право, я совершенно потрясен". Была в дневнике и такая запись: " Матушка, дети мои! Простите меня! И ты, о Боже, прости меня, ибо гордыня, этот смертный грех, была всегда моим грехом".

Она уходила из жизни в одиночестве, рассорившись с сыновьями из-за наследства. Не соглашаясь выделить им причитающуюся долю, она таким образом пыталась сохранить над сыновьями свою власть. Доходило до того, что Тургенев, уже будучи довольно известным писателем, " стрелял" у своих лакеев по 30-40 копеек на извозчика. В такой атмосфере формировалась личность Ивана Тургенева, о котором его друг Дмитрий Григорович писал: " Недостаток воли в характере Тургенева и его мягкость вошли почти в поговорку между литераторами, несравненно меньше упоминалось о доброте его сердца; она между тем отмечает, можно сказать, каждый шаг его жизни. Я не помню, чтобы встречал когда-нибудь человека с большею терпимостью, более склонного скоро забывать направленный против него неделикатный Поступок".

Этой же " мягкостью характера", как и " недостатком воли" отмечены многие мужские герои Тургенева, что позволило Чернышевскому обобщить эти черты в язвительной, но не лишенной остроумия статье, по прочтении повести " Ася", - " Русский человек на rendez-vous" (на свидании): " Вот человек, сердце которого открыто всем высоким чувствам, честность которого непоколебима; мысль которого приняла в себя все, за что наш век называется веком благородных стремлений И что же делает этот человек? Он делает сцену, какой устыдился бы последний взяточник. Он чувствует самую сильную и чистую симпатию к девушке, которая любит его; он часа не может прожить, не видя этой девушки... Мы видим Ромео, мы видим Джульетту, счастью которых ничто не мешает... С трепетом любви ожидает Джульетта своего Ромео; она должна узнать от него, что он любит ее... и что же он говорит ей? " Вы передо мною виноваты, - говорит он ей, - вы меня запутали в неприятности, я вами недоволен, вы компрометируете меня, и я должен прекратить мои отношения к вам..." ... Но точно ли ошибся автор в своем герое? Если ошибся, то не в первый раз делает он эту ошибку. Сколько ни было у него рассказов, приводивших к подобному положению, каждый раз его герои выходили из этих положений не иначе, как совершенно оконфузившись перед нами..."

О доброте и бескорыстии Тургенева Дмитрий Григорович писал, что их можно причислить к отличительным чертам его характера: " Если бы возможно было составить список деньгам, которые Тургенев роздал при своей жизни всем тем, кто к нему обращался, сложилась бы сумма больше той, какую он сам прожил". Мягкие, почти семейные отношения Тургенева со своими лакеями-крепостными рождали анекдоты Захар, неизменный камердинер писателя, был известен всему литературному Петербургу. По примеру хозяина, он и сам " в часы досуга" пописывал повести (но по скромности своей никому не читал), давал он своему барину и литературные советы, которыми тот, надо сказать, не всегда пренебрегал. Но вернемся к началу его литературной деятельности.

Иван Сергеевич Тургенев получил блестящее образование: среди его домашних учителей - известные московские педагоги, затем - частные пансионы, позже - Московский, Петербургский (словесность) и Берлинский (история, философия) университеты. В Германии он сблизился с литераторами Николаем Станкевичем и Михаилом Бакуниным (идеолог анархизма). Вернувшись в 1841 году в Россию, Тургенев поселяется в Москве, ведет светскую жизнь, посещает известный салон А.П. Елагиной, где знакомится с писателями-славянофилами СТ. Аксаковым, А.С. Хомяковым. Там же он встречал Гоголя.

Написав в отрочестве несколько стихотворений и драматическую поэму, Тургенев тем не менее не помышлял стать писателем. Он мечтал сделаться ученым или профессором университета, однако, войдя в светский круг с литературными интересами, и сам сочинил поэму " Параша" (1843), одобренную " самим" Белинским.

Варвара Петровна отнеслась к первой публикации сына своеобразно: "...какая тебе охота быть писателем? Дворянское ли это дело? ...что такое писатель? По-моему, ecrivain ou grattepapier c'est tout un (писатель и писец одно и то же - фр.). И тот и другой за деньги бумагу марают". Когда же на его " Парашу" в печати появилась критическая статья, дело дошло до доктора и до капель: " Тебя, дворянина Тургенева, - кричала она, - какой-нибудь попович судит! " - " Да помилуй, maman, критикуют, значит, заметили, и я этим счастлив. Я не нуль, когда обо мне заговорили". - " Как заговорили! Как заговорили-то? Осудили! Тебя будут дураком звать, а ты будешь кланяться, да? К чему ваше воспитание, к чему все гувернеры, профессора, которыми я вас окружала?.."

Тургенев начинал как поэт. До сих пор популярен романс на его слова " Утро туманное, утро седое...". Первое прозаическое произведение " Андрей Колосов" было опубликовано в журнале " Отечественные записки" (1844). С 1846 по 1850 год Тургенев отдал дань и драматургическим опытам: " Безденежье", " Завтрак у предводителя", " Холостяк", " Месяц в деревне", " Нахлебник". Некоторые из этих пьес до сих пор не сошли со сцены.

Как писатель реалистического направления, Тургенев начался с цикла рассказов и очерков, которые позже составили книгу " Записки охотника", принесшую ему большую известность и в России, и за рубежом. Сам же этот цикл возник благодаря случаю в 1847 году. В своих " Литературных и житейских воспоминаниях" Тургенев рассказывает об этом так: " Только вследствие просьб И И. Панаева (соредактор Некрасова в журнале " Современник". - Л.К.), не имевшего чем наполнить отдел " Смеси" в 1-м нумере " Современника", я оставил ему очерк, озаглавленный " Хорь и Калиныч". За неимением другого Панаев этот очерк принял к публикации и на всякий случай придумал подзаголовок Из " Записок охотника", чтобы обеспечить молодому автору читательское снисхождение. Образ повествователя был придуман настолько удачно, что Тургенев продолжил цикл. За 1847-1851 годы, большую часть которых он прожил за границей, было написано 22 очерка.

Решающее влияние на взгляды молодого Ивана Тургенева оказало знакомство с Виссарионом Белинским. После лета 1847 года, проведенного вместе за границей, где Белинский лечился, Тургенев занял непримиримую позицию по отношению к прежним друзьям-славянофилам, а его эмоциональный протест против жестоких сторон крепостничества оформился в убеждения. В споре западников и славянофилов о " Письме Белинского к Гоголю" (в котором западник и атеист Белинский отрицал религиозность русского народа и видел в этом залог его революционности, на что и уповал) Тургенев заявил: "...Белинский и его письмо, это - вся моя религия..."

Отдельным изданием " Записки охотника" вышли в 1852 году. В впервые была поднята тема, ставшая важнейшей для русской литературы XIX века, - тема крестьянской жизни и трагической судьбы подневольного крепостного человека. Эту книгу Тургенев называл исполнением своей " аннибаловской клятвы" - бороться с крепостным правом: " Я и на Запад ушел для того, - признавался он, - чтобы лучше ее исполнить... и, конечно, не написал бы " Записок охотника", если б остался в России". В этом же году Тургенев был арестован - формально за статью на смерть Гоголя, а в сущности за " Записки охотника", - посажен " на съезжую" в Петербурге, а затем сослан на полтора года в Спасское-Лутовиново.

Иван Сергеевич " на Запад ушел" не только для исполнения клятвы. Туда влекла и любовь, появившаяся в его жизни и оставшаяся в ней навсегда. В конце 1843 года он впервые услышал на сцене Итальянской оперы в Петербурге знаменитую французскую певицу Полину Виардо, исполнявшую партию Розины в " Севильском цирюльнике" Россини. А уже в 1845 году в автобиографическом " Мемориале" он записал: " Концерты Полины в Москве. Возвращение вместе. Отъезд в чужие край".

Он прожил в ее доме, с небольшими перерывами, когда уезжал в Россию, до конца жизни. Их отношения, на фоне ее сложившегося семейного быта (она была замужем), многим казались, да и теперь кажутся, загадкой. В ее доме жила и его дочь Полина. Рассказ Тургенева о ее появлении на свет передан Афанасием Фетом в воспоминаниях: " Когда-то, во время моего студенчества, приехав на ваканцию к матери, я сблизился с крепостною ее прачкою. Но лет через семь, вернувшись в Спасское, я узнал следующее: у прачки была девочка, которую вся дворня злорадно называла барышней... Все это заставило меня призадуматься касательно будущей судьбы девочки; а так как я ничего важного в жизни не предпринимаю без совета мадам Виардо, то и изложил этой женщине все дело, ничего не скрывая... мадам Виардо предложила мне поместить девочку к ней в дом, где она будет воспитываться вместе с ее детьми".

В доме певицы Тургенев познакомился со многими знаменитостями: Сен-Сансом, Сарасате, Гуно, Флобером, там же принимал и своих соотечественников. В последние годы его жизни некоторым русским посетителям стало казаться, что Виардо относится к больному Тургеневу без должного внимания и заботы. Кони, например, заметил отсутствие пуговицы на его сюртуке, и от этой пуговицы произошла целая " исторья", проникшая на страницы русской печати. Вскоре после кончины Тургенева Полину Виардо навестил художник А.П. Боголюбов, и у них состоялся разговор на эту тему: " Какое право имеют так называемые друзья Тургенева клеймить меня и его в наших отношениях? Все люди от рождения свободны, и все их действия, не приносящие вреда обществу, не подвержены ничьему суду! Чувства и действия мои и его были основаны на законах, нами принятых, непонятных для толпы... Сорок два года я прожила с избранником моего сердца, вредя разве себе, но никому другому... Ежели русские дорожат именем Тургенева, то с гордостью могу сказать, что сопоставленное с ним имя Полины Виардо никак его не умаляет..." Собственно, это и есть разгадка " тайны двоих". Комментировать здесь нечего. Однако мы забежали слишком вперед.

С 1854 по 1860 год Тургенев активно сотрудничает с некрасовским " Современником" как критик, рецензент, писатель. Здесь выходят статья " Гамлет и Дон-Кихот", рассказы и повести: " Муму", " Постоялый двор", " Дневник лишнего человека" (кстати, именно это произведение пополнило терминологию русской критики понятием " лишний человек" ), " Гамлет Щигровского уезда", " Яков Пасынков". В это же время написаны повести " Фауст", " Ася".

В этот период произошла первая встреча Тургенева с Львом Толстым, талант которого он горячо приветствовал еще с первой его публикации в " Современнике" (" Детство", 1852), а Толстой, еще до их личного знакомства, посвятил Тургеневу " Рубку леса". Вернувшись после обороны Севастополя, Толстой остановился у Тургенева и, как жаловался тот Фету, " пустился во все тяжкие. Кутежи, цыгане и карты во всю ночь: а затем до двух часов спит как убитый. Старался удерживать его, но теперь махнул рукою".

Отношения Толстого с Тургеневым, как и со всем кругом " Современника", сразу же вылились в напряженный диалог. Командир артиллерийской батареи, вернувшийся с передовой, воспринял окололитературные разговоры как " фразерство". Афанасий Фет передал эту атмосферу споров в своих воспоминаниях: "...с первой минуты я заметил в молодом Толстом невольную оппозицию всему общепринятому в области суждений... я только однажды видел его у Некрасова вечером в нашем холостом литературном кругу и был свидетелем того отчаяния, до которого доходил кипятящийся и задыхающийся от спора Тургенев на видимо сдержанные, но тем более язвительные возражения Толстого. " Я не могу признать, - говорил Толстой, - чтобы высказанное вами было вашими убеждениями. Я стою с кинжалом или саблею в Дверях и говорю: " Пока я жив, никто сюда не войдет". Вот это убеждение. А вы друг от друга стараетесь скрывать сущность ваших мыслей и Называете это убеждением".

Через несколько лет, в 1861 году, между Тургеневым и Толстым Произошла ссора, едва не завершившаяся дуэлью, которая, к счастью для русской литературы, не состоялась. Повод был формальный: разные взгляды на воспитание (Тургенев похвалился, что его дочь чинит одежду бедняков, Толстой ответил, что когда разряженная девушка держит на коленях грязные лохмотья, она играет неискреннюю, театральную сцену). Причины взаимного раздражения были более глубокими, одна из вероятных - разные взгляды на роль писателя. Тургенев категорически не принимал склонности Толстого к морализированию, полагая, что это ослабляет его талант. Толстой же с самого начала претендовал на создание нравственной доктрины.

Возможно, существовали и более глубинные, личные мотивы этой вспышки темпераментов. Во время ссыльной жизни Тургенева в Спасском-Лутовинове между ним и любимой сестрой Толстого Марией Николаевной, жившей по соседству, завязалась " опасная дружба". " Маша в восхищении от Тургенева", - писал Толстому в Севастополь его брат. Иван Сергеевич в отношениях с ней выдерживал стиль поведения, типичный для его героев - как " русский человек на rendez-vous". С Марией Николаевной связано одно из самых поэтических произведений Тургенева - повесть " Фауст" (1856). В ее героине Вере Ельцовой современники без труда угадывали черты графини Толстой.

В 1860 году в " Современник" пришли новые, более молодые сотрудники - Чернышевский и Добролюбов, насаждавшие свои революционно-демократические взгляды, и в редакции журнала произошел раскол. Некрасов принял сторону новых идеологов " Современника". Тургенев, либерал, противник радикальных общественных перемен, покинул журнал, навсегда разорвав отношения с Некрасовым.

Перу Тургенева принадлежат шесть знаменитых романов: " Рудин" (1856), " Дворянское гнездо" (1859), " Накануне" (1860), " Отцы и дети" (1862), " Дым" (1867), " Новь" (1877). Их называли летописью духовной жизни русской интеллигенции. Между ними написаны " Воспоминания о Белинском" (1860), повести " Степной король Лир" (1870), " Вешние воды" (1870), " Песнь торжествующей любви" (1881), " Стихотворения в прозе" (1882), " Клара Милич" (1883).

В 1870-е годы Тургенев сблизился в Париже с писателями " натуральной школы" - Флобером, Доде, Золя, Мопассаном, которые видели в нем своего учителя. Флобер, получив в подарок от Тургенева его книги, изданные на французском языке, писал в ответ: "...я не могу устоять против желания сказать вам, что я восхищен ими. Уже давно вы для меня учитель. Но чем больше я вас изучаю, тем больше меня изумляет ваш талант. Меня восхищает страстность и в то же время сдержанность вашей манеры письма, симпатия, с какой вы относитесь к маленьким людям и которая насыщает мыслью пейзаж.. От ваших произведений исходит терпкий и нежный аромат, чарующая грусть, которая проникает до глубины души. Каким вы обладаете искусством!." Всемирное признание Тургенева выразилось в том, что его вместе с Виктором Гюго избрали сопредседателем Первого международного конгресса писателей, который состоялся в 1878 году в Париже.

В конце жизни Тургенев дважды побывал на Родине - в 1879 и 1880 годах. И оба раза Россия встречала его овациями. В дни торжеств по случаю открытия памятника Пушкину в Москве речь Тургенева (наряду со знаменитой " Пушкинской речью" Достоевского) стала одним из самых ярких событий.

Незадолго до смерти Тургенев посылает прощальное письмо Льву Толстому, в котором называет его " великим писателем Русской земли" и призывает вернуться к творчеству (в это время Толстой переживал духовный кризис, известный как " опрощение Толстого", когда он отрекался от писательской деятельности).

Иван Сергеевич умирал мучительно - от болезни позвоночника. Страшные боли снимал только морфий, у него появились кошмары: ему казалось, что его отравили, а в ухаживающей за ним Полине Виардо мерещилась леди Макбет. В последние часы своей жизни он уже никого не узнавал. Когда Полина Виардо склонилась над ним, он произнес: " Вот царица из цариц! " Это были его последние слова

Тургенев умер в Буживале, близ Парижа, 22 августа 1883 года. Те, кто видел его во время прощания, свидетельствуют, что лицо его было упокоенным и прекрасным как никогда Похоронен Иван Сергеевич, по его завещанию, в Петербурге на Волковом кладбище рядом с Белинским.

Любовь Кая южная

АФАНАСИЙ АФАНАСЬЕВИЧ ФЕТ

(1820-1892)

На протяжении почти ста лет - половина XIX века и первая половина XX - вокруг творчества Афанасия Афанасьевича Фета шли нешуточные бои. Если одни видели в нем великого лирика и удивлялись, как Лев Толстой: " И откуда у этого... офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов.", то другие, как, например, Салтыков-Щедрин, видели поэтический мир Фета " тесным, однообразным и ограниченным", Михаил Евграфович даже написал, что " слабое присутствие сознания составляет отличительный признак этого полудетского миросозерцания".

Демократы XIX века и большевики XX числили Фета во второстепенных поэтах, потому что, мол, он не общественно значимый поэт, нет у него песен протеста и революционного настроя. Отвечая на такие нападки, Достоевский в свое время написал знаменитую статью " Г.-бов и вопрос об искусстве". Он отвечал НА. Добролюбову, возглавившему в то время критику и идеологию журнала " Современник" и называвшего " бесполезным" искусство, подобное поэзии Фета.

Достоевский приводит такой пример-" Положим, что мы переносимся в восемнадцатое столетие, именно в день лиссабонского землетрясения. Половина жителей в Лиссабоне погибает; дома разваливаются и проваливаются; имущество гибнет; всякий из оставшихся в живых что-нибудь потерял - или имение или семью. Жители толкаются по улицам в отчаянии, пораженные обезумевшие от ужаса. В Лиссабоне живет в это время какой-нибудь известны^ португальский поэт. На другой день утром выходит номер лиссабонского " Меркурия" (тогда все издавалось в " Меркурии" ). Номер журнала появившегося в такую минуту, возбуждает даже некоторое любопытство в несчастных лиссабонцах, несмотря на то, что им в эту МИНУТУ не Д° журналов; надеются, что номер вышел нарочно, чтоб дать некоторые сведения, сообщить некоторые известия о погибших, о пропавших без вести и проч. и проч. И вдруг - на самом видном месте листа бросается всем в глаза что-нибудь вроде следующего:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья, Серебро и колыханье

Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца, Ряд волшебных изменений

Милого лица. В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря, И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Да еще мало того: тут же, в виде послесловия к поэмке, приложено в прозе всем известное поэтическое правило, что тот не поэт, кто не в состоянии выскочить вниз головой из четвертого этажа (для каких причин? - я до сих пор этого не понимаю; но уж пусть это непременно надо, чтоб быть поэтом; не хочу спорить). Не знаю наверно, как приняли бы свой " Меркурий" лиссабонцы, но, мне кажется, они тут же казнили бы всенародно, на площади своего знаменитого поэта, и вовсе не за то, что он написал стихотворение без глагола, а потому, что вместо трелей соловья накануне слышались под землей такие трели, а колыханье ручья появилось в минуту такого колыхания целого города, что у бедных лиссабонцев не только не осталось охоты наблюдать -

В дымных тучках пурпур розы или

Отблеск янтаря,

но даже показался слишком оскорбительным и небратским поступок поэта, воспевающего такие забавные вещи в такую минуту их жизни. Разумеется, казнив своего поэта (тоже очень небратски), они...через тридцать, через пятьдесят лет поставили бы ему на площади памятник за его удивительные стихи вообще, а вместе с тем и за " пурпур розы" в частности".

Фет всегда был, как нынче говорят, знаковой фигурой. Поэтому для выражения своей мысли Достоевский взял лирическое стихотворение Фета, доказывая, что искусство самоценно само по себе, без прикладного значения, что " польза" уже в том, что оно настоящее искусство.

Такие споры дошли и до нашего времени, но поэзия Фета теперь уже, кажется, стоит незыблемо на самой вершине поэтического Олимпа. Последняя волна занижения достоинств этого поэта накатилась в 1970-е годы, когда несколько крупных современных поэтов (Владимир Соколов, Николай Рубцов, Анатолий Передреев и другие) ярко заявили, что они опираются на традиции поэтической культуры Фета. Тогда в ответ на это Евтушенко обозвал их всех " фетятами". Но это уже ничего не значило. Все понимали уже, что такое Фет и что такое Евтушенко.

А Фет - это, еще процитируем Достоевского, " стихи, полные " такой страстной жизненности, такой тоски, такого значения, что мы ничего не знаем более сильного, более жизненного во всей нашей русской поэзии". Я приведу стихотворение, которое много лет назад вошло в мою душу, и я его повторяю в самые трудные моменты жизни. Вот к вопросу о " чистом искусстве", о " пользе и тому подобном".

Учись у них - у дуба, у березы. Кругом зима. Жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой Сердито рвет последние листы, И за сердце хватает холод лютый; Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений Переболит скорбящая душа.

Сколько жизненной силы в этом стихотворении, какое оно свежее, музыкальное.

Надо сказать, что основная отличительная черта поэтической культуры Фета - это именно музыкальностью. Сам поэт о своем творчестве писал: " Чайковский тысячу раз прав, так как меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих". Поэтому на многие его стихи композиторы написали романсы, а " На заре ты ее не буди..." стала просто народной песней.

Фет говорил: " Что не выскажешь словами, / - Звуком на душу навей..." Приведем короткое стихотворение, в котором именно навеяно поэтическое состояние. Восемь строк, но за ними видна вся Россия:

Чудная картина, Как ты мне родна: Белая равнина, Полная луна.

Свет небес высоких, И блестящий снег, И саней далеких Одинокий бег.

Фета упрекали в уходе от гражданских и патриотических тем " в мир интимных душевных переживаний". Упрекали необоснованно. Вот приведенное стихотворение, безусловно, относится к патриотической лирике в ее самом высоком выражении. Фет вообще был страстным патриотом. И его сдержанная, но мощная патриотическая стихия ощутима в стихах " Я вдаль иду моей дорогой...", " Одинокий дуб", " Теплый ветер тихо веет...", " Под небом Франции", " Ответ Тургеневу", " Даки"...

Афанасий Афанасьевич родился в имении Новоселки Мценского уезда Орловской губернии. Был внебрачным сыном помещика Шеншина, а фамилию свою получил от матери Шарлотты Фет, одновременно с этим утратив права на дворянство. Многие годы потом он будет добиваться потомственного дворянского звания, через службу в армии, добьется и получит дворянскую фамилию Шеншин. Но в литературе навсегда останется как Фет.

Учился он на словесном факультете Московского университета, здесь сблизился с будущим поэтом и критиком Аполлоном Григорьевым. Еще студентом Афанасий издал свою первую книгу " Лирический Пантеон". В армии он служил с 1845 по 1858 год, служил в кавалерийских войсках, в полку тяжелой артиллерии, в гвардейском уланском полку. После службы он приобрел большие земли и стал помещиком.

В 1857 году Фет женился. Но этому предшествовала трагическая любовь, которая на всю жизнь оставила след в сердце поэта. Во время армейской службы на Украине поэт познакомился с Марией Лазич. Это была высокообразованная девушка, талантливая музыкантша, чья игра вызвала восхищение у гастролировавшего тогда на Украине Ференца Листа. Она была страстной поклонницей поэзии Фета и полюбила его самозабвенно. Но Фет не решился жениться на этой девушке, потому что тогда не имел возможности содержать семью. И так получилось, что Мария Лазич в этот момент трагически погибла - загорелось платье от упавшей свечи... Умирала она в жутких муках. Говорили о самоубийстве из-за " расчетливости" Фета. Так это или нет - точно не известно, но Фет потом всю жизнь в стихах возвращался к образу этой девушки. Прочтите, например, " Долго снились мне вопли рыданий твоих..."

Фет женился через семь лет после этой трагедии на сестре своего Приятеля - видного критика и писателя Василия Боткина.

Женившись, Фет целиком ушел в хозяйство и даже, надо сказать, был образцовым помещиком. Прибыль у него в хозяйстве все время Росла. Жил он почти безвыездно в мценской Степановке. Менее чем в 100 километрах находилась Ясная Поляна. Фет был ближайшим другом Льва Толстого, они ездили друг к другу, дружили семьями, переписывались.

Стихи он писал до самой глубокой старости. В 1880 году издал серию небольших сборников стихотворений - почти исключительно новых - под названием " Вечерние огни". Книжки эти выходили тиражом всего по несколько сот экземпляров и все же не были распроданы Кумиром любителей поэзии был тогда Надсон, книги его шли нарасхват. Зато минули десятилетия, и " Вечерние огни" стали переиздаваться уже в наше время миллионными тиражами, а где Надсон, кого он интересует всерьез? Вот такие бывают зигзаги в поэтических судьбах

В старости Фет нередко говорил жене: " Ты никогда не увидишь, как я умру". 21 ноября 1892 года он нашел предлог, чтобы отослать из дома жену, позвал секретаря и продиктовал1 " Не понимаю сознательно приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному". Подписав эту записку, Фет схватил стальной стилет, служивший для разрезания бумаг... Секретарь, поранив себе руку, вырвала стилет Тогда Фет побежал в столовую, схватился за дверцу ящика, где хранились ножи, но упал и умер... смерть его как бы была и не была самоубийством. Есть в ней нечто общее с гибелью Марии Лазич: было или не было9..

Как поэт Фет, конечно, будет проходить легко из столетия в столетие - красота и глубина его поэзии неисчерпаемы. Иногда он бывает и провидцем. В 1999 году мы отметили 200-летие со дня рождения А С Пушкина. Фет написал сонет на открытие памятника Пушкину в Москве. Прочтем его и удивимся, как много в нем и о нашем времени

К ПАМЯТНИКУ ПУШКИНА

(Сонет)

Исполнилось твое пророческое слово,

Наш старый стыд взглянул на бронзовый твой лик,

И легче дышится, и мы дерзаем снова

Всемирно возгласить: ты гений, - ты велик!

Но, зритель ангелов, глас чистого, святого,

Свободы и любви живительный родник,

Заслыша нашу речь, наш вавилонский крик,

Что в них нашел бы ты заветного, родного?

На этом торжище, где гам и теснота,

Где здравый русский смысл примолк, как

сирота, Всех громогласный тать, убийца и безбожник,

Кому ночной горшок всех помыслов предел,

Кто плюет на алтарь, где твой огонь горел,

Толкать дерзая твой незыблемый треножник!

1 Геннадий Иванов

ГЮСТАВ ФЛОБЕР

(1821-1880)

" Госпожа Бовари", которую во всем мире считают совершенным созданием искусства, привела ее создателя на скамью подсудимых. В 1856 году, после публикации романа в журнале " Ревю де Пари", Гюстав Флобер был обвинен в оскорблении общественной морали и религии и привлечен к судебной ответственности.

" Мой дорогой друг, сообщаю вам, что завтра, 24 января, я буду иметь честь сесть на скамью для мошенников в шестой палате суда исправительной полиции, - писал Флобер Доктору Жюлю Клоке. -...Я не рассчитываю на правосудие. Я буду осужден, и наказание, возможно, изберут самое строгое, - славная награда за Мои труды..."

А труды, затраченные на " Госпожу Бовари", были титанические, жизнь Флобер стремился в своих произведениях к нечеловеческому совершенству. Во имя литературы он обрек себя на аскетизм и одиночество. Он не искал муз, приносящих вдохновение. Он считал его уловкой для шарлатанов. " Все вдохновение, - утверждал Флобер, - состоит в том, чтобы ежедневно в один и тот же час садиться за работу". Мать в ужасе писала ему: " Горячка фраз иссушила тебе сердце".

Молодой Мопассан подсмотрел однажды, как работает его учитель: окутанный клубами дыма, Флобер сидел, устремив напряженный взгляд на рукопись, будто перебирал слова и фразы с настороженностью охотника; затем рука бралась за перо, которое медленно двигалось по бумаге, останавливалось, зачеркивало, вписывало, снова зачеркивало и снова вписывало; лицо багровело, на висках вздувались вены, тело напрягалось, будто старый лев вел отчаянную борьбу с мыслью и словом... Флобер стремился к неземному совершенству. В " Госпоже Бовари" его достиг.

Гюстав Флобер родился 12 декабря 1821 года в Руане. Отец его был хирургом. Сын после лицея поступил на юридический факультет Парижского университета, но не смог завершить образования. Красивый " голубоглазый галл", как называли Флобера, был настигнут страшным недугом - эпилепсией. С 1844 года, то есть с двадцати трех лет, он поселился в своем имении Круассе близ Руана, чтобы прожить там затворником почти всю жизнь.

Писать Флобер начал очень рано и писал много, чему способствовала его склонность к уединению, но долгое время не решался публиковать свои литературные опыты. Это были рассказы в духе " неистовых романтиков" - с ужасами и кошмарами, повести о " жизни сердца", отмеченные смутными юношескими томлениями, и произведения, исполненные презрения к буржуа-толстосумам. Еще в юности Флобер задумал создать " Лексикон прописных истин", над которым работал всю жизнь, - сборник расхожих клише, развенчивающих образ ненавистного ему буржуазного пошляка (" Лексикон" будет опубликован лишь в 1910 году). Даже собратья по перу, которые умудрялись зарабатывать большие деньги, как, например, Золя и Доде, вызывали у него подозрение. Он считал, что художник не имеет права преуспевать.

В шестнадцатилетнем возрасте Флобер писал: " О, насколько больше мне нравится чистая поэзия, вопли души, внезапные порывы, а потом глубокие вздохи, душевные голоса, сердечные мысли! Иной раз я готов отдать всю науку болтунов настоящего, прошедшего и будущего... за два стиха Ламартина или Виктора Гюго". В этом письме заявляет о себе уже тот Флобер, который вскоре объявит искусство высшей формой познания действительности и вместе с тем - убежищем от пошлости жизни и, как сторонник теории " искусства для искусства", призовет художников подняться на самый верх " башни из слоновой кости" и замкнуться в ней.

В нем неуживчиво существовали два человека - романтик и реалист. В первом большом произведении - " Воспитание чувств" (1843- 1845) - он надеялся заключить между ними перемирие. Ничего путного из этого не вышло. " Я сплоховал", - констатировал автор. " Флобер мечтал примирить оба полушария своего мозга, - пишет Андре Моруа об этом романе. -...легче было бы написать две книги..." Роман не был опубликован. (Не следует его путать с более поздним произведением Флобера, которое в подлиннике имеет название " Сентиментальное воспитание", а у нас почему-то переведено как " Воспитание чувств".)

Дебютом Флобера в печати стал роман " Госпожа Бовари". Он же сразу стал и самым прославленным французским романом. Флобер работал над ним с 1851 по 1856 год. Для того чтобы произнести свою знаменитую фразу: " Госпожа Бовари - это я", Флоберу понадобилось совершить путешествие в манящий его Египет и пережить там разочарование при виде унылых глинобитных хижин, нищеты, ужаснуться душной, меланхолической ночи у восточной куртизанки Рушук-Ханем, расстаться со своей страстью к графоманке Луизе Коле, которую он пытался научить писать, но это оказалось трудней, чем обучить курицу летать... Ему пришлось избавиться от иллюзий.

В главной героине романа Эмме Бовари Флобер воплотил свой личный недуг - склонность к грезам о какой-то иной жизни, неистовых страстях, любовных опьянениях. В детстве Эмма прочла сентиментальную книгу " Поль и Виргиния" Бернардена де Сен-Пьера и долго мечтала о бамбуковой хижине, после романов Вальтера Скотта бредила замками с зубчатыми башнями, как сам Флобер мечтал когда-то об очаровательных баядерках и красотах Востока. Эмма жаждала экзотики, а стала жертвой банального сюжета с роковым концом Она вышла замуж за нормального, доброго, мягкого человека, но он казался ей слишком посредственным, и она стала искать более возвышенных чувств в других объятиях, но " возвышенное" потребовало денег, и снова денег - тайком от мужа взятые кредиты, долговые векселя, страх перед разоблачением, мышьяк, мучительная смерть и вечный грех самоубийцы.

Критики увидели в романе приговор романтизму - и как стилю жизни, и как литературному направлению, хотя сам Флобер, похоже, менее всего думал о каком-то идеологическом наполнении романа. " Наверное, моя бедная Бовари в это самое мгновение страдает и плачет в Двадцати французских селениях одновременно", - заметил автор, подчеркивая типичность этого явления. Пока человек мечтает, - он поэт, когда он начинает презирать реальность и пытается подчинить свою Жизнь иллюзиям, он, как Эмма Бовари, попадает в руки какого-нибудь Прохвоста Лере. Это и есть, кажется, основная мысль и предостережение, которые Флобер высказал в своем романе.

Во время суда над Флобером прокурор произнес обвинительную речь, которую можно отнести и к комическому жанру, и к прекрасному критическому анализу художественной выразительности романа " О, я хорошо знаю, что портрет госпожи Бовари после супружеской измены относится к числу блистательных портретов; однако портрет этот прежде всего дышит сладострастием, позы, которые она принимает, будят желание, а красота ее - красота вызывающая..." Защитаник вспомнил об уважаемом хирурге Флобере, авторитет которого; помог придать солидность его сыну: " Высокое имя и возвышенные воспоминания обязывают... Господин Гюстав Флобер - человек серьезного нрава, предрасположенный по природе своей к занятиям важным, к предметам скорее печальным. Он совсем не тот человек, каким хотел его представить товарищ прокурора, надергавший в разных местах книги пятнадцать или двадцать строк, будто бы свидетельствующих о том, что автор тяготеет к сладострастным картинам " Флобер был оправдан.

С этого времени начинается затворничество Флобера, будто он изжил в " Госпоже Бовари" все живые чувства. Он пишет прощальное письмо своей любовнице Луизе Коле: " О, лучше люби искусство, чем меня! Обожай идею..." - и запирается в своем кабинете в Круассе Вот как описал его охоту на слова и созвучия Франсуа Мориак. " В каждом слове смысл целого письма, каждая фраза - провал или триумф. Он не скрывает чисто мистический характер своей концепции искусства: " Жизнь я веду суровую, лишенную всякой внешней радости, и единственной поддержкой мне служит постоянное внутреннее бушевание, которое никогда не прекращается, но временами стенает от бессилия. Я люблю свою работу неистовой и извращенной любовью, как аскет власяницу, царапающую ему тело. По временам, когда я чувствую себя опустошенным, когда выражение не дается мне, когда, исписав длинный ряд страниц, убеждаюсь, что не создал ни единой фразы, я бросаюсь на диван и лежу отупелый, увязая в душевной тоске".

Следующий роман Флобера " Саламбо" увидел свет в 1862 году В нем он обратился к эпохе борьбы Древнего Рима с Карфагеном, к историческому эпизоду из времен 1-й Пунической войны (III век до н э) _ восстанию наемных войск в Карфагене. Главные герои Гамилькар (отец великого полководца древности Ганнибала) и его дочь Саламбо.

Перед тем как приступить к работе над романом, основательный Флобер совершил путешествие в Тунис, где в древности располагался Карфаген, перечитал множество исторических изданий - " Всеобщую историю" Полибия, " Жизнь Гамилькара" Корнелия Непота и др. Несмотря на отдаленность событий, роман написан в вызывающей реалистической манере - страшные сцены войны, первобытная жестокость, бесстыдство нравов... На такой реализм не решился бы даже Бальзак. Живописный сюжет " Саламбо" вдохновил Модеста Мусоргского на создание оперы.

Третий роман " Воспитание чувств" (в подлиннике, как было сказано выше - " Сентиментальное воспитание" ) вышел в 1869 году и явился художественной иллюстрацией к идее Флобера, по которой романист, описывая те или иные события, должен оставаться бесстрастным, что значило по Флоберу - объективным. Вслед за ним и читатель, увы, воспринимает " бесстрастно" историю многолетней платонической любви Фредерика Моро к замужней даме. Флобер всю жизнь боролся со своими романтическими склонностями и в этом романе, похоже, переусердствовал. Ведь он сам писал когда-то Жорж Санд: " Надо смеяться и плакать, любить, работать, наслаждаться, страдать - словом, всем существом отзываться, елико возможно, на все".

Осуждая сентиментальность, Флобер сам был сентиментален более чем кто-либо другой, о чем свидетельствует одно его удивительное письмо, написанное в преклонном возрасте: " Потребность в нежности я удовлетворяю тем, что после обеда зову Жюли (свою старую служанку) и смотрю на ее платье в черную клетку, какое носила мама. И я вспоминаю эту прекрасную женщину, пока слезы не подступят мне к горлу. Вот таковы мои радости..."

В философской драме " Искушение святого Антония" (1874) Флобер противопоставляет научное познание религиозному чувству, предвосхищая лозунги нового поколения, которое придет в литературу на переломе столетий с убеждением, что " Все боги умерли". " Разумеется, для отказа от Бога у Флобера существовали внешние причины, - оправдывает его Франсуа Мориак, - прежде всего эпоха... атмосфера конца века, когда самые выдающиеся люди уже не довольствовались только отрицанием христианства, а устраивали ему похороны и подводили итог его наследию. Ренан сделал опись наследства для передачи его божеству по имени Наука, убившему христианского Бога, чтобы встать на его место".

Три главных направления в творчестве Флобера отразились в его книге " Три повести" (1877): " Простое сердце" продолжает линию современного романа; " Легенда о святом Юлиане Странноприимце" покоена на основе средневекового житийного жанра; " Иродиада" возникла из евангельского сюжета об умерщвлении Иоанна Крестителя.

Последний роман Флобера " Бувар и Пекюше" - о том, как сумбурное изучение всевозможных наук сводит усилия многих веков к Карикатурным проявлениям - остался недописанным.

В России Флобера узнали благодаря Ивану Тургеневу, с которым его связывала дружба. Русский писатель выделял автора " Госпожи Бовари" из всех французских романистов Тургенев первый перевел и опубликовал у нас его произведения - " Иродиаду" и " Легенду о святом Юлиане" (1877).

И все же самым знаменитым романом Флобера был и остался " Госпожа Бовари". Жюль де Готье произвел даже термин боваризм для определения тех, кто тщится " вообразить себя иным, нежели он есть в действительности"

Любовь Калюжная

ШАРЛЬ БОДЛЕР

(1821-1867)

Уже само название знаменитой и главной книги Бодлера - " Цветы Зла" - вызывает скандальные ассоциации, как будто этот поэт намеренно, чтобы эпатировать читателя или чтобы воспеть зло, исходя из неких, чуть ли не сатанинских, взглядов, утверждает совсем иную красоту, чем было принято веками, будто он порывает с традиционными ценностями.

Многие так и воспринимают поэзию теперь уже классика французской литературы О поэте до сих пор ходит много мифов и легенд Тем более он сам дал повод воспринимать его поэзию так " Я не утверждаю, будто Радость не может быть соединена с Красотой, но Радость это - одно из тривиальнейших ее украшений, между тем как Меланхолия выступает как ее, если можно так сказать, блистательная спутница я не могу себе представить (мой мозг не заколдованное ли зеркало) такой тип Красоты, в котором бы совсем отсутствовало Несчастье Опираясь на такие мысли, а кто-нибудь прибавит- одолеваемый такими мыслями, я, как это видно, не могу не прийти к выводу, что совершеннейший тип мужской красоты, это Сатана - " изображенный в духе Милтона" И действительно, Сатана, " изображенный в духе Милтона", это один из героев " Цветов Зла" Но, конечно, не в каком-нибудь вульгарном смысле современной сатанинской секты. Нет, это скорее похоже на лермонтовского Демона Это символ, это философия.

Говоря о Бодлере, можно сразу очень глубоко уйти в эти самые символы и философию. И можно довольно быстро заблудиться в литературоведческих лабиринтах А можно подойти к поэту с другой стороны, вначале прочитать несколько его стихотворений и потом рассмотреть его мировоззрение, отразившееся в стихах

Начнем с самого известного стихотворения, которое на русский язык переводили многие поэты

АЛЬБАТРОС

Когда в морском пути тоска грызет матросов,

Они, досужий час желая скоротать,

Беспечных ловят птиц, огромных альбатросов,

Которые суда так любят провожать

И вот, когда царя любимого лазури

На палубе кладут, он снежных два крыла,

Умевших так легко парить навстречу бури,

Застенчиво влачит, как два больших весла

Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает

Краса воздушных стран, как стал он вдруг смешон

Дразня, тот в клюв ему табачный дым пускает,

Тот веселит толпу, хромая, как и он

Поэт, вот образ твой'

Ты также без усилья

Летаешь в облаках, средь молний и громов,

Но исполинские тебе мешают крылья

Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов.

(Перевод П. Якубовича)

У Бодлера несколько стихотворений с характерным меланхолическим названием " Сплин". Приведем одно из них:

СПЛИН

Я словно царь страны, где дождь извечно льет.

Он слаб, хоть всемогущ, он стар, хоть безбород.

Ему наскучили слова придворной лести.

Он среди псов хандрит, как средь двуногих бестий.

Его не веселят ни звонкий рог в лесах,

Ни всенародный мор, ни вид кровавых плах,

Ни дерзкого шута насмешливое слово, -

Ничто не радует властителя больного.

Он спит меж лилий, гроб в постель преобразив,

И дамы (а для дам любой король красив)

Не могут никаким бесстыдством туалета

Привлечь внимание ходячего скелета.

Мог делать золото придворный астролог,

Но эту порчу снять с владыки он не мог.

И ванна с кровью - та, что по заветам Рима

Любым властителем на склоне лет любима,

Не согревает жил, где крови ни следа,

И только Леты спит зеленая вода.

(Здесь и далее перевод В. Левика)

Еще два лирических стихотворения:

С еврейкой бешеной простертый на постели,

Как подле трупа труп, я в душной темноте

Проснулся, и к твоей печальной красоте

От этой - купленной - желанья полетели.

Я стал воображать - без умысла, без цели, -

Как взор твой строг и чист, как величава ты,

Как пахнут волосы, и терпкие мечты,

Казалось, оживить любовь мою хотели.

Я всю, от черных кос до благородных ног,

Тебя любить бы мог, обожествлять бы мог,

Все тело дивное обвить сетями ласки,

Когда бы ввечеру, в какой-то грустный час,

Невольная слеза нарушила хоть раз

Безжалостный покой великолепной маски.

ВИНО ОДИНОКОГО

Мгновенный женский взгляд, обвороживший нас,

Как бледный луч луны, когда в лесном затоне

Она, соскучившись на праздном небосклоне,

Холодные красы купает в поздний час.

Бесстыдный поцелуй костлявой Аделины,

Последний золотой в кармане игрока;

В ночи - дразнящий звон лукавой мандолины

Иль, точно боли крик, протяжный стон смычка, -

О щедрая бутыль! сравнимо ли все это

С тем благодатным, с тем, что значит для поэта,

Для жаждущей души необоримый сок

В нем жизнь и молодость, надежда и здоровье,

И гордость в нищете - то главное условье,

С которым человек становится как бог.

Поэт тоски, мировой скорби, вечного сплина, хандры и меланхолии... Считалось, что с Бодлера началось в Европе крушение религиозных и нравственных устоев, а заодно и многовековых художественных устоев. У Горького в " Климе Самгине" одна героиня говорит, что " не следовало переводить Бодлера...".

А все дело в разладе со своим временем. Отпугивающие крайности поэта идут от неистовой жажды идеального - и в эстетике и в политике. В дни Французской революции 1848 года Шарль Бодлер с оружием в руках поднимался на баррикады. Он говорил: " Жребий поэзии - великий жребий. Радостная или грустная, она всегда отмечена божественным знаком утопичности. Ей грозит гибель, если она без устали не восстает против окружающего. В темнице она дышит бунтом, на больничной койке - пылкой надеждой на исцеление, ...она призвана не только запечатлевать, она призвана исправлять. Нигде она не ми-Рится с несправедливостью".

Героическое время революции закончилось 18 брюмера Луи Бонапарта. Все вернулось на круги свои, но еще бурно стали развиваться в Европе и особенно в Соединенных Штатах Америки буржуазные отношения. Бодлер увидел в буржуазности худший из возможных путей Развития человечества. В черновом отрывке " Конец мира близок" поэт Изобразил видение буржуазного будущего: " Машинное производство Так американизирует нас, прогресс в такой степени атрофирует у нас всякую духовность, что никакая кровавая, святотатственная, противоестественная утопия не сможет даже сравниться с результатами этих американизации и прогресса... Все, что будет похоже на добродетель, что не будет поклонением Плутусу, станет рассматриваться как безмерная глупость. Правосудие, если в столь благословенные времена еще сохранится правосудие, поставит вне закона граждан, которые не сумеют нажить состояние. Твоя супруга, о Буржуа! твоя целомудренная половина, законность которой составляет поэзию твоей жизни, ...она, ревностная и влюбленная хранительница твоего сейфа, превратится в завершенный образец продажной женщины. Твоя дочь, созрев преждевременно, уже с детства будет прикидывать, как продать себя за миллион, а ты сам, о Буржуа, еще менее поэт, чем сегодня, ты и не станешь ей перечить... Ибо прогресс нынешнего времени ведет к тому, что из всех твоих органов уцелеет лишь пищеварительный тракт! Время это, может быть, совсем близко, кто знает, не наступило ли оно!.." Заключая этими размышлениями один из своих дневников, Бодлер записал: "...Я сохраню эти строки, ибо хочу запечатлеть мою тоску", - а потом поставил рядом с последним словом: " ибо хочу запечатлеть мой гнев".

Вот откуда у Бодлера разлад с действительностью, протест, сарказм, откуда его " Цветы зла". Он - поэт - как альбатрос со своими исполинскими крыльями смешон буржуазной толпе, но он все равно остается поэтом, хотя это почти невозможно в этом мире.

Я больше не могу! О, если б меч подняв,

Я от меча погиб! Но жить - чего же ради

В том мире, где мечта и действие в разладе!

Шарль Бодлер родился в Париже 19 апреля 1821 года. Отец его был выходцем из шампанских крестьян, он выбился в люди - стал воспитателем в знатном доме. Мать поэта была не тридцать пять лет моложе отца, поэтому после его смерти довольно быстро вступила в новый брак, которым был очень травмирован юный Шарль. Позже критики будут выводить трагическое мировосприятие поэта из " фрейдистской" ревности мальчика к отчиму, что все-таки нам представляется поверхностным и вообще неверным объяснением.

Бодлер учился в колледжах в Лионе и Париже. При неясных обстоятельствах он был исключен из лицея. Мог сделать административную карьеру благодаря связям отчима, но твердо объявил, что станет писателем. Отчим отослал Шарля как бы в ссылку - на работу в заокеанские колонии. Это было почти годичное плавание по Атлантике и по Индийскому океану. Печать океанических впечатлений навсегда осталась в творчестве поэта.

Потом было глубокое чувство к Жанне Дюваль - многие стихи " Цветов зла" отражают их отношения. Любовный цикл к Аполонии Сабатье считается чуть ли не самым возвышенным гимном во французской поэзии XIX века. Бодлер пишет статьи, переводит сочинения Эдгара По, все время возвращается и дополняет новыми стихами " Цветы зла".

Правительство Наполеона III восприняло " Цветы зла" как пощечину. Против Бодлера даже возбудили судебный процесс. В то время правительство во Франции принимало крутые меры против обличительной литературы. Бодлеру уголовный суд вынес обвинительный приговор за " грубый и оскорбляющий стыдливость реализм". За опубликование сборника автор был приговорен к штрафу в 3000 франков, к такому же штрафу приговорили двух издателей. Приговор предусматривал запрещение шести стихотворений, что по сути обрекало на уничтожение не распроданный еще тираж и угрожало поэту и издателям разорением.

Бодлер был ошеломлен. Мещанская печать над ним потешалась Но пришло и неожиданное поздравление от Виктора Гюго: " Я кричу браво! Изо всех моих сил браво вашему могучему таланту. Вы получили одну из тех редких наград, которые способен дать существующий режим. То, что он именует своим правосудием, осудило вас во имя того, что он именует своей моралью. Вы получили еще один венок. Жму вашу руку, поэт".

Клеймо судебного приговора до конца дней сопутствовало Бодлеру, затрудняя его публикации. Ему ставили унизительные моральные условия. Закончил поэт свои дни в нищете. В марте 1866 года его разбил паралич, он лишился речи. 31 августа 1867 года Бодлер скончался.

Геннадий Иванов

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: