Связь между шизоидными и маниакально-депрессивными явлениями

Колебания между параноидно-шизоидной и депрессивной позицией - это обычные явления, являющиеся частью нормального развития. Поэтому вряд ли можно четко отделить две эти стадии развития. Изменения в ходе развития постепенны, феномены же обеих позиций в течение некоторого времени и до некоторой степени остаются взаимодействующими и взаимопереплетающимися. При аномальном развитии это взаимодействие, по-видимому, влияет на клиническую картину некоторых форм шизофрении и маниакально-депрессивного психоза.

Чтобы проиллюстрировать эту связь я коротко коснусь материала случаев. Я не хотела бы представлять здесь историю случая, поэтому я выбрала лишь некоторые части материала, имеющие отношение к рассматриваемой теме. Пациентка, о которой я сейчас думаю, была случаем маниакально-депрессивного расстройства (таким образом, ее диагностировал не один психиатр) со всеми характерными для этого нарушения характеристиками: смена депрессивных и маниакальных состояний; сильные суицидальные тенденции, приводящие к повторению суицидальных попыток и различные другие маниакальные и депрессивные проявления. В курсе ее анализа была достигнута стадия, на которой произошло действительное и значительное улучшение. Был не только остановлен цикл смены состояний, но также произошли некоторые фундаментальные изменения в ее личности и объектных отношениях. Возросла продуктивность в различных областях ее жизни, а также способность испытывать действительные чувства счастья (не маниакального типа). Затем, вследствие внешних обстоятельств, наступила другая стадия анализа. В течение этой последней стадии, которая продолжалась в течение нескольких месяцев анализа, она сотрудничала со мной в особой манере. Она регулярно приходила на аналитические сессии, довольно свободно ассоциировала, рассказывала сновидения и другой материал для анализа. Однако эмоционального отклика на мои интерпретации не было, вместо этого присутствовало некоторое презрение к ним. Она крайне редко сознательно подтверждала сказанное мной. Однако материал, который мои интерпретации продуцировал, свидетельствовал об их бессознательном влиянии. Сильное сопротивление, проявившееся на этой стадии, по-видимому, исходило от одной части личности, в то время как другая ее часть реагировала на аналитическую работу. Части ее личности не только не вступали в сотрудничество со мной, но, как казалось, и друг с другом. Тогда анализ не смог помочь пациентке осуществить синтез. На этой стадии она решила завершить анализ и назначила дату последней сессии. На это решение, надо отметить, существенно повлияли внешние обстоятельства.

На своей последней сессии она рассказала следующее сновидение: во сне присутствовал слепой человек, весьма обеспокоенный своей слепотой, который успокаивал себя, прикасаясь к платью пациентки и, обнаруживая, что оно застегнуто. Платье в ее сне напомнило ей одно из ее детских платьев, которое застегивалось до самого горла. С некоторым сопротивлением она сказала, что слепым человеком была она сама, а относительно застегнутого по горло платья она заметила, что она вновь вошла в свою “шкуру”. Я сказала пациентке, что во сне она бессознательно выразила слепоту к своим собственным трудностям и, что ее решение касательно окончания ее анализа, а также обстоятельства ее жизни не согласовывались с ее бессознательным знанием. Это также было видно по ее словам, что она вошла в свою “шкуру”, что, по-видимому, означало отдаление от себя - хорошо известная ей по предыдущим стадиям анализа установка. Таким образом, и бессознательный инсайт и некоторое сотрудничество на сознательном уровне (осознание, что слепой человек - это она и, что она входит в свою “шкуру”) проистекает лишь из изолированных частей ее личности. И действительно интерпретация этого сновидения не имела эффекта и не изменила решения пациентки закончить анализ именно этой сессией.^[21]

Природа определенных трудностей, встреченных в этом анализе, стала более понятной в течение последних месяцев, предшествующих прерыванию лечения. Это была смесь шизоидных и маниакально-депрессивных свойств, которые послужили детерминантами ее болезни. В процессе анализа - даже на его ранних стадиях, когда депрессивные и маниакальные состояния были выраженными - депрессивные и шизоидные механизмы порой появлялись одновременно. Так например бывали сессии, когда пациентка была глубоко депрессивна, полна самоупреков и чувств ничтожности; у нее больше не было слез, а ее позы выражали отчаяние; и несмотря на это, когда я проинтерпретировала эти эмоции, она сказала, что не чувствует этих эмоций вовсе. После чего она корила себя за отсутствие чувств, за то, что она совершенно пуста. В этих сессиях было бегство идей, причем мысли, как казалась, были разорванными, а их выражение бессвязным.

Интерпретации бессознательных причин, лежащих в основании таких состояний, порой приводили к тому, что на последующих сессиях эмоции и депрессивные тревоги выражались полнее, а мысли и речь становились более связными.

Эта тесная связь между депрессивными и шизоидными явлениями проявлялась на протяжении всего анализа, однако, стала выраженной в течение последней стадии, предшествующей только что описанному прерыванию лечения.

Я уже упоминала о связи параноидно-шизоидной и депрессивной позиций в процессе развития. Теперь встает вопрос, является ли эта связь основой для соединения этих качеств в маниакально-депрессивных расстройствах, а также шизофренических расстройств. Если эта предварительная гипотеза будет подтверждена, то отсюда вытекает вывод о более тесной связи в процессе развития между маниакально-депрессивными и шизофреническими расстройствами, чем предполагалось до сих пор. Мы также должны принять во внимание случаи, в которых крайне трудно осуществить дифференциальный диагноз, например между меланхолией и шизофренией. Я была бы очень благодарна коллегам, имеющим богатый материал для психиатрического наблюдения, если бы они пролили свет на этот вопрос.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: