Ноября 1916 года другой мой брат, Великий Князь Георгий Михайлович написал о своих впечатлениях, собранных им во время посещения ставки генерала Брусилова.

“Милый Никки”, писал Георгий Михайлович: “если в течение ближайших двух недель не будет создано новое правительство, ответственное в своих действиях пред Государственной Думой, мы все погибнем”...

Ноября 1916 года ещё один из моих братьев, Великий Князь Михаил Михайлович, проживавший с 1891 года в Лондоне, присоединил свой голос к хору предостережений:

“Я только что возвратился из Бэкингемского дворца. Жоржи (английский король Георг) очень огорчён политическим положением в России. Агенты Интеллидженс Сервис обычно очень хорошо осведомлённые, предсказывают в ближайшем будущем в России революцию. Я искренно надеюсь, Никки, что ты найдёшь возможным удовлетворить справедливые требования народа, пока ещё не поздно”.

— “Что это: глупость или измена?” — восклицал лидер кадетской партии П. Милюков[1] с трибуны Государственной Думы.

Увы — это было и то, и другое. Это было что-то гораздо более глубокое и опасное: Николай II, Царь всея Руси, Верховный Главнокомандующий пятнадцати миллионов русских солдат со всем усердием пассивного христианина избрал своим девизом слова:   “Да будет воля Твоя”.

— Кто научил тебя, Никки, почитать подобным образом волю Бога? Ты называешь, Никки, это христианством, но это звучит скорее, как магометанский фатализм турецкого аскера, который не боится смерти, так как его ждут за гробом широко открытые ворота рая. Истинное христианство — заключается гораздо больше в действии, чем в молитве. Господь Бог доверил тебе сто шестьдесят миллионов жизней.

Бог ожидает от тебя, чтобы ты ни перед чем ни остановился, чтобы улучшить их участь и обеспечить их счастье. Ученики Христовы никогда не сидели сложа руки. Они шли из края в край, проповедуя слово Божье языческому миру!

— На всё воля Божья, — медленно сказал Никки. — Я родился 6 мая, в день поминовения многострадального Иова. Я готов принять мою судьбу.

Это были его последние слова. Никакие предостережения не имели на него действия. Он шёл к пропасти, полагая, что такова воля Бога. Он был всё ещё под обаянием божественного ритма строк, которые говорили о страдальце, память которого прославляет ежегодно 6 мая христианская церковь: “Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла”.

За исключением этих последних слов, Николай II во всех отношениях походил на свой идеал. Он забыл, что он был Монархом. И вместо того, чтобы окончить свои дни в старости и почёте, он встретил свой последний час в тёмном погребе в Сибири...»

Бьюкенен (посол Великобритании в России в 1910–1918 гг.) писал в Лондон в начале 1917 г.: «Политическое недовольство может ежеминутно раздуть тлеющую искру в пламя, а это нанесёт серьезный ущерб делу войны. Запасы топлива на железных дорогах сократились чрезвычайно. Торговля упала до минимума. Многие заводы, производящие вооружение, уже закрыты, и опасность прекращения снабжения, как армии, так и городов не может быть исключена».

Морис Палеолог:

Жорж Морис Палеолог

(– французский дипломат. В 1914 – 1917 гг. был послом Франции в Российской империи. Приобрёл широкие знакомства в аристократи-ческих, правительственных и общественных кругах Петро-града. Способствовал вовлече-нию России в Первую мировую войну. В 1917–1918 годах играл активную роль в подготовке французской военной интервенции в Советскую Россию.)

 «Среда, 10 января,1917 г.

Трепов [2] , неоднократно настаивавший на своём увольнении, получил вчера "отставку". Его преемник – князь Николай Дмитриевич Голицын[3] (67-ми лет, последний председатель Совета министров: 27 декабря 1916 г. – 27 февраля 1917 г.) принадлежит к крайним правым государственного совета. До сих пор его карьера была исключительно административной... и незаметной. Говорят, он человек серьёзный и честный, но слабый и беззаботный. Дело союзников теряет в Трепове свою самую сильную гарантию. И я боюсь, что и царская монархия тоже теряет в этом лояльном и суровом слуге свою последнюю поддержку, свою последнюю защиту...

Суббота, 13 января 1917 г.

Сэр Джордж Бьюкенен был принят вчера императором. Сообщив ему о серьёзных опасениях, которые внутреннее положение России внушает королю Георгу и британскому правительству, он просил у него позволения говорить с полной откровенностью. Этими первыми фразами они обменялись стоя. Не приглашая Бьюкенена сесть, император сухо ответил ему:

– Я вас слушаю.

Тогда голосом очень твёрдым и проникновенным Бьюкенен изобразил ему огромный вред, причиняемый России, а следовательно, и её союзникам смутой и тревогой, которые распространяются во всех классах русского общества. Он не побоялся разоблачить интриги, которые немецкие агенты поддерживают вокруг императрицы и которые лишили её расположения подданных; он напомнил злосчастную роль Протопопова[4] и пр. Наконец, заявляя о своей личной преданности царю и царице, он заклинал императора не колебаться между двумя дорогами, которые открываются перед ним, из которых одна ведёт к победе, а другая к самой ужасной катастрофе.

Император, чопорный и холодный, прервал молчание лишь для того, чтобы сформулировать два возражения.

Вот первое:

– Вы мне говорите, господин посол, что я должен заслужить доверие моего народа. Не следует ли скорее народу заслужить моё доверие?..

Вот второе:

– Вы, по-видимому, думаете, что я пользуюсь чьими-то советами при выборе моих министров. Вы ошибаетесь; я один их выбираю...

После этого он положил конец аудиенции следующими простыми словами:

– Благодарю вас, господин посол!

В сущности, император выражал лишь чистую теорию самодержавия, в силу которой он занимает престол. Весь вопрос в том, сколько времени он ещё останется на троне в силу этой теории...

Вот ответ императора на письмо, с который императорская фамилия обратилась к нему третьего дня:

– Я не допускаю, чтоб мне давали советы...

Среда, 17 января, 1917 г.

Покровский[5] имел вчера продолжительную аудиенцию у императора. Он изложил ему в энергичных выражениях невозможность для него принять на себя при настоящих обстоятельствах ответственность за внешнюю политику. Ссылаясь на всё своё прошлое, на свою лояльность и преданность, он умолял императора не следовать дальше гибельным советам Протопопова; он даже молил его, ломая руки, открыть глаза на "неминуемую катастрофу". Очень кротко выслушав его, царь велел ему сохранить свои функции, уверяя его, что "положение не так трагично и что всё устроится".

Вчера вечером Его величество принял своего нового председателя Совета министров. Князь Николай Голицын, безукоризненно порядочный человек, несколько раз отказывался от поста председателя Совета министров, но он был ему навязан "по высочайшему повелению". Поэтому он считал себя в праве объясниться вполне откровенно с императором; он нарисовал ему самую мрачную картину состояния умов, царящего в России, в особенности в Москве и Петрограде; он не скрыл от него, что жизнь царя и царицы в опасности и что в московских полках открыто говорят об объявлении другого царя. Император принял эти заявления с невозмутимой беспечностью; он возразил только:

– Императрица и я знаем, что мы в руке Божией. Да будет воля Его!

Князь Голицын закончил мольбой императору принять его отставку. Он получил тот же ответ, что и Покровский.
В это время императрица молилась на могиле Распутина. Ежедневно в сопровождении г-жи Вырубовой, она там погружается в продолжительную молитву».

 

Также упомянем о так называемой ”Записке Дурново“, поданной Николаю II в феврале 1914 года бывшим министром внутренних дел П.Н. Дурново, в которой предсказывалась неизбежность перерастания англо-германских противоречий в войну. Обосновывалась предпочтительность с точки зрения интересов России её союза с Германией, чем с Англией. И предсказывалась, в случае вступления России в войну с Германией и в случае очень возможной неудачи в столкновении с таким противником, неизбежность «социальной революции, в самых крайних её проявлениях, с чёрным переделом земли, а засим и общим разделом всех ценностей и имуществ, когда Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

«ПРИБЛИЖЕНИЕ КОНЦА ИЗМЕРЯЕТСЯ НЕДЕЛЯМИ…»

 

В прессе появилось такое понятие, как «кризисы». Кризисы эти были повсеместны и разнообразны:

– «В Твери, как сообщает наш корреспондент, уже нет ни белого, ни чёрного хлеба. Нижегородские мельницы стоят. Даже Сибири, которая, казалось бы, должна задохнуться в не вывезенной пшенице, коснулось тлетворное дыхание петроградской анемии. В Томске уже вводят хлебные карточки, и слышатся толки о том, что деревня скупает в городах муку, угрожая голодом горожанам. Приближение конца измеряется теперь уже не месяцами, а неделями, может быть, днями. Не сегодня-завтра мы станем лицом к лицу с всеобщим и повсеместным кризисом всего: хлеба, мяса, рыбы, овощей…» – писала отнюдь не социал-демократическая газета «Русское слово».

– «Угольный кризис в Киеве. В виду полного отсутствия в Киеве твердого минерального топлива город испытывает острое общественное бедствие».

– «В Тамбове мясной кризис. Говядины на рынке почти нет. Продаётся она в 1–2-х лавках в ограниченном количестве и весьма плохого качества. В Козлове, за отсутствием пшеничной муки, булочные совершенно прекратили выпечку белого хлеба».

– «Чита. Биржевой комитет единогласно признал необходимым созвать в самом ближайшем времени чрезвычайный всероссийский съезд по продовольственному делу».

– «Чернигов. Реквизиция одеял (для госпиталей, где содержатся больные и раненые с фронтов) в городе производится «упрощённым» порядком. Жители о предстоящей реквизиции одеял не были извещены. Чины полиции являются в дома обывателей, как богатых, так и бедных, и отбирают 1–2 одеяла. Там, где одеял не оказывается, производится тщательный обыск во всей квартире. Указания обывателей, что отбирается последнее одеяло, во внимание не принимаются. От реквизиции избавлены лишь влиятельные лица, а также представители высшей администрации».

Между тем охранители уверяли и общество, и государя императора, что всё обстоит благополучно:

«Весьма утешительное, в сущности, состояние нашего народного хозяйства и обилие продовольственных запасов – это такой козырь в борьбе с доедающим свои запасы врагом, при котором на Руси должно наблюдаться очень крепкое настроение общества и народа. Народное настроение, и на самом деле, у нас твёрдое», – утверждали 23 января 1917 года «Петроградские ведомости».

РЕВОЛЮЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ

 

Однако на деле настроение общества и народа было абсолютно иное. Прежде всего, народа рабочего:

«…Товарищи, довольно цепи для себя ковать. Мы не можем ждать, пока умрём от голода и холода; мы не будем баранами и не пойдём в царскую бойню ради прихоти кучки паразитов… Если нам суждено умереть прежде времени, то лучше умрём в честном бою в борьбе за свободу, а не в позорной братоубийственной войне. Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика!» – из прокламации Ростово-Нахичеванского-на-Дону комитета РСДРП.

«Товарищи, пора уже кончать войну с немцами и начинать воевать со своим настоящим врагом — царём и правительством...»

Никакого «затишья перед бурей»!

«Жива и не умрёт среди рабочих память о царском преступлении 9 января 1905 г.,— говорилось в большевистской листовке.— Тысячи рабочих освятили этот день своей кровью, и стало 9 января днём трепета для убийц, днём борьбы и надежд для пролетариата».

Демонстрации рабочих 9 января 1917 года в память о Кровавом воскресенье произошли во многих городах страны: в Петрограде, Москве, Баку, Нижнем Новгороде, Воронеже, Харькове, Ростове-на-Дону, Новочеркасске, Донбассе и ряде других мест.

И после 9 января борьба не утихала ни на один день. Только в Петрограде произошли следующие крупные акции:

11 января 1917 г. – забастовка рабочих завода Коппеля.

12 января – забастовка рабочих завода Русско-Балтийского общества и ситценабивной фабрики братьев Леонтьевых с требованием увеличения заработной платы.

14 января – забастовка рабочих завода Северного акционерного общества железных конструкций с требованием повышения заработной платы.

16 января – забастовка рабочих завода Барановского.

17 января – забастовка рабочих завода Северного акционерного общества железных конструкций и рабочих наждачной фабрики Струна с экономическими требованиями.

17–18 января – забастовка рабочих инструментальной и ремонтной мастерских завода «Айваз» с требованием повышения заработной платы.

18 января – двухтысячный митинг рабочих Петроградского металлического завода, посвященный обсуждению текущего политического момента.

26 января – забастовка рабочих Александровского механического завода в знак протеста против штрафов за отказ работать в сверхурочные часы.

31 января – забастовка рабочих Обуховского завода с экономическими требованиями.

Всего только в январе бастовало 270 тыс. рабочих, из них в Петрограде — 145 тыс.

Александр Шляпников, член Русского бюро ЦК РСДРП(б), писал в конце января 1917 г. из России Ленину и другим товарищам в эмиграции:

«Политическая борьба с каждым днём обостряется. Недовольство бушует по всей стране. Со дня на день может вспыхнуть революционный ураган».

М. Палеолог 21 февраля через министра Думерга передаёт президенту республики, что «в России назрел революционный кризис. С каждым днём русский народ всё больше утрачивает интерес к войне, а анархистский дух распространяется во всех классах, даже в армии... Мы должны теперь предвидеть банкротство нашей союзницы и сделать из этого все необходимые выводы».

Демонстрация в Петрограде

РОЛЬ ИМПЕРАТРИЦЫ

 

Морис Палеолог:

 «Среда, 10 января,1917 г.

Около месяца тому назад великая княгиня Виктория Федоровна, супруга великого князя Кирилла, была принята императрицей и, чувствуя её менее обыкновенного замкнутой, рискнула заговорить с ней о больных вопросах:

– С болью и ужасом, – сказала она, – я констатирую всюду распространённое неприязненное отношение к Вашему Величеству.

Императрица Александра Федоровна

Императрица прервала её:

– Вы ошибаетесь, моя милая. Впрочем, я и сама ошибаюсь. Ещё совсем недавно я думала, что Россия меня ненавидит. Теперь я осведомлена. Я знаю, что меня ненавидит только петроградское общество, это развратное, нечестивое общество, думающее только о танцах и ужинах, занятое только удовольствиями и адюльтером, в то время как со всех сторон кровь течёт ручьями... кровь... кровь...

Она как будто задыхалась от гнева, произнося эти слова; она вынуждена была на мгновение остановиться.

Затем она продолжала:

– Теперь, напротив, я имею великое счастье знать, что вся Россия, настоящая Россия, Россия простых людей и крестьян – со мной. Если бы я показала вам телеграммы и письма, которые я получаю ежедневно со всех концов империи, вы тогда увидели бы. Тем не менее, я благодарю вас за то, что вы откровенно поговорили со мной.

Бедная царица не знает, что Штюрмеру[6] пришла в голову гениальная мысль, подхваченная и развитая Протопоповым, заставлять через “охранку” отправлять ей ежедневно десятки писем и телеграмм в таком стиле:

– “О, любезная государыня наша, мать и воспитательница нашего обожаемого царевича!... Хранительница наших традиций!... О, наша великая и благочестивая государыня!... Защити нас от злых!... Сохрани нас от врагов... Спаси Россию”...»

«На этих днях её сестра, вдова великого князя Сергея (вел. кн. Елизавета Фёдоровна), игуменья Марфо-Мариинской обители, нарочно приехала из Москвы, чтобы рассказать ей о растущем в московском обществе  раздражении и обо всём, что затевается под сенью Кремля. Она встретила со стороны императора и императрицы ледяной приём: она была так поражена этим, что спросила:

– Так я лучше бы сделала, если бы не приезжала?

– Да, – сухо ответила императрица.

– Мне лучше уехать?

– Да, с первым поездом, – резко заметил император».

[Из другого источника:] Покидая сестру, которая дала ей понять, что аудиенция окончена, великая княгиня Елизавета Фёдоровна произнесла:

«Не забывай о судьбе Марии Антуанетты, которую точно также любивший её народ отправил вместе с мужем-императором на гильотину».

Т.е. окружавшие царскую семью люди прекрасно понимали, куда всё идёт, только царь с царицей ничего не видели и слушать никого, даже искренне им преданных, не хотели.

[Морис Палеолог:] «Самые преданные слуги царизма и даже некоторые из тех, кто обычно составляет общество царя и царицы, начинают приходить в ужас от оборота, какой принимают события. Так, я узнаю из очень верного источника, что адмирал Нилов, генерал-адъютант императора и один из самых преданных его приближенных, имел недавно мужество открыть ему всю опасность положения; он дошёл до того, что умолял удалить императрицу, как единственное остающееся ещё средство спасти империю и династию. Николай II, обожающий свою жену и рыцарски благородный, отверг эту идею с резким негодованием:

– Императрица, – сказал он, – иностранка; у неё нет никого, кроме меня, для того, чтоб защитить её. Ни в коем случае я её не покину... Впрочем, всё, в чём её упрекают, неверно. На её счет распространяют гнусные клеветы; но я сумею заставить её уважать...

Вмешательство адмирала Нилова тем более поразительно, что до последнего времени он всегда был за императрицу. Он был большим приятелем с Распутиным и очень связан со всей его шайкой; он аккуратно являлся на знаменитые обеды по средам у финансиста Мануса: на нём, значит, лежит большая доля ответственности за презрение и позор, которые пали в настоящее время на императорский двор. Но, в сущности, это хороший человек и патриот: он видит, наконец, пропасть, открывающуюся перед Россией, и пытается, слишком поздно, очистить свою совесть».

Граф С.Ю. Витте[7]:

«Озлобленные, неуравновешенные и потерявшие веру в самодержавие считали, что вместе с режимом должны быть свалены и его высшие носители и, конечно, прежде всего, самодержец, принесший своими личными качествами столько вреда России. Действительно, он Россию разорил и сдёрнул с пьедестала и всё только благодаря своей «царской ничтожности».

Император Николай II, вступивши на престол совсем неожиданно, представляя собой человека доброго, далеко не глупого, но неглубокого, слабовольного, в конце концов, человека хорошего, но унаследовавшего все качества матери и отчасти своих предков (Павла I ) и весьма мало качеств отца, не был создан, чтобы быть императором вообще, а неограниченным императором такой империи, как Россия, в особенности. Основные его качества — любезность, …хитрость и полная бесхарактерность и безвольность.

Очень может быть, что если бы он, как государь, удачно женился, т.е. женился на умной и нормальной женщине, то его недостатки могли бы в значительной степени уравновеситься качествами его жены. К сожалению, и этого не случилось. Он женился на хорошей женщине, но на женщине совсем ненормальной и забравшей его в руки, что было нетрудно при его безвольности.

Таким образом, императрица не только не уравновесила его недостатки, но напротив того в значительной степени их усугубила, и её ненормальность начала отражаться в ненормальности некоторых действий её августейшего супруга».

Пьер Жильяр (наставник цесаревича Алексея):

 «Задача, которая выпала на его долю, была слишком тяжела, она превышала его силы. Он сам это чувствовал. Это и было причиной его слабости по отношению к государыне. Поэтому он в конце концов стал всё более подчиняться её влиянию» .

(Жильяр П. "Император Николай II и его семья")

 

С.Д. Сазонов (бывший министр иностранных дел)

3 августа 1916 г. в беседе с М. Палеологом говорил: «Император царствует, но правит императрица, инспирируемая Распутиным». (Палеолог М. «Царская Россия накануне революции»)

 

Великий князь Николай Михайлович, 3 марта 1917 года:

«В декабре, уж своей шкуры ради, собрались мы, великие князья, и послали ему депутацию: заточай жену, давай ответственное министерство. И слушать не стал. Без воли всегда был, а жена и последние остатки у него отняла».

Троцкий Л. Д.:

(Тот самый, — Лев Давидович. Из его книги «История русской революции», гл. ”Февральская революция“)

«Царь находился под огромным влиянием царицы, которое росло с годами и с затруднениями. Вдвоём они составляли некоторое целое.

…Но почему всё же народ платил такой откровенной ненавистью царице, которая, по словам Палеолога, так полно восприняла его душу? Ответ простой: для оправдания своего нового положения эта немка усваивала себе с холодным неистовством все традиции и внушения русского Средневековья, самого скудного и грубого из всех, в тот период, когда народ делал могучие усилия, чтобы освободиться от собственного средневекового варварства. Этой гессенской принцессой буквально владел демон самодержавия: поднявшись из своего захолустья на высоты византийского деспотизма, она ни за что не хотела с них опускаться. В православии она нашла мистику и магию, приспособленные к её новой судьбе. Она тем непреклоннее верила в своё призвание, чем обнажённее становилась мерзость старого режима. С сильным характером и способностью к сухой и чёрствой экзальтации, царица дополняла безвольного царя, господствуя над ним».

Из дневника профессора Московской духовной академии Беляева А.Д., от 23 марта 1917 г.:

«Тысячи революционеров не уронили так самодержавие, монархию, трон и династию Романовых, как это сделала эта германка со своим гнусным Распутиным, со своим германизмом, со своей гнусной хлыстовщиной, со своей отчуждённостью от России и чуть ли не изменами в пользу Германии, отчуждённостью даже от всех членов царского дома и чуть ли не с манией величия. А царь повредил себе и монархии безволием, ленью, беспечностью, пристрастием к вину (по-видимому), тугодумным подчинением своей обер-кликуше, неумением управлять, нежеланием, хотя бы на время войны, составить кабинет по образу конституции. Жалкие люди, и жалка теперь, да и прежде, семья, несчастная семья! Нравственно, умственно и культурно обе главы семьи упали ещё раньше переворота и окончательного падения».

Кони Анатолий Федорович:

«Слепо доверявшаяся деланным телеграммам, заказанным «Союзом русского народа» и таким проходимцем, как Протопопов, и видя в них непреложное доказательство народной любви, она презрительно и высокомерно относилась к просвещённой части русского общества, к Государственной думе и даже к членам своей фамилии, пытавшимся указать ей на надвигавшуюся опасность…

Я не имею основания думать, чтобы суеверная, полурелигиозная и полуполовая экзальтация, вызвавшая у неё почти обоготворение Распутина, имела характер связи. Быть может, негодяй влиял на её материнское чувство к сыну разными предсказаниями и гипнотическим воздействием, которое попадало на бессознательную почву нервной возбудимости. Едва ли даже «старец» имел через неё то влияние на назначения, которое ему приписывалось… так как именно после его убийства её роковое влияние на дела возросло с особой силой. Деловое влияние Распутина в значительной степени создавалось раболепством и хамскими происками лиц, получавших назначения, причём он являлся лишь ловким исполнителем и отголоском их вожделений. Поэтому в этой сфере вредное влияние императрицы, быть может, было менее, чем его рисовали.

Но ей нельзя простить грех властолюбия и горделивой веры в свою непогрешимость, которые она обнаружила, подчиняя себе мысль, волю и необходимую предусмотрительность своего супруга.

Она не любила русский народ, признавая в нём хорошим лишь монашество и отшельничество; она презирала его и ставила ниже известных ей европейских народов... Ещё более нельзя ей простить и даже понять введение дочерей в круг влияния Распутина, послужившее лет семь назад поводом к выходу в отставку фрейлины Тютчевой.

Опубликованные в последнее время письма несчастных девушек к наглому и развратному «старцу» и их имена на иконе, оказавшейся на шее его трупа, показывают, в какую бездну внутреннего самообмана, ханжества и кликушества и внешнего позора огласки и двусмысленных комментариев повергла своих дочерей «Даршматская принцесса», ставшая русской царицей и почему-то воображавшая, что её обожает презираемый ею русский народ...»

Пуришкевич В.М.[8] утверждал, что императрица вела Россию к революции:

«Александра Фёдоровна распоряжается Россией, как своим будуаром, но назначаемые на министерские посты, благодаря ей и Распутину, люди чувствуют себя настолько непрочно, что даже не переезжают на казённые квартиры, а остаются на своих частных...

Неужели Государь не в силах заточить в монастырь женщину, которая губит Его и Россию? Неужели Государь не видит, куда она толкает нас? Как дискредитирует она монархический принцип и позорит самое себя».

Лев Тихомиров[9], из Дневника от 2 марта 1917 года:

«Я думаю, что основная причина гибели Царя – его ужасная жена. Но, конечно, не погибать стране из-за неё. А он – был под башмаком. И то удивительно, что так долго терпели. Я приходил к полному разочарованию в России…»

О ВОЛЕ ЦАРСКОЙ

 

У большинства современников сложилось устойчивое мнение о безволии царя и его подчинении воле императрицы, что отчасти уже было проиллюстрировано вышеприведёнными цитатами. Ходил даже анекдот о Царе-колоколе, который не звонит, Царе-пушке, которая не стреляет, и Царе-тряпке, который не правит.

Александра Фёдоровна пишет царю: «Как легко ты можешь поколебаться и менять решения, и чего стоит заставить тебя держаться своего мнения… Как бы я желала влить свою волю в твои жилы… Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребёнка, которому нужно руководство» (13 декабря 1916 г.).

С.Ю. Витте о Николае II: «Неглупый человек, но безвольный» /Витте С.Ю. Воспоминания. М., 1960. Т.2. с. 280

А.В. Богданович: «Безвольный, малодушный царь» /Богданович А.В. Три последних самодержца. М., 1990. с. 371

А.П. Извольский: «Он обладал слабым и изменчивым характером, трудно поддающимся точному определению» /Извольский А.П. Воспоминания. Мн., 2003. с. 214

Арон Симанович (секретарь Распутина): «Он (царь) был слабым, бесхарактерным человеком, и вся его жизнь была путаной, без плана. Всё зависело от того, кто в данный момент находился около царя и имел на него влияние. Если не было противоположного влияния, царя можно было уговорить к любому делу и направить по любому направлению. Его действия были противоречивы, бессмысленны, смешны и поэтому они имели пагубные последствия. Он казался безучастным и равнодушным. Его безучастие в решающие моменты жизни многих удивляло и отчаивало» /  Симанович А. ”Распутин и евреи“.

В монархической эмиграции эти оценки стали оспариваться. Специально вопросу о волевых качествах Николая II посвящена книга Е. Е. Алферьева «Император Николай II как человек сильной воли», в которой автор предлагает опровержение “легенды о слабоволии Государя Императора Николая Александровича, давно ставшей общепринятой аксиомой, несмотря на то, что она совершенно не соответствует и прямо противоречит истине”. На фоне свидетельств множества близко знавших царя людей и того, что царь сам подписывался в письмах к жене: «Твой маленький слабовольный муженёк», это звучит абсурдно, как попытка опровергнуть многократно подтверждённую истину.

Книга Алферьева была издана в Джорданвилле в 1983 г., вскоре после совершившейся в 1981 г. канонизации в РПЦЗ Николая II, и со всей очевидностью является заказной, не имеющей ничего общего с реальностью и расчитанной на историческое беспамятство наших современников, апологией последнего царя и, в его лице, звеном реабилитации монархии вообще.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: