Апреля. Поселок Зотовский

 

Полк оставил Залазнинский завод. Отошел верст на шесть к югу и обосновался в поселке Зотовском. Здесь же и наша пулеметная команда.

Хочу записать все, что произошло за последние дни.

К вечеру 13 апреля полк как будто начал приходить в себя. Роты встали на позиции по окраинам Залазнинского завода. Остаток дня прошел спокойно. Вечером белые подошли к заводу, но молчали, даже не посылали разведку.

Их наступление — и очень упорное — началось в ночь на 14-е. Бой длился долго. Мы старались удержать завод, но не смогли. Белые заняли его.

Опять большие потери, опять отход. Беда, по-моему, не только в том, что белые сильны, но и в беспорядках, несогласованности у нас. Многое мне не по душе.

Уже утром верстах в пяти от завода, у поселка Зотовской, путь нашим перерезали роты 23-го Верхне-Камского полка Особой бригады, в которую входим и мы. Красноармейцы 23-го полка были настроены решительно, приготовили оружие на случай, если бы наши бойцы не подчинились. Никогда прежде я не видел таких обидных сцен. Но все обошлось тихо, мирно. Наш полк остановился, стал приводить себя в порядок.

Посмотрел я на 23-й полк и увидел в нем что-то родное, знакомое. Так же были одеты и полки 29-й дивизии: шапки разные, кто в полушубке, кто в шинели, одни в валенках, другие в холодных сапогах, некоторые на самодельных охотничьих лыжах. Привычны для меня эти красные ленты на папахах, банты на груди. Опять вспомнились родные «орлы»…

Бойцы 23-го полка нас поддевают: одеты, мол, хорошо, а воюете плохо.

Вскоре нашему полку и одному из батальонов 23-го отдали приказ приготовиться к наступлению, отвоевать завод у белых.

Из наступления ничего не вышло. Батальоны к обеду сбились вдоль узкой дороги. Справа и слева высокий, густой лес. Не разбежишься, не повернешься. Сойдешь с дороги — сразу в снегу по пояс, а лыж в полку нет ни одной пары.

Только высунемся на опушку, белые открывают пулеметный огонь. Им все видно с высокой колокольни залазнинской церкви.

Командиры кричат, люди топчутся на месте, приказы выполняются медленно и как бы с неохотой. С трудом продвинулись версты на две и остановились. Дальше ни шагу.

Потеряли 12 человек ранеными, один убит. Нескольких бойцов лишился и батальон 23-го полка. Когда стемнело, отошли в лес. Красноармейцы 23-го полка, пробыв ночью часов шесть на морозе, ушли обратно в поселок Зотовский. Мы стояли под открытым небом до рассвета, грелись у костров, разговаривали. Настроение у всех плохое. Утром узнали, что прибыл военный трибунал. Будут судить паникеров.

Из-за больших потерь наш полк превращен на время в сводный батальон. Роты тоже сводные. В каждой из трех рот человек 120–130. К нам в команду влиты остатки пулеметных команд батальонов. Народу стало больше прежнего — около двухсот бойцов.

Сводным батальоном командует товарищ Аничкин. К товарищу Ринку назначен помощником товарищ Царев, который раньше служил взводным в нашей же команде.

Никто не ведает, какие силы и планы у белых. В полку «Красных орлов» так не случалось. О беляках мы выведывали все, вплоть до подробностей. Под Егоршино и Баранчинским заводом нам были известны даже фамилии офицеров из бывших камышловских гимназистов. Я и сейчас их помню: Куренков, Комаров, Баранов. Особенно славился тогда своим изуверством капитан Казагранди, окончивший ирбитскую гимназию. Этот палач сам расстреливал рабочих, бедняков, пленных красноармейцев, измывался над женщинами и стариками, заподозренными в помощи красным. Да и Куренков не отставал от него.

Сегодня товарищ Ринк зачитал перед строем приказ по полку от 13 апреля о геройской смерти командира 3-го батальона товарища Попова. Приказ гласит:

 

«Сего числа в штыковом бою в дер. Шумайловская погиб смертью храбрых командир 3-го б-на Петр Алексеевич Попов. Отличный командир и прекрасный по своим душевным качествам человек, обладающий широкими познаниями в военном деле, имеющий боевой опыт, он с неиссякаемой энергией сражался за рабочее дело, всюду и везде являясь примером для красноармейцев, и был горячо любим ими. Смерть его является большой потерей для полка.

Вечный покой тебе, дорогой товарищ Петр Алексеевич. Память о тебе будет вечно жить в сердцах знавших тебя.

Скоро то время, когда луч свободы озарит весь мир и твой милый, светлый образ вновь ярко вырисуется в воображении товарищей и подвиг твой и великое дело с благодарностью будут передавать из уст в уста».

 

После того как чтение приказа было закончено, выступил я и призвал бойцов отомстить за гибель наших геройских товарищей, не посрамить их светлую память, храбро, как товарищ Попов, биться за революцию и Республику Советов.

 

Апреля. Деревня Вороны

 

С 17 числа наш полк переведен в резерв. Расположились неподалеку от линии фронта. Отдыхаем третьи сутки.

Сегодня узнали любопытную новость: 18-го белые подключились к телефонному проводу, выведали, где стоят красные войска, имена командиров, и по телефону же приказали, чтобы наш полк, а также и 23-й Верхне-Камский спешно отошли верст на 30–40 в сторону от здешнего боевого участка.

Командир 23-го полка заподозрил неладное и запросил командира бригады. В нашем полку обман тоже был раскрыт. Телефонист белых ошибся в числе батальонов, он и не подозревал, что у нас из полка получился один-единственный сводный батальон.

Мы посмеялись над неудавшейся хитростью беляков. Но вообще-то радоваться нет причин. Положение неважное. Приходится думать, как бы не оказаться отрезанными от Глазова и от тракта на станцию Яр. Однако там, я слышал, стоит боевой 21-й Мусульманский полк нашей Особой бригады.

Хотя обстановка трудная, духом не падаю. Разве трудности для нас внове? Все равно — будущее на нашей стороне! Я верю, крепко верю: мы одолеем всех врагов и все напасти!

Хотел было кончить, но тут новость — приказано подготовиться к наступлению. Придется всю ночь идти по плохой лесной дороге. Ничего не поделаешь, надо — так надо. Люди отдохнули, настроение поднялось.

За эти дни было у нас общее собрание. Выступал товарищ Ринк. Говорил дельно, серьезно. Он мне все больше нравится. В бою смелый, спокойный, твердый. Если надо, может наганом остановить труса, удержать паникера.

После боев в Пермятской и у Залазнинского завода мы с ним стали ближе друг другу.

Убеждаюсь, что в нашей команде много хороших людей. Отличился товарищ Попов. Помкомвзвода товарищ Павлов прямо-таки показал себя героем в ночном бою 13 апреля.

Не подкачал и Антипыч: ни разу не оставлял команду голодной. А ведь ему тоже нелегко приходилось. Тем более, что мы потеряли трех лошадей и возить провиант было не на чем.

Сегодня узнал, что от белых из Пермятской вырвалось совсем немного красноармейцев. Человек по восемь — десять из роты. Из батальонной пулеметной команды и того меньше — пятеро. С остатками 1-й роты вышел председатель полкового партийного коллектива товарищ Федоров.

В нашей команде не досчитываемся двадцати человек.

 

Апреля. На марше

 

Двигаемся к селу Люм. От него верст тридцать с чем-то до станции Яр и верст двадцать до Глазова. Идем в армейский резерв. Это неспроста. Командование опасается, что белые станут наступать на Глазов.

Сейчас большой привал. Достал из мешка тетрадку и пишу. У меня теперь привычка: едва свободная минута — скорее за дневник, кто знает, когда удастся следующий раз писать.

Вчера всю ночь шел с красноармейцем Николаем Зеленским. Дорога плохая. За двадцать верст пути порядком устали. Но все время разговаривали.

Зеленский прибыл в команду недавно. Он москвич. Грамотный, образованный. Поэтому назначили писарем.

Зеленский говорил о поэзии, о любви, о настоящей дружбе. Читал стихи о Кавказе. Там он родился, жил до переезда в Москву и преданно любит этой край, о котором я знаю только по книгам. В мечтах Зеленский уносится на Кавказ, лучше которого для него нет ничего на свете. Наши снега и леса для него, что тюрьма без решеток. Все здесь гнетет ему душу.

Я понимаю, как может тосковать человек по родным местам, особенно такой чуткий и впечатлительный. Сочувствую Николаю, но не всегда могу согласиться с его рассуждениями. По-моему, о некоторых вопросах он судит неверно, кое в чем заблуждается. Мы сильно спорили о боге, о великих личностях — Наполеоне и Петре Первом, о классах и народе.

Зеленский старше меня. Ему двадцать один год. Перенес и передумал он немало.

Сколько страданий, физических и нравственных, взвалила гражданская война на юное поколение! Не всем и не всегда легко сразу стать на сторону коммунизма. Люди думают, ищут. Иные мечутся в поисках выхода и, не отыскав его, преждевременно стареют душой. Им кажется, что жизнь идет по наклонной, человечество вырождается. Но это — величайшее заблуждение. Коммунизм обновит человечество, откроет в нем новые силы и таланты. Заря взойдет над миром, даст людям радость, счастье. Начнется сказочно прекрасная жизнь.

У людей только один путь вперед, к свету. Это — путь к коммунизму!

 

Апреля. Село Люм

 

От места привала, где я делал последнюю запись, прошли лесами верст десять и попали в большое удмуртское село Люм. Будем, как выяснилось, стоять в резерве бригады.

В пути произошел сильно меня поразивший случай. Когда переезжали через речку, один старик-возчик бросился в воду, хотел утопиться, но его удалось спасти.

Все время думаю о старом крестьянине. Почему он хотел покончить с собой, что толкнуло его на отчаянный шаг? Тяжелая, оторванная от семьи жизнь, опасности? Сколько испытал этот несчастный старик-удмурт, вечный мученик и работяга! Наверное, когда он попал к нам возчиком, то и тут к нему не отнеслись душевно. Старик не вынес и бросился в реку. А веди и его скромный труд приносил пользу революции.

После прибытия в Люм комиссар полка товарищ Болдин все чаще стал отрывать меня от пулеметной команды. Это крайне досадно. У меня полно хлопот и забот. Положение в нашей партийной ячейке еще не очень прочное. Не все товарищи крепко стоят на ногах. Даже у некоторых взводных командиров, вроде Суслова, не хватает самостоятельности. Наши пулеметчики, как показали последние бои и события, поддаются дурным влияниям, когда попадают в неустойчивую среду. Начальник команды все это видит и нервничает. В общем надо работать и работать.

 

Апреля. Село Люм

 

Должны здесь ждать пополнения. Когда оно прибудет — восстановятся батальоны. С одним сводным батальоном полк — не полк. Надеюсь, что заменят некоторых командиров. Нынешний командир полка товарищ Крылов под Залазной вел себя нерешительно, и за это мы дорого заплатили.

Вчера и сегодня с утра до вечера занимался полковыми делами.

 

Апреля. Село Люм

 

По заданию военкома провожу собрания. Сегодня в команде связи: одно — общее, другое — по организации партийной ячейки. В своей команде за эти дни провел два общих и два партийных собрания.

На общих собраниях по ротам и командам идут выборы в контрольную хозяйственную комиссию полка. Все ими очень интересуются. Пулеметчики, как и связисты, избрали членами комиссии сочувствующих.

Партячейка в нашей команде переживает трудный момент. Ее председатель, командир первого взвода товарищ Попов, вышел из президиума, а Панферов заявил, что вовсе намерен выбыть из членов партии. Я не на шутку столкнулся с ними во время собрания, потому что ничего подобного не ожидал от них. Поведение того и другого очень меня огорчило.

Был момент, когда мне казалось, что вся упорная работа пойдет насмарку. Однако так не случилось. Колебавшиеся товарищи поняли свои ошибки.

На собрании коммунистов полка избрали меня в состав бюро партийного коллектива. Отказывался, объяснял, что не желаю ослаблять работу в пулеметной команде. Но доводы мои не подействовали. Значит, придется приниматься за партработу в полку. Нелегко это. Особенно потому, что председатель партколлектива Федоров нерасторопный, вялый товарищ.

Первой задачей мы себе поставили — во всех ротах и командах организовали партийные ячейки. Это уже почти удалось. Дальше надо установить связь ячеек с полковым партколлективом, провести регистрацию членов РКП (б), упорядочить дело с членскими билетами и партийными взносами.

Необходимо добиться, чтобы ячейки усиленно вели политическое воспитание, действовали на основе плана, энергично, самостоятельно. Для этого мы сами должны участвовать в их работе.

Вот бы когда особенно пригодился Ваня Шабанов. Но его, к великому моему сожалению, уже нет в полку. Еще 7 апреля отбыл в политотдел армии, а оттуда в какую-то часть. Ваня уезжал в спешке. Мы даже не успели как следует проститься.

Идет замена крестьянских возчиков. За эти дни отбыло человек триста, столько же прибыло. Каждый со своей лошадью и упряжью. Что бы мы делали без такой помощи, без крестьянских подвод!

 

Апреля. Село Люм

 

Вернулся с собрания полкового околотка. Команда околотка подала рапорт на старшего врача Кемпистого, который ведет себя, как при старом режиме: оскорбляет бойцов, заставляет их прислуживать себе, словно денщиков, на фельдшеров орет, ничему их не учит, сам увиливает от приема больных.

В околотке организовалась партячейка из четырех человек. Надеюсь, что теперь доктор не посмеет безобразничать.

За эти дни очень устал. Политработу в полку организуют фактически три человека. Достается крепко. Однако мы не имеем права жаловаться. Надо все сделать, чтобы окончательно разгромить злобного врага, преждевременно празднующего свою победу. Не нам, коммунистам, плакаться. Наша работа дает свои плоды. Партячейки уже показывают себя…

В полк поступили строгие приказы по 3-й армии и нашей Особой бригаде насчет крестьянских возчиков и пользования лошадьми местных жителей. Можно требовать подводы, только если имеешь на то разрешение. Прибыл в конечный пункт (проехал не больше тридцати верст) — плати причитающуюся крестьянину плату. Безденежно брать подводы запрещено.

Приказом наказали тех, кто своевольничает, незаконно забирает или обменивает у крестьян лошадей. Комбриг товарищ Васильев и военком товарищ Рудженец сместили одного командира эскадрона, перевели его в красноармейцы за то, что он забрал у крестьянина хорошую лошадь, а отдал плохую.

Мне понравились эти приказы и такие решительные меры. Все правильно. Мы бьемся за справедливость, за лучшее будущее трудящихся людей. Как же можно обижать крестьян? Тем более, что они нам помогают подводами и лошадьми. Каково бы нам пришлось без них? Ведь полку недостает двух сотен обозных лошадей и полутора сотен повозок.

 

Апреля. Село Ляминское

 

Идет переформировка. Меняется состав и нашей команды. Одних зачисляем, других списываем по болезни.

Бойцы еще не оправились после тяжелых потерь, понесенных в боях под Ежами, Пермятской и Залазнинским заводом. Часто можно слышать разговоры об убитых и раненых. Уже известны цифры. Всего в полку убито 128 человек, ранено 176, около 300 пропало без вести.

В нашей пулеметной команде убиты товарищи Зубилин и Туманов. Ранены четверо. Пропало без вести 26 человек, в том числе Павел Лукьянов и взводный Алексей Суслов.

Недешево заплатили мы за последние бои, а результаты жалкие.

 

Мая. Село Ляминское

 

Очень хорошо прошло собрание, посвященное международному рабочему празднику — 1-е мая. Присутствовали все без исключения — старослужащие и новички. Был начальник команды товарищ Ринк. Я делал доклад.

После собрания проводились занятия, как и в обычный день.

Вечером отправился в сельскую сборню побеседовать с крестьянами о всемирном празднике трудящихся. Пришло человек сорок, в большинстве люди нестарые. Я рассказал о празднике, о боях Красной Армии. Слушали внимательно, кое о чем спрашивали. Отношение жителей к нам неплохое, сочувственное.

 

Мая. Село Ляминское

 

Здесь же в Ляминском стоит и штаб 21-го Мусульманского стрелкового полка. А части его на позиции, верстах в пятнадцати отсюда.

В последнее время больших боев нет — весенняя распутица. Ни проехать, ни пройти.

От штабников слыхал, что Залазнинский завод у белых, но дальше Зотовского они продвинуться не смогли: не пустил 23-й полк.

Самая для меня радостная новость: где-то неподалеку занимают позиции «красные орлы». Узнать бы поточнее…

 

Мая. Ляминское

 

Неужели я ошибаюсь? Или я еще молод и сужу опрометчиво?

Разве правильно, партийно доверяться во всем специалистам, считать их хорошими работниками даже тогда, когда они унижают и оскорбляют красноармейцев?!

А ведь именно так рассуждает агитатор Калачев, прибывший в полк из политотдела армии. Я ему рассказал про позорную историю в околотке, а он отнесся к ней совершенно равнодушно. Надо было, видите ли, предупредить доктора Кемпистого, посоветовать ему не обижать бойцов, быть вежливым, и только после этого, если он не исправится, «наступить на ногу».

Кемпистый не то, чтобы исправляться, а, наоборот, все более распускается. Ведет себя в околотке, словно помещик среди дворни, приказывает величать свою особу не иначе, как «господин». Когда об этом доложили комиссару, он набросился на фельдшеров: «Сами виноваты, зачем так называете его».

В представлении комиссара все это мелочи. А я не согласен. Из-за таких вот «мелочей» в том же околотке дело чуть не дошло до убийства. Каптер поставил на граммофон пластинку «Боже, царя храни», а один из фельдшеров схватился за наган.

Наш комиссар от всего отмахивается: «Подумаешь, пустяки, страсти разыгрались».

Я не умею и не хочу так спокойно относиться к безобразиям и несправедливости. Не знаю, как смогу работать с таким равнодушным комиссаром. Возмущался до глубины души, когда он кричал на фельдшеров.

Еще 29 апреля наш полк из села Люм перебрался верст на пятнадцать ближе к фронту. Отсюда хорошо слышна артиллерийская стрельба. Полк по-прежнему в резерве. Я живу вместе со своей пулеметной командой. Она разместилась в двух соседних деревнях.

В том взводе, что стоит в деревне Горбуны, произошел нынче гадкий случай. Двое бойцов куда-то съездили, напились пьяными. Вернувшись, затеяли драку. Товарищ Ринк решил их арестовать. Узнав об этом, бойцы опомнились, просили пожалеть, плакали пьяными слезами. Противно было смотреть.

Может, такие случаи тоже надо считать мелочами и пустяками?

Теперь одна из моих обязанностей — создание красноармейских бытовых коммун. Мне не все понятно в этом деле. Но политотдел нажимает, требует. Некоторым товарищам такая идея нравится, другие противятся ей… У меня нет уверенности. Посоветоваться не с кем. От военкома толкового ответа не дождешься. Придется самому все решать. Видно, много будет трудностей.

Мне пришла на ум увлекательная мысль: написать несколько статей о боевой жизни полка «Красных орлов». Недавно политотдел 3-й армии стал выпускать интересный, на мой взгляд, журнал «Путь красноармейца».

Приятно вспомнить обо всем, что связано с «красными орлами». Может быть, такие воспоминания пойдут на пользу молодым, еще неопытным и нестойким бойцам.

Начало первой статьи уже написал.

 

Мая. Ляминское

 

Никакого пополнения мы не получили до сих пор.

В полк прибыл новый военком Сергей Кесарев. Первое впечатление от него хорошее.

Вместе с представителем политотдела армии товарищем Калачевым я побывал вчера в ротах. По дороге откровенно разговорились. От первого знакомства с ним 4 мая у меня оставался неприятный осадок. Но теперь товарищ Калачев показался хорошим, спокойным человеком, с большим опытом. Говорит веско, обдуманно. Он старше меня лет на десять. Носит усы и небольшую бородку.

Мне понравилось, как он выступал перед красноармейцами. Видно, и им пришлось по душе его выступление. Я теперь уже умею различить, когда красноармейцы с желанием слушают оратора, а когда из вежливости или по обязанности.

Сегодня днем мы с Калачевым назначили собрание ячейки пулькоманды. На повестке стоял один вопрос. Красноармеец товарищ Плакунов просит освободить его от обязанностей председателя ячейки и не считать членом РКП (б). Причины просьбы таковы: не умеет бороться с пьянством, карточной игрой, не может добиться, чтобы все партийные товарищи выполняли решения, которые они сами принимают на собраниях.

Разве это основательно?

Я думаю, что тут малодушие, пассивность, боязнь трудностей в работе и борьбе.

Время ли сейчас для таких жалких настроений! Вся Советская Россия напрягает последние силы в битве с Колчаком. Надо откинуть прочь усталость, колебания, не бежать от трудностей, а преодолевать их. Обидно, что в такой час находится человек, забывающий свой партийный долг, стремящийся уйти в сторону.

У меня было пасмурное настроение, когда началось собрание. Но вскоре убедился, что почти все товарищи относятся к поступку Плакунова так же, как и я. При этом в нашу ячейку записались два новых товарища — Яковлев и Зеленский. Я от души обрадовался. По маловерам и нытикам нанесен удар. Лучшие люди приходят в партию, чтобы с ней вместе бороться за счастье миллионов. А коль единицы боятся такой суровой борьбы, тем хуже для них. Все равно наши силы будут нарастать, будет крепнуть власть Советов.

Вчера дописал статью о боевых подвигах полка «Красных орлов» в августе 1918 года. Очень хочется, чтобы редакция напечатала ее,

 

Мая. Деревня Четпи

 

Все давно спят, а я только-только закончил разработку лекции «История революционного движения в России вообще и РКП в частности». Вот, где пригодились тетради с военно-агитаторских курсов! Перечитал их, сделал выписки. На фронте у красноармейцев нет, конечно, времени слушать подробный рассказ на такую большую тему. Отобрал самое важное,

Теперь можно ложиться спать,

 

Мая. Деревня Четпи

 

В деревне Горек-Яшкурский, где стоит сводный батальон, был назначен полковой митинг с раздачей первомайских подарков. Как и приказали, наша команда, проделав десять верст ровнехонько, к трем часам явилась в Горек-Яшкурский. И вдруг узнаем: митинг отменяется из-за плохой погоды. Пришлось нам, не солоно хлебавши, при этой самой плохой погоде идти обратно. Как только ни кляли бойцы комиссара полка.

К вечеру привезли подарки. Но все равно отмена митинга плохо повлияла на красноармейцев, подорвала их доверие к устроителям.

Вместе с агитатором товарищем Бушуевым я от имени полкового партколлектива написал протест комиссару. Мы прямо сказали, что порицаем такую неаккуратность, такое неуважение к красноармейской массе.

Занятий сегодня не было. Работник штаба товарищ Сафронов помог мне отпечатать на шапирографе 12 экземпляров конспекта лекции «История революционного движения в России вообще и РКП в частности». Конспекты раздам агитаторам, членам полкового партколлектива и другим товарищам.

День нескладный, ничем толком не занимался. Под вечер играл в городки. Наигрался досыта.

В городки втянулись почти все бойцы. Играют по вечерам, а в воскресные дни — с утра до ночи. Только и слышишь: «Ставь новую фигуру».

Я тоже получил первомайский гостинец: три пачки папирос, две иголки, два коробка спичек, курительную бумагу, небольшой моток ниток.

Еще прошлым летом начал курить. На курсах бросил. Сейчас опять стал дымить, хотя и меньше, чем в прошлом году.

Помню: в годовщину Октября вместе с товарищем Юдиным раздавал подарки в родном полку. Кажется, целый век прошел с тех дней, но в памяти сбереглось все до последних подробностей. Никогда не забыть мне того, что связано с «красными орлами» — моими первыми товарищами по боям и походам.

 

Мая. Деревня Четпи

 

Мы по-прежнему в деревне, которая так странно называется — Четпи. Название это удмуртское. Деревня маленькая, всего пятнадцать дворов.

В нашей пулеметной команде товарищ Калачев прочитал три лекции.

С помощью Сафронова я отпечатал еще 9 экземпляров конспектов. Надо уважить товарищей, которые их просят.

Сегодня пришло радостное известие о боевых успехах нашей бригады: взят Залазнинский завод и соседние с ним деревни. Захвачены два орудия, пленные, пулеметы. Это отличается славный 22-й Кизеловский полк.

Даже завидно стало — другие полки геройски дерутся, бьют врагов, не зная устали и отдыха, а мы стоим и стоим. Мне уже надоела такая жизнь, хочется на позиции. Что ж мы, хуже других, что ли? Не можем отомстить белякам за потери?

В последние дни написал в политотдел бригады доклад о партработе. Отправил письмо в полк «Красных орлов» Павлу Мамонтовичу Тарских.

На недавнем собрании коммунистов и сочувствующих меня избрали членом партийного суда. Еще одно поручение!

Продолжаю, как задумал, писать статьи в журнал «Путь красноармейца» и в газету «Красный набат».

Красноармейские коммуны не встречают поддержки в массах. У нас в пулеметной команде человек семь высказало желание вступить в них. Остальные молчат, либо увиливают под разными предлогами. Начальник команды тоже не спешит войти в коммуну.

На дворе скверная, гнилая погода. Небо серое, сумрачное. Середина мая, а идет не то снег, не то дождь. Развезло все вокруг. Грязь непролазная — ни ходить, ни в городки сыграть.

 

Мая. Деревня Четпи

 

Есть приказ приготовиться к выступлению. Куда — неизвестно.

Давно уже ждем этого. Простояли в резерве почти целый месяц — с 17 апреля. А другие тем временем вели бои, во славу Республики Советов громили белую гвардию. Теперь наша очередь показать себя.

Правда, месяц этот прошел не понапрасну. Крепко приналегли на занятия. Осваивали пулемет, правила стрельбы. На полях, среди холмов учились вести огонь.

Товарищ Ринк большой охотник до таких занятий. Нажимает он и на строевую выучку. В этом деле команда хромает, бойцы маршируют неважнецки.

Во взводах постоянно устраивались беседы о текущем моменте, о ходе боев, о задачах пулеметной команды, а также о сознательности в дисциплине. Вечерами вслух читали газеты.

Все это небесполезно. За последнюю неделю не случалось нарушений революционного порядка. Товарищи сами следят за теми, кто тянется к бутылке, одергивают их.

К выступлению готовится не только наша команда, но и весь полк. Плохо то, что полк так и не успел пополниться. У нас все еще один сводный батальон. Стал он, конечно, надежнее, крепче. Красноармейцы отдохнули, у них улучшилась выучка, поднялся дух. Они узнали о том, как другие рабоче-крестьянские части геройски сражаются с врагами. Но все-таки что ни говори, один батальон — для полка маловато.

За месяц все получили письма с родины, сами написали родным и друзьям. Только я ничего не получил из дому…

 

Мая. Деревня Морозы

 

Вчера были в жестоком, беспощадном бою под деревней Почашево. Деревня большая, расположена высоко. Наступали на нее по открытому, чистому полю.

Шли цепями по пологому подъему, а белые, отрыв две линии глубоких окопов с бойницами и настроив блиндажей, били сверху из винтовок и пулеметов. Не щадила нас и артиллерия противника, спрятанная за деревней.

Сводный батальон наступал вместе с семью ротами 21-го Мусульманского полка. Батальону придали два взвода нашей пулькоманды. При этих-то взводах и находились мы с товарищем Ринком. Роты вели боевые командиры товарищи Салосин, Кузнецов и Иловайский.

Первое, что мы увидели, когда начали поутру наступать, — это десятки тел, лежавших на поле. От майского солнца и влажной земли трупы разбухли, от них шел сильный запах разложения. Оказывается, 21-й Мусульманский полк несколько суток назад уже пробовал взять деревню, но потерпел неудачу. Тела, покрывавшие поле, — это погибшие красноармейцы-татары.

Мрачная картина не остановила наших бойцов. С четырех часов утра до двенадцати дня не ослабевал кровавый бой. Нам удавалось подойти шагов на пятьдесят к вражеским окопам. Но белая сволочь усиливала огонь в упор, и мы откатывались назад. Несколько раз с неистовством кидались роты вперед и отходили обратно, теряя боевых товарищей.

После каждой атаки цепи становились все реже. Выбывали стрелки и пулеметчики, падали на землю командиры. Геройски погиб командир сводного батальона товарищ Аничкин. Бойцов повел вперед недавно прибывший комиссар батальона товарищ Мартынов. Но прошло с полчаса, и мы услыхали:

— Комиссар убит!

Наши «максимы» не смолкали. Как только обнаглевший враг поднимался в контратаку, мы меткими очередями загоняли его обратно в норы.

Убедившись, что прямой натиск не принесет победы, попытались обойти врага справа. Но к этому времени у нас осталось уже мало сил. Артиллерия поддерживала слабо.

У белых тоже было не очень много пушек. Но сами они сидели на горе, в хороших окопах и из десятков своих пулеметов били по нашим наступающим ротам.

Под конец боя были ранены председатель полкового партколлектива товарищ Федоров и агитатор товарищ Русаков. Почти весь командный состав вышел из строя. Но красноармейцы продолжали отважно наступать на врага. Не знаю слов, которыми можно было бы по заслугам оценить их подвиг, их революционную стойкость.

А после того как мы понесли такой большой урон, вдруг пришел приказ: отступить.

 

Мая. Деревня Помаяг

 

С 19 мая мы опять в резерве. Потеряли 70 человек убитыми и больше сотни ранеными. А было-то всего в сводном батальоне около четырехсот бойцов.

Конечно, мы очень много теряем. Но странно, что так быстро отводят с позиций на отдых. Полк «Красных орлов» непрерывно сражался больше семи месяцев. Пополнялся прямо на ходу, во время боев. Прибывали добровольцы, мобилизованные, получали оружие и шли на врага.

Здесь, в Вятской губернии, мобилизация проведена раньше. Резервов нет. Последние три дня батальон усиливался за счет полковых команд. Невелико пополнение!

Вчера почти весь день сидел на крыше и в бинокль, взятый у товарища Ринка, наблюдал, как наша артиллерия била по Почашево, как потом пошли в наступление роты 255-го стрелкового полка 29-й дивизии.

Знакомый мне полк! Бок о бок с ним дрались «красные орлы» под Кушвой, вместе отходили к Чусовой, Перми и Чайковской.

С тревогой наблюдал я за действиями 255-го полка. Бой длился шесть часов. Повторялась знакомая картина. Красноармейцы бесстрашно наступали по чистому полю. Белые гады косили их пулеметными очередями. Полку пришлось отступить. Слыхал, что он захватил один пулемет и нескольких пленных. Дорого обошлись эти трофеи. Почашево по-прежнему у врага…

Написал в армейскую газету «Красный набат» заметку о бое 18 мая и статью об одном из боев полка «Красных орлов».

 

Мая. Деревня Помаяг

 

Перед рассветом 22 числа получили боевую задачу — снова наступать на Почашево. На этот раз вместе с 255-м и 23-м полками.

Жаркий бой беспрерывно кипел 22 и 23 мая. Теперь нам хорошо помогала тяжелая батарея шестидюймовых гаубиц. Впервые в жизни с расстояния саженей в 150 я наблюдал такие сильные разрывы. Артиллеристы били точно. Снаряды ложились прямо в белогвардейские окопы, разнося и разворачивая их.

И все-таки, как ни досадно, нашим полкам пришлось опять отступить.

В чем причины такой тяжелой, кровавой неудачи? Полагаю, что беда прежде всего в плохой согласованности. Не получилось у нас дружного, напористого штурма.

Опять потери. И немалые. Полегло около сотни человек.

Крепко досталось нам, пулеметчикам. Потеряли почти тридцать человек. Нет теперь в наших боевых рядах начальников пулеметов Васк Калошина, Володи Соловьева, Вани Быкова, Саши Андреева, наводчиков Миши Зильбермана, Феди Качурина, помощников командиров взводов Вани Табункова, Васи Павлова, Семы Белькова и Бори Краснощекова. Мы лишились самых лучших товарищей!

23 мая я расстрелял штук двести патронов. В этот день мне с несколькими красноармейцами удалось выкатить «максим» на холм, совсем неподалеку от позиции белых. Поставили пулемет в кустах можжевельника и чесанули прямо по окопам. Беляки всполошились. Нам стал отвечать их пулемет. Начался поединок. Белогвардейская пуля порвала правое ухо нашему наводчику. Он закричал, прижал рукой окровавленную голову и покатился под бугор.

Я занял его место, как мог успокоил товарищей, и мы снова ударили по врагу. Осколок, угодивший в щит нашего «максима», едва не выбил мне глаза. Но обошлось благополучно, отделался пустяком, о котором не стоит и говорить.

Под утро 24 мая полк был сменен. Однако отдохнуть как следует не пришлось. Вечером выступили в село Понино. Прибыли туда в три часа ночи. Не успели разместиться — новое распоряжение: идти обратно.

Измученные, три ночи не спавшие бойцы ругали на чем свет стоит незадачливое начальство. Ропот был очень сильный. Старался успокоить товарищей, но понимал справедливость их возмущения. В самом деле, к чему было ночью топать 18 верст?

Однако мне лично этот поход доставил несколько радостных минут. В Понино, как случайно выяснилось, стояла строевая часть «Красных орлов». Сам полк дерется где-то поблизости.

Встретился со своими старыми однополчанами — Василием Герасимовичем и Петром Балиным. Это — мои земляки, добровольно вступившие в полк, когда он стоял еще под Катайском. От них узнал, что позавчера, 23 мая, в бою ранены помощник комиссара товарищ Цеховский и Миша Ковригин. Миша последнее время был председателем партколлектива. Он любимец всего полка. Иначе, как по имени, его не величают.

Миша Ковригин на удивление чуток и отзывчив, что называется душа-человек. В старой армии он служил ротным фельдшером и чем мог помогал солдатам. В 1917 году вступил в Российскую Коммунистическую партию большевиков. Когда вернулся домой в село Катайское, стал вместе с другими организовывать 1-й Крестьянский коммунистический полк.

Александр Михайлович Цеховский — тоже ветеран полка «Красных орлов». Давно вступил в партию большевиков. Прежде, до революции, Александр Михайлович был преподавателем лесного училища в Талицком заводе, что между Тюменью и Камышловом.

В полку товарища Цеховского издали узнавали — он носил кавказскую бурку и никогда с ней не расставался…

Сегодня я что-то приболел. С трудом сделал эту запись.

Целыми часами можно лежать на траве, то разглядывать муравьев, то смотреть в синее-синее небо.

Но разве улежишь? Глухие громы доносятся до слуха. Мрачные раскаты сотрясают землю, нарушая ее великий покой.

Это люди, лучшее из созданного природой, в жестокой борьбе проливают потоки горячей крови.

Все ли люди могут назвать себя сынами Земли? Нет, не все. Истинные дети Земли — те, кто хочет вырвать богатства природы из рук алчных паразитов, создать прекрасную, солнечную жизнь. Тогда не будет гнилых подвалов, сырых углов, темных избушек, не будет болезней, мучений, невежества.

Но нелегко такую жизнь завоевать. Есть люди, которые хотят, чтобы оставался мрак, ибо во мраке они совершают свои черные дела. Их не трогает судьба миллионов, и из всех богатств природы им потребно прежде всего одно — желтый металл, за который они могут купить себе, что пожелают. Длинными скрюченными пальцами тянутся они к этому металлу. Ради него устраивают войны, заливают земной шар кровью. Нем больше крови, тем больше в их карманах желтого металла. Слезами, обезображенными трупами отмечен путь тех, кто ради наживы попирает все человеческое.

Никогда прежде борьба за жизнь и справедливость не достигала такой ярости. Враги хотят утопить в крови, задушить всех, посмевших выпрямиться, сбросить цепи рабства. Палачи терзают тела борцов.

Но ничто не спасет палачей. Жизнь — на стороне идущих вперед, к солнцу. Все, что есть прекрасного на земле, все, что буйно цветет весной, станет достоянием победившего в битвах, навеки освобожденного народа.

Эти мысли и чувства родились у меня сегодня, когда я лежал на мягкой траве в лесу. Хочу написать о них в «Красный набат».

…Вдалеке гремят и гремят шестидюймовые орудия. Наша артиллерия бьет по Почашево, где все еще сидят беляки. Пехота 22-го полка пошла в наступление.

 

Мая. Село Ляминское

 

С великой радостью записываю: позавчера, 28 мая, Почашево взято 22-м Кизеловским горным полком нашей Особой бригады!

Полк до этого стоял в резерве и как следует отдохнул. Но главным, на мой взгляд, оказалось не это. Главное — удар был нанесен дружно, смело и умно. Два батальона зашли белым в тыл и только один бил с фронта.

Прежде все полки наступали в лоб, да и согласованности не было, действовали не особенно напористо. Сколько мы из-за этого потеряли! Во что обходится неумение!

Наш 10-й Московский отвели опять немного назад, в бригадный резерв. Он все еще состоит из одного сводного батальона, в котором три малочисленные роты…

Ровно год назад, день в день, вступил я в Красную Армию. Вспоминаю прошлое. До чего зеленым я был тогда! Даже странно, неужели тот камышловский гимназист, впервые взявший в руки винтовку, — я? Двенадцать месяцев, десятки боев, многие сотни верст, курсы агитаторов… Чувствую, как сильно изменился. Ну, что я тогда понимал, например, в партийной работе? А вчера меня избрали председателем полкового партийного коллектива. Все сделаю, чтобы добиться настоящей партийной работы. Теперь знаю, как много от нее зависит.

Хоть и зелен я был, а правильно поступил, когда год назад записался в Красную Армию рабочих и крестьян!

Да здравствует Красная Армия и коммунизм!!!

 

Мая. Село Ляминское

 

22-й полк, заняв Почашево, успешно продвигается вперед. Каждый день освобождает новые деревни, Позавчера выгнал врага из большого села Север.

Доходят вести об успехах 61-го полка нашей бригады. Он от Омутнинского завода продвинулся далеко вперед, вышел к Каме, переправился с боем через нее и быстро наступает по правому берегу вверх по течению.

Обидно, что нет карты и нельзя точно следить за продвижением наших частей.

 

Июня. Село Ляминское

 

В первые два дня после выборов столько дел бумажных переделал, что и не верится.

31-го вместе с товарищем Воробьевым, которого недавно назначили помощником комиссара, поехал верхом в третью роту. Она прикрывает батарею. Стоит в селе Северском, верстах в шестнадцати от нас. Ехать было хорошо. Дорога подсохла, все кругом зеленеет.

В роте провели собрание, поговорили с товарищами, посмотрели, как они живут на отшибе.

Вчера и сегодня приводил в порядок библиотеку. Люблю возиться с книгами. Переписал все, пронумеровал, разбил по отделам. Теперь красноармейцам удобно будет пользоваться.

Недавно пришел с похорон одного бойца нашего полка. Погиб от случайного выстрела из винтовки. Обидная смерть.

В эти дни решается судьба Глазова. Неприятель напирает изо всех сил и находится уже в трех верстах от города. Обстреливает станцию из орудий. Положение серьезное.

Часа два назад разразилась гроза. Потемнело, как ночью. Гром гремел не переставая. Сверкали молнии. Целое море вылилось на землю. Но туча прошла, и снова солнце такое, что нельзя не жмуриться. Воздух свежий, легкий. Однако теперь слышно, как грохочут пушки, трещат пулеметы. Не вода льется, кровь людская.

Нет, к этому не привыкнешь. Но все равно мы должны биться до конца, чтобы никогда кучка паразитов не угрожала войной миллионам людей.

Нелегкий груз приняли мы на свои плечи. Однако, нести его будем до конца.

 

Июня. Деревня Киселята

 

Позавчера Глазов пал. Все ближайшие к нам полки 29-й дивизии и Особой бригады поспешно отступают — как бы не попасть в кольцо. Белые от Глазова переправились через Чепцу и стали заходить нам в тыл.

Вчерашний день у нас началась чуть ли не повальная паника. Пошли слухи один страшнее другого: Люм взят, Пудемский завод взят, легкая батарея захвачена, хозимущество полка попало белым и т. п.

Сегодня все успокаиваются. Жизнь входит в свои берега. Батарея цела. Два батальона 21-го Мусульманского полка, о которых говорили, как о погибших, вышли из окружения и связались с нами.

Конечно, неудача большая. Но я привык ко всякому, видел беды и погорше. Уверен, что мы вскоре оправимся и снова будем колошматить беляков. Нашим силам предела нет. За нами стоит весь трудовой люд.

 

Июня. Деревня Киселята

 

С головой ушел в полковую партработу. За целый день едва успел ответить на бумаги, присланные из политотдела Особой бригады. Когда они там успевают столько писать? К чему переводят столько бумаги?

Штаб обещает выделить в распоряжение партколлектива лошадь с седлом. Это необходимо.

В ближайшее время кооптируем секретаря и заместителя председателя коллектива. Ничего не поделаешь — в теперешнем положении собрания не соберешь.

Получены карточки для сочувствующих и членские билеты. Не сомневаюсь, партийные ряды у нас будут расти. Партячейки станут большой силой. Работа пойдет.

Белые следуют по пятам за нашими отходящими полками. Что у «красных орлов», не знаю,

 

Июня. Деревня Киселята

 

Работа и работа!

Тружусь от зари до зари и доволен. Сейчас создается в полку культурно-просветительная комиссия. Председатель ее — агитатор товарищ Герасимов, человек развитой, сведущий. Очень надеюсь на эту комиссию.

Сегодня весь день ездил верхом по деревням, проверял жалобы крестьян на наш полк. Открылись скверные дела некоторых товарищей. Нашелся, например, красноармеец, который украл у бабы швейную машину. Хоть он и одет в нашу форму, но действует, как враг трудового народа. К суду его!

Был на общем собрании в околотке (туда стараюсь почаще заглядывать), рассказал о текущем моменте. В команде связи сделал доклад о диктатуре пролетариата. Получилось, кажется, неплохо.

Состоялись выборы в партийный суд. Опять попал в его состав. Ну и ну, нагрузка растет день ото дня. Ничего не поделаешь: коммунистов мало, а работы — край непочатый.

Конечно, тяжело. Но коль товарищи доверяют, изволь работать за двоих, а потребуется — и за троих.

Когда дел много, мне хорошо. Чувствуешь, что живешь настоящей жизнью.

 

Июня. Деревня Киселята

 

Совершенно неожиданно сегодня все оборвалось…

Полк получил приказ отправиться в Вятку на переформирование. Походным порядком следует до станции Яр, там грузится в вагоны и — прощай фронт. А я остаюсь. Политотдел Особой бригады отзывает меня в свое распоряжение. С одной стороны хорошо — не еду в тыл; с другой плохо — жаль расставаться с полком.

Конечно, этот полк не отличился в боях. Более того, под Пермятской он, можно сказать, опозорил себя. И все-таки расставаться с ним жаль. Большинство бойцов и в этом полку дралось честно, жизни своей не щадило, отстаивая Советскую власть. Сколько хороших товарищей погибло! Иные искалечены, иные лежат в лазаретах.

Не везло нам с командирами полка. В этом, я полагаю, главная причина многих неудач. За два месяца сменились три комполка. Ларионов, прибывший с полком из Москвы, вскоре куда-то уехал. Заступивший на его место товарищ Крылов оказался вялым и нерешительным. Потом командование полком поручили боевому товарищу Савельеву, но он себя считал назначенным временно.

Да и с комиссарами было не лучше. Они тоже сменялись трижды: Болдин, Коваленко, Кесарев…

Окажись во главе полка хорошие, опытные боевые руководители, многое сложилось бы иначе.

Но теперь, по-моему, в полку есть такие люди. Среди них немало коммунистов. Я верю, что 10-й Московский, пополнившись и отдохнув, еще покажет себя.

 

Июня. Хробостовский

 

Итак, 10-й Московский двинулся в Вятку на пополнение.

Предстоит большой марш. 16 июня надо прибыть на станцию Яр и погрузиться в вагоны. Мне с полком идти только до Омутнинского завода. А там — прощай, 10-й Московский.

Смотрю я на командиров и красноармейцев. Чувство у всех двойственное. С одной стороны, понимают: переформировка нужна, очень уж велики потери, с другой — обидно уходить с фронта, когда знаешь, что бригада и соседние части собираются начинать наступление. В том, что наше наступление не за горами, никто не сомневается.

Я все думаю о нашем 10-м полке. Много, конечно, было неудач и оплошностей, но все-таки полк неплохо помог бригаде в трудные для нее дни у Ефимовской, Шумайловской и Ежей. Не будь полка, как бы бригада своими силами удержала белых, когда те обходили ее с севера? В этих деревнях полк дрался крепко, в Шумайловской даже ходил в штыковую. И у Почашево, невзирая на большие потери, бился ничуть не хуже других.

Пишу это не потому, что свыкся, сроднился с полком, а просто хочу быть справедливым к нему. Ведь я не утаивал в дневнике ничего дурного. Почему же не сказать и о хорошем?

 

Июня. Завод Омутинский

 

Настал час прощания с однополчанами. Им дальше, на станцию, а мне в политотдел бригады, который стоит как раз здесь, в Омутнинском.

По-братски обнялся с моими сотоварищами по пулеметной команде Ринком, Поповым, Панферовым, Зеленским, Плакуновым, Антипычем. Обещали писать. Зашел к комиссару полка товарищу Кесареву. Он, на мой взгляд, опытный военком и хорошо вел дела. Жаль, поздно к нам прибыл.

Хотя и тяжело на душе, но ничего не попишешь — коль приказано, надо подчиняться.

Только на пути к Омутнинскому заводу я узнал и понял, какая опасность угрожала ему, когда наш полк, потеряв Ежи и Пермятскую, отступил к Залазнинскому заводу. Оказывается, от Ежей до завода всего-навсего девять верст. Сил в заводе было совсем мало. Ладно еще командир бригады товарищ Васильев успел вовремя прислать помощь.

Омутнинский завод — село не село, город не город. Побольше деревни, поменьше Камышлова. Дома деревянные, основательные, из толстых сосновых или еловых бревен. Почти все пятистенные, большинство одноэтажные. Мне понравился заводской пруд. Едва виден противоположный берег. Верст, наверное, восемь в ширину. Вот, где поплавать-то, поудить рыбу!

Завод работает, выпускает листовое железо. Не погасла доменная печь…

Сейчас поздно, в политотдел пойду завтра.

 

Июня. Завод Омутнинский

 

Познакомился с политотделом и его заведующим товарищем Воронцовым. По первой встрече Воронцов показался мне важным и суровым. Держится сухо, формально. Говорил со мной от силы пять минут:

— Будешь работать секретарем. Ясно?

— Ясно…

Не поинтересовался товарищ Воронцов, хочу ли я работать на этой должности, какое у меня настроение. Даже не спросил о 10-м Московском.

Но я прямо сказал, что секретарство в политотделе — не по мне, что я люблю работать в полку.

— Ничего, ничего, — оборвал Воронцов, — посидишь в политотделе, потом пошлем в полк. Сегодня знакомься, что к чему, завтра приступай.

Встал со стула — чуть не вдвое выше меня, дает понять: беседа окончена.

Ничего не поделаешь, надо приниматься за секретарство.

Весь день провел с товарищем Матвеевым, которого я сменяю. Он растолковал, в чем суть моих теперешних обязанностей. Основное — составлять приказы по политотделу: кто прибыл, кто убыл, кто назначен, кто отчислен, кому благодарность, кому взыскание. Первый приказ за № 35 я составил с помощью товарища Матвеева.

Политотдел большой, народу в нем много. Каких только отделений нет: информационное, агитационно-организационное, экспедиция, редакция, библиотека. Всего с непривычки не упомнишь. Есть инструкторы-организаторы, инструкторы по школам, по клубам, по кино, по библиотечному делу.

Хозяйственной частью заведует Капитолина Александровна Симонова, пожилая женщина, по словам Матвеева, деловая, но скуповатая.

Товарищ Воронцов стоит во главе политотдела всего лишь месяца полтора. Он прибыл из 3-й армии. До него заведующим был товарищ Кесарев. Тот самый, что в начале мая стал комиссаром 10-го Московского полка.

В политотделе, как мне показалось, недолюбливают товарища Воронцова. Рассказывают, что он, едва прибыв в бригаду, на другой же день отчислил из политотдела десять человек.

Каково-то мне будет с ним работать?

 

Июня. Завод Омутнинский

 

Начал самостоятельно исполнять свои секретарские обязанности. Как говорится, не боги горшки обжигают.

Но больше всего меня интересуют дела фронтовые. Ловлю каждую весточку. А весточек сейчас — хоть отбавляй. Одна приятнее другой. 22-й полк отбил у беляков Ляминскую и еще несколько деревень. Да и 21-й полк не отстает. Он вернул многие деревни, которые недавно пришлось отдать врагу. Только за четыре дня продвинулся больше чем на полсотни верст. Вот это я понимаю! 29-я дивизия 13 июня освободила Глазов. Ходят слухи, что взята, станция Чепца.

Чтобы дело шло еще быстрее, командир бригады приказал сажать пехоту на подводы, не отставать от удирающего противника.

Весь Восточный фронт гонит разбитые армии Колчака. В наших руках Уфа, Бирск, Ижевск, Воткинск. Если так ладно пойдет дальше, глядишь, через месяц будем в Перми, а там рукой подать до Екатеринбурга и… Камышлова.

Как подумаю об этом, такое волнение охватывает, что и писать не могу. Неужели снова буду в родном городе! Сколько нас ушло оттуда на битву с врагом! Но немногие вернутся…

Вчера выдался свободный вечер. Я, не теряя времени, написал несколько небольших заметок в «Красный набат». В одной раскритиковал культпросветчиков за то, что они ставят спектакли кое-как, небрежно. Конечно, те на меня обидятся. Но ничего не поделаешь, нельзя давать спуска, когда товарищи вместо серьезной, полезной бойцам работы валяют дурака.

Вообще-то культурно-просветительные комиссии очень нужны. Эти комиссии избираются полковым коллективом РКП (б). Их дело организовывать библиотеки, устраивать лекции, беседы, спектакли, концерты, хоры и т. п. Короче говоря, они ведают просвещением и разумным отдыхом, повышают культурный уровень и пролетарское самосознание масс. Но часто работают слабовато, особенно во время боев.

Хочется, чтобы моя критика пошла им на пользу.

 

Июня. На марше

 

Вечером 17-го двинулись из Омутнинского завода в сторону села Север или, как его иной раз называют, Северского. До него верст что-нибудь около ста.

Ревкомы по гужевой повинности мобилизуют подводы местных жителей. На них-то и передвигаемся. Подвод мало, и мы по большей части идем пешком. Багаж каждого ограничен — ни фунта сверх одного пуда.

Сейчас остановились на ночлег прямо в поле, неподалеку от села Корчагино, через которое я проходил с 10-м полком, когда он отправлялся на переформировку.

Вечер тихий, звездный. Пишу под открытым небом.

За последние дни немного познакомился с составом бригады, узнал, как и когда она создавалась. Бригада большая. В нее входят стрелковые полки: 21-й Мусульманский, 22-й горный Кизеловский, 23-й Верхне-Камский и 61-й Рыбинский. До недавнего времени входили также 10-й Московский и 1-й Северный кавалерийский. Но Московский ушел в Вятку, кавалерийский вовсе расформирован. У него после непрерывных боев осталось людей сотни две, а лошадей и того меньше.

Есть отдельные батальоны и тыловые части.

Командует бригадой наш, камышловский, товарищ Васильев. Я не раз слышал его фамилию, но не думал, что это Макар Васильевич. Мало ли на свете Васильевых. Только вчера мельком увидел и обрадовался. Он все такой же: спокоен, нетороплив, рассудителен. И даже шляпа на нем все та же. Мало изменился с той поры, когда командовал нашей 29-й дивизией. Только, видно, очень утомлен, мало спит. Глаза красные, под глазами мешки.

17 числа мне пришлось разговаривать с военкомом бригады товарищем Миковым. Он расспрашивал об отступлении 10-го Московского полка из Залазнинского завода. Тогда нас у поселка Зотовского остановил 23-й полк. Кое-кто из паникеров был арестован и сейчас находится под следствием.

Мне показалось, что товарищ Миков живо интересуется степенью виновности этих людей. Для того и завел со мной разговор об отступлении из Залазнинского.

По всему видно, Миков — человек строгий. Ему под тридцать. Роста небольшого, с меня. Энергичный, быстрый. Слушает внимательно, но торопит, проявляет нетерпение. Сам говорит твердо, громко.

Сейчас в боях все полки бригады, кроме 22-го, который составляет бригадный резерв.

За последнее время особенно отличился 61-й Рыбинский. Он за месяц продвинулся верст на сто, форсировал Каму и сейчас воюет вдалеке от нас. О храбрости его бойцов, о командире товарище Максимюке и комиссаре товарище Попкове рассказывают чудеса. Этот полк не так давно прибыл в бригаду из-под Буя полнокровным, хорошо подготовленным.

От политотдельцев услышал я, что когда наша бригада в феврале и марте с боями отходила от Усолья и с Камы к Залазнинскому заводу, на левом ее фланге действовала кавалерийская бригада, которой командовал наш славный «красный орел» Филипп Егорович Акулов. Части этой же кавбригады помогли и 10-му Московскому, когда беляки выбили его из Ежей.

Намеревался записать еще кое-что, но совсем стемнело и захотелось спать. На сегодня кончаю.

Звезд не видно. Сплошные облака. Только бы ночью дождя не было. Спим под открытым небом.

 

Июня. На марше

 

До Северского осталось верст тридцать. Но расстояние до полков не сокращается. Они не стоят на месте, гонят белых гадов, отвоевывают все новые и новые села.

Белые, наверное, теперь мечтают о том, чтобы оторваться от нашей бригады и 29-й дивизии, отвести свои войска за Каму, занять оборону по ее левому берегу, около Перми.

Красные части бьют беляков и в хвост и в гриву. Все с большой похвалой отзываются о 21-м Мусульманском полке. Им командует знающий командир товарищ Серебренников, а военкомом бессменно товарищ Ковзель. Русские и татары сражаются вместе, как братья, против общего ненавистного врага всех народов и наций — белогвардейской сволочи.

Из частей бригады приходят донесения и сводки. Радостно читать о победах, о боевом духе красноармейцев и командиров. Сейчас даже странно вспомнить, что зимой и ранней весной в частях бригады были такие скверные случаи, как переход на сторону белых, неподчинение и дезертирство.

В политотделе прямо говорят: перед отправкой 10-го полка на фронт людей как следует не проверили, не подготовили. Потому-то он и ослаб после первых же неудач. Хорошо еще, что туда с самого начала было направлено много инструкторов и агитаторов из политотделов армии и бригады.

Крепко помогал политотдел бригады и 1-му Северному кавалерийскому полку. Во главе его стояли хорошие боевики — командир товарищ Транзе, комиссар товарищ Чинин. Но полк потерял столько людей и лошадей, что с трудом, да и то не всегда, выполнял свои задачи. Дело доходило до братания красноармейцев с противником!

А какие трудности были с обозами. Дорог в лесах мало, дороги плохие. Лошадей нет, фуража нет. Беда — да и только. Даже с ковкой конского состава не удавалось наладить дело. Десятки верст красноармейцы на собственных плечах несли пулеметы и боеприпасы, тащили орудия. Спасибо крестьянам удмуртам, которые пособили нам своими подводами. Но им, конечно, не под силу было перевезти все наши грузы.

А боевые потери? А болезни, особенно чесотка? А нехватка обуви, шинелей?..

Помню, как в 10-м полку во время боя нам приходилось собирать и сдавать на перезарядку стреляные гильзы. Еще острее ощущалась нехватка снарядов, а потому и помощь от артиллерии была, как правило, невелика.

Сейчас положение совсем другое. Мы наступаем. Бригада вылезла из сплошных лесов, двигается по просохшим дорогам. Места вокруг привольные. Беляки при отступлении оставляют нам богатые трофеи, в том числе патроны и снаряды. Скоро подойдем к железной дороге, и тогда положение будет еще лучше.

Но как бы хорошо ни было, не забываются горькие весенние дни, неудачи, потери. Нелегко дались нам нынешние победы. Об этом всегда будем помнить…

Только что от едущих навстречу кавалеристов узнали: 21-й полк сегодня днем занял село Вознесенское и станцию Верещагино. С этой станции почти пять месяцев назад я уехал на военно-агитаторские курсы.

Заодно с 21-м полком действует хорошо мне знакомый Путиловский Стальной кавалерийский полк. Командует им теперь Филипп Егорович Акулов!

Вчера получил удостоверение личности. В нем проставлена должность — секретарь политотдела. Подписали удостоверение товарищ Воронцов и я сам.

 

Июня. Село Северское

 

Вперед и вперед наступают части нашей бригады и 29-й дивизии. Разведка продвинулась вдоль железной дороги до станции Чайковской. Еще дальше зашли части Северного экспедиционного отряда, которые действуют на левом фланге нашей армии.

За неделю заняли то, что сдавали в течение шести месяцев. Все ближе и ближе к родным местам!

До Северского оставалось верст двенадцать, но уже получено было приказание: не задерживаясь в Северском, двигаться в село Сепыч, еще верст семьдесят. Вот это здорово! Я согласен, несмотря ни на какую усталость, идти вперед. Тем более, что сейчас победы поднимают дух красноармейцев и без особой агитации.

Погода жаркая. Идем пешком. Иной раз еле передвигаешь ноги. Ночуем в поле, у костров.

Вечерами роса покрывает луга, солнце золотит край неба. Дремлет вдалеке густой лес. Тишина. Только усталые кони, позванивая колокольчиками, жадно тянутся к сочной траве. Звон колокольчиков напоминает о чем-то родном и милом, дорогом с детских лет. Словно песня наших девушек…

Как вспомнишь о доме, о семье, о деревне — тоска на сердце.

 

Июня. Вблизи села Сепыч

 

… Ночуем около села Сепыч. В нем, кроме политотдела, будут расположены штаб бригады, санитарная часть и пункт особого отдела.

Силы нашей бригады растут. Сегодня в ее подчинение передали автоброневой отряд: две бронемашины, два мотоцикла и два грузовых автомобиля. Теперь белым от нас не удрать!

На левом фланге бригады беляки устроили сильную оборону, вырыли два ряда окопов, поставили два ряда колючей проволоки. Они хотят отвести свои главные силы за Каму.

Совсем случайно узнал, что правее Особой бригады наступает Камышловский полк 29-й дивизии. Он теперь носит номер 257. Этот полк — родной брат полка «Красных орлов». Оба они словно близнецы. Формировались в одно время, в одном месте. Невольно встает перед глазами славный товарищ, боевой командир Камышловского полка Бронислав Иванович Швельнис. Не проходит рана на сердце от преждевременной смерти его.

 

Июня. Село Сепыч

 

Говорят, недолго нам стоять в Сепыче, дня через три пойдем дальше.

За последнее время у нас на фронте не все ладно. На стыке бригады и Северного экспедиционного отряда белые перешли в наступление, по слухам, немалыми силами. Они отбросили 61-й Рыбинский полк, окружили 1-й стрелковый полк Северного отряда и 23-й Верхне-Камский полк.

Комбриг товарищ Васильев двинул на выручку из своего резерва 22-й Кизеловский полк.

Мы надеемся, что 23-й устоит — им командует боевой командир товарищ Пичугов. А тем временем подойдут 22-й и 61-й полки.

21-й Мусульманский полк продолжает наступление, приближается к Ново-Паинскому. У этого села в прошлом году погибло много-«красных орлов».

Прибыв в Сепыч, политотдел сразу же развернул работу. Надо скорее отправить в полки газеты и листовки. Это не так-то просто. Части быстро движутся вперед, догонять их нашим курьерам приходится на подводах.

Агитаторы политотдела идут все время с теми полками, с которыми начали наступать.

Особенно трудно держать связь с 61-м и 23-м полками. Они действуют далеко от бригады. О комиссарах этих полков товарищах Попкове и Рычкове политотдельцы говорят, как о людях самостоятельных, умелых, бесстрашных.

В политотделе у нас много учителей. Но при таком быстром продвижении им почти не приходится работать. Школьные занятия бывают лишь изредка в запасном батальоне, полевом госпитале, мастерских.

И нашим артистам — их при политотделе восемь человек — сейчас удается выступать от случая к случаю. Полки в боях, на марше, на колесах.

Зато много работы по восстановлению Советской власти в местах, которые освобождены от белой нечисти. Большая нужда в агитаторах и организаторах. Политотдел выпускает воззвания и печатные листовки для населения. В них разъясняется суть нашей Советской власти.

Крестьянство освобожденных волостей относится к нам хорошо. Это видно прежде всего по тому, как нас кормят. Яйца, масло, сметана, молоко — ешь не хочу. А ведь последние четыре месяца мы сидели на крохотных порциях овсяного хлеба, не всегда получали мясо.

Вчера вошли в родную Пермскую губернию. Куда ни глянешь — бескрайние поля, луга, покосы. Все это особенно дорого сердцу. И народ здесь словно более близок, понятен.

За последние два дня наши войска снова продвинулись далеко вперед.

 

Июня. Село Сепыч

 

Сегодня читал белогвардейские газеты. Ну и ну! Чего только в них нет, начиная от самой жалкой лжи и кончая самой гнусной похабщиной. Вот, например, статейка «В стране комиссаров». Военный комиссар будто бы указал начальнице сарапульской гимназии, что гимназистки старше 2-го класса не имеют права отказываться гулять с красноармейцами. Еще какой-то вымышленный комиссар якобы послал требование «отпустить» женщин для красноармейцев.

В ответ на эту подлую ложь я написал в «Красный набат» заметку «Посмотрели бы на себя». Вот что в ней говорится:

 

«ПОСМОТРЕЛИ БЫ НА СЕБЯ

Чтобы убедительнее доказать нам, красноармейцам, свою силу, белые пишут:

„Прошел год большевистской власти, и вы видите, какую груду развалин представляет Россия. Как зарницы, вспыхивают по всей Советской России народные бунты. Скоро наступит время, когда замрет жизнь по всей Советской России“.

Прислужники Колчака говорят, что мы, красные солдаты, несем стране порабощение. Но мы заявляем: возврата к старому быть не может.

Хозяином земли русской, по мнению белых, должно быть только Учредительное собрание. „Каждый день несет победу нам, — утверждают они, — и поражение вам — красным“.

Белые пишут, что у нас пали Оса, Оханск, Сарапул, Бугульма, Уфа, Белебей, Стерлитамак. Накануне падения Глазов и Оренбург.

И в результате приглашение: „Переходите к нам“.

Для обмана темного, малосознательного люда сочинены эти лживые строки. Ибо кто не знает, что уже давно Сибирь охвачена пламенем народного восстания против власти помещиков и генералов.

Пока белогвардейцы пишут о падении Оренбурга и Глазова, у них в тылу того и жди герои-повстанцы возьмут Красноярск.

Пока поют они старую песню про „учредилку“, в их тылу создаются Советы бедноты да Советы рабочих.

Белые обманщики перечисляют взятые у нас города. А на самом деле могучая рука красного солдата вырвала эти города обратно и погнала белые банды в, глубь Урала, оттуда в Сибирь, где их постараются достойно встретить восставшие рабочие и крестьяне».

 

 

Июня. Село Сепыч

 

Все хорошо. Бригада продолжает наступление. Из белогвардейских атак ничего не получается. Нашими занята станция Шабуничи, которая мне запомнилась по бою в ночь под Новый год.

С первых дней наступления мы почувствовали большую нужду в политработниках для деревни.

Доблестные красные войска очистили от белогвардейской мрази уезды Вятской и Пермской губерний. Тысячи крестьян разорены, они потеряли все, начиная от лошади и кончая дырявым зипунишком. Беляки ничем не брезговали.

Поротые, вконец обнищавшие крестьяне проклинают белогвардейщину. Жизнь сурово проучила тех, кто надеялся на «братскую защиту» генералов наподобие Пепеляева.

Как никогда, крестьянство, стремится к Советской власти. Мы должны помочь ему в новом устройстве и вместе с тем развеять ложь и клевету, которые распространяли белогвардейцы, пользуясь темнотой и невежеством мужиков.

Вот об этом я и написал сегодня статью в «Красный набат».

 

Июня. Деревня Мухина

 

Крестьяне рассказывают, что белые взорвали пролет железнодорожного моста через Каму у Перми. Подлецы! Что им до народного добра? Лишь бы спасти свою поганую шкуру и задержать красные войска.

Полкам нашей бригады приказано завтра в полдень выйти к Каме и форсировать ее. Мы идем по деревням, населенным кержаками, то есть старообрядцами. Деревни не похожи на те, что мы видели в волостях Глазовского уезда. Там в маленьких селах, тесных избах жили удмурты. У кержаков села обычно большие, избы светлые, просторные, почти у всех пятистенные. У купцов и торговцев дома каменные, под железом. Среди крестьян много зажиточных, крепких.

Занимаются кержаки хлебопашеством, сеют прежде всего рожь. Красную Армию встречают хорошо, угощают щедро. Ешь, что только душа пожелает: молоко, мясо, яйца, птицу. Потчуют брагой. Нехмельная брага заменяет тут и чай и квас. Брагу можно сделать и хмельной, но кержаки строгие трезвенники. Даже табак не курят.

Носят длинные волосы «в кружок» и широкие бороды лопатой. Обычаи свои и законы блюдут строго. Особенно женщины. Ни за что не позволяют нам пить из их посуды или курить в доме. Набожны сверх всякой меры.

Все это я уже видел в 1918 году под Шадринском. Там тоже много староверов.

 

Июня. Деревня Мухина

 

Что ни день — сотни пленных. Идут и идут через деревню.

Только что беседовал с несколькими из них. Почти все перебежчики. Главным образом пермские.

По словам пленных, сибиряки ждут, пока дойдут до родных мест. Даже не скрывают этого: «Мы до дому и — будет». Офицеры разоружают солдат из местных и под конвоем отправляют в Пермь. Развал у беляков полный.

«Красные орлы», еще когда стояли под Глазовом, на выкрики белых: «Смазывай пятки и беги до Вятки», правильно отвечали: «Жрите пельмени и катитесь до Тюмени».

Сумеет ли Колчак набрать еще резервы? Не буду предсказывать. Но так ли, иначе ли, а решительный разгром колчаковских войск налицо.

Неужели удастся к осени прийти домой? Какое это было бы счастье!

 

Июля. Станция Левшино

 

Каждый час — добрая новость. Наши полки переправились через Каму, взяли заводы Полазнинский, Добрянский и, пройдя левее Перми, ведут бои у станции Сылва и села Верхне-Чусовские городки.

29-я дивизия — слава ей! — в течение 30 июня и 1 июля овладела Пермью.

Мы переехали на станцию Левшино, которая стоит при слиянии Камы с Чусовой. До чего же грустная картина открывается отсюда! Вдоль берегов верст на десять черные остовы сожженных барж и пароходов. Сколько нужно злобы, жестокости, чтобы так вот предать огню созданное руками человека!

Когда мы оставили Пермь, то пощадили Камский мост. А для беляков ничто не дорого. Взорвали мерзавцы мост.

Доходят вести и пострашнее. Говорят, что белые сожгли в баржах тысячи борцов за коммунизм, пленных красноармейцев.

Я согласен, что за одно это зверское преступление следует объявить красный террор. Как в дни мести за наших вождей.

Проклятие и смерть извергам-палачам! Пролетариат ничего не забудет. Не забудет он и Левшино.

Станция завалена обломками железа и чугуна, кусками балок и досок. Это все, что осталось от вагонов и паровозов. Сожжены склады. Десятки тысяч пудов муки сгорели дотла. Площадь засыпана полусожженной пшеницей, овсом, крупой. То, что гады не смогли увезти, уничтожили.

Взорван склад оружия. Кругом валяются изломанные, обожженные «максимы», «кольты», «льюисы», бомбометы, винтовки.

 

Июля. Станция Левшино

 

Работы хватает. Особенно много приходится заниматься агитаторами и инструкторами-организаторами. Агитаторы — главная сила политотдела и в боях, и в перерывах между ними. Когда идет сражение, место агитатора в цепи. Он сам впереди и смотрит за тем, чтобы никто не уклонялся от боя, не трусил.

Быть среди бойцов, служить для них примером — вот долг агитатора. Поэтому военкомы не могут назначать агитаторов ни на какие другие должности. И сами агитаторы ни под каким предлогом не имеют права оставлять свою часть. Даже в политотдел бригады агитатор является только с разрешения военкома или по вызову заведующего политотделом. За нарушение этого приказа — арест и военный суд.

А я, находясь в 10-м полку, грешным делом, и не ведал о таких строгостях.

Роясь в бумагах, понял, что обо мне в политотделе долгое время вообще не знали. Приказ о моем зачислении в списки агитаторов отдан лишь 2 мая, а на денежное довольствие я взят только 2 июня.

Нет худа без добра. Поэтому-то я и мог бессменно два с половиной месяца проработать в 10-м Московском, в пулеметной команде.

Однако теперь я постараюсь, чтобы все документы на агитаторов оформлялись своевременно и не было бы никакой путаницы.

Раньше политотдел имел при частях своих политпредставителей. Теперь политпредставитель тоже называется агитатором и обязанности у него те же. По-моему, это совершенно правильно.

За последнее время из политотдела 3-й армии прибыли новые агитаторы. Среди них товарищи разных национальностей, в том числе два татарина — Лябиб Вайсов и Абдулла Хакимов.

С некоторыми из прибывших у меня сразу же установились добрые отношения. Особенно с Яковом Горбуновым. Родом Яков из Челябинска. Добровольцем пошел в армию. Уже два года в партии. Прежде был почтальоном. Образование небольшое, но ум живой, характер общительный. Держится просто, весело. Красноармейцы любят таких.

Иной раз встречаю знакомых агитаторов, которые приезжали в 10-й Московский полк. Вчера разговорился с Николаем Лукичем Бушуевым. Сегодня вернулся агитатор Русаков, который получил ранение 18 мая у Почашево и находился в госпитале. Теперь товарищ Русаков назначен в запасный батальон. Мы с ним будем видеться.

Не известна судьба агитатора Дементия Разумовского. Он попал в плен. Наверное, убит. Для нашего брата, агитатора, в подобных случаях другого конца не может быть.

В бою под Ляминской погиб агитатор Дмитрий Снопков. О нем политотдельцы вспоминают, как об очень славном товарище.

Что и говорить, нелегка и опасна работа агитатора. Но она полезна, благородна.

 

Июля. Станция Левшино

 

Сколько бумаг идет из полков! Читаешь, читаешь, а конца не видно. Но то вина не полков. Политотдел требует суточные сведения, пятидневные донесения, еженедельные анкеты с 41 вопросом. Только успевай строчить, А кроме того, доклады, объяснения, сводки…

Меня самого, когда я был в 10-м полку, чуть не захлестнула бумажная волна. Каково же военкомам!

Некоторые терпеливо заполняют все графы, а иные не выдерживают. На вопрос о грамотности личного состава комиссар товарищ Постаногов обстоятельно отвечает: «Грамотных — 50 %, неграмотных — 25 %, малограмотных — 25 %». А военком Исупов с раздражением пишет: «Не считал».

Дальше идет вопрос: «Кого обслуживают хор и оркестр?» Постаногов написал: «Полк», Исупов: «Глупый вопрос». Пожалуй, Исупов прав.

В анкетах тьма надуманных, никому не нужных пунктов об артистах, кружках, спектаклях, хоре, составе книг в библиотеке и т. д. и т. п.

Беда в том, что, если комиссар докладывает о трудностях, нужде, быстрых мер политотдел не принимает. Кому же нужна вся эта писанина?

Военком 22-го полка в начале июня докладывал: «Сидим голодные, обмундирования нет, снаряжения нет, обоза нет, плохая санитарная часть». Я нарочно поинтересовался, помог ли политотдел полку? Очень мало.

Часты жалобы на нехватку газет и книг, на задержки с доставкой. Особенно ждут бойцы газету «Красный набат».

Конечно, нелегко привезти почту в срок на передовую. Особенно во время наступления. Но случается, курьеры политотдела недобросовестно относятся к обязанностям. Недавно двух курьеров пришлось даже отдать под суд за умышленное отставание от частей.

Сейчас в бригаде заканчивается перерегистрация коммунистов, идет подготовка к партийной конференции.

В некоторых полках большие партколлективы, много ячеек. Не сравнить с 10-м Московским. В 22-м полку, например, почти полтысячи коммунистов, 9-я рота — вся партийная. Я даже выписал: 139 членов партии и 7 сочувствующих.

Всюду, как и в 10-м Московском, имеются полковые и ротные товарищеские суды, которые разбирают дела красноармейцев, нарушивших дисциплину и революционный порядок.

Роясь в бумагах, я понял, что в первые месяцы существования бригады наряду с политотделом работал и выборный бригадный Комитет РКП (б). Теперь-то мне ясно, кем был в 29-й дивизии товарищ Басаргин. Он, старый коммунист, из полка «Красных орлов» ушел в дивизию. Но часто навещал нас и другие полки. В первую годовщину Октябрьской революции приезжал к нам на передовые позиции в деревню Лаю и раздавал бойцам подарки от трудящихся Республики.

Я никак не мог взять в толк, какую должность занимает товарищ Басаргин. Сейчас понятно: он состоял тогда членом дивизионного Комитета РКП (б).

Наводил справки насчет красноармейских коммун. Оказывается, не только в 10-м полку с ними ничего не вышло. Нигде это не получилось.

 

Июля. Станция Левшино

 

Продолжается наступление. Полки движутся вдоль Горнозаводской железной дороги, от Перми через Сылву и дальше к Кушве.

Выходит, мы пойдем по тому же пути, по которому зимой восемнадцатого года с тяжелыми боями отходили «красные орлы». Снова я увижу знакомые места. Но теперь пришел наш час, мы наступаем. У нас ныне говорят: «Белые мажут пятки и бегут без оглядки».

Сегодня занята Комарихинская. Совсем рядом с ней не менее памятная для «красных орлов» станция Селянка.

Политотделу работать все труднее. Полки растянулись от Комарихинской до Добрянского завода. Отстают тыловые части. Их очень много: два ружейно-пулеметных парка, отдел снабжения, казначейство, санитарная часть с полевым госпиталем, перевязочным отрядом, военно-санитарным транспортом, аптечным магазином и т. п. Если все перечислять, страницы не хватит. Худо то, что тылам недостает транспорта,

Есть важная новость: скоро наша бригада будет иметь свой артиллерийский дивизион. Это очень кстати. Мы ведь наступаем с одной-единственной легкой батареей.

То ли дело 29-я дивизия. Там каждый полк еще летом 1918 года имел свою батарею.

Как не вспомнить боевых батарейцев полка «Красных орлов», их лихого командира товарища Лашкевича! Многим мы обязаны были батарейцам и от души любили их.

И почему так получается, о чем ни пиши, на ум идут «Красные орлы»?

 

Июля. Станция Левшино

 

Как всегда, прежде всего о фронтовых делах. Они идут замечательно. Наши полки на подходе к Кусье-Александровскому и Архангело-Пашинскому заводам.

Поговаривают, что белые эвакуируют свои запасы, тылы и даже войска с Екатеринбургского фронта в сторону Тюмени. Вот уж и впрямь: «Лопайте пельмени и катитесь до Тюмени».

Штаб бригады через сутки двинется в Чусовской завод.

С переездом политотдела сейчас стало проще. До последнего времени строгости были невероятные. Начальник штаба бригады товарищ Мацук по секрету сообщал о намеченном пункте и времени выезда заведующему политотделом, тот — по секрету мне, я в письменном виде, секретно, под расписку — каждому заведующему отделением. А сейчас время дорого и не до секретов, без которых можно обойтись.

У меня светло и радостно на душе: Красная Армия наступает, колчаковское войско трещит по швам.

 

Июля. На марше

 

Стучат колеса, трясется вагон. Мы едем по железной дороге в Чусовую. В эшелоне, кроме политотдела, штаб, батальон связи, санчасть.

Смотрю в окно. Знакомые места. Здесь мы воевали в прошлом году. Выбегаю на каждой остановке: Валежная, Комарихинская, разъезд у Кутамышского починка, Селянка, разъезд у Новиковки, Калино…

Сколько крови тут пролито, сколько людей погибло! Но не зря ведь. Сегодня мы мчимся вперед, полки крушат колчаковскую мразь. Заря пролетарской победы встает над землей. Нет, ни одна капля крови не пролита напрасно! Товарищи спрашивают:

— Чего переживаешь? Почему на каждой станции выпрыгиваешь?

В ответ я рассказываю о «Красных орлах». Вчера перенервничал, как никогда. Никак не мог найти свою заветную тетрадь. Туда, сюда — нигде нет. Меня бросало в холод и жар. Неужто думы, записанные под гром орудий и треск пулеметов, потеряны навсегда? Неужто дневник попал в чьи-нибудь чужие руки?

Крепко я был наказан за свою небрежность: тетрадь спокойно лежала в чемодане одного из политотдельцев, куда она попала совершенно случайно…

Не могу не записать очень важные новости. Я узнал их лишь вчера. Мой отец, о котором я столько времени ничего не слыхал, жив. Сидит в Екатеринбургской тюрьме. Жив и дядя Сережа, схваченный в тот же июльский день восемнадцатого года отрядом белых бандитов.

Многие из арестованных вырвались на свободу. Но другие по-прежнему в тюрьмах. В том числе Фрол Васильевич Калистратов и Сергей Викулович Пшеницын.

Все это рассказал один из пленных, мой земляк. Пленных было более шестисот человек. Но я упорно искал кого-нибудь из Зырянской волости. И нашел.

От этого же пленного узнал, что моя мама здорова. Народ ее не дает в обиду.

Какое счастье после стольких тревог узнать, что родители живы! Последнее время меня особенно беспокоила судьба матери. Я боялся, не глумятся ли белогвардейцы над нашей семьей.

Когда пленный сказал: «Твоя мамаша жива», я почувствовал, как бешено застучало сердце и мне захотелось побыть одному. Как дороги мне отец и мама! Исподволь мечтал я все эти месяцы о встрече с ними. Отныне уверовал: такая встреча, состоится!

 

Июля. Завод Чусовской

 

Не могу забыть вчерашнюю ночь.

Поезд шел вдоль реки, которая сверкала серебром, переливалась в свете луны. Тихо-тихо притаились ракиты и кусты. Небо на западе еще хранило отблеск закатившегося солнца.

Поезд мчал, рассекая могучей грудью тишину. И сердце рвалось вдаль. Куда? К хорошему и светлому, которое, я верю, ждет впереди.

На душе было немного грустно. Я бы сказал, печальная радость владела мной. Наверное, слишком много трудного изведал я, чтобы отдаться целиком радостному чувству…

Сегодня прибыли в Чусовской завод. Весь день в напряженной работе. Только сейчас, поздно вечером, усталый добрался до квартиры.

Сделал эту короткую запись и ложусь спать.

 

Июля. Завод Чусовской

 

Вот и я дожил до своего девятнадцатилетия. Пошел двадцатый год.

Мне раньше думалось, что после девятнадцати кончается молодость и юность. Кажется мне это и теперь. Поэтому сегодняшний день рождения мне не особенно нравится, и я никому не сказал о нем, не хотелось праздновать.

Но одно я твердо знаю: жизнь моя приобрела настоящий смысл с той поры, как записался в РКП(б), а потом пошел в Красную Армию.

Вчера было партийное собрание политотдела. Меня избрали в президиум партячейки.

Пришел приказ Главкома. Из нашей Особой бригады, двух полков Северного экспедиционного отряда, 10-го Московского полка будет формироваться 51-я стрелковая дивизия. Возглавит ее товарищ Блюхер.

 

Июля. Завод Чусовской

 

С великой радостью, от всего сердца пишу: «Гром победы, раздавайся!». 14 июля наши войска взяли Екатеринбург.

Помню, как еще в восемнадцатом году под Егоршино, Алапаевском и Кушвой мы мечтали об освобождении Екатеринбурга. Сбылись наши мечты.

От белой сволочи очищена линия Пермь — Нижний Тагил. Взят Златоуст.

Издалека до нас доходят тоже добрые вести. На Петроградском фронте все хорошо. Поправляется положение на Южном.

Ярче разгорается огонь революционной борьбы в западных странах.

Плохи ваши дела, господа капиталисты.

Да, Екатеринбург взят. Но жив ли отец? Мало ли какую подлость могли совершить белогвардейцы перед своим уходом. Одна надежда: беляков гнали так быстро, что им было не до арестованных…

Вчера у меня выдалось несколько свободных часов. Гулял по берегу Чусовой. До чего же красива река. Широкая, быстрая, бурлит и пенится на порогах. А как хороши обрывистые берега!

Гулял я, говоря по совести, не один. Со мной пошла Шура В. - школьный инструктор политотдела. Она давно здесь работает, прежде была студенткой Пермского университета.

Я знаю, что Шура крепко дружит с товарищем К. Но, замечаю, что последнее время стала и мне оказывать внимание, сама намекнула на встречу.

Я позвал ее с собой на Чусовую. Она охотно согласилась. Однако наш разговор никак не клеился. Шура старше меня, образованнее. Мне не удается держаться с ней просто. Она смеется и перебивает меня:

— Зачем это ты все время о высоких материях рассуждаешь?

Неожиданно для самого себя я обнял и поцеловал ее. Шура тоже обхватила мою шею, прижалась ко мне…

Неприятный осадок остался у меня после этого. Ведь дружбы и любви между нами нет и не будет. Тем более, что она собирается вернуться в университет и со дня на день уедет в Пермь.

Тогда зачем все это? Ведь мы же из людей, которые борются за новый мир и новые отношения…

 

Июля. Завод Чусовской

 

В донесениях и сводках мелькают места, с которыми связаны многие воспоминания: Теплая Гора, станции Европейская и Азиатская, Верхне — и Нижне-Баранчинский заводы, станции Гороблагодатская и Сан-Донато.

Белые бегут. Кушва, Нижняя Ланя и Нижний Тагил в наших руках.

Политотдел на днях переедет в Кушву.

Части и тылы бригады растянулись вдоль Горнозаводской линии.

В Чусовой восстанавливается разрушенный белыми железнодорожный мост. Работают местные жители под руководством инструкторов из инженерного батальона. Мост надо как можно скорее привести в порядок. К востоку от Чусовой не хватает вагонов. Это затрудняет снабжение полков и вывоз раненых.

Население, намучившееся под владычеством белых, трудится не за страх, а за совесть. Все хотят, чтобы Красная Армия скорее добила врага.

Штаб предупредил: скоро боевые действия придется вести в районах, на которые имеются только малопригодные карты — 50 верст в дюйме.

Я теперь каждый день отмечаю по карте политотдела наступление наших славных полков. На листе десятки красных флажков.

Видел Шуру. Ни о чем с ней не говорил, и ей вроде было не по себе. Мы стараемся не оставаться друг с другом наедине.

Нет, не то получилось…

 

Июля. Завод Чусовской

 

Политотдел развернул большую работу среди жителей завода и окрестных сел. Помогает ревкому и уездному комитету партии. Политотдельцы выступают на митингах и собраниях.

Со всех сторон одна просьба: дайте побольше литературы. Делимся своими запасами.

Для библиотеки парткомитета железнодорожников собрали около тысячи книг, брошюр и журналов. Нашлись труды Карла Маркса, Фридриха Энгельса, товарища Ленина. Есть Либкнехт, Ярославский, Лафарг, Мархлевский и другие авторы. Подобрали литературу о Красной Армии, а также антирелигиозного содержания. Дали и художественные произведения: Горького, Лермонтова, Успенского.

Я с удовольствием копался в книгах, помогал составить библиотеку. Когда заметил томик Горького, еще раз перечитал «Старуху Изергиль».

 

Июля. Завод Кушва

 

Совершил на лошади шестидесятиверстное путешествие.

С радостью въехал в Кушву, около которой мы когда-то два месяца отбивали атаки врага. И сразу же натолкнулся на разрушенный белыми памятник героям революции и красным бойцам.

Даже могилы осквернены и уничтожены проклятыми недругами!

От радости моей не осталось и следа. Только ненависть и презрение к святотатцам.

Все равно память о героях Красной революции будет жить века.

Думал найти знакомых, но они эвакуировались. Куда? Очевидно, куда глаза глядит. Лишь бы подальше от большевиков. Эх вы, обыватели несчастные! Жизнь, видно, была для вас плохим уроком, ничему вы не научились.

Не от страха перед нами, а от страха перед правдой, как ошалелые, бежали эти трусливые люди — крупные служащие, торговцы, некоторые врачи. Мы ведь с мирными людьми не воюем. Мы поднимаем оружие на тех, кто с оружием идет против нас.

Были, конечно, и прямые мошенники, кровопийцы, которые боялись рабочего суда. Попутный вам ветер, господа.

Мой одноклассник Костя П — цов мобилизован белыми. Пусть гнет шею перед офицерами, пусть натрет мозоли на белых ручках, ненавистник власти трудящихся. А если и пропадет, я не стану жалеть эту набитую мещанской мякиной голову.

Но черт с ним, с П — цовым.

Громя врагов, мы стараемся в то же время указать дорогу заблудшим, помочь им правильно понять великие революционные события, которые сотрясают земной шар.

Сегодня перечитывал некоторые страницы своего дневника и на титульном листе написал: «Коммунист! Помни, что ты живешь для народа, а не народ для тебя!»

Пусть эти слова станут моим девизом на всю жизнь.

 

Июля. Завод Кушва

 

В политотделе все время происходит перестановка людей. Одни прибывают, другие убывают. Иные работают совсем недолго: по две — три недели, по месяцу.

Уехала Шура. Неловким было наше прощание…

Товарищ Воронцов уже не заведует политотделом. Уезжает в город Ирбит. На его месте товарищ Черноусов.

Черноусову от силы 24 года. В полном соответствии со своей фамилией носит черные усики. Щеголеват. Любит ввернуть иностранное словечко, выразиться покрасивее. Очень самолюбив. Подчиненных «не замечает». В разговоре слышит только себя.

Мне новый заведующий нравится еще меньше старого. У Воронцова хоть не было ничего показного, да и не хвастал он никогда.

Не везет нашему политотделу на заведующих.

 

Июля. Завод Кушва

 

Над Ирбитом и Камышловом горят алые знамена революции!

За месяц и десять дней от врага очищена территория, которую белогвардейщина занимала целый год.

У меня огромное желание попасть в Камышлов, побывать хотя бы один день дома, в Борисовой.

Скоро переберемся в Ирбит, а там уж Камышлов совсем рядом.

Части идут так быстро, что полевая почтовая контора не успевает доставлять письма бойцам. Много жалоб и, надо признать, справедливых. Штаб и политотдел бригады стараются наладить непрерывную доставку писем через посты летучей почты.

Мне все больше нравится заведующий культпросветотделением товарищ Басманов. Прежде он работал инструктором того же отделения, занимался школьным обучением.

Басманов — общительный, грамотный, тактичный и трудолюбивый человек. Полная противоположность нашему нескромному и самодовольному заведующему политотделом.

 

Июля. Завод Кушва

 

Начальником 51-й дивизии, как я уже писал, назначен товарищ Блюхер. Наш комбриг товарищ Васильев будет вместо Блюхера комендантом Пермского укрепленного района.

 

Августа. Город Ирбит

 

Походным порядком политотдел прибыл из Кушвы в Ирбит.

Я здесь впервые. Город больше, богаче и многолюднее Камышлова. И дома получше, хотя тоже в большинстве одноэтажные. Длинные торговые ряды занимают всю площадь. На ней каждый год устраивалась знаменитая ирбитская ярмарка. Приезжали купцы со всей России и из-за границы, даже из Китая, Монголии, Персии. Представляю себе, что здесь творилось.

Теперь торговые ряды пустуют. Все, что поддавалось огню, контрреволюционеры сожгли в 1918 году, когда взбунтовались против Советской власти и учинили погром.

В этом городе и уезде свирепствовал прославившийся своим изуверством офицер-каратель капитан Казагранди. Теперь он, как слышно, у Колчака командует дивизией.

С выходом бригады в богатый и густо заселенный Ирбитский уезд особенно почувствовалась нужда в агитаторах и инструкторах для города и села. У нас и прежде не хватало таких работников, а теперь — совсем плохо.

Меня эта работа очень манит. Куда больше, чем секретарство.

Я обратился к товарищу Черноусову, и он сразу же удовлетворил мою просьбу. Должность я сдал товарищу Павленину, который прежде ведал общим делопроизводством, а место Павленина занял Чазов. Оба они добросовестные и старательные работники.

Рад, что кончил с секретарской деятельностью. Видно, бумага — не моя стихия.

Группа политотдельцев, в том числе и я, готовится к выезду. Нам предстоит восстанавливать органы Советской власти, помогать волостным революционным комитетам, вести политработу с населением.

Николай Бушуев командируется в юго-восточные волости Ирбитского и Камышловского уездов. Моисей Сологуб едет в район Кушвинского завода, Василий Герасимов — в восточную часть Ирбитского уезда и в западную — Тюменского. Товарищ Воронцов, наш бывший заведующий, назначен председателем Ирбитского уездного революционного комитета.

Ну, а я?.. Я еду в Камышловский уезд! Побываю в Камышлове, в Зырянской волости и у себя дома, в родной Борисовой.

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: