Глава девятая. Моров. Беда (продолжение)

 

– Всё хорошо, воин, всё хорошо. Выпей вот это…

Губ Ильи коснулся край чаши. Он глотнул… Не понимая, что делает. Он вообще мало что понимал. Мир состоял из боли и забытья. Илью учили, что воин должен не обращать внимания на боль. Воин должен смеяться в лицо тому, кто режет его тело, выпускает кишки, прижигает каленым железом… Илья очень старался, но – не получалось. Боль была сильнее…

 

– Очень крепкий мальчик, – негромко сказала Сладислава. – Он терпит уже второй день. И еще не сошел с ума.

– Его учили терпеть боль, – заметил Духарев.

– Не такую и не так долго.

Сергей Иванович кивнул, соглашаясь. Уж он-то, побывавший на пороге смерти, понимал толк в боли.

Стрела угодила в позвонок. Что тут скажешь? Бедный парень! Лучше бы ему умереть…

– Он забудется, и я выну стрелу, – сказала Сладислава.

– Может быть, мне это сделать? – осторожно предложила Лучинка. – Я знаю, как обращаться с такими ранами, матушка.

Сладислава некоторое время глядела на невестку, обдумывала… Потом кивнула, соглашаясь.

Властная и амбициозная женщина, сейчас она в первую очередь была лекаркой. И думала лишь о том, как будет лучше раненому. Лучинка-Евпраксия, учившаяся медицине у арабов, намного превосходила Сладиславу знаниями. Правда, сама Слада настолько же превосходила ее опытом.

Сейчас принять решение ей помогло и то, что горячечное дыхание Ильи стало ровнее. Лекарство подействовало. А готовила его Лучинка. Причем – в большой спешке…

 

Весть о том, что Илья ранен, в дом Духарева пришла вчера вечером. Принес ее сам Ярош, который, не переставая, греб всю дорогу от Морова до Киева.

Духарев хотел ехать немедленно, но Сладислава отговорила. Если Илья доживет до утра, то он дотянет и до полудня. Хотя, не стала она обнадеживать мужа, рана скорее всего смертельна. Ярош показал, куда вошла стрела. Лучшее, что может ожидать человека с перебитым позвоночником, это прожить остаток жизни калекой.

Так что тронулись утром. Духарев со Сладиславой и Богуслав с женой. Сопровождала их большая сотня духаревских дружинников. Ехали три-о-конь, так быстро, насколько это возможно.

Лучинка дремала в седле. Большую часть ночи она варила зелья, которые могли понадобиться, если Илья еще жив. Стоили эти зелья больше, чем годовой доход такого села, как Моров, но денег уж точно никто не считал. Илья – член семьи. И семья сделает для него всё.

Им повезло: Илья был еще жив. Хотя Духарев не мог избавиться от мысли, что смерть была бы лучшим выходом для парня…

 

Кузнечными клещами, очень аккуратно, Богуслав перекусил последнее кольчужное кольцо и убрал стальной лоскут, уступив место матери. Теперь в дело пошли ножницы…

 

А Духарев тем временем слушал доклад Развая. Тот, с полусотней гридней, сразу по прибытии, отправился по следу Ильи, добрался до речушки, без проблем, поднявшись вверх по руслу, отыскал место, где произошло несчастье… Но нашел там лишь ободранный до исподнего труп Фроди. Злодеи ушли вверх по течению. Развай послал два десятка воев за ними, но на успех не надеялся. Разбойники, судя по всему, знали здешние места, а гридни – нет. Будь след «горячим», другое дело. Но прошло уже больше суток…

Сладислава прорезала толстый набивной подкольчужник (кожаной поддевки по летнему времени Илья не надел), наружную рубаху, льняное исподнее и уступила место Лучинке.

Место, куда вошла стрела, заметно воспалилось. Но не так сильно, как можно было ожидать. Бронебойный наконечник, узкий и тонкий в острие, если не отравлен, оставляет сравнительно чистую рану.

Лучинка и Сладислава переглянулись.

– Что? – нетерпеливо спросил Богуслав.

– Неглубоко вошло, – сказала Сладислава. – Может, и обойдется… Держите его!

Лучинка быстрым, резким движением выдернула стрелу. Из маленькой ранки тут же потекла кровь. Лекарки не стали ее останавливать, по очереди взяли на пальцы, понюхали…

– Может, и обойдется, – повторила Сладислава. – Может, и не пробило до стержня…

Лучинка капнула на рану немного черной, скверно пахнущей жидкостью из стеклянного флакона. Мгновение – и тело Ильи сотрясла судорога, потом еще одна.

– Крепче держите! – властно скомандовала Лучинка.

Спустя некоторое время судороги прекратились.

– А теперь будем его раздевать, – распорядилась Сладислава. – Осторожно!

Спустя некоторое время Илья был наконец избавлен от доспехов и одежды и уложен на чистую льняную простыню. Лучинка еще раз обработала рану, вставила в нее медную трубочку – чтоб рана не закрылась раньше времени.

– Что теперь? – спросил Духарев.

– Он не умрет, – ответила жена. – Но поправится ли – не знаю. Всё в руке Божьей. Может, и обойдется. Надежда есть…

 

* * *

 

Не обошлось. Да, Илья выжил и уже через две недели смог самостоятельно садиться. И боль уменьшилась настолько, что нужда в маковом отваре отпала. Но встать на ноги Илья так и не смог. Ни через две недели, ни через два месяца. Ни Сладислава, ни Лучинка, ни даже приглашенный Духаревым втайне от жены волох-врачеватель ничем помочь не смогли. Видно, разбойничья стрела всё-таки повредила что-то важное в хребте Ильи, потому что ног своих он больше не чувствовал.

А злодеев так и не нашли. Будь эта земля чужой, Духарев бы велел дружинникам взять в оборот местных. Узнать, где их тайное капище стоит (дело решаемое, если подключить к дознанию специалистов), нагрянуть внезапно да и прижать жрецов как следует. Не может такого быть, чтобы местные (а они точно местные, раз так хорошо в здешних лесах ориентируются) тати ни разу сюда не заглянули. В их профессии с высшими силами надо ладить. Разговорить жрецов, оставить засаду…

Но вести себя на собственной земле как в древлянских лесах Духареву не хотелось. Строить взаимоотношения с подданными на голом страхе неправильно. Сначала надо попробовать договориться миром.

 

– Выйдите, – велел Духарев гридням, которые привели и усадили на лавку моровского вожака.

– Знаешь, кто я? – спросил Сергей Иванович, буравя мужика взглядом.

– Князь-воевода киевский Серегей, – староста удивился вопросу.

– Не киевский, а моровский, – поправил Духарев. – А еще я умею видеть правду. Слыхал об этом иль нет?

Ярош пожал плечами. Не успел, значит, справки о своем новом господине навести. А жаль. Знай он репутацию Духарева, было бы проще.

– Кто напал на моего сына?

Еще одно движение могутных плеч. Мол, откуда мне знать?

– А может, кто-то решил с ним сквитаться? За то, что было в дубраве…

Ярош покраснел.

– Я не тать! – прорычал он.

– Я не сказал, что это ты, – заметил Духарев. – Я сказал: «кто-то». Этот «кто-то» призвал разбойничков… Думал: убьют сына моего – и суд, тобой проигранный, уже не в зачет.

– Ты, христианин, не понимаешь! – гневно воскликнул Ярош. – То не сын твой победил! То боги решили, а значит, так тому и быть! Не звал я никого, слышишь?

– Не ори, – произнес Духарев. – Я старый, но не глухой. Слышу тебя. Значит, злодеи тебе не ведомы, так?

– Так, – буркнул Ярош.

Молодой, сильный, гордый… Он боялся Духарева. И боялся показать страх. Но с разбойниками он точно не в сговоре. Не та порода. И не следует забывать, что именно Ярош принес весть о беде. Спешно принес. Но сейчас Духареву надо быть жестким.

– Капище, – сказал Сергей Иванович. – Меня интересует ваше капище. – Сделал паузу, чтобы собеседник проникся, и заявил: – Ты отведешь меня туда, где вы свершаете свои требы. Сегодня.

– Не бывать тому! – отрезал Ярош. – Не дам зорить святое место!

Духарев молчал. Глядел сурово. Ярош занервничал.

– Тронешь богов наших – все в леса уйдем. Все!

– Напугал, – усмехнулся Сергей Иванович. – Я тебе сразу сказал: силком никого не держу. Люди у меня найдутся. И воины найдутся, чтоб их защитить. – И уже другим тоном, усталым, обыденным, равнодушным: – Грозить мне станешь, отдам тебя гридням. И скажешь ты всё, о чем спрошу. И то, о чем не спрошу, тоже скажешь. Но не стану я на тебя время тратить.

И снова замолчал.

– И что ты сделаешь, князь? – не выдержав, спросил Ярош.

– Не один ты место тайное знаешь. Глядишь, другие духом послабже окажутся. Разок-другой каленым железом…

И опять замолчал, наблюдая, как корежит Яроша от страха и бессильной ярости.

– Ладно, – выдал наконец Сергей Иванович. – Я – господин добрый. Ослушания не терплю, но без вины на муки не обрекаю. Да и смешно мне, как ты богов своих жалких защищаешь…

– Почему это жалких? – вскинулся Ярош.

– А как их не пожалеть, – удивился Духарев, – если им твоя защита нужна? Это что ж за боги такие, что сами себя защитить не могут? Нет, не стану я их рубить. Зачем? Скоро здесь встанет дом настоящего Бога. Открыто встанет, у всех на виду. А твои, ничтожные, пусть по чащам ютятся. Там им и место.

– А коли так, то зачем тебе капище наше? – воскликнул Ярош, окончательно запутавшийся.

– А мне оно и не нужно, – ответил Сергей Иванович. – Мне те нужны, что идолов ваших кормят. Вот у них-то я и спрошу, кто сына моего ранил.

– Так они тебе и скажут! хмыкнул Ярош.

– Не сомневайся, скажут. А так или этак – не твоего ума дело. Хотя… – Духарев сделал вид, что задумался… – Можно и без похода к капищу обойтись. Мне же не деревяшки ваши засаленные нужны. Вот что следаем… Я тебя сейчас отпущу. А ты пойдешь и приведешь ко мне вещуна вашего… Седобородого. С ним и потолкую.

– А с чего ты взял, что он захочет с тобой толковать? – дерзко спросил Ярош.

Духарев выбросил кулак. Не вставая. Но – точно. Яроша снесло с лавки. Он еще ворочался на земляном полу, когда в дом влетели гридни. На шум.

– Всё в порядке, – успокоил их Сергей Иванович. – А ты, смерд, больше не забывай: обращаться ко мне следует – «князь». Или – «господин». Отправляйся и сделай что велено.

– А если мудрый не придет… князь? – потирая скулу, проговорил Ярош.

– Если мудрый – придет, – отрезал Духарев. – Беги!

– А не удерет? – озабоченно поинтересовался Равдаг. – Может, наших за ним послать?

– Нет, – качнул головой Духарев. – Тут родовичи его. Своих он не бросит. Ярош – человек чести. Жаль, что пришлось с ним так обойтись.

 

* * *

 

– Сновид. Так меня люди зовут.

Духарев кивнул. Оглядел жреца с ног до головы. Серьезный дед. Ведун небось? Ишь прозвище себе какое взял… Многообещающее. А страха – ноль.

– Не боишься меня?

– А чего мне тебя бояться? Иль я за Кромку не хаживал?

– А ты – хаживал?

Седовласый язычник не ответил.

– Сновид, значит? – Редкий случай, когда Духарев не знал, за какое место зацепить собеседника. – А на гуслях играть умеешь, Сновид?

– А надо?

– Было бы неплохо. Песню я одну хочу послушать.

– Ужель князю других певцов не найти?

– Этой песни они не знают.

– Дай угадаю? – предложил дед. – Хочешь послушать, как сынок твой со стрелой встретился? Так не ко мне обратился. Песню эту тебе, может, соловей пропоет… Если ты того соловья отыщешь.

– Неверный ответ, – проворчал Духарев. – Еще раз попробуй.

– Ответ как раз верный, – спокойно ответил жрец. – А худого ты мне не сделаешь. Ни мне, ни богам моим. У тебя своя дорога, у меня – своя. И обеим еще конца не видно.

– Сварог, Стрибог, Хорс… Кого из них ты кормишь, Сновид?

– Всех, – ответил старец. – Богов, вишь, как зверей в лесу. Много. И всех уважить надо.

Меньше всего Духареву хотелось затевать теологический спор. Но кликнуть гридням, чтоб взяли деда и на угольки поставили, язык не поворачивался. Да и бесполезно это, похоже. Сергей Иванович сообразил, кого напоминает ему повадкой и речью беловолосый дедушка. Рёриха покойного.

– А ведь ты – из воинов, старый, – сказал Духарев.

Жрец удивился. Нахмурил кустистые брови, разглядывая Сергея Ивановича более пристально, чем раньше. Особым взглядом…

– Ну? – насмешливо произнес Сергей Иванович. – Интересно?

– Да, – согласился старец. – Таких как ты, раньше не встречал.

– А ты за Кромку сходи, – предложил Духарев насмешливо. – Может, там знают?

– Пить хочу, – неожиданно объявил жрец. – Дашь воды мне?

– На, – Духарев отстегнул от пояса флягу с венгерским. – Пей.

Дедушка пригубил. Сначала символически, но, распробовав, удивился, хмыкнул и приложился основательно.

– Давненько я такого не пивал, – заметил он, возвращая флягу.

Нет, не ошибся Сергей Иванович. Не простой это дедушка.

– Ты меня уважил, – веско уронил беловолосый. – И я тебе за это совет дам добрый. Не ищи, князь, тех, кто сына твоего обидел. Найдешь – навеки останется он калекой.

Перевел взгляда на Яроша, велел:

– Князя слушай. Повезло тебе с ним.

Развернулся и зашагал прочь.

И что интересно: Духареву даже в голову не пришло его остановить.

Может, потому, что он подарил Сергею Ивановичу надежду ?

 

* * *

 

А в Киеве праздновали жатву. С воинскими играми и вольными забавами. С любящимися на межах парами, с хмельными пирами, скоморошьими плясками и гуслярскими былинами о прежней и нынешней славе. Праздновали все, включая великого князя. Несмотря на явное неодобрение главного ромейского епископа. Впрочем, жертвы старым богам не приносили. В Киеве.

 

 

⇐ Предыдущая32333435363738394041Следующая ⇒

Поделиться: