У подножия Вавилонской башни

 

Ассирия стала первой «великой державой» железного века. Ее армия была оснащена последними техническими новинками. Оружие ассирийцев было лучше, чем у соседей, они первыми применили конницу, уже за 1000 лет до Р. Х. имели регулярную армию и всеобщую воинскую повинность.

До X века до Р. Х. ассирийские цари уделяли основное внимание обороне и укреплению границ. Но затем, упрочившись, они начали завоевательные войны, стремясь на юг и на запад, где были источники сырья, большие города с развитыми ремеслами, крупные караванные пути.

Первым совершил поход к Средиземному морю царь Ашшур‑нацирапал, и было это в 876 году до Р. Х. Впрочем, пока что это был не завоевательный поход, а просто грабительская экспедиция. О том, как это выглядело, повествует он сам: «Я учинил великую резню, я разрушал, я истреблял, я жег. Я брал их воинов в плен и сажал их на кол перед их городами. Я поставил ассирийцев на их места…» Царь омочил оружие в морских водах и вернулся домой с богатой добычей, включавшей даже знаменитые кедры, нарубленные в горах Ливана. Также он привел огромное количество пленных.

Здесь мы сталкиваемся еще с одним заблуждением – тем, что всех пленных поголовно обращали в рабство. На самом деле это было попросту невыгодно. Рабский труд неэффективен – в древнем мире это прекрасно понимали. Тогдашнее общество знало множество видов личной зависимости, а рабы в нынешнем понимании этого слова использовались разве что на тяжелых и грубых работах. Но отправлять ткача, гончара или воина в рудники или на храмовые поля – это, пользуясь, современной терминологией, забивать гвозди микроскопом, что является совершенно негосударственным подходом. Люди в древнем мире ценились высоко, особенно те, кто что‑то умеет, вывозились в победившую страну наряду с прочей добычей, и поступали с ними разумно. Египтяне, например, одержав победу, могли отправить в Египет захваченный воинский отряд, разместить его в какой‑нибудь пограничной крепости, дать воинам хорошее содержание, достаточно еды и женщин – и они служили новому хозяину точно так же, как служили старому. В развитом Египте жизнь была не хуже, чем дома, а из пограничной крепости все равно никуда не денешься. Ассирийские цари делали то же самое, хотя сначала в небольших масштабах. Это потом их уже нужда заставила…

Что очень любопытно, царь построил себе новую столицу и заселил ее пленными. Стало быть, он не только не опасался приведенных с захваченных земель людей, но, по каким‑то причинам, отдавал им предпочтение перед своими.

Воевали ассирийцы старыми библейскими методами. В наказание за мятеж и сопротивление беспощадно карали не только сопротивлявшихся, но и всю страну.

«Распространяется по горам народ многочисленный и сильный, какого не бывало от века… Пред ним пожирает огонь, за ним палит пламя; пред ним земля как сад Едемский, а позади его будет опустошенная степь, и никому не будет спасения от него», – говорит Библия устами пророка Иоиля.

Пленных и дань брали лишь в областях, которые сдавались без боя. В случае сопротивления или мятежа расправа была чудовищной. Территорию грабили подчистую, все имущество вывозили в Ассирию, а население истребляли поголовно, вплоть до младенцев, причем методы истребления были устрашающе жестоки: мирных жителей сжигали живьем, сажали на кол, а то и просто бросали связанными умирать от жажды.

«Я проливал потоками их кровь в долинах и высоко в горах, – говорил царь Тиглатпаласар I. – Я рубил им головы и сваливал, подобно кучам зерна, под стенами городов. Вывозил бесчисленные трофеи и пожитки». Затем, когда убийство и грабеж были окончены, ассирийцы разрушали города, вырубали сады, уничтожали поля, засыпали каналы.

(Впрочем, чем‑то экстраординарным по тем временам это не было. Вот как, например, поступил Давид с жителями города Раввы, подданными царя аммонитян, который оскорбил его: взяв город, «народ, бывший в нем, он вывел, и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами аммонитскими»[26].)

«Тактика выжженной земли» привела к тому, к чему и должна была привести. Мало какие области сдавались на милость победителя, в большинстве своем войско и население, зная, что пощады не будет, сопротивлялись отчаянно. В конце концов, ассирийцы побеждали, но цена победы была высока, а кара за сопротивление неизменна. В результате через какие‑то сто лет Ассирия оказалась окруженной кольцом выжженных земель. Опустошенные новые провинции не приносили дохода, наоборот, требовали денег на свое содержание. У самих ассирийцев война тоже не способствовала приросту населения, и великая держава стала испытывать жестокий недостаток в людях.

Пришедший к власти в 745 году до Р. Х. царь Тиглатпаласар III принялся решать эти проблемы методами поистине революционными. Теперь жителей захваченных территорий не уничтожали, а в массовом порядке переселяли в Ассирию, в ранее завоеванные, а нынче безлюдные провинции. Причем переселяли их семьями, со всем имуществом, и даже, чтоб было уютнее на новом месте, позволяли брать с собой своих богов. На месте оставляли лишь небогатых землепашцев – великая держава была заинтересована в людях образованных, обеспеченных и владеющих ремеслом, и совершенно не нуждалась в маргиналах и люмпенах – это добро в умножении не нуждается!

Сотни тысяч переселенцев вперемешку разместили на территории Ассирии и провинций, чтобы они поскорее ассимилировались. Вся эта чудовищная смесь представителей самых разных народов разговаривала между собой на арамейском языке, который был разговорным языком Ассирии, а уж какие религии возникали из того, что принесли с собой переселенцы, можно только догадываться!

Срединное положение Иудеи, в мирное время небезвыгодное, теперь стало источником опасности. Ассирийцы стремились в Египет. Захватив финикийское побережье, они подорвали египетскую торговлю – стерпеть можно многое, но не это! Египтяне готовились к отпору. Кто бы ни одержал верх, для зажатой между двумя гигантами Иудеи ничем хорошим это кончиться не могло.

Первым пало Израильское царство. Рушилось оно в три приема. В первый раз удалось откупиться, заплатив тысячу талантов серебра – огромная по тем временам сумма. После второго похода самарийские цари стали данниками Ассирии. Но через некоторое время против ассирийцев восстал Дамаск, и тогда израильский царь Осия перестал платить дань и начал переговоры о союзе с Египтом. Ассирийцы разозлились всерьез и выслали против мятежной провинции войска. После трехлетней осады Самария была взята ассирийским царем Саргоном. (Нет ли и тут преувеличения? Ассирийцы были искусны во взятии городов, и непонятно, с чего они вдруг три года торчали под стенами провинциальной крепости…) Тем не менее суть от этого не меняется. Сколько бы ни длилась осада – три месяца или три года – в середине VIII века до Р. Х. Самария пала.

Ассирийцы увели к себе верхушку местного общества во главе с царем (по ассирийским сведениям, около 27 тысяч человек)[27], расселив их далеко за рекой Тигр. Царь Саргон решил проблему взаимоотношений местного населения с исконным врагом просто и кардинально, раздав освободившиеся земли своим воинам. Естественно, на беззащитную область тут же хлынули соседи, беспрепятственно смешиваясь с местными земледельцами, на которых завоеватели не претендовали. Получившееся в результате население впоследствии стало известно под именем самарян.

Прошло еще сто лет. Пало ассирийское государство, на его месте появилось Вавилонское царство, и – снова началось движение к Египту. На сей раз на их пути оказался Иерусалим. В первый раз Иудейскому царству удалось уцелеть, признав себя данниками завоевателя. Но затем евреи повели себя неразумно. Дважды иудейские цари, в расчете на помощь египтян, пытались отказать Вавилону в уплате дани. В первый раз они подверглись жестокому разгрому, но царство иудейское было все же сохранено. Однако во второй раз царь Навуходоносор не был столь милосерден. Иерусалим был полностью разграблен и разрушен, стены срыты до основания, дома знати и храм Соломонов сожжены. Знать, ремесленников и воинов постигла та же участь, что и жителей Самарии – они были уведены в Вавилон и расселены на его территории.

Но и на этом все не закончилось. Неукротимые (или, как они названы в Библии, «жестоковыйные») иудеи не покорились. Вскоре после разрушения Иерусалима вавилонский наместник был убит, после чего часть оставшихся иудеев эвакуировалась в Египет, остальных же карательные отряды снова увели в Вавилон, оставив лишь самых бедных земледельцев.

И вот с этого‑то полного разгрома и начался подлинный расцвет еврейского народа.

 

Жители небогатой земледельческой страны попали в одно из самых могучих и передовых государств древнего мира, с развитыми ремеслами, сельским хозяйством и культурой. Их привели, расселили и предоставили устраиваться в новой жизни, как сумеют.

Между тем жизнь была довольно своеобразная и совсем непохожая на прежнюю.

Могучие государства Междуречья – сначала Ассирия, а потом Вавилон – имели сложную государственную и общественную структуру. Это были монархии с большим бюрократическим аппаратом. Причем государственный аппарат там был не землевладельческий, а служилый. Чиновники получали от царя, как сказали бы через две тысячи лет, в кормление земли с прикрепленными к ним крестьянами. Сами чиновники хозяйством не занимались, а чтобы и соблазна такого у них не было, им давали земли, разбросанные по разным областям страны. Подневольный труд был невыгоден, а считать вавилоняне умели. Даже очень крупные землевладельцы довольствовались податями или сдавали землю в аренду, затем она передавалась в субаренду, и в конечном итоге дробилась на мелкие участки, которые обрабатывали одна‑две семьи. Причем рабы в сельском хозяйстве использовались мало – разве что в качестве арендаторов. Даже в больших храмовых хозяйствах предпочитали наемных работников, хотя и рабами тоже не брезговали.

Вавилонское общество делилось на полноправных граждан, зависимых (что‑то вроде государственных крепостных) и рабов. Но при этом рабы могли иметь дом, семью, собственность, свое дело. Раб мог выступать в суде, совершать сделки, закладывать и брать в залог имущество и даже выступать поручителем собственного хозяина. Представляете, как тому выгодно было иметь раба‑купца?

Выходцы из других земель могли оказаться в любом месте этой пирамиды. Земледельцев сажали на землю в качестве крепостных, ремесленники, соответственно, работали в городах, воины служили. А чем занимались приведенные в плен знатные люди? Многих привели вместе с имуществом – государству было невыгодно плодить на своей земле нищету. Они имели достаток, умели писать и считать, были довольно образованны и развиты (по крайней мере, некоторые из них). Кто‑то, конечно, пошел «на дно», часть оказалась на государственной службе, но многие нашли себя в новой области, причем настолько успешно, что постепенно эта сфера деятельности стала считаться основной «профессией» всего народа, хотя и тогда это было не так, да и теперь тоже…

Здесь стоит упомянуть еще об одном ложном представлении относительно иудеев. К началу становления современного государства Израиль относится фраза, приписываемая разным политикам: «Евреи развеяли два заблуждения относительно своего народа: то, что они хорошие политики и плохие солдаты». Чтобы таких заблуждений даже и не возникало, достаточно почитать Ветхий Завет. Древние иудеи были политиками не то что плохими, а вообще никакими: единственной их политикой была сила, а единственным аргументом – обнаженный меч. Землю они, конечно, пахали, да… но исходя из того, что написано в Библии, видишь, что драться любили ничуть не меньше и делали это при каждом удобном случае. История иудеев, начиная от Моисея и до самого вавилонского плена, есть история войн. Евреи были воины и авантюристы, то есть имели как раз те качества, которые нужны были, чтобы заняться торговлей. Ибо торговля в древнем мире была одним из наиболее опасных занятий, независимо от того, водили ли купцы караваны по суше или возили товары по морю. Люди вообще старались не отходить далеко от своих поселений, ибо вне защиты общины оказывались беспомощны и беззащитны, даже если не имели с собой товаров – они ведь и сами в любой момент могли стать товаром. Так что тогдашние купцы – не нынешним чета…

Вавилонский плен как раз и дал иудеям возможность проявить те качества, которые у них имелись, но до сих пор были невостребованными.

«Значительная часть изгнанников, – пишет А. Тюменев, – и прежде всего те, которые располагали необходимыми для этого средствами, обратились к занятиям торговлей и денежными операциями: по‑видимому, они имели в этом отношении предшественников уже в лице отдельных более предприимчивых личностей из числа уведенных еще во время ассирийского пленения израильтян. Если действительно верно только предположение о еврейском происхождении руководителя известнейшего банкирского дома Эгиби, открывшего свои действия еще в 685 году, то из этого примера можно видеть, насколько быстро и легко приспособлялись изгнанники к новым условиям жизни… Мы имеем и помимо того целый ряд других доказательств, и прежде всего документальных данных, подтверждающих живое участие иудейских изгнанников в вавилонской торговле. Так, среди торговых записей шестого и пятого веков дохристианской эры, найденных во время раскопок, производившихся американской экспедицией на месте древнего Ниппура, во множестве встречаются еврейские имена. Только широким участием в торговых и денежных операциях объясняется, по‑видимому, то обстоятельство, что многие иудеи за время своего пребывания в плену не только могли достигать высокой степени благосостояния, но и успевали составить себе, по‑видимому, довольно солидные денежные состояния».

В Ниппуре с начала VI века процветала фирма «Мурашу и сыновья», занимавшаяся… страхованием. Американские ученые обнаружили сейфы с документацией фирмы – глиняные кувшины, запечатанные асфальтом, где содержались документы компании. На клинописных табличках были записаны договоры, поручительства, свидетельства о вкладах. С каждой сделки банк получал 20 процентов прибыли – обычная ставка в те времена в Вавилоне.

Стоит ли удивляться, что когда персидский царь Кир, разгромивший Вавилон, позволил изгнанникам вернуться на родину, многие предпочли остаться? Так появилась диаспора, сыгравшая потом такую огромную роль в распространении христианства.

 

Просуществовала великая Вавилонская держава меньше ста лет. В 539 г. до Р. Х. ее, в свою очередь, захватил персидский царь Кир. Ошейник, надетый на страну хитроумным персом, был золотым и очень красивым. Кир ничего не изменил в стране, не насадил персидскую администрацию. Все осталось прежним: население никто не притеснял, жрецы получили возможность возродить древние культы, сам Кир принял титул «царь Вавилона, царь стран». Кроме прочих благ, он, стремившийся как можно больше снизить напряженность в обретенных землях, позволил переселенцам вернуться на родину.

Как уже говорилось, далеко не все переселенцы решили отправиться назад. И вполне естественно будет предположить, что репатриантами стали те, кто не сумел устроиться в новой жизни, – таким образом премудрый Кир, кроме того, что проявил милосердие, еще и почистил Вавилон от маргиналов. Само собой, позволение касалось всех народов. Евреев, изъявивших желание вернуться, по официальным данным, было около 40 тысяч человек. Сколько их было на самом деле – вопрос сложный. Зависит от того, как тогда считали: только глав семейств, или всех мужчин дееспособного возраста, или всех мужчин и женщин? С какого возраста начинали учитывать детей, и учитывали ли их вообще?

Итак, они двинулись в путь, ведомые ностальгическими мечтами о земле, «текущей молоком и медом». Мало кто думал о том, что сами они уже не те, и родная земля не та, да и представления о «молоке и меде» у людей, выросших в одной из самых богатых стран мира, уже иные.

Неизменным оставалось лишь одно…

 

Бой в окружении

 

Древний мир был миром большой и живой религиозности. «Уровень веры» не зафиксирован какими бы то ни было измерениями, это вытекает просто из здравого смысла и простейших аналогий.

Попробуем потренировать воображение…

Мы живем в мире, где абсолютное большинство людей не знает, что такое голод[28]. Нет, нет… день‑два без еды – это аппетит. А я говорю о голоде – том, от которого умирают. В течение тысячелетий голод был ежедневной угрозой для многих людей и ежегодной – для всех. И в течение тысячелетий слова «хлеб наш насущный даждь нам днесь» были не вежливой формулой, как в нынешние сытые времена. О нем молили так, как сегодня молятся разве что об исцелении да об отыскании пропавших, молились, со страхом глядя в выбеленное жарой небо: неужели и сегодня боги не пошлют дождя на наши поля?

А еще мы живем в мире, где средняя продолжительность жизни перевалила за семьдесят лет. Когда такое бывало? Еще сто лет назад в Российской империи детская смертность по первому году жизни была тридцать процентов, да по второму столько же. И это тогда, когда и здравоохранение было уже развито, и от холеры умирали всего тридцать процентов больных, а чума и вовсе уползла в дикие пустынные места. (Впрочем, оставались еще и были в полной силе оспа, брюшной тиф, туберкулез… Да что там – банальная пневмония до изобретения пенициллина была смертельно опасным заболеванием.) Понимаем ли мы, что любимая сказочная ситуация, когда у матери был один сын и выжил – уже само по себе означает, что этот ребенок отмечен Божьим промыслом?

И это если не было войны. Американцы, сбросившие атомную бомбу на Хиросиму, всего лишь в очень смягченном виде повторили методы ведения войны древней Ассирии. Если бы накрыли всю Японию, повторили бы почти полностью. Потому что, чтобы повторить совершенно, надо было бы изобрести что‑нибудь такое, чтобы население умирало несколько дней и, по возможности, в муках.

Говорят, что на войне неверующих нет. Потому что смерть висит над головой. Но ведь века и века человеческой истории люди постоянно жили в такой ситуации – висящей над головой смерти. Причем далеко не всегда что‑то зависело от самого человека.

А вот теперь давайте представим себе – каким было у тех людей религиозное чувство. Когда молитва – не формула вежливости, а борьба за выживание. Религиозный поиск – это не духовные искания, а борьба за выживание. А вдруг ты поклоняешься не тому богу, который может и хочет помочь, а тому, который может и хочет, не поклоняешься? Охота на колдунов и ведьм, равно как и заискивание перед ними, – тоже борьба за выживание.

Между тем горячее и живое религиозное чувство – основной фон времени. Оно обострялось в годы бедствий и притуплялось в годы сытые и изобильные, но самый равнодушный человек тех времен, попав в наш сегодняшний мир, бежал бы из него в ужасе.

Сытому голодного как уразуметь?

 

А с другой стороны, древний мир был миром большого религиозного либерализма.

Нам, живущим во времена строгого единобожия, имеющим в не столь отдаленном прошлом бесконечные споры о вере и религиозные войны, трудно даже представить себе, что это такое. Нет, это не современный город, где наряду с православными церквами существуют буддийский храм и офис сайентологов. Это нечто совсем другое.

При ближайшем рассмотрении религий древнего мира видно, что у каждого народа, даже у диких североамериканских индейцев, существовал некий верховный Бог‑творец, обитающий в надзвездных высях. Иначе и быть не могло – кто‑то же сотворил этот мир! Но Творец совершенно терялся за сонмом богов, так сказать, «второго порядка», которым он перепоручил земные дела. Те жили ближе к людям – допустим, на той же горе Олимп – и, в отличие от Творца, который не давал себе труда вмешиваться в жизнь людей, занимались этой жизнью вплотную и с большим интересом.

Лучше всего это можно описать в современных и хорошо знакомых нам терминах. Если говорить очень грубо и упрощенно, многочисленные языческие боги были как бы «крышей» для определенного рода человеческой деятельности. Более того, древние боги действовали еще и на своей определенной территории. (Так, когда иудеи уходили в изгнание, нашлись очевидцы того, как Иегова покинул развалины храма и улетел на соседнюю гору: в изгнание со своим народом он не отправился.) В порядке вещей было, например, если египетский или финикийский купец, прибыв в греческий город, приносил жертвы Гермесу, местному покровителю торговли. Храма его бога торговли здесь не было – чужая территория! И купец как бы «отстегивал» от будущей прибыли местному авторитету, «крышующему» торговлю, и после этого мог свободно заниматься своим делом. Его боги на это не обижались – чужой район, он и есть чужой, там действуют свои законы. Боги рождались и претерпевали метаморфозы, постоянно делили территорию, ссорились, устраивали один другому всякие каверзы. Олимп вообще напоминал большую склочную коммунальную квартиру, а уж какие нравы были у скандинавских богов! Каковы варяги, таковы у них и покровители…

Соответственно, людям приходилось не забывать никого, угождать всем своим, чтобы помогали, а также и чужим, чтоб не мешали. Если бог не выполнял своих обязательств, он мог попасть в опалу: его поклонники переходили к другому, более влиятельному покровителю. Древние боги кочевали из страны в страну, сливались с местными божествами. Согласно подсчету самих вавилонян, в великом городе было 53 храма верховных богов, 55 – бога Мардука, 300 – земных богов, 600 – небесных, 180 алтарей богини Иштар, 180 – богов Нергала и Адад и 12 посвященных еще каким‑то богам, непонятно, каким. Так что, как видим, вавилонское столпотворение царило не только на земле, но и «на высотах». Конечно, у каждого человека был свой излюбленный покровитель, иной раз довольно экзотический. Почему, например, среди римских воинов был популярен культ персидского бога Митры? А нравился он им!

Поэтому на одного бога больше или меньше – для древних не означало ровным счетом ничего. Однако местных «авторитетов» принято было уважать и задабривать. Иначе те разозлятся и начнут сводить счеты – хорошо, если только с теми, кто оскорбил их непочтением, а ну как со всеми жителями, кто попадет под руку? Земные власти так поступают сплошь и рядом, почему бы не ждать того же и от небесных? Ссориться с местными «авторитетами высот» было не принято. Тот же царь Кир, овладев Вавилоном, принял царскую власть «из рук бога Мардука» после всех положенных церемоний.

…Неудивительно, что в этом мире евреям приходилось трудно.

 

Евреи верили в одного Бога, и вера эта не знала компромиссов. В нашем мире такая позиция понятна даже младенцу. Тогда ее не понимал никто. Отрицать множественность богов было все равно, что в нынешней Европе отрицать многопартийность.

Говорят, что иудеев не любили за их обособленность. С одной стороны, это так и было. А с другой – а как они могли общаться с язычниками, кроме как по самым неотложным делам? Только один пример: на Востоке любая форма дружеского общения сопровождалась обедом. А за едой первая чаша вина выливалась в честь богов‑покровителей. Мясо же в большинстве домов видели только в дни жертвоприношений, и было оно частью языческой жертвы. Язычникам было все равно: богом больше, богом меньше… А иудеям?

…Точнее, вера не знала компромиссов в теории. На практике же, как оно обычно и бывает на практике, все выглядело несколько иначе.

Согласно Библии, евреи пришли к единобожию еще во времена патриархов – то есть в те незапамятные времена, когда они были малочисленным пастушьим племенем, пришедшим с востока на землю Палестины (Египет и возвращение оттуда были гораздо позже). Хотя на протяжении всего Ветхого Завета мы и находим следы древних культов, которым поклонялись иудеи, а также постоянные заимствования богов у соседних народов, все же Иегова преобладал над всеми.

С другой стороны – как заставишь? В мирное время, особенно в царстве Израильском, далеко от Иерусалима, богов было не меньше, чем везде. Даже царь Соломон, построивший храм, приказал устроить для своих жен из других мест святилища их культов. Иегове тоже поклонялись, даже выделяли среди прочих, но не более того.

Так было во времена благополучные. А когда над Иерусалимом сгустились тучи, люди, привычно объяснявшие все хорошее и плохое милостью или же немилостью богов, все громче стали вопрошать: за что? В чем и перед кем мы виноваты? Пророки объясняли, в чем и перед кем, им верили и не верили, иной раз слушали, а иной раз били. Гром гремел – мужики бежали в храм. Гроза отдалялась – опять принимались за свое. Все, как обычно, все, как всегда.

Когда, во исполнение пророчеств, пала Самария, это было расценено как последнее предупреждение. Еще громче зазвучали голоса пророков, предупреждавших: уклонившихся от истинной веры ждет страшная кара. Надо разрушить все храмы, кроме храма Иеговы, запретить служение прочим богам. Пророков опять же иногда слушали, иногда гнали и били камнями.

Царь Хазкия, под впечатлением падения Израильского царства, приказал уничтожить все жертвенники, разбить статуи всех богов – не пощадили даже сделанного Моисеем во время странствия по пустыне медного змея. Однако его наследник Манассия придерживался других взглядов, и тоже обоснованно. Чтобы лишний раз засвидетельствовать свою лояльность грозному соседу, он приказал поставить в храме жертвенники вавилонских богов. Само собой, тут же как из‑под земли появились и прочие культы, запрещенные, но не исчезнувшие.

Все снова переменилось во времена царя Иосии, вступившего на престол в 640 г. до Р. Х., восьмилетним мальчиком. Он вырос ревностным почитателем Иеговы и, став взрослым, решил привести в порядок Иерусалимский храм – никаких мистических действ, его предполагалось просто отремонтировать. И вот во время работ ему донесли, что верховный жрец нашел в храме Книгу Закона. Дело это было для того времени обычным, священные книги нередко обнаруживались в храмах. Дело не в самом факте, дело в том, что в этой книге говорилось!

Говорились в ней вещи неслыханные. Нужно было уничтожить все святилища всех богов: жертвенники, высоты, священные рощи – и поклоняться одному Иегове, причем в одном‑единственном месте, в Иерусалимском храме. Нужно было истребить всех пророков и служителей других богов, всех волшебников, колдунов, заклинателей духов. Затем уже шли гражданские установления. (Эти законы сейчас можно прочесть в Пятикнижии, в книгах «Исход» и «Второзаконие».) И царь повелел всем иудеям следовать вновь обретенному закону.

Шаг был чрезвычайно смелым. С одной стороны, таким образом укреплялось государство: в те времена принадлежность к храму объединяла людей куда сильнее, чем любая светская власть. С другой – слишком многим это бы не понравилось, такая мера могла привести к расколу государства. Трудно сказать, чем бы все это завершилось в более благополучные времена, но теперь, когда от северных пределов все время слышался шум ассирийских колесниц, а с юга – такой же шум колесниц египетских… Ведь и советская власть, например, вспомнила о Боге лишь тогда, когда русскую землю утюжили немецкие танки, а до тех пор обходилась местными большевистскими «богами». А в‑третьих… не будь этого повеления Иосии – может статься, не было бы в веках народа иудеев. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. И жили бы мы совсем в другом мире…

…Итак, царь повелел всем иудеям следовать обретенному закону. Иосия собрал в храм всех жителей Иерусалима, прочитал вслух найденную книгу, а затем, повернувшись лицом к ковчегу, поклялся исполнять закон, а весь народ повторил клятву за царем. Потом из храма вынесли все, относившееся к культам других богов, и сожгли за пределами Иерусалима. После чего по всей стране были уничтожены все жертвенники и святилища чужих богов, перебиты разного рода предсказатели и заклинатели духов. Теперь не было в земле иудейской другого святилища, кроме Иерусалимского храма. По крайней мере, официально. Потому что втайне как знатные люди, так и простолюдины все равно, на всякий случай, почитали богов финикийских, ханаанских, вавилонских и прочих, которые пришлись по нраву. Да и зла в земле не убавилось. С редким цинизмом, например, обошлись с зависимыми крестьянами‑рабами. Во время осады Иерусалима Навуходоносором царь и князья решили освободить рабов, чтобы те тоже встали на защиту Иерусалима. Так и поступили, причем все князья принесли в том торжественную клятву, пройдя между частями рассеченного жертвенного быка. Однако едва Навуходоносор, принужденный выступить против египтян, на время снял осаду, как рабов тут же вернули в исходное состояние. Более того, не побоялись даже самого Иеговы. Когда пророк Иеремия выступил с гневными обличениями князей, те бросили его в тюрьму – и казнили бы, если бы не царь, который все же побаивался пророка и стоявшего за ним грозного Бога. Иеремия сумел бежать, а вскоре вернулся и Навуходоносор.

Все переменилось на чужбине. Вот уж где не было никакого религиозного принуждения – да ходи ты хоть во все храмы сразу! Властям не было ровно никакого дела, кому молится какой‑то там пленный народец. Прежние князья не имели никакой власти, они были такими же пленниками, как и все остальные, ничто мирское не объединяло иудеев, зато делало все возможное, чтобы растворить их в вавилонском разноплеменном море. Теперь уже сами изгнанники, никем не понуждаемые, отчаянно цеплялись за своего Бога – единственную ниточку, связывавшую их с родиной, и единственную силу, скреплявшую их вместе. По субботам они собирались на молитвенные собрания, для которых вскоре стали устраивать особые дома – синагоги. У жрецов, лишенных храма, было сколько угодно времени, чтобы привести в порядок священные книги. Естественным образом синагоги стали центрами иудейских общин в Вавилоне, где изгнанники каждую субботу предавались ностальгии. Стоит ли удивляться, что, когда персидский царь Кир позволил вернуться, именно жрецы и возглавили переселение?

 

…И вот они двинулись в путь. Богатые, хорошо устроившиеся иудеи, как известно, предпочли остаться, отделавшись пожертвованиями на храм и в пользу возвращавшихся. В библейской книге пророка Ездры точно названо число вернувшихся. «Все общество вместе состояло из сорока двух тысяч трехсот шестидесяти человек, кроме рабов их и рабынь их, которых было семь тысяч триста тридцать семь; и при них певиц и певцов двести. Коней у них семьсот тридцать шесть; лошаков у них двести сорок пять; верблюдов у них четыреста тридцать пять; ослов шесть тысяч семьсот двадцать».[29]То есть, как видим, судя по количеству рабов и скота, переселенцы были людьми, мягко говоря, не слишком богатыми. Руководили ими князь Зоровавель из дома Давидова и верховный жрец Иешуа.

Когда вернувшиеся достигли своей исторической родины, они обнаружили, что «молоко и мед» иссякли. После разрушения Иерусалима прошло всего около 50 лет, и разоренная страна так и не успела подняться. Оставленное на месте завоевателями иудейское население давно смешалось с окрестными язычниками, те, что еще оставались иудеями, жались к развалинам Иерусалима. Недавние соплеменники даже понимали теперь друг друга с трудом: если богатые местные жители все же говорили по‑арамейски, то бедные общались между собой на жутком жаргоне, смеси еврейского, арамейского и окрестных языков. Каждое слово отзывалось репатриантам горечью: они там, на чужбине, свято хранили свой язык и свою веру, в то время как на родине язык забыли, а Иегову едва выделяют среди прочих богов. Спасибо, что вообще помнят…

Разочарование оказалось жестоким, однако обратного пути не было. Поневоле пришлось приниматься за работу. К счастью, национальный характер иудеев отличается даже не упрямством, а скорее тем качеством, что называется упертостью, причем доведенной до превосходной степени. (О чем говорит история современного Израиля: есть ли в жизни человечества прецедент, когда народ не только возродил давно утраченное национальное государство, но и воскресил древний «мертвый» язык, сделав его разговорным?) Повинуясь принципу «глаза боятся, а руки делают», они расчистили в развалинах храма от мусора священный камень и построили на нем временный жертвенник. А потом занялись насущными делами.

Почти сразу выяснилось, что на вновь обретенной родине их никто особо не ждет. Земли хватало, но местное население не намерено было позволять пришлым устанавливать свои порядки. Поневоле переселенцы – те, что не махнули на все рукой и не приняли существующий порядок вещей, – держались обособленно.

Немецкий исследователь Велльгаузен пишет: «Изгнанники по возвращении не распространились на всю прежнюю область, занятую ранее коленом и царством Иуды. Это было бы для них равносильно самоубийству. Напротив, они должны были во что бы то ни стало тесно держаться друг друга. Они селились поэтому лишь в Иерусалиме и ближайших его окрестностях. Казалось, первым делом с их стороны должно было бы являться восстановление разрушенного храма, а между тем им приходилось ограничиться сооружением простого алтаря на священном месте. Все их усилия направлены были в это время исключительно на то, чтобы только как‑нибудь упрочиться и удержаться в стране. Урожаи были плохи, но вместе и одновременно с этим давали себя чувствовать и все другие неудобства и затруднения, какие обычно испытывает всякое вновь возникающее поселение. Иерусалим восставал из развалин лишь крайне медленно и постепенно. Улицы оставались пустыми: на них не было видно ни стариков, ни детей. Заработков никаких не представлялось. Торговля и всякие иные сношения между жителями затруднялись небезопасностью, царившей на улицах, так что боялись выходить из дому. Со стороны персидской администрации никаких мер к улучшению не принималось. Напротив, в то же время обложение было крайне высоко и тяжелым бременем ложилось на беднейшую часть населения».[30]

То, что происходило дальше, можно рассматривать двояко – как двойственна и сама жизнь, сочетающая высокое и низкое, небесное и земное. Кому‑то угодно видеть в происходившем борьбу жреческого сословия за власть и доходы, кому‑то – борьбу за веру. А на самом деле, надо полагать, имело место и то, и другое. Полных корыстолюбцев в жизни мало, равно как и беззаветно верующих, обычно даже в одном человеке смешиваются самые разные мотивы, не говоря уже о тех случаях, когда человек сам не знает, почему он поступил так или иначе.

Иудейская община была маленькой и слабой, однако монолитной. В том, что касалось ее внутренних порядков, тон задавали переселенцы, державшие всех остальных за людей второго сорта. Кто‑то все же выслуживал себе право войти в общину, другие, махнув рукой на пришлых гордецов, уходили к окрестным язычникам.

Внутри общины основой всего было восстановление храма.

Никогда не удалось бы им это дело, если бы не диаспора. Оставшиеся в Вавилоне богатые иудеи давали деньги, составляли протекцию. Одним из основных спонсоров восстановления Иерусалимского храма выступил даже… персидский царь, который повелел выдавать на строительство материалы и деньги из царских доходов. Правда, Зоровавель не лучшим образом использовал царское благоволение, попытавшись под шумок отстроить заодно и иерусалимские стены. Об этом, естественно, быстро донесли персидскому наместнику, и дело кончилось большим скандалом, вплоть до запрещения работ, которые лишь с большими усилиями удалось продолжить.

В 515 году до Р. Х. новый храм был окончен. По устройству он походил на храм Соломона, но порядки теперь были не те. Все стало бедней, суровей и напряженней. Светская власть была подмята персами, однако на духовные дела оккупанты не претендовали. Жрецы сделали из существующего положения единственный вывод, а народ его подхватил: земного царя у иудеев больше нет, остался только небесный царь. Для христианина такой подход абсолютно естественен, нам и не увидеть сразу, что же здесь такого необычного. Повиноваться небесному царю прежде всего? А как иначе можно жить? Оккупационные власти тоже ничего особенного не заметили, властям‑то иудеи повиновались, налоги платили, и ладно.

Персы, будучи разумными оккупантами, так и не поняли, чем чревата ситуация – не было такого случая. Зато это поняли греки, и еще как! А вслед за ними и римляне…

Итак, персы не увидели в иудейской вере ничего необычного, не понимая, чем единобожие принципиально отличается от привычного всем язычества. Они тоже, как и все народы, знали и исповедовали принцип: царям царево, а богам – божье, а то, что у иудеев мера другая – персидские власти не знали, да и все равно им было. Как показало время, это была не самая худшая из оккупаций.

Только таким подходом, да еще влиянием, которое имели иудеи при персидском дворе, можно объяснить невероятный, по нашим понятиям, указ царя Артаксеркса. В то время в Вавилоне жил человек по имени Ездра, из потомственной жреческой фамилии. Это был книжник, человек очень образованный, знающий законы Израиля. Он, с помощью других жрецов, привел в порядок священные книги иудеев, составив Тору, или Пятикнижие, первые пять книг Библии, в том виде, в котором мы ее знаем. Затем он каким‑то образом добился у царя Артаксеркса позволения отправиться в Иудею со всеми, кто пожелает к нему присоединиться, и получил исключительные полномочия.

«Ездра посылается от царя и его совета семи в качестве царского уполномоченного, чтобы произвести ревизию Иудеи на основании закона Бога его и чтобы поставить судей и начальников в Иудее, знающих закон Бога иудеев; всякий, кто не будет следовать закону, подлежит суду и наказанию смертью или изгнанием, или штрафом, или тюрьмою».[31]

Ну а с другой стороны – почему бы и нет? Если иудеи и в самом деле играли при персидском дворе важную роль и хлопотали за свою далекую родину если они, в обмен на этот указ, гарантировали уплату податей, отсутствие мятежей и верность царю… Да пусть в таком случае живут, как хотят! Законы у них жесткие, больше порядка будет…

И Ездра начал наводить порядок. Повелел расторгнуть смешанные браки, отпустить (т. е. выгнать) жен‑иноплеменниц и их детей, не общаться с окрестными народами, запретил иноплеменникам вход в Иерусалим. Из этого, как водится, ничего не вышло и выйти изначально не могло. Люди не хотели разводиться с женами, по‑прежнему продолжали общаться с иноверными соседями, в Иерусалим тут же проделали множество тайных ходов под стеной, а однажды и вовсе сожгли ночью городские ворота.

Политических талантов у иудеев явно не прибавилось – Ездра очень быстро восстановил против себя окрестных правителей и персидских сатрапов, которые, пока еще не смея укусить царского любимца, откровенно саботировали его начинания. Тогда в ход снова пошли связи при персидском дворе, и в Иудею был назначен новый областной начальник, бывший царский виночерпий, иудей Неемия.

Он для начала приказал произвести перепись, а также отпустить на волю, по закону Моисееву, всех «семилетних рабов» – согласно закону, каждые семь лет рабов «из своих» следовало отпускать. Рабам это понравилось, рабовладельцам – нет. Поскольку окрестные правители были враждебны иудеям, Неемия добился позволения построить вокруг Иерусалима настоящие крепостные стены, а вскоре возвел и второе кольцо стен вокруг храма. В какой обстановке приходилось работать строителям, повествуется в книге Неемии. «Строившие стену и носившие тяжести, которые налагали на них, одною рукою производили работу, а другою держали копье».[32]Так что не было мира под иудейскими смоковницами тогда, как и прежде.

Неемия организовал отряды ополчения и переселил в Иерусалим десятую часть членов общины, после чего иудейская столица снова стала большим по тем временам городом с населением в 15 тысяч человек (из чего мы заключаем, что общая численность иудеев в то время была около 150 тысяч).

В 444 г. до Р. Х. Неемия привел, наконец, иудеев к присяге закону. Закон был жестким, жить по нему было трудно. «Связываете бремена неудобоносимые», – скажет потом об этом Иисус.

Иудеям это понравилось и нравится до сих пор. Характер такой – скучно жить удобно и спокойно… Тем более что в большую политику наученный столь горьким опытом, этот народ больше не совался – по крайней мере, пока была хоть какая‑то возможность от этого уклониться.

Впрочем, несмотря на все требования закона, люди все равно продолжали вести дела, исходя из соображений выгоды, жениться на девушках, которые нравятся, и общаться с теми, кто приятен. Закон обходили или же нарушали и честно, как положено, приносили искупительные жертвы. Но главная угроза, казалось, была позади – народ удалось консолидировать вокруг единого Бога и восстановленного храма. Опасность исчезнуть, раствориться в окрестных племенах миновала. Мессии было куда прийти.

Но впереди ждала другая оккупация, и намного худшая. Не римская, отнюдь. До римлян были другие…

 

Прошло триста лет. Персы пришли и ушли, как до них вавилоняне, а еще раньше – ассирийцы. После походов Александра Македонского греческое влияние разлилось приливной волной по Востоку. Правда, после смерти Александра его держава распалась, но на престолах ее обломков теперь сидели греки, и множество греков осело в покоренных областях, по праву победителей определяя правила игры. Следом за греками пришли греческие моды, греческий образ жизни, греческие боги.

Эллинский полководец Птолемей стал владычествовать над Египтом, заведя там беспрецедентные порядки. Государство постоянно вмешивалось в организацию хозяйственной жизни. То, что из этого получилось, ближе всего стоит к тому способу ведения хозяйства, который имел место в СССР при социализме: максимальная регламентация до самых мелочей. Кроме того, вместо гибкого процентного налога Птолемей и его потомки установили твердый налог. Если раньше государство и крестьяне поровну несли тяготы неурожаев, то теперь все неприятности доставались земледельцам. Ни к чему хорошему это привести не могло и не привело: очень скоро в Египте начался тяжелый хозяйственный кризис, отмеченный борьбой за власть в верхах и народными восстаниями.

Зато для иудейской диаспоры эллинизм означал расцвет. Греки – сами прирожденные торговцы, а свой своему поневоле брат. Правители городов как льготами, так и силой, старались привлечь к себе иудеев. Еще Александр Македонский основал в Египте новый город – Александрию. Место было выбрано удачно, город стремительно превращался в крупный торговый центр. Птолемей, завоевав в очередной раз Палестину, переселил туда немало иудеев, целенаправленно выбирая способных к торговому делу Царь не ошибся. Вскоре иудеев и греков в городе было чуть ли не поровну, а александрийская колония стала центром диаспоры.

Иудейские купцы присутствовали во всех крупных торговых центрах и везде были заметны, хотя и не любимы (стоит ли удивляться – они и бизнес наверняка вели в соответствии с национальным характером, то есть как плохие политики и хорошие солдаты). Но, естественно, иудеи жили в древних городах в самом разном качестве. Большей частью они были не купцами, а ремесленниками, причем, в отличие от взглядов, господствовавших в античном мире, ремесло пользовалось в их среде уважением. Неудачники опускались ниже, пополняли собой ряды пролетариев. Но в синагогу ходили все.

Однако чужбина есть чужбина. Как ни старались иудеи хранить свою веру и язык, с первым еще как‑то получалось, а вот со вторым было значительно хуже. Многие из родившихся на чужбине уже не говорили ни на древнееврейском, ни на арамейском языках. Их родным языком стал греческий – точнее, окологреческий жаргон под названием койне. А вот вера осталась прежней. Но смысла священных текстов, которые читали в синагоге, они уже не понимали. Приходилось прибегать к помощи переводчиков – до тех пор, пока, около 250 года до Р. Х., Тора не была переведена на греческий язык.

Согласно посланию Аристея Александрийского, было это так. Правитель Филадельф владел лучшей в мире библиотекой, в которой было 995 лучших литературных произведений всех времен и народов. Но однажды библиотекарь сказал ему, что в ней не хватает пяти книг Моисея. Тогда правитель отправил посланников к иудейскому первосвященнику, чтобы тот прислал ему списки этих книг, а также людей, которые могли бы перевести их на греческий. Первосвященник прислал ему 72 переводчика. Они работали на острове Фарос, возле знаменитого маяка, каждый в отдельной келье. Когда же они сравнили переводы, то выяснилось, что те совпадают слово в слово. Этот перевод получил название «Септуагинта», или «Семьдесят». Именно благодаря Септуагинте мы имеем сейчас тот текст Ветхого Завета, который имеем: еврейские тексты некоторых книг не сохранились, и наши переводы сделаны по греческим.

А что же Палестина?

Сначала она была под властью Птолемеев, но потом, в 195 году до Р. Х., попала в руки Селевкидов, греческих царей Сирии, потомков другого военачальника Александра – Селевка.

В отличие от предыдущих властителей, греки не довольствовались податями. Они были достаточно агрессивны, навязывая покоренным народам свой образ жизни, свое общественное устройство, своих богов. Обособленная иудейская община пока держалась, но и в ней шло дело к расколу: одни тяготели к эллинам, другие, наоборот, стремились обособиться от их влияния. Естественно, к иностранцам в первую очередь тянулась верхушка общества, по самой своей жизни много имевшая с ними дело. Землевладельцы, чиновники и купцы и так‑то не пользовались особой любовью в народной среде, а заигрывание с греками еще убавляло им популярности. В народе их называли «решаим» – беззаконники.

Налоги были тяжелы, а кроме того, ответственным за их сбор был первосвященник, глава общины, что, как нетрудно догадаться, не способствовало миру под иудейскими смоковницами, ибо человек, собирающий налоги, не может не быть в глазах обездоленной части общества пособником оккупантов.

Но это все оказались еще цветочки. В середине II века до Р. Х. на сирийском престоле оказался Антиох IV Епифан. Молодость он провел заложником в Риме и вынес оттуда особый стиль поведения, за который получил прозвище «Epimanes» – безумный. Любимым богом царя был Зевс Олимпийский, и Епифан решил распространить культ своего бога на всей подвластной ему территории, а все прочие храмы уничтожить. Поскольку мирным образом это не очень получалось, в конце концов он попросту издал указ: всем стать одним народом и служить одному богу – Зевсу.

Плоды указа были весьма своеобразны. Едва ли Антиох хотел того, что он получил, но он получил то, чего хотел. Подвластные ему языческие народы в большинстве своем легко подчинились и ввели у себя культ Зевса. Вроде бы Зевса, потому что олимпийский небожитель попросту слился с соответствующими местными божествами. Очень красочно полученный результат описывает Н. М. Никольский в книге «Древний Израиль»: «Среди сирийцев стали отождествлять греческого Зевса со старинным сирийским Ваалом, а художники изображали Зевса с атрибутами Ваала и со свитой отчасти из греческих, отчасти из малоазиатских богов. На одной медной таблетке Зевс изображен в виде богатыря, стоящего на быке – символе Ваала; над Зевсом греческий Гелиос‑солнце и греческая же Ника‑победа, готовая увенчать торжествующего бога, а внизу художник изобразил малоазиатскую Кибелу – мать сырую землю, стоящую между луной и солнцем»[33]. Скрещивались между собой и другие боги, порождая порой самые жуткие гибриды.

Однако того, что Антиох получил в Иудее, он хотел еще менее. Это было как раз то, от чего так старались уберечь свои провинции гибкие персидские цари.

Для иудеев никакое слияние Иеговы с Зевсом, равно как и замена одного культа на другой, было изначально неприемлемо. И тем не менее в семье не без ренегата. В ходе борьбы за место первосвященника столкнулись два сильных жреческих рода: Ониады и Товиады. Первые были сторонниками обособленности, вторые держали руку греков и, естественно, в своих притязаниях опирались на оккупационные власти. Один из жрецов, Иешуа, именовавший себя на греческий лад Ясоном, пообещал царю, что, если его сделают первосвященником, он эллинизирует Иерусалим, введет в городе греческие игры и обычаи. Первосвященником он стал. Для начала у подножия святой горы построили гимнасий, который с удовольствием посещали и жрецы. Дальше – больше: он послал из храмовой казны в Тир 300 драхм на устройство игр в честь Геракла. Это был уже вызов всей иудейской общине сразу.

Впрочем, иудеи были против спорта отнюдь не по причине консервативности. Дело в том, что у греческих игр и соревнований была своя специфика. Атлеты должны были выступать обнаженными – а с точки зрения иудейского закона это было не просто неприлично, это было преступно! Более того, поскольку зрители насмехались над обрезанными иудейскими атлетами, те вскоре стали «необрезанными». Есть даже сведения, что с этой целью они подвергали себя специальной хирургической операции. Не говоря уже о том, что и сами спортивные игры обычно посвящались греческим богам, так что стадион мог рассматриваться как языческое капище – и наверняка рассматривался. Можно себе представить, как относились иудеи к существованию такого места у самого подножия храмовой горы.

Как водится, в народе пошли разговоры о жреце‑изменнике, решившем сделать всех иудеев греками – они, мол, там уже и субботу не соблюдают, и свинину едят… К ним прибавились известия о страшных небесных знамениях. И тут как раз подоспел знаменитый указ Антиоха.

Царь послал в Иерусалим сборщика налогов Аполлония с войском. Тот в очередной раз взял и разграбил город, обобрал храмовые сокровища, захватил женщин и детей и множество скота. А в Иерусалимском храме был торжественно установлен жертвенник Зевсу Олимпийскому, и ему стали приносить в жертву свиней. Последователей иудейской веры приговаривали к смерти, священные книги отбирали и сжигали. На священной горе Сион греки построили крепость, которую назвали Акрой.

Ладно – греки, но Иешуа‑Ясон мог бы и лучше знать своих соплеменников, народ, о котором в свое время пророк Исайя сказал: «Я знал, что ты упорен, и что в шее твоей жилы железные, и лоб твой – медный». Многие предпочитали, вместо того чтобы покориться, стать мучениками за веру, а в народе уже в открытую заговорили о последних временах. Началось общенародное движение против эллинов и решаим, во главе которого стал жрец Маттафия, живший в маленьком городке Эль‑Медие, в 20 километрах от Иерусалима. Непокорный жрец отказался приносить жертвы чужим богам и, в конце концов, разрушил жертвенник и убил иудея, который готовился принести там жертву, а заодно убил и царского посланника.

После этого Маттафии ничего не оставалось, как только бежать. Он, вместе с сыновьями, бежал в пустыню и начал партизанскую войну.

Сам он, впрочем, вскоре умер, и во главе повстанцев встал его сын Иуда. Сын пошел в отца, и даже более чем… – за силу и отвагу его прозвали «Маккавеем» (молотом). Молодому отважному предводителю было скучно сидеть в пустыне, и он, собрав своих приверженцев, пошел на Иерусалим. Как раз в это время сирийский царь, что было большой удачей для иудеев, воевал с Римом. То войско, которое он сумел выставить, Маккавей легко разбил, взял Иерусалим и осадил Акру. Зевса из храма тут же выкинули, восстановив жертвенник Иеговы.

Антиох отменил указ о запрещении культа Иеговы и обещал полное прощение всем повстанцам, которые прекратят войну и вернутся домой. Но – поздно! Восстание куда легче спровоцировать, чем остановить. В решающем сражении неподалеку от Вифлеема царские войска все же разбили повстанцев. Сам Иуда Маккавей погиб. Однако сирийцы все больше увязали в войне с Римом, им было уже не до непокорной провинции, и, в конце концов, царь Деметрий II отозвал свои войска. В 142 г. до Р. Х. Иудея стала независимой. Народу намного лучше не стало, но, по крайней мере, веру оставили в покое.

Теперь уже Маккавеи следовали примеру Антиоха IV: они начали захватывать территории и насильно обращать их население в иудаизм, а если те отказывались, попросту их убивали. Так были перебиты жители приморского города Пеллы, а сам город разрушен.

Впрочем, оказавшись на престоле, Маккавеи, или, как они стали называть себя, Хасмонеи, выяснили, что власть и золото – вещи очень приятные. По примеру предков они вели бесконечные захватнические войны, истощавшие страну. Население обложили тяжелыми поборами, при дворе процветали интриги, заговоры и убийства. И, что еще хуже, новые властители тоже начали подражать всему греческому. На деньги, вырванные у налогоплательщиков, плодили чиновников, завели пышный двор, строили дворцы и крепости.

Именно в это время оформились два основных политических течения Иудеи – фарисеи и саддукеи. Основой движения саддукеев стали потомки первосвященника Садока, а также представители аристократии. Это было движение богатых и знатных, опора династии Хасмонеев. Они скрупулезно следовали закону, в то же время успешно заигрывая и с эллинизмом. А главное – они поддерживали власть, которая завела такие порядки.

Им противостояли фарисеи («обособившиеся», «недотроги»). В их общинах были люди всякого звания, какой‑нибудь пастух или угольщик мог достичь высокого положения в сообществе. Фарисеи вели простой образ жизни, были умеренны в еде, отказывались от всякой роскоши. За ними шел простой народ. Были у них и религиозные разногласия с саддукеями: в частности, фарисеи верили в бессмертие души, в загробное воздаяние за злые и добрые дела, в воскресение мертвых… Но в то время они меньше занимались религиозными спорами, а больше – непримиримой враждой с саддукеями.

Иудеи – народ, ни в коей мере не склонный к смирению. Вскоре грохнуло снова. С 90 по 84 г. до Р. Х. длилось руководимое фарисеями народное восстание. В конце концов власти победили, перебив при этом 15 тысяч человек, да еще 8 тысяч бежали из Иудеи.

Впрочем, толку от победы оказалось мало. Царь‑победитель вскоре умер, на престоле оказалась его вдова Саломея, благоволившая фарисеям. Теперь уже решаим пришлось туго: фарисеи преследовали их с тем же ожесточением, с каким прежняя власть преследовала их самих. Результатом стало еще одно восстание…

Трудно сказать, что в конце концов осталось бы от иудейского народа. Но вскоре всех помирили. В 63 г. до Р. Х. римский полководец Помпей захватил Иудею. Фарисеи открыли ему ворота Иерусалима, решив, что быть религиозной общиной в стране, светская власть в которой принадлежит захватчикам, – это самое лучшее для народа. И то верно: недавние события слишком хорошо показали, что устраивают в своем государстве иудейские цари.

Римляне были подобны персам: их совершенно не интересовало, кому молятся иудеи, лишь бы исправно платили налоги. Все внутренние дела они отдали синедриону и правителю, получившему титул «царя иудейского».

Правителем страны от лица римлян стал идумеянин Антипатр. А пришедший к власти в 37 г. до Р. Х. его сын Ирод окончательно помирил всех – он попросту истребил враждующие знатные роды, взяв их имущество в казну. Столь же оригинален он был и в религиозной политике: с одной стороны, затеял реставрацию Иерусалимского храма, с другой – отстроил древнюю Самарию, соорудив там храм в честь императора, и заставил всех подданных присягать римскому императору и ему, Ироду. Жил он роскошно, его строительные инициативы требовали денег, подати были зверскими. Житель Иудеи в качестве разного рода податей отдавал от 30 до 40 процентов cвоих доходов.

Иосиф Флавий писал об Ироде: «Он был не царем, а жесточайшим из тиранов, когда‑либо всходивших на трон. Он убил огромное множество людей, а многие из тех, кого он оставил в живых, были так несчастны, что мертвецы могли бы счесть себя счастливыми в сравнении с ними. Он не только мучил своих подданных, но и дурно обращался с целыми общинами. Чтобы украсить чужие города, он разграбил свой собственный и принес чужим народам дары, оплаченные кровью иудеев. И взамен былого процветания и освященных временем обычаев народ стал жертвой предельной нищеты и бесчестия».

Теперь восстания стали непрерывными, правитель отвечал кровавой резней, после которой следовали новые восстания, и т. д. В городах вспыхивали погромы: эллины били иудеев, иудеи – эллинов. Снова стали появляться пророки, не предсказывавшие ничего хорошего. Талмуд насчитал, что в то время было двадцать четыре разновидности сектантства. Зато храмовых жрецов народ не любил.

Страна напоминала кипящий котел. И кипела так до самой войны с Римом, начавшейся в 66 г. по Р. Х. Римляне кардинально и окончательно решили иудейский вопрос. Они разрушили все укрепленные города, перебили полтора миллиона человек[34], а сто тысяч выселили и продали в рабство. Спустя еще шестьдесят лет иудеи снова возмутились, тогда римляне довершили начатое, уничтожив остальные города и разогнав население Иудеи по всему свету. Но это уже совсем другая история.

 

На первый взгляд и не скажешь, почему этот упрямый, непокорный и вечно бунтующий народ – Богоизбранный. В чем его избранничество? На этот вопрос замечательно ответил французский писатель Анри Дидон.

«В истории нет более яркого доказательства влияния промысла Божия, чем это маленькое племя, отовсюду теснимое язычеством и никогда не падающее под его игом… Вокруг евреев – все пантеисты; они одни только являются исключением; все идолопоклонствуют – евреи и тут представляют собой исключение. Все обоготворяют природу – евреи ей не поклоняются; у всех есть свои фетиши, еврей не признает их. Вокруг них все обоготворяют своих вождей и царей; евреи считают Авраама только своим родоначальником и тщательно скрывают могилу Моисея, который продолжает оставаться для них высшим законодателем. Еврей убивает своих пророков, но их вещее слово влияет на них, и голос умерщвленных приобретает лишь большую силу над теми, кто не признавал их при жизни…

Среди всеобщего утомления и пресыщения, царивших в древнем мире, евреи никогда не переставали жить божественной надеждой; они одни только верили в возрождение человечества; одни они, в силу какого‑то ничем разумным не объяснимого убеждения, ожидали наступления золотого века, в то время как все остальные народы считали его уже минувшим. Благодаря иудейству, идея о Боге вечно сияла над омраченной землей, и ее влияние всегда оставалось очевидным, несмотря на все заблуждения, в которые впадал человек.

От иудейской крови, оплодотворенной Духом Святым, родилось высшее существо, нареченное Спасителем, существо, олицетворившее собой идеал пророков и извлекшее отчаявшуюся и заблудшую душу человеческую из бездны, порока и зла, куда она неудержимо стремилась».[35]

 

 

Глава 2. Фон и декорации

(Иудея во времена Иисуса Христа)

 

В Палестине, на этом крошечном пятачке земли, на протяжении тысячелетий разыгрывалась великая духовная и историческая драма. Она была мало видна современникам, зато вполне ясна потомкам и более, чем бытие многих великих народов, отразилась на судьбах мира.

К концу времени, названного позднее дохристианской эрой, эта драма была в самом разгаре. В предыдущей главе мы постарались обрисовать ее фон и декорации, так сказать, «по вертикали» – во времени. А теперь сделаем это «по горизонтали». Какой мир открылся в конце I века до нашей эры новорожденной девочке по имени Мириам – той, которую мир станет почитать под именем Богоматери или Девы Марии?

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: