Надежда Мандельштам МОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

 

— «Пора подумать, — не раз говорила я Мандельштаму, — кому это все достанется… Шурику?» — Он отвечал: «Люди сохранят… Кто сохранит, тому и достанется». — «А если не сохранят?» — «Если не сохранят, значит, это никому не нужно и ничего не стоит»… Еще была жива любимая племянница О. М., Татька, но в этих разговорах О. М. никогда даже не упомянул ее имени. Для него стихи и архив не были ценностью, которую можно завещать, а, скорее, весточкой, брошенной в бутылке в океан: кто поднимет ее на берегу, тому она и принадлежит, как сказано в ранней статье «О собеседнике». Этому отношению к своему архиву способствовала наша эпоха, когда легче было погибнуть за стихи, чем получить за них гонорар. О. М. обрекал свои стихи и прозу на «дикое» хранение, но если бы полагаться только на этот способ, стихи бы дошли в невероятно искаженном виде. Но я случайно спаслась — мы ведь всегда думали, что погибнем вместе, — и овладела чисто советским искусством хранения опальных рукописей. Это не простое дело — в те дни люди, одержимые безумным страхом, чистили ящики своих письменных столов, уничтожая все подряд: семейные архивы, фотографии друзей и знакомых, письма, записные книжки, дневники, любые документы, попавшие под руку, даже советские газеты и вырезки из них. В этих поступках безумие сочеталось со здравым смыслом. С одной стороны, бюрократическая машина уничтожения не нуждалась ни в каких фактах и аресты производились по таинственному канцелярскому произволу. Для осуждения хватало признаний в преступлениях, которые с легкостью добывались в ночных кабинетах следователей путем конвейерных или упрощенных допросов. Для создания «группового» дела следователь мог связать в один узел совершенно посторонних людей, но все же мы предпочитали не давать следователям списков своих знакомых, их писем и записок, чтобы они не вздумали поработать на реальном материале… И сейчас, по старой памяти, а может, в предчувствии будущих невзгод, друзья Ахматовой испугались, услыхав, что в архивы проданы письма ее читателей и тетради, куда она в период передышки начала записывать, кто, когда и в котором часу должен ее навестить. Я, например, до сих пор не могу завести себе книжку с телефонами своих знакомых, потому что привыкла остерегаться таких «документов»… В нашу эпоху хранение рукописей приобрело особое значение — это был акт, психологически близкий к самопожертвованию, — все рвут, жгут и уничтожают бумаги, а кто-то бережно хранит вопреки всему эту горсточку человеческого тепла. О. М. был прав, отказываясь назвать наследника и утверждая, что право на наследование дает этот единственный возможный у нас знак уважения к поэзии: сберечь, сохранить, потому что это нужно людям и еще будет жить… Мне удалось сохранить кое-что из архива и почти все стихи, потому что не помогали разные люди и мой брат Евгений Яковлевич Хазин. Кое-кто из первых хранителей погиб в лагерях, а с ними и то, что я им дала, другие не вернулись с войны, но те, кто уцелел, вернули мне мои бумаги, кроме Финкельштейн-Рудаковой, которая сейчас ими торгует. Среди хранителей была незаконная и непризнанная дочь Горького, поразительно на него похожая женщина с упрямым и умным лицом. Многие годы у нее лежала «Четвертая проза» и стихи. Эта женщина не принадлежала к читателям и любителям стихов, но, кажется, ей было приятно хранить старинные традиции русской интеллигенции и ту литературу, которую не признавал ее отец. А я знала наизусть и прозу, и стихи О. М. — могло ведь случиться, что бумаги пропадут, а я уцелею, — и непрерывно переписывала (от руки, конечно) его вещи. «Разговор о Данте» был переписан в десятках экземпляров, а дошло из них до наших дней только три.

Сейчас я стою перед новой задачей. Старое поколение хранителей умирает, и мои дни подходят к концу, а время по-прежнему удаляет цель: даже крошечный сборник в «Библиотеке поэта» и тот не может выйти уже одиннадцать лет (эти строки я пишу в конце декабря 1966 года). Все подлинники по-прежнему лежат на хранении в чужих руках. Мандельштам верил в государственные архивы, но я — нет: ведь уже в начале двадцатых годов разразилось «дело Ольденбурга», который принял на хранение в архив Академии наук неугодные начальству документы, имевшие, по его словам, историческую ценность; притом мы ведь не гарантированы от нового тура «культурной революции», когда снова начнут чистить архивы. И сейчас уже ясно, что я недоживу до издания этих книг и что эти книги не потеряли ценности, отлеживаясь в ящиках чужих столов. Вот почему я обращаюсь к Будущему, которое подведет итоги, и прошу это Будущее, даже если оно за горами, исполнить мою волю. Я имею право на волеизъявление, потому что вся моя жизнь ушла на хранение горсточки стихов и прозы погибшего поэта. Это не вульгарное право вдовы и наследницы, а право товарища черных дней.

Юридическая сторона дела такова: после реабилитации по второму делу меня механически, как и других вдов реабилитированных писателей, ввели в права наследства на 15 лет (до 1972 года), как у нас полагается по закону. Вся юридическая процедура происходила не в Союзе писателей, а просто у нотариуса, и потому мне не чинили никаких препятствий и все произошло, как у людей. Юридический акт о введении в права наследства лежит в ящике стола, потому что я получила оседлость, а до этого я около десяти лет держала его в чемодане. Теоретически я могла бы запретить печатать Мандельштама — положительный акт: разрешить — не в моей власти. Но, во-первых, со мною никто не станет считаться, во-вторых, его все равно не печатают и лишь изредка какие-то озорные журнальчики или газеты возьмут и тиснут случайную публикацию из своих «бродячих списков» — ведь, как говорила Анна Андреевна, мы живем в «догутенберговской эпохе» и «бродячие списки» нужных книг распространяются активнее, чем печатные издания. Эти журнальчики, если будет их милость, присылают мне за свои публикации свой дружеский ломаный грош, и я ему радуюсь, потому что в нем веянье новой жизни… Вот и все мои наследственные права, и, как я уже сказала, со мной никто не считается. И я тоже ни с кем и ни с чем не собираюсь считаться и в своем последнем волеизъявлении веду себя так, будто у меня в столе не нотариальная филькина грамота, а полноценный документ, признавший и утвердивший мои непререкаемые права на это горестное наследство.

А если кто задумает оспаривать мое моральное и юридическое право распоряжаться этим наследством, я напомню вот о чем: когда наша монументальная эпоха выписывала ордер на мой арест, отнимала у меня последний кусок хлеба, гнала с работы, издевалась, сделала из меня бродягу, выселяла из Москвы не только в 38, но и в 58 году, ни один человек не изволил усумниться в полноте моих вдовьих прав и в целесообразности такого со мной обращения. Я уцелела и сохранила остатки архива наперекор и вопреки советской литературе, государству и обществу, по вульгарному недосмотру с их стороны. Есть замечательный закон: убийца всегда недооценивает силы своей жертвы, для него растоптанный и убиваемый — это «горсточка лагерной пыли», дрожащая тень Бабьего Яра… Кто поверит, что они могут воскреснуть и заговорить?… Убивая, всякий убийца смеется над своей жертвой и повторяет: «Разве это человек? разве это называется поэтом?» Тот, кто поклоняется силе, представляет себе настоящего человека и настоящего поэта в виде потенциального убийцы: «Этот нам всем покажет»… Такая недооценка своих замученных, исстрадавшихся жертв неизбежна, и именно благодаря ей позабыли обо мне и о моей горсточке бумаг. И это спасение наперекор и вопреки всему дает мне право распоряжаться моим юридически оформленным литературным наследством.

Но юридическое право иссякает в 1972 году — через пятнадцать лет после «введения в права наследства», которыми государство ограничило срок его действия. С таким же успехом оно могло назвать любую другую цифру или вообще отменить это право. Столь же произвольна выплата наследникам не полного гонорара, а пятидесяти процентов. Почему пятьдесят, а не семьдесят или не двадцать? Впрочем, я признаю, что государство вправе как угодно обращаться с теми, кого оно создало, вызвало из небытия, кому оно покровительствовало, кого оно ласкало, тешило славой и богатством. Словом, купило на корню со всеми побегами и листьями. Наследственное пятнадцатилетие в отношении нашей литературы — лишь дополнительная милость государства да еще уступка европейской традиции.

Но я оспариваю это ограничение пятнадцатью годами в отношении к Мандельштаму.

Что сделало для него государство, чтобы отнимать сначала пятьдесят, а потом все сто процентов его недополученных при жизни гонораров да еще распоряжаться его литературным наследством с помощью своих писательских организаций, официальных комиссий по наследству и чиновников, именующихся главными, внешними и внутренними редакторами? Они ли — бритые или усатые — гладкие любители посмертных изданий — будут перебирать горсточку спасенных мною листков и решать, что стоит, а чего не стоит печатать, в каких вещах поэт «на высоте», а что не мешало бы дать ему на переработку? Может, они и тогда еще будут искать «прогрессивности» со своих, продиктованных текущим моментом и государственной подсказкой позиций? А потом делить между собой, издательством и государством доходы — пусть ничтожные, пусть в два гроша — с этого злосчастного издания? Какой процент отчислят они тогда государству, а какой его передовому отряду — писательским организациям? За что? Почему? По какому праву?

Я оспариваю это право и прошу Будущее исполнить мою последнюю и единственную просьбу. Чтобы лучше мотивировать эту просьбу, которая, надеюсь, будет удовлетворена государством Будущего, какие бы у него ни были тогда законы, я перечислю в двух словах, что Мандельштам получил от государства Прошлого и Настоящего и чем он ему обязан. Неполный запрет двадцатых и начала тридцатых годов: «не актуально», «нам чуждо», «наш читатель в этом не нуждается», украинское, развеселившее нас — «не треба», поиски нищенского заработка — черная литературная работа, поиски «покровителей», чтобы протолкнуть хоть что-нибудь в печать… В прессе: «бросил стихи», «перешел на переводы», «перепевает сам себя», «лакейская проза» и тому подобное… После 1934 года — полный запрет, даже имя не упоминается в печати вплоть до 1956 года, когда оно возникает с титулом «декадент». Прошло почти тридцать лет после смерти О. М., а книга его все еще «готовится к печати». А биографически — ссылка на вольное поселение в 1934 году — Чердынь и Воронеж, а в 1938 году — арест, лагерь и безымянная могила, вернее, яма, куда его бросили с биркой на ноге. Уничтожение рукописей, отобранных при обысках, разбитые негативы его фотографий, испорченные валики с записями голоса…

Это искаженное и запрещенное имя, эти ненапечатанные стихи, этот уничтоженный в печах Лубянки писательский архив — это и есть мое литературное наследство, которое по закону должно в 1972 году отойти к государству. Как оно смеет претендовать на это наследство? Я прошу Будущее охранить меня от этих законов и от этого наследника. Не тюремщики должны наследовать колоднику, а те, кто был прикован с ним к одной тачке. Неужели государству не совестно отбирать эту кучку каторжных стихов у тех, кто по ночам, таясь, чтобы не разделить ту же участь, оплакивал покойника и хранил память об его имени? На что ему этот декадент?

Пусть государство наследует тем, кто запродал ему свою душу: даром ведь оно ни дач, ни почестей никому не давало. Те пускай и несут ему свое наследство хоть на золотом блюде. А стихи, за которые заплачено жизнью, должны остаться частной, а не государственной собственностью. И я обращаюсь к Будущему, которое еще за горами, и прошу его вступиться за погибшего лагерника и запретить государству прикасаться к его наследству, на какие бы законы оно ни ссылалось. Это невесомое имущество нужно охранить от посягательств государства, если по закону или вопреки закону оно его потребует. Я не хочу слышать о законах, которые государство создает или уничтожает, исполняет или нарушает, но всегда по точной букве закона и себе на потребу и пользу, как я убедилась, прожив жизнь в своем законнейшем государстве.

Столкнувшись с этим ассирийским чудовищем — государством — в его чистейшей форме, я навсегда прониклась ужасом перед всеми его видами, и поэтому, какое бы оно ни было в том Будущем, к которому я обращаюсь, демократическое или олигархия, тоталитарное или народное, законопослушное или нарушающее законы, пусть оно поступится своими сомнительными правами и оставит это наследство в руках у частных лиц.

Ведь, чего доброго, оно может отдать доходы с этого наследства своим писательским организациям. Можно ли такое пережить: у нас так уважают литературу, что посылают носителя стихотворческой силы в санаторий, куда за ним приезжает грузовик с исполнителями государственной воли, чтобы в целости и сохранности доставить его в знаменитый дом на Лубянке, а оттуда — в теплушке, до отказа набитой обреченными, протащить через всю страну на самую окраину к океану и без гроба бросить в яму; затем через пятнадцать лет — не после смерти, а после реабилитации — завладеть его литературным наследством и обратить доходы с него на пользу писательских организаций, чтобы они могли отправить еще какого-нибудь писателя в санаторий или в дом творчества… Мыслимо ли такое? Надо оттеснить государство от этого наследства.

Я прошу Будущее навечно, то есть пока издаются книги и есть читатели этих стихов, закрепить права на это наследство за теми людьми, которых я назову в специальном документе. Пусть их всегда будет одиннадцать человек в память одиннадцатистрочных стихов Мандельштама, а на место выбывших пусть оставшиеся сами выбирают заместителей.

Этой комиссии наследников я поручаю бесконтрольное распоряжение остатками архива, издание книг, перепечатку стихов, опубликование неизданных материалов… Но я прошу эту комиссию защищать это наследство от государства и не поддаваться ни его застращиваниям, ни улещиванию. Я прожила жизнь в эпоху, когда от каждого из нас требовали, чтобы все, что мы делали, приносило «пользу государству». Я прошу членов этой комиссии никогда не забывать, что в нас, в людях, — самодовлеющая ценность, что не мы призваны служить государству, а государство — нам и что поэзия обращена к людям, к их живым душам и никакого отношения к государству не имеет, кроме тех случаев, когда поэт, защищая свой народ или свое искусство, сам обращается к государству, как иногда случается во время вражеских нашествий, с призывом или упреком. Свобода мысли, свобода искусства, свобода слова — это священные понятия, непререкаемые, как понятия добра и зла, как свобода веры и исповедания. Если поэт живет, как все, думает, страдает, веселится, разговаривает с людьми и чувствует, что его судьба неотделима от судьбы всех людей, — кто посмеет требовать, чтобы его стихи приносили «пользу государству»? Почему государство смеет объявлять себя наследником свободного человека? Какая ему в этом польза, кстати говоря? Тем более в тех случаях, когда память об этом человеке живет в сердцах людей, а государство делает все, чтобы ее стереть…

Вот почему я прошу членов комиссии, то есть тех, кому я оставляю наследство Мандельштама, сделать все, чтобы сохранить память о погибшем — ему и себе на радость. А если мое наследство принесет какие-нибудь деньги, пусть комиссия сама решает, что с ними делать — пустить ли их по ветру, подарить ли людям или истратить на собственное удовольствие. Только не устраивать на них никаких литературных фондов или касс, а стараться спустить эти деньги попроще и почеловечнее в память человека, который так любил жизнь и которому не дали ее дожить. Лишь бы ничего не досталось государству и его казенной литературе, И я еще прошу не забывать, что убитый всегда сильнее убийцы, а простой человек выше того, кто хочет подчинить его себе.

Такова моя воля, и я надеюсь, что Будущее, к которому я обращаюсь, уважит ее хотя бы за то, что я отдала жизнь на хранение труда и памяти погибшего.

 

Примечания

 

[1] К с. 4. Незадолго до ареста, в апреле 1934 г., Мандельштам ездил в Ленинград, где случился упоминаемый при начале книги инцидент с А. Н. Толстым. Поводом к нему было поведение Толстого во время общественного суда, состоявшегося еще 13 сентября 1932 г. по делу Мандельштама с С. П. Бородиным, тогда поэтом, выступавшим под псевдонимом Амир Саргиджан. Суд под председательством Толстого вынес двусмысленное решение, осуждавшее обе стороны (дело, в частности, шло о побоях, нанесенных Н. Я. Мандельштам). «…Саргиджан выдвигался писательской организацией — и на суде и в приговоре общественно-профсоюзного суда — как исполнитель особого писательского, наподобие официального, правосудия», — писал Мандельштам в адрес Московского горкома писателей, сообщая о своем выходе из организации, «допустившей столь беспримерное безобразие». На литературно-общественном фоне тех лет симптоматичным было интервью Толстого («О себе»), появившееся в печати по случаю его 50-летия: чтобы «в новую эпоху стать новым писателем», — на собственном примере ставилась там задача, — требуется «перейти из мира гуманитарных идей в мир идей диалектического материализма… и не все еще до сих пор освободились от детских очков гуманитарного мироощущения. Эпигонский гуманизм будет тлеть до тех пор, покуда у нас еще живет „серый помещик"» (Лит. газ. 1933. 29 янв.). По поводу самого инцидента известно письмо-адрес, направленное Толстому 27 апреля 1934 г. президиумом Ленинградского оргкомитета ССП. В этом письме поступок Мандельштама оценивается как «истерическая выходка человека, в котором до сих пор живы традиции худшей части дореволюционной писательской среды» (ИМЛИ, ф. А. Н. Толстого).

Арест Мандельштама в ночь с 13 на 14 мая 1934 г, совершается на его квартире в писательском кооперативном доме № 5 по улице Фурманова (б. Нашекинский пер., дом снесен в 1978 г.). Из упоминаемых в книге лиц там жили М. А. Булгаков, С. А. Клычков, С. И. Кирсанов, писатель-юморист В. Б. Ардов с женой Н. А. Ольшевской. Мандельштамы переехали в только что отстроенный дом в августе 1933 г.

[2]Так появились стихи… — Цитируются строчки А. Ахматовой из стихотворения «Я знаю, с места не сдвинуться…» (1939).

[3]Лева — сын А. Ахматовой Лев Николаевич Гумилев.

[4] «Участок великая вещь!…» — Так начинается стихотворение В. Хлебникова 1922 г.

[5]…черновики сонетов Петрарки. — Имеются в виду четыре переведенных Мандельштамом сонета; «Волк» — условное название стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…» (см. № 2 в разделе «Стихотворения О. Мандельштама»).

[6]«Про что это?» — недоуменно спросил чин… — Шуточные стихи про управдома (нач. 1934) кончаются так:

 

…Инструмент заревел.

Толпа жильцов в обиде.

За управдомом шлют.

Тот гневом обуян.

И тотчас вызванный им дворник Себастьян

Бах-бах — Машину смял,

Мошеннику дал в зубы.

Не в том беда, что Себастьян — грубьян,

Но плохо то, что бах какой-то грубый.

 

[7]…вместо лагерей устраивал настоящие санатории… - О том, что «тюремный режим… больше походит на принудительные дома отдыха, чем на тюрьмы», была специальная резолюция ЦК партии, вынесенная по докладу Н. Ежова на февральско-мартовском Пленуме 1937 г. (см.: Октябрь. 1988. № 10. С. 9).

[8]Пророческие стихи к этому времени были уже написаны… — Разумеются стихи, предвещающие собственную гибель поэта. У Гумилева это — «Рабочий», у Мандельштама — «На розвальнях, уложенных соломой…» Стихотворения написаны в одно и то же время — в марте 1916 г.

[9]…«с гурьбой и гуртом». — Формула гибели из «Стихов о неизвестном солдате» Мандельштама (1937):

 

Наливаются кровью аорты,

И звучит по рядам шепотком:

— Я рожден в девяносто четвертом,

— Я рожден в девяносто втором…

 

И в кулак зажимая истертый

Год рожденья — с гурьбой и гуртом,

Я шепчу обескровленным ртом…

 

[10]…той рукописи, которой они интересовались… — Рукописи стихотворения о Сталине («Мы живем, под собою не чуя страны…» — см. № 9).

[11]…Бухарина я посетила… — В здании «Известий» на Страстной пл., где с конца февраля 1934 г. работал Н. И. Бухарин.

[12]…принципиальный сторонник революционного террора… — Убеждение в оправданности террора революционно-преобразующей идеей, признание необходимости «жестокости к врагам» в духе «замечательных традиций Ч К» при Дзержинском — Н. И. Бухарин донес до своего последнего письма «Будущему поколению руководителей партии» (см.: Горелов И. Николай Бухарин. М., 1988. С. 168).

[13]Политический Красный Крест — Комитет помощи политическим ссыльным и заключенным, существовавший на добровольные пожертвования с 80-х гг. прошлого века. После революции возобновился в Петрограде в декабре 1917 г., в Москве Комитет работал с февраля 1918 до середины 1937 г. под бессменным председательством Е. П. Пешковой. На XV съезде партии в 1927 г. о Красном Кресте говорилось как о «партии», примыкающей к оппозиции, о его работниках — что «они спустились до привлечения либеральных сочувствующих людей, к либералам обращались» (речь Ем. Ярославского). Помещался Комитет на Кузнецком мосту в доме № 24.

[14]…«не тронут, не убьют»… — Из стихотворения Мандельштама «1 января 1924», — формула, относящаяся, по внутреннему сюжету стихотворения, к концу революционного времени:

 

Пылает на снегу аптечная малина,

И где-то щелкнул ундервуд.

Спина извозчика и снег на пол-аршина:

Чего тебе еще? Не тронут, не убьют.

 

[15]…на съезде журналистов в те дни метался Балтрушайтис… — Где это происходило, неясно. В мае — июне 1934 г. проводились совещания по различным жанрам литературы — готовился Первый Всесоюзный съезд писателей.

[16]…в связи с переходом на «упрощенный допрос». — Еще 1 декабря 1934 г. (в день убийства Кирова) Сталиным было продиктовано постановление Президиума ЦИК об ускоренном, упрощенном и окончательном рассмотрении дел обвиняемых в терроре. В 1937 г. (14 ноября) изданием чрезвычайного закона вводился «упрощенный порядок судопроизводства» по отдельным пунктам статьи 58 Уголовного кодекса (саботаж, терроризм, вредительство). Этими законами устранялись гласность судебного разбирательства, участие в нем сторон, запрещались обжалования и ходатайства о помиловании. «…Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП(б)» (телеграмма Сталина, зачитанная на XX съезде партии). 29 июля 1936 г. «была принята секретная инструкция о допустимости любых методов следствия в отношении шпионов, контрреволюционеров, белогвардейцев, троцкистов и зиновьевцев» (Горелов И. Николай Бухарин. М., 1988. С. 166).

[17]«Там за проволокой колючей…» — Цитируются (неточно) строки из эпилога «Поэмы без героя» А. Ахматовой:

 

А за проволокой колючей,

В самом сердце тайги дремучей -

Я не знаю который год -

Ставший горстью лагерной пыли,

Ставший сказкой из страшной были

Мой двойник на допрос идет…

 

[18]…у следователя было традиционное в русской литературе отчество… — Отчество Христофорович носил гр. А. X. Бенкендорф, шеф жандармов в пушкинское время и начальник ведавшего политическим сыском Третьего отделения императорской канцелярии. Полное имя следователя, о котором идет речь, — Николай Христофорович Шиваров. Через возглавляемый им следственный отдел проходили дела Н. Клюева, В. Кириллова и других поэтов и писателей (сообщено И. С. Поступальским). В конце 30-х гг. был репрессирован и в начале 40-х покончил с собой в лагере.

[19] Цитата по памяти, «Разговор о Данте», с. 41. — Здесь и далее примечания Н. Я. Мандельштам 1977 г.

[20]…в лагерь на строительство канала… — На канал Москва — Волга, начатый стройкой сразу по завершении Беломоро-Балтийского канала в 1933 г.

[21]«Чего бояться, — сказал Сталин, — надо работать…» — Вероятно, парафраз слов Сталина, сказанных в. беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом в декабре 1931 г. Сталин тогда заявил, что одной «политикой устрашения» удерживать власть было бы невозможно, что боязнь перед Советской властью есть у «небольшой части населения», но устрашением тут дело не ограничивается — «мы идем… к ликвидации этой буржуазной прослойки».

[22]…прочитав заголовок его статьи… — «Нравственный опыт эпохи». Статья появилась в 1960 г. в «Литературной газете» (14 авг.). В 1962 г. вопрос о деятельности Я. Эльсберга, чьи клеветнические доносы фигурировали в судебных делах И. Бабеля, М. Левидова, С. Макашина, Л. Пинского, Е. Штейнберга и других, рассматривался на заседании президиума Московской писательской организации, — Эльсберг был из Союза писателей исключен, однако на собрании в СП РСФСР, после его заявления, что он «служил советскому народу» и не должен отвечать один за всех, — восстановлен (приведено в сб.: Память. Париж. № 5. С. 123).

[23]…с языковедами по «делу о словарях». — Арестованный в марте 1935 г. по этому делу проф. Г. Г. Шлет писал: «Прежде всего следствием мне было предъявлено обвинение в том, что я принимал участие в редактировании немецко-русского словаря, том первый которого вышел под редакторством лиц, сочувственно настроенных к фашистской Германии; в то же время следствие обвинило меня в связях с лицами, исповедавшими русский (великорусский) национализм» (см.: Вопр. философии. 1988. № 11. С. 75). В числе репрессированных были профессора М. А. Петровский и Б. И. Ярхо. Д. С. Усов выпустил перед арестом, в соавторстве с преподавателями немецкого происхождения, «Сборник текстов для переводов с немецкого языка» (1934).

[24] Жирмунский. — примеч. 1977 г.  

[25]На вокзал меня провожала… — Отъезд в ссылку происходит в один день с вызовом Н. Я. Мандельштам к следователю. В архиве поэта сохранилось удостоверение с датой 28 мая 1934 г., «данное гр. Мандельштам Н. Я. в том, что она следует в гор. Чердынь к месту ссылки мужа — Мандельштам (а) О. Э. Видом на жительство служить не может и подлежит сдаче в Чердынское райотделение ОГПУ».

[26] Люба Эренбург. — примеч. 1977 г.  

[27]Балахана (туркм.) — легкая надстройка над первым этажом здания.

[28]те, кого они окрестили «лагерной пылью»… - Автором этого, ставшего официальным выражения был Берия.

[29]«Последний день осужденного» — повесть В. Гюго.

[30]. «Племя пушкиноведов» и т. д. — Из стихотворения Мандельштама «День стоял о пяти головах…» (№ 13), в котором, преломленные галлюцинациями, отразились впечатления от пути в ссылку — из Москвы в Свердловск, из Свердловска узкоколейкой в Соликамск.

[31]Первая пересадка была в Свердловске. — На дату пересадки указывает помета под сочиненной в этот день Мандельштамом шуточной басней:

 

Один портной

С хорошей головой

Приговорен был к высшей мере.

И что ж? — портновской следуя манере,

С себя он мерку снял

И до сих пор живой.

 

Свердловск. 1 июня 34 г.

(См.: Герштейн Э. Г. Новое о Мандельштаме. Париж, 1986. С. 189).

[32] Рассказ Георгия Иванова о том, что О. М. в ранней юности пытался в Варшаве покончить с собой, по-моему, не имеет ни малейшего основания, как и многие другие новеллы этого мемуариста. — примеч. 1977 г.  

[33]«Самоубийца» — пьеса Н. Р. Эрдмана (1928). Ее разбор см. далее.

[34]…чтобы с вокзала отвезти на пристань. — И далее пароходом по Каме, Вишере и Чолве на Чердынь — путь, отраженный в стихотворении Мандельштама «Кама» (№ 11).

[35]Нас привезли в Чека… — В Чердынь Мандельштамы приехали 3 июня. Сохранилось удостоверение «взамен вида на жительство», данное в этот день «админссыльному Мандельштам „у“ О. Э. в том, что он состоит на особом учете в Чердьшском райотделении ОГПУ без права выезда за пределы г. Чердыни. Обязан явкой на регистрацию в райотделение ОГПУ каждого 1, 5, 10, 15, 20, 25 числа».

[36] С.-р. — примеч. 1977 г.  

[37] Гендельмана. — примеч. 1977 г.  

[38]Веховцы — участники сборника статей о русской интеллигенции «Вехи» (1909) — Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, М. О. Гершензон, А. С. Изгоев, Б. А, Кистяковский, П. Б. Струве, С. Л. Франк.

[39]«Коринфская невест а» — баллада Гёте в переводе А. К. Толстого.

[40]…Ходасевич… назвал - «тайнослышаньем». — В стихотворении «Психея! Бедная моя…» (сб. «Тяжелая лира»):

 

…Простой душе невыносим

Дар тайнослышанъя тяжелый.

Психея падает под ним.

 

[41]…во время изъятия ценностей. — Постановление СНК «Об изъятии благородных металлов, денег и разных ценностей» у частных лиц и обществ датируется 25 июля 1920 г. В тексте Н. Я. Мандельштам речь идет о времени так называемой золотой кампании, проводившейся в 1930-1931 гг.

[42] Актер Камерного театра — Шура Румнев. — примеч. 1977 г.  

[43] Шенгели. — примеч. 1977 г.  

[44] Нарбут. — примеч. 1977 г.  

[45] Петровых. — примеч. 1977 г.  

[46]И это думали мы — уже знавшие по процессам двадцатых годов, чего можно ожидать от Вышинского!…— Будучи еще ректором 1-го МГУ, Вышинский возглавлял в 1928 г. Спецприсутствие Верховного суда по шахтинскому делу «вредителей» (при главном обвинителе Н. Крыленко), в той же роли главного судьи участвовал на процессе по делу «Промпартни» 1930 г. Дела были фальсифицированньюи, врнжнавия обвиняемых вынуждались провокациями и пытками. Последним из этой серии «показательных» процессов и самым убийственным по методам следствия был процесс по делу «Союзного бюро меньшевиков» в марте 1931 г. — время создания «волчьего цикла» Мандельштама (№ 1 — 6).

[47] Где получил Тарасенков текст «Квартиры»? Может, и там. — примеч. 1977 г.  

[48]…О. М. пришлось записать стихи, и следователь положил автограф в папку . — Этот автограф, по своему значению равный национальной реликвии, недавно нашелся в архиве КГБ. Был вручен председателю Комиссии по литературному наследству Мандельштама Р. Рождественскому, принят им «с благодарностью» и передан в архив ЦГАЛИ (см.: Московские новости. 1989. 9 апр. С воспроизведением автографа). Настоящим местом его хранения мог бы быть готовящийся музей общества «Мемориал». Свою волю в отношении хранения наследства Мандельштама его вдова и душеприказчик выразила в своем «Завещании» (см. с. 471).

[49] Лева Бруни. — примеч. 1977 г.  

[50] Люлю Аренс. — примеч. 1977 г.  

[51] Шенгели. — примеч. 1977 г.  

[52] Маргулис. — примеч. 1977 г.  

[53]…некто Д[лигач] напечатал в одном из толстых журналов стихи… — Новый мир. 1935. № 2. Поэма Л. Длигача «Речь о деревне» (перепечатана в его сб.: Шестое чувство. М., 1936). В ней, в частности:

 

Я в жизни шел сквозь все снега,

Я вижу: в миллионы га

Расчерчена страна.

Я в песне познаю врага:

Его последняя струна еще туга.

 

Ср. с последней строфой «Стансов» Мандельштама (№ 12).

[54]…в Киеве в середине 20-х годов… — Два очерка Мандельштама («Сухаревка» и «Березиль») были напечатаны в газете «Киевский пролетарий» (ред. А. Д. Зильберберг) в мае 1926 г. Еще раньше, 13 января 1924 г., в киевской газете «Красная армия», где работал Л. Длигач, появился обзор Мандельштама «Над красноармейскими рукописями».

[55]…в редакции «Московского комсомольца»… — В этой газете — с осени 1929 по начало 1930 г. — Мандельштам вел «литературную страницу» и занимался с поэтической молодежью.

[56] Эрдман. — примеч. 1977 г  

[57]Другой писатель — А. Яшин (рассказ «Рычаги». — Лит. Москва. Вып. 2. 1956).

[58] Тышлера. — примеч. 1977 г.  

[59]Официальная телеграмма пришла на следующий день. — Вероятно, 14 июня, в день последней регистрации Мандельштама (отметка на удостоверении Чердынского РООГПУ). Выехали Мандельштамы из Чердыни 16 июня, совершив обратный путь пароходом через Пермь до Казани, оттуда поездом в Воронеж через Москву.

[60]…уезжали дворяне из Ленинграда. — Массовая высылка из Ленинграда дворян с их семьями происходила зимой — весной 1935 г. Ее основанием было закрытое письмо ЦК от 18 января ко всем партийным организациям — «Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов. Кирова» (см.: Известия ЦК КПСС. 1989. N9 8). Одновременно по всей стране, но по Ленинграду в особенности, прокатилась первая волна массовых арестов, давшая «кировский поток» лагерников.

[61] Чаадаев. — примеч. 1977 г.  

[62]Паспорт — это привилегия горожанина… — Согласно закону 27 декабря 1932 г. «О единой паспортной системе» обязательная прописка по всему Союзу ССР вводилась с целью «лучшего учета населения городов, рабочих поселков и новостроек… а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов». Сельским жителям паспорта не выдавались.

[63]…незадолго до введения карточек… — Карточная система, охватывающая рабочих и служащих, вводилась еще с ноября 1928 г. — сначала на хлеб, а к концу 1929 г. почти на все продовольственные товары, потом и на промышленные. Деревня оставалась на самообеспечении.

[64]…к окошечку МГБ… — Функции министерства государственной безопасности исполняло тогда Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ, сначала ГПУ), заменившее расформированную в феврале 1922 г. ВЧК.

[65]. О расстреле Блюмкина (или Конрада?) мы прочли в Армении… — О ком из казненных идет речь, неясно. Постановление Коллегии ОГПУ о расстреле Блюмкина датируется 3 ноября 1929 г. Конрад — вероятно, Ф. М. Конар, зам-наркома земледелия, в прошлом знакомый Мандельштама. О его расстреле в числе 35 служащих наркомзема сообщала «Правда» 12 марта 1933 г. В 1930 г. в «Правде» (25 сент.) было сообщение о расстреле 48 руководящих работников пищевой промышленности («организаторов пищевого голода») во главе с проф. А. В. Рязанцевым.

[66]95 С Борисом Сергеевичем Кузиным Мандельштамы познакомились в Эрнвани, куда приехали в начале мая 1930 г.

[67]…с государством, тогда еще «слишком новым»… — Подразумевается четверостишие Мандельштама, по-видимому, служащее вариантом к стихотворению «О этот воздух, смутой пьяный…» (1916):

 

О государстве слишком раннем

Еще печалится земля -

Мы в черной очереди станем

На черной площади Кремля.

 

[68]Это было в Киеве в девятнадцатом году. — В апреле 1919 г. Я. Блюмкиш, до того скрывавшийся под разными фамилиями, добровольно явился в Киевскую ЧК и постановлением Президиума ВЦИК от!6 мая был амнистирован. Примерно в это время и происходит описываемый эпизод. Следующее нападение Блюмкина на Мандельштама было в Москве в октябре 1920 г., о чем упомямет И. Г. Эренбург в книге «Люди, годы, жизнь» (кн. II, гл. 16).

[69]. 96…человек, «застреливший императорского посла»… — Из стихотворения И. Гумилева «Мои читатели» (1921).

[70]…он приехал с правительственными поездами… — В марте 1918 г., когда правительство переезжало из Петрограда в Москву

[71]. Место действия — московское Кафе поэтов… — Вероятно, кафе «Десятая муза» в доме на углу Камергерского пер. и Тверской (Кафе поэтов было к тому времени закрыто). «Стычка» Мандельштама с Блюмкиным происходит за несколько дней до 6 июля 1918 г., когда был убит германский посол В. Мир-бах. Рассказ Георгия Иванова — в его книге «Петербургские зимы» (Париж, 1928). Говоря, что Чека была только что организована, Н. Я. Мандельштам ошибается: Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) была образована 7 декабря 1917 г., и в описываемое время, наряду с действием трибуналов, ей уже принадлежали полномочия на бессудные расстрелы и другие формы террора.

[72]…Дзержинский в рапорте по поводу убийства Мирбаха…  — В своих свидетельских показаниях по этому делу Дзержинский писал: «Блюмкин был принят в комиссию по рекомендации ЦК левых с.-р. для организации в Контрреволюционном отделе контрразведки по шпионажу. За несколько дней, может быть, за неделю до покушения, я получил от Раскольникова и Мандельштама… сведения, что этот тип в разговорах позволяет себе говорить такие вещи: жизнь людей в моих руках, подпишу бумажку — через два часа нет человеческой жизни. Вот у меня сидит гр. Пусловский, поэт, большая культурная ценность, подпишу ему смертный приговор, но, если собеседнику нужна эта жизнь, он ее оставит и т. д. Когда Мандельштам, возмущенный, запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать, что, если он кому-нибудь скажет о нем, он будет мстить всеми силами. В тот же день на собрании Комиссии было решено по моему предложению нашу контрразведку распустить и Блюмкина пока оставить без должности» (Из истории ВЧК: Сб. документов. М., 1958. С. 154).

[73]…частушки Маяковского… — Таких в собраниях сочинений В. Маяковского нет. Близкая к их содержанию картина в его «Оде революции» (1918).

[74]…Пастернак… отказался дать свою подпись… — Под письмом с одобрением казни М. Тухачевского, И. Якира и других военачальников. «Когда пять лет назад, — писал Б. Пастернак К. И. Чуковскому в 1942 г., — я отказывал Ставскому в подписи под низостью и был готов пойти за это на смерть, а он мне этим i роз ил и все-таки дал мою подпись мошеннически и подле мю, он кричал: „Когда кончится это толстовское юродство?"» (см.: Новый мир. 1988. № 6. С. 215).

[75]…после ее возвращения из Афганистана. — С весны 1921 т,о марта 1923 г. Л. Рейснер была в составе полномочного представительства СССР в Афганистане, возглавлявшегося Ф. Раскольниковым.

[76]102. Бердяев… думает, что интеллигенцию уничтожил народ… — Для Н. А. Бердяева трагедией было, что в революции восторжествовали «элементарные идеи» самой русской интеллигенции, иначе — нигилизм, перекинувшийся на народный слой, как отвечающий мстительному злопамятству «человека из народа». Революция, по Бердяеву, начала с уничтожения культурного ренессанса, «творцов культуры» (см. в его кн.: Самопознание. Париж, 1949. С. 178).

[77]Горький… хлопотать взялся. — Ходатайство М. Горького имеется в материалах дела по обвинению Гумилева (см.: Новый мир. 1987. № 12. С. 258. Свидетельство Г. А. Терехова).

[78]…понадобилось арестовать каких-то военных, кажется, адмиралов… — По-видимому, речь идет об обстоятельствах ареста и последующей казни капитана I ранга А. М. Щастного (сходный рассказ о роли Л. Рейснер именно в его аресте приводит Г. Иванов в «Петербургских зимах»). Щастный, назначенный в конце марта 1918 г. начальником морскими силами Балтийского Флота (на место арестованного и тоже потом погибшего адмирала А. В. Развозова), перед нашествием немцев в Финляндию (ситуация после Брестского мира) вывел флот из Гельсингфорса в Кронштадт, но воспрепятствовал его взрыву, об осуществлении которого была секретная телеграмма Л. Троцкого. Вызванный в Москву, он был арестован последним 26 мая 1918 г. на заседании морской коллегии, очевидно, при участии Ф. Раскольникова (заместителя Троцкого по морским делам) и Л. Рейснер, тогда комиссара Морского генерального штаба. Ср.: «„Мы расстреляли Щастного". „Мы" она сказала твердо и несколько вызывающе. Так говорили в то время немногие революционеры-интеллигенты» (в воспоминаниях Л. Никулина о Рейснер: Записки спутника. М., 1932. С. II). Щастного, обвиненного в контрреволюционном заговоре, судил Верховный революционный трибунал, причем обвинительный акт по его делу появился в газетах в один день — 16 июня — с постановлением наркома юстиции П. Стучки, освобождающим трибунал «в выборе мер борьбы с контрреволюцией» от каких-либо ограничений («за исключением тех случаев, когда в законе определена мера в выражениях: „не менее"»).

[79]Однажды он засыпал О. М. телеграммами… — Вероятно, эпизод относится к началу 1925 г., когда А. Веронский впервые заявил о своем уходе из «Красной нови», не желая работать с Раскольниковым. Раньше Мандельштам вел переговоры с Во-ронским о печатании своей автобиографической прозы «Шум времени» (в апреле 1925 г. она вышла в кооперативном издательстве «Время», где главным редактором был Г. П. Блок). Окончательно Веронский вынужден был уйти из «Красной нови» в 1927 г., и тогда это вызвало упоминаемый бойкот «попутчиков».

[80]…издававшей нелепый журнальчик… — Двухнедельный журнал «Рудин», направленный на пропаганду против войны и правительства. Издавался семьей Рейснеров в 1915 — 1916 гг. (вышло 8 номеров).

[81]…написал Сталину. — Из письма Н. И. Бухарина Сталину стала известной фраза: «Поэты всегда правы, история за них» (см.: Герштейн Э. Г. Новое о Мандельштаме. Париж, 1986. С. 88).

[82]…находился в самом центре мирового коммунистического движения… — С декабря 1926 г., когда Бухарин стал генеральным секретарем Исполкома Коминтерна, до апрельского Пленума ЦК 1929 г. Серый дом — очевидно, дом Коминтерна на Воздвиженке (переименованной тогда в ул. Коминтерна), напротив здания Манежа.

[83]…узнал на улице про предполагаемый расстрел пяти стариков… — Весь этот эпизод с хлопотами о приговоренных и привлечением к их спасению Н. И. Бухарина относится к маю 1928 г. В том же месяце вышла книга «Стихотворений» Мандельштама, последняя при его жизни.

[84]К с. 107…«присяга чудная четвертому сословью»… -

 

Ужели я предам позорному злословью -

Вновь пахнет яблоком мороз -

Присягу чудную четвертому сословью

И клятвы крупные до слез?

 

Так в стихотворении Мандельштама «1 января 1924». В последней строке отголосок клятвы, принесенной молодыми Герценом и Огаревым на Воробьевых горах («Былое и думы», гл. IV).

[85]…герценовским учением о « prioralus  dignitatis»… — Выражение Августина Блаженного («первенство достоинства») — в смысле преимущества, какое имеет качественный счет в истории над количественным (включая счет не по времени, а по сущности) — Герцен вкладывает з уста одного персонажа книги «С того берега», однако общему содержанию книги значение этой формулы не соответствует и слов, подобных приводимым ниже, у Герцена как будто нет.

[86]. ЗИФ — издательство «Земля и Фабрика», с которым в 1929 г. у Мандельштама произошел крупный судебный конфликт (см. прим. к с. 166). В отраженье его, как и более ранней истории с хлопотами о пяти осужденных, Мандельштамом была написана «Четвертая проза».

[87]…«Я готов к смерти». — Эту фразу, по воспоминаниям А. Ахматовой, Мандельштам сказал ей еще до первого ареста, в феврале 1934 г. (см.: Вопр. лит. 1989. № 2. С. 203). Фраза вошла в ее «Поэму без героя» (ч. I, гл. 1):

 

…и в отдаленьи

Чистый голос:

«Я к смерти готов».

 

[88]…В 22 году О. М. хлопотал за своего арестованного брата… Тогда-то он в первый раз обратимся к Бухарину.  — Это было в начале 1923 г., вероятно, сразу после Пленума ЦК 25 — 22 февраля (его решения не публиковались). В письме к отцу Мандельштам так описывал свой первый визит к Н. И. Бухарину: «Он был очень внимателен и сегодня говорит по телефону с Зиновьевым о Жене. Обещал сделать все возможное и предложил мне систематически поддерживать с ним связь. Он сказал между прочим: „Я не могу дать поручительства… На днях ЦК запретил это делать своим членам. Остается только окольный путь“. Потом он сказал: „Возьмите его на поруки вы (то есть — я?), вы человек известный (?)“. Завтра я узнаю у Бухарина, как отнесся Зиновьев к его просьбе и какие „auspicii“: виды на будущее (выражение Бухарина)».

Брат Мандельштама Евгений жил и был арестован в Петрограде, этим объясняется намерение Бухарина телефонировать туда Г. Зиновьеву. Видимо, разговор с последним не привел к успеху, и на следующий день, о чем рассказано у Н. Я. Мандельштам, Бухарин обратился к Ф. Дзержинскому. Положение самого Мандельштама, его литературно-общественный статус к этому времени изменились. Именно началом 1923 г. датировала Н. Я. Мандельштам, — связывая это с «каким-то постановлением», — снятие его имени «со списков сотрудников всех официальных изданий» («Биографическая справка», рукопись). Тогда же возник политический ярлык «внутренний эмигрант»

[89] Не выходили. — примеч. 1977 г.  

[90]…гётевскую метлу, таскавшую воду по приказу ученика чародея. — В балладе Гёте «Ученик чародея» тот вызывает духов натаскать воды, но без «старого колдуна» не знает, как их остановить.

[91]…он устраивал… пенсию… — Персональная пожизненная пенсия в размере 200 р. была назначена Мандельштаму в марте 1932 г. На сохранившейся пенсионной книжке указано, что назначение состоялось на основании постановлений СНК о пенсиях от 30 мая 1928 и 3 августа 1930 г.

[92]…дважды его арестовывали… — В Феодосии врангелевской контрразведкой (август 1920 г.) и в Батуми меньшевистскими военными властями (сентябрь). В октябре 1920 г. после полуторагодичных странствий по объятому гражданской войной Югу Мандельштам вернулся в Петроград. М. Горький заведовал в Петрограде им же организованной Комиссией по улучшению быта ученых (КУБУ).

[93]…в Воронеж приехал на гастроли Яхонтов… — О приезде артиста, выступившего с программами «Петербург» и «Пушкин», сообщала воронежская газета «Коммуна» 24 марта 1935 г.

[94]Тридцать два года ни одной строчки его стихов не появлялось в печати… — С 1932 г., когда в «Литературной газете» (23 ноября) были напечатаны три стихотворения Мандельштама.

[95]…право «дышать и открывать двери»… — Из стихотворения «Если б меня враги наши взяли…» (№ 43). По поводу его последних строчек Н. Я. Мандельштам писала: «О. М. говорил, что в этом стихотворении точная формулировка „тюремного чувства“… В этом стихотворении есть элемент „клятвы четвертому сословью“ и вера, что наша земля все же избежала тления. Последние две строчки пришли к нему неожиданно и почти испугали его: „Почему это опять выскочило?“ Возник вопрос, как это записать. Я предложила подставную последнюю строку: „будет будить" и вместо союза „а" союз „и"…»

[96]Словом покоряли не только города…  — В стихотворении Н. Гумилева «Слово»: «…Солнце останавливали словом, Словом разрушали города».

[97]Когда О. М. решился сделать первый взнос… — В январе 1937 г., написав оду Сталину.

[98]Его осудили по декрету на пять лет.  — Очевидно, по известному постановлению ЦИК и СНК от 7 августа 1932 г. «Об укреплении общественной собственности». Покушение на нее приравнивалось к действиям «врагов народа», а в качестве судебной репрессии, независимо от меры присвоенного, предусматривалась смертная казнь. В своей крайней форме «закон о пяти колосках» активно действовал в 1932 — 1933 гг.

[99]«Канниферштанд», правильнее «каннитферштан», — букв.: не могу вас понять. Выражение, идущее от рассказа с таким названием И.-П. Гебеля, переведенного в стихах В. А. Жуковским (поэма «Две были и еще одна»). В рассказе так отвечают голландцы на вопрос одного немца, кому принадлежат те и другие богатства. Простодушный немец принял ответ за имя владельца.

[100]…толпы, гроздями висящие на площадках вагонов… — Известна городская частушка 30-х годов:

 

Болит тело мое бело,

Во всю спину ссадина.

На трамвае я висела,

Словно виноградина.

 

Вероятно, эта частушка повлияла на строчку Мандельштама о «трамвайной вишенке страшной поры» (см. № 4).

[101]…нас вызвали в приемную МГВ… — Теперь уже НКВД. 10 июля 1934 г. ОГПУ (см. прим. к с. 93) вошло в состав реорганизованного Наркомата внутренних дел, назвавшись Главным управлением государственной безопасности (ГУГВ). Одновременно, по образцу существовавших коллегий, особых совещаний, а с 1929 г. «троек»"ВЧК — ГПУ, был создан орган вне судебной расправы в виде организованного при наркоме внутренних дел Особого совещания (ОСО) из трех лиц. Дела в ОСО рассматривались заочно, доказательств, необходимых для предания обвиняемого суду, не требовалось. Наркомом стал Г. Г. Ягода.

[102]Когда О. М. уезжал в Тамбов в санаторий… — Там Мандельштам пробыл с 21 декабря 1935-го до 5 января 1936 г

[103]Последняя комната в… домишке у театральной портнихи… — В ней Мандельштамы поселились осенью 1936 г.

[104]Я спешно перевела какой-то… роман… — Маргерит В. Вавилон. Пер. Н. Хазиной. Гослитиздат, 1935. Второй договор — на книгу О'Фаолейна «Гнездо простых людей». В 1941 г. она вышла в переводе Н. Аверьяновой.

[105]. «Накануне» — сменовеховская газета (1922 — 1924), издававшаяся в Берлине с отдельной конторой в Москве. В еженедельных «Литературных прибавлениях» к газете печатались стихи и статьи Мандельштама (в 1924 г. тоже одни переводы).

[106]«Шары» (1926) и «Трамвай» («Два трамвая», 1925)  — книжки стихов Мандельштама для детей, вышедшие в Ленинградском отделении ГИЗа, где редактором детской литературы был С. Я. Маршак.

[107]…борьба за «чистоту линии», открывшаяся статьей Сталина в «Большевике»… — Речь идет о письме Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция», напечатанном в номере 6 этого журнала за 1931 г. (вышел в ноябре). Письмо под названием «О некоторых вопросах истории большевизма», в котором троцкизм объявлялся «передовым отрядом контрреволюционной буржуазии», говорилось о попытках «протащить его контрабандой в литературу» и т. д., открыло широкую идеологическую кампанию по пересмотру выходящей литературы. В «Большевике» в следующем году (1932. № 4) была перепечатана старая заметка Сталина «Письмо с Кавказа» (1910) против тогдашних меньшевиков-«ликвидаторов». Она послужила аналогичным сигналом уже по «меньшевистской линии».

[108]ЗКП — газета «За коммунистическое просвещение», в которой осенью 1931 и после перерыва — в 1932 г. работала Н. Я. Мандельштам.

[109] Проза Мандельштама «Путешествие в Армению» «прорвалась» в печать в 1933 г. (Звезда. № 5).

[110]…«под кремлевскими стенами выть».  — Из стихотворения А. Ахматовой «Уводили тебя на рассвете…», помеченного: «1935. Москва (Кутафья)». Кутафья башня у Троицких ворот Кремля — место, где в конце октября 1935 г. Ахматова передала письмо Сталину, после того как ее муж (Н. Н. Пунин) и сын были в первый раз арестованы.

[111]…я ездила в Москву и разговаривала… с деятелями Союза… — В декабре 1935 — январе 1936 г., когда Мандельштам был в Тамбове.

[112]«О партизане?» — спросил он… — А. С. Щербакову почудилось в названии реки Камы, о которой написано стихотворение Мандельштама, имя известного большевика-подпольщика Камо (С. А. Тер-Петросяна), главного действующего лица в проведении громкой тифлисской экспроприации (июнь 1907 г.) с убийствами и захватом казначейских сумм.

[113]…ахматовские хрустали…  — В стихотворении «Воронеж», посвященном Мандельштаму: «…По хрусталям я прохожу несмело, Узорных санок так неверен бег». В феврале 1936 г. А. Ахматова гостила у Мандельштамов в Воронеже.

[114]…всякая тоска есть тоска по вечности. — Н. А. Бердяев говорит об этом в книге «Самопознание» (Париж, 1949. С. 54).

[115]…мы услышали, как радио оповещает нас о грядущих процессах… — 15 августа 1936 г., когда объявили об окончании следствия по делу «троцкистско-зиновьевского блока».

[116]Разговор состоялся в конце июня…  — Вероятно, 13 июня (1934 г.). В этот день в Чердыни была получена телеграмма из Москвы от Е. Я. Хазина: «Замена подтверждена».

[117]…Ломинадзе, отозванный для казни из Тифлиса… — В ноябре 1930 г. первый секретарь Закавказского крайкома партии В. В. Ломинадзе, посмевший упрекать партию «в барско-феодальном отношении к нуждам и интересам рабочих и крестьян» (Правда. 1930. 2 дек.), был причислен к «лево-правому блоку Сырцова — Ломинадзе» и снят со всех постов. Переведенный потом секретарем горкома на Урал, он в январе 1935 г. застрелился.

[118]…«рифма не вторенье строк…» — Из стихотворения Б. Пастернака «Красавица моя, вся стать…» (1931). Стихотворение Мандельштама «Ночь на дворе, барская лжа…» — см. № 3.

[119]Фадеев был тогда редактором «Красной нови»… — В 1931 г. — Журнал печатал в то время стихи Б. Пастернака из книги «Второе рождение».

[120]…«положительные» стихи…  — Цикл «Слава миру», напечатанный в трех номерах журнала «Огонек» за 1950 г. Сын А. Ахматовой Л. Н. Гумилев, арестованный в марте 1938 г., из ссылки после лагеря ушедший на фронт, в 1949 г. был снова арестован. Тогда же был арестован и через три года погиб Н. Н. Пунин.

[121]…«народ, как судия, судит»… — См. № 43; «Восходишь ты в глухие годы…» — Из стихотворения Мандельштама 1918 г. «Прославим, братья, сумерки свободы…»

[122]…комиссара Линде, убитого солдатами на фронте. — Ф. Ф. Линде, комиссар правительства Керенского в Особой Армии на Юго-Западном фронте, погиб, агитируя за ведение войны, в августе 1917 г.

[123]…знал Линде, вероятно, по дому Синани. — О народнической семье Б. Н. Синани Мандельштамом написана отдельная глава в его автобиографической прозе «Шум времени». Свою роль в ранней биографии Мандельштама сыграл известный в околореволюционных кругах «пансион Линде» близ станции Мус-тамяки Финляндской ж. д. (см. некролог Линде: Былое. Кн. 24. 1924, а также: Даугава. Рига. 1988. № 2. С. 106 — 107).

[124]«Благословить тебя в глубокий ад сойдет…» — Из стихотворения Мандельштама «Когда октябрьский нам готовил временщик…», написанного в ноябре 1917 г.

[125]В статье о Гамлете… — Имеется в виду раздел статьи «Замечания к переводам из Шекспира», где Б. Пастернак говорит о Гамлете как о «принце крови», ни на минуту не забывающем о своих правах на престол.

[126]. …Горьковский круг. — Подразумеваются широкие общественные слои, куда входили сотрудники и читатели революционно-демократических и большевистских журналов («Современник», «Летопись» и др.).

[127]…превозносил «неоакмеизм» с его главой О. М… — В рецензии на «Вторую книгу» Мандельштама (Печать и революция. 1923. № 6) В. Брюсов, отрицательно оценивая книгу, об авторе ее писал как о поэте «весьма прославленном» в кругах «неоакмеистов», для которых его стихи после «Камня» «непререкаемый образец».

[128]антиантропософской и антитеософской направленности О. М…  — Антропософские и теософские воззрения, широко распространившиеся среди интеллигентской элиты на рубеже «нового века», были чужды экзистенциальному (личностно-историческому) подходу Мандельштама к философским материям, его основанным на прообразующей роли новозаветных примеров, включая темы Апокалипсиса, взглядам на исторический процесс. «Время может идти обратно, — писал он в статье „Скрябин и христианство“ (1915), — весь ход новейшей истории, которая со страшной силой повернула от христианства к буддизму и теософии, свидетельствует об этом». Резкие оценки теософских воззрений содержатся и в статьях Мандельштама 1922 г. — «О природе слова» и «Девятнадцатый век».

[129]…предисловие Каменева к его книге о Гоголе. — К книге воспоминаний А. Белого «Начало века», вышедшей зимой 1933 г. (не к книге о Гоголе). В предисловии говорилось: «Искренне почитая себя… участником и одним из руководителей крупного культурно-исторического движения, писатель на самом деле проблуждал весь этот период на самых затхлых задворках истории, культуры и литературы».

[130]…на вечере стихов О. М. в редакции «Литературной газеты»… — Вечер состоялся 10 ноября 1932 г. «Зрелище было величественное, — делился впечатлениями в частном письме один из молодых очевидцев. — Мандельштам, седобородый патриарх, шаманил в продолжение двух с половиной часов. Он прочел все свои стихи (последних двух лет) — в хронологическом порядке! Это были такие страшные заклинания, что многие испугались. Испугался даже Пастернак, пролепетавший: — Я завидую Вашей свободе. Для меня Вы новый Хлебников. И такой же чужой. Мне нужна несвобода. (…) Некоторое мужество проявил только В. Б. (Шкловский): — Появился новый поэт О. Э. Мандельштам! Впрочем, об этих стихах говорить „в лоб“ нельзя:…Я человек эпохи Москвошвея, Смотрите, как на мне топорщится пиджак… Или:…Я трамвайная вишенка страшной поры И не знаю, зачем я живу… „Молодняк“ „отмежевывался“ от Мандельштама. А Мандельштам назвал их „чикагскими“ поэтами (американская „рекламная поэзия“). Он отвечал с надменностью пленного царя или… пленного поэта» (см.: Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987. С. 532).

[131]«Сам себя я за руку по улицам водил…»  — Строчка-вариант к стихотворению «Там, где купальни, бумагопрядильни…» (1932)

[132]…страшные тени Украины и Кубани… — «Тени» беженцев с пораженных голодом пространств Юга России. См. № 7. Это стихотворение («Холодная весна. Голодный Старый Крым…») фигурировало в деле Мандельштама 1934 г. — как клевета на сельское строительство. Число умерших в голод 1932 — 1933 гг. крестьян колеблется от 5 до 8 миллионов (см.: Знамя. 1989. № 2. С. 176 — 177).

[133]В «Правде» появился разносный подвал без подписи… — В библиотечном экземпляре этого номера «Правды» от 30 августа 1933 г. под статьей имеется подпись (С. Розенталь), слов о «лакейской прозе» в ней нет. Н. Я. Мандельштам осталась в убеждении, что видела номер, где статья была напечатана как редакционная. Раньше, 17 июня, рецензия схожего тона и содержания появилась в «Литературной газете» (Н. Оружейников).

[134]…назвал Анну Андреевну Кассандрой. — В стихотворении, написанном в декабре 1917 г.:

 

Я не искал в цветущие мгновенья

Твоих, Кассандра, губ, твоих, Кассандра, глаз,

Но в декабре — торжественное бденье -

Воспоминанье мучит нас…

И в декабре семнадцатого года

Всё потеряли мы любя…

…

Касатка милая, Кассандра,

Ты стонешь, ты горишь — зачем

Сияло солнце Александра

Сто лет тому назад, сияло всем?

Когда-нибудь в столице шалой,

На диком празднике на берегу Невы,

При звуках омерзительного бала

Сорвут платок с прекрасной головы…

 

(По тексту, восстановленному Н. Я. Мандельштам)

«Торжественное бденье» — образ, соотнесенный здесь с празднованием Рождества. В русской церкви торжество этого праздника соединялось с воспоминанием «избавления Церкви и державы Российский от нашествия галлов» и с панихидой по Александре Благословенном.

[135]…они успели сказать об его этике, идеологии, нетерпимости… — Это по праву относится к представителям идеалистического течения русской общественной мысли — религиозным философам, историкам и социологам культуры — успевшим высказаться до своей массовой высылки в 1922 г. В сб. «De profun-dis» (Из бездны. 1918) участвовали: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк и другие. С конца 1917 г. отдельными выпусками выходил «Апокалипсис нашего времени» В. Розанова, где есть слова об опустившемся над русской историей «железном занавесе».

[136]…рассказ Герцена о разговоре его со Щепкиным…  — В статье-некрологе «Михаил Семенович Щепкин».

[137]…«десяти небес нам стоила земля»… — Из стихотворения Мандельштама «Прославим, братья, сумерки свободы…» (1918):

 

…Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,

Скрипучий поворот руля.

Земля плывет. Мужайтесь, мужи!

Как плугом океан деля.

Мы будем помнить и в летейской стуже,

Что десяти небес нам стоила земля.

 

[138] К этому времени у О. М. начались сердечная болезнь и тяжелая одышка. Евгений Яковлевич всегда говорил, что одышка О. М. — болезнь не только физическая, но и «классовая». Это подтверждается обстановкой первого припадка, происшедшего в середине двадцатых годов. К нам пришел в гости Маршак и долго умилительно объяснял О. М., что такое поэзия. Это была официально-сентиментальная линия. Как всегда, Самуил Яковлевич говорил взволнованно, волнообразно модулируя голос. Он первоклассный ловец душ — слабых и начальственных. О. М. не спорил — с Маршаком соизмеримости у него не было. Но вскоре он не выдержал: ему вдруг послышался рожок, прервавший гладкие рассуждения Маршака, и с ним случился первый приступ грудной жабы. — примеч. 1977 г.  

[139]Постановление ЦК о литературе — резолюция ЦК РКП (б) от 18 июня 1925 г. «О политике партии в области художественной литературы». О продолжении классовой борьбы в обществе и на «литературном фронте» в резолюции говорилось с акцентом на «мирноорганизаторской работе».

[140]. Вифли — по-видимому, ЛИФЛИ — Ленинградский институт философии, литературы, лингвистики и истории (факультеты Ленинградского университета, существовавшие некоторое время отдельно); Зубовский институт — Институт истории искусств в Ленинграде, учрежденный еще до революции гр. B. П. Зубовым (закрыт в 1930), словесное отделение его считалось приютом филологов «формальной школы»; Институт красной профессуры с трехгодичной программой по экономике, истории и философии был создан в 1921 г. с целью подготовки партийных профессорских кадров.

[141]…заставил Мандельштама рассуждать о поэзии… — См.: Рождественский В. Страницы жизни. М.; Л., 1962. C. 129 — 131. На полях одного экземпляра книги есть примечание Н. Я. Мандельштам: «О. М. — „смысловик“, и всякий разговор о стихах был мировоззренческим».

[142]Птичьим языком  Герцен называл язык, каким в его время объяснялись воспитанники «монастырей немецкого идеализма» («Былое и думы», гл. XXV); львенок, который поднимает огненную лапу — образ из стихотворения Мандельштама «Язык булыжника мне голубя понятней…» (1923), у Герцена — «львенок исполинской революции», взлелеянный и откормленный «аристократическим молоком» («Былое и думы», гл. XXX).

[143]Щучья косточка, застрявшая в ундервуде —  

 

Кого еще убьешь?

Кого еще прославишь?

Какую выдумаешь ложь?

То ундервуда хрящ: скорее вырви клавиш -

И щучью косточку найдешь».

 

«1 января 1924»

[144] «Поэзия — это власть», — сказал он в Воронеже… — То же Мандельштам говорил тогда С. Б. Рудакову: «Поэтическая мысль вещь страшная, и ее боятся» и: «Подлинная поэзия перестраивает жизнь, и ее боятся» (приводится в письме Рудакова жене от 23 июня 1935 г. — См.: Герштейн Э. Г. Новое о Мандельштаме. Париж, 1986. С. 202).

[145] В стихах тридцатых годов есть и совершенно прямые, в лоб, высказывания, и сознательная зашифровка смысла. В Воронеже к нам однажды пришел «любитель стихов» полувоенного типа, то, что мы теперь называем «искусствовед в штатском», только погрубее, и долго любопытствовал, что скрывается под «бежит волна волной, волне хребет ломая»… «Уж не про пятилетки ли?» О. М. расхаживал по комнате и удивленно спрашивал: «Разве?»… «Как быть, — спросила я потом О. М., — если они во всем будут искать скрытый смысл?» «Удивляться», — ответил О. М. До меня не сразу доходил второй план, а О. М., зная, что я могу оказаться «внутри», стихов не комментировал: искреннее удивление могло если не спасти, то во всяком случае облегчить участь. Идиотизм и полное непонимание вещей у нас ценились и служили отличной рекомендацией и арестованному, и служащему. — примеч. 1977 г.  

[146]…победил… Авербах со своим РАЛПом. — В феврале 1926 г. Чрезвычайная конференция пролетарских писателей осудила линию «старого напостовства», проводимую журналом «На посту» (С. Родов, Г. Лелевич, И. Вардин). Ядро «нового напостовства» составили: ответственный редактор нового журнала «На литературном посту» Л. Авербах, Ю. Либединский, В. Ермилов, В. Киршон, А. Фадеев и другие. В мае 1928 г. во главе с генеральным секретарем Л. Авербахом была образована Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Ликвидирована, в связи с созданием единой писательской организации, постановлением ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 г.

[147]Парнок  — авторский двойник в повести Мандельштама «Египетская марка» (1928).

[148]…в трех-четырех литературных статьях… — Речь идет о статьях «Буря и натиск» (журн. «Русское искусство». 1923. № 1), «Vulgata» (там же. № 2 — 3), «Литературная Москва» I и II (журн. «Россия». 1922. № 1 и 2) и, вероятно, «Веер герцогини» (газ. «Вечерний Киев». 1929. 25 янв.). Выпады против Ахматовой содержались в двух первых статьях.

[149]…напечатал статью в харьковской газете… — Статья «Письмо о русской поэзии» была напечатана в ростовской газете «Советский Юг» (1922. 21 янв.). Рецензия на Альманах муз» (1916) имеет название «О современной поэзии», в ней Мандельштам переадресовал Ахматовой слова Пушкина об «одетой убого, но видом величавой жене».

[150]…его вынудили сделать доклад об акмеизме и ждали «разоблачений»…  — Это было в феврале 1935 г. «на широком собрании воронежского Союза писателей». По словам председателя Ст. Стоичева, тогда «был поставлен доклад об акмеизме с целью выявления отношения Мандельштама к своему прошлому. В своем выступлении Мандельштам показал, что он ничему не научился, что он кем был, тем и остался» (из выступления Стоичева на партсобрании ССП Воронежской области в апреле 1936 г.). Эти сведения о Мандельштаме Стоичев повторил 28 сентября 1936 г. в ответ на запрос центрального Союза писателей о положении дел с «разоблачением классового врага на литературном фронте» (ЦГАЛИ, ф. 631).

[151]Нечто подобное он ответил и ленинградским писателям на своем вечере в Доме печати.  — Выступая там 2 марта 1933 г., Мандельштам на вопрос: «Вы тот самый Мандельштам, который был акмеистом?» — ответил, что «он тот самый Мандельштам, который был, есть и будет другом своих друзей, соратником своих соратников, современником Ахматовой» (неопубл. запись из дневника Ел. А. Миллиор).

[152]…попытка отречения 22 года вызвана улюлюканьем по поводу акмеизма… — В 1923 г. (25 дек.) Мандельштам писал Л. В. Горнунгу: «…ощущенье времени меняется. Акмеизм 23 года — не тот, что в 1913 году. Вернее, акмеизма нет совсем. Он хотел быть лишь „совестью“ поэзии. Он суд над поэзией, а не сама поэзия. Не презирайте современных поэтов, на них благословенье прошлого» (см.: «Лит. обозрение». 1986. № 9. С. 110).

[153]…«один на всех путях»… — Из стихотворения Мандельштама 1932 г. «О, как мы любим лицемерить…».

[154]Когда мы были на Кавказе в 1921 году, Каблуков умер… — Он умер раньше, в декабре 1919 г., когда Мандельштам был в Крыму. В Публичной библиотеке в Ленинграде хранятся его дневники с записями о Мандельштаме. Статьи «Скрябин и христианство» в сохранившейся небольшой части его архива нет.

[155]В черновиках «Египетской марки» сохранились насмешки над Парноком… Это явный намек на Скрябинский доклад. — Имеется в виду следующее место, не вошедшее в окончательный текст повести: «Визитка погибла бесславно, за недоплаченные пять рублей, а не в ней ли Парнок накануне падения монархии прочел свою речь „Теософия как мировое зло“ в особняке Турчанинова и обедал по приглашению тайного католика Волконского в кабинете у Донона с татарами и бразильским атташе? И не в ней ли он должен был войти в замороженную сферу верховного политического эфира, чтобы проповедать хорошенькой девице, жующей соломинку английского „th“, свою теорию о Габсбургах? Теперь все рушилось. Без визитки нельзя было сунуться ни к германофилам, ни к теософам».

Где и когда Мандельштам читал свой доклад о Скрябине, не выяснено.

[156]«Правда по-гречески значит „мрия“…  — Циническая шутка В. Катаева («мрия» — укр. «мечта») приводится у Мандельштама в «Четвертой прозе».

[157]…появилась клятва четвертому сословию… ее не случайно так холодно приняли те, от кого зависело распределение благ. — Стихотворение «1 января 1924», где эта клятва была произнесена (см. прим. к с. 107), появилось в журнале «Русский современник» (1924. № 2). Критик Г. Лелевич тогда писал: «Насквозь пропитана кровь Мандельштама известью старого мира, и не веришь ему, когда он в конце концов начинает с сомнением рассуждать о „присяге чудной четвертому сословью“. Никакая присяга не возвратит мертвеца» (Молодая гвардия. 1924. № 7/8. С. 263).

[158]…«Здесь я стою, я не могу иначе…» — Слова М. Лютера, вынесенные Мандельштамом в начало стихотворения 1915 г.

[159]…он не мог не чувствовать себя «усыхающим довеском прежде вынутых хлебов». -

 

…И свое находит место

Черствый пасынок веков -

Усыхающий довесок

Прежде вынутых хлебов -

 

из стихотворения Мандельштама «Как растет хлебов опара…», факсимильно напечатанного в «Известиях ВЦИК» 23 сентября 1922 г

[160]Уленшпигелевское дело — дело Мандельштама с переводчиком «Легенды об Уленшпигеле» А. Г. Горнфельдом и издательством «Земля и Фабрика», заказавшим Мандельштаму литературную обработку «Уленшпигеля». Из-за нагло-клеветнического фельетона Д. Заславского «О скромном плагиате и развязной халтуре» (Лит. газ. 1929. 7 мая) разразился крупный общественный скандал. В начале 1930 г. дело, с политическими разбирательствами, перешло в Центральную контрольную комиссию ВКП (б).

[161] Ломинадзе не погиб, а просто был убран из Грузии. — примеч. 1977 г.  

[162]В стихах сказано, что их нельзя отнять… — «Губ шевелящихся отнять вы не могли» и «Да, я лежу в земле, губами шевеля» — строчки из стихов Мандельштама, входящих в «Первую воронежскую тетрадь».

[163]…до «начала грозных дел»… — Т. е. до августа 1936 г.

[164]…«национальная по форме, социалистическая по содержанию»…  — Определение культуры при диктатуре пролетариата, — в такой форме его дал Сталин на XVI съезде партии (июнь 1930).

[165]…жалобы Шевченко… на неотвязность стихов…  — «Я хорошо знал, что живопись — моя будущая профессия, мой насущный хлеб, — вспоминая о годах учения в Академии художеств, писал Т. Г. Шевченко. — И вместо того чтобы изучить ее глубокие таинства, и еще под руководством такого учителя, каков был бессмертный Брюллов, я сочинял стихи, за которые мне никто ни гроша не заплатил, и которые наконец лишили меня свободы, и которые, несмотря на всемогущее бесчеловечное запрещение, я все-таки втихомолку кропаю. И даже подумываю иногда о тиснении этих плаксивых, тощих детей моих. Право, странное это неугомонное призвание» («Дневник», запись 1 июля 1850 г.).

[166]…рот, говорящий «нет»…  — В черновых вариантах стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…» это место читается:

 

Не табачною кровью газета плюет,

Не костяшками дева стучит, -

Человеческий жаркий искривленный рот

Негодует, поет, говорит.

 

(См.: Семенко Ир. Поэтика позднего Мандельштама. Рим, 1966. С. 60).

[167]…«черешня московских торцов»… — Согласно прочтению И. М. Семенко, правильно: «чернила московской грязцы».

[168]В «Астрах» это барская шуба, за которую его корили… — Речь идет о стихотворении 1931 г., начало которого:

 

Я пью за военные астры,

за все, чем корили меня:

За барскую шубу, за астму,

за жёлчь петербургского дня».

 

«Военные астры» — образ офицерских эполет.

[169]…в издательстве сестры Раковского… — В харьковском издательстве «Помощь», которым владела А. Раковская-Петреску. Там выходил журнал «Художественная мысль», в номере 2 которого (1922, фввр.-март) сообщалось о приобретении издательством очерка Мандельштама «Шуба». В сокращенном виде очерк был напечатан ростовской газетой «Советский Юг» (1922. 1 февр.). Он начинается с рассказа о покупке поэтом жаркой «стариковской» шубы на шубном торге в Ростове.

[170]…одна вельможная… дама…  — О. Д. Каменева.

[171]Отголоски 17 года… — В вариантах стихотворения «За гремучую доблесть грядущих веков…»:

 

Золотились чернила московской грязцы,

И пыхтел грузовик у ворот,

И по улицам шел на дворцы и морцы

Самопишущий черный народ…

Замолчи: ни о чем, никогда, никому,

Там в пожарище время поет…

Замолчи! Я не верю уже никому:

Я такой же, как ты, пешеход,

Но меня возвращает к стыду моему

Твой грозящий искривленный рот…

 

[172]В центре Москвы стоит дом… — Дом в проезде Художественного театра № 2, построенный для писателей в 1931 г.

[173] Валю Берестова. — примеч. 1977 г.  

[174]…приказали делать ренессанс, а вышло что-то вроде кафе «Ренессанс»… — По словам Н. Я. Мандельштам, такой образ, относящийся к «социалистическому строительству», присутствовал в первой, уничтоженной главе «Четвертой прозы».

[175]…О. М. рассказывает о юноше-поэте… — В очерке «Армия поэтов» (1923).

[176]Стихи о звездах — семистишие «Шевелящимися виноградинами Угрожают нам эти миры…» (из «Стих„в о неизвестном солдате“).

[177]Песенка о женщине  — стихотворение «Твоим узким плечам под бичами краснеть…», написанное еще в Москве перед арестом.

[178]…О. М. вспомнил «в санях сидючи»… — Образ в начале «Поученья» Владимира Мономаха: «седя на санех, по-мыслих в души своей и похвалих Бога, иже мя сих днев грешнаго допровади». Означает: в конце жизни, перед смертью (в Древней Руси тело умершего перевозили на санях)

[179]Живя в Ассирии, нельзя не думать об ассирийце… — Образ «ассирийца» возник в прозе Мандельштама «Путешествие в Армению» (1933): «Царь Шапух — так думает Аршак — взял верх надо мной и — хуже того — он взял мой воздух себе. Ассириец держит мое сердце». Из того же отрывка, представляющего собой переложение армянской исторической хроники, взято у Н. Я. Мандельштам выражение «один добавочный день» (см. на с. 207).

[180]…стоит поискать доноса об этом стихотворении. — По свидетельству А. К. Гладкова (неопубликованный дневник), в 1949 г. на Лубянке от него пытались добиться признания, «что среди стихов Мандельштама о Кавказе есть антисоветские».

[181]«Свинцовая горошина»  — из четверостишия А. Ахматовой (1937):

 

За такую скоморошину,

Откровенно говоря,

Мне свинцовую горошину

Ждать бы от секретаря.

 

[182]«.Почему, когда я думаю о нем, передо мной все головы — бугры голов?…» — Ср. в «Оде»:

 

Он свесился с трибуны, как с горы,

В бугры голов…

Уходят вдаль людских голов бугры:

Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,

Но в книгах ласковых и в играх детворы

Воскресну я сказать, что солнце светит.

 

По словам Н. Я. Мандельштам, из всей «Оды» О. М. хотел оставить только это последнее четверостишие.

[183]…«такие же люди, как вы…» — Из утраченных стихов Мандельштама об армянских ссыльных, сапожничавших в Воронеже. В памяти Н. Я. Мандельштам сохранилось:

 

Такие же люди, как вы,

с глазами, вдолбленными в череп…

Такие же судьи, как вы,

лишили вас холода тутовых ягод…

 

[184]Даже жен и детей почти перестали высылать… — По отношению к членам семей «изменников родины» самый принцип коллективной ответственности вводился постановлением ЦИК от 8 июня 1934 г.: ссылка «в отдаленные районы Сибири» на 5 лет — для «незнавших», для «знавших» — заключение на срок от 5 до 10 лет. Этим постановлением заодно реабилитировались слова: «родина», «семья», «наказание», до того в административном лексиконе не принятые.

[185]маленький музей на улице Кропоткина. — Музей нового западного искусства, включавший коллекции С. И. Щукина и И.А. Морозова и расположенный в бывшем доме последнего (№ 2). Расформирован в 1948 г.

[186]…увидав на первой выставке ОСТа серию рисунков «Директор погоды»… — Серию иллюстраций А. Тышлера к пьесе А. Б. Мариенгофа «Директор погоды». Вместе с картиной маслом на ту же тему выставлялись на 2-й выставке Общества станковистов в мае 1926 г

[187]…сосед Альтмана… итальянец по национальности… — Художник Джованни Гранди (Иван Антонович), с 1913 по 1922 г. работавший в России.

[188]…эту мысль я впоследствии нашла у Бердяева… — Н. А. Бердяев писал, что наиболее неприемлемо для него «чувство Бога как силы, как всемогущества и власти». Примиряет «со страданиями творения» только Бог-Сын. Чистый монотеизм для Бердяева есть «последняя форма идолопоклонства» (Самопознание. Париж, 1949. С. 190).

[189]. «Дети, вы обнищали, до рубища дошли» — из старофранцузского эпоса «Сыновья Аймона». Перевод Мандельштама выполнен в 1922 г.

[190]…«прямизна нашей речи» — из стихов Мадельштама на смерть А. Белого:

 

Прямизна нашей мысли не только пугач для детей,

Не бумажные дести, а вести спасают людей!

 

[191]Стихи Брюсова про исторические эпохи — «Фонарики» (сб. «Венок»).

[192]. Вероятно, это понял бы Китс… — Далее подразумеваются «Строки о таверне „Морская дева"» Дж. Китса.

[193]…по поводу выхода «Краткого курса». — Хронологическое смещение: ко времени выхода сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)» (сентябрь 1938) Мандельштам был уже в заключении.

[194]…начинавшее выходить собрание сочинений Сталина. — Видимо, имеются в виду «Вопросы ленинизма» — сборник статей и выступлений Сталина, выходивший новыми и повторными изданиями начиная еще с 1925 г.

[195]Ларусс — универсальный словарь французского языка, составленный П. Ларуссом.

[196]« Cor  ardens» — книга стихов В. И. Иванова (Ч. 1 и 2. Спб., 1911 — 1912).

[197]О. М…искал у поэтов удач… — Далее упоминаются следующие стихотворения: «Бог Отец» А. М. Добролюбова («Подо Мною орлы, орлы говорящие…», сб. «Natura naturans…», 1895); «Есть странная песня араба, чье имя — ничто…» К. Бальмонта (сб. «Только любовь», 1903); стихотворение В. А. Комаровского в его сб. «Первая пристань», 1913; «Вкруг колокольни обомшелой…» В. А. Бородаевского (сб. «Стихотворения», 1909); «Chimerisando» А. Лозины-Лозинского («Я в шахматы играл с одним евреем, странно…», сб. «Троттуар», 1916); «1920» Б. Лапина (сб. Б. Лапина и Е. Габриловича «Молниянин», 1922) и его же «Лес живет» (сб. «1922-я книга стихов», 1923).

[198]…ломоносовской «далековатости»… — Выражением «сопряжение далековатых идей» Ломоносов подчеркивает в «Риторике» конструктивный характер словесного образа с установкой на слово, развертываемое во времени и пространстве. Это выражение было очень ценимо Мандельштамом.

[199]…«ты должен быть жарким, как пламя…» — У Брюсова: «Ты должен быть гордым, как знамя…» — в начале его программного стихотворения «Поэту» (сб. «Все напевы», 1909).

[200]К этому времени относится фотография… — Напечатанная в «Биржевых ведомостях» 13 декабря 1913 г. На снимке изображены участники диспута, состоявшегося 10 декабря после лекции Н. И. Кульбина о футуризме, — Мандельштам, Н. Бурлюк, В. Пяст, Г. Иванов и другие. Маяковский и Чуковский в диспуте не участвовали, и на фотографии их нет. За уничижительную подпись к снимку группа поэтов призвала редакцию на суд.

[201]У Мея он отметил «Помпеянку»… — Стихотворение «Плясунья» («Окрыленная пляской без роздыху…»). Далее упоминаются «Ты не гонись за рифмой своенравной…» и «После казни в Женеве» К. Случевского. Книжечка An. Григорьева — «Стихотворения Аполлона Григорьева». Спб., 1846 (единственное прижизненное издание в 50 экземплярах).

[202]Прозаический перевод «Чистилища» — перевод ямбической прозой М. А. Горбова (М., 1898).

[203]…он как-то пробовал переводить Малларме… — В переводе Мандельштама (1910) сохранилось начало стихотворения Ст. Малларме «Плоть опечалена…»

[204]…в каком-то архиве… — Переводы Мандельштама из старофранцузского эпоса, подготовленные к изданию отдельной книгой, нашлись в архиве ИМЛИ. Из них «Жизнь св. Алексея» должна была, по словам Н. Я. Мандельштам, появиться в невышедшем 6-м номере журнала «Россия» за 1925 г. (одновременно с окончанием «Белой гвардии» М. Булгакова)

[205]…тех двустиший, где предсказана тяжкая судьба женщине. — Говорится о стихотворении «Твоим узким плечам под бичами краснеть…» (1934).

[206]…несчастную княжну, вышедшую замуж за брата царской невесты. — Мандельштам читал «Записки» кн. Натальи Борисовны, дочери фельдмаршала' Шереметева, вышедшей замуж за И. А. Долгорукова, брата невесты Петра II. После смерти последнего вся семья подверглась тягчайшим гонениям.

[207]«Ссылка и каторга» — журнал «Каторга и ссылка», издававшийся Обществом бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Общество было закрыто («по собственному желанию») в 1935 г., его издательство и журнал ликвидированы.

[208]Тенишевское училище — средняя школа в Петербурге, учрежденная в 1900 г. кн. В. Н. Тенишевым в рамках существовавших в ведении министерства финансов коммерческих училищ. Мандельштам был воспитанником училища со дня основания до весеннего выпуска 1907 г.

[209]…его книгу, которую никто не хотел печатать… — «Записки современника». Рукопись книги И. Лежнев представил Политбюро в качестве «расширенного заявления» о приеме в партию (см.: КЛЭ. Т. 4. Ст. 94). Книга вышла в 1934 г. — ходатайство было удовлетворено.

[210]…роденовская книжка о французской готике.  — Книга великого скульптора о французских соборах ('Les cathedra-les de France. Paris, 1914, 1921).

[211]…какой-то прелестный розарий… — Вероятно, связанный с культом Девы Марии тип средневекового католического молитвенника. «Пляска смерти» — популярная в позднем средневековье книга гравюр на эту тему со стихотворными подписями.

[212]«Четвертая глава» — в «Кратком курсе истории ВКП(б)» раздел «О диалектическом и историческом материализме», написанный Сталиным.

[213]…буддизму, понятому по Владимиру Соловьеву… — О «буддизме» в религии, торжествующем в «новейшей теософии», о его проникновении в другие духовные сферы как «поэзии небытия», враждебной «всей нашей (христианской) истории», Мандельштам писал в статье «Девятнадцатый век» (1922). Независимо от вероисповедания, буддизм, по Мандельштаму, составляет «внутренний уклон» европейской мысли XIX века, тяготеющей к отказу от деятельного познания, — «панметодологизм» (выражение Евг. Трубецкого) этого века знаменует собой равнодушие к самому предмету познания. В системе нравственной философии Вл. Соловьева буддизм исторически предстает как «религиозно-нравственный нигилизм», разрешающий существующую между природой и духом двойственность в общем безразличии, что то же: «принципиально упраздняющий всякий предмет и всякий мотив для благоговения, для жалости и для духовной борьбы» («Оправдание добра», слова из Оглавления).

[214]«Поход варварских телег» — образ в стихотворении Мандельштама 1914 г. («О временах простых и грубых…»), служащий выражением доисторического «скифства».

[215]Драматические сцены Ахматовой — пьеса в прозе «Энума элиш», писавшаяся в эвакуации в Ташкенте и уничтоженная автором в 1944 г.

[216]«Партия — это перевернутая церковь…» — По другим воспоминаниям Н. Я. Мандельштам (Вторая книга. Париж, 1972. С. 114), эту мысль Мандельштам проводил в разговоре с крупными партийцами, сослуживцами по Союзу городов, в день восстания 3 июля 1917 г.: «Он говорил им о конце культуры и о том, как организована партия, устроившая демонстрацию („перевернутая церковь“ или нечто близкое к этому). Он заметил, что „сослуживцы“ слушают его неприязненно, и лишь потом узнал, что оба они — цекисты…»

[217]…я прочла Лупполу эпиграмму О. М. на него. -

 

Не надо римского мне купола

Или прекрасного далека,

Предпочитаю вид на Луппола

Под сенью Жан-Ришара Блока.

 

Эпиграмма была вызвана газетной фотографией, изображающей И. Луппола и Ж.-Р. Блока по приезде последнего на I Всесоюзный съезд писателей.

[218]…стихи Клычкова под фамилией Мандельштама. — Так было напечатано стихотворение С. Клычкова «Пылает за окном звезда…» в номере 4 журнала «Красная нива» за 1923 г.

[219]…когда решалась участь Клычкова и Васильева… прочли, что смертная казнь отменяется, но сроки заключения увеличиваются до двадцати лет.  — Речь идет о законе, принятом ЦИК СССР 2 октября 1937 г. (напечатан в «Правде» 3 октября). Ранее, согласно «Основным началам уголовного законодательства СССР» (ст. 18), сроки заключения предусматривались не свыше 10 лет, теперь они по делам о шпионаже и вредительстве увеличивались до 25 лет, — в целях, как было сказано в новом законе «предоставления суду возможности избирать по этим преступлениям не только высшую меру наказания (расстрел), но и лишение свободы на более длительные сроки».

С. А. Клычков был приговорен к расстрелу 8 октября 1937 г. (см.: Новый мир. 1988. № 11. С. 266). Дата казни П. Н. Васильева — 16 июля 1937 г.

[220]«О сколько раз ей милее уключин скрип…» — Из стихотворения Мандельштама 1922 г. на тему «похищения Европы» («С розовой пеной усталости у мягких губ…»):…Лоном широкая палуба, гурт овец И за высокой кормою мелькание рыб! С нею безвесельный дальше плывет гребец. Обращено к Н. Я. Мандельштам.

[221]…пушкинские слова — «…меж детей ничтожных мира…» — Говоря, что слова Пушкина были поняты Вересаевым совершенно неправильно (в духе пушкинской «черни» — отсюда презрительное определение), Н. Я. Мандельштам имеет в виду теорию двойного — в жизни и в стихах — отношения поэта к действительности (об этом у Вересаева в его кн.: В двух планах. М., 1929). Цитируемое ниже: «Я с мужиками бородатыми иду, прохожий человек» — из стихотворения Мандельштама 1913 г. «В спокойных пригородах снег…»

[222]…не позволял себе никаких выпадов против «мещанства».  — Характерны слова Мандельштама, сказанные, по воспоминаниям Е. К. Осмеркиной, у них в гостях в 1937 г. Мандельштам говорил, что персонажи Зощенко сейчас уже не смешны. «Они или мученики или все герои».

[223]…назвал Герцена… барином. — В «Четвертой прозе».

[224]…все ценное в своей жизни он называл весельем… — Далее цитируется доклад Мандельштама о Скрябине и стихотворение «И поныне на Афоне…» (1915).

[225]«Петрополис» — петроградское издательство Я. Н. Блоха, с 1922 г. печатавшее свои книги в Берлине. На «Tristia» Мандельштама был заключен договор 5 ноября 1920 г., однако вышли они только в сентябре 1922 г. Уже начатая печатанием книга запрещалась Н. Л. Мещеряковым, главой Политотдела Госиздата (запись в дневнике П. Н. Зайцева 1 янв. 1922 г. — ЦГАЛИ, ф. 1610).

[226]Пришлось искать верного человека… — Таким, по словам Н. Я. Мандельштам, была Л. Назаревская, дочь М. Горького.

[227]…они погибли у его друга Лени Ландсберга. — Стихи потом нашлись. В принадлежавший ему экземпляр «Стихотворений» Мандельштама Л. Ландсберг вписал стихотворение «Где ночь бросает якоря…» (1917?) про «глухих вскормленников мрака», отпавших от «древа жизни». Другое стихотворение — «Все чуждо нам в столице непотребной…» (1918) — сохранилось у А. Г. Габричевского.

[228]В начале революции у него расстреляли отца… — Генерал Б. Рудаков служил в мировую войну на Юго-Западном фронте, в гражданскую — видимо, у Колчака, в 1920-м по призыву Брусилова перешел в Красную Армию и за отказ осудить свое прошлое был через год расстрелян вместе с одним из своих сыновей (двое погибли на фронте). Это и другие уточнения, касающиеся семьи Рудаковых, а также обстоятельств пропажи у вдовы С. Б. Рудакова архивов Мандельштама и Н. Гумилева, содержатся в книге Э. Г. Герштейн «Новое о Мандельштаме» (Париж, 1986). Там же приведены в больших выдержках письма С. Б. Рудакова жене из Воронежа, где он был в ссылке с апреля 1935 по июнь 1936 г.

[229]…мы предупреждали Рудакова, что ему может повредить знакомство с нами… — Судя по письмам Рудакова, органы НКВД были в курсе его литературной работы. «С. Б. Рудаков рассказывал мне, что его убеждали там, что, занимаясь Мандельштамом, он сделал неправильный выбор» (Герштейн Э. Г. Новое о Мандельштаме. С. 266).

[230]Женщина, про которую я рассказываю…  — Речь идет о жене Н. Бухарина А. М. Лариной, сохранившей в памяти его письмо-завещание «Будущему поколению руководителей партии».

[231]Фонотеку Сергея Игнатьевича Бернштейна уничтожили… — Фонотека создавалась с 1920 г. в рамках основанного тогда в Петрограде Института живого слова. В 1925 г. был вторично записан голос Мандельштама. О создании при Институте истории искусств архива «живых голосов» (ок. 200 записей) сообщали газеты в 1927 г. Из уцелевшей части коллекции в настоящее время известны, по воспроизведениям, записи четырех стихотворений Мандельштама.

[232]…стишок всегда был предметом спекуляции у нас для всяких Никулиных… — Стихотворение «Я пью за военные астры…» не печаталось, но цитатами из него пользовались критики для политической дискредитации Мандельштама. Л. Никулин на примере того, за что пьет поэт:

 

За розу в кабине роллс-ройса

и масло парижских картин, -

 

противопоставлял отношение к Парижу Мандельштама и Маяковского (в кн.: Молодость героя. М., 1933. С. 233).

[233]…в новом писательском доме… — В доме № 17 по Лаврушинскому пер., целом жилом комплексе для писателей, частью выстроенном уже в 1937 г.

[234]Новая Москва… брала первые рекорды… — В мае 1937 г. была высадка папанинцев в районе Северного полюса, в июне рекордный перелет через Северный полюс в Ванкувер совершил экипаж В. Чкалова.

[235]Разрешил спор Луппол… — «Сейчас т. Луппол объявил мне, что никакой работы в Гослитиздате для меня в течение года нет и не предвидится», — писал Мандельштам В. Ставскому накануне рокового отъезда в Саматиху в марте 1938 г. (ЦГАЛИ, ф. 631).

[236]Нарбута уже не было… Многих уже не было. — В. И. Нарбута арестовали в октябре 1936 г., А. О. Моргулиса в конце того же года, С. А. Клычкова — уже по возвращении Мандельштамов из Воронежа — 31 июля 1937.

[237]…«горе, горе, страх, петля и яма»… — Из поэмы Н. Гумилева «Звездный ужас» (1921).

[238]Об этом знал уже Лев Толстой… — Пьер Безухов в эпилоге «Войны и мира» говорит, имея в виду государственный переворот, что «все слишком натянуто и непременно лопнет». Толстой замечает, что, «с тех пор как существует правительство», так всегда говорят люди, «вглядевшись в действия какого бы то ни было правительства».

[239]…щелку, куда ему разрешили заглянуть… — Первую крупную подборку из неизданных стихов Мандельштама напечатал в 1964 г. журнал «Москва» (№ 8).

[240]«Самородок» — рассказ Г. Шелеста о поведении коммуниста в лагере, напечатанный в «Известиях» 5 ноября 1962 г. одновременно с появлением «Одного дня Ивана Денисовича» А. Солженицына в «Новом мире» (1962. № 11).

[241]…там на лестнице с ним случился припадок стенокардии . — По медицинской справке, уцелевшей в архиве Мандельштама, известен день случившегося — 25 мая 1937 г.

[242]Вызвали скорую помощь… — Судя по другой медицинской справке, эпизод с «монтером» и уводом в милицию случился 19 июня. В самом конце месяца Мандельштамы уехали в Савелово.

[243]Я сообщила это слово Анне Андреевне, и оно попало в поэму. — В одну из строф части второй «Поэмы без героя»:

 

Ты спроси у моих современниц:

Каторжанок, стопятниц, пленниц,

И тебе порасскажем мы,

Как в беспамятном жили страхе,

Как растили детей для плахи,

Для застенка и для тюрьмы.

 

[244]…«юродивая слобода» из стихов О. М… — Из стихотворения «Не веря воскресенья чуду…», написанного в 1916 г., когда Мандельштам провел день в Александрове у сестер Цветаевых.

[245]бывший рапмовец… — От РАПМ (Российская ассоциация пролетарских музыкантов), образованной в 1923 г. с целью создания массового революционно-музыкального репертуара. Распущена на основании постановления ЦК «О перестройке литературно-художественных организаций» 23 апреля 1932 г.

[246]…прочтя статью Коссиора и узнав, что, несмотря на все свои статьи, он тоже арестован. — Первый секретарь ЦК КП(б)У С. В. Косиор после прошедших на Украине репрессий клеймил в своих речах (декабрь 1937 г.) погибших «любченок» (А. П. Любченко — председатель украинского Совнаркома), «якиров» и других, хотевших «установить фашистскую власть», однако за потерю бдительности был отстранен от работы в республике. Назначенный в январе 1938 г. заместителем председателя Совнаркома СССР, он был арестован в мае того же года.

[247] Народу было много. Теперь я думаю, что сунул деньги не Сурков. — примеч. 1977 г.  

[248]В Киеве во время бомбардировки… — В конце августа 1919 г., когда из Киева уходили войска Красной Армии. Впечатления этих дней отразились в «Стихах о неизвестном солдате» Мандельштама («в Киеве в августе 19 года он долго стоял ночью у окна, следя, как прочерчивают небо снаряды», — писала Н. Я. Мандельштам) и в стихотворении о киевской «жинке», у которой расстреляли мужа (№ 47).

[249]…пожалели, что у этих стихов уже есть адресат. — Стихотворение «Клейкой клятвой пахнут почки…» (1937) обращено к Н. Е. Штемпель.

[250]Ему пришлось ждать судьбы до зимы. — В. Стенича арестовали в ночь с 14 на 15 ноября 1937 г.

[251] Каверин. Он прочел «Воспоминания» и сказал: «Напрасно вы об этом вспомнили». — примеч. 1977 г.  

[252] Орлов — примеч. 1977 г  

[253]…своего брата Николая, священника, потом авиаконструктора, а в 37 году — лагерника… — Н. А. Бруни, летчик в первую мировую войну, награжденный тремя Георгиями, участник гражданской войны на стороне красных, после окончания ее принял сан священника, служил в Козельске, потом в Клину До ареста в 1934 г. делал технические переводы в ЦАГИ. Известны стихи Бруни, написанные в Ухтинском лагере («…Схорони даже мысль о свободе, Даже мысль о ней схорони!» — март 1936). В 1938 г. расстрелян. Его жену звали Анной Александровной (Надя — ошибочно).

[254]Тот Ежов, с которым мы были в тридцатом году в Сухуме на правительственной даче… — Теперь документально установлено, что это был будущий глава НКВД. В то время (апрель 1930 г.) заместитель наркома земледелия, он в том же году оказался наверху партийного аппарата, став в ЦК заведующим Орграспредотделом.

[255]Сталин ему, сияющему, протягивает… руку… — Поздравляя с орденом Ленина — наградой «за выдающиеся успехи в деле руководства НКВД по выполнению правительственных заданий». Вручение ордена Ежову состоялось на специальном заседании Президиума ЦИК СССР 27 июля 1937 г. Тогда же «за успешную работу по укреплению революционной законности» орденом Ленина был награжден А. Вышинский.

[256]…с музыкантом, собирающим абхазский фольклор. — М. Ковачем. О нем, об упоминаемом ниже «грузине, специалисте по радио» Ан. Какавадзе и других обитателях сухумской правительственной дачи («Дом отдыха им. Орджоникидзе») есть в подготовительных записях Мандельштама к «Путешествию в Армению» (см.: Вопр. лит. 1968. № 4. С. 185-188).

[257]…не трудно догадаться, что с ним произошло… — Из 1966 делегатов «съезда победителей» (XVII съезд партии, январь— февраль 1934 г.) 1108 были уничтожены в ближайшие несколько лет.

[258]… в 37 году Лакобы уже не было в живых.  — Н. А. Лакоба погиб 28 декабря 1936 г., отравленный Берией. Был похоронен с почестями на главной площади Сухуми. Летом 1937 г. пришло распоряжение: «гроб врага народа Лакобы выбросить из могилы, памятник уничтожить» (см.: Звезда. 1988. № 8. С. 156).

[259]В день смерти Маяковского… — 14 апреля 1930 г. «Общество, собравшееся в Сухуме, — записано у Мандельштама, — приняло весть о гибели первозданного поэта с постыдным равнодушием. В тот же вечер плясали казачка и пели гурьбой у рояля студенческие вихрастые песни».

[260] Перечитывая книгу в 1977 году, я увидела, что оптимизма у меня нет ни на копейку, хотя сейчас жить легче, чем когда-либо. — примеч. 1977 г.  

[261] Только женщины и церковники (священники, дьяконы) — примеч. 1977 г.  

[262]…несколько пластинок, раздобытых О. М… — Уже по приезде в Саматиху Мандельштам делился впечатлениями от них в письме Б. С. Кузину (10 марта 1938 г.): «Любопытно: как только вы написали о Дворжаке, купил в Калинине пластинку Славянские танцы № 1 и № 8 — действительно прелесть. Бетховен. Обработка народных песен, богатство ключей, умное веселье и щедрость» (см.: Вопр. истории естествознания и техники. 1987. № З.С. 133).

[263]…отзыв Сталина на сказку Горького… — Надпись на сказке «Девушка и смерть», сделанная 11 октября 1931 г…прочел речь Сталина курсантам-выпускникам. — Хронологическое смещение: речь во славу «передовой науки» Сталин произнес на приеме работников высшей школы 17 мая 1938 г., когда Мандельштам был уже арестован.

[264]…добродетельными «Зотовыми», которых так точно описал Солженицын . — В рассказе «Случай на станции Кречетовка».

[265]…в те дни шумела симфония Шостаковича… — 5-я, «лирико-героическая» симфония, московская премьера которой состоялась в Большом зале Консерватории 29 января 1938 г. (за два последующих месяца исполнялась пять раз). Мандельштам слушал ее перед самым отъездом в Саматиху в начале марта («Не мысль. Не математика. Не добро. Пусть искусство: не приемлю!» — отзывался он в письме Б. С. Кузину 10 марта).

[266]…жаждал «гамбургского счета».  — Т. е. желал определения истинного достоинства произведения, — с предельной требовательностью. Собственное выражение В. Шкловского (его книга «Гамбургский счет» 1928 г.), основанное на старинной легенде о цирковых борцах в Гамбурге.

[267]…когда он приходил есть с нами гречневую кашу в Дом Герцена… — Это было в начале мая 1922 г., перед самым отъездом В. Хлебникова в Новгородскую губернию, где он умер. Рисунок В. Татлина воспроизведен в книге «Неизданный Хлебников», вышедшей под редакцией Н. И. Харджиева в 1940 г. Последние два карандашных наброска с Мандельштама сделаны художником А. А. Осмеркиным 1 октября 1937 г. (собр. И. С. Зиль-берштейна в ГМИИ).

[268]…вскоре ему пришлось ехать в Тифлис… — На пленум правления Союза писателей 24-30 декабря 1937 г., посвященный 750-летию поэмы Руставели. «В январе 1938 года, — вспоминал И. Г. Эренбург, — А.А. Фадеев показал мне гранки „Нового мира“ и сказал, что попытается вернуть Мандельштама читателям» («Простор». Алма-Ата. 1965. № 4. С. 58).

[269]В кармане у нас уже лежали путевки в Саматиху… — По справке, выданной Н. Я. Мандельштам, она находилась на отдыхе в здравнице «Саматиха» с 8 марта по 6 мая 1938 г.

[270]Я не знала тогда состава тройки… — В «тройку» Особого совещания (см. прим. к с. 123), кроме лица, представляющего НКВД, входили по одному представителю от ЦК и прокуратуры. Как правило, последние подписывали уже готовые приговоры.

[271]…приезжал в Ташкент инструктировать работников органов… — В сентябре 1937 г.; А. Андреев был Одним из «эмиссаров» Политбюро, посланных тогда в края и республики для проведения политики террора (в Армению — А. Микоян, в Башкирию — А. Жданов, в Ивановскую обл. — Л. Каганович и т. д., на местах — Н. Хрущев в Московской обл., Л. Берия в Грузии). В Узбекистане, по приезде Андреева, террор начался с объявления врагами народа председателя Совнаркома республики Ф. Ходжаева и первого секретаря ЦК А. Икрамова.

[272]…старые подпольщики — несомненные человеколюбы…— что чувствовали они…  — Сказанное можно отнести только к Н. И. Бухарину.

[273]…на убийство Урицкого… ответили «гекатомбой трупов»… — Председатель Петроградской ЧК М. С. Урицкий был убит бывшим студентом Л. Канегиссером (хорошим знакомым Мандельштама) 30 августа 1918 г. На это ЧК ответила немедленным расстрелом в Петрограде свыше 500 заложников (сообщение в «Правде» 3 сент. под заголовком «Пусть трепещет буржуазия!»).

[274]Каждое такое дело — эрмитажники… — По сообщениям майских газет 1931 г., комиссия по проверке Эрмитажа выяснила, что «в числе сотрудников музея до самого последнего времени работали чуждые элементы». Обвинения касались связи с белоэмигрантскими кругами (брали на хранение коллекции «бежавших белогвардейцев», сын бывшего министра просвещения хранил письма Николая II к отцу и т. д.). Смененный перед тем директор С. Н. Тройницкий прямо назывался «вредителем» (см.: Смена. 1988. № 18. С. 19). Кампания совпала с проведением крупной экспортной продажи эрмитажных картин.

Дело историков началось с арестов в академических кругах Ленинграда, включая работников Пушкинского дома, — в октябре 1929 г. В печати сообщений не было. Дело группировалось вокруг академика С. Ф. Платонова, обвиняемого в монархическом заговоре. Аресты, ссылки, расстрелы продолжались более года. Постановлением Общего собрания Академии 17 февраля 1931 г. были исключены из числа ее действительных членов Н. П. Лихачев, М. К. Любавский, С. Ф. Платонов, Е. В. Тарле.

О деле словарников см. выше.

[275]Сагу — Среднеазиатский государственный университет в Ташкенте.

[276]…перед окошком на Софийке. — Приемная НКВД помещалась на Кузнецком мосту во дворе дома № 24 (с выходом на Пушечную улицу — бывшую Софийку).

[277] Пушечная улица — примеч. 1977 г.  

[278]В Бутырках приняли только одну передачу… — Дата передачи — 23 августа 1938 г. Сохранилась квитанция «Бутырской тюрьмы ГУГБ НКВД» на сумму 48 р. с указанной датой.

[279]Из лагеря я получила письмо… — Мандельштам адресовал его брату Александру Эмильевичу: «Я нахожусь — Владивосток, С. ВИТЛ, 11 барак, — писал он. — Получил 5 лет за к. р. д. решением ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября — приехали 12 октября». СВИТЛ — Северо-Восточные исправительно-трудовые лагеря; к. р. д. — контрреволюционная деятельность, составляющая содержание 14 пунктов 58-й статьи УК РСФСР 1926 г.

[280]…я получила повестку о реабилитации по второму делу 38 года… — Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР 31 июля 1956 г. отменялось постановление ОСО от 2 августа 1938 г. По словам Э. Г. Герштейн, Н. Я. Мандельштам сказали в прокуратуре, что Мандельштаму инкриминировалось нарушение паспортного режима и распространение стихов через редакции журналов. По делу 1934 г. Мандельштам был реабилитирован тридцать лет спустя — постановлением Верховного Суда 28 октября 1987 г. О судьбе изъятых рукописей Мандельштама в письме старшего помощника Генерального прокурора СССР от 9 ноября 1987 г. говорится, что «принятыми мерами розыска» установить «место их нахождения и содержание текста» не представляется возможным.

[281]Сурков… назначил комиссию по наследству. — Комиссия была создана решением секретариата Союза писателей 16 июня 1957 г. Книга Мандельштама «Стихотворения», о которой ниже идет речь, в урезанном виде и с дезинформирующей статьей А. Л. Дымшица, вышла в Большой серии «Библиотеки поэта» только в 1973 г.

[282]Микояновские комиссии — 70 комиссий-«троек», созданных в 1954 г. для рассмотрения дел по реабилитации прямо в местах заключения. Дела готовились списками по статьям осуждения. А. И. Микоян возглавлял тогда Центральную комиссию по реабилитации.

[283] Увидела и пришла в отчаяние… — примеч. 1977 г.  

[284]…в этот самый день газеты опубликовали первый огромный список писателей, награжденных орденами . — Это было 1 февраля 1939 г.

[285] Шкловский сознавал, пока жила Василиса. В ней благодать. — примеч. 1977 г.  

[286]…читали в газетах о приезде Ромена Роллана… — В июне — июле 1935 г. В тот приезд Р. Роллан вел, по его словам, «содержательные разговоры» со Сталиным, Н. Бухариным и Г. Ягодой, поставив перед первым вопрос о репрессиях. После процесса над Бухариным и другими, в апреле 1938 г., он сообщил Ст. Цвейгу, что послал в СССР двадцать писем в защиту «арестованных друзей» — и не получил ни слова в ответ (см.: Вопр. лит. 1988. № 11. С. 64-65, 73).

[287] Это был соученик Евг. Эмильевича

[288]Рассказ Шаламова… — В рассказе «Шерри-бренди», по словам В. Шаламова, «описана та самая пересылка во Владивостоке, на которой умер Мандельштам и где автор рассказа был годом раньше» (см.: Москва. 1988. № 9. С. 133).

[289]…разгромом вузов с начала двадцатых годов. — Декретом «О высших учебных заведениях» от 2 сентября 1921 г. всякая автономия высшей школы ликвидировалась, наркоматом просвещения назначались ректор и другие члены вузовского руководства. Декрет был подписан В. И. Лениным сразу по решении дела о «Петроградской боевой организации», среди расстрелянных по которому, вместе с Н. Гумилевым и другими, была профессорская группа и в ней проректор (фактически ректор) Петроградского университета Н. И. Лазаревский («по убеждениям сторонник демократического строя», записано в официальном обвинении). Новым, уже назначенным, ректором стал после недолгой борьбы Н. С. Державин, разделявший все положения реформы.

[290]…детские стихи о Распятии. — Стихотворение «Неумолимые слова…» 1910 г.:

 

…И царствовал, и никнул Он,

Как лилия в родимый омут,

И глубина, где стебли тонут,

Торжествовала свой закон.

 

[291]…автор повести о нашей жизни… — Повести «Хранитель древностей», напечатанной в 1964 г. в журнале «Новый мир» (№ 7, 8).

[292]…видел Мандельштама в период «странной войны»… — Т. е. в первые девять месяцев второй мировой войны, считая с сентября 1939 г., названные так по бездействию английских и французских сил на европейском театре. Раз навигация на Охотском море, по словам Ю. Домбровского, уже открылась, то его предполагаемая встреча с О. Мандельштамом была в конце указанного периода — в мае 1940 г.

[293] Сын Троцкого — примеч. 1977 г.  

[294]Стояла сухая погода… — По сведениям, полученным из архива Пулковской обсерватории, 14 октября 1938 г. во Владивостоке резко поднялась температура воздуха — с 4 до 12-15 СС, что значительно выше средней. Такая температура держалась до конца месяца (8 ноября уже ниже нуля).

О последних днях Мандельштама рассказал еще Давид Исаакович Злотинский. Содержание его письма к И. Г. Эренбургу не отражено в книге Н. Я. Мандельштам, и здесь это письмо приводится полностью.

«23/11-1963 г.

Уважаемый Илья Григорьевич!

Давно уже — почти два года — собираюсь вам написать по поводу одного места в 1-м томе1 ваших воспоминаний «Люди, годы, события». Речь идет о судьбе О. Мандельштама. Вы пишете (со слов брянского агронома В. Меркулова, посетившего вас в 1952 году) о том, что О. Мандельштам в конце 1938 года погиб на Колыме. Уже находясь в заключении, в тяжелейших условиях Бе-риевской Колымы, О. Мандельштам — по словам В. Меркулова — сохранил бодрость духа и преданность музе поэзии: у костра он читал своим товарищам по заключению сонеты Петрарки. Боюсь, что конец Мандельштама был менее романтичен и более ужасен.

О. Мандельштама я встретил в конце лета или в начале осени (то ли конец августа, то ли середина сентября) 1938 года не на Колыме, а на Владивостокской «пересылке» Дальстроя, т. е. управления Колымских лагерей.

На этой пересылке оседали только отсеянные медицинской комиссией (вроде меня). Остальные, — пробыв некоторое время на пересылке, — погружались в пароходы и отправлялись в Колыму. На наших глазах проходили десятки тысяч людей.

Я и мои друзья, любящие литературу, искали в потоке новых и новых порций прибывающих с запада зеков — писателей, поэтов и, вообще, пишущих людей. Мы видели Переверзева, Будан-цева, беседовали с ними, В сыпнотифозном больничном бараке, куда я попал в декабре 1938 года, мне говорили, что в одном из отделений барака умер от сыпняка Бруно Ясенский.

А О. Мандельштама я нашел, как я уже писал, задолго до этого — в конце лета или в начале осени. Клопы выжили нас из бараков, и мы проводили дни и ночи в зоне в канавах (водосточных). Пробираясь вдоль одной канавы, я увидел человека в кожаном пальто, с «хохолком» на лбу. Произошел обычный «допрос»:

— Откуда?

— Из Москвы…

— Как ваша фамилия?

— Мандельштам…

— Простите, тот самый Мандельштам? Поэт? Мандельштам улыбнулся:

— Тот самый…

Я потащил его к своим друзьям… И он — в водосточной канаве — читал нам (по памяти, конечно) свои стихи, написанные в последние годы и, видимо, никогда не издававшиеся. Помню — об одном стихотворении, особенно понравившемся нам, он сказал:

— Стихи периода Воронежской ссылки. Это — прорыв… Куда-то прорыв…

Он приходил к нам каждый день и читал, читал. А мы его просили: еще, еще.

И этот щупленький, слабый, голодный, как и все мы, человек преображался: он мог читать стихи часами. (Конечно, ничего записывать мы не могли — не было бумаги, да и сохранить от обысков невозможно было бы).

А дальше идет вторая часть — очень тягостная и горькая. Мы стали (очень быстро) замечать странности за ним: он доверительно говорил нам, что опасается смерти — администрация лагеря его хочет отравить. Тщетно мы его разубеждали — на наших глазах он сходил с ума.

Он уже перестал читать стихи и шептал нам «на ухо» под большим секретом о все новых и новых кознях лагерной администрации. Все шло к печальной развязке… Куда-то исчезло кожаное пальто… Мандельштам очутился в рубищах… Быстро завшивел… Он уже не мог спокойно сидеть — все время чесался.

Однажды утром я пошел искать его по зоне — мы решили повести его (хотя бы силой) в медпункт — туда он боялся идти, т. к. и там — по его словам — ему угрожала смерть от яда. Обошел всю зону — и не мог его найти. В результате расспросов удалось установить, что человека, похожего на него, находящегося в бреду, подобрали в канаве санитары и увезли в другую зону в больницу.

Больше о нем мы ничего не слышали и решили, что он погиб.

Вся эта история тянулась несколько дней.

Может быть, он окреп, выздоровел, и его отправили на Колыму? Маловероятно. Во-первых, он был в очень тяжелом состоянии; во-вторых, навигация закончилась в 1938 году очень рано — кажется, в конце сентября или в начале октября — из-за неожиданно вспыхнувшей эпидемии сыпного тифа.

Невольно настораживает фамилия и инициалы «брянского агронома» В. Меркулова…

В числе нашей группы любителей литературы был Василий Лаврентьевич Меркулов — ленинградский физиолог. Но на Колыме он не был — его вместе со мной и другими, оставшимися в живых после эпидемии, направили в Мариинск, где мы и пробыли до освобождения — сентября 1946 г.

Наш Меркулов ничего не мог знать о колымском периоде жизни Мандельштама, если тот действительно туда попал. Какой же Меркулов вам это сообщил? Однофамилец? Или наш, решивший приукрасить события и придать смерти Мандельштама романтический ореол?

Вот все, дорогой Илья Григорьевич, что я считал себя обязанным вам сообщить.

С глубоким уважением — Д. Злотинский».

В постскриптуме автор письма просит И. Эренбурга держать его имя в секрете: «И культа нет, и повеяло другим ветром, а все-таки почему-то не хочется „вылезать“ в печать с этими фактами. Могу только заверить вас, что все написанное мною — правда, и только правда». Письмо было тогда же передано И. Эренбургом Н. Я. Мандельштам. Оно сохранилось у составителя этих примечаний.

В марте 1989 г. из Магадана пришло в Москву «личное дело на заключенного… О. Э. Мандельштама». Документом удостоверено, что великий поэт умер 27 декабря 1938 г. в 12 ч. 30 м. в больнице пересыльного лагеря под Владивостоком. Смерть последовала «от паралича сердца». В больницу был доставлен накануне.

Там же выписка из протокола Особого совещания от 2 августа 1938 г.: «Слушали: дело № 19390/Ц о Мандельштам (е) Осипе Эмильевиче, 1891 г.р., сын купца, эсер. Постановили: Мандельштам (а) Осипа Эмильевича за к-р. деятельность заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет, считая срок с 30/1У-38 г. Дело сдать в архив».

[295] Стихотворение обращено к Н. Я. Мандельштам.

[296] Обращено к Н. Я. Мандельштам.

 

⇐ Предыдущая12345

Поделиться: