Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Переключение и смешение кодов



 

Как уже говорилось, коды (языки) и субкоды (диалекты, стили), составляющие социально-коммуникативную систему, функционально распределены. Это значит, что один и тот же контингент говорящих, которые составляют данное языковое сообщество, владея общим набором коммуникативных средств, использует их в зависимости от условий общения. Например, если вести речь о субкодах литературного языка, то в научной деятельности носители литературного языка используют средства научного стиля речи, в делопроизводстве, юриспруденции, административной переписке они же прибегают к средствам официально-делового стиля, в сфере религиозного культа – к словам и конструкциям стиля религиозно-проповеднического и т. д. Иначе говоря, в зависимости от сферы общения говорящий переключается с одних языковых средств на другие.

Похожая картина наблюдается и в тех обществах, где используется не один, а два языка (или несколько). Билингвы, т. е. люди, владеющие двумя (или несколькими) языками, обычно " распределяют" их использование в зависимости от условий общения: в официальной обстановке, при общении с властью используется преимущественно один язык, а в обиходе, в семье, при контактах с соседями – другой (другие). И в этом случае можно говорить о переключении с одного кода на другой, только в качестве кодов фигурируют не стили одного языка, как в первом примере, а разные языки.

Переключение кодов, или кодовое переключение – это переход говорящего в процессе речевого общения с одного языка (диалекта, стиля) на другой в зависимости от условий коммуникации [10].

Что, какие изменения в условиях коммуникации заставляют говорящего менять код? Например, смена адресата, т. е. того, к кому обращается говорящий. Если адресат владеет только одним из двух языков, которые знает говорящий, то последний, естественно, должен использовать именно данный, знакомый адресату, язык, хотя до этого момента в общении с собеседниками-билингвами мог использоваться другой язык или оба. Переключение на известный собеседнику языковой код может происходить даже в том случае, если меняется состав общающихся: когда к разговору двоих билингвов присоединяется третий человек, владеющий только одним из известных всем троим языков, то общение должно происходить на этом языке. Отказ же собеседников переключиться на код, знакомый третьему участнику коммуникации, может расцениваться как нежелание посвящать его в тему разговора или как пренебрежение к его коммуникативным запросам.

Фактором, обусловливающим переключение кодов, может быть изменение роли самого говорящего. Скажем, в роли отца (при общении в семье) или в роли соседа по дому он может использовать родной для него диалект, а обращаясь в органы центральной власти, он вынужден переключаться на более или менее общепринятые формы речи. Если такого переключения не произойдет, представители власти его не поймут, и он не достигнет своей цели (удовлетворить просьбу, рассмотреть жалобу и т. п.), иначе говоря, потерпит коммуникативную неудачу.

Тема общения также влияет на выбор кода. По данным исследователей, занимающихся проблемами общения в условиях языковой неоднородности, " производственные" темы члены языковых сообществ предпочитают обсуждать на том языке, который имеет соответствующую специальную терминологию для обозначения различных технических процессов, устройств, приборов и т. п. Но как только тема с производственной меняется на бытовую, " включается" другой языковой код или субкод – родной язык или диалект собеседников. В одноязычном обществе при подобной смене кода происходит переключение с профессионального языка на общеупотребительные языковые средства.

В каких местах речевой цепи говорящие переключают коды? Это зависит от характера влияния тех факторов, о которых только что шла речь. Если влияние того или иного фактора говорящий может предвидеть и даже в каком-то смысле планировать, то переключение происходит на естественных границах речевого потока: в конце фразы, синтаксического периода, при наиболее спокойном режиме общения – по завершении обсуждения какой-либо темы. Однако если фактор, обусловливающий кодовое переключение, вмешивается неожиданно для говорящего, он может переключаться с кода на код посредине фразы, иногда даже не договорив слова. При высокой степени владения разными кодами или субкодами, когда использование их в значительной мере автоматизировано, процесс кодового переключения может не осознаваться говорящим, особенно в тех случаях, когда другой код (субкод) используется не целиком, а во фрагментах. Например, говоря на одном языке, человек может вставлять в свою речь элементы друтого языка – фразеологизмы, модальные слова, междометия, частицы.

Способность к переключению кодов свидетельствует о достаточно высокой степени владения языком (или подсистемами языка) и об определенной коммуникативной и общей культуре человека. Механизмы кодовых переключений обеспечивают взаимопонимание между людьми и относительную комфортность процесса речевой коммуникации. Напротив, неспособность индивида варьировать свою речь в зависимости от условий общения, приверженность лишь одному коду (или субкоду) воспринимаются как аномалия и могут приводить к коммуникативным конфликтам.

Переключение кодов следует отличать от таких явлений, как заимствование языковых единиц и их вкрапление в речь.

Переключаясь на другой код (например, на иной язык), говорящий использует его элементы в полном соответствии с фонетическими, грамматическими и иными свойствами этих элементов. При заимствовании слово или какая-либо другая единица подчиняется (хотя бы частично) фонетике и грамматике заимствующего языка. При вкраплении сохраняется иносистемный облик вкрапливаемого элемента, но этот элемент употребляется в некоем " застывшем" виде, не изменяясь в соответствии со словоизменительными моделями или с моделями синтаксическими.

Поясним это на примерах.

Хрестоматийный пример переключения кодов – смена русского языка на французский (и обратно) в речи дворян – персонажей романа Л. Н. Толстого " Война и мир". Общение и на русском, и на французском происходит в соответствии с нормами каждого из этих языков:

" Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.

- Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. – Она взглянула на Элен и улыбнулась ей.

- Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma pauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать" (Война и мир. Т. I. Ч. 3).

Когда те же герои, говоря по-русски, употребляют слова граф, рескрипт, министр, политика, гвардия, то перед нами – заимствования, подчиняющиеся нормам русского языка: в них согласные смягчаются перед [е], гласные подвергаются редукции в безударном положении, существительные склоняются и имеют признаки определенного грамматического рода, глаголы спрягаются и т. д.

Примерами вкраплений могут быть обороты типа се ля ей (с 'est la vie), латинские выражения alter ego, terra incognita и подобные им, а также отдельные иноязычные слова, которые употребляются в неизменном виде, хотя и могут связываться со словами окружающего контекста по моделям, " подсказанным" синтаксисом либо языка-источника, либо языка-реципиента, например:

" Фирма Rowenta <...> Великолепная вода от Rowenta! " (телевизионная реклама); " К тому же слух уже перестал удивляться и жадно реагировать на пышно-красочные пейзажи и музыкальную nature morte" (Б. В. Асафьев. " Книга о Стравинском"; фр. nature – женского рода, ср. вошедшее в русский язык слово натюрморт: оно мужского рода); " – Высыпьте на стол ваш табак, – сказал офицер desole [огорченный]" (А. И. Герцен. " Былое и думы"; сохранен порядок слов, свойственный французскому языку, с постпозицией определения; по-русски было бы: сказал огорченный офицер); " Совершив предварительно европейское shake hands, он [Павел Петрович] три раза, по-русски, поцеловался с ним [племянником]..." (И. С. Тургенев. " Отцы и дети"; согласование по среднему роду подсказано русским аналогом английского словосочетания shake hands – рукопожатие).

Как мы видели, переключение кодов мотивировано; наряду с этим в речи билингвов часто встречается смешение кодов, когда переход от одного языка к другому не имеет мотивировки. Граница кодов может проходить даже внутри тесно связанного словосочетания, так что определение принадлежит одному языку, определяемое - другому, глагол одному языку (с соответствующей морфологией), а зависимые от него слова – другому и т. п. Вот начало цыганского фольклорного рассказа о графе Чёрном [Елоева, Русаков 1990: 54-55]:

 

Сыс граф Чёрный. Сыс ев барвало, но сыс ев страшно <...> Ев сыс очень страшно. А сыс ев барвало, ну, может, ев сыс миллиардеро <...> И якэ приглашает лэс, значит, московско княгиня по бало. Граф Чёрный полэл депешо. " Вы немедленно севодня должны тэ авэл к шести часам по бало". Ну со ж, запрягает ев тройка, выезжает по да бало <...> И выходит кокори княгиня Оболенско кэ ев чокаться. " Князь Чёрный, севодня мой день ангела. Я задаю тебе вопрос: со кучедыр по свето сы, капитал или красота? "

Был граф Чёрный. Был он богатый, но был он страшный <...> Он был очень страшный. А был он богатый, ну, может, он был миллиардером <...> И вот приглашает его, значит, московская княгиня на бал. Граф Черный берет депешу. " Вы немедленно, сегодня должны прийти к шести часам на бал". Ну что ж, запрягает он тройку, выезжает на этот бал <...> И выходит сама княгиня Оболенская к нему чокаться. " Князь Чёрный, сегодня мой день ангела. Я задаю тебе вопрос: что дороже на свете, капитал или красота? "

 

Основа текста – цыганская, часть русских вкраплений – заимствования, оформленные в тексте в соответствии с цыганской морфологией, однако в нескольких случаях глагол и его актанты принадлежат разным языкам – например, при русском предикате запрягает субъект выражен цыганским местоимением, объект – русским заимствованием, но с цыганской морфологией (-а в тройка в данном случае правильный показатель аккузатива). В русском вводном выражении ну что ж местоимение что оказалось заменено цыганским со. В двух случаях здесь представлено оправданное переключение кодов – при цитировании русского текста записки и слов княгини, однако оба раза во второй половине этих фраз рассказчик сбивается на смешение русского и цыганского языков.

 

Интерференция

 

В речи билингва происходит взаимовлияние языков, которыми он пользуется. Это взаимовлияние касается как речи, так и языка и может проявляться в любых языковых подсистемах: в фонетике, в грамматике, в лексике. Всякое воздействие одного языка билингва на другой, а также результат этого воздействия называется интерференцией. Обычно под интерференцией понимают только неконтролируемые процессы, а сознательные заимствования к ней не относят.

Направление интерференции может быть различным. Наиболее частой является интерференция родного языка во второй, однако если второй язык становится основным, то и он может воздействовать на родной. Это легко заметить по русской речи эмигрантов из России, проживших в иноязычной среде несколько лет.

Проницаемость разных подсистем языка различна и связана с направлением интерференции. В фонетической области интонация основного языка легко воздействует на интонацию родного дополнительного, а в системе фонем и фонотактике, как правило, ведущим оказывается влияние системы родного языка на вторые языки.

Фонологическая интерференция проявляется в трех аспектах. 1. Недоразличение фонем (например, снятие противопоставления по мягкости в парах типа pad/ряд в белорусском этнолекте русского языка). 2. Сверхразличение фонем (француз, например, может различать открытое и закрытое [е/е] в русском). 3. Реинтерпретация фонологических различий (например, немцы склонны интерпретировать русское противопоставление глухих и звонких согласных как противопоставление сильных/слабых).

В последнем случае у русского монолингва создается впечатление, что немец путает глухие и звонкие. Вот как, например, Д. И. Фонвизин в " Недоросле" изображает речь немца Адама Адамовича Вральмана: Расумнай шеловек ни-кахта ефо [Митрофанушку] не сатерет, никахта з ним не саспорит; а он с умными лютьми не сфясыфайся, так и пудет плаготенствие Пожие. Парные звонкие в большинстве случаев представлены здесь глухими, но в отдельных случаях (з ним) происходит озвончение глухих.

В области фонотактики наиболее сильно воздействует на второй язык тип редукции родного языка. Русские и немцы с трудом осваивают произношение конечных звонких согласных в английском. Лица с родным украинским языком, наоборот, переносят на русский привычную модель, сохраняющую звонкость согласного в конце слова и в середине перед глухим: подписать, са[д] и т. п., в результате чего появляются минимальные пары типа дедка/детка, дужка/душка. Сходным образом во втором языке проявляется и свойственный родному языку тип редукции гласных. Русские часто склонны редуцировать безударные о-образные гласные во вторых языках, а " кавказский" акцент характеризуется, в частности, произнесением гласного а полного образования на месте русских безударных она. Болгарский бизнесмен, отвечая в телеинтервью на вопрос, с чего он начал свое дело, сообщил, что для начала он накупил денег, имея в виду накопил. Говоря по-русски вполне свободно, он сохранял тип редукции безударных гласных, свойственный его родному языку: если в русском фонема < о> редуцируется в сторону о-образных звуков, то в болгарском – в сторону у-образных.

В грамматической области интерференция часто связана с невольной интерпретацией грамматических категорий второго языка через призму родного: приписыванием русским существительным боль, мозоль, собака мужского рода в соответствии с нормой родного белорусского, употреблением глагольного вида во втором польском языке в соответствии с нормой родного русского, использованием определенного или неопределенного артикля во втором английском языке в соответствии с нормой родного французского и т. п.

Если некоторая грамматическая категория родного языка в неродном выражается нерегулярно, она признается как бы вообще отсутствующей. В тюркских языках каузатив обычно имеет стандартное суффиксальное выражение; нерегулярность образования русских каузативных глаголов может производить на тюркско-русских билингвов впечатление необязательности выражения каузативности. Так, в школьные сочинения попадают фразы Герасим поел собачку (вм. накормил); Волна утонула кораблик (вм. потопила) [Абдулфанова 1990: 171-172].

Интерференция может проявляться и в синтаксисе. Несмотря на относительную свободу грузинского порядка слов, позиция некоторых членов предложения жестко закреплена. В частности, в противоположность русскому, управляемое слово в норме предшествует управляющему и глагол-сказуемое оказывается на последнем месте. Этот порядок слов сильно интерферирует в русскую речь грузин. Предложения типа Был вечер, когда в Барихасо поднялись; Мы вошли в первую же классную комнату, где третьеклассники оказались; Обрадовались, когда знакомых увидели; В горах расположенное трехэтажное здание школы-интерната радовало сердца посетителей [Кевлишвили 1990], с точки зрения нормативного русского языка выглядящие в разной степени девиантными, вполне укладываются в локальный стандарт русского языка Грузии и могут порождаться местными русскими монолингвами. То же касается и использования русского что в функции грузинской частицы ра, выражающей настойчивую просьбу в побудительных предложениях: Приходи, что ко мне! Дай, что книгу.

Воздействие второго доминирующего языка на родной в грамматической сфере сильнее всего проявляется в моделях управления.

Чем больше различие между языками, тем теоретически больше потенциальных возможностей для интерференции, но в родственных языках она менее заметна самому говорящему. Поэтому у билингвов, свободно владеющих и постоянно пользующихся близкородственными языками, интерференция становится почти неизбежной. Прекрасным подтверждением этому служит русский перевод классической монографии У. Вайнрайха по языковым контактам [Вайнрайх 1979], в значительной части посвященной как раз проблемам интерференции. Перевод издан в Киеве и содержит немало фактов интерференции украинского языка в русский, ср.: мы можем показать <...> на следующей таблице; приток заимствований с французского; <...> когда они [дети] стают взрослыми; межзубной [звук] [Вайнрайх 1979: 136, 152, 181, 203]. Последний пример особенно интересен; по-русски прилагательные зубной и межзубный оформляются по-разному, но первое из них несопоставимо частотнее, по-украински в обоих случаях окончания одинаковые: (мiж)зубний. Ориентация на более частотное русское слово и отталкивание от украинского привели переводчика к конструированию гиперкорректной формы межзубной.

Интерференция – это явление, свойственное индивиду, но при массовом двуязычии однотипные интерференционные процессы характеризуют речь многих лиц, и, закрепившись в идиолектных языковых системах, они начинают воздействовать также и на языковую компетенцию моно-лингвов, что приводит к языковым изменениям. Как только интерференция получает признание в языке (становится частью стандарта определенного языкового кода), она не ощущается в этом коде как нечто чужеродное, т. е. перестает быть таковой для всех, кроме лингвистов.

Все явления, относимые исторической лингвистикой к числу субстратных и суперстратных, обязаны своим возникновением интерференции. Даже те диахронические изменения, которые обычно считаются результатом внутриязыковых процессов, могут объясняться интерференционным взаимодействием различных кодов одного языка.

 

Языковая вариативность

 

Рассмотрение механизмов кодового переключения и интерференции естественным образом подводит нас к очередному понятию, требующему разъяснений, – понятию языковой вариативности.

Если мы можем в процессе общения переключаться с одних языковых средств на другие, например при смене адресата, продолжая при этом обсуждать ту же тему, то это означает, что в нашем распоряжении имеется набор средств, позволяющий об одном и том же говорить по-разному. Это чрезвычайно важное свойство языка, обеспечивающее говорящему возможность не только свободно выражать свои мысли на данном языке, но и делать это разными способами. Умение носителя языка по-разному выражать один и тот же смысл называется его способностью к перифразированию. Эта способность, наряду со способностью извлекать смысл из сказанного и умением отличать правильные фразы от неправильных, лежит в основе сложного психического навыка, называемого владение языком (см. разд. 2.5 главы 2).

Вариативность проявляется на всех уровнях речевой коммуникации – от владения средствами разных языков (и, следовательно, варьирования, попеременного использования единиц каждого из языков в зависимости от условий общения) до осознания говорящим допустимости разных фонетических или акцентных вариантов, принадлежащих одному языку (в современном русском литературном языке это варианты типа було[шн]ая / було[чн]ая, поднялся́ / подня́ лся и под.).

Между этими полюсами располагаются многообразные виды языкового варьирования: например, лексические синонимы, которые можно рассматривать как варианты выражения одного и того же смысла (увеличиваться – усиливаться – возрастать; бросать – кидать; подлинник – оригинал; огромный – громадный; лишь – только и т. п.), однокоренные слова (замораживание – заморозка; стимулирование – стимуляция; эгоистический – эгоистичный и т. п.), синонимические синтаксические конструкции (Выполняя задание, будьте осторожны. – Когда выполняете задание, будьте осторожны. – При выполнении задания будьте осторожны) и многое другое.

Следует оговориться, однако, что синонимия слов и синтаксических конструкций очень часто бывает сопряжена с разницей (хотя подчас и весьма тонкой) в значениях единиц, образующих синонимический ряд: ветер усиливается, но не увеличивается и не возрастает; трудности возрастают, но не усиливаются; бросить, кинуть камень (взгляд), но только бросить курить (не: *кинутъ курить); только не уходи – лучше, чем лишь не уходи, и т. д.

Поэтому в современной лингвистике по отношению к разным видам синонимии понятия варианта и вариативности не используются. Они применяются главным образом к таким различиям языковых единиц, которые не связаны с разницей в их значении. Иначе говоря, вариативность – это прежде всего несоответствия во внешнем виде, в форме языковых знаков, которые имеют один и тот же смысл.

С социолингвистической точки зрения явление вариативности заслуживает внимания постольку, поскольку разные языковые варианты могут использоваться в зависимости а) от социальных различий между носителями языка и б) от различий в условиях речевого общения.

Так, проведенное московскими лингвистами социолингвистическое исследование фонетических вариантов, допускаемых нормой современного русского литературного языка, установило определенную зависимость между такими характеристиками носителей языка, как возраст, место рождения, профессия, уровень образования и др., и теми предпочтениями, которые они оказывают вариантам типа [з́ в́ ]ерь / [Зв ́ ]ерь, [шы]ги́ / [шʌ ]ги́ , е́ [ж̅ ']у /е́ [ж̅ ]у и под. Оказалось, что, например, мягкое произношение звукосочетаний зж, жж как [ж̅ ] в словах езжу, брызжет, жужжать, вожжи, дрожжи представлено главным образом в речи старшего поколения, а молодежи больше свойственно произношение твердого долгого ж: [ж̅ ]. Москвичи старшего возраста еще сохраняют произношение [шы]ги́, [жы]ра́, а в речи других групп говорящих эта черта почти не встречается»[11]. Ассимилятивное произношение согласного, т. е. смягчение его перед следующим мягким согласным: [з в ']ерь, [с'т ']ена, [з'л']шиься – в среде рабочих встречается реже, чем в среде гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н ф ]ёта, ла[ф }ки (лавки) находится за пределами литературной нормы и свойственно просторечию или диалектной речи.

У. Лабов обнаружил похожие зависимости в современном американском варианте английского языка. Так, он установил, что начальный согласный в таких словах, как thin 'тонкий', thick 'толстый' и под. реализуется по-разному в речи представителей высших социальных слоев американского общества (он назвал этот вариант престижным) и в речи других социальных групп. Негры – носители American English значительно чаще, чем другие группы говорящих, опускают согласный < г> в позиции перед согласным, т. е. при произношении слов типа first 'первый'.

Это – один вид варьирования, собственно социальный (еще его называют стратификационным, поскольку он отражает стратификацию языкового сообщества на слои и группы). У. Лабов называет такого рода варианты, зависящие от социальных характеристик говорящих, индикаторами: каждый вариант как бы указывает на социальное положение носителя языка [Лабов 1975: 50].

Кроме этого, использование допускаемых нормой вариантов может зависеть от условий речи: от стиля, жанра, степени внимания говорящего к собственной речи, офици-альности/неофициальности обстановки и т. п. Одни и те же носители языка могут выбирать разные варианты в зависимости от указанных условий. Так, в официальной обстановке, когда говорящий старается контролировать свое произношение, он выбирает более отчетливые произносительные формы: например, [тол'кл], [ч1 иллв1 эк], [буд1 ьт] (только, человек, будет), а в непринужденной обстановке скорее всего предпочтет варианты редуцированные: [токъ], [чьллэк] и даже [ч эк], [буит] и под. Это – стилистическое варьирование.

Варианты такого рода У. Лабов называет маркерами: они маркируют различные стили речи, к которым принадлежат разные варианты одной языковой единицы.

Итак, вариативность языковых знаков зависит от параметров двоякого рода – от социальных характеристик носителей языка (и тогда говорят о социальной дифференциации языка) и от ситуации речевого общения (и тогда говорят о функциональной его дифференциации).

Возникает вопрос: на каком основании мы говорим о вариантах, вариативности? Ведь вариант – это видоизменение, разновидность какой-то основы. Но что может рассматриваться в качестве такой основы, допускающей варьирование? Какова " точка отсчета" при установлении вариативных форм?

При ответе на эти вопросы мы сталкиваемся с одним из фундаментальных лингвистических и социолингвистических понятий – понятием языковой нормы.

 

Языковая норма

 

В первом приближении языковая норма – это то, как принято говорить и писать в данном обществе в данную эпоху. Иначе: норма – это совокупность правил выбора и употребления языковых средств (в данном обществе в данную эпоху). Понятие нормы неразрывно связано с понятием литературного языка. Литературный язык и называют часто языком нормированным.

Норма стоит на страже целостности и общепонятности литературного языка. Она определяет, что правильно и что неправильно, она рекомендует одни языковые средства и способы выражения как " законные" (например: документ, авторы, в клубе, печёт) и отвергает другие как противоречащие языковому обычаю, традиции (запрещает говорить, например, документ, автора, в клубу, пекё'т).

Нормы исторически изменчивы, но меняются они медленно. В развитых литературных языках норма остается стабильной на протяжении многих десятилетий. Но всё же, если мы сравним русский язык XIX в. с русским языком века ХХ-го, то обнаружим бросающиеся в глаза расхождения между нормативными установками, которых придерживались литературно говорящие люди обеих эпох. В пушкинские времена говорили домы, корпусы, теперь – дома, корпуса. В рассказе Ф. М. Достоевского " Хозяйка" читаем: " Тут щекотливый Ярослав Ильич <...> вопросительным взглядом устремился на Мурина". Определение щекотливый употреблено здесь в смысле, близком к значению слов деликатный, щепетильный, и применено к человеку, т. е. так, как ни один из современных писателей его не употребит (обычно: щекотливый вопрос, щекотливое дело).

Такая перемена языковых норм – явление естественное. Трудно представить себе общество, в котором менялись бы социальный уклад, обычаи, отношения между людьми, развивались наука и культура, а язык на протяжении столетий оставался бы неизменным. Но хотя норма меняется вместе с развитием самого языка, в принципе она консервативна: коль она стоит на страже целостности и общепонятности литературного языка, то свойство консервативности ей совершенно необходимо. " Если бы литературное наречие, – писал А. М. Пешковский, – изменялось быстро, то каждое поколение могло бы пользоваться литературой своей да предшествовавшего поколения, много двух. Но при таких условиях не было бы и самой литературы, так как литература всякого поколения создается всей предшествующей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова, слишком тонкий слой почвы давал бы слишком слабое питание литературным росткам. Консерватизм литературного наречия, объединяя века и поколения, создает возможность единой мощной многовековой национальной литературы". Литературной нормой, по словам А. М. Пешковского, " признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет" [Пешковский 1959: 54-55].

Литературная норма выполняет важную социальную и культурную функцию. Все социально важные сферы человеческой деятельности обслуживаются нормированным языком: без него трудно представить себе функционирование науки, образования, культуры, развитие техники, законотворчество, делопроизводство и т. п. Норма играет роль фильтра: она пропускает в литературное употребление всё яркое, меткое, сочное, что есть в живой народной речи, и задерживает, отсеивает всё случайное, блеклое, невыразительное.

При этом норма динамична: она не делит средства языка жестко на хорошие и плохие, не предписывает: первые надлежит употреблять всегда, а вторые – не употреблять никогда. Правильное и уместное в одних условиях речи (например, в бытовом диалоге) может выглядеть нелепым в других (например, в научной статье). Зависимость литературной нормы от условий, в которых осуществляется речь, называют коммуникативной целесообразностью нормы.

Существует ли норма в других подсистемах национального языка – например, в диалектах, в просторечии, в жаргонах? Ведь люди, говорящие, скажем, на севернорусском " окающем" диалекте, используют его также в соответствии с неким установившимся порядком, в согласии с многовековой традицией. Определенные традиции использования языковых средств есть и в других разновидностях национального языка. Стало быть, и по отношению к этим подсистемам мы можем говорить о норме?

Однако отличие нормы литературного языка от нормы диалекта или жаргона состоит в том, что литературная норма сознательно культивируется: она фиксируется в словарях и грамматиках, ей обучают в школе, ее пропагандируют в книгах, по радио и телевидению, всякое культурное общение людей происходит обычно в соответствии с нормами литературного языка. В диалектах, а тем более в просторечии и жаргонах этого нет: имеется традиция использования языковых средств, но никто из носителей диалекта не оберегает его от каких-либо влияний, не культивирует сознательно и целенаправленно диалектные образцы речи, речевого общения.

Имея в виду различие нормы культивируемой и нормы как результата длительной традиции, уругвайский ученый Э. Косериу предложил разграничивать два смысла понятия норма: в широком смысле " норма соответствует не тому, что " можно сказать", а тому, что уже " сказано" и что по традиции " говорится" в рассматриваемом обществе" [Косериу 1960: 175], а в узком смысле норма – это результат целенаправленной деятельности общества по отбору и фиксации определенных языковых средств в качестве образцовых, рекомендуемых к употреблению.

Усилия общества по сохранению нормы, целенаправленная разработка правил и предписаний, призванных способствовать такому сохранению и научно обоснованному обновлению норм, называется лингвистической кодификацией. Кодификации обычно подвергается не весь национальный язык, а только те его подсистемы (субкоды), которые наиболее важны в социальном и коммуникативном отношениях. Таким социально и коммуникативно важным средством общения чаще всего оказывается литературный язык, который в письменной своей форме называется кодифицированной подсистемой национального языка, в отличие от других подсистем, которые не подвергаются кодификации и поэтому называются некодифицированными (территориальные диалекты, социальные и профессиональные арго и жаргоны, койне, пиджины).

Рассмотрим свойства каждой из этих подсистем.

 


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-03-22; Просмотров: 2458; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.046 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь