Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Вторичное влечение и моральное регулирование.



В борьбе между так называемым " культурбольшевизмом" и фашистским " антибольшевизмом" чрезвычайно важную роль играет утверждение о том, что социальная революция полностью уничтожает мораль и ввергает общество в сексуальный хаос. Чтобы опровергнуть этот аргумент, утверждается и обратное: как раз наоборот, расшатываемый капитализм порождает общественный хаос, и только социальная революция одна в состоянии создать в общественной жизни ситуацию уверенности. Это только пусть противоположные, но утверждения. В Советском же Союзе потерпела неудачу попытка замены авторитарно-морального принципа регулирования сексуальных отношений неавторитарным саморегулированием.

Столь же малоубедительной, как и приведенное противопоставление утверждений, является попытка доказательства собственной " нравственности". Дело заключается, прежде всего, в том, чтобы понять, почему среднестатистический человек обнаруживает такую привязанность к понятию " мораль" и почему с понятием " социальная революция" он обязательно связывает представление о сексуальном и культурном хаосе. Часть ответа на этот вопрос можно получить уже в результатах исследования идеологии фашизма. С точки зрения среднестатистических людей, которые ведут бессознательную, аффективную жизнь, включающую отрицание сексуальности, быть приверженцем " культурбольшевизма" — это значит " отдаваться чувственным сексуальным переживаниям". Поэтому, если кто-либо пытается защитить точку зрения, согласно которой достижения сексуальной экономики, отменяющие необходимость морального регулирования, можно было бы в ходе социальной революции сразу же применить на практике, то это только доказывало бы, что образ мышления приверженцев сексуальной экономики понят неправильно.

Лишь только общество вступает во владение средствами производства, оно неизбежно сталкивается с вопросом о том, как же теперь следует регулировать совместную жизнь людей — с помощью принципов морали или на основе " свободы". Даже самое поверхностное размышление свидетельствует о том, что не может быть и речи о немедленном высвобождении сексуальности или отмене моральных норм и регулятивов. Мы уже достаточно часто сталкивались с тем, что человек с нынешней структурой своего характера не в состоянии регулировать сам себя, что он, следовательно, может тотчас же установить экономическую демократию, но не политическую. В этом и заключается весь смысл ленинской формулы о том, что государство может отмереть лишь постепенно. Если же хотят отменить моральное регулирование и поставить на его место саморегулирование, то следует знать, насколько старый способ регулирования был необходим и насколько он как в личном, так и общественном плане являлся несчастьем и порождал несчастье.

Приверженность принудительной морали, а именно такова точка зрения, которой придерживаются представители политической реакции, позволяет видеть лишь одну абсолютную противоположность между биологическим инстинктом и общественным интересом. За констатацией такого противоречия следует ссылка на необходимость морального регулирования — ведь, как говорят сторонники этого подхода, " отмена морали приведет к тому, что звериные инстинкты затопят все и вся и вызовут хаос". Очевидно, что утверждение об общественном хаосе, играющее в политике столь большую роль, представляет собой не что иное, как выражение страха перед человеческими инстинктами.

Так необходима ли мораль? Да, в той мере, в какой инстинкты на деле угрожают совместной жизни членов общества. Возникает следом другой вопрос. Как же в этом случае можно ликвидировать регулирование, основанное на принудительной морали? Ответ на этот вопрос можно дать тотчас же, если взять в советчики сексуальную экономику со следующим выводом, сделанным ею: моральное регулирование естественных биологических притязаний людей порождает в результате подавления, неудовлетворения вторичные, судорожные, асоциальные влечения. Эти влечения неизбежно должны быть заторможены. Следовательно, мораль возникла первоначально не из потребности подавления инстинктов, мешающих обществу, ведь она существовала до появления этих асоциальных инстинктов. Она возникла в первобытном обществе под воздействием определенной заинтересованности развивавшегося и приобретавшего экономическое могущество верхнего слоя в подавлении естественных потребностей, которые сами по себе не мешали социальной жизни. Регулирование, опирающееся на принудительную мораль, получило свое обоснование в тот момент, когда то, что было порождено этим регулированием, начало действительно угрожать общественной жизни. Например, подавление удовлетворения потребности в питании сначала породило склонность к воровству, которая, в свою очередь, сделала необходимым моральное правило, запрещавшее красть.

Таким образом, если мы будем обсуждать вопрос о том, необходима ли мораль, следует ли ее ликвидировать или на место одной морали поставить другую, а то и вообще заменить моральное регулирование саморегулированием, то мы не продвинемся ни на шаг, не отличив естественные биологические влечения от вторичных социальных влечений, порожденных моралью. Неосознанная душевная жизнь людей в патриархальных условиях наполнена влечениями обоих типов. Ясно одно: в процессе обоснованного подавления асоциальных влечений жертвой подавления оказываются и естественные, биологические, так как нельзя отличить одни от других. Если же, как уже говорилось, представители политической реакции с самого начала с понятием " влечение" связывают понятие " асоциальное", то различие между этими понятиями открывает перед нами выход.

До тех пор пока изменение структуры характера человека не удалось в такой мере, чтобы регулирование потенциала его биологической энергии само собой исключало любую тенденцию к асоциальным действиям, не удастся ликвидировать и моральное регулирование. Так как процесс изменения структуры потребует, вероятно, очень и очень длительного времени, есть все основания утверждать, что ликвидация регулирования, основанного на принудительной морали, и ее замена сексуально-экономическим регулированием будут возможны только в той мере и постольку, поскольку сфера вторичных асоциальных влечений будет сокращаться в пользу естественных биологических стремлений. Мы можем достаточно уверенно предвидеть это, основываясь на результатах анализа характера в процессе лечения отдельных людей. И в этом случае мы видим, что человек ликвидирует в себе инстанции, осуществляющие моральное регулирование, лишь по мере обретения заново своей естественной сексуальности. Утрачивая моральное регулирование со стороны совести, больной теряет и свою асоциальность и становится " моральным" в той степени, в какой становится сексуально здоровым.

Следовательно, социальное развитие не отменит морального регулирования сегодня. Оно, прежде всего, таким образом изменит структуру характера людей, что те станут способны жить и работать в социальном сообществе без воздействия авторитета и морального давления, вполне самостоятельно, руководствуясь подлинной добровольной дисциплиной, которая не может быть навязана. Конечно, моральное торможение будет иметь силу только применительно к асоциальным влечениям, заключаясь в юридической норме о необходимости сурового наказания взрослых за совращение детей. Оно не будет отменено до тех пор, пока в массе людей будут присутствовать обусловленные структурой их характеров импульсы к такому действию. В этом смысле ситуация после революции будет еще идентична ситуации в авторитарном обществе. Различие между тем и другим обществами будет, однако, выражаться в том, что свободное общество предложит совершенно свободное пространство для развития естественных стремлений и безопасность для их удовлетворения. Например, оно не только не станет запрещать любовные отношения между двумя молодыми людьми разного пола, но, скорее, окажет им всю необходимую помощь. Оно не только не станет запрещать детский онанизм, а, напротив, вероятно, примет решение строго карать каждого взрослого, который будет препятствовать развитию детской сексуальности.

Нам не следует, однако, слишком жестко и абсолютно воспринимать представление о " сексуальном инстинкте" — ведь содержание вторичного влечения определяется не только желанием человека, но и временем, когда развивается это влечение, и обстоятельствами, в которых оно стремится достичь удовлетворения. Одно и то же влечение может в одном случае и в один момент быть естественным, в другой ситуации и в другое время — асоциальным. Приведем пример. если ребенок в возрасте от года до двух мочится в постель или играет с собственными экскрементами, то мы имеем дело с естественной стадией развития его прегенитальной сексуальности. Стремление играть с собственными экскрементами в этом возрасте естественно, оно обусловлено биологически, так что наказание ребенка за это действие само заслуживает очень серьезного наказания. Если бы тот же самый человек, достигший четырнадцати лет, захотел бы есть свои экскременты или играть с ними, это было бы уже вторичным, асоциальным, болезненным влечением. Подверженного ему следовало бы не наказывать, но, конечно же, поместить в больницу. Свободное общество, однако, не могло бы удовлетвориться этим. Его важнейшая задача должна была бы заключаться в организации такого воспитания, чтобы не было импульсов к подобным поступкам.

Приведем другой пример. Если бы пятнадцатилетний подросток захотел вступить в любовные отношения с тринадцатилетней созревающей девочкой, свободное общество не только ничем не воспрепятствовало бы подростку, а, напротив, взяло бы его под защиту. Но если бы тот же пятнадцатилетний подросток попытался склонить к сексуальным играм маленькую девочку лет трех или принудить ровесницу к таким действиям вопреки ее воле, то речь шла бы об асоциальном поведении. Такое поведение свидетельствовало бы о препятствиях невротического характера при выборе партнерши своего возраста с помощью нормальных средств. Резюмируя, можно сказать: в продолжение переходного периода от авторитарного общества к свободному действует принцип, согласно которому моральное регулирование будет применяться в отношении вторичных, асоциальных влечений, а сексуально-экономическое саморегулирование — в отношении естественных биологических потребностей.

Цель развития заключается в том, чтобы шаг за шагом упразднить вторичные влечения, а с ними и моральное принуждение, полностью заменив и те, и другие сексуально-экономическим саморегулированием. Моралисты или больные люди могли бы легко истолковать формулировку о вторичных влечениях в соответствии со своими целями и намерениями. Тем не менее, несомненно, удастся достичь такой ясности относительно различия между естественным и вторичным влечением, чтобы больше нельзя было протащить в общественную жизнь через заднюю дверь позицию сверхчеловека-моралиста, свойственную патриархату.

Правда, наличие строгих моральных норм всегда свидетельствовало о неудовлетворенности биологических, в особенности сексуальных потребностей людей. Всякое моральное регулирование само по себе неизбежно отвергает сексуальность, отвергает потребность. Каждая мораль отрицает жизнь, а у социальной революции нет, конечно же, более важной задачи, чем сделать наконец возможной жизнь человеческих существ, а также осуществить и удовлетворить их желания.

Следовательно, сексуальная экономика стремится к " моральному поведению" так же, как это делает моральное регулирование. Она хочет, однако, по-другому обосновать смысл этого понятия, да и понимает под моралью нечто совершенно иное — не противоречие природе, а полную гармонию природы и цивилизации. Сексуальная экономика борется против регулирования, основанного на принудительной морали, а не против морали, говорящей жизни " да".

4. Сексуально-экономическая " мораль".

На всей Земле — где в более, где в менее благоприятной ситуации — люди борются за переустройство общественной жизни. Они ведут свою борьбу не только в тяжелейших общественных и экономических условиях. Их усилия тормозятся их же собственной психической структурой. Эта структура, одинаковая с психической структурой тех, против кого они борются, запутывает людей и подвергает их опасности. Цель культурной революции заключается в создании подлинно человеческих структур характера, способных обеспечить саморегулирование. Те, кто сегодня борется за достижение, за завоевание этой цели, часто живут в соответствии с принципами, выводимыми из названной цели, проникнутой стремлением к свободе, но дело в том, что это действительно не более чем " принципы". Важно отдавать себе отчет в том, что, так как на всех нас влияла авторитарная, религиозная, отвергающая сексуальность машина системы воспитания, сегодня еще нет людей с тренированной, спокойно развивавшейся структурой характера, которые признавали бы сексуальность.

Тем не менее в процессе формирования нашей личной жизни мы смогли занять позицию, которую можно назвать сексуально-экономической. Одному лучше удается перестроиться, другому хуже. Тот, кто на протяжении многих лет, даже десятилетий участвовал в рабочем движении, знает на собственном опыте, что в личной жизни его участников в той или иной мере предвосхищены позиции жизни, основанные на сексуально-экономических принципах.

Следует только показать на немногих примерах, чем уже сегодня является " сексуально-экономическая мораль" и в какой мере она предвосхищает " мораль будущего". Необходимо сразу же подчеркнуть, что мы, поддерживая такую жизнь и такие установки, не хотим создавать нечто вроде острова, но можем разделять такие взгляды и вести такую жизнь потому, что в целостном процессе общественного развития уже начали пробивать себе дорогу новые стереотипы поведения и новые " моральные принципы". Это происходит совершенно самостоятельно, независимо от чужой воли и от партийных лозунгов.

Лет пятнадцать или двадцать пять назад для незамужней девушки было позором не сохранить девственность. Сегодня же среди девушек, принадлежащих ко всем кругам и слоям, начинает формироваться взгляд — конечно, где-то он выражен в большей степени, где-то в меньшей, где-то яснее, где-то в более путаной форме, — согласно которому позорно примерно в восемнадцать — двадцать два года еще оставаться девственницей.

Не так уж давно считалось проступком против морали, подлежавшим строгому наказанию, поведение людей, которые, собираясь заключить брак, вступали в интимный контакт до оформления своих отношений. В настоящее время, вопреки воздействию со стороны церкви, схоластической медицины, философов и т.д. совершенно естественно в широких кругах населения распространяется взгляд, согласно которому неосторожно и даже, может быть, губительно для будущего, если мужчина и женщина, вступают в брак, не убедившись, подходят ли они друг другу в половой жизни.

Внебрачное половое сношение, которое еще несколько лет назад считалось позором, а в соответствии с законом даже " противоестественным развратом", стало среди рабочей, а также мелкобуржуазной молодежи чем-то само собой разумеющимся и жизненно необходимым.

Мысль о том, что у девушки пятнадцати-шестнадцати лет, достигшей половой зрелости, может быть Друг, еще несколько лет назад звучала абсурдно. Такая ситуация казалась немыслимой. Сегодня уже размышляют над этим вопросом, и через несколько лет эти отношения станут настолько само собой разумеющимися, насколько сегодня само собой разумеется право незамужней женщины иметь партнера. Лет через сто требование о недопустимости половой жизни для учительниц будет вызывать такую же удивленную усмешку, какую сегодня вызывают времена, когда мужчины надевали на своих жен пояса целомудрия.

В общественном сознании преобладает идея, согласно которой женщину следует соблазнять, она же сама не имеет права на такой поступок. Кто сегодня скажет, что это смеху подобно?

Тот факт, что можно при нежелании одного из партнеров не совершать полового акта, был неизвестен женщине. Об этом свидетельствует понятие " супружеская обязанность", включенное в законодательство и имеющее также самые отрицательные последствия. Мы же в своих пунктах сексуального консультирования и во врачебной практике все чаще сталкиваемся с тем, что, вопреки всем идеологическим стереотипам общества, как нечто вполне естественное пробивает себе дорогу позиция, согласно которой мужчина не совершает половой акт со своей партнершей, если он не хочет этого, более того, не совершает половой акт, если он не испытывает генитального возбуждения. Еще несколько лет назад, как, впрочем, и сегодня, было широко распространено явление, заключавшееся в том, что женщины всего лишь терпели половой акт, сами не участвуя в нем. Следовательно, будет вполне соответствовать принципам морали отказ от полового акта при отсутствии полной сексуальной готовности. В результате этого сами собой сойдут на нет идеологические стереотипы, оправдывающие изнасилование или побуждающие к нему. Будет покончено также с позицией женщины, согласно которой ее роль в половой близости — быть соблазненной или, по крайней мере, " мягко" изнасилованной. Как несколько лет назад, так и теперь было и еще остается широко распространенным представление о необходимости ревниво следить за верностью партнера, и статистика убийств на сексуальной почве, на первый взгляд, убеждает нас в том, насколько же велика степень разложения в этой сфере общества. Постепенно, однако, с большей или меньшей четкостью пробивает себе дорогу понимание того, что ни у одного человека нет права запрещать своему партнеру создавать на краткое или более продолжительное время сексуальное сообщество с другим. Он имеет право лишь на то, чтобы отстраниться или вновь завоевать партнера, а при определенных условиях и терпеть сложившуюся ситуацию. Такая позиция, всецело соответствующая результатам сексуально-экономических исследований, не имеет ничего общего со сверхрадикальной идеологией, приверженцы которой считают ревность вообще недопустимой и полагают, что " ничего не случится", если у партнера будет связь еще с кем-нибудь. Боль, возникающая от представления о том, что любимый партнер обнимает другого, вполне естественна. Эту естественную ревность необходимо строго отличать от ревности собственника. Насколько естественно желание не видеть любимого партнера в руках другого, настолько же неестественной была бы соответствующая вторичному влечению ситуация, когда в браке или длительной связи партнеру при отсутствии половых отношений запрещалась бы связь с кем-нибудь еще.

Мы довольствуемся этими примерами и утверждаем, что столь сложная сегодня личная и, особенно, половая жизнь людей регулировалась бы как нельзя проще, если бы структура характера людей была в состоянии сама делать выводы, вытекающие из интереса к наслаждению жизнью. Сущность сексуально-экономического регулирования как раз и заключается в том, чтобы избегать установления абсолютных предписаний или норм и признавать интересы, вытекающие из воли к жизни и стремления к наслаждению ею в качестве регуляторов человеческого сосуществования. Тот факт, что такое признание сегодня чрезвычайно ограничено из-за расшатывания структуры человеческого характера, говорит только против морального регулирования, которым оно и порождено, а не против принципа саморегулирования.

Существуют, следовательно, два вида " морали", но только один вид морального регулирования. Ту " мораль", к которой, как к чему-то само собой разумеющемуся, относятся все люди (не насиловать, не убивать и т.д.), можно установить только на основе полнейшего удовлетворения естественных потребностей. Другая же " мораль", которую мы отвергаем (аскетизм для детей и подростков, абсолютная вечная верность, принудительный брак и т.д.), сама нездорова и порождает хаос, устранение которого считает своим призванием. Против нее мы ведем беспощадную борьбу. Сексуальную экономику упрекают в намерении разрушить семью. Люди, придерживающиеся таких взглядов, пустословят о " сексуальном хаосе", который принесет с собой освобождение любви. Массы прислушиваются к словам этих людей и верят им потому, что они носят черные сюртуки и очки в золотых оправах или умеют говорить, как подобает вождям. Все дело не в словах, а в том, что имеется в виду.

Должно быть уничтожено экономическое порабощение женщин и детей, равно как и авторитарное угнетение. Только когда это произойдет, муж будет любить свою жену, жена — мужа, дети — родителей, а родители — детей. У них больше не будет причины ненавидеть друг друга. Следовательно, если мы что и хотим разрушить, так это ненависть, которую порождает семья, и " нежное" изнасилование.

Если семейная любовь является большим человеческим достоянием, она должна проявить себя в этом качестве. Если привязанная собака не убегает, никто не будет только поэтому считать ее верным спутником. Ни один разумный человек не будет говорить о любви, если мужчина совершает половой акт с беззащитной женщиной, связанной по рукам и ногам. Никто, кроме грязных субъектов, не будет гордиться любовью женщины, если эта любовь куплена за пропитание или завоевана силой. Ни один порядочный человек не примет любви, если она не добровольна. Принудительная мораль супружеских обязанностей и семейного авторитета является моралью трусов, боящихся жизни, и импотентов, не способных пережить благодаря естественной силе любви то, что они хотят обрести с помощью полиции и брачного права.

Они хотят втиснуть в свою смирительную рубашку весь род человеческий, так как сами не способны к естественной сексуальности. Это раздражает их, они зеленеют от злости, ибо сами хотели бы, но не могут так жить. Мы же не стремимся никого принуждать к расторжению семейного сообщества, но мы также не хотим позволить ни одному мужчине принуждать к близости женщину, если она этого не желает. Пусть тот, кто всю свою жизнь хочет прожить в моногамии, так и поступает. Тот же, кто этого не может, кому угрожает крушение, должен иметь возможность устроиться по-другому, но предпосылкой устройства " новой жизни" является знание противоречий старой.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-03-22; Просмотров: 1077; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.021 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь