Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


От исторического источниковедения к методологии гуманитарного исследования: проблемы теории



В 60-70-х ГОДАХ сформировалось особое направление, в центре внимания которого находились теоретические проблемы источниковедения. В настоящее время оно представлено рядом монографических исследований, учебных пособий, научных публикаций. Это направление отличает междисципли-нарный подход (природа исторического источника рассматривается в трудах историков, исследователей истории науки и техники, философов, социологов, исследователей материальной культуры и др.). Характерно также применение сравнительного подхода при анализе проблем теории, истории и методов источниковедения (труды Г.М. Иванова, Б.Г. Литвака, О.М. Медушев-ской, А.П. Пронштейна, Л.Н. Пушкарева, А.Т. Николаевой, В.И. Стрельского, С.O. Шмидта и других ученых). В центре дискуссии - методы исторического исследования в их сравнительно-историческом развитии и в современном состоянии, природа исторического источника, соотношение источника и социальной реальности, диалектика субъективного и объективного в процессе социального познания.

В последующие десятилетия сопоставительный подход все шире использовался учеными для разработки проблем истории источниковедения XVIII-XIX вв., анализа развития перспектив современного источниковедения, классификации исторических источников, приемов источниковедческого анализа и синтеза. Современное исследование теоретических проблем источниковедения опирается на метод сравнительного анализа подходов к проблемам соотношения субъекта и объекта в историческом познании, анализа западной новой исторической школы в контексте реалий социального развития и гуманитарной мысли XX в, Долгое время развивавшиеся в условиях изоляции и противостояния русская и западная мысль обрели к концу XX в. возможности интеграции.

После первой мировой войны общественный статус исторической науки и престиж ученого гуманитарного профиля претерпели резкие изменения, что было связано с разочарованием в прогнозирующих возможностях исторической науки и социальных наук в целом. На этом фоне негативного отношения масс к духовным ценностям исторического прошлого профессионалы-гуманитарии обратились к критическому переосмыслению традиционного исторического метода, неэффективного, по крайней мере так казалось тогда, для адекватного восприятия современного процесса с его ошеломляющими социальными сдвигами глобального масштаба. Естественно поэтому, что переосмыслению и критической переоценке в первую очередь подверглись традиционные представления об историческом документе, путях достижения исторической истины, упрощенные суждения о соотношении исторического источника и факта социальной действительности.

Борьба выдающихся французских историков, основателей школы " Анналов" Л. Февра и М. Блока за расширение проблематики исследований, обновление понятийного аппарата исторической науки, против сухой описательности " историзирующей истории" сопровождалась нападками на эрудитскую историографию и ее жесткие и требовательные принципы изощренной внутренней и внешней критики средневековых текстов. Знаменитая формулировка Ланглуа и Сеньобоса о том, что " история пишется по документам", подверглась пересмотру, прежде всего с позиции того, что историк должен опираться на более широкую базу источников, отнюдь не только письменных, использовать данные других наук. Он должен, как писал Февр, уметь " использовать все, что было у человека, зависело от человека, было придумано или обработано им, свидетельствует о его присутствии, пристрастиях, образе жизни человека" 54.

Новые проблемы требовали новых подходов, обращения к сложным социальным фактам. Если позитивистские приемы вырабатывались в ходе анализа событийных фактов, деятельности выдающихся исторических личностей, внешнего хода политической истории, то история нового типа требовала анализа и обобщения фактов, не находящих непосредственного отражения в источниках, связанных с изменениями общественного сознания, крупными социальными конфликтами, глубинными мотивами человеческого познания. " Исторический метод, филологический метод, критический метод - все это превосходные точные инструменты. Они делают честь как их создателям, так и тем поколениям тружеников, которые получили их от своих предшественников и сумели усовершенствовать в процессе труда" 55, - писал Л. Февр позднее, после окончания второй мировой войны, призывая историков новых поколений идти дальше, - не только уметь пользоваться этими методами, но проникаться общечеловеческой сутью истории, разбираться в сокровенном смысле человеческих судеб. Основатели школы " Анналов" в своей критике позитивистского подхода стремились побудить историков к отказу от устаревшего, догматичного, сохранив в то же время высочайший профессионализм. К сожалению, для историков более молодого поколения, обратившихся к занятиям историей в 20-е годы, этот насмешливый негативизм по отношению к специалистам, " восседающим на исполинской груде старинных бумаг" или " просто переписывающим источники", мог означать вовсе не переход к новому уровню исторического познания, а более простой путь: отказ от столь трудоемкого академического профессионализма. В 20-30-е годы утрата академического профессионализма, " академической выучки" оказалась вполне реальной. Недооценка профессионализма самым непосредственным образом сочеталась с призывами к актуализации проблематики исторических исследований обращением к истории современности, отстранением прежней университетской профессуры от преподавательской и исследовательской научной работы.

Глобальный кризис духовной культуры 30-40-х годов поставил историческую науку на грань выживания. Под сомнением оказалась ее необходимость для общества, ее место в образовании, сам смысл ее существования. Если в конце XIX в. вопрос о том, необходима ли история, представлялся Ш. Сеньобосу " праздным" ввиду полной очевидности ответа, то в годы второй мировой войны М. Блок начал свою знаменитую " Апологию истории" именно с этого актуального вопроса: зачем история? Нужна ли она в столь тяжкое время? Таким образом формируется исследовательская проблематика, охватывающая " всего" (тотального) человека, " все стороны жизни человека и общества, в том числе и такие, которые, казалось бы, не имеют или почти не имеют истории... Речь идет о ментальных, демографических структурах, технологических приемах".

Но обогащение исследовательской проблематики - только одна сторона проблемы взаимодействия наук. При этом не снимаются методологические трудности, а скорее добавляются к ним новые. Дело в том, что науки, такие как антропология и социология, использующие методы полевых исследований, большое внимание уделяют интеракциональному взаимодействию. Вряд ли возможно избежать влияния наблюдателя на ход беседы, достигнуть желаемого уровня достоверности полученных данных. Историк, проецируя на материал своих источников актуальную для науки о человеке проблематику, оказывается вовлеченным и в соответствующие интерпретационные рефлексии. Между тем данные методологические рефлексии по существу выходят за пределы его профессионального опыта. Анализируя сложный и противоречивый процесс формирования новой науки о человеке и раскрывая возможности истории в междисциплинарных контактах и взаимодействиях, исследователи справедливо задаются вопросом: " Каким образом история может, заимствуя их (других паук) приемы и методы, обогащаясь за их счет, привлекая их на свою сторону, не утратить своей специфики, остаться наукой исторической? " Сама постановка подобного вопроса ясно указывает на уже осознанную потребность обратиться к проблематике методологии истории.

В полемике, нашедшей свое отражение на страницах научной печати, историки-профессионалы не смогли выдвинуть принципиально новых идей в методологии исторического исследования. Более того, некоторые из них прямо утверждали, что, негативно относясь к новым интерпретационным методам для понимания прошлого, видят опасность утраты позиций объективности исторического познания, в вопросах достоверности научного знания солидарны с позитивистскими методологами. Таким образом, к середине XX в. разрыв между профессиональной исторической наукой и философией истории сохранялся. Вопрос о том, что, собственно, выступает в качестве реального объекта исторического познания, имеют ли исторические источники какие-либо объективные свойства, в каких направлениях можно совершенствовать методологию исторического исследования, в рамках неокантианской методологии остается открытым. Между тем для решения новых задач глобальной истории наука остро нуждается в притоке новых данных.

Дефицит эмпирического материала новая историческая наука, функционируя в рамках неокантианской концепции, предполагает получить, так сказать, в готовом виде, из других гуманитарных и даже негуманитарных наук. С середины XX в. на расширение временных, региональных, и прежде всего культурологических, горизонтов гуманитарного знания влияют антропология и этнология. " В 60-е годы социальная антропология, приобретшая широкую известность благодаря трудам Леви-Строса, бросила историкам форменный вызов", - вспоминает Ж. Дюби. Антропология открыла свои пути к отысканию общих законов функционирования человеческого разума, культуры, свободных от сословных или этнических ограничений. Под ее влиянием расширилась проблематика изучения традиционных типов не только первобытных, но и европейских культур, семьи и дома, крестьянского быта, празднеств, народных ремесел и искусства. Углубляя взаимодействие с антропологией, этнологией, социологией, историческая наука расширяет свою проблематику,

Как уже отмечалось, в процессе преодоления позитивистской парадигмы, ориентированной на эмпирическую данность объекта, историческая наука XX в. испытала сильнейшее воздействие парадигмы неокантианской. Именно в ней виделась возможность достижения нового качественного уровня: проблематика исторических исследований расширялась прежде всего благодаря мощному интеллектуальному прорыву, преодолевающему и неизученность тематики, и пробелы в источниках. " Анналы" перевернули историографию сочетанием трех основных идей: критикой отношения между историком, историческим памятником и историческим фактом" 56. Нельзя, однако, рассматривая развитие исторической науки вплоть до настоящего времени, не отметить, что методологические рефлексии о природе исторического познания отнюдь не были в центре внимания историков-профессионалов. Весьма долгое время они пребывали в убеждении, что данная проблематика прямого отношения к ним не имеет. В свое время А.И. Марру обращался к историкам с призывом изживать позитивистское предубеждение против проблематики философии истории. Он сравнивал профессионала, не интересующегося методологией исторического знания, с рабочим, который не в состоянии ни починить, ни усовершенствовать свой станок. Правоту этих слов профессиональные историки оценили далеко не сразу.

2. Междисциплинарная проблематика источниковедения: источник, текст, произведение, автор

В 1988-1989 гг. на страницах журнала " Анналы" развернулась широкая дискуссия о проблемах метода исторического познания. Начало ей положила редакционная статья под названием " История и социальные науки: переломный этап". Корни кризиса социальных наук авторы видели в утрате влияния таких, ранее интегрировавших науки методологий, как марксизм, структурализм и клиометрия. В качестве наиболее заслуживающих обсуждения вопросов были названы: адекватность знаний о прошлом реальности прошлого; смысл междисциплинарного синтеза, пути к пониманию внутренней целостности изучаемых обществ. Иначе говоря, была констатирована необходимость безотлагательного обсуждения основных аспектов эпистемологии исторического (и шире гуманитарного) познания. Подчеркнем, что в рамках неокантианской парадигмы, ориентированной на предельную активизацию интеллектуальных возможностей субъекта (исследователя), с одной стороны, возможны научные результаты конкретного исследования, однако, с другой стороны, нельзя не видеть, что именно данная методологическая установка ограничивает возможности достижения исторического синтеза (поскольку синтез остается, как сказал когда-то Л.П. Карсавин, " всегда делом историка" ). Итак, остаются нерешенными проблемы общезначимого исторического синтеза, " смысла" междисциплинарного подхода, поскольку, в принципе, междисциплинарный подход результативен при четком определении объекта, на который данный подход направлен. Но в неокантианской парадигме объект научного изучения не определен.

Особый интерес для гуманитарного знания в XX в. представляет ситуация в литературоведении и обозначившийся относительно недавно взаимный интерес исторической науки и литературоведения. Надо отметить, что филология и историческая наука изначально имеют общие истоки, и долгое время они развивались во взаимодействии. Литературоведение и историческую науку сближает общий интерес к исследованию реальных объектов, произведений культуры. В России со времени возникновения источниковедческой парадигмы методологии истории (конец XIX - начало XX в.) прослеживается живое творческое общение историков и филологов. Обращенность к изучению конкретных произведений характерна для методологии гуманитарного познания А.С. Лаппо-Данилевского и других представителей данного культурологического направления (С.Ф. Ольден-бург, И.М. Гревс, А.А. Шахматов), разделявших принцип " признание чужой одушевленности" как системообразующий в гуманитарном познании и исследовании культуры.

Литературоведение XX в., в отличие от исторической науки, характеризуется пристальным вниманием к проблемам методологии гуманитарного познания. От изучения произведений в их жанровой типологии исходит поворот к более глубокому анализу текста, передаче устной речи в письме и к исследованию восприятия текста его читателем. Французский литературовед, исследователь языков культуры Р. Барт (1915-1980), работавший на стыке литературы, лингвистики, семиотики, глубоко проанализировал письмо как знаковую систему и отношение между субъектом письма и языком. Литературоведение, опираясь на достижения лингвистического анализа, обратилось к более глубокому исследованию межличностного, межсубъективного общения. В процессе коммуникации сообщение говорящего субъекта и его восприятие собеседником не адекватны. Р. Барт в данной связи отмечает значения лингвистических идей для анализа литературного дискурса. Более углубленный и тонкий анализ существа взаимодействия между произведением, текстом, читателем может быть осуществлен при условии междисциплинарных исследований, использующих приемы различных наук. " Работа идет па стыке дисциплин, давая и новый взгляд на понятие произведения", - писал Р. Барт в одном из своих ключевых произведений57.

Исследование отношения писателя с читателем проблема не только исключительно литературоведческая. Историк, работающий с источником, всегда предполагает наличие определенного разрыва, несовпадения смысла суждения автора источника и его современного восприятия. Достаточно вспомнить, что в методологии позитивистского источниковедения интерпретации уделяется очень большое значение. Интерпретация в контексте такого анализа есть установление смысла, который вкладывает автор источника в свое произведение, в каждое свое суждение. Проблема состоит не в том, что историк не знает этой дистанции между ним и автором сообщения, поступающего к нему из другого времени и другой культуры. Она заключается в том, что, отказавшись от методологической рефлексии по поводу своего исследовательского метода, историческая наука XX в. не продвинулась в данном направлении, не выработала нового языка, понятийного аппарата, специально не рассматривала вопросов методологии. Результатом стало сложившееся ныне положение. Надо постараться лучше понять, что именно возможно взять из достижений современного литературоведения и в то же время не менее важно понять и то, в чем цели интерпретации исторического текста (для нужд историка) отличаются от целей интерпретации смыслового общения читателя литературного произведения и его автора.

Обращаясь к собственно литературоведческим аспектам проблемы текста и его восприятия (и в то же время, конечно, культурологическим, междисциплинарным), следует особо отметить то огромное, первостепенное значение, которое в рамках данного направления придается феномену языка. В поисках цельного видения культуры, которое является для современного гуманитарного знания наиболее сложной проблемой, язык может представляться едва ли не единственной связующей людей нитью. Достижения современной гуманитаристики в области изучения языка, значений и, шире, языков культуры оказались особенно интересны и перспективны. Историческая наука и другие направления гуманитаристики - это взаимодействующие и не отделенные друг от друга сферы деятельности. Поставив в центр внимания феномен текста и его восприятия читателем, лингвистическое направление вышло за пределы исследования собственно литературных текстов и обратилось к более широким исследованиям всего пространства современной культуры.

Важно отметить такую особенность литературоведения, которая дала данному направлению возможность выйти на уровень феноменологического подхода к исследованию отношения субъекта и объекта гуманитарного познания. Для феноменологии Э. Гуссерля важна не эмпирическая данность объекта (как для позитивизма) и не познавательная деятельность субъекта, в сознании которого возникает цельность, отсутствующая в тех фрагментах реальности, которые он переживает в своем сознании (как для неокантианской философии). Для феноменолога импульс должен исходить от объекта, и главное внимание данная философская парадигма придает проблеме взаимодействия, предметного мышления, осмысления свойств объекта в познавательной деятельности исследователя. Для гуманитарных наук самодостаточность объекта принципиально важна. У литературоведения изначальным преимуществом является то, что оно ориентировано на объект-произведение (литературы прежде всего). В дальнейшем от произведения литературоведение обратилось (под влиянием лингвистики и психоанализа) к тексту, к его более глубокому прочтению. Соотношение произведения и текста есть ключевая проблема, поскольку соотношение " текст-произ-ведение" не утрачивается, не растворяется в сознании субъекта, а все более глубоко исследуется.

Деррида говорит о тексте, но по существу область его исследования - это область соотношения произведения и текста. Определяя собственный подход как феноменологический, Деррида вполне точно очерчивает то исследовательское поле, ту эпистемологическую ситуацию, которые включают объект исследования, и рассматривает прежде всего сам процесс интеллектуального импульса, который генерирует новое знание об объекте. Мы видели, говоря о феноменологическом подходе к произведениям (источникам) в источниковедческой парадигме методологии истории, данную исследовательскую, эпистемологическую ситуацию. " На первом этапе я действовал как феноменолог, - пишет Деррида, - исходной концепцией для меня было понятие " идеального объекта", т. е. объекта, обладающего особым интенциональным измерением, что дает возможность повторяться, не утрачивая своей специфичности, в ряде различных действий и форм". Ученый видит в качестве изучаемого объекта текст, причем понимаемый достаточно широко. Один и тот же лингвистический феномен может рассматриваться как литературный и в то же время как нелитературный текст - все зависит от того, в каком историческом, институциональном условном контексте он оказывается. Говорить о том, что существуют тексты по существу литературные, что есть суть литературы, считает он, методологически неверно. Столь же неверно, как четкое разграничение исторических и неисторических событий. Столь широкое понимание лингвистического текста, как объекта научного исследования, которое обосновывает Деррида, представляется весьма близким к пониманию феномена исторического источника, данного в свое время в методологии источниковедческой феноменологической парадигмы.

Данное сближение исследовательских представлений об объекте гуманитарного познания объясняется сущностной природой человеческой деятельности. Развивая данный подход, вполне логично считать, что любое человеческое произведение (созданное целенаправленно и в этом смысле творчески) несет в себе для другого человека сообщение, которое может быть воспринято. Вероятно, именно это объективное свойство произведений (изделий), созданных человеком и воспринимаемых другим человеком, осмысливается и рассматривается литературоведением в широком смысле как " текст". Так, Деррида утверждает: " Для меня текст - безграничен. Это абсолютная тотальность: " нет ничего вне текста". Допустим, этот стол для меня - текст. То, как я воспринимаю этот стол - долингвистическое восприятие, - уже само по себе для меня - текст" 58. Таким образом, историк, осмысливающий природу социальной информации, которую он воспринимает через исторический источник, и, с другой стороны, литературовед, исследующий природу информации, воспринимаемой через посредство литературного текста, выходят за пределы узкопрофессиональных исследовательских целей и задач, обращаясь к проблематике эпистемологии гуманитарного познания как такового. С данной точки зрения нынешнее сближение историко-источниковедческого и современного литературоведческого исследовательских подходов представляется весьма перспективным. Поставив вопрос таким образом, можно лучше понять, что историческая наука, и особенно ее источниковедческое (и отчасти историографическое) направление, накопила весьма значительный конкретный опыт общегуманитарного эпистемологического значения. Достаточно вспомнить, например, дискуссии отечественных историков о том, являются ли художественные произведения историческим источником и какую именно информацию несут они, будучи исследованными в этом качестве. На данном направлении междисциплинарных исследований источниковедов и искусствоведов ждут весьма перспективные эпистемологические открытия.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-04-10; Просмотров: 1310; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.019 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь