ЗАРУБЕЖНАЯ НАУЧНАЯ ДОКТРИНА О ДОБРЫХ НРАВАХ.

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 32Следующая ⇒

Впервые в истории кодифицированного гражданского законодательства упоминание о добрых нравах ввел Гражданский кодекс (далее – ГК) Франции (Кодекс Наполеона) в 1804 году. Статья 6 указанного кодифицированного закона закрепила, что нельзя нарушать частными договорами законы, затрагивающие публичный порядок и добрые нравы.

Так, о связи права с нравственностью, а также о существе понятия «добрых нравов» писал Л. Жюллио де ла Морандьер. Он подчеркивал, что нравственность – это наука, предметом которой является установление предписаний, призванных регулировать поведение человека. Нравственность сама по себе регулирует поведение людей, одновременно являясь одним из важнейших источников права. Итоговые выводы французского цивилиста могут быть представлены следующими положениями. Первое. В системе социальных регуляторов с необходимостью выделяются нравственные требования, которые формируют человека, делая его все более совершенным. Второе. Особую группу нравственных норм составляют требования, олицетворяющие общественную нравственность. Третье. Правила нравственности, образуя понятие «добрых нравов», присоединяются к понятию «публичного порядка», составляя с ним единое целое. Четвертое. Добрые нравы, утверждаясь в обществе, образуют нечто вроде его устоев. Пятое. Гражданское законодательство запрет нарушения добрых нравов устанавливает императивно.

Проблеме «безнравственных договоров» или, иначе говоря, практике применения ст. 6 ГК Франции уделял внимание Рене Саватье в своей «Теории обязательств»[6]. Для применения судом этой статьи, писал он, нет надобности ссылаться на другие законы. Судья определяет безнравственность того или иного действия в соответствии со своим собственным сознанием общественных явлений. Здесь же были приведены примеры нарушений добрых нравов исходя из сложившейся судебной практики. «В частности, – резюмировал Р. Саватье, – судьи признают недействительными договоры, предназначенные для функционирования домов терпимости, игорных домов, так же как и займов, имеющих целью способствовать адюльтеру, либо предоставление игорным домом денег взаймы, чтобы помочь игроку возобновить свои ставки»[7].

Конец XIX века был ознаменован появлением в Германии кодифицированного гражданского закона – Германского гражданского уложения (ГГУ). Параграф 138 данного закона императивно закрепил, что сделка, нарушающая добрые нравы, является недействительнойПод добрыми нравами Л. Эннекцерус предлагал понимать «минимальные требования, которые предъявляет проводимая в данное время правовая этика германского народа относительно поведения каждого имеющего на то право лица»[14].

Применение категории добрых нравов на почве отечественного законодательства не было всеобщим и безоговорочным. Скорее, наоборот, российская цивилистическая наука опасалась введения данной категории в гражданский закон в качестве критерия действительности сделки. Добрые нравы И.А. Покровский называл загадкой юриспруденции. С одной стороны, они существуют тысячелетия, начиная с римской «bone mores», и имеют тенденцию к расширению сферы употребления в законодательствах стран мира. С другой – вызывают много разногласий и недоумений в цивилистической науке. Добрые нравы ученый называл «незаконным критерием», привлекаемым в роли добавочного контролера. Сам И.А. Покровский к идее добрых нравов относился негативно, считая, что «сохранение, а тем более расширение подобных топких мест не может входить в идеалы законодателя»[22]. Он подчеркивал, что правило о добрых нравах не достоинство кодекса, а его больное место. Чего опасался ученый в связи с запрещением правила о добрых нравах? Полного судейского контроля над всей областью оборотаВозможно, его активное сопротивление введению добрых нравов в качестве критерия действительности сделки в гражданский закон России было связано с конкретно-исторической ситуацией нашей страны, реальной неподготовленностью судейского корпуса к применению этой нормы.

В советской истории гражданского права к понятию «добрых нравов» обращался Я.А. Канторович, рассматривая его в качестве одной из его основных идей[24]. «Центр тяжести в этой проблеме лежит в том, – писал Я.А. Канторович, – что право в своем стремлении регулировать поведение и взаимоотношения людей не может обнять и закрепить в формулах закона все многообразие случаев, сторон и оттенков, которые дает жизнь»[25]. Вот почему важна, с точки зрения ученого, общая директива, запрещающая гражданским законом «также и то, что хотя не предусмотрено законом, но не соответствует общепринятым воззрениям на требования честности, добросовестности, справедливости, правдивости, порядочности». Соблюдение членами общежития всех этих требований, утверждал Я.А. Канторович, и создает добрые нравы в обществе[26]. О роли добрых нравов в качестве критерия действительности сделки не было упоминания в отечественном гражданском законодательстве, по сути, весь период советского развития. И только в начале 90-х годов XX века с введением рынка, частной собственности и предпринимательства Гражданский кодекс России в ст. 169 упомянул о нравственности как критерии действительности основания гражданского правоотношения. При этом как сама статья вызывала и вызывает дискуссии в цивилистической литературе, так и собственно понятие-критерий «нравственность». Очевидно, нельзя поставить знак равенства между понятием «добрых нравов» и нравственностью, хотя и предпринимались в науке подобного рода попытки.

Как подчеркивал И.Б. Новицкий, отождествление добрых нравов с нравственностью нельзя признать основательным, поскольку не все безнравственное противоречит добрым нравам, и, наоборот, к добрым нравам относятся правила приличия, с нравственной точки зрения безразличные[32]. И.А. Покровский, ссылаясь на мнение Леонгарда, также проводил различия между этими понятиями. Если нравы покоятся на внешних правилах благоприличия, то нравственность – на внутреннем состоянии совестиИтак, подводя некоторые итоги исследования категории добрых нравов, можно заключить:

1. Нрав отдельного человека связан с его волей. Воля характеризует нрав, в свою очередь, характеризует личность человека.

2. Нравы характеризуют целые народы и общества и состоят, по сути, в поведении людей, отвечающем определенным критериям.

3. Добрые нравы – это критерий поведения людей, когда в реальной жизни они подчиняют свои действия порядочности, долгу и чести.

4. Добрые нравы также существенны в обществе, как политические и экономические принципы.

5. Гражданское законодательство должно быть культурным, то есть не безразличным к формированию в имущественных отношениях добрых нравов.

6. Гражданское право должно не только перманентно искать выгоду, но помимо прибыли заботиться о безопасности, равноправии и достоинстве участников гражданского оборота, формируя здоровые имущественные отношения.

7. «Здоровье» имущественных отношений предполагает поведение участников, отвечающее «среднему масштабу» добропорядочных людей.

8. Гражданское законодательство должно последовательно заботиться о формировании здоровых имущественных отношений, в том числе закрепляя критерий добрых нравов как их основополагающий оценочный критерий.

9. Добрые нравы предполагают, что в действиях участников имущественных отношений нет лжи, подкупа, неверности слову, эксплуатации нужды, злобы и пакостничества.

10. Критерий добрых нравов нужен гражданскому законодательству России как ориентир формирования отечественного гражданского оборота. Он должен быть закреплен в первых статьях кодифицированного гражданского закона России как самостоятельный, направленный на формирование имущественных отношений, отвечающих среднему этическому уровню требований благоприличия российского народа.

Существует несколько точек зрения по вопросу определения сущности добрых нравов.

Сторонники первой точки зрения говорят о тождестве добрых нравов и нравственных норм. Так, Л. Эннекцерус в «Курсе германского гражданского права» определяет «добрые нравы» как минимальные нравственные требования, которые предъявляет проводимая в данное время правовая этика германского народа относительно поведения каждого имеющего на то право лица. Он уточняет, что «эта правовая этика требует, в особенности, чтобы на почве существующего правового, общественного и экономического строя господствовали здоровые общественные и хозяйственные отношения и тем самым не получали бы правового признания сделки с ними несовместимые» [16, с. 268]. Но в этом случае возникает проблема определения содержания нравственных норм. Ведь у каждого человека может быть свое представление о морали. Эннекцерус считает, что судья должен учитывать «образ мыслей своего народа, по воззрениям разумных и добропорядочных граждан» [16, с. 269]. Есть и другое мнение. Так, Колер отмечает: «Конечно, при рассмотрении вопроса о нравственности приходится считаться с народными убеждениями, но не с убеждениями масс, а только тех, которые в нравственном отношении являются вождями народа. Если, например, значительная часть народа, пусть даже две трети его, не видит ничего зазорного в контрабандном промысле, то мы все-таки не можем признать его нравственным, хотя бы дело шло о чужой таможне. Право должно стоять на той почве, на которой стоят духовные руководители народные, а не на низинах и не на ступени тех, которые высшими идеями пожертвуют ради денег и материальных выгод» [1, с. 197]. Но такие комментарии, в свою очередь, подвергались критике за признание «судейского субъективизма» [10, с. 184].

Существует и другая точка зрения (вторая в нашей классификации) на определение категории «добрые нравы», отрицающая ее нравственное содержание и утверждающая, что это живущие в данном народе правила приличия. Так, И.А. Покровский приводит мнение Леонгарда о том, что «добрые нравы, далеко не тождественны с требованиями нравственности. Нравы покоятся на внешних правилах благоприличия, нравственность – на внутреннем состоянии совести. Целью запрещения посягательств на добрые нравы является не борьба с безнравственными движениями человеческой души, а охрана того ценного культурного богатства, которое имеет каждый народ в своих нравах. Ибо нравы суть не что иное, как отложение старой культуры народа, продукт его долголетней истории». Комментируя данное мнение, И.А. Покровский указывает на уязвимое место в размышлениях. Он пишет, что «нравы являются отложением не только старой культуры, но и старых предрассудков; охрана же последних, разумеется, не может входить в намерения законодателя» [10, с. 186]. Поэтому нужно найти четкий критерий для отбора «добрых» от «недобрых» нравов. Ученый опять указывает на судейский субъективизм.

Третье мнение заключается в том, что «добрые нравы» – правовая конструкция, решающая правоприменительные проблемы. Противно «добрым нравам» то, что противоречит пользе общества, что несовместимо с общественным благосостоянием, нарушает юридически важные интересы и т.п. Известный германский цивилист Г. Дернбург, иллюстрируя понятие «добрых нравов», приводит в качестве примера случай покупки браслета для любовницы и спрашивает, можно ли признать такой договор недействительным, как противоречащий «добрым нравам». Он отвечает отрицательно, так как разрушение договора принесло бы здесь гораздо больший вред обороту, чем та выгода, которую бы получили от «проблематической» защиты нравственности. Только те договоры, заключает он, должны быть признаваемы противными «добрым нравам», юридическое признание которых «несовместимо со здоровым, в этом смысле добрым, социальным состоянием» [10, с. 188]. Таким образом, в каждом отдельном случае задача заключается в том, считал Дернбург, чтобы «исследовать экономическую и социальную подпочву и, соответственно этому, обсудить и разрешить вопрос о том, подходит ли данная сделка под категорию договоров, противных добрым нравам» [10, с. 189].

Упоминание о добрых нравах содержится и в гражданском праве Японии. В статье 90 Гражданского кодекса Японии сказано, что определенные сделки даже в случае отсутствия явно запрещающих их обязательных предписаний, тем не менее, считаются недействительными ввиду их противоречия публичному порядку и добрым нравам. При этом японские цивилисты отмечают, что границы между двумя этими понятиями не всегда различимы. Когда говорят о публичном порядке, то указывают на интересы государства и общества, а с добрыми нравами связаны нравственные категории.

С. Вагацума и Т. Ариидзуми в труде «Гражданское право Японии» приходят к выводу, что «систематизировано перечислить конкретное содержание понятия публичного порядка и добрых нравов невозможно, его следует рассматривать, отталкиваясь от судебной практики и научных доктрин, в свете постоянно меняющейся общественной идеологии и системы ценностей» [2, с. 109]. Но все же некоторые критерии такого деления они сформулировали. Во-первых, нарушение моральных принципов, например: договоры, препятствующие совместному проживанию родителей и детей; обещания, расторгнув брак, заключить новый считаются недействительными, как противоречащие человечности и морали. Во-вторых, нарушение принципа справедливости, например: сговор с целью совершения преступления или иного незаконного действия; договоры, заключение которых является компенсацией за несовершение незаконных действий (ст. 132 ГК Японии). В-третьих, использование в корыстных целях неосмотрительности или материальных затруднений другого лица, например: в условиях материальных затруднений контрагента заключение договора займа под высокие проценты, предусматривающего в случае невозврата денег к установленному сроку изъятие имущества непропорционально большой стоимости. В-четвертых, чрезмерное ограничение свободы другого лица, например: противоречит добрым нравам договор о принуждении к проституции; случаи, когда договоры найма или передачи ведения определенного дела сопровождаются условиями, запрещающими контрагенту заниматься тем же видом деятельности, и охватывают широкую сферу и длительный период времени. В-пятых, спекулятивные сделки, например: азартные игры, лотереи без надлежащего разрешения.

Категория «добрые нравы» вызывала и вызывает у цивилистов, изучающих ее, неоднозначные оценки. Одни считают, что правило о «добрых нравах» не достоинство Кодекса, а его больное место: в лучшем случае оно только знак, отмечающий неразработанное, топкое место в правовой системе [10, с. 186]. Другие, напротив, выступают сторонниками, считая добрые нравы «коррективом ко всему гражданскому правопорядку», «нравственным фактором в жизни нации», «выразителем народного самосознания», «руководителем народной правовой совести» [5, с. 62].

6. Справедливость в гражданском праве. Понимание принципа справедливости, его соотношение с иными нравственными принципами. Нормативное закрепление требований справедливости.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒