Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Статья 211. Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава



Задание 1

Определите правовую природу Ватикана. Приведите не менее трех аргументов, согласно которым Ватикан нельзя считать государством. Дайте понятие правовой природы ИГИЛ

 

Ватикан представляет собой государственно-подобную территориальную единицу, которая изначально была наделена нетипичным для современного международного права статусом. С одной стороны, Латеранские соглашения установили, что носителем суверенитета в отношении данной территории является другой правовой субъект, владеющий Ватиканом фактически в порядке вещного права, сочетая полномочия imperium и dominium. Вместе с тем, участники Латеранских соглашений предусмотрели возможность применения на территории Ватикана правовых норм Италии. В результате сравнительно-правового анализа правовой природы Ватикана я пришла к выводу, что он не может быть признан государством, поскольку не обладает ни одним из выработанных юридической доктриной признаков государства.

Территория Ватикана принадлежит Святому престолу в порядке вещного права (dominium), что не характерно для признанной в современном международном праве пространственной теории государственной территории, предполагающей не столько право dominium, сколько imperium. Кроме того, целью государственной территории является обеспечение жизнедеятельности проживающего на ней населения и функционирования государственных структур, в то время как цель Ватикана состоит в обеспечении суверенитета и независимости Святого престола.

Ватикан также не имеет населения, поскольку лица, проживающие на его территории, фактически выступают лишь в качестве служащих, призванных или нанятых Ватиканом для выполнения конкретных функций, в то время как в соответствии с принятым в социологии определением населения свойством, отличающим его от других общественных групп, является способность к самовоспроизводству. Ватикан также не обладает свойством государственной власти, поскольку, кроме наличия фактических органов управления, которые в действительности существуют, рассматриваемый субъект должен также быть источником этой власти в юридическом смысле слова, в то время как источником власти в Ватикане является другое самостоятельное правовое образование – Святой престол. Ватикану также не свойственно качество суверенитета, поскольку в соответствии со ст. 3 и 4 Латеранского договора суверенитетом по отношению к нему обладает Святой престол, в силу чего он является источником правового порядка данной территориальной единицы и вышестоящей властью в смысле субординации. В результате изучения системы органов управления Ватикана и основных нормативно правовых актов, регламентирующих его функционирование, автор приходит к выводу, что с формально-правовой точки зрения Ватикан не может быть признан теократической монархией, поскольку не соответствует основному, выдвигаемому в юридической доктрине качеству теократии: отождествлению церкви с государством с целью реализации в данном государстве религиозно-правовых предписаний. В этой связи форма правления в Ватикане может быть определена как выборная монархия особого типа. В рамках правового порядка Святого престола сформировалась относительно обособленная группа норм, регулирующих отношения, связанные с функционированием Ватикана. Вместе с тем, по мнению автора, упомянутые нормы не образуют самостоятельного правового порядка Ватикана, поскольку Латеранский договор недвусмысленно поместил его в рамки правопорядка Святого престола, выступающего по отношению к Ватикану в качестве суверена. В этом же духе выдержаны положения канонического права. Более того, все законодательные акты Ватикана утверждаются папой или принимаются на основе данных им полномочий. Вместе с тем, нельзя отрицать формирование своеобразной отрасли – права Ватикана, объектом регулирования которой выступают отношения по поводу использования данной территориальной единицы. Вселенская католическая церковь не может быть признана субъектом международного права, несмотря на то, что выступает по отношению к Святому престолу в качестве первичного правового порядка. В этом смысле разработанная каноническим правом теория «societas perfecta» не может быть перенесена в международно-правовую плоскость и применима лишь как составная часть церковной доктрины.

Тот факт, что Святой престол как суверенный правовой порядок обладает качеством международной правосубъектности, не означает признания аналогичного статуса в целом за католической церковью. Это противоречит как международной дипломатической практике, так и сложившимся в международном праве подходам к вопросу о природе международной правосубъектности. Кроме того, на практике все учреждения католической церкви, за исключением ее руководящих органов, находятся в юрисдикции отдельных государств. С учетом этого, логика признания за церковью международной правосубъектности неизбежно приводит к необходимости разделения той ее части, которая находится в юрисдикции государств, и учреждений, действующих на территории Ватикана.

Монистическая теория признает лишь Святой престол в качестве субъекта международного права, в то время как Ватикан рассматривается лишь в качестве территориальной единицы, не обладающей качествами субъекта международного права. Автор исследования придерживается данной концепции, приводя развернутую систему аргументов на этот счет на основе тезисов, сформулированных в предыдущих частях работы.

В рамках дуалистической теории признается наличие двух самостоятельных субъектов международного права – Святого престола и Ватикана. Сторонники данной концепции, как правило, признают Ватикан государством, обладающим определенными особенностями. В свою очередь, наличие государства непременно влечет за собой наличие субъекта международного права. Данной позиции придерживаются, прежде всего, авторы, формально связанные со Святым престолом, что свидетельствует о приверженности самой католической церкви данной точке зрения.

В этой связи рассматриваются также возможные варианты «вертикальной» связи Святого престола и Ватикана в рамках известных международному праву моделей подчиненного положения одного субъекта другому: вассальная зависимость, протекторат, личная и реальная унии. На основе анализа характеристик упомянутых институтов автор приходит к выводу, что правовые взаимоотношения Святого престола и Ватикана не подпадают по известные международному праву формы подчиненного положения одного субъекта в отношении другого и представляют собой отношения особой природы, искусственно созданные Латеранскими соглашениями и римским каноническим правом. В третьей главе исследования («Практические аспекты международной правосубъектности Святого престола») выявляются, анализируются и систематизируются международно-правовые аспекты внешнеполитической деятельности и дипломатической службы Святого престола, приводится правовая характеристика конкордатов как особого вида международного нормотворчества, а также исследуются особенности членства Святого престола в международных организациях.

Правовая природа ИГИЛ

Одна из версий, отстаивающих исламскую природу ИГИЛ, строится на применении ими досовременных исламских духовных и правовых текстов и концепций. Например, в своем указе касательно христиан в сирийской провинции Ракка ИГИЛ ссылается на древние правила в отношении зимми (немусульманское население мусульманского государства), которым шариат предписывает выплачивать джизью (подушный налог). Нельзя отрицать, что язык, понятия и цитаты из текстов, которыми оперирует ИГИЛ, восходят к исламской традиции. Однако полагать, что ссылки на тексты (буквальные) передают истинное значение ислама, значит недооценивать динамическое развитие ислама во времени и пространстве и держаться за ориенталистскую предрасположенность видеть ислам и строить «идеальную модель» ислама исключительно сквозь призму текстов и изложенных в них требований к верующему. Наоми Дэвидсон (Naomi Davidson) в своей книге Only Muslim блестяще продемонстрировала, что сведение ислама, а значит мусульман, к ритуальным предписаниям, изложенным в исламской текстологической традиции, наделяет мусульманина особой «мусульманскостью», которую можно рассматривать как аналог того, как некоторые воспринимают расу (природной, самоочевидной, незыблемой), тем самым делая мусульман объектом слишком хорошо известной динамики государственного регулирования на фоне политики расиализации. Второй аргумент в пользу исламской природы ИГИЛ базируется на том, что ИГИЛ пользуется определенной поддержкой мусульман, которые считают его исламским. СМИ пестрят сообщениями о молодых мусульманах из Северной Америки и Европы, вступающих в ряды ИГИЛ в Сирии и Ираке. В исламском богословии акцент на опыте отдельных мусульман перекликается с наблюдающейся в североамериканском богословии в целом и исламском богословии в частности тенденцией к антропологическому и, в частности, этнографическому подходу. В Северной Америке в исламских науках все чаще видим доминирование «этнографов», воспитанных на методе «участник-наблюдатель». Этот метод этнографического исследования позволяет получить важные сведения, но он руководствуется и собственной политикой, в частности, он скрыто (иногда явно) отрицает филологические приоритеты ориенталистов и высокомерие антропологов старой школы, относившихся к предмету своего исследования как к примитивному и отсталому. Если первый аргумент основан на уверенности в исламской текстологической традиции, то второй – на почитании мусульман как объекта этнографического исследования, беспрекословной вере в «полевые заметки», откуда делается обобщенное заключение о конструкте «мусульманин», который впредь служит идентификатором всей группы.

Впрочем, важно отметить, что этнографизация ислама и мусульманина представляет собой репрезентативную либерально-протестантскую модель анализа. «Репрезентативную» в том смысле, что мнение отдельных субъектов обобщается и применяется ко всей группе. «Либеральную» – потому что предмет этнографического исследования до того, как стать таковым, ловко превращается в атомизированную, ни с кем не связанную правообладающую единицу, являющуюся субъектом гражданского права. «Протестантскую» – т.е. построенную на том, чтобы считать исламским все, что говорит или делает данный верующий вне связи с институциональной или духовной властью. В соответствии с этим подходом, религия рассматривается атомизированно, но, по замыслу, представляет нечто коллективное.

Исходя из этого, если мусульмане в Северной Америке и Европе – как бы мало таковых ни нашлось – утверждают, что ИГИЛ не противоречит исламу, их мнение считается непререкаемым и представляющим общую или широко распространенную точку зрения. И когда отдельный мусульманин проникается идеологией, подобной идеологии ИГИЛ, или в одиночку совершает акты агрессии (как в Оттаве и Париже), его рассматривают как угодно, но только как не отдельное лицо. Своими реальными действиями и высказываниями такие мусульмане представляют угрозу нового насилия, обеспечивая тем самым поддержку той части политической элиты, требующей мер по усилению полномочий и укреплению государственного аппарата безопасности, которой и без того придается гипертрофированное значение. Первый тип аргументации скептиков сводится к простому зеркальному отражению доводов «за» первого типа: они определяют ислам в связи с историческим наследием и дублируют многие из тех же утверждений о том, что и где является исламским, но фокусируются на различных формах отклонения ИГИЛ от норм, содержащихся в исламской текстологической традиции, которая, по определению, должна охватывать все нормативное содержание ислама.

В соответствии с этой аргументацией, соответствие или противоречие того или иного явления исламу во многом зависит от его верности текстологической традиции (в отличие от простых ссылок на нее). По их версии, ИГИЛ противоречит исламу, потому что отклоняется от принятого литературного канона авторитетных текстов, неправильно его истолковывает или выхватывает части из контекста этого канона без учета целого. Эта группа решительно дистанцирует мусульман и/или ислам от ИГИЛ. Их доводы опираются на тот факт, что ИГИЛ осуждают мусульмане всего мира. Учитывая огромное количество мусульман, отвергающих жестокие методы ИГИЛ, продолжают они, это возмутительно – полагать, что ИГИЛ имеет отношение к исламу.

Но опять-таки ссылка на то, что мусульмане говорят или делают, зеркально отражает второй довод сторонников ИГИЛ с их репрезентативным либерально-протестантским подходом (за исключением того, что в данном случае, по демократическому обычаю, правит большинство).

Несколько иной вариант этого аргумента: «ИГИЛ осуждают мусульманские ученые всего мира». Предполагается, что эти авторитеты в исламе воплощают профессионализм (а значит интеллектуальную элиту), вследствие чего их голос весит намного больше, чем голос простых мусульман и лидеров ИГИЛ, не говоря уже о медийных профанах. Поэтому, согласно этому аргументу, их слово имеет существенный вес при определении соответствия или несоответствия исламу. Это больше похоже на либерально-клерикальный подход, который апеллирует к голосу определенных мусульман, обладающих моральным авторитетом в силу своей богословской квалификации, даже если они не занимают высоких постов в официальных учреждениях. Эти четыре вида аргументов дают важную информацию о том, на чем ученые строят свое понимание «ислама» и «мусульман». Но, с другой стороны, они упускают возможность отразить ценность исламского богословия как критической модели в академических кругах. Первый вариант доводов «за» и «против» ИГИЛ ассоциирует понятие «исламский» с историей и текстологией. Сегодня исламскими (а значит, мусульманскими) считаются действия и люди, которые демонстрируют приверженность традиции и продолжают ее. Недовольство или разрыв с этой традицией, согласно этому аналитическому методу, подразумевает отпадение от ислама.

Как историк я не уверен, что продолжение традиции или разрыв с ней могут существовать отдельно, независимо друг от друга, потому что в обоих случаях ислам обязательно рассматривается в историческом контексте, а не вне его. Если исламское богословие нечто большее, чем хранение древностей, то нельзя сбрасывать со счетов точки разрыва с прошлым, иначе нельзя было бы претендовать на ярлык «исламский» без риска обращаться с исламом как с музейным экспонатом.

Второй вариант доводов в обоих случаях вытекает из определенного взгляда на религиозный опыт, при котором мнение отдельных лиц (независимо от их количества) говорит само за себя и экстраполируется на всю группу, ослабляя, таким образом, и позицию индивида, и позицию группы. Но аналитическое прочтение субъекта-мусульманина как коллективного «мусульманина» исключает возможность дать определенный ответ на вопрос о соответствии ИГИЛ исламу, учитывая эпистемические импликации объема выборки. «Этнографический» отчет о мусульманах составляется в то время, когда мусульмане находятся под усиленным наблюдением и слежкой. Что касается политических правых, то это наблюдение и слежка отражают взгляд на мусульман как на потенциальную угрозу – взгляд, принятый на основании того, что сделала или сказала ограниченная выборка мусульман. Что касается мнения левых, то наблюдение и слежка явно несправедливы – опять же, этот вывод делается на основании сказанного или сделанного ограниченной выборкой мусульман. Характеризуя эти два аргумента как «репрезентативные либерально-протестантские», мы вскрываем их подспудное отношение к «государству». «Этнографизация» опыта отдельных мусульман путем их обобщения как группы, а ислама как религии, может либо задержать, либо сорвать разговоры об усилении безопасности, которые воодушевляют так много государств после событий 11 сентября 2001.

Задание 2

Простая гипотеза

Статья 444 Гражданского кодекса Российской Федерации если в договоре не указано место его заключения, договор признается заключенным в месте жительства гражданина или месте нахождения юридического лица, направившего оферту

Задание 3

 

Например: ст. 362 Трудового кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение трудового законодательства содержит гипотезу «Ответственность за нарушение трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права» диспозицию «Руководители и иные должностные лица организаций, а также работодатели - физические лица, виновные в нарушении трудового законодательства и иных нормативных правовых актов, содержащих нормы трудового права, несут ответственность. А в ст. 192 и 195 Трудового кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение законодательства о труде, содержат соответствующие санкции по ст. 5.27 КоАП РФ и по ст. 143 Уголовного кодекса Российской Федерации.

В статье 8.2 КоАП РФ

Несоблюдение экологических и санитарно-эпидемиологических требований при сборе, накоплении, использовании, обезвреживании, транспортировании, размещении и ином обращении с отходами производства и потребления или иными опасными веществами – это гипотеза влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от одной тысячи до двух тысяч рублей; на должностных лиц - от десяти тысяч до тридцати тысяч рублей; на лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, - от тридцати тысяч до пятидесяти тысяч рублей или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток; на юридических лиц - от ста тысяч до двухсот пятидесяти тысяч рублей или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток – это санкция.

Статья 83 Налогового кодекса Российской Федерации

 

Организации, в состав которых входят обособленные подразделения, расположенные на территории Российской Федерации, это гипотеза подлежат постановке на учет в налоговых органах по месту нахождения каждого своего обособленного подразделения – диспозиция.

Задание 4

Задание 6

 

Задание 1

Определите правовую природу Ватикана. Приведите не менее трех аргументов, согласно которым Ватикан нельзя считать государством. Дайте понятие правовой природы ИГИЛ

 

Ватикан представляет собой государственно-подобную территориальную единицу, которая изначально была наделена нетипичным для современного международного права статусом. С одной стороны, Латеранские соглашения установили, что носителем суверенитета в отношении данной территории является другой правовой субъект, владеющий Ватиканом фактически в порядке вещного права, сочетая полномочия imperium и dominium. Вместе с тем, участники Латеранских соглашений предусмотрели возможность применения на территории Ватикана правовых норм Италии. В результате сравнительно-правового анализа правовой природы Ватикана я пришла к выводу, что он не может быть признан государством, поскольку не обладает ни одним из выработанных юридической доктриной признаков государства.

Территория Ватикана принадлежит Святому престолу в порядке вещного права (dominium), что не характерно для признанной в современном международном праве пространственной теории государственной территории, предполагающей не столько право dominium, сколько imperium. Кроме того, целью государственной территории является обеспечение жизнедеятельности проживающего на ней населения и функционирования государственных структур, в то время как цель Ватикана состоит в обеспечении суверенитета и независимости Святого престола.

Ватикан также не имеет населения, поскольку лица, проживающие на его территории, фактически выступают лишь в качестве служащих, призванных или нанятых Ватиканом для выполнения конкретных функций, в то время как в соответствии с принятым в социологии определением населения свойством, отличающим его от других общественных групп, является способность к самовоспроизводству. Ватикан также не обладает свойством государственной власти, поскольку, кроме наличия фактических органов управления, которые в действительности существуют, рассматриваемый субъект должен также быть источником этой власти в юридическом смысле слова, в то время как источником власти в Ватикане является другое самостоятельное правовое образование – Святой престол. Ватикану также не свойственно качество суверенитета, поскольку в соответствии со ст. 3 и 4 Латеранского договора суверенитетом по отношению к нему обладает Святой престол, в силу чего он является источником правового порядка данной территориальной единицы и вышестоящей властью в смысле субординации. В результате изучения системы органов управления Ватикана и основных нормативно правовых актов, регламентирующих его функционирование, автор приходит к выводу, что с формально-правовой точки зрения Ватикан не может быть признан теократической монархией, поскольку не соответствует основному, выдвигаемому в юридической доктрине качеству теократии: отождествлению церкви с государством с целью реализации в данном государстве религиозно-правовых предписаний. В этой связи форма правления в Ватикане может быть определена как выборная монархия особого типа. В рамках правового порядка Святого престола сформировалась относительно обособленная группа норм, регулирующих отношения, связанные с функционированием Ватикана. Вместе с тем, по мнению автора, упомянутые нормы не образуют самостоятельного правового порядка Ватикана, поскольку Латеранский договор недвусмысленно поместил его в рамки правопорядка Святого престола, выступающего по отношению к Ватикану в качестве суверена. В этом же духе выдержаны положения канонического права. Более того, все законодательные акты Ватикана утверждаются папой или принимаются на основе данных им полномочий. Вместе с тем, нельзя отрицать формирование своеобразной отрасли – права Ватикана, объектом регулирования которой выступают отношения по поводу использования данной территориальной единицы. Вселенская католическая церковь не может быть признана субъектом международного права, несмотря на то, что выступает по отношению к Святому престолу в качестве первичного правового порядка. В этом смысле разработанная каноническим правом теория «societas perfecta» не может быть перенесена в международно-правовую плоскость и применима лишь как составная часть церковной доктрины.

Тот факт, что Святой престол как суверенный правовой порядок обладает качеством международной правосубъектности, не означает признания аналогичного статуса в целом за католической церковью. Это противоречит как международной дипломатической практике, так и сложившимся в международном праве подходам к вопросу о природе международной правосубъектности. Кроме того, на практике все учреждения католической церкви, за исключением ее руководящих органов, находятся в юрисдикции отдельных государств. С учетом этого, логика признания за церковью международной правосубъектности неизбежно приводит к необходимости разделения той ее части, которая находится в юрисдикции государств, и учреждений, действующих на территории Ватикана.

Монистическая теория признает лишь Святой престол в качестве субъекта международного права, в то время как Ватикан рассматривается лишь в качестве территориальной единицы, не обладающей качествами субъекта международного права. Автор исследования придерживается данной концепции, приводя развернутую систему аргументов на этот счет на основе тезисов, сформулированных в предыдущих частях работы.

В рамках дуалистической теории признается наличие двух самостоятельных субъектов международного права – Святого престола и Ватикана. Сторонники данной концепции, как правило, признают Ватикан государством, обладающим определенными особенностями. В свою очередь, наличие государства непременно влечет за собой наличие субъекта международного права. Данной позиции придерживаются, прежде всего, авторы, формально связанные со Святым престолом, что свидетельствует о приверженности самой католической церкви данной точке зрения.

В этой связи рассматриваются также возможные варианты «вертикальной» связи Святого престола и Ватикана в рамках известных международному праву моделей подчиненного положения одного субъекта другому: вассальная зависимость, протекторат, личная и реальная унии. На основе анализа характеристик упомянутых институтов автор приходит к выводу, что правовые взаимоотношения Святого престола и Ватикана не подпадают по известные международному праву формы подчиненного положения одного субъекта в отношении другого и представляют собой отношения особой природы, искусственно созданные Латеранскими соглашениями и римским каноническим правом. В третьей главе исследования («Практические аспекты международной правосубъектности Святого престола») выявляются, анализируются и систематизируются международно-правовые аспекты внешнеполитической деятельности и дипломатической службы Святого престола, приводится правовая характеристика конкордатов как особого вида международного нормотворчества, а также исследуются особенности членства Святого престола в международных организациях.

Правовая природа ИГИЛ

Одна из версий, отстаивающих исламскую природу ИГИЛ, строится на применении ими досовременных исламских духовных и правовых текстов и концепций. Например, в своем указе касательно христиан в сирийской провинции Ракка ИГИЛ ссылается на древние правила в отношении зимми (немусульманское население мусульманского государства), которым шариат предписывает выплачивать джизью (подушный налог). Нельзя отрицать, что язык, понятия и цитаты из текстов, которыми оперирует ИГИЛ, восходят к исламской традиции. Однако полагать, что ссылки на тексты (буквальные) передают истинное значение ислама, значит недооценивать динамическое развитие ислама во времени и пространстве и держаться за ориенталистскую предрасположенность видеть ислам и строить «идеальную модель» ислама исключительно сквозь призму текстов и изложенных в них требований к верующему. Наоми Дэвидсон (Naomi Davidson) в своей книге Only Muslim блестяще продемонстрировала, что сведение ислама, а значит мусульман, к ритуальным предписаниям, изложенным в исламской текстологической традиции, наделяет мусульманина особой «мусульманскостью», которую можно рассматривать как аналог того, как некоторые воспринимают расу (природной, самоочевидной, незыблемой), тем самым делая мусульман объектом слишком хорошо известной динамики государственного регулирования на фоне политики расиализации. Второй аргумент в пользу исламской природы ИГИЛ базируется на том, что ИГИЛ пользуется определенной поддержкой мусульман, которые считают его исламским. СМИ пестрят сообщениями о молодых мусульманах из Северной Америки и Европы, вступающих в ряды ИГИЛ в Сирии и Ираке. В исламском богословии акцент на опыте отдельных мусульман перекликается с наблюдающейся в североамериканском богословии в целом и исламском богословии в частности тенденцией к антропологическому и, в частности, этнографическому подходу. В Северной Америке в исламских науках все чаще видим доминирование «этнографов», воспитанных на методе «участник-наблюдатель». Этот метод этнографического исследования позволяет получить важные сведения, но он руководствуется и собственной политикой, в частности, он скрыто (иногда явно) отрицает филологические приоритеты ориенталистов и высокомерие антропологов старой школы, относившихся к предмету своего исследования как к примитивному и отсталому. Если первый аргумент основан на уверенности в исламской текстологической традиции, то второй – на почитании мусульман как объекта этнографического исследования, беспрекословной вере в «полевые заметки», откуда делается обобщенное заключение о конструкте «мусульманин», который впредь служит идентификатором всей группы.

Впрочем, важно отметить, что этнографизация ислама и мусульманина представляет собой репрезентативную либерально-протестантскую модель анализа. «Репрезентативную» в том смысле, что мнение отдельных субъектов обобщается и применяется ко всей группе. «Либеральную» – потому что предмет этнографического исследования до того, как стать таковым, ловко превращается в атомизированную, ни с кем не связанную правообладающую единицу, являющуюся субъектом гражданского права. «Протестантскую» – т.е. построенную на том, чтобы считать исламским все, что говорит или делает данный верующий вне связи с институциональной или духовной властью. В соответствии с этим подходом, религия рассматривается атомизированно, но, по замыслу, представляет нечто коллективное.

Исходя из этого, если мусульмане в Северной Америке и Европе – как бы мало таковых ни нашлось – утверждают, что ИГИЛ не противоречит исламу, их мнение считается непререкаемым и представляющим общую или широко распространенную точку зрения. И когда отдельный мусульманин проникается идеологией, подобной идеологии ИГИЛ, или в одиночку совершает акты агрессии (как в Оттаве и Париже), его рассматривают как угодно, но только как не отдельное лицо. Своими реальными действиями и высказываниями такие мусульмане представляют угрозу нового насилия, обеспечивая тем самым поддержку той части политической элиты, требующей мер по усилению полномочий и укреплению государственного аппарата безопасности, которой и без того придается гипертрофированное значение. Первый тип аргументации скептиков сводится к простому зеркальному отражению доводов «за» первого типа: они определяют ислам в связи с историческим наследием и дублируют многие из тех же утверждений о том, что и где является исламским, но фокусируются на различных формах отклонения ИГИЛ от норм, содержащихся в исламской текстологической традиции, которая, по определению, должна охватывать все нормативное содержание ислама.

В соответствии с этой аргументацией, соответствие или противоречие того или иного явления исламу во многом зависит от его верности текстологической традиции (в отличие от простых ссылок на нее). По их версии, ИГИЛ противоречит исламу, потому что отклоняется от принятого литературного канона авторитетных текстов, неправильно его истолковывает или выхватывает части из контекста этого канона без учета целого. Эта группа решительно дистанцирует мусульман и/или ислам от ИГИЛ. Их доводы опираются на тот факт, что ИГИЛ осуждают мусульмане всего мира. Учитывая огромное количество мусульман, отвергающих жестокие методы ИГИЛ, продолжают они, это возмутительно – полагать, что ИГИЛ имеет отношение к исламу.

Но опять-таки ссылка на то, что мусульмане говорят или делают, зеркально отражает второй довод сторонников ИГИЛ с их репрезентативным либерально-протестантским подходом (за исключением того, что в данном случае, по демократическому обычаю, правит большинство).

Несколько иной вариант этого аргумента: «ИГИЛ осуждают мусульманские ученые всего мира». Предполагается, что эти авторитеты в исламе воплощают профессионализм (а значит интеллектуальную элиту), вследствие чего их голос весит намного больше, чем голос простых мусульман и лидеров ИГИЛ, не говоря уже о медийных профанах. Поэтому, согласно этому аргументу, их слово имеет существенный вес при определении соответствия или несоответствия исламу. Это больше похоже на либерально-клерикальный подход, который апеллирует к голосу определенных мусульман, обладающих моральным авторитетом в силу своей богословской квалификации, даже если они не занимают высоких постов в официальных учреждениях. Эти четыре вида аргументов дают важную информацию о том, на чем ученые строят свое понимание «ислама» и «мусульман». Но, с другой стороны, они упускают возможность отразить ценность исламского богословия как критической модели в академических кругах. Первый вариант доводов «за» и «против» ИГИЛ ассоциирует понятие «исламский» с историей и текстологией. Сегодня исламскими (а значит, мусульманскими) считаются действия и люди, которые демонстрируют приверженность традиции и продолжают ее. Недовольство или разрыв с этой традицией, согласно этому аналитическому методу, подразумевает отпадение от ислама.

Как историк я не уверен, что продолжение традиции или разрыв с ней могут существовать отдельно, независимо друг от друга, потому что в обоих случаях ислам обязательно рассматривается в историческом контексте, а не вне его. Если исламское богословие нечто большее, чем хранение древностей, то нельзя сбрасывать со счетов точки разрыва с прошлым, иначе нельзя было бы претендовать на ярлык «исламский» без риска обращаться с исламом как с музейным экспонатом.

Второй вариант доводов в обоих случаях вытекает из определенного взгляда на религиозный опыт, при котором мнение отдельных лиц (независимо от их количества) говорит само за себя и экстраполируется на всю группу, ослабляя, таким образом, и позицию индивида, и позицию группы. Но аналитическое прочтение субъекта-мусульманина как коллективного «мусульманина» исключает возможность дать определенный ответ на вопрос о соответствии ИГИЛ исламу, учитывая эпистемические импликации объема выборки. «Этнографический» отчет о мусульманах составляется в то время, когда мусульмане находятся под усиленным наблюдением и слежкой. Что касается политических правых, то это наблюдение и слежка отражают взгляд на мусульман как на потенциальную угрозу – взгляд, принятый на основании того, что сделала или сказала ограниченная выборка мусульман. Что касается мнения левых, то наблюдение и слежка явно несправедливы – опять же, этот вывод делается на основании сказанного или сделанного ограниченной выборкой мусульман. Характеризуя эти два аргумента как «репрезентативные либерально-протестантские», мы вскрываем их подспудное отношение к «государству». «Этнографизация» опыта отдельных мусульман путем их обобщения как группы, а ислама как религии, может либо задержать, либо сорвать разговоры об усилении безопасности, которые воодушевляют так много государств после событий 11 сентября 2001.

Задание 2

Простая гипотеза

Статья 444 Гражданского кодекса Российской Федерации если в договоре не указано место его заключения, договор признается заключенным в месте жительства гражданина или месте нахождения юридического лица, направившего оферту

Статья 211. Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава

1. Угон судна воздушного или водного транспорта либо железнодорожного подвижного состава, а равно захват такого судна или состава в целях угона -

Сложная гипотеза

ч. 4 ст. 101 Уголовного кодекса Российской Федерации: «Принудительное лечение в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением может быть назначено лицу, которое по своему психическому состоянию представляет особую опасность для себя или других лиц и требует постоянного и интенсивного наблюдения».

Статья 109 Гражданского кодекса Российской Федерации

Имущество, находящееся в собственности производственного кооператива, делится на паи его членов в соответствии с уставом кооператива.

Альтернативная гипотеза

Например, пункт 5 статьи 3 Гражданского кодекса. В случае противоречия указа Президента Российской Федерации или постановления Правительства Российской Федерации настоящему Кодексу или иному закону применяется настоящий Кодекс или соответствующий закон.

Например, часть 1 статьи 45 Гражданского кодекса Российской Федерации


Поделиться:



Популярное:

  1. Bilignostum seu Adipiodon. Бис-(2,4,6-трийод -3-карбокси)анилид адипиновой к-ты
  2. Bizz: Белье стирается вперемешку с чужим или как?
  3. Chasek, Тьма, первобытная пустота – то, откуда появились Князь Тьмы и жизнь. То, откуда двинулся Самаель.
  4. H) опцион на продажу, или опцион пут
  5. I. Перепишите следующие предложения. Определите, является ли подчеркнутая форма инфинитивом, причастием или герундием. Переведите письменно предложения на русский язык.
  6. I. Тест школьной тревожности Филипса
  7. I. Экономика доиндустриальных цивилизаций
  8. II. Девиантологический или релятивно-конвенциональный подход (Я.И. Гилинский)
  9. II. СОЦИАЛЬНАЯ МОРФОЛОГИЯ ИЛИ ГРУППОВЫЕ СТРУКТУРЫ
  10. II. цитогенетический ответ или ремиссия
  11. III. Перепишите и переведите следующие предложения, подчеркните в каждом из них модальный глагол или его эквивалент.
  12. III. Перепишите следующие предложения, подчеркните в каждом из них модальный глагол или его эквивалент. Переведите предложения.


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 315; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.042 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь