Глава пятнадцатая. СПАРТАК РАЗБИВАЕТ НАГОЛОВУ ДРУГОГО ПРЕТОРА И ПРЕОДОЛЕВАЕТ БОЛЬШИЕ ИСКУШЕНИЯ

Между тем поворот дел в Кампанье после разгрома претора Публия Варинияпод Аквином несколько напугал спесивых победителей Африки и Азии, и, несмотря на заботы, связанные с ведением войны против Митридата иСертория, Рим стал серьезно и настороженно следить за восстаниемгладиаторов. Пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов, возглавляемыхчеловеком, которого теперь уже все, хотя и краснея от стыда, быливынуждены признать отважным, доблестным и даже до некоторой степениопытным полководцем, были полными хозяевами провинции Кампаньи, где, заисключением нескольких незначительных городов, господство и влияние римлянбыло подорвано; пятьдесят тысяч вооруженных гладиаторов, угрожавших Самниюи Латию - этим, можно сказать, подступам к Риму, - представляли весьмасерьезную силу, и в дальнейшем борьбу с ними нельзя было считать деломнезначительным и относиться к ней с недопустимым легкомыслием. В комициях, собравшихся в этом году, римский сенат единодушно доверилуправление провинцией Сицилией и подавление позорящего Рим восстаниягладиаторов патрицию Гаю Анфидию Оресту вместо претора Публия Вариния. Гай Анфидий Орест, человек лет сорока пяти, весьма опытный в военномделе, много лет был трибуном, три года квестором и во время диктатурыСуллы уже избирался претором. Его храбрость, ум и прозорливость снискалиему широкую известность и расположение как среди плебеев, так и в сенате. В первые месяцы 681 года, следующего за тем, в котором произошлисобытия, рассказанные в пяти предыдущих главах, Гай Анфидий Орест, ссогласия новых консулов Теренция Варрона Лукулла и Гая Кассия Вара, собралсильное войско, состоявшее из трех легионов: в одном были римляне, вдругом только италийцы, в третьем союзники - далматы и иллирийцы.Численность этих трех легионов достигала двадцати тысяч человек; к нимпретор присоединил десять тысяч солдат, спасшихся после поражения подАквином, и у него образовалась армия в тридцать тысяч воинов. обучениемкоторых он и занялся в Латии. С этой армией он надеялся разбить Спартаканаголову наступающей весной. Пришла весна и принесла с собой тепло, щедро разливаемое вокругсолнцем, прозрачную синеву неба, опьяняющее благоухание цветов, роскошныйковер Душистых трав. Во славу ее запели птицы свои гимны, таинственнопрозвучали их любовные призывы. В эту пору двинулись одновременно войскаримлян и гладиаторов - одно из Латия, другое из Кампаньи, чтобы ороситьчеловеческой кровью зазеленевшие поля Италии. Претор Анфидий Орест выступил из Норбы и пошел по Аппиевой дороге доФунди; он проведал, что навстречу ему по Домициевой дороге из Литернапродвигается Спартак. Тогда претор расположился лагерем в Фунди, занявпозиции, дававшие ему возможность сразу ввести в сражение своюмногочисленную кавалерию, численностью в шесть тысяч человек. Через несколько дней Спартак прибыл в Формии и расположился лагерем надвух холмах, заняв таким образом господствующее положение на Аппиевойдороге; затем со своими тремястами конниками он приблизился к вражескомулагерю, чтобы изучить позиции и выяснить намерения врага. Но претор Анфидий Орест, более сведущий в военном деле, чем полководцы, с которыми до сего времени приходилось сражаться Спартаку, тотчас же напална него, пустив в ход свою грозную кавалерию; после короткой, не имевшейрешающего значения схватки, в которой гладиаторы все же потеряли околосотни человек, Спартак должен был поспешно отступить к Формиям. Здесь он решил подождать врага, полагая, что претор, воодушевленныйстоль легко достигнутым успехом, предпримет новую попытку нападения нагладиаторов. Однако Спартак напрасно потерял пятнадцать дней; Анфидия нетак-то легко было завлечь в западню. Тогда Спартак пустился на одну из тех военных хитростей, которыеприходят в голову только выдающимся полководцам. С наступлением ночи, соблюдая полнейшую тишину, он вышел с восемью легионами из лагеря, оставивтам Эномая с двумя легионами и кавалерией; всю ночь Спартак шел вдольберега и забирал с собой в качестве заложников всех встречавшихся по путикрестьян, колонов и рыбаков любого возраста и пола, чтобы вести о егопродвижении не дошли до врага. Быстрым маршем он прошел через лес, которыйи ныне окружает Таррацину, расспрашивая о дороге дровосеков и угольщиков, и расположился лагерем на его опушке, в тылу врага. Орест был немало удивлен, узнав, что его сумели обойти, но, действуяблагоразумно и осторожно, он всячески сдерживал пыл своих легионеров, которые рвались в бой при виде пращников-гладиаторов, подходивших почти ксамому частоколу лагеря римлян. В продолжение восьми дней Спартак тщетно вызывал на бой врага: тот недвигался с места и не скрывал, что не желает сражаться в невыгодных длянего условиях. Тогда изобретательный вождь гладиаторов решил воспользоватьсясоздавшимся положением и удобными условиями местности; в один прекрасныйдень Анфидий Орест, к своему великому удивлению и немалому огорчению, узнал от своих разведчиков, что, кроме лагеря в лесу под Таррациной, гладиаторы раскинули еще один лагерь в хорошо укрепленном месте междуФунди и Интерамной и другой - между Фунди и Пиверном, завладев такимобразом ключевыми позициями над Аппиевой дорогой. Действительно, Спартак в несколько ночных переходов перебросил четырелегиона под началом Граника от Интерамны и, приказав им расположитьсялагерем на возвышенном месте, велел обнести лагерь высоким частоколом иокружить широким рвом; два дня и две ночи эту работу прилежно выполнялидвадцать тысяч гладиаторов; одновременно Крикс с двумя своими легионамизанимал и укреплял место, определенное Спартаком для лагеря между Фунди иПиверном. Таким образом Спартак полностью окружил лагерь Анфидия Ореста ипринудил претора или принять бой, или через восемь дней сдаться на милостьврагу, понуждаемый голодом. Претор попал в тяжелое положение; необходимость заставляла его напастьна один из лагерей гладиаторов, чтобы выйти из затруднения; у него не былони малейшей надежды победить неприятеля, уничтожить его, так как ему былоизвестно, что придется иметь дело еще с тремя частями вражеского войска, ибо, как бы ни было кратковременно сопротивление легионов Крикса иГраника, оно во всяком случае продлилось бы не менее трех часов, тем болеечто их воодушевляла бы вера в то, что скоро подойдут подкрепления; а черезтри часа Крикс пришел бы на помощь Гранику или Граник - Криксу; Спартактогда обрушится на тыл претора; потом к месту сражения подойдет Эномай, иримское войско будет разгромлено. Орест, печальный и озабоченный, дни и ночи думал и не находил выхода изтакого крайне опасного положения. Легионеры впали в уныние; на первыхпорах они только шепотом ругали претора, а потом стали во всеуслышаниеназывать его неумелым и малодушным полководцем, который в то время, когдабыла надежда на победу, уклонялся от боя; теперь же они были обречены напоражение и верную смерть; со страхом вспоминали они позорный разгром близКавдинского ущелья и громко сетовали, что Анфидий Орест еще невежественнееконсулов Постумия и Ветурия. Ведь те оказались в безвыходном положениивследствие крайне невыгодных условий местности, а Анфидий из-за своегонедомыслия допустил, чтобы враг на открытом месте преградил ему путь. Таким было положение, когда претор решил прибегнуть к обману, обратившись к жрецам, к чему, к сожалению, прибегают люди, слабые духом иумом, а также люди хитрые, которые стараются подчинить себе большинстволюдей, пользуясь в своих личных темных целях их суеверием и страхом передсверхъестественными силами. По всему римскому лагерю было объявлено о больших жертвоприношенияхЮпитеру, Марсу и Квирину, чтобы они вдохновили авгуров, а те своимивещаниями научили бы, как спасти римское войско от поражения. Направо от претория в римском лагере находилось место, предназначенноедля жертвоприношений. Там стоял жертвенник - земляная глыба круглой формыс углублением наверху, где зажигали огонь; с одной стороны в жертвенникенаходилось отверстие, в которое должно было стекать вино жертвенныхвозлияний, а вокруг высились шесты, украшенные фестонами, розами и другимицветами; сюда сошлись жрецы трех божеств: Юпитера, Марса и Квирина. Навсех жрецах были длинные плащи из белой шерстяной ткани, схваченные на шеебулавкой; на голове у них были остроконечные шапки также из белойшерстяной ткани. Позади жрецов стояли авгуры, одетые в свои жреческие одеяния, в рукахони держали загнутый авгурский посох, похожий на теперешние пастушескиепосохи; то был их знак отличия. За ними следовал помощник жреца, которыйподводил животных к жертвеннику и убивал их, и другой помощник, которыйзакалывал малые жертвы и выпускал кровь из жил. Оба они были в длинныхпередниках, спускавшихся до ступней и отороченных внизу пурпуром. Первый -пОпа - поддерживал правой рукой секиру, лежавшую у него на плече; второйдержал широкий отточенный кинжал с ручкой из слоновой кости; у них обоих, а также и у жрецов и авгуров, на голове были венки из цветов, шею обвивалаукрашенная кисточками из белой и красной шерсти лента, спускавшаяся поодежде. Такими же венками, лентами и кисточками украшались голова и шеябыка, овцы или свиньи, приносимых в жертву. Затем шествовали низшиеслужители, несшие деревянный молот, которым попа должен был сначалаоглушить быка, поразив его в затылок, жертвенный пирог, серебряный ларчикдля благовоний, где хранился фимиам, серебряную жертвенную чащу длякурений, из которой наполняли кадильницу, амфору с вином, и патеру -особую чашу для жертвенных возлияний. Последним шел цыплятник, хранительсвященных кур; он нес в клетке жертвенных птиц. Шествие замыкалифлейтисты, сопровождавшие музыкой пение во время жертвоприношений. За жертвенной процессией шло все римское войско, за исключением солдат, оставленных для охраны лагеря. Когда вся толпа во главе с претором ГаемАнфидием Орестом расположилась вокруг жертвенника, жрецы приступили ксовершению установленного обрядом омовения, положили фимиам в кадильницы, посыпали жертвенных животных мукой, совершили жертвоприношение жертвеннымипирогами и возлияние вина, затем пОпа, с помощью низших служителейприподняв голову быка - так как только в том случае, когда приносилижертвы подземным богам, голова жертвенного животного должна была бытьобращена вниз, к земле, - ударил молотком животного в лоб, а затемприкончил его топором, в то время как помощники разрезали горло малымжертвам и выпускали кровь из их жил; кровью этой вскоре был обрызган весьжертвенник, а часть мяса тут же была положена на огонь, горевший вуглублении в середине жертвенника. Внутренности жертв осторожно собрали наспециально для этого предназначенную немного вогнутую посредине бронзовуюдоску, стоявшую на четырех бронзовых подставках. Когда все эти обряды были закончены, внутренности жертвенных животныхпередали авгурам, которые с серьезным и важным видом принялись определятьпо ним будущее. Хотя знакомство с греческой философией и быстрое распространение ученияЭпикура помогло большей части римской молодежи избавиться от нелепой верыв богов и открыло ей глаза на недостойное поведение лицемерных жрецов, всеже среди народных масс, людей непросвещенных и темных преданность богамбыла еще так сильна, что из тридцати тысяч человек, стоявших вокругжертвенника в лагере под Фунди, - а это были доблестные солдаты, испытанные в боях, - не нашлось ни одного, который чем-либо нарушил бы такДолго длившийся священный обряд. Только через полтора часа авгурыобъявили, что знамения, согласно их наблюдениям над внутренностямиживотных, благоприятны для римлян: они не увидели ни малейшего пятнышка, которое могло бы быть истолковано, как плохое предзнаменование. Наконец пришла очередь кормления священных кур; должно быть, их долгомучили голодом, потому что, как только им бросили зерно, они тут же сталижадно пожирать его под шумные рукоплескания обрадованных солдат, увидевшихв хорошем аппетите кур явное предзнаменование высокого покровительстваЮпитера, Марса и Квирина, готовых помочь римскому войску. Эти благоприятные вещания вселили храбрость в души суеверных римлян; прекратились жалобы и проклятия, укрепилась дисциплина и вера вполководца. Анфидий Орест не преминул воспользоваться этим подъемомнастроения своих солдат, чтобы осуществить задуманный им план и снаименьшими потерями выйти из тяжелого положения, в которое его поставилСпартак. На следующий день после кормления священных кур и вещаний авгуров, предсказавших по внутренностям жертвенных животных победу римлян, пятьдезертиров из римского лагеря явились к Спартаку. Когда их привели к вождюгладиаторов, все они, каждый на свой лад, рассказали ему одно и то же: претор намеревается тайно выйти из лагеря этой ночью, напасть нагладиаторов, расположившихся близ Формий, разбить их, а затем быстрыммаршем двинуться в направлении Кал с целью укрыться за стенами Капуи.Дезертиры объясняли свое бегство из римского лагеря тем, что не хотелиидти на верную гибель, так как на победу они совершенно не моглинадеяться; они утверждали, что план Ореста не может увенчаться успехом, потому что Спартак, окружив римские легионы, поставил их в безвыходноеположение. Спартак внимательно выслушал дезертиров, задавая им различные вопросы, всматриваясь в их лица своими голубыми глазами, строгими и испытующими.Взгляд Спартака, пронизывающий, словно острый клинок, приводил в смущениедезертиров; они не раз путались в своих ответах Спартаку, противоречилисебе. После длительного молчания, во время которого фракиец, склонивголову на грудь, погрузился в глубокое раздумье, он поднял наконец головуи произнес, как бы рассуждая с самим собой: - Понимаю... да, так и есть... Затем, обратившись к одному из контуберналов, которых ему пришлосьназначить, - один из них находился у преторской палатки, - добавил: - Флавий, отведи их в палатку и прикажи страже наблюдать за ними. Контубернал увел дезертиров. Спартак молча постоял несколько минут, затем позвал начальника легионаАртака, отвел его в сторону и сказал ему: - Эти дезертиры - шпионы... - Да ну! - удивленно воскликнул молодой фракиец. - Они подосланы сюда Анфидием Орестом, чтобы ввести меня в заблуждение. - Неужели? - Он хочет, чтобы я поверил в россказни дезертиров, в то время как онсам поступит как раз наоборот. - А как именно? - Вот как: естественнее и логичнее всего не только для Ореста, но и длявсякого, оказавшегося в его положении, было бы попытаться прорвать нашфронт со стороны Рима, но никак не со стороны Капуи. После того как онпрорвется через фронт наших мечей с неизбежно расстроенным, ослабленнымпотерями войском и укроется в Капуе, нам будет открыт путь в Латий, покоторому мы свободно можем пройти до самых ворот Рима. Он должен двинутьсяк Риму, чтобы защитить его от нас; Рим - его база, и если Рим будет у негов тылу, он, даже с войском численностью меньшим, чем то, которым онрасполагает теперь, будет для нас серьезной угрозой. Поэтому именно с этойстороны он отважится на отчаянную попытку, а не со стороны Формий, как онжелал меня убедить через подосланных дезертиров. - Клянусь Меркурием, ты правильно рассудил. - Поэтому вечером мы оставим наш лагерь, так хорошо защищенный лесом, идвинемся по той стороне Аппиевой дороги; там мы расположимся лагерем внаиболее безопасном месте; благодаря этому маневру мы приблизимся кКриксу, на которого, если я не ошибаюсь, завтра утром римляне направятсвои основные силы. Эномай сегодня вечером покинет свой лагерь близ Формийи продвинется поближе к вражескому. - Таким образом ты еще туже затянешь петлю на шее врага, - воскликнул сискренним восхищением молодой фракиец, которому теперь стал ясен весь планвождя, - и... - И, - прервал его Спартак, - по какой бы дороге он ни пошел, я займутакую позицию, которая обеспечит мне победу. Потому что, если претордвинет свои легионы против Эномая, он подойдет ближе к Фунди, аследовательно, и к нам, поэтому мы сможем тут же оказать помощь германскимлегионам. Он призвал к себе трех контуберналов, приказав им скакать во весь опорв лагерь под Формиями, так чтобы между ними было полчаса расстояния, ипередать Эномаю распоряжение приблизиться на шесть-семь миль к Фунди; кроме того, контуберналы должны были предупредить Крикса о возможностивражеского нападения на него. Гонцы Спартака прибыли к Эномаю под вечер, и через два часа после ихприбытия войска германца с авангардом в три тысячи конников двинулись понаправлению к Фунди, соблюдая всяческие предосторожности. В полночь, вполной тишине, Эномай велел своим легионам остановиться у холма, поросшегоежевикой и полесьем, и разбить лагерь; несмотря на мелкий, пронизывающийдо костей дождь, начавшийся с наступлением ночи и не прекращавшийся втечение нескольких часов, германец приказал и первым подал пример рыть рвыи ставить частокол для нового лагеря. Все произошло именно так, как предвидел фракиец; на рассвете часовыеперед лагерем Крикса - некоторые из них стояли почти что на Аппиевойдороге - сообщили о приближении врага. Два легиона - третий и четвертый, - находившиеся при нем, вооруженные, в полной боевой готовности уже начиная с полуночи, Крикс вывел из лагеря ипостроил в боевом порядке, приказав пращникам быстро продвинуться вперед иметать в римлян дротики и камни. Как только были пущены первые дротики, Орест повел свои легионы внаступление; он тотчас же приказал велитам и пращникам выйти за интервалыглавных линий расположения легионов; растянувшись цепью, они двинулись нагладиаторов. Легкая римская пехота, пустив несколько дротиков, тотчас же отступила кглавной линии, освободив место трем тысячам кавалеристов, которые снеудержимым натиском бросились на вражеских пращников. Крикс тотчас жеприказал трубить сбор, но пехота не могла быстро отступить, и римскаякавалерия настигла врагов, внося в их ряды беспорядок и панику. Гладиаторыпонесли большие потери. В одно мгновение было убито более четырехсотчеловек; по счастью, широкий ручей преградил путь римлянам, и гладиаторыукрылись на противоположном берегу. Когда Крикс двинул первый легион к ручью, на берегу которого находиласьримская кавалерия, в нее тотчас же полетела туча дротиков, и онапринуждена была в беспорядке отступить. Орест отозвал кавалерию и стремительно направил свои легионы противлегионов Крикса, ибо ему необходимо было не только победить, но победитьбыстро, без промедления, потому что каждые лишние четверть часа даваливозможность врагам подвести подкрепления, а это погубило бы его. Поэтому римляне обрушились на гладиаторов с такой силой, что третийлегион восставших дрогнул и едва не пришел в расстройство. Гладиатороввоодушевляли пример и слова мужественного Арторикса и необычайнаяхрабрость Крикса, который, сражаясь в первых рядах, каждым ударом мечапоражал врага. Гладиаторы противопоставили натиску римлян своюбеспримерную отвагу; этот бой был необычайно кровопролитным. Небо было мрачным, серым; мелкий пронизывающий дождь лил беспрестанно; лязг оружия и крики сражающихся разносились по окрестности. Еще один римский легион направился в обход справа, чтобы ударить вофланг гладиаторов. Против него выступил четвертый легион во главе сБорториксом, но едва лишь он вступил в сражение с врагом, как последнийлегион из войска Ореста также двинулся в обход гладиаторов с другогофланга. Теперь не мужество, не бесстрашие, а численность решали судьбусражения; Крикс понимал, что через полчаса он будет замкнут в кольцо, разбит наголову и его десять тысяч воинов погибнут. Успеет ли Спартак через полчаса подоспеть ему на помощь? Этого Крикс не знал, поэтому он велел Борториксу отступать, сохраняяпорядок и продолжая сражаться; такое же приказание он дал третьемулегиону. Хотя гладиаторы и проявили невиданную доблесть, отступление все же былоне совсем организованным и связано с большими потерями; под сильнымнапором римлян гладиаторы хотели отойти в лагерь под прикрытием двухкогорт, которыми пришлось пожертвовать ради спасения остального войска. Эта тысяча галлов проявила чудеса храбрости, они умирали не толькобесстрашно, но даже с радостью; за короткое время пало более четырехсотчеловек: почти все они были ранены в грудь. Чтобы спасти остальных отверной смерти, гладиаторы, вернувшиеся в лагерь, взобрались на частокол истали метать дротики и камни в римлян в таком количестве, что тепринуждены были отступить и прекратить сражение. Тогда Орест подал знак трубить сбор и, стараясь всеми силами привести впорядок свои легионы, сильно пострадавшие от жестокого боя, длившегосяпочти два часа, приказал им, соблюдая предосторожность, идти к Пиверну. Онпоздравлял себя за примененную им военную хитрость и считал, что этотманевр заставит Спартака отойти от Таррацины и приблизиться к Формиям. Но не успел еще авангард римского войска пройти две мили по Аппиевойдороге, как пращники из легионов Спартака напали на левый фланг легионовпретора, шедших в направлении к Пиверну и Риму. Увидев это, Орест пал духом; тем we менее он приказал своим войскамостановиться, бросил часть кавалерии против пращников Спартака иодновременно выстроил четыре свои легиона таким образом-, чтобы они былиповернуты фронтом к Спартаку, а два других опирались на тыл первых, с темчтобы быть готовыми отразить атаку Крикса, так как Орест понимал, что тотснова сделает такую попытку. И действительно, как только пятый и шестой легионы гладиаторов вступилив бой с римлянами, Крикс построил свои сильно поредевшие легионы(гладиаторы понесли большие потери, много было раненых и убитых), вышел изсвоего лагеря и атаковал легионы претора. Бой был жестоким и кровопролитным. Он длился около получаса, но ниодной из сторон не удалось добиться преимущества. Вдруг на вершинаххолмов, скрывавших Фунди от взоров сражавшихся, появился авангард войскаЭномая; завидев сражение, происходившее внизу в долине, легионы Эномая сгромким криком " барра" устремились на римлян; те, окруженные с трехсторон, с трудом сдерживали все возраставший натиск численно превосходящихсил гладиаторов; они дрогнули и вскоре обратились в беспорядочное бегствопо Аппиевой дороге в направлении к Пиверну. Гладиаторы начали преследование бегущих; Спартак приказал ни на минутуне прекращать погони, с тем чтобы сковать действия вражеской кавалерии, которая не могла атаковать рассыпавшихся в разные стороны гладиаторов, неуничтожая одновременно и спасавшихся бегством римлян. Последним вместе со своим войском на поле битвы прибыл Граник, так какон стоял дальше всех. Его приход ускорил приближение полной победыгладиаторов. Граник, умный, рассудительный и опытный в военном делечеловек, получив уведомление от Крикса, направился к Аппиевой дороге, проделав между Фунди и Пиверном трудный переход, взяв направление подиагонали, приведшей его ближе к Пиверну, чем к Фунди. Он предвидел, что, придя на поле сражения последним, он застанет римлян уже разбитыми иатакует правый фланг войска претора как раз в момент их бегства. Так это ипроизошло. Побоище было беспримерным: свыше семи тысяч было убито и около четырехтысяч взято в плен. Только кавалерия, почти вся уцелевшая после сражения, укрылась вПиверне, куда за ночь сошлись изнуренные остатки разбитых легионов. Потери гладиаторов были тоже велики. Они потеряли свыше двух тысячубитыми и столько же ранеными. На рассвете следующего дня, когда гладиаторы предавали с почетом землесвоих павших в бою товарищей, претор Анфидий Орест, покинув с остаткамисвоего войска Пиверн, стремительно отступил к Норбе. Так через полтора месяца закончился этот едва начавшийся второй походримлян против Спартака; вождь гладиаторов приобрел славу грозного, наводящего страх полководца; его имя приводило в трепет римлян изаставляло серьезно задуматься сенат. Через несколько дней после сражения при Фунди Спартак собрал на военныйсовет начальников гладиаторов, на котором они единодушно признали, чтобессмысленно предпринимать что-либо против Рима, так как там каждый жительбыл солдатом, и поэтому Рим в несколько дней мог противопоставитьгладиаторам армию в сто десять тысяч воинов; было решено направиться вСамний, а оттуда в Апулию, пройти через эти области, где гладиаторамтеперь ничто не угрожало, с тем чтобы собрать там всех рабов, восставшихпротив своих угнетателей. Осуществляя этот план, Спартак во главе своего войска беспрепятственнопрошел через Бовиан, вступил в Самний и оттуда короткими дневнымипереходами направился в Апулию. Тем временем распространившиеся в Риме вести о поражении претора Орестапод Фунди повергли в страх жителей Рима. Сенат, собравшись на секретноезаседание, стал обсуждать вопрос о том, как покончить с этим восстанием, которое сначала представлялось смехотворным мятежом, а в действительностипревратилось в серьезную войну, запятнавшую позором римское войско. Каково было решение сенаторов, осталось тайной, известно было толькото, что ночью того дня, когда состоялось заседание сената, консул МаркТеренций Варрон Лукулл в сопровождении немногих слуг, без знаков отличия иликторов, как частное лицо, выехал верхом через Эсквилинские ворота ипоскакал по Пренестинской дороге. Через месяц после сражения под Фунди Спартак со своим войскомрасположился близ Венусия и занялся обучением двух легионов, один изкоторых состоял из фракийцев, а другой - из галлов; свыше десяти тысячрабов этих двух национальностей стеклось за месяц из апулийских городов влагерь гладиаторов; около полудня Спартаку доложили о прибытии в лагерьпосла римского сената. - О, клянусь молниями Юпитера? - воскликнул Спартак, и глаза егозасияли радостью. - Неужели так низко пала латинская надменность, чторимский сенат решился вступить в переговоры с презренным гладиатором? И через минуту добавил: - О, клянусь великими богами Олимпа, видимо, я человек достойный исовершил в своей жизни немало важных и доблестных дел, если они удостоилименя такой чести и дали возможность испытать такое удовлетворение! И он накинул на плечи свой плащ темного цвета - императорские знакиотличия он надевал только в торжественные дни, чтобы доставитьудовольствие своим легионам, - сел на скамейку, стоявшую у входа в егопалатку, перед преторской площадкой и, повернувшись к Арториксу, Эвтибидеи другим пяти или шести своим контуберналам, которые сопровождали его вовремя прогулок, стал дружески беседовать с ними. В это время егооповестили о прибытии посла от сената, тогда Спартак сказал своимсобеседникам улыбаясь: - Простите меня, я должен покинуть вас, хотя ваше общество мне было быгораздо приятнее, чем встреча с послом из Рима, но мне необходимовыслушать его. Попрощавшись со своими товарищами дружеским жестом руки, он, улыбнувшись, обратился к декану, доложившему о прибытии посла от сената: - А теперь вели проводить сюда этого римского посла. Посол прибыл на преторскую площадку в сопровождении четырех своих слуг.Согласно обычаю, на глазах у них были повязки, за ними шли гладиаторы, указывавшие им дорогу. - Теперь, римлянин, ты находишься на претории нашего лагеря, переднашим вождем, - сказал декан, обращаясь к человеку, назвавшему себяпослом. - Привет тебе, Спартак, - тотчас же внушительно и уверенно произнесримлянин. Он сделал приветственный жест, полный достоинства и направленныйв ту сторону, куда он был обращен лицом и где, как он предполагал, находился Спартак. - Привет и тебе, - ответил Спартак. - Мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз, - добавил посол. - Мы останемся с тобой наедине, - ответил Спартак. И, обратившись к декану и солдатам, которые сопровождали пятерыхримлян, сказал: - Отведите их в соседнюю палатку, снимите повязки с глаз и накормите. Когда декан, гладиаторы и спутники посла удалились, Спартак подошел кримлянину, развязал повязку, закрывавшую ему глаза, и, указывая рукой надеревянную скамью, стоявшую напротив той, на которой сидел он сам, произнес: - Садись, ты можешь теперь беспрепятственно рассматривать и изучатьлагерь презренных и ничтожных гладиаторов. Спартак снова сел; он не спускал испытующего взгляда с присланного кнему из Рима патриция. О том, что это был патриций, свидетельствовала егоотороченная пурпуровой полосой ангустиклава. Посол был человек лет пятидесяти, высокого роста, крепкий и несколькотучный; волосы у него были седые, коротко подстриженные, черты лицаблагородные и выразительные; осанка величественная и даже надменная; ему, как видно, хотелось скрыть эту надменность изысканной любезностью, проявлявшейся в улыбке, жестах, в том, как он склонял голову, когдаотвечал Спартаку. Как только фракиец снял с его глаз повязку, он сталвнимательно всматриваться в лицо вождя гладиаторов. Оба молчали, рассматривая друг друга. Спартак заговорил первым: - Садись же; правда, эта скамья ничуть не похожа на курульное кресло, ккоторому ты привычен, но сидеть на ней тебе будет все же удобнее, чемстоять. - Благодарю тебя от всего сердца, о Спартак, за твою любезность, -ответил патриций, садясь напротив гладиатора. Римлянин смотрел на огромный лагерь, расстилавшийся перед его глазами; с возвышенности, на которой был расположен преторий, лагерь был весь какна ладони. Посол не мог сдержать вырвавшегося у него восклицания удивленияи восторга. - Клянусь двенадцатью богами Согласия, я никогда еще не видал такоголагеря. Только лагерь Гая Мария под Акве Секстиле, возможно, мог с нимсравниться! - О, - ответил с горькой иронией Спартак, - то был римский лагерь, а мывсего лишь презренные гладиаторы. - Я пришел к тебе не для того, чтобы ссориться с тобой; не для того, чтобы оскорблять тебя и выслушивать от тебя оскорбления. - с достоинствомответил римлянин. - Оставь, о Спартак, иронию, я действительно восхищен. И он умолк. Долго глазами опытного, старого солдата рассматривал онустройство лагеря. Затем, повернувшись к Спартаку, сказал: - Клянусь Геркулесом, Спартак, ты не был рожден для того, чтобы бытьгладиатором. - Ни я, ни шестьдесят тысяч обездоленных, находящихся в этом лагере, нимиллионы равных вам людей, которых вы с помощью грубой силы обратили врабство, не были рождены, чтобы стать рабами себе подобных. - Рабы были всегда, - ответил посол и, как бы в знак сочувствия, покачал головой, - с того самого дня, как человек поднял меч, чтобыпоразить своего ближнего. Человек человеку зверь по своей природе, посвоему характеру; верь мне, Спартак, твои мечты - несбыточные мечтанияблагородной души: таков закон человеческой природы; должны существоватьгоспода и рабы; так было и так будет всегда. - Нет, не всегда существовало это постыдное различие, - с жаромпроизнес Спартак. - Оно началось с того дня, когда земля пересталаприносить плоды своим обитателям; с того дня, когда земледелец пересталвозделывать землю, на которой родился и которая должна была кормить его; стого дня, когда справедливость, жившая среди сельских жителей, покинулаполя, это свое последнее убежище, и удалилась на Олимп; тогда-то иродились неумеренные аппетиты, неудержимые страсти, роскошь, бражничество, раздоры, войны, истребление... - Ты хочешь вернуть людей в их первобытное состояние. И ты надеешься, что сможешь достигнуть этого? Спартак молчал; он был потрясен, он пришел в ужас от этого страшного всвоей простоте вопроса, который как будто раскрыл ему неосуществимость егоблагородных мечтаний. Патриций продолжал: - Если бы к тебе присоединился даже всемогущий римский сенат, то итогда не восторжествовало бы задуманное тобой дело. Только богам даноизменить человеческую природу. - Но если, - возразил Спартак после нескольких минут раздумья, - наземле неизбежно существование богатых и бедных, то разве также неизбежно исуществование рабства? Разве необходимо, чтобы победители потешались иликовали при виде того, как несчастные гладиаторы истребляют друг друга? Неужели этот кровожадный и жестокий животный инстинкт являетсянеотъемлемым свойством человеческой природы, разве он необходимый элементчеловеческого счастья? Теперь умолк и римлянин; он был поражен справедливостью вопросовгладиатора; склонив голову на грудь, он погрузился в глубокое размышление. Спартак первым нарушил молчание, обратившись к собеседнику: - Какова цель твоего приезда? Патриций пришел в себя и ответил: - Имя мое Гай Руф Ралла, я принадлежу к сословию всадников и прислан ктебе консулом Марком Теренцием Варроном Лукуллом с двумя поручениями. Спартак улыбнулся; улыбка его выражала насмешку и недоверие. Он тотчасже спросил римского всадника: - Первое? - Предложить тебе на основании соглашения с тобой вернуть нам римлян, взятых тобою в плен в сражении при Фунди. - А второе? Посол, казалось, смутился; он открыл было рот, намереваясь что-тосказать, но колебался и наконец Промолвил: - Я желал бы, чтобы ты сначала ответил на мое первое предложение. - Я верну вам четыре тысячи пленных в обмен на Десять тысяч испанскихмечей, десять тысяч щитов, Десять тысяч панцирей и сто тысяч дротиков, отлично сделанных вашими лучшими оружейниками. - Как? - переспросил Гай Руф Ралла, и в его голосе послышалосьодновременно и изумление и негодование. - Ты требуешь... ты желаешь, чтобымы сами снабдили тебя оружием для продолжения войны с нами? - И повторяю тебе, я требую, чтобы это было самое лучшее оружие; онодолжно быть доставлено в мой лагерь через двадцать дней; в противномслучае эти четыре тысячи пленных не будут вам возвращены. Через минуту он добавил: - Я мог бы заказать это оружие в соседних городах, но на это уйдетслишком много времени, а мне необходимо как можно скорее полностьювооружить еще два легиона рабов, пришедших за последние дни, и... - И именно поэтому, - ответил разгневанный посол, - пленные останутся утебя, а оружия ты не получишь. Мы - римляне, и Геркулес Мусагет и АттилийРегул научили нас своими деяниями, что даже ценою любых жертв никогда неследует делать того, что может принести пользу врагу и вред-родине. - Хорошо, - спокойно ответил Спартак, - через двадцать дней вы мнепришлете требуемое оружие. - Клянусь Юпитером Феретрийским, - с трудом сдерживая гнев, воскликнулРуф Ралла, - ты, верно, не понял того, что я тебе сказал? Ты не получишьоружия, повторяю тебе: не получишь! А пленные пусть останутся у тебя. - Так, так, - нетерпеливо сказал Спартак, - посмотрим. Изложи мневторое предложение консула Варрона Лукулла. И он снова иронически улыбнулся. Римлянин несколько минут молчал, затем спокойно, почти мягко ивкрадчиво, произнес: - Консул поручил мне предложить тебе прекратить военные действия. - О! - невольно вырвалось у Спартака. - Интересно, на каких жеусловиях? - Ты любишь и любим одной знатной матроной прославленного рода, ибо родВалериев происходит от сабинянина Волузия, пришедшего в Рим с Тацием вцарствование Ромула, основателя Рима, а Волузий Валерий Публикола былпервым консулом Римской республики. При первых словах Руфа Раллы Спартак вскочил, лицо его пылало, глазагорели гневом; затем он понемногу успокоился, сразу побледнел, снова сел испросил у римского посланника: - Кто это сказал?... Что об этом может быть известно консулу? Какоедело вам до моих личных отношений? При чем они в делах военных, припереговорах о мире, который вы мне предлагаете?.. Услышав эти вопросы, посол смутился; в нерешительности он произнеснесколько односложных слов; наконец, приняв твердое решение, он быстро иуверенно сказал: - Ты любишь Валерию Мессалу, вдову Суллы, и любим ею, и сенат, чтобыизбавить ее от порицания, которое она могла бы навлечь на себя этойлюбовью, готов сам просить Валерию стать твоей женой; когда ты будешьженат на любимой женщине, консул Варрон Лукулл предложит тебе правовыбора: пожелаешь ты проявить свою доблесть на поле брани - ты отправишьсяв Испанию в звании квестора под началом Помпея; предпочтешь спокойнуюжизнь под сенью домашних лар, - ты будешь назначен префектом в один изгородов Африки, по своему выбору. Туда ты сможешь взять к себе и Постумию, дитя твоей греховной связи с женой Суллы; в ином случае ребенок будетпоручен опекунам Фавста и Фавсты, других детей диктатора, и ты не толькопотеряешь право называть ее своей дочерью, но и всякую надежду на то, чтокогда-нибудь ты сможешь обнять ее. Спартак встал; левую руку он поднял на уровень подбородка, а правойприглаживал бороду; на его губах играла насмешливая улыбка, глаза горелигневом и презрением, он не сводил их с посла, внимательно слушая все, чтотот говорил. Даже когда римлянин умолк, гладиатор продолжал смотреть нанего в упор, временами покачивая головой и постукивая правой ногой

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: