О зерновых балансах и оценках урожайности в СССР в 1931—1933 гг.

На протяжении этого периода потребности советского правительства в зерне значительно превышали возможности крестьян обеспечить зернопоставки. Планы все время принимались крайне претенциозные, и они неизменно недовыполнялись, даже в урожайные годы. Невыполнение планов производства зерна диктовало необходимость снижать расходование и корректировать запасы, чтобы обеспечить баланс между производством и потреблением. Баланс в любом случае должен был соблюдаться, а уж каким образом он подводился — в этом отражалась сама суть советской политики того времени.

К началу 1930-х годов становится очевидно, что непосредственной и очевидной реакцией правительства на трудности с зерновым балансом было стремление отделить заготовительные планы от планов производства зерна, взваливая всю ответственность за недовыполнение поставок на крестьянство, которое, как утверждалось, значительно снизило усилия по их обеспечению. Если такое снижение действительно имело место, и проблема состояла лишь в преодолении нежелания крестьян продавать государству «излишки» зерна, то для достижения желаемых результатов требовалась большевистская мобилизация всех сил для усиления давления на крестьянство. Однако крестьяне, естественно, заявляли, что никаких «излишков» нет, и дело не в желании или нежелании. Они утверждали, что усиливающееся давление ограничивает саму возможность крестьян производить больше зерна, поскольку в результате в деревне остается недостаточно зерна на семена, на фураж для содержания продуктивного скота, наконец, остается слишком мало хлеба для пропитания самого сельского населения. По мере усиления разногласий между чиновниками, ведавшими хлебозаготовками, вопрос об уровне производства зерна и о балансе между производством и потреблением оказывался все в большей зависимости от политики и субъективных факторов.

В этих обстоятельствах отношение правительства к статистике по зерну и зерновым балансам было сложное. Это была не просто двойная бухгалтерия, когда на публику выдавались причесанные цифры, а реальные данные, которыми приходилось оперировать экономистам, держались в секрете. Степень закрытости была такова, что очень проблематично было говорить об истинных и фальсифицированных цифрах. На практике существовало по меньшей мере три уровня, на которых использовались разные данные и балансы. Были плановые цифры, частью опубликованные, в большей степени — нет. Была оперативная отчетность по закупкам, опять же частично публикуемая, а большей частью — нет. Наконец, были цифры, которые центральное политическое руководство использовало для постановки и корректировки стратегических задач в области закупок и реализации зерна, подведения зерновых балансов. Данные этой группы практически полностью были засекречены, и уровень секретности был выше, чем по первой и второй группам цифр. Принятие стратегических решений и доступ к информации, на основе которой могли приниматься такие решения, были исключительной прерогативой Политбюро.

В начале 1930-х годов из тактических соображений правительство часто прибегало к публичным утверждениям, что в планах поставок и реализации никаких изменений не предвидится и что никакие аргументы в пользу увязывания поставок с хлебофуражными балансами приниматься в расчет не будут. Однако между собой на высшем уровне постоянно велись разговоры о таком увязывании, и мы теперь знаем, что правительство мало-помалу склонялось к этому. В конце концов была признана необходимость скорректировать планы до определенной степени, и хотя этого, конечно, недостаточно для объяснения бедствий и голода в деревне, важно иметь в виду, что правительство неоднократно (и секретно) корректировало свою политику.

Вопрос о соотношении производства и потребления зерна был весьма политизирован еще в середине 1920-х годов. Уже в 1926 г. острые разногласия по этому вопросу побудили советское правительство монополизировать право оценивать производство и потребление зерна¹. Оценки зерновых балансов, которые после этого производились, и тот способ, которым эти оценки доводились до широкого населения или даже до отдельных его категорий, были полностью подчинены политическим интересам. Для нас важно иметь ясное представление о различных видах балансов, использовавшихся в тот период, о политических обстоятельствах, в которых они использовались, а также о том, насколько достоверны и сопоставимы данные всех этих балансов².

Важно видеть разницу между предварительными, ориентировочными (плановыми) балансами, текущими балансами (предварительными и окончательными) и стратегическими балансами (стоящими над уровнем текущего планирования). Окончательный текущий баланс теоретически имеет как минимум две составляющие: окончательные показатели производства, которые выясняются ко времени уборки урожая (скажем, июль года — х); окончательные данные по расходованию, которые становятся известны лишь спустя год, т.е. к июлю года х+1. На практике все не так просто, в результате вмешательства государства данные по урожайности все время сильно искажались на протяжении всего периода, когда они были необходимы для текущего планирования. Осинский это называл «психологией планового конструктивизма»: «раз план должен быть выполнен и даже перевыполнен, следовательно, план и является в конце концов результативной цифрой»³. Отсюда наметилась тенденция подмены статистических данных текущими оценками, исходящими из выполнимости планов и не имеющими оперативно-планового значения. Та степень, до которой реальные данные подвергались этим «планово-конструктивистским искажениям», частично зависела от влиятельности политических структур, производивших подсчеты, а частично от того, какое политическое значение придавалось этим цифрам⁴. Обычно подобные конструктивистские поправки к плану снимались в конце сельскохозяйственного года, когда эти цифры больше не имели значения для текущего планирования, когда такое значение было уже за данными по урожайности на следующий год. Фактически снижение показателей урожайности предыдущего года обслуживало политический интерес в следующем году. Урожай текущего года должен был выглядеть более солидным по сравнению с предыдущим, что позволяло рассчитывать на успешное выполнение плана заготовок. Считалось, что низкие оценки заготовок способствовали сокрытию или потерям зерна, в то время как высокие контрольные цифры, рассчитанные по биологически оптимальной урожайности, должны побуждать крестьян работать более добросовестно. Это общее соображение, которое необходимо принимать во внимание, когда работаешь с советскими данными по зерну; но в 1931 — 1933 гг., когда проблема хлебозаготовок приобрела огромное политическое значение, имело место особенно сильное искажение текущих данных по урожайности.

Правительство не всегда было в состоянии подняться над проблемами текущего планирования и сосредоточиться на стратегическом понимании ситуации. Но то обстоятельство, что в январе 1932 г. было создано ЦУНХУ и перед ним была поставлена задача преодолевать перекосы в текущем планировании, свидетельствует о том, что данная проблема, по крайней мере, осознавалась. Более того, те способы, какими вносились изменения в текущее планирование, могут свидетельствовать об определенном уровне стратегического мышления в центре, хотя, бесспорно, это было связано и с большим политическим весом того, кто предлагал эти изменения. Однако центр стремился отделить стратегию от текущего планирования, сделав первую куда менее общедоступной.

В то время использовались различные виды зерновых балансов, широкий хлебофуражный баланс, чисто сельскохозяйственный баланс, а также ряд несельскохозяйственных балансов. Широкий хлебофуражный баланс отражает как сельскохозяйственное использование (семена, фураж и крестьянские нужды), так и несельскохозяйственное использование (городское потребление, промышленные нужды, экспорт, армия, несельскохозяйственное деревенское потребление и т.д.). Широкий баланс включает в себя зерновой баланс, фуражный баланс, равно как и мучной баланс, т.к. он может быть просчитан и в зерновом, и в мучном эквиваленте. В последнем случае некоторая поправка должна быть сделана на потери при помоле и мельничное потребление. Сельскохозяйственный баланс может включать максимальный биологический урожай с учетом потерь при уборке и статей расхода на сельскохозяйственное производство: семена, корма и продовольствие для рабочей силы в сельском хозяйстве. Несельскохозяйственные балансы включают несельскохозяйственные компоненты хлебофуражного баланса, а также текущий баланс, отражающий получение государством зерна и его расходование.

Важно отметить, что баланс по зерну, получаемому государством, становился ближе по сути к несельскохозяйственному зерновому балансу, но это не одно и то же. Сельскохозяйственный сектор не полностью совпадал с сельским сектором, и внутри того и другого были определенные статьи расходования государственного зерна. Несельскохозяйственный сектор города, и в особенности деревни, получал зерно из сельскохозяйственного сектора также и по другим статьям, не связанным с государственным расходованием. В тот период наблюдалась нарастающая тенденция отождествления получаемого государством зерна и товарного зерна. С падением частной торговли эти категории действительно сблизились, однако полное совпадение им было не суждено, за что говорило появление колхозных рынков и возвращение части поставленного государству зерна в деревню в качестве семян, кормов и в целях стимулирования поставок другой продукции.

Наконец, надо видеть различие между балансами макроуровня, общенационального масштаба, и микроуровня, сведенными в масштабах одного хозяйства, объединения хозяйств или региона. До 1931 г. местным властям, в ведении которых были колхозы, совхозы, совхозные тресты, хозяйственная жизнь регионов в целом, предлагалось составлять свои микробалансы, помогающие учитывать и планировать. Но в 1931 и 1932 гг., когда эти местные балансы стали использоваться для обоснования претензий на снижение заготовительных планов и получение большей помощи от центра, данная практика стала подвергаться все более шумному осуждению. Партийно-государственное руководство не уставало гласно утверждать, что план имеет верховенство над всеми местными расчетами зерновых балансов и что не должно быть никакой связи между хлебофуражным балансом и планами хлебозаготовок.

Как отмечалось выше, архивы показывают, что несмотря на постоянные гласные заверения правительства, что никаких изменений в планах не предпо лагается, в верхах негласно все чаще обращались к идее увязывания хлебофуражного баланса с заготовительными планами. Конечно, размах проработки этой идеи был недостаточен, чтобы избежать массового голода, но сам факт обращения к ней отрицать было бы неправильно. Политическое руководство не пошло на открытое признание данного факта, равно как и на более тщательную проработку данной идеи в рамках формирования стратегии, и это было одной из главных причин трагедии голода, которая разворачивалась в тот период.

Настоящее приложение начинается с 1) краткой истории хлебофуражных балансов и оценок урожайности на протяжении этого периода. 2) Затем рассматриваются балансы получаемого государством зерна и его расходования. 3) Наконец, дается очень краткий обзор балансов микроуровня, которые подводились в то время: на уровне колхоза, совхоза, региона.

⇐ Предыдущая919293949596979899100Следующая ⇒

Поделиться: