Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Глава 4. Бесценные ценности или что хранится в карманах детства
Красный петух. Октябрь золотой. А одежду застегивали не на пуговицы, Все помнят, а если забыли, знают или слышали: к детским сокровищам, прежде всего, относится то, что падает - снег, дождь, тополиный пух, золотые листья… Или то, что взлетает - пушистые парашютики с шапочками одуванчиков, стрекозы, шары на веревочках. Есть редкие предметы, соединяющие в себе оба эти преимущества, например, мыльные пузыри. Сберегаемое ребёнком бесконечно индивидуально. Мои карманы в первом классе были перепачканы сережками тополей - наилучшего материала для красных чернил, которые мы из них изготовляли или только собирались изготовлять, что, в принципе, одно и то же. Не менее разнообразны фольклорно-окультуренные пристрастия целых поколений, отраженные в идеях их захоронений. Несколько лет назад в городе Екатеринбурге я получила дар от выросшей девочки с лесным именем Олеся. Это был предметный отголосок её детского «секретика». Подробное описание этого сокровища хранится в книге М.В.Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых» в главе о детских «секретиках». Мне же довелось узнать, сколь продолжительна память о его ценности и в других возрастных измерениях. Почему падающее и взлетающее особенно волнует? Ты застал их движущимися, живыми! Или сам запустил их в воздух, сам сотворил движение. С очень раннего возраста ребёнку доступны невидимые ценности. У Аделаиды Герцык, глубокого и вдумчивого поэта Серебряного века, в прозаическом очерке, посвященном миру детства, спрятаны размышления о сложном ритме общения взрослого и ребёнка, постоянно нуждающегося не только в любви, но и в осмыслении. Помните Архотку? Могла ли мама сердиться на сына, познавшего ценность невидимого? Ах, если бы теперь сообщить всем растущим мамам, как недопустимо окриком отвлекать напряженно сосредоточенного или в пространство лепечущего малыша… Ведь в этот момент он может упасть с Архотки на полном скаку! Ещё одна невидимая ценность, насущная для ребёнка - неспешное время. Ведь мы его постоянно торопим: «Скорее, опаздываем, быстрее… сколько можно…» Только подумать, в каких словах сконцентрировано каждодневное чувство времени в малыше. Невозможно развернуть перед растущим человеком ценности взрослого мира, не признавая, небрежно относясь к ценностям детства. Не одна ли из причин печального вырождения ценностных векторов взрослого мира - оскудение ценностей детства?.. Бесценная ценность детства - это то третье (видимое или невидимое), что образно протягивает друг другу детская и взрослая ладонь, то, на чем могут выстраиваться миры, одаривающие и тех, и других. Иногда взрослые, анализируя свою жизнь с ребёнком, ищут причины в вещах, доступных взгляду рациональному. И очень редко кто догадывается о тех совершенно алогичных моментах, которые могут задать счастье отношений на всю жизнь. На основе сохранения ценного в самом простом, выделен главный предмет-помощник в книге Шалвы Амонашвили «Амон-Ра». Мальчик умел видеть в простом камешке камень-письмо, таящий сокровенные подсказки. И это умение предопределило его путь. Все думаю: почему нехитрые вещи раннего детства бывают нам так дороги? Полагаю, что потом мы выбираем вещи, а в первые годы они приходят к нам как бы сами и гораздо чаще, чем потом бывают эти встречи. Если в уголке обычного сада вам вдруг встретится мальчик с палочкой в руках, которую он поначалу поднес к губам, будто дудочку, будьте бережны. «Говорят, что мальчик с флейтой появляется в самых неожиданных местах. И там, где он появляется, обязательно происходит чудо! » (Зинаида Миркина «У костра гномов»). Глава 5. ИГРЫ С ГУЛЛИВЕРОМ Брат мой, тело, ты меня одело… УВИДЕТЬ НЕДОСЯГАЕМОЕ Телесное соотношение взрослых и детей в каждодневности напоминает бесчисленное число ситуаций из путешествий Гулливера. Пользуясь щедростью воспоминаний моих друзей, полагаю, что часть из них замечало особенности своего размера в этом мире. Чего только стоит наблюдение питерского мальчика, ещё не отрока, который вдруг заметил, что подоконник перестал доставать его коленки. Или воспоминание уже взрослого человека о том великом удивлении выросших рук, торчащих из давно любимой и бессменно служащей уличным проказам кофточки… Мои детские представления о размерах окружающего мира кажутся мне теперь несколько парадоксальными. Я скорее понимала, чем чувствовала, что окружающие меня родные люди и предметы гораздо больше меня, но и маленькой я себя вовсе не ощущала. Возможно, это происходило потому, что мы жили в столь узком, насыщенном необратимыми и древними предметами пространстве, где меня так часто переселяли не только по горизонтали этой маленькой комнаты, но и по её вертикали - к необычайно высокому потолку, на книжную полку или шкаф. Думаю, это в прямом и переносном смысле позволило иметь способность к различным точкам зрения, способность видеть вещи под разным углом и на разных уровнях высоты… Любовь моих бабушки и дедушки ко мне была настолько проявлена в каждом дне, что наши отношения мне казались планетными. Я совершенно четко чувствовала себя планетой между ними и, как это ни странно звучит (понятия «ровесники», конечно, не было во мне), но они казались мне совершенно равными. Я не чувствовала их ни большими, ни старшими, а равными по общению внутреннему. Полагаю, что чем щедрей, чем многообразней, философски насыщенней, поэтически внутренне оформлено, и даже художественно отражено телесное общение взрослого и ребёнка, тем больше оно одаривает, постепенно накапливаясь, - ребёнка, а взрослого - сразу. Самая поэтичная мама, с которой посчастливилось мне встретиться - Аня Бражкина, укачивая своего первенца, приговаривала: «А это - блажь моря, а это - блажь ветра, это - блажь полета…» Вот, послушайте, как гениально вспоминает о своем детстве юноша: «Помню, как один раз мной играли папа и дедушка. Большие, мягкие руки меня перекидывали, и я видел недосягаемое - то, что лежит на шифоньере. Это было так высоко, так нереально. Помню, что если держаться за чью-то руку, ходить гораздо легче…» ЛАДОШКА МАЛЕНЬКАЯ И БОЛЬШАЯ Воспоминания детей очень часто продолжают храниться именно в руках любящих их взрослых. Однажды мне рассказали, как руки бабушки помогли её внуку воспринять многомерность окружающего мира не только в пространстве, но и во времени. Анатолий Берштейн как-то подчеркнул рембрандтовское видение детьми рук близких людей, возможно оттого, что они находятся на уровне глаз растущего человека… И ещё одно замечательное воспоминание Лидии Корнеевны Чуковской о своем отце: «Рукам его довериться можно вполне. Вовремя подхватят, никогда не уронят, не сделают больно. Правда, завязать мне капор под подбородком, или всунуть в свои манжетки запонки, или изжарить яичницу, выгладить рубашку, упаковать чемодан - руки эти никогда не умели. Такие длинные, гибкие пальцы - а этого они не умели… А мучительства! Любимая наша игра. Уше-вывертывание. Голово-отрубание. Пополам-перепиливание (ребром руки поперек живота). Шлепс-по-попе. Волосо-выдергивание… Надежные руки, большие, полные затей, с чисто-чисто промытыми круглыми ногтями. И всегда, даже на морозе, горячие…» Особое место в обликах детства занимают усы, бороды и шевелюры родных и близких. Кому не запомнились игры в лошадки с длинными волосами, когда можно уютно расположиться у неё за спиной, облокачиваясь на спинку мягкого кресла и делать то прически, то заплетать косички гривы… Все реже достается счастье плетения нитей из длинной дедушкиной бороды. Возможно, эти игры очень значимы тем, что дарят тепло настоящего и дремучесть древности одновременно. Однажды мне рассказывали, как малыш, у которого кроватка была как футбольное поле, и стояла она вплотную к кровати родителей, засыпая, непременно протягивал ручки к волосам мамы, и зарывался в них, и только так засыпал… Когда мама подстриглась по моде, пришлось укладывать малыша рядом - из своей кроватки он не дотягивался теперь до прически мамы, и не мог уснуть. И не было возможности вернуть обратно ту счастливую шевелюру мамы, и ещё более счастливого ребёнка. Шестилетний главный герой Марселя Пруста «В сторону Свана» настоятельно ждёт каждый день перед сном возможности поцеловать свою маму. Для него это является средоточием, итогом сегодня, мостом перехода в будущее. Думаю, это происходит потому, что поцелуй - это то, что являет и возвращает целостность. Поэтому мы целуем ребёнка в место ранки - чтобы зажила, вновь стала целой… |
Последнее изменение этой страницы: 2017-04-12; Просмотров: 388; Нарушение авторского права страницы