Ганс Сакс (Hans Sachs, 1494—1576)

 

Крупнейшим поэтом немецкого бюргерства эпохи Возрождения был Ганс Сакс. Его литературная деятельность была лишена черт профессионализма. Сакс не жил литературным трудом. Будучи потомственным ремесленником, он занимался художественным творчеством на досуге, читательской аудиторией его был ремесленный люд, к которому он обращался с поэтическим словом в целях поучения.

Родиной Сакса был Нюрнберг, один из наиболее развитых городов средневековой Германии. Жители его пользовались относительной свободой. Они были непосредственно подчинены императору и не зависели от произвола князей. Сакс с детских лет дышал свободным воздухом Нюрнберга, и это придало его проведениям гуманистическую, жизнерадостную настроенность. Сакс родился в семье состоятельного портного и получил хорошее по тем временам образование. Он закончил латинскую школу, где приобрел познания в греческом и латинском, ознакомился с основами арифметики, астрономии, грамматики и других паук. Затем Сакса отдают в обучение сапожнику.

Приобретя необходимые навыки в сапожном ремесле, он в целях усовершенствования своего мастерства в течение ряда лет странствует по Германии. Перед молодым подмастерьем открылся новый мир. Умудренный жизненным и профессиональным опытом, Сакс в 1516 г. вернулся в Нюрнберг. Он успешно сдает экзамен на звание мастера, женится, втягивается в неторопливую городскую жизнь.

Интерес к художественному творчеству обнаружился у Сакса рано. Еще в юношеские годы, до периода своих странствований, он познакомился с основами творчества мейстерзингеров.

Мейстерзанг —искусство ремесленников, тесно связанное с жизнью, с уставом средневекового цеха. Мейстерзингеры допускали в свое общество только людей своего сословия. Кроме того, каждый новичок, чтобы быть полноправным членом «поэтического братства», обязан был выдержать серьезное испытание. Ему необходимо было освоить сложную систему стихосложения и пения (так называемую табулатуру). Ремесленная поэзия носила строго кастовый, нормативный характер. Мастером в области поэтического искусства являлся лишь тот, кто до тонкостей знал все правила. Испытание в мастерстве было публичным. Во время исполнения песни собственного сочинения претендент на звание мейстерзингера подвергался строгому контролю. Специально назначенные люди фиксировали малейшие отклонения от табулатуры. Песни сочинялись в определенном стихотворном размере и на определенную мелодию. Материал для своего творчества мейстерзингеры черпали из Библии, из Евангелия. Однако постепенно в их поэзию стали проникать светские мотивы, заимствованные из художественной литературы, из сочинений исторического характера и даже из жизни. Тем не менее произведения мейстерзингеров никогда не поднимались до лучших образцов гуманистического искусства, они были проникнуты религиозным дидактизмом, в них слабо проникала реальная действительность.

Ганс Сакс представляет исключение. Он широко раздвинул пределы мейстерзанга, вдохнул в него конкретную жизнь. Его лучшие песни также написаны в назидательных целях, но в основе их лежит обычно конкретное жизненное наблюдение. Именно правдивыми жизненными зарисовками ценно творчество Сакса-мейстерзингера. Реальная жизнь предстает в нем нередко в своих существенных социальных противоречиях. В песне «Черт на танцах (Der Teufel sucht ihm ein Ruhstatt auf Erden) налицо нравоучительная тенденция, но главная ее ценность — в колоритных, жизненно правдивых деталях, несущих обличительную нагрузку. Черт, покинувший ад, решил хоть немного отдохнуть на земле в тихом месте. Но, оказывается, «тишины» мало и тут. В замке, где он появился, царят пьянство, разврат, чинопочитание и т. п. Не лучше положение и в обители аббата. Правда, и в замке, и в суде, и в церкви Сакс находит отдельных «праведников», но нарисованная им неприглядная картина действительности остается, она настраивает читателя на критическое отношение к феодальному строю. В мейстерзингерских песнях Сакс рисует правдивые портреты взяточников-нотариусов, священников-сластолюбцев и чревоугодников, трудолюбивых, но лукавых ремесленников. Явления современной ему жизни поэт оценивал с точки зрения интересов парода. Его творчество было народным, согретым демократическим идеалом.

Саксом, по его собственным подсчетам, было написано свыше 4000 песен в стиле мейстерзанга. Однако он не включил их в сборники своих сочинений, очевидно не считая их лучшей частью своего художественного наследия.

Когда в Германии началась Реформация, Сакс смело и энергично поддержал Лютера. В 1523 г. выходит в свет его апологетическое стихотворение «Виттенбергский соловей» (Wittenbergische Nachtigal), изобилующее дерзкими выпадами против католицизма. Поэт страстно пропагандирует в нем учение Лютера. Выступление Лютера против папства, католической церкви он сравнивает с соловьиным пением, которое «возвещает царство дня», знаменует «конец ночи». Соловьиные трели привели в ярость льва (папу), хищных волков (многочисленную стаю попов всех рангов), ядовитых гадюк (монахов). Ободренное соловьем, «вышло из оцепенения овечье стадо» (народ), многие столетия послушное воле своих католических пастырей. Непослушание овец особенно пугает церковных владык: некого дальше будет стричь.

Сакс верит, что учение Лютера, несмотря на то, что его приверженцев «заковывают в кандалы», победит.

«Виттенбергский соловей» — не единственное произведение писателя в защиту идей Реформации. Он выпускал листовки, в которых в доступной народу форме вскрывал неприглядную сущность католической церкви. В 1527 г. он распространил «Чудесное пророчество о папстве» (Wunderliche Weissagung von dem Papsttum), в котором предсказывал, что папская курия неминуемо рухнет под тяжестью своих злодеяний. Большая популярность смелого сочинения Сакса встревожила нюрнбергский магистрат. Правители города боялись народных волнений. На политическом небосклоне Германии еще видны были отблески пожара Крестьянской войны. Городские власти скупили «Чудесное пророчество», а автору предложили впредь заниматься лишь ремеслом.

Сакс не прекратил, однако, своей литературной деятельности. Он рассматривал художественное творчество как общественное служение. Ему важно было не только писать, но и печататься.

Для этого необходимо было умилостивить разгневанный ма гистрат. В 1530 г. Сакс сочиняет «Похвальное слово городу Нюрнбергу» (Lobspruch der Stadt Nü rnberg). Преследующее определенные цели, оно тем не менее написано с искренним чувством. Сакс действительно любил Нюрнберг, восхищался его прошлым и настоящим. Отсюда подробное перечисление всех достопримечательностей города — мощеных улиц, каменных мостов, колодцев, зданий, городских часов и т. д. Сакс сделал точные арифметические подсчеты, заставил поэтически зазвучать язык сухих цифр. Он превознес мудрость магистрата, его честность, неусыпное бдение о благе горожан. Его «Похвальное слово» понравилось городским властям, и с поэта был снят запрет печататься.

 

Сакс влюблен не только в город, но и в его быт. Спокойная, сытая, благонравная бюргерская жизнь рассматривается им как своеобразная норма человеческого общежития. Сакс не стремится ни к чему иному. Здесь его симпатии и идеалы. Разумеется, он видит в бюргерской действительности немало недостатков, но разумность бюргерского уклада не вызывает у него никакого сомнения. Он принимает и защищает его основы. Критика Сакса никогда не носит разрушительного характера. Она всегда сдобрена мягким юмором, поэт верит в возможность исправления тех, кто сбился в своем поведении с праведного пути. Он не ищет, как реалист XVIII или XIX в., источники различных пороков в социальной среде. Все зло, по его убеждению, заключено в самом человеке. Оно — результат неразумия, невоспитанности. Тон всех произведений поэта неизменно назидательный.

Излюбленным жанром Сакса был шванк. Он сделал его чрезвычайно разнообразным по содержанию, сблизил с живой повседневностью, превратил в настоящую энциклопедию бюргерской жизни эпохи Возрождения. Сакс рассмотрел в шванках все сколько-нибудь значительные вопросы бюргерского быта и уклада — тут и взаимоотношения между мужем и женой, родителями и детьми, господами и слугами, мастерами и подмастерьями, — причем рассмотрел их с моральной точки зрения.

 

Хороший шванк не докучает,

Он, забавляя, поучает

И часто бьет не в бровь, а в глаз.

Ганс Сакс в том заверяет вас.

 

(«Собачий хвост» — Der Hundschwanz.

Пер. И. Шафаренко)

 

Все шванки Сакса строятся по одной схеме. Вначале рассказывается о случае, вызвавшем беспокойство писателя, а затем; следует его нравоучительная оценка, органически не вплетенная; в образную ткань произведения. Вот, например, семь жен, встретившись у источника летней порой, жалуются на своих мужей. У одной муж неверен, у другой — скуп, у третьей — ле нив, у четвертой — пьяница, у пятой — игрок и т. д. Сакс отнюдь не поддерживает их гнев. Это значило бы разжигать и без того бушующие страсти. Он пытается примирить враждующие стороны. Внимательно выслушав жен, Сакс сразу же дает слово мужьям, которым, оказывается, также есть что сказать о своих спутницах жизни. Одна — скопидомка, другая — мотовка, третья — потаскуха и т. д. И тут Сакс снова рекомендует воспитательные меры:

 

Чтоб мир в семье был укреплен,

Воспитывать должны вы жен,

За честным мужем и жена

Сама становится честна.

 

(«Семь жалующихся мужей».

Пер. А. Левинтона)

 

В таком же примирительном духе Сакс решает конфликты между слугами и господами. Как гуманный терпеливый судья, он выслушивает жалобы трех служанок на своих хозяек. Ему жаль их, он вполне понимает их горе, правдиво рисуя их безрадостную жизнь. Вот горькая доля деревенской батрачки:

 

Дою, кормлю, навоз ношу,

Пасу и жну, траву кошу...

Зимой и летом — все страда,

А каша с хлебом — вся еда.

 

(Пер. С. Петрова)

 

В таких правдивых зарисовках и проявляется главным образом реализм Сакса. При всех примирительных тенденциях своего творчества он не скрывает социальных противоречий, хотя и стремится их сгладить, примирить во что бы то ни стало. Что советует здравомыслящий Сакс измученным непосильным трудом служанкам? Побыстрее выходить замуж. Но, как бы сам усомнившись в спасительной силе своего рецепта, Сакс с горечью добавляет:

 

Но тут и вспомнится, каков

Бывает брак у бедняков.

 

Одна из распространенных тем в творчестве Сакса — обличение тунеядства. Его положительный герой — человек-труженик, отвергающий неправедно нажитое богатство, славящий материальный достаток, добытый своим трудом («Бедный башмачник и богатый жадный бюргер»). Народная основа мировоззрения Сакса здесь просвечивает со всей отчетливостью. Развенчанию праздности посвящена сатира «Страна лентяев» (Das Schlaraffenland, 1530). В. ней рисуется полный изобилия обетованный й край. Трудиться здесь не надо, дома сделаны из пирогов, покрыты блинами, огорожены сосисками, колодцы полны мальвазии, по улицам бегают жареные свиньи, ходят жареные куры и гуси. В стране лентяев награда выдается за лень, трудолюбие тут не в чести. Самый отъявленный бездельник восседает на королевском троне. Сакс в своем шванке бьет по социальному паразитизму господствующих классов и прославляет тех, кто трудится:

 

Чтоб юность твердо знать могла,

Что жизнь работой лишь светла.

 

(Пер. Б. Тимофеева)

 

Сакс изобличает в своем творчестве грубую, наглую солдатню, которая вела себя в Германии, как в завоеванной стране, грабя и убивая беззащитное население. Слух о бесчинствах невежественных вояк однажды дошел до «князя адских сил» — Люцифера, и тот посылает на землю чертей, чтобы те привели в ад несколько ландскнехтов. Посланцы сатаны не справились с поручением. В действительности солдаты-наемники оказались еще страшнее, чем в рассказах о них. Одному черту знакомство с ними едва не стоило жизни. Люцифер решает не пускать ландскнехтов в ад (Der Teuffel lest keyn Lantzknecht mehr in die Helle faren — «Сатана не пускает больше ландскнехтов в ад»).

Ганс Сакс был широко известен также как драматург. Он писал «трагедии» (так в Нюрнберге XVI в. назывались пьесы, заканчивающиеся смертью героя), «комедии», исполнявшиеся в самодеятельных спектаклях. Но особенно он прославился как автор фастнахтшпилей, т. е. масленичных представлений, которые разыгрывались на масленицу во время праздничных игр.

Фастнахтшпиль нельзя назвать собственно драмой. Это — диалогизированный шваик с минимумом действующих лиц (3—4). В нем нет конфликта в традиционном смысле этого слова, ибо отсутствуют индивидуализированные, развивающиеся в процессе драматического действия характеры. Ганс Сакс сталкивает друг с другом различные моральные, психологические сущности, воплощением которых являются действующие лица. Одни воплощают тупость, другие — хитрость, изворотливость ума, третьи — добродетель и т. д. Концовка обязательно назидательная. Так, в известном фастнахтшпиле «Школяр в раю» (Der fahrend Schü ler im Paradies) высмеивается крестьянская невежественность и глупость. Недалекая крестьянка, поверив рассказам школяра, якобы вернувшегося из рая, посылает с ним своему умершему мужу богатые гостинцы, чтобы тот ни в чем не нуждался. Вернувшийся домой хозяин дома устремляется в погоню за плутом, но также становится жертвой хитрости школяра.

Примерно такая же сюжетная линия и в фастнахтшпиле «Фюнзингенский конокрад и вороватые крестьяне» (Der Rossdieb zu Fü nsing, mit den tollen diebischen Bauern, 1553). Сакс еще в шванках потешался над несообразительностью жителей Фюнзингена. В этом проявилось свойственное бюргерству высокомерное отношение к крестьянству. Деревня для Сакса — оплот идиотизма. Все фюнзингенцы от младенцев до стариков страдают слабоумием. Они отпускают на волю вора Уля Фризинга, взяв с него слово, что тот возвратится к ним после уборки урожая и покорно даст себя повесить. Уль Фризинг, воспользовавшись свободой, снова принимается за старое.

В фастнахтшпиле «Извлечение дураков» (Das Narrenschneiden, 1557) исцеление человека от пороков изображено как занятная операция. Врач извлекает из необъятного чрева больного различных «дураков» (хвастовство, спесивость, скупость, обжорство, распутство, склочничество, леность). И наконец, из брюха с трудом извлекается большое «дурацкое гнездо», битком набитое зародышами бесчисленных «дурней». Тут и ханжи, и пьянчуги, и воры, и сутяги, и алхимики — одним словом, «все, кого Брант Себастиан однажды в море-океан на корабле своем отправил».

Фастнахтшпили и шванки Сакса написаны одним стихотворным размером. В каждой строке по четыре ударных слога, причем ударения строго не выдерживаются. Ямб иногда (в одной или двух стопах) заменяется хореем. Такой «неправильный» размер получил название «книттельферза». В дальнейшем его использовали Гете и другие поэты.

В лучших своих шванках и фастнахтшпилях Сакс правдиво изображает жизнь. Но правдивость его неглубока, связана с воспроизведением нравов и быта немецкого бюргерства. У Сакса нет еще анализа действительности и раскрытия социальных причин, вызывающих те или иные пороки. Но все же писатель не сбивается на апологию факта. Отрицание им всегда делается во имя идеала, который, правда, в его творчестве облекается, как правило, лишь в форму поучения. Образы-персонажи в поэзии Сакса слабо индивидуализированы, характеры только намечены. Но в них легко угадывается их социальная типичность. В шванках и фастнахтшпилях Сакса легко можно отличить бюргера от крестьянина, монаха от дворянина. В них хорошо запечатлены их сословные признаки. Живший в условиях средневекового города Сакс еще мыслит сословными, цеховыми категориями. В его представлении жизнь человека всецело зависит от его принадлежности к цеху, сословию, а не от его личных качеств1. Однако в отмеченном своеобразии заключена не только слабость, но и сила Сакса. Его творчество привлекает своим добродушным юмором, человечностью, трогательной наивностью, которые будут утрачены последующей литературой. Недаром Саксом восхищался Гете, отмечая его большую талантливость, называя его настоящим мастером поэзии.

С бюргерскими слоями общества была связана в Германии так называемая гробианская литература. Свое название она получила от «нового святого» Гробиана (из «Корабля дураков» Бранта), которому усердно поклонялись любители всяких непристойных дел. В развернутой форме эта тема была разработана Дедекиндом в латинской поэме «Гробианус» (Grobianus), переложенной в 1551 г. на немецкий язык и дополненной Шейтом.

Авторы гробианских книг приводили множество примеров того, как не надо вести себя. Однако в их творчестве отсутствовал положительный элемент, изображаемые непристойности не освещались светом идеала. Дедекинд, Шейт чрезмерно увлекались описанием грубиянства, превращаясь невольно в его пропагандистов. В этом состояла основная слабость гробианской литературы. Она была лишена воспитательного значения.

Поражение Крестьянской войны — самая трагическая страница в истории Германии эпохи перехода от феодализма к капитализму. Подавление ранней буржуазной революции не позволило провести Реформацию в интересах народа. Власть в стране захватили князья, к ним перешли церковные земли. В результате усиления княжеств создание единого немецкого государства становится весьма далекой и туманной перспективой. Во второй половине XVI в. в связи с перемещением тортовых путей из Средиземного моря в Атлантический океан оскудели немецкие города. Германия вновь оказалась отброшенной ко временам средневековья. В 1534 г. для борьбы с ересями и политическим свободомыслием был создан орден иезуитов. И протестантизм и католицизм единым фронтом выступают против освободительного движения и гуманистической теории. В Германии торжествует политическая и церковная реакция. Превращение лютеранства в официальную государственную религию также не благоприятствовало развитию гуманизма и передовой литературы. Лютер равнодушно относился к античности, был враждебно настроен к разуму, к стремлению человека разорвать путы церковного и социального гнета. Все это, вместе взятое, имело своим следствием кризис гуманистической мысли. Немецкое Возрождение клонится к упадку. Во второй половине XVI в. оно выдвигает лишь одного значительного писателя — Фишарта.

Иоганн Фишарт (Johann Fischart, 1546—1590) известен преимущественно как сатирик. Предмет его сатирического осмеяния— католическая церковь, монахи и иезуиты. В своем творчестве он продолжает традиции Бранта, Мурнера, Эразма, Сакса. Однако у Фишарта нет той простоты, естественности, которые были свойственны бюргерской литературе периода ее расцвета. Форма его произведений отличается усложненностью, нередко затрудняющей восприятие содержания. Фишарт обладал неистощимой выдумкой по части изобретения новых слов, оборотов, выражений. Но его словесные ухищрения часто превращались в самоцель, они не всегда были оправданы идейно и эстетически.

Наиболее зло и остроумно Фишарт высмеивает католиков в стихотворной сатире «Легенда о происхождении четырехрогой иезуитской шапочки» (Die wunderlichst unerhö rstest Legend und Beschreibung des abgefü hrten, quartirten, gevierten und vier eckechten vierhö rnigen Hutleins, 1580). Католические монахи и иезуиты изображаются в пей как посланцы самого сатаны. Однорогий монашеский капюшон, тиара римского папы, четырехрогая иезуитская шапочка — все это изготовлено в преисподней по прямому указанию Люцифера и заслано на землю в злокозненных целях. Особенно много пороков заключено в головном уборе иезуитов, и велики будут беды, которые иезуитский орден принесет человечеству. В 1575 г. Фишарт издает вольный перевод романа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», где лексическая изощренность сочетается с элементами гробиаиского стиля. Фишарт, как всегда, издевается над духовенством, над средневековым мракобесием. Слабость его сатиры — в отсутствии ясного гуманистического идеала. Идея телемского братства, занимающая столь большое место у Рабле, в романе Фишарта не получила какой-либо разработки. В этом нашел свое отчетливое выражение кризис гуманистической мысли в Германии во второй половине XVI в.

 

Примечания.

1.. См об этом: Левинтон А. Г. Ганс. Сакс. — В кн.: Ганс Сакс. Избранное. 1959, с. 26

НАРОДНАЯ ЛИТЕРАТУРА

 

В эпоху Возрождения впервые возникает безымянная литература, рассчитанная па массового демократического читателя. Она выходит в свет, как правило, в лубочных изданиях, снабженных гравюрами на дереве. Распространителями ее были главным образом коробейники, разносившие книги вместе с различным мелким товаром по селам и городам. Авторы этих сочинений неизвестны.

Народная литература была разнообразна в жанровом и идейно-тематическом отношении. Она знала рассказы о животных (о Рейнеке-лисе), шванки, баллады, песни. Но самое видное место в ней занимают большие повествовательные произведения, близкие по форме к средневековому роману, — так называемые народные книги. Они весьма различны по своему содержанию. К ним относятся переложения всякого рода средневековых легенд, сказаний и т. д. К этому циклу принадлежат «Прекрасная Мелузина» (1456), «Прекрасная Магелона» (1535) «Святая Генофефа» и др., в дальнейшем ставшие очень популярными в Германии в эпоху романтизма. Наряду с такими произведениями появляются переработки народного героического эпоса («Сказание о Роговом Зигфриде»). Но были и вполне оригинальные книги — плод подлинно народного творчества. Среди них наибольшую известность приобрели «Тиль Эйленшпигель», «Шильдбюргеры», «История о д-ре Иоганне Фаусте». В своих книгах народ высмеивал угнетателей, выражал любовь к жизни, к шутке, воплощал свои мечты о мире, в котором восторжествуют правда и красота. Энгельс отмечал, что народные книги обладают необычайной поэтической прелестью 1.

Рассказы о Тиле Эйленшпигеле, очевидно, начали впервые складываться еще в XIV в., вокруг реально существовавшей личности, известной своим остроумием и озорными проделками. Затем, как обычно наблюдается в народной поэзии, все остроумные выходки, реплики, ответы, накопившиеся в народной памяти за много столетий, начали приписывать одному герою. Так возник собирательный образ народного балагура, весельчака, крестьянского пария Тиля Эйленшпигеля, дерзко высмеивающего попов, дворян, купцов, — всех, кто строит свое благополучие на несчастье народа.

В 1515 г. на верхненемецком диалекте выходит «Занимательная книга о Тиле Эйленшпигеле (Ein Kurlzweilig lesen von Dyl Ulenspiegel). Тилю приписаны все остроты средневековых острословов, все проказы озорников и социальных протестантов, зафиксированные в шванках и в других произведениях демократической литературы. Так, он излечивает всех тяжелобольных и научает осла читать по известному методу попа Амиса; точно так же, как и тот, пишет картину для графа Гессенского, увидеть которую могут только законнорожденные, и т. д.

Тиль дурачит людей, прибегает к обману не столько из корыстных побуждений, сколько из непреодолимого желания дать выход своей незаурядной интеллектуальной энергии. В нем есть своеобразная артистичность. Он аккумулировал народную жизнерадостность, любовь к шутке, веру в торжество справедливости. Именно в таком качестве Тиль вошел в литературу, в частности в замечательный роман Шарля де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке» (1867), где герой народных сказаний стал активным борцом Нидерландской революции, символом народного свободолюбия и оптимизма.

В веселом, юмористическом «ключе» выдержана также книга «Шильдбюргеры» (Die Schildbü rger). В ней охват действительности менее широк, чем в «Тиле Эйленшпигеле». Предметом осмеяния тут выступает лишь бюргерство, его стремление отойти от общественных дел и жить только своими домашними интересами. Когда-то шильдбюргеры (жители Шильды) слыли мудрецами. Их охотно приглашали советниками в различные государства. Но в результате этого жизнь в самой Шильде замерла. Взбунтовавшиеся женщины потребовали возвращения своих мужей на родину, а чтобы избежать в дальнейшем приглашения на службу в чужеземные края, шильдбюргеры «начали спасаться от великого ума глупостью». Они прикинулись дураками, да и остались такими. Нет конца их дурацким затеям. Жители Шильды построили ратушу, забыв прорубить окна. Чтобы исправить свою ошибку, они стали носить свет в мешках и ведрах, но светлей от этого не стало. Затем они решили сеять соль, добившись специального разрешения императора. Они же удавили корову, поднимая ее всем миром на стену, где выросла трава. Чтобы избавиться от кота, шильдбюргеры решили его сжечь вместе с амбаром, где он проживал. Это решение было принято после того, как самые мудрые из них сперва долго потели в палате для потения, а потом корпели в палате для корпения. В результате пожара сгорело селение, и жители Шильды разбрелись по всему свету.

Таким образом, глупость не спасла шильдбюргеров, а стала источником их несчастья. В книге осмеиваются мещанские идеалы, ведущие к гибельному отключению человека от разумной жизни. Высокую оценку «Шильдбюргерам» и другим шуточным народным книгам XVI в. дал Энгельс. «У немногих народов можно встретить такую коллекцию. Это остроумие, эта естественность замысла и исполнения, добродушный юмор, всегда сопровождающий едкую насмешку, чтобы она не стала слишком злой, поразительная комичность положений — все это, по правде сказать, могло бы заткнуть за пояс значительную часть нашей литературы. У кого из современных авторов хватило бы Достаточно выдумки, чтобы создать такую книгу, как «Шильдбюргеры»2

Книга о докторе Фаусте отличается серьезностью, драматизмом содержания. Главный герой ее — человек пытливой мысли, стремящийся разбить цепи церковной догматики и схоластики, высоко ценящий подлинное знание, любящий жизнь со всеми ее греховными радостями и соблазнами.

Фауст — лицо историческое. Он жил в первой половине XVI в., рекламировал себя как искусного врача, мага и хироманта, но больше был известен как шарлатан, ловко пользующийся суеверием парода. Жизнь Фауста так же, как и Тиля Эйленшпигеля, стала обрастать небылицами. Ему начали приписывать свершение «чудес», широко известных в средневековье. В результате возникла легенда о Фаусте, который якобы ради удовлетворения своей любознательности и земных влечений продал душу дьяволу.

В 1587 г. во Франкфурте-на-Майне в типографии Иоганна Шписа вышел в свет печатный вариант легенды — «История о д-ре Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике» (Historia von Dr. Johann Fausten, dem weitbeschreyten Zauberer und Schwartzkü nstler). Автор книги неизвестен. Многие страницы, очевидно, написаны издателем, ограниченным лютеранином, ненавидящим античность, гуманизм, науку. Он относится к Фаусту явно отрицательно, видя источник его заблуждений и трагедии в обожествлении разума, в забвении Священного писания и веры. Книга состоит из трех частей. В первых двух Фауст с помощью Мефистофеля удовлетворяет свою жажду знания, знакомится со вселенной, спускается в преисподнюю. На крылатых драконах он взмывает в звездные сферы, путешествует по различным странам мира. Третья часть отличается наибольшей живостью. Фауст тут выступает как искусный чародей. По желанию императора Карла V он вызывает дух Александра Македонского и его супруги. Фауст совершает ряд чудодейственных проделок (наколдовывает рыцарю оленьи рога, сжирает у крестьянина воз сена вместе с лошадью и телегой, дарит графине зимой свежие фрукты, воздвигает на горе замок и т. д.). Влекомый плотскими желаниями, он, пренебрегая узами брака, берет в наложницы Елену Прекрасную, родившую ему сына Юста.

Когда же приблизился срок расплаты, герой книги проявляет малодушие. Он раскаивается во всех своих прегрешениях, обращается к друзьям-студентам с речью, исполненной христианского смирения: «Не допускайте же, чтобы общество дурных людей сбивало вас с пути, как это произошло и имело место со мной. Посещайте прилежно и усердно церковь, боритесь с дьяволом и побеждайте его твердой верой в Христа и благочестивым поведением». Однако воображение читателей Фауст покорял не раскаянием, а своим дерзновенным стремлением все познать, все постичь с помощью науки и магии. Именно таким смелым искателем он вошел в мировую литературу (Марло, Лессинг, Клингер и др.), и прежде всего в бессмертную трагедию Гете.

Народное творчество в эпоху Возрождения было представлено не только повествовательными, но и лирическими жанрами. Лирическая поэзия — неизменный спутник человечества на всех этапах его исторического существования. В ней отражается душа народа в дни скорби и веселья, она зеркало народного сознания. Свое отношение к обществу и природе, свои мечты о будущем, более радостном мире народные певцы выражали прежде всего в песне, которая передавалась из поколения в поколение, существуя преимущественно в устной традиции. Устное народно-поэтическое творчество эпохи Возрождения тематически разнообразно. В нем отчетливо звучат социальные мотивы, протест народа против бесправной, нищенской жизни, его стремление к свободе. Нравственно распущенный титулованный дворянин, рыцарь — излюбленный отрицательный персонаж народной поэзии. По контрасту с ним простой, незнатный человек рисуется часто как идеал нравственной чистоты, благородства, отзывчивости. Показательна в этом плане песня «Господин фон Фалькенштейн» (Herr von Falkenstein). Образы в ней созданы по принципу антитезы. На одной стороне сиятельный граф, распутный, равнодушный к чужому страданию, на другой — крестьянская девушка, образец верности в любви, чье постоянство тронуло сердце даже жестокого тирана. Она неотступно дежурит у башни, куда заточен Фалькенштейном ее милый:

 

Все ходит и ходит вкруг башни она,

Свою изливая кручину:

«Пусть ночь пройдет, пусть год пройдет,

Но милого я не покину».

 

(Пер. Л. Гинзбурга)

 

Любовь, способная на героические жертвы, — распространенная тема в народной песне. В балладе «Королевские дети» королевская дочь, узнав о смерти возлюбленного, плывшего к ней на свидание через бурный пролив, бросается в море:

 

Она его в плащ завернула:

«Невесту свою приголубь! »

И молча с крутого обрыва

В холодную бросилась глубь...

 

(Пер. Л. Гинзбурга)

 

Песня поэтизирует вайнсбергских жен, которые, получив Разрешение на выход из осажденного города, вынесли на своих плечах не сокровища, а мужей, женихов, братьев. В народной Поэзии сочувственно изображается горе бедной девушки, оказавшейся в монастырском заточении («Страх перед монастырем»); народный певец горюет вместе с деревенским парнем, «который рыцаря дочку себе на печаль полюбил» («Прощание мельника»), или печалится, если на пути человека к счастью стоят сословные и иные преграды. В устном народно-поэтическом творчестве защищается честь крестьянского сословия, оно ставится выше дворянского, ибо своим трудом кормит знать.

 

В споре рыцаря с крестьянином об «именитости рода» победу одерживает последний:

 

Не танцы и не стук рапир —

Поклясться я готов, —

А труд крестьянский держит мир

Надежней трех китов.

 

(«Крестьянин и. рыцарь». Пер. Л. Гинзбурга)

 

Однако, несмотря на свои огромные заслуги перед обществом, трудовой народ терпит нужду. Его нищенской доле посвящена «Баллада о голодном ребенке».

В целом же народная поэзия при всем обилии печальных, трагических мотивов оптимистична. В ней сильна мечта о будущем, о наступлении счастливых дней.

 

Примечания.

 

1. См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 41. с. 19.

2. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 41, с. 15—16.

XVII ВЕК

 

В XVII в. Германия оказалась в состоянии сильнейшего экономического и политического кризиса. Мировые торговые пути, недавно проходившие через Германию и содействовавшие развитию ее хозяйства, переместились в другие страны и привели к застою торговли и экономики в целом.

В то время как в ряде стран Европы в этот период заканчивалось формирование национальных государств, в Германии усиливалась феодальная раздробленность, власть крупных князей и феодалов. Укреплялись крепостнические отношения.

Бедствия немецкого народа стали поистине ужасающими, когда Германия превратилась в арену опустошительной Тридцатилетней войны (1618—1648). Она была превращена в полупустыню, потеряла около трех четвертей своего населения.

«Когда наступил мир, Германия оказалась поверженной — беспомощной, растоптанной, растерзанной, истекающей кровью; и в самом бедственном положении был опять-таки крестьянин»1. Все это оказало крайне неблагоприятное влияние на развитие немецкой культуры. Библиотеки были расхищены или сожжены, университеты разрушены или закрыты. Даже передовые умы Германии теряют веру в ее лучшее будущее.

В немецкой литературе XVII в. получили распространение два направления — барокко и классицизм. Термин «барокко» 2 утвердился в литературоведении в последние десятилетия, до этого он употреблялся в основном в области искусствознания. Направление это противоречивое, к нему относят писателей, весьма различных по своей направленности. В Германии оно возникло в условиях кризиса немецкого феодализма, вызванного небывало разрушительной войной.

Для литературы барокко характерны мотивы отчаяния, безнадежности, пессимизма, скептицизма, мистики. Весьма часто звучат в ней мысли о непрочности жизни, о господстве злого начала, о бесполезности и обреченности борьбы против общественного зла.

Излюбленной темой литературы барокко является изображение мучительных страданий, демонических страстей, всего ужасного в жизни.

Наряду с литературой идейной и художественно значительной (Грифиус, Мошерош) в барокко были течения и иного порядка. Усиление феодальной реакции в Германии привело к распространению прециозной (вычурной, манерной) литературы, ориентировавшейся на вкусы придворных, знати. Авторы прециозной литературы Цезен, Циглер, Лоэнштейн уводили своих читателей от горестной действительности, забавляя их галантными похождениями своих героев.

Особенностью стиля этих писателей была изощренная вычурность, чрезмерное злоупотребление риторикой, нагромождение метафор, антитез, сравнений, придававших литературе сугубо книжный характер.

Одним из известных представителей прециозиой литературы был Лоэнштейн (Daniel Casper von Lohenstein, 1635—1683), автор пространного романа «Арминий и Туснельда» (Arminius und Thusnelda, изд. в 1689), посвященного изображению жизни древних германцев. Однако герои Лоэнштейна больше походили на аристократов XVII в., чем на древних германцев. Все здесь было вычурно и высокопарно.

Лоэнштейн известен и трагедиями, которые были наполнены изображением всякого рода ужасов, душераздирающих убийств, пыток, кровосмешений.

Антиреалистический характер таких оторванных от действительности произведений сочетался с консервативными взглядами их авторов.

Однако в Германии XVII в. были писатели, глубоко переживавшие национальную трагедию и пытавшиеся по-своему помочь немецкому народу выйти из хаоса и одичания, вызванного войной. К ним прежде всего следует отнести Гриммельсгаузена, Грифиуса, Логау, Мошероша, Опица — родоначальника немецкого классицизма.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: