Наталия: Думаю о тебе. Хочешь поговорить?

 

С зачастившим пульсом я отправила сообщение и принялась ждать ответа. Отчет о доставке пришел моментально. Уведомление о прочтении появилось еще через десять секунд. Когда на экране замигали три точки, я затаила дыхание, и в моих венах запульсировало предвкушение. Через десять секунд точки исчезли, и я шумно выдохнула. И замерла в надежде, что они исчезли, потому что Хантер закончил писать, и его ответ уже мчался по воздуху ко мне в телефон.

Прошло пять минут.

Десять минут.

Полчаса.

Час.

Но ответа я так и не дождалась.

Мне было бы проще принять, что он не ответил, если бы мое сообщение осталось непрочитанным, или на экране не замигали бы точки, означающие, что он раздумывал над ответом. Тогда я гадала бы, получил ли он мою смс, и во мне еще теплилась бы надежда. Но тут гадать было не о чем. Хантер прочитал мое сообщение и решил не утруждаться ответом.

 

ГЛАВА 33

Хантер

 

Семь лет назад

 

Ну же, Джейс. Возьми чертову трубку.

Постукивая ногой, я считал гудки. После четвертого меня перекинуло на автоответчик. Я сбросил вызов и набрал номер Джейса еще раз.

Опять нет ответа.

Что-то было неладно. Я схватил ноутбук с рабочими документами и по дороге к выходу заглянул в кабинет начальника.

— Мне нужно кое-что выяснить в строительном департаменте, — соврал я. — Вернусь через пару часов.

В машине я включил музыку, надеясь расслабиться за полчаса дороги до Джейса. Но все получилось наоборот. Каждая песня и каждая миля только усугубляли мое дурное предчувствие.

В последнее время Джейс был в депрессии. И осуждать его я не мог. Теперь ему давались с трудом самые элементарные вещи — например, говорить или сидеть. Каким-то чудом ему еще удавалось каждое утро подниматься с кровати и даже немного ходить, однако к вечеру Джейс так уставал, что ему приходилось пользоваться ненавистной инвалидной коляской. Непроизвольный тремор рук и плеч усилился до такой степени, что будил его по ночам, и теперь он спал от силы час или два. Много месяцев он выходил из дома только к врачу. В основном Джейс смотрел телевизор и ждал приезда сиделки, чтобы та побрила его и помогла чуть-чуть погулять по двору.

Мы пробовали уговорить его переехать обратно к дяде Джо и тете Элизабет или пожить у меня. Но он отказался, предпочитая жить в одиночестве в своем депрессивном арендованном доме, а не в окружении семьи, которая хотела помочь ему. Я навещал его несколько раз в неделю после работы — как и наш дядя, — но особой радости эти визиты ему не приносили. Я всегда думал, что хуже смерти нет ничего. Но теперь не сомневался, что ее ожидание — тяжелей во сто крат.

По дороге я еще раз набрал его. Опять ничего. Джейс звонил мне утром и даже оставил сообщение, но я был на встрече, поэтому звук на телефоне был отключен. Когда я снова воспроизвел его, в животе дернулось тошнотворное чувство.

 

Бро… Десять секунд тишины.

Я никогда не держал зла на тебя из-за Саммер. Несколько глубоких вдохов. Ему было тяжело говорить.

Просто хотел убедиться, что ты это знаешь. Еще одна пауза.

Люблю тебя, мужик.

 

Болезнь Хантингтона повлияла на его разум — на то, как он думал и о чем. У него стали случаться частые перепады настроения. Я прочитал достаточно литературы, чтобы воспринимать это как норму, однако что-то в его голосе сообщило, что я услышал не просто случайные мысли во время спада. Мы с Саммер не общались уже несколько лет. Хотя я признался брату о своих отношениях с Саммер, почти сразу после его выписки из больницы я порвал с ней. Почему он вспомнил об этом сейчас? Он будто хотел, чтобы после его смерти меня не отягощало бремя вины. Боже, хоть бы я ошибался…

С каждой милей дурное предчувствие нарастало, и я все сильнее давил на педаль. Когда я съехал с магистрали, то понял, что еду со скоростью девяносто пять миль в час. Вместо получаса я добрался до Джейса за двадцать минут.

Брат не открыл мне, хотя я даже не дал ему этого сделать, поскольку впустил себя сам — с помощью ключа, который он дал мне в прошлом году.

— Джейс!

Тишина.

— Джейс!

Нет ответа.

Я несколько раз сжал и разжал кулаки. Такие холодные. Мои руки были очень холодными.

Кухня. Никого.

В гостиной тоже. Как и в столовой.

Дверь в спальню была распахнута.

Пусто.

Прятаться в маленьком доме было особенно негде.

Во дворе его тоже не оказалось.

Возвращаясь по коридору на кухню, я заметил, что дверь в ванную закрыта. Когда я встал перед ней, волоски на моей шее встали дыбом.

Фак. Я свожу себя с ума.

Глубоко вдохнув, я постучался.

— Джейс. Ты там?

Тишина.

Я постучал еще раз. Дверь от стука открылась.

И я оцепенел.

У меня прервалось дыхание.

Земля ушла из-под ног, а сердце раскололось на части.

Нет.

Нет.

— Неееет! — закричал я.

Я бросился к обмякшему телу брата, которое свисало с веревки, привязанной к креплению на потолке. Он снял лампу, чтобы дотянуться до балки.

В панике я приподнял его, чтобы ослабить веревку.

Глаза Джейса были открытыми и выкатились из орбит.

Губы и лицо посинели.

В уголках рта запеклась кровь.

Но я отказывался верить в то, что уже слишком поздно.

— Нет!

— Нет!

— Ты не мог...

Я держал его очень долго, не желая, чтобы веревка затянулась на его шее сильнее.

Я не мог отпустить его, чтобы обрезать веревку.

Я не мог отпустить его, чтобы позвать кого-то на помощь.

Я не мог отпустить его, чтобы проверить, есть ли у него пульс.

Я не мог его отпустить.

Просто не мог...

 

ГЛАВА 34

Хантер

 

Настоящее

Две недели спустя

 

Черт, это оказалось гораздо сложнее, чем я ожидал.

Сидя в садовом кресле на заднем дворе Анны и Дерека, я наблюдал за Наталией, которая общалась с группой женщин, и гадал, видят ли окружающие то же, что вижу я. Может, они были ослеплены ее красотой: ее яркой улыбкой, ее длинными ногами с крепкими, но все равно очень женственными икрами, ее платьем, которое было закрытым, но выглядело сексуальней любых откровенных нарядов. Но когда ранее она со мной поздоровалась, и наши взгляды на миг пересеклись, то перед тем, как она убежала, я успел кое-что заметить. Под всеми этими слоями красоты и лоска скрывалась боль. И я ненавидел себя за то, что причиной тому был я сам.

Я допивал вторую бутылку минеральной воды, остро желая, что в ней был алкоголь. Но после недели беспробудного пьянства — черт, такого со мной не случалось со времен смерти Джейса, — Дерек взял с меня слово, что на крестинах я буду трезв. Я не мог его подвести.

Друг сидел в кресле рядом со мной, держа на руках свою спящую красавицу в белом платьице, подол которого свисал до самой земли.

— Знаешь, моя жена подаст на развод, когда узнает.

— О чем ты?

Он одарил меня выразительным взглядом, который просил не придуряться.

— А она точно узнает. Анна могла считать тебя вечным мудилой, который не хочет попасть жене под каблук. Но нет. Ты все испортил. С того вечера, когда ты напился и говорил о Джейсе, она стала считать тебя сломленным. А ты знаешь Анну. Проекты по исцелению — ее все. Она будет копать, пока не выведает о тебе каждую мелочь. Я не болтаю, но врать ей не хочу. Когда-нибудь Анна спросит, что за генетическое заболевание было у Джейса, и сумеет сложить два и два.

— Пожалуйста, не выражайся в присутствии моей крестницы.

Дерек покачал головой. Некоторое время мы молчали, наблюдая за его женой и ее лучшей подругой. А потом он очень серьезно сказал:

— Нат заслуживает знать правду.

— Нет, она заслуживает гораздо большего, чем то, что я в состоянии дать.

— А как же ты сам? Разве ты не заслуживаешь счастья?

Я отхлебнул минеральной воды, жалея, что не могу сбить напряжение чем-то покрепче.

— Оставь проект по исцелению своей жене.

 

***

 

В церкви у нас не получилось держаться друг от друга подальше — крестным родителям полагалось сесть рядом. Наталия держала Каролину на руках. Баюкая малышку, она выглядела потрясающе — и так естественно. Я пытался не смотреть на нее, потому что на мгновение забыл, что она уже не моя. А когда вспомнил, мне стало больно дышать.

Одно из одеялец Каролины упало на пол, и я наклонился за ним и старательно оттряхнул, хотя мраморный пол сверкал чистотой. В церкви было тепло, поэтому я не стал опять накрывать малышку, а положил одеяло на скамью между нами.

Наконец я набрался смелости взглянуть на Наталию, и когда наши взгляды встретились, она замерла, ожидая, что я что-нибудь скажу, что-нибудь сделаю. Когда этого не случилось, она сломала лед первой.

— Красивое платье, да?

Я оглядел ее.

— Да. Красный тебе к лицу. Выглядишь великолепно.

Губы Наталии тронула улыбка.

— Я про платьице Каролины.

— О. Да. Ее платье тоже красивое.

Что я за идиот.

Между нами стояла неловкость, и это было паршиво, ведь наше общение всегда протекало легко.

Так что я попытался это исправить.

— Как поживаешь?

Выражение ее лица сообщило, что я сделал совершенно противоположное.

— Одиноко. А ты?

Я не мог продолжать притворяться, когда она была так честна со мной.

— Тоже, — произнес я, выдавив жалкое подобие улыбки.

А потом, как мудак, которым я и являлся, опустил взгляд на ее губы. Пребывание в церкви не остановило меня от мыслей о том, как сильно мне хочется, чтобы они стали припухшими от моих поцелуев. И когда я снова поднял глаза, взгляд Наталии сообщил, что она прекрасно поняла, о чем я подумал. К счастью, тут заиграл орган, и началась церемония. К счастью — потому что я вполне мог выкинуть что-нибудь глупое и воплотить свое желание в жизнь. И где — в стенах церкви.

 

***

 

Мой приятель победил жену в битве за организацию праздника, поэтому вечеринка после крестин была скромной. Только родные и несколько друзей дома у Анны и Дерека. И... Адам. Видимо, Адам попадал в категорию друзей, раз они с Дереком работали вместе — да еще достаточно близких, ведь он был шафером на их свадьбе. Но для меня Адам сегодня был врагом номер один. Интересно, понимал ли этот болван, насколько близко он находится к сексу с красоткой, с которой сейчас разговаривал? Больше всего пугало, что у Наталии мог быть аналогичный настрой. Когда она запрокинула голову и рассмеялась над шуткой ублюдка, я чуть не взорвался. И поскольку алкоголь был под запретом, решил прогуляться.

На улице я увидел Иззи, которая стучала мячом у соседского баскетбольного кольца.

— Как поживает твоя статистика штрафных бросков?

Она забросила мяч в корзину.

— Лучше не бывает.

Я снял пиджак и бросил его на траву.

— Сыграем один на один?

Она, задрав нос, огляделась по сторонам.

— Конечно. Разве кто-то может составить мне настоящую конкуренцию?

Я подошел и, демонстрируя эту самую конкуренцию, увел у нее мяч.

— Как дела?

— Хорошо. Пару недель назад меня назвали лучшим игроком матча.

— Здорово. Поздравляю.

Она пожала плечами, словно ничего особенного в этом не было, и попыталась скрыть гордую улыбку. Ведя мяч, я сделал обманный маневр влево, потом вправо, шагнул вперед и забросил трехочковый.

Оп-па!

— Просто повезло, — проронила Иззи.

— Да? Ну ладно. Теперь давай ты. — Она взяла мяч, а я встал, подняв руки, перед корзиной. — Ну-ка, лучший игрок, обыграй меня.

Я был бы рад сказать, что поддался ей, чтобы потешить ее самолюбие. Но что бы то ни было делать мне не пришлось. Она обыграла меня без малейших усилий. И совсем скоро я понял, что с трехочковым мне и впрямь повезло. Игра становилась напряженнее с каждым броском. Когда мы закончили, моя рубашка выбилась из-за пояса брюк, рукава были закатаны, и я обливался потом, словно потерявший форму старик. У Иззи даже дыхание не сбилось.

— Нужен перерыв? — спросила она.

Я наклонился, уперев руки в колени, и попробовал отдышаться.

— С чего ты взяла?

Она рассмеялась, и мы сели на бордюр перевести дух.

— Как дела? Якзад хорошо с тобой обращается, или мне надо слетать в Нью-Йорк и надрать ему зад?

— Якшит, а не Якзад. И кажется, у нас все нормально.

— Кажется?

— Слушай, а ты правда полетел бы через всю страну, чтобы надрать задницу парню, если бы тот обидел меня?

Мои слова явно показались ей шуткой, но я не шутил.

— Безусловно.

Иззи усмехнулась.

— Тогда и я отплачу тебе тем же. Ой, погоди... я же уже надрала тебе зад.

Что ж, это было заслуженно. Сорвав травинку, я спросил ее:

— Как она?

— Да не очень... — Иззи повернулась и посмотрела мне прямо в лицо, —...благодаря тебе.

— Мне жаль, Иззи.

— Не понимаю. Я думала, она тебе нравилась.

— Нравилась. И нравится.

— Тогда в чем проблема? Все дело в том, что ты живешь здесь, а мы в Нью-Йорке?

— Все сложно.

Она покачала головой.

— Не-а. Взрослые сами все усложняют. Тебе нравится она, ты нравишься ей. У вас все получится.

— Все не так просто. Когда повзрослеешь, поймешь, что в жизни существует множество факторов, которые все осложняют.

— Ты собираешься за решетку?

Увы, но она спрашивала совершенно серьезно.

— Нет, я не собираюсь за решетку.

— Ты ей изменил?

— Не думаю, что это уместный для нас разговор. Однако нет, я не изменял ей.

Иззи проигнорировала мой комментарий.

— Ты еще думаешь о ней?

Я кивнул. Не думать о Наталии, как бы я ни старался сдерживаться, было невозможно.

Какое-то время Иззи молчала. Я знал, что сейчас она думает, как собрать паззл нашего разговора. Хотя без некоторых деталей рассмотреть всю картину было нельзя. Во всяком случае, так я считал, пока она не доказала, что дети понимают намного больше, чем кажется взрослым.

— Отец в очень многих вещах облажался. Он оказался не таким, как я считала. В последние пару лет я часто садилась и думала обо всем, что он мне говорил. Я даже не предполагала, что он может врать, и поэтому стала задаваться вопросом, получится ли у меня отличить его правду от лжи. И я подставила под сомнение все. Любил ли он меня? Хотел ли вообще быть со мной, быть семьей, или это была лишь показуха? До недавних пор я не понимала, что Нат чувствовала то же самое. Вот почему ей — и нам обеим — сложно двигаться дальше. Папа клялся, что не говорил Нат правду, потому что не хотел ранить ее. И конечно, все считают меня слишком маленькой, чтобы что-либо понимать.

Иззи пожала плечами.

— Возможно, для чего-то я и впрямь еще маленькая, но за эти два года я поняла, что Нат не нужен защитник. Она самая сильная женщина из всех, кого я знаю. Поэтому если ты хочешь ее защитить — действительно позволить ей жить дальше, а затягивать все на долгие годы, как сделал папа, — то поговори с ней по-настоящему откровенно. Хоть правда и ранит, она как резко сорванный пластырь. Боль пройдет. А вот вопросы и ложь заставляют мучиться еще долго.

Я разинул рот. Мало того, что эта шестнадцатилетка уделала меня в баскетбол, так она еще и преподала мне ценный урок насчет жизни.

 

ГЛАВА 35

Хантер

Неделю спустя

 

Черт.

Так и знал, что это она.

Я навещал Джейса несколько раз в год, но в его день рождения на могиле еще до моего прихода всегда появлялись цветы. Композиция была странной: фиалка, лилия, гвоздика, две розы, несколько королевских стрелитций. Букет явно составлял не флорист. И еще он не был завернут в традиционную пленку, а перевязан обычной тонкой веревкой. Словно некто отправился в цветочный магазин и просто выбрал цветы, которые ему нравились — или могли понравиться получателю, — не задумываясь, сочетаются ли они, и не пытаясь составить букет.

Вот почему я всегда подозревал Саммер. Поступок был в ее стиле — красивым и смелым.

Она стояла спиной ко мне, но я узнал ее даже издалека. По привычке остановился и стал наблюдать за ней с расстояния, как делал несколько месяцев после нашего расставания: я не желал ее видеть, но удержаться не мог.

Расхаживая перед надгробием Джейса, она будто бы говорила с ним. Кажется, оно так и было. Я улыбнулся, увидев, как Саммер грозит надгробию пальцем. Понаблюдав дольше, чем следовало, я развернулся, собираясь уйти. Приду позже. Но через пару шагов меня окликнул знакомый голос.

— Хантер?

Я замер. Проклятье.

И что теперь делать? Продолжить идти, как будто я не услышал ее? Но я и так достаточно долго пробыл мудаком. Возможно, настала пора исправляться. Сделав глубокий вдох, я медленно развернулся.

Сколько я не видел ее? Джейс умер больше семи лет назад. Прошло столько времени, но Саммер ничуть не изменилась — и в то же время стала совершенно другой. Она осталась такой же прекрасной, но выглядела более взрослой… почти прирученной.

— Привет, — сказал я. Не слишком впечатляюще начало после стольких лет.

Она улыбнулась и склонила голову набок.

— Уходишь, потому что увидел меня?

Наши глаза встретились.

— Правду?

— Всегда.

Я кивнул.

— Да.

— Я уже заканчиваю. Каждый год прихожу в его день рождения, чтобы накричать на него. Дай мне попрощаться, и я уйду. — Саммер на минуту повернулась к надгробию, затем обратно ко мне. Я так и не сдвинулся с места. — Готово. Теперь ты кричи на него. — Сделав шаг в сторону маленькой парковки неподалеку, она опять оглянулась. — Хорошо выглядишь, Хантер. Надеюсь, ты счастлив.

Она почти дошла до машины, когда я набрался смелости окликнуть ее — хоть и не знал, что сказать.

— Саммер.... постой.

Я дошел до конца ряда, где стояла она, только затем, чтобы как школьник уставиться в землю.

— Хорошо выглядишь.

— Откуда ты знаешь, если даже не смотришь на меня? — Я расслышал в ее голосе юмор. Спустя столько лет она была все такой же.

Я поднял глаза, и она улыбнулась. Искренней, настоящей улыбкой. Саммер не держала зла или обид.

— Ты счастлива? — спросил я.

Она положила ладонь на живот и погладила небольшую округлость, которую я заметил только сейчас.

— Да. Я на четвертом месяце беременности, и меня круглые сутки тошнит. Но я счастлива. — Она показала на автомобиль на парковке. — Вон мой муж, Алан.

Ого. Я взглянул на машину, которую тоже не заметил сначала. Сегодня точно не мой день.

— Поздравляю.

Она всмотрелась в мое лицо.

— Дашь мне минуту?

Я кивнул — в основном потому, что не понимал, о чем она. Саммер дошла до машины и поговорила с сидящим за рулем человеком. Потом поцеловала его через окно, и ее муж завел двигатель.

Пока она шла ко мне, машина уехала.

— Давай прогуляемся. Алан даст нам немного времени, чтобы поговорить.

Я пошел рядом с ней, по-прежнему не вполне понимая, ни куда мы идем, ни о чем она хочет поговорить.

— Ты женат? — спросила Саммер.

— Нет.

— Разведен?

— Нет.

— Дети?

— Нет.

Она посмотрела на меня испытующим взглядом.

— Ты по-прежнему не знаешь, да?

Вопрос мог относиться к миллиону вещей, но я прекрасно понимал, о чем идет речь.

— Нет. Я же говорил, что не хочу знать.

— И у тебя по-прежнему нет никаких симптомов?

Я покачал головой.

— Пока нет.

Мы в тишине дошли до развилки и свернули направо.

— После нашего расставания ты в кого-нибудь влюблялся?

Тут даже думать было не надо.

— Ее зовут Наталия.

— А как она относится к твоему решению не сдавать анализы?

Пока я гадал, как ответить, Саммер догадалась сама.

— Ты бросил меня, потому что не хотел, чтобы я проходила через страдания, если ты заболеешь. Я многие месяцы пыталась повлиять на твое мнение. По-видимому, теперь твой извращенный мозг полагает, что проще вообще ничего не говорить дорогому тебе человеку и просто уходить без объяснений, чтобы тебя ненавидели. Так? Она не знает про твои шансы пятьдесят на пятьдесят. Или о том, что ты слишком упрям, чтобы провериться.

— Ну а зачем ей узнавать? Чтобы переживать обо мне?

Саммер остановилась.

— Я думала, ты сказал, что любишь ее.

— Да, люблю.

— Разве она не заслуживает правды и возможности принять решение вместе с тобой?

— Нет. Иногда ложь ограждает от боли. Ты узнала правду, поэтому тебе было сложнее двигаться дальше. Что, если я расскажу ей, и она убедит меня сдать анализ? Вдруг он окажется положительным, и она не уйдет от меня, а потом будет смотреть, как я страдаю и умираю в сорок?

— А если он окажется отрицательным, и ты упустишь шанс провести с нею жизнь?

Я тяжело вздохнул.

— Риск слишком высок. Ты не понимаешь. У нее тоже есть свой багаж. Все мужчины в жизни Наталии подводили ее. Я не могу так поступить с ней… не могу стать очередным мужчиной, который разочарует ее.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Кажется, ты уже им стал.

 

***

 

Когда мы вернулись к могиле Джейса, машина уже ждала на парковке. Саммер помахала мужу, давая знать, что все в порядке, и жестом показала, чтобы он дал нам еще две минуты.

— Мне пора. У меня назначен прием у врача. Но я очень рада, что столкнулась с тобой. — Она обняла меня и сделала пару шагов к машине, но потом повернулась и пошла спиной вперед. — Правда или действие? Ну же, в последний раз.

Я покачал головой.

— Я не дам твоей беременной заднице выбрать действие. Даже не думай.

— Ладно, — сказала она. — Но только потому, что я беременна, а не потому, что стала трусихой. Выбираю правду.

Я рассмеялся и задумался над вопросом.

— Ты хочешь мальчика или девочку? Только не говори, что хочешь просто здорового ребенка. Мы тут не в игрушки играем.

Саммер погладила свой живот.

— Если б мне было дозволено выбирать, я бы выбрала девочку. Но здоровый ребенок важнее пола.

— Согласен.

— Твоя очередь. Правда или действие?

— Сама знаешь: раз ты выбрала правду, то мне остается действие.

И тут до меня дошло, в чем заключался ее план.

— Иди к женщине, которую любишь, разреши ей стать частью твоей жизни и для разнообразия поживи уже наконец.

 

***

 

— Выглядишь хреново.

— Хорошее приветствие. — Я прошел мимо Дерека и плюхнулся на диван. Мы собирались сыграть в ракетбол, но он еще был в костюме. — Не знал, что у нас есть дресс-код.

— Я не об одежде. Ты вообще спишь?

Нет, потому что мой мир перевернулся. Сначала я встретил Саммер на могиле брата, и мне прочли лекцию. Потом на меня, как снег на голову, обрушилась новость о скором освобождении бывшего мужа Наталии, а сегодня днем, доставая из сумки, принесенной из прачечной, джинсы, я нашел красные кружевные стринги Наталии.

Я забыл, что нашел их у себя под кроватью, когда проверял перед отъездом квартиру. Я засунул их в чемодан, а, вернувшись, вытряхнул его содержимое в корзину с грязным бельем. Сегодня, когда я вновь их увидел, моя кровь закипела от возбуждения, но потом я осознал, что выстирал их, и ее запаха, как не принюхивайся, больше нет.

— Просто на работе завал, — солгал я.

Дерек покачал головой.

— Вранье. Ладно, как знаешь. Можешь пытаться одурачить всех нас, но себя самого ты не обманешь, придурок. Все, пошел переодеваться.

Пока его не было, в дом зашла Анна с малышкой. Она прижала палец к губам, веля соблюдать тишину, и, держа спящую Каролину, на цыпочках прошла мимо меня в ее спальню, а через минуту вышла с радионяней.

— Извини. Она раскапризничалась, поэтому я взяла ее на прогулку. Она только-только уснула. Не хочу ее разбудить.

— Как поживает моя горошинка?

Лицо Анны озарил свет.

— Я бы сказала, великолепно.

Она села на стул напротив меня.

— Хантер, а ты хочешь детей?

Я всегда ненавидел отвечать на такие вопросы. Хотеть детей и иметь возможность их завести — это разные вещи. И хотя я бы с радостью обзавелся однажды маленьким карапузом, я все равно сказал полуправду, которая уже стала моей второй натурой.

— Не думаю, что в моем будущем есть место детям.

— Почему это?

Проклятье. Хотя я знал Анну несколько лет, она всегда была для меня девушкой лучшего друга. Красной клеточкой на доске, когда я сам был черной шашкой. Куда ни ходи, я никогда с нею не совпаду. Мы не вели подобные разговоры. Очевидно, у нее имелась причина интересоваться мною не только, как приятелем мужа, и этот ее интерес напрягал меня. Я оглянулся в надежде увидеть идущего по коридору Дерека, который прервал бы нас. Но увы.

— Некоторым людям суждено быть классными дядями, а не отцами.

Другие поняли бы намек и отставили эту тему. Но только не Анна.

Она прищурилась.

— Ты всегда так изворотливо отвечаешь? Раньше я как-то не обращала внимания.

Моя рука машинально потянулась к шее, чтобы ослабить галстук, вот только на мне его не было. Я еще не успел придумать ответ, а она снова бросилась в атаку.

— С Иззи ты ладил прекрасно. Может, ты недооцениваешь себя?

— Иззи — замечательная девчонка.

Анна пристально изучала меня, как следователь подозреваемого, готовая уловить любой знак, который выдал бы меня.

— Нат отлично справляется с ней, — сказала она.

Я отвернулся от ее сверлящего взгляда, но она, скорее всего, заметила, как я вздрогнул при упоминании Наталии.

— Да.

Анна подождала, когда я посмотрю ей в глаза. Я всегда использовал тот же треклятый прием с Наталией, когда та избегала меня.

— Увы, но скоро ее папаша снова появится на горизонте. Его выпускают на следующей неделе — на месяц раньше из-за переполненности тюрьмы. Иззи наверняка придется адаптироваться к ситуации.

Я кивнул.

Но Анна продолжила подливать масла в огонь.

— Что до Нат… Он наверняка попытается использовать Иззи, чтобы снова вклиниться в ее жизнь.

После этого комментария было невозможно оставаться спокойным. Да, я молчал, но по моему лицу было понятно, что мне хочется кого-нибудь придушить.

— Наталия умная. Ее так просто не проведешь.

Анна решила добить меня окончательно:

— Да... но сейчас она так уязвима.

К счастью, Дерек наконец-то переоделся. Желая поскорее убраться отсюда, я резко встал.

— И года не прошло. Мы опоздаем. Корт свободен только на час.

Дерек взглянул на часы.

— У нас полно времени.

Идиот.

Проигнорировав его, я наклонился и чмокнул Анну в щеку.

— Приятно было увидеться, Анна.

Она скривилась, как бы говоря мне: «Ну-ну», и поднялась.

Дерек щелкнул пальцами.

— Забыл ракетку, сейчас вернусь.

Мой почти уже бывший друг снова ушел, оставив нас с Анной наедине. После безмолвного обмена взглядами, она взяла меня за руку и сжала ее.

— Наталия влюблена в тебя, — мягко проговорила она, — но Гаррет очень обаятельный...

Я закрыл глаза.

— Готов? — позвал меня, вернувшись в коридор, Дерек.

— Да. — Я встретился с Анной взглядом. — Хорошего вечера.

 

ГЛАВА 36

Хантер

 

Я не мог заснуть.

Нервозность и тревога не утихали. За семь лет со дня смерти Джейса я ни разу не усомнился в своем решении не сдавать анализы. Я помнил, что знание и ожидание сотворило с моим братом. А если я хоть на секунду смягчался, хоть на миг забывал о том, как он мучился, то садился на кровать и открывал тумбочку, чтобы оживить все до единого болезненные напоминания. Достав из ящика письмо, которое всегда было со мной, я включил лампу. Я не перечитывал его уже очень давно.

 

Хантер!

Сегодня утром я смог положить в рот овсянку только с третьей попытки. Рука так сильно дрожала, что когда я подносил ложку ко рту, в ней уже ничего не оставалось. В третий раз мне все-таки удалось что-то удержать в ней — но потом я чуть не подавился до смерти, потому что мое горло уже не способно глотать.

Мне жаль. Мне так жаль.

Кроме достоинства у меня ничего больше нет. И мне нужно забрать его с собой, а не оставлять здесь, где я буду мочиться под себя и есть с ложечки как младенец. Это причинит тебе боль, но я знаю: ты поймешь, почему я должен поступить именно так.

Моя последняя молитва на этой Земле — о тебе и о том, чтобы тебя пощадили.

Если же этого не случится, то я не смогу дать тебе какой-то совет. Только рассказать, что бы предпочел изменить. Я бы хотел, чтобы Эмили никогда не узнала о моем диагнозе. В ее выкидыше виноват я, ведь именно из-за меня она так долго переживала. А после я оттолкнул ее, сказав, что никогда по-настоящему ее не любил. Но это не так. Просто я не мог провести ее через те годы, которые мне оставались. Иногда любимого человека ради его же блага следует отпустить.

Младший брат, живи полной жизнью. Не трать ее, изводя себя мыслями о диагнозе, как сделал я. Время летит вне зависимости от того, получаешь ты радость от жизни или же нет. Выбор за тобой.

Прости меня и живи дальше.

С любовью, Джейс.

 

Я перечитал письмо шесть долбанных раз. Обычно я фокусировался на его боли: мне требовалось снова и снова находить оправдание тому, что он сделал, снова и снова убеждать себя, что он выбрал правильный выход. Однако сегодня мой взгляд зацепился за другие строчки.

 

Младший брат, живи полной жизнью. Не трать ее, изводя себя мыслями о диагнозе, как сделал я. Время летит вне зависимости от того, получаешь ты радость от жизни или же нет. Выбор за тобой.

 

Я всегда интерпретировал фразу «не изводи себя мыслями о диагнозе» как подтверждение своего решения не проверяться. Какой смысл знать, если я не смогу ничего изменить? Зачем жить в ожидании смертного приговора?

Вот только...

Я впервые в жизни задумался, а живу ли вообще. Конечно, у меня были отношения — сексуальные отношения, — работа, которую я любил, и несколько близких друзей. Этого мне всегда было достаточно. Но жил ли я полной жизнью или просто существовал в ожидании первого гребаного симптома? Я не хотел узнавать правду, чтобы проживать каждый день как последний, а не под диктовку болезни. И все-таки, если б я мог выбирать, как провести свой последний день на земле, то мне хотелось бы провести его с Наталией. Так получалось ли у меня жить так, как я наметил себе?

Я снова перечитал последние строки.

 

Младший брат, живи полной жизнью. Не трать ее, изводя себя мыслями о диагнозе, как сделал я. Время летит вне зависимости от того, получаешь ты радость от жизни или же нет. Выбор за тобой.

 

Я приравнивал «не изводи себя мыслями о диагнозе» к «не выясняй». Я думал, что все эти годы именно незнание мешало мне осесть и пустить корни, но сейчас неожиданно понял, что корни уже давно пущены, и крепкая виноградная лоза обвила мое сердце. Это не неопределенность со здоровьем заставляла меня неприкаянным болтаться по ветру. А то, что я еще не встретил ту самую женщину, с которой был бы готов пережить бурю.

Той самой была Наталия. Я любил Саммер. Она была моей первой любовью. Но не той самой женщиной. Возможно, мы были слишком молоды. Возможно, я всегда думал о ней, как о первой любви, потому что в душе понимал, что она не последняя.

Наталия… она моя единственная.

Я влюбился в нее задолго до того, как захотел принять, что это любовь.

Что изменится, если я сдам анализ и получу положительный результат? Вернусь ли я к бессмысленному сексу без чувств и эмоций? В чем отличие от того, чтобы продолжать жить в неведении?

Не трать свою жизнь, изводя себя мыслями о диагнозе.

Ей даже не обязательно знать, если я сдам анализ, и он окажется положительным.

Но вдруг он окажется отрицательным?

Выбор за тобой.

Разве риск потерять ее не перевешивал риск узнать правду?

Был почти час ночи, но когда я наконец отрастил яйца и ответил на это вопрос, то ощутил потребность с кем-то поговорить. Я дотянулся до телефона, пролистал список контактов и, найдя нужный, нажал на вызов.

После четвертого гудка сонный голос ответил:

— Хантер? Все хорошо?

Я всеми легкими выдохнул.

— Да, дядя Джо. Все нормально. Прости, что звоню так поздно, но мне нужно сдать кровь. Можно завтра с утра прийти к тебе в офис?

— Ты заболел?

— Нет. — Я помолчал. — Но теперь мне нужно знать.

Никаких дополнительных объяснений не требовалось. Дядя Джо обдумал мои слова всего за секунду.

— Дай мне пару минут, чтобы одеться. Встретимся в моем офисе через тридцать минут.

— Сейчас час ночи.

— Знаю. Но тебе нелегко дался этот звонок. Я хочу узнать, что происходит. Я принесу кофе. Если после того, как мы немного разберемся в ситуации, ты не передумаешь проверяться, то я знаю лабораторию, которая открывается в шесть. Я заберу у тебя анализ крови, отнесу им и попрошу поторопиться.

 

ГЛАВА 37

Хантер

— Включи телевизор, канал NBC.

Ни «привет». Ни «как дела, дружище? ».

Я взял пульт, включил телевизор и нашел нужный канал. Там показывали рекламу средства от облысения. Я приглушил звук.

— Знаешь, времена у меня сейчас так себе, но волосы пока что не выпадают.

— Просто подожди.

— Ты же не заставишь меня снова смотреть двухчасовой фильм ужасов ради того, чтобы в конце я увидел, что тебя указали в титрах в качестве консультанта по робототехнике?

— Заткнись и смотри.

Я только что вернулся с утренней встречи, так что сбросил ботинки и вытащил края рубашки из брюк. Потом стал расстегивал ее, зажав телефон между плечом и ухом, и тут начались новости.

Я схватил пульт, чтобы сделать погромче, и даже не заметил, как выронил телефон, и он упал куда-то на диван.

Какого хрена?

На экране показывали мужчину, который шел через толпу репортеров к многоквартирному дому. Ниже было написано: «Гаррет Локвуд, осужденный за „схему Понци“ досрочно освобожден из тюрьмы». Репортеры совали ему в лицо микрофоны, задавая вопросы о возмещении ущерба обманутым жертвам.

Гаррет, явно привыкший к вниманию, поднял руки:

— Ребята, я просто хочу провести время с семьей. На все вопросы я отвечу вам завтра.

Но я не поэтому стиснул пульт с такой силой, что треснула крышка отсека для батареек. А из-за того, в какой дом он направлялся.

Это был дом Наталии.

Репортаж длился меньше минуты, после чего новости перешли к рассказу о серии ограблений. Я стоял, уставившись в телевизор, и вспомнил о Дереке, только услышав приглушенный голос, который звал меня издалека. Он шел от моего телефона, лежащего на диване.

— Черт. — Я поднял телефон. — Извини, выронил трубку.

— Ты видел?

— Какого черта она пустила его к себе?

— Понятия не имею. Но могу подсказать способ, как это узнать.

Дерек настаивал, чтобы я позвонил Наталии, со дня нашего с ней расставания. А после того, как я признался ему, что сдал анализы, стал беспощаден.

— Ты же знаешь, что результаты будут не раньше пятницы.

— Ну да, а до тех пор Нат будет делить постель со своим бывшим. Это в том случае, если результаты окажутся такими, как ты хочешь. Ты же не против объедков?

— Какого хера? Чего ты ждешь от меня?

— Для начала, чтобы ты вытащил голову из задницы. — Он сделал паузу. — Здесь два часа дня. Если выедешь в аэропорт прямо сейчас, то доберешься до нее... к полуночи?

Сердце пустилось в галоп. Я не мог этого сделать.

Или мог?

Сорваться в Нью-Йорк, чтобы заявить женщине, которую я, по сути, бросил, что ей нельзя жить со своим бывшим?

Для такого надо иметь железные яйца.

Я ходил из угла в угол, держа трубку около уха, но вспомнил, что еще на связи, только когда Дерек заговорил:

— Если останешься, пожалеешь. Бывает так, что принимать решение становится поздно.

Я запустил руку в волосы. Черт. Он был прав.

— Я вылетаю.

— Верни ее, твою мать. Сейчас самое время.

 

***

 

Все шесть часов в самолете я ломал голову над тем, что же скажу, когда приеду к Наталии. Но ничего не придумал. Я сдал кровь на анализ. И при отрицательном результате планировал сделать все возможное и невозможное, чтобы снова завоевать ее. Но досрочное освобождение Гаррета все усложнило. Даже без меня на горизонте она заслуживала лучшего, чем этот придурок.

У меня получилось проскочить в подъезд, когда кто-то выходил, поэтому Наталии предстояло узнать о моем появлении только в момент, когда я встану на пороге ее квартиры. Я не знал, хорошо это или плохо. Я во второй раз ткнул в кнопку вызова лифта и, постукивая ногой, стал гипнотизировать взглядом медленно сменяющиеся цифры этажей на электронном табло. Мой лоб покрылся испариной, хотя сегодня было прохладно.

Вдруг мне откроет дверь он?

Или — еще хуже — вдруг я прерву что-то интимное между ними?

С бешеным стуком сердца в груди я представил различные сценарии развития событий.

Лифт наконец-то приехал, но, поднимаясь наверх, на каждом этаже останавливался и открывал двери. Как будто испытывал мое терпение.

У ее двери мне потребовалась минута, чтобы собраться. Было одиннадцать вечера, внутри мог быть ее бывший муж, и у меня не было ни одной треклятой идеи, что я планирую говорить. Отличный план. Два глубоких вдоха не помогли мне успокоиться, и поскольку я подозревал, что взорвусь, если не увижу Наталию прямо сейчас, то постучал в дверь и стал ждать.

Я знал, что рискую.

Что не имею прав ревновать, поскольку ушел именно я.

Что заявиться к ней без звонка через три недели после разрыва — ход наглеца.

Но еще я знал, что люблю эту женщину.

Вот почему мне показалось, что у меня вырвали сердце, когда дверь наконец-то открылась, и я увидел перед собой Гаррета, который стоял у нее в квартире в одном нижнем белье.

 

ГЛАВА 38

Хантер

 

— Мне нужно поговорить с Наталией.

Мои руки сжались в кулаки, но каким-то чудом мне удалось сдержаться и не дать этому ублюдку по морде.

Гаррет прищурился и оглядел меня. Затем вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и скрестил руки на голой груди.

— Сейчас мы слегка заняты. — Он вздернул подбородок. — Кем бы ты ни приходился Наталии, пока меня не было, тебя здесь больше не ждут.

У меня было два варианта: протолкнуться в квартиру мимо него — учитывая его комплекцию, с этим не должно было быть затруднений — либо уйти, поджав хвост, потому что впускать меня этот тип явно не собирался.

Я не мог уйти, не увидев Наталию. И не хотел драться. Но мне было необходимо поговорить с ней.

К счастью, Гаррет оказался не готов к моему решительному настрою, и мне не потребовалось много усилий, чтобы пройти мимо него. Я застал его врасплох, но когда я, оказавшись в квартире, громко выкрикнул имя Наталии, он уже держал меня за плечо.

— Проваливай. Не знаю, кто ты такой, но моя жена больше не желает тебя видеть,

Я сбросил его руку и развернулся к нему лицом.

— Бывшая жена. И хотелось бы услышать эти слова непосредственно от Наталии. Я не хочу устраивать сцену. Мне просто надо поговорить с ней.

Скрип двери в коридоре прервал наш обмен взглядами, и мы повернулись к источнику шума. Я ожидал увидеть Наталию, но вместо нее по коридору шла, снимая наушники, Иззи.

Она либо не слышала мою перепалку с ее отцом, либо ей было все равно. Увидев меня, она просияла.

— Хантер! Что ты здесь делаешь?

Краем глаза я видел, что Гаррет пристально наблюдает за нашим общением.

— Я пришел поговорить с Наталией. Прости, если разбудил тебя, милая.

Она махнула рукой.

— Я не спала.

Я воспользовался возможностью узнать ответ на интересующий меня вопрос.

— Нат не спит? Можешь передать ей, что я здесь?

Она нахмурилась.

— Ее тут нет. Разве папа не сказал тебе? Она на неделю уехала к маме.

Я перевел взгляд на Гаррета.

— Нет, не сказал.

Иззи была сообразительной девочкой. И сразу поняла, что к чему. Закатив глаза, она покачала головой, а потом посмотрела на меня.

— Папа хотел провести время со мной, но Нат не хотела, чтобы я пропускала школу. — Ее взгляд перешел на отца. — Отец сказал, что может спать на диване. Но Нат не захотела оставаться с ним под одной крышей, потому что он попытался бы играть в свои игры.

— Изабелла, — шикнул ее отец.

— Ну а что? — спросила она. — Это же правда.

Я улыбнулся. Обожаю эту девчонку.

— Спасибо, Иззи. Скоро увидимся.

Она улыбнулась.

— Серьезно?

Я подмигнул ей.

— Если справлюсь, то да.

 

***

 

Я всю ночь просидел на крыльце.

Наблюдал как чернильная синева ночи мало-помалу сменяется оранжевым и золотым. Прошли годы с тех пор, как я находил время понаблюдать за восходом или закатом. То есть по-настоящему жил, а не влачил бессмысленное существование в ожидании, когда пальцы станут дрожать. Я решил, что если мне повезет вернуть Наталию в свою жизнь, то каждый день я буду вставать на час раньше, чтобы проводить с нею на шестьдесят минут больше времени.

Около восьми утра я услышал, как сзади щелкнул замок. Я встал со второй ступеньки, на которой сидел, и увидел Беллу. Взглянув на меня, она оглянулась через плечо и притворила за собой дверь.

— Моя дочь страдает.

Я опустил голову.

— Знаю. Мне жаль.

— В этом замешана другая женщина?

— Нет, мэм. Никакой другой женщины нет.

Она ненадолго задумалась.

— Ты любишь мою дочь?

— Люблю.

— И ты здесь, чтобы все исправить?

— Не стану врать, Белла. Все сложно. Но я надеюсь на лучшее.

Она смерила меня пристальным взглядом.

— Знаешь, как итальянские матери делают фрикадельки?

Я нахмурился.

— Думаю, да.

— Надо взять мясо и пропустить его через мясорубку. — Она показала, как крутит ручку.

— Так...

Белла повесила сумку на плечо и выпрямилась.

— Вот, что я сделаю с твоими яйцами, если ты снова обидишь мою крошку. — С этими словами она расцеловала меня в обе щеки и сошла по ступенькам, оставив меня стоять на крыльце.

На тротуаре Белла крикнула через плечо:

— Дверь открыта. Она на кухне. Но никаких шур-мур на моем диване. Я только недавно сменила обивку.

Я рассмеялся ей вслед, сделал глубокий вдох и вошел в дом.

— Что еще ты забыла? — донесся с кухни голос Наталии.

Она стояла ко мне спиной. Одной рукой наливала кофе, а другой держала телефон и что-то читала на нем.

Чтобы не испугать ее, я подождал, когда она поставит кружку на стол, а потом тихо промолвил:

— Привет.

Она вздрогнула и резко развернулась ко мне. Потом заморгала, словно думая, что перед нею мираж, и прижала телефон к груди.

Я нерешительно шагнул к ней.

— Прости. Не хотел тебя испугать.

— Хантер? Какого черта ты здесь делаешь?

— Твоя мама впустила меня. Я приехал поговорить.

Радость на ее лице сменилась непроницаемой маской. Она потуже затянула пояс халата.

— Забавно. Несколько недель назад я написала тебе, но ты не потрудился ответить. И на крестинах тоже почти ничего не сказал.

Я засунул руки в карманы и уставился в пол.

— Я увидел по телевизору, как твой бывший заходит к тебе домой.

У меня были целые сутки на то, чтобы придумать, что ей сказать, но взгляд на ее лицо сообщил, что с этой фразы начинать точно не стоило. Наталия была в ярости.

Ее руки взлетели на бедра.

— И ты подумал, что раз он у меня дома, то я… трахаюсь с ним?

Ее тон заявлял, что «да», хоть это и было правдивым ответом, лучше не говорить.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем?

Она злилась.

Она защищалась.

И выглядела так, словно вот-вот даст мне пощечину.

Но для меня она была прекрасна как никогда. Боже, я так люблю ее. От этой мысли мои губы растянулись в непроизвольной улыбке, и Наталия, заметив ее, посмотрела на меня как на умалишенного.

— Какого черта ты улыбаешься?

Я сделал еще два шажка ей навстречу.

— Ты неописуемо прекрасна.

— Ты придурок. — Слова были грубыми, но ее лицо немного смягчилось.

— Это правда. — Я улыбнулся еще шире.

— Что тебе нужно? У меня встреча с пациентом.

Она по-прежнему ни сдвинулась с места, поэтому когда я сделал к ней еще один шаг, оказалась в ловушке между раковиной и мной. Я принял за положительный знак тот факт, что не получил за это по яйцам. Сердце пустилось в галоп, и мне показалось, что если я не прикоснусь к Наталии прямо сейчас, то оно взорвется в груди.

— Я скучал по тебе. — Расстояние между нами исчезло. Но она и теперь не сделала попытки сбежать, поэтому я продолжил испытывать удачу. Заключил ее щеки в ладони и закрыл глаза, упиваясь нежностью ее кожи, потом глубоко вдохнул ее опьяняющий аромат. Она определенно только что приняла ванну. Я улыбнулся, открывая глаза, медленно наклонился и коснулся ее губ. — Душистый горошек… — пробормотал я. — Люблю этот запах.

Телефон выпал из ее рук на пол, но она даже не попыталась поднять его, и я, восприняв это как еще один положительный знак, прильнул к ее губам вновь. Только на сей раз смелее. Прижав Наталию к краю раковины, я поцеловал ее страстным, затяжным поцелуем. Потом лизнул ее губы, призывая их разомкнуться, и когда наши языки переплелись, она застонала мне в рот. Моя ладонь соскользнула с ее щеки вниз, я нежно сжал ее шею, чтобы наклонить ее голову и сделать поцелуй глубже. Наталия опять застонала, и ее стон пронзил мое тело.

Боже, как же я по этому истосковался.

Как же я истосковался по ней.

Как я мог когда-то считать, что живу?

Поцелуй длился долго, и когда он завершился, Наталия почти сразу насупилась.

— Хантер, я не могу снова на это решиться. Ты сделал мне больно.

Я прижался лбом к ее лбу.

— Знаю. Прости. Прости, что причинил тебе боль. Я без ума от тебя. И не хотел, чтобы так вышло. Наоборот. Я хотел уберечь тебя от страданий.

Сделав несколько прерывистых вдохов, она откашлялась.

— Хантер, я не понимаю. Ты причинил мне боль, потому что хотел уберечь меня от страданий? Бессмыслица какая-то. Что происходит?

Я посмотрел ей в глаза. Настал момент истины. Десять лет я прятался за болезнью, которой у меня, возможно, и не было. А теперь я хотел жить — с этой женщиной и ради нее.

— Нам нужно сесть и поговорить.

Она кивнула.

— Пойдем в гостиную. Мама пошла к сестре посидеть с детьми. Ее не будет пару часов, поэтому нас никто не потревожит.

Я не знал, поступаю ли правильно. Я не знал, не обернется ли все еще большей катастрофой, чем в прошлый раз, но чувствовал, что обязан совершить этот прыжок в неизвестность. Я сел на диван, сложил ладони и, опустив взгляд, молча прочел молитву. Я не молился со дня похорон брата.

А потом приступил к самому началу истории...

— Когда моей маме было десять, ее мать легла на обычную операцию на колене и умерла на операционном столе. У нее было не диагностированное заболевание сердца, которое из-за анестезии дало осложнения. Поэтому моя мама выросла с необъяснимым страхом перед врачами. А потом, когда мы с братом были детьми, наш отец попал в аварию и скончался от черепно-мозговой травмы. Поскольку на месте происшествия он был в сознании и умер только в больнице, мама обвинила в его смерти врачей. Это только усугубило ее страх, и с тех пор она никогда не обращалась к ним.

— Когда мне было девять, мы стали замечать у нее симптомы болезни Паркинсона. Не знаю, когда точно они появились, но тогда у мамы больше не получалось их скрывать. Ее руки постоянно дрожали, и ей стало сложно ходить. Поскольку она отказывалась обратиться к врачу, мой дядя поставил ей диагноз на основании наблюдений и, как мог, старался лечить ее. Однако она не принимала назначенные лекарства и не сдавала анализы. Она умерла дома, когда мне было семнадцать.

Я сделал паузу.

— Кое-что из этого ты уже знаешь. Но мне нужно рассказать все с самого начала.

Наталия взяла меня за руку и, сжав мои пальцы, произнесла:

— Не торопись.

— В юности мой брат начал замечать у себя симптомы, характерные для Паркинсона. Но тоже молчал о них до тех пор, пока их стало невозможно скрывать.

— О боже. Мне так жаль. Не думала, что болезнь Паркинсона может проявляться в таком молодом возрасте.

— Обычно нет. Но у Джейса не было болезни Паркинсона. Как и у моей мамы.

— Не понимаю.

Я сделал глубокий вдох и, встретившись с нею взглядом, сказал:

— У них была болезнь Хантингтона. Генетическое заболевание. У брата оно проявилось рано и прогрессировало быстрее, чем у более взрослых людей. В двадцать с небольшим он практически не мог ходить и самостоятельно есть. Начал давиться слюной. И чтобы покончить с такой жизнью, повесился. Его нашел я.

Рука Наталии взлетела ко рту, а по ее щекам заструились слезы.

— Соболезную. Болезнь Хантингтона — это ужасный диагноз.

— Спасибо.

Я отвернулся, не желая, чтобы она заметила собирающиеся в моих глазах слезы, и попытался взять себя в руки. Соленый комок царапал мне горло. Когда я снова посмотрел ей в лицо, то увидел там боль и сочувствие. И пока набирался храбрости закончить рассказ, открыть ту причину, по которой, можно сказать, сбежал от нее, ее печальные глаза стали огромными.

Она догадалась.

— Это генетическое заболевание?

Я кивнул.

— То есть передается по наследству?

Я встретил ее взгляд.

— С вероятностью пятьдесят на пятьдесят. — Глубоко вдохнув, я собрал остатки смелости, чтобы сказать то, что никому, кроме Дерека, не говорил. — После смерти брата я решил не сдавать кровь на анализ. Не хотел всю жизнь ждать симптомов. Но когда я бросил тебя и вернулся в Калифорнию, то понял, что такая жизнь — и не жизнь вовсе. Поэтому я наконец-то решил провериться. Результаты должны быть готовы к концу этой недели.

 

ГЛАВА 39

Наталия

 

Меня вырвало.

Почувствовав знакомое жжение в пищеводе, я сказала Хантеру, что мне нужно в ванную, и теперь сидела, свесив голову над унитазом, а перед глазами все расплывалось от слез.

Дверь в ванную скрипнула, но поднять голову я не могла. Хантер присел рядом, обнял меня. И когда тепло его груди окутало меня словно согретое одеяло, я уткнулась в его плечо лбом и перестала сдерживать слезы.

Он баюкал меня, поглаживая по волосам. А когда наши глаза встретились, тихо проговорил:

— Прости. Я не хотел говорить тебе, пока не получу результаты.

— Ты вообще собирался мне говорить в случае положительного результата?

Ему можно было не отвечать. Ответ был во взгляде. Я вытерла нос.

— Что ж, я рада, что Гаррет хоть в чем-то оказался полезным. Но как ты узнал, что я у мамы? Я даже Анне еще не говорила.

— Иззи сказала, когда я пришел к тебе.

Я выпрямилась

— Ты видел Гаррета?

— Да.

— Как все прошло?

— Он попытался убедить меня, что вы с ним снова вместе.

Я выдохнула.

— Ну что за идиот. Так не хотелось оставлять Иззи с ним, но я понимала, что она захочет побыть с отцом, хоть и не признается в этом. Она любит его, и им нужно многое наверстать.

Хантер кивнул и некоторое время хранил молчание.

— О чем ты сейчас думаешь? — спросила я.

Он покачал головой.

— Не знаю, правильно ли я поступил, сказав тебе. Очень эгоистичный поступок. Если результат окажется положительным, мы не сможем быть вместе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не собираюсь превращать тебя в сиделку. Я прилетел в Нью-Йорк, потому что приревновал, и все рассказал, потому что задолжал тебе правду. Мужчины всегда лгали тебе, и я не мог поступить так же. Но я не дам тебе пройти через то, через что прошел я со своим братом.

— Это не тебе решать.

Хантер закрыл глаза, а когда снова открыл их, то произнес:

— Сейчас нет смысла спорить об этом. Анализы будут готовы через два дня.

— Хорошо. — Мне требовалось время, чтобы переварить все услышанное и сформулировать ответы на его аргументы против того, чтобы мы были вместе, если результат, не дай бог, окажется положительным.

Мы просидели на полу в ванной около часа, пока Хантер отвечал на мои вопросы о болезни. Ему были хорошо известны генетические аспекты и статистика, плюс он получил опыт из первых рук с мамой и братом. Единственным обнадеживающим моментом было то, что ювенильный период Хантер уже миновал. У взрослых болезнь появлялась, как правило, в возрасте от тридцати до пятидесяти лет, но могла дебютировать и в восемьдесят, а прогрессирование занимало еще больше времени — от десяти до тридцати лет.

— Пошли. — Хантер наконец встал и помог мне подняться. — Уйдем из этой маленькой ванной.

— Давай я отменю свои сегодняшние приемы?

— Не стоит. Мне нужно куда-нибудь заселиться и немного поспать. Я на ногах со вчерашнего утра.

— На сколько ты останешься?

— Не знаю пока. Как минимум на следующие два-три дня.

— Останься здесь, вместе со мной.

— А у твоей мамы есть та штуковина, через которую прокручивают мясо?

Я сморщила нос.

— Да. А что?

— Ничего. Она делает вкусные фрикадельки. Но если ты не возражаешь, я лучше найду отель.

— Хорошо.

Сегодня я уже была в ванной, но все равно по-быстрому приняла душ в надежде хоть чуть-чуть прояснить мысли, а Хантер тем временем взял мой ноутбук, чтобы найти рядом отель. Закончив собираться, я увидела, что он еще сидит на диване, но задремал. С минуту я любовалась им, думая, насколько, должно быть, непросто ему далось решение рассказать мне. Хантер десять лет скрывал это ото всех, кроме своего давнего друга. Такие вещи сложно держать в себе. Мне захотелось показать ему, насколько я ценю его честность, и потому я села верхом к нему на колени и разбудила поцелуем.

— М-м-м... — просыпаясь, простонал он.

Может, поцелуй и начала я, но Хантер быстро вошел во вкус. Он запустил руки мне в волосы, удерживая меня, а его талантливый язык сплелся с моим в соблазнительном танце. Когда я попробовала отстраниться, он прикусил мою губу и потянул за нее.

— Куда ты? Я бы мог привыкнуть просыпаться вот так.

Я потерлась кончиком носа о его нос.

— В детстве, когда мы с сестрами не признавались в плохих поступках, мама обещала не наказывать нас, если мы скажем правду, и говорила: «Честность всегда вознаграждается». А когда мы выкладывали то, что скрывали, она давала нам леденец или еще какую-нибудь сладость в награду.

— Да? Хочешь сказать, что дашь мне леденец за то, что я вывалил на тебя свою депрессивную правду?

Я отодвинулась, чтобы он увидел мою коварную улыбку.

— Почти угадал. Я имела в виду, что леденцом будешь ты. Сейчас я пойду на работу, а ты поедешь в отель, примешь горячий душ и нагишом ляжешь в кровать. А позже я разбужу тебя твоей наградой за честность.

 

***

 

Моей последней сегодняшней пациенткой была Минни. Иметь любимчиков было непрофессионально, но я бы навещала ее, даже если бы мне не платили.

Напряженно сморщив лицо, она смотрела на приборную панель лифта в ожидании, когда тот приедет. Минни проверила, закрыта ли дверь, только три раза, после чего я убедила ее пойти к лифту. Невозможность сделать проверку в четвертый — заключительный — раз убивала ее. Обсессивно-компульсивное расстройство заключалось не только в неспособности сопротивляться компульсии, но и в неспособности не думать о ней, если вам все-таки удалось устоять. Минни не нужно было проверять замок двери в четвертый раз, но она не могла перестать думать об этом. Пока чертов лифт со скоростью черепахи полз вверх, я попыталась отвлечь свою пациентку.

— В общем... Хантер вернулся.

Это помогло. Во всяком случае, на время.

— Да? Я знала, что он одумается.

Я улыбнулась.

— Хоть кто-то из нас был в этом уверен.

Створки лифта открылись, и мне пришлось положить руку ей на плечо и направить внутрь. Ей было непросто покидать свой этаж. Но сегодня мы собирались спуститься в подъезд, выйти из лифта и, дождавшись прибытия нового, подняться наверх, чтобы снова проверить, закрыта ли дверь. Нарушение паттерна хоть и медленно, но помогало.

— Кстати, вы оказались правы. У него и впрямь была тайна, от которой он хотел меня защитить. Она связана с состоянием его здоровья. Там все сложно, но Хантер боялся втягивать меня в то, что могло обернуться годами тяжелой болезни.

Мы вышли из лифта и пока ждали, когда приедет другой, Минни молчала. Из опыта работы с нею я знала, что ей трудно сосредотачиваться, пока она не сделает нечто такое, что снизит стресс. Сегодня ее тревожность отчасти рассеялось, когда она зашла в лифт и поняла, что скоро снова может дотронуться до дверной ручки.

Как только лифт тронулся, она громко выдохнула и заговорила.

— Тридцать лет назад, когда я справлялась со своим состоянием в одиночку, я отталкивала людей, потому что не хотела, чтобы они пытались остановить меня. Я понимала, что они будут пытаться помочь мне, а значит мне придется перестать все проверять, и сама мысль об этом, конечно же, вызывала стресс. Поэтому я отталкивала людей вместо того, чтобы встретиться лицом к лицу со своими страхами.

Я кивнула.

— Полагаю, именно этим и занимался Хантер все эти годы. Он долгое время отказывался обследоваться, чтобы не иметь дел с результатом. Ему было проще отталкивать людей, чем справляться с их давлением и просьбами сделать анализ, когда он был еще не готов.

Лифт открылся на этаже Минни, и она пошла по коридору к квартире. Я улыбнулась. Шаг за шагом, не торопясь. Я увидела, как она дернула ручку еще один раз, а потом пошла обратно ко мне. На ее лице читалось облегчение.

Я нажала кнопку спуска вниз.

— Все хорошо?

Минни кивнула.

— Следующая остановка — магазин канцтоваров.

Сегодня мы ехали по делам в город. Звучало, можно, и просто, но нам предстояла работа над рядом компульсий. В такси Минни требовалось четыре раза проверить ручку, а в магазине — четырежды пересчитать сдачу, и у меня имелся небольшой план по нарушению этих привычек. Мы вместе вышли из лифта и, будто ее расстройство и не прерывало нас, продолжили разговор.

— В моей жизни остались лишь те люди, которые все эти тридцать лет принимали меня такой, какая я есть, и не пытались изменить мой образ жизни. Думаю, их количество вам известно.

У Минни были только мать и сестра. Ни друзей, ни коллег. Она оттолкнула весь мир, чтобы он не попытался остановить ее одержимость. Но когда ее мама состарилась, а сестра вышла замуж и переехала, она поняла, что большую часть времени проводит в одиночестве. Именно это и привело ее к терапии. Минни хотела, чтобы в ее жизнь вошли люди, и это желание перевесило страх, который навязывала ей болезнь.

— Позвольте вопрос. А вы оттолкнули бы человека, который позволил бы вам жить так, как вы хотите?

Она пожала плечами.

— Наверное, нет. Но люди не умеют сдерживаться. Им всегда хочется исправить меня.

И тут меня осенило. Я повернулась к ней и крепко обняла.

— Минни, сегодня ваш прием был бесплатным. Это меньшее, что я могу для вас сделать, после того, как вы только что спасли мою любовную жизнь.

 

ГЛАВА 40

Хантер

 

Я думал, мне снится сон.

Сон из категории «порно». Но рука, которая ласкала меня, не являлась плодом воображения. Перед сном я опустил жалюзи, поэтому в номере было темно. Днем, как и посоветовала Наталия, я снял номер в отеле, принял душ и голым лег спать. Я не был уверен, что она выполнит свое обещание после рабочего дня, но все равно подготовился.

Я различал в темноте ее силуэт. Она была обнаженной и стояла на четвереньках, а ее голова нависала над моим членом. Он набух после того, как она несколько раз приласкала его, сжав в кулаке, и мою кожу покалывало, пока она как в замедленной съемке склонялась ко мне. Перед тем, как высунуть язычок, она подняла на меня свои большие глаза, а потом, удерживая мой взгляд, лизнула меня от основания до головки.

Я застонал.

Ч-черт…

Как я мог думать, что держаться от нее подальше было хорошей идеей?

Когда она закружила языком по головке, смачивая ее, меня охватило неистовое желание погрузиться пальцами в ее волосы и накормить своим членом, вторгаясь в ее горло жестко и глубоко. Но каким-то чудом у меня получилось сдержаться. Может, награда и была предназначена мне, но то была ее игра, и я хотел, чтобы она разыграла ее по своим правилам.

Пусть я и не мог показать ей, что она со мной делала, было невозможно не выразить это хотя бы вербально.

— Фак… Так приятно. Ты понятия не имеешь, как тяжело устоять и не перевернуть тебя на спину, чтобы оттрахать твой сладкий рот.

В темноте сверкнула ее озорная улыбка, а потом ее сексуальные губы раскрылись, и она вобрала меня в рот целиком.

Иисусе.

Вот.

Это и есть настоящая жизнь.

Любимая женщина приходит с работы домой и будит меня своим ртом. Ничего лучше не существует. Каким же надо было быть идиотом, чтобы не сделать это открытие раньше.

Она сосала с расслабленным горлом, вбирая меня до упора. Когда она задвигала головой активнее, массируя всю мою длину и горлом, и ртом, я испугался, что сейчас опозорюсь и кончу за тридцать секунд.

— Твою мать, Наталия. Не спеши.

После этих слов она, если такое вообще было возможно, всосала меня еще глубже. Член уперся ей в горло, и у меня остановилось дыхание, яйца поджались, и я понял, что долго не продержусь. С этой женщиной я был обречен во всех смыслах этого слова. Но кончить прямо сейчас был не готов. Мне было необходимо войти в нее. Заполнить каждое отверстие ее тела. Сильно и жестко оттрахать ее, слушая, как она со стоном выкрикивает мое имя.

Собрав силу воли в кулак, я снял ее со своего члена и, потянув вверх, уложил плашмя на себя. А потом перевернул нас и накрыл своим телом.

— Так ты не хочешь минет?

— Детка, очень хочу. У меня в планах оттрахать тебя и в твой ротик, и в сексуальную попку, и между твоих больших красивых грудей. Вставить член всюду, где ты разрешишь. — Я потер ее губу большим пальцем. — Но если ты продолжишь ласкать меня этим прекрасным ртом, я долго не продержусь. Сначала мне нужно оказаться в тебе.

Мой член после ее рта был влажным и твердым как сталь, поэтому когда она широко раздвинула ноги, я без труда скользнул внутрь. И закрыл глаза, упиваясь ощущением воссоединения с нею. Ничего приятнее я не испытывал за всю свою жизнь. Ее горячее, тесное, мокрое естество втянуло меня до упора, и я почувствовал, что теряю разум.

И наслаждение было не только физическим. Наталия распахнула глаза, и наши взгляды встретились, невзирая на темноту. За свою жизнь я трахался множество раз, но сегодня впервые занимался любовью.

Не сводя с нее глаз, я плавно задвигался. Она была такой красивой, такой открытой, такой настоящей. Эмоции захлестнули меня, и я открыл рот, чтобы поставить точку. Смахнув локон с ее лица, я коснулся ее губами.

— Наталия, я лю....

Черт!

Черт.

Ч-черт…

Я быстро вышел из нее и спрыгнул с кровати.

Наталия вполне обоснованно пришла в замешательство.

— Что такое? В чем дело?

Вцепившись в волосы, я стал мерять номер шагами.

— Я не надел презерватив.

— Ну и что? Я на таблетках. И доверяю тебе.

— Неважно, — огрызнулся я. — Я повел себя безответственно. Что если... твою мать. Не могу поверить, что совершил эту глупость.

— Хантер, все в порядке.

— Нет. Не в порядке. Делать так было нельзя.

Я ушел в ванную, чтобы выматерить себя в одиночестве. Как я мог поступить столь безответственно? А если бы она забеременела? Что, если бы у нее родился ребенок, и мы оба оказались бы с положительным результатом? Если бы я оставил ее растить больное дитя в одиночку, и ей пришлось бы похоронить сразу двух любимых людей?

Тупица.

Легкомысленный идиот.

Надеясь хоть как-то расслабиться, я принял душ, но он не помог. Мне следовало извиниться перед Наталией за свой ужасный поступок и убедить ее в том, что подобное больше не повторится. Но когда я вышел из ванной, ее уже не было.

 

***

 

Я набирал ее номер в десятый раз, но Наталия не брала трубку.

Идиот.

Какой же я идиот.

Я наконец-то вернул свою женщину и что натворил сразу после? Опять все испортил. Да еще в момент, когда был в ней. Ну кто так поступает? Я отреагировал слишком бурно. Двух мнений тут быть не могло. И я накричал на нее, а должен был извиниться.

Я сел на кровать, уперся локтями в колени и взялся за голову. Когда с ухода Наталии прошло больше часа, щелкнул замок.

С облегчением выдохнув, я сразу же встал и подошел к ней.

— Прости меня, детка.

Наталия подняла руку, прерывая меня.

— Нет. Сядь. Нам нужно поговорить.

Послушавшись, я сел и стал ждать. Несколько минут Наталия молча крутила кольцо, которое носила на указательном пальце.

Не в силах больше терпеть неловкую тишину, я предпринял еще попытку.

— Нат, прости. Мне не следовало...

— Я не хочу знать.

— Я только хотел извиниться и рассказать, почему так поступил.

— Нет, я не про это. Твоя реакция мне понятна, и я знаю, что ты сожалеешь.

— Ладно...

— Я имею в виду... что не хочу знать, есть ли у тебя есть болезнь Хантингтона.

Она села рядом

Я был ошарашен.

— Наталия... Я...

— Позволь мне объяснить.

Честно говоря, я понятия не имел, что на это ответить, — и не понимал пока, соглашусь ли и дальше не узнавать правду после того, как принял монументальное решение ее выяснить, — но я был рад, что Наталия решила заговорить первой.

— Сегодня я много размышляла об этом. На протяжении десяти лет ты сознательно отказывался проверяться. И передумал только из-за меня. Но ты все равно планируешь уйти, если результат окажется положительным, потому что думаешь, будто таким образом пощадишь меня. В общем... я не хочу рисковать. Я собиралась сказать тебе это вечером. Но когда ты запаниковал из-за того, что забыл надеть презерватив, я осознала, что если мы не станем узнавать результаты, то не сможем завести детей. — Она помолчала. — Я понимаю, что опережаю события. Кто знает, мы можем расстаться из-за миллиона банальных причин. Но мне было нужно обдумать, как я отнесусь к тому, что никогда не смогу родить, если твой генетический статус останется неизвестным. Я подумала и решила, что мне все равно. У меня есть Иззи, и она для меня как родная дочь, пусть я и знаю ее только пять лет. А если когда-нибудь мы захотим своего ребенка, то я не против усыновления.

Услышав, скольким она готова пожертвовать ради меня, я одновременно почувствовал в сердце и боль, и надежду.

— Наталия, у меня нет слов. То, что ты добровольно идешь на такой огромный шаг и жертвуешь самым важным... — Я покачал головой. — Это значит для меня бесконечно много.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Мне нужен ты, Хантер. А с остальным мы разберемся. Я не хочу, чтобы ты хотя бы еще один раз почувствовал, находясь во мне, что это неправильно. Если все между нами и дальше будет развиваться, как развивается, то... один из нас может сделать так, чтобы нам вообще никогда не пришлось переживать о презервативах и беременностях.

Она преподносила мне огромный дар. Предлагала так много и ничего не просила взамен. Я не знал, заслуживаю ли такого подарка, но эгоист во мне не смог от него отказаться.

Я уже давно понял, что чувствую к ней. Просто не мог найти в себе смелость признаться. Но теперь это время пришло. Я и так ждал слишком долго.

Я встал у ее ног на колени.

— Я люблю тебя, Наталия. Так, черт побери, сильно, что мое сердце готово взорваться.

— Я тоже люблю тебя, Хантер.

Я нежно поцеловал ее.

— Значит, решено? — спросила она. — Остаемся в неведении?

— Дашь мне время подумать?

— Конечно. Это важное решение, и у нас ведь есть пара дней?

Я кивнул.

— Результаты, наверное, будут готовы не раньше пятницы.

— Хорошо. Тогда давай ляжем спать и обсудим все завтра на свежую голову.

План был отличным. Но вы знаете поговорку о хорошо продуманных планах...

 

ГЛАВА 41

Наталия

 

Меня разбудил телефонный звонок. Жалюзи были опущены, и я поначалу не поняла, который час и где я нахожусь. Но сильный торс, выступающий в роли моей подушки, быстро напомнил. Хантер так крепко спал, что от звонка даже не шевельнулся, поэтому я потянулась к тумбочке за его телефоном. Но ответить на звонок не успела — телефон замолчал, а на экране было написано Дядя Джо. Я проверила время. Девять утра. Черт, как же долго мы спали.

Я мягко подтолкнула своего спящего гиганта.

— Хантер.

— М-м? — Он зажмурился еще крепче.

— Звонил твой телефон. И уже поздно. Почти девять утра.

Он приоткрыл один глаз.

— Сядь мне на лицо.

Я рассмеялась и шлепнула его по плечу.

— Так ты мне отвечаешь, когда я бужу тебя и говорю, что тебе звонили?

— А что? Я люблю сразу после пробуждения полакомиться чем-нибудь вкусным.

— Это твой дядя.

Хантер резко открыл глаза и вмиг посерьезнел.

— Что?

Он приподнялся на локте.

— В Калифорнии еще шесть утра. Он бы не стал звонить в такую рань без причины.

— Об этом я не подумала. Тогда поскорее перезвони ему.

Хантер свесил ноги с кровати и сел. Но к телефону потянулся не сразу. Сначала я подумала, что ему нужна еще минута, чтобы проснуться, но потом заметила выражение у него на лице.

— Что такое?

— Анализ брал дядя Джо. Он сказал, что позвонит, как только узнает о результатах.

— Но сегодня еще четверг. Ты же сказал, что они будут не раньше пятницы.

— Наверное не раньше пятницы. Не знаю. Он мог звонить и по другому поводу. Но…

Телефон снова зазвонил. Мы переглянулись, и Хантер взял трубку.

— Привет, дядя Джо. Одну секунду.

Он прикрыл динамик рукой.

— Ты уверена, что не хочешь знать? Это серьезное решение, Наталия.

На все сто процентов я уверена не была, но одно знала точно.

— Если результат окажется положительным, ты уйдешь от меня. Твоя жизнь кардинально изменится. За себя решай сам, но я рисковать не хочу. Я не хочу ничего знать. Да мне и не нужно.

Он долго смотрел мне в глаза. Потом кивнул и приложил телефон к уху.

— Привет, дядя Джо. Прежде чем ты что-то скажешь, знай, что я решил оставаться в неведении. Поэтому если ты звонишь насчет результатов, то я не желаю их знать.

Из трубки долетел мужской голос, но я не смогла разобрать, что он сказал. Хантер смотрел в никуда и внимательно слушал.

— Да. Именно так.

Хантер посмотрел мне в глаза.

— Мы с Наталией решили, что не хотим знать.

Потом опять отвернулся и продолжил слушать. Мне не сиделось на месте. Я закуталась в простыню и стала ходить из угла в угол.

Хантер все кивал и пару раз с чем-то соглашался. В какой-то момент он свободной рукой потер виски. Я занервничала. Возможно, его дядя звонил по другому поводу, и произошло что-то плохое.

Через пару минут, которые показались мне вечностью, Хантер откашлялся.

— Хорошо. Спасибо, дядя Джо. Перезвоню завтра.

Он отключился и, закрыв глаза, опустил лицо.

— Что такое? Твоя тетя здорова?

Когда он поднял голову, и я увидела, что по его лицу текут слезы, мое сердце подскочило к самому горлу.

— Хантер, что произошло?

Тут меня без предупреждения подхватили на руки и бросили на кровать.

— Результат отрицательный.

Я покачала головой, боясь поверить в услышанное.

— Какой результат?

— Анализа ДНК. Шансы того, что у меня болезнь Хантингтона, нулевые.

По моим щекам заструились слезы.

— О боже мой, правда? Но ты же сказал ему, что не хочешь знать.

Хантер улыбнулся.

— Дядя ответил, что ему наплевать, и что он не собирается скрывать отрицательный результат, когда я наконец-таки вытащил голову из задницы.

— Ты правда здоров? Ты ведь не говоришь мне это лишь для того, чтобы я почувствовала себя лучше после нашей вчерашней ссоры?

— Нет. Я не пытаюсь успокоить тебя. — Он прижался губами к моим. — Но сейчас ты почувствуешь себя лучше.

Во мне внезапно забурлила энергия.

— Надо сходить куда-нибудь и отпраздновать! Это невероятно!

— Я и собираюсь отпраздновать. Внутри тебя.

Хантер стянул с меня простыню, в которую я была завернута, и поцеловал меня в шею.

— Я еще никогда не занимался сексом без защиты… если не считать ту минуту вчера.

Я улыбнулась.

— Получается, сегодня будет твой первый раз?

— С тобой каждый раз как первый. Но сегодня я хочу кончить в тебя. Я хочу погрузиться в тебя до упора и кончить так сильно, что у тебя задрожат ноги, а жильцы соседнего номера узнают мое имя. Я хочу, чтобы мое семя оказалась внутри тебя так глубоко, как ты вошла в мое сердце. Я хочу пометить тебя, сделать своей.

— Боже, Хантер.

Он завел мои руки за голову и, сжав запястья, второй рукой коснулся меня между ног.

— Раздвинь их для меня, красавица.

Я подчинилась, и он, склонив голову, втянул в рот мой сосок, а его большой палец закружил по моему клитору. Услышав мой стон, он скользнул двумя пальцами внутрь, проверяя, готова ли я, а после приподнялся и вжался в меня своей плотью.

Погружаясь, он не сводил с меня глаз. Я была такой мокрой, такой невероятно готовой. Когда он полностью оказался во мне, я сцепила ноги у него за спиной, и его руки стали дрожать.

— Фак… В тебе так... так хорошо...

Сначала он не спешил, медленно вторгался в меня и выходил, изучая мою реакцию на каждый толчок. Потом закрыл глаза, словно смакуя ощущение своего первого раза во мне безо всяких преград, но когда я со стоном велела кончить в меня, его сила воли иссякла.

То, что началось с неспешного, нежного секса, переросло в трах. В примитивный, животный трах. Хантер с искаженным страстью лицом в бешеном ритме вбивался в меня, а я встречала каждый его сильный толчок. Наши покрытые потом тела двигались в унисон, по номеру плыли звуки влажных шлепков плоти о плоть. Это было самое эротичное, что я когда-либо слышала.

— Хантер...

— Детка, давай. Прямо сейчас. Вместе со мной. Я хочу кончить в тебя, в твою сладкую…

И мы взорвались. Одновременно. Я выкрикнула его имя и застонала, чувствуя жар внутри, пока он изливался в меня, даря самый интенсивный в жизни оргазм. То было самое невероятное ощущение, которое я когда-либо испытывала.

Мы медленно приходили в себя. Хантер отвел с моего лица прядь волос, продолжая лениво скользить во мне, пока мы восстанавливали дыхание.

— Я люблю тебя, душистый горошек.

— Я тоже люблю тебя. Думаю, ты похитил кусочек моего сердца в самую первую нашу встречу.

— Я само очарование, и передо мной тяжело устоять.

— Хм-м... По-моему, с этим я справлялась неплохо. Ты преследовал меня почти год и преодолел три тысячи миль, чтобы взять меня измором.

— Детка, у меня для тебя новость. Год — это ничто. И я бы преследовал тебя по всему миру. Я думал, что не могу выбросить тебя из головы, а на самом деле тебя отказывалось отпускать мое сердце.

 

ЭПИЛОГ

Наталия

 

Два с половиной года спустя

 

Пока Хантер спал, я улизнула из дома и побежала к Анне, чтобы забрать приготовленный для него подарок.

Когда я прокралась обратно, он уже проснулся и был на кухне. Из-за включенной музыки он не услышал, как я вошла, что подарило мне возможность полюбоваться им сзади. Четыре года, прошедшие со дня нашего знакомства на свадьбе друзей, ни капли не притупили то желание, которое я чувствовала к этому мужчине, и пока я наблюдала за тем, как он, пританцовывая под музыку, варит кофе, у меня в животе вновь запорхали сотни маленьких бабочек.

Просто секс, без любви. Вот, как все началось. Я улыбнулась, подумав о том, каким ворчливым стал мой мужчина, когда я объявила, что месяц до нашей свадьбы будет временем просто любви, без секса.

Хантер, не оборачиваясь, издал громкий вопль, и я подскочила, поскольку не думала, что он знает, что я наблюдаю за ним. Но он всегда знал. У него словно было шестое чувство. Он подошел ко мне и, передав чашку с кофе, чмокнул в губы.

— Куда ты убегала в такую рань?

Я хитро улыбнулась.

— Надо было забрать кое-что.

Он обнял меня за талию и притянул к себе.

— Нижнее белье? Надеюсь, оно не слишком дорогое, потому что я собираюсь разорвать его, как только священник объявит тебя официально моей.

Я обняла его за шею.

— Во-первых, это не нижнее белье. Сегодня под моим белым платьем вообще ничего не будет. Ты не единственный, кому не хочется тратить время на сбрасывание еще одного слоя одежды. Во-вторых, перед тем, как ты что-то сорвешь с меня, у нас будет ужин с нашей семьей и друзьями. И последнее... — я мягко поцеловала его, — я принадлежу тебе с того самого дня, как ты появился у моей мамы и завоевал всех женщин моей семьи.

Выражение лица Хантера смягчилось.

— Дождаться не могу, когда ты официально станешь Наталией Делучия.

— Я тоже. Но давай я сначала кое-что подарю тебе. А то через час приедет Иззи, потом парикмахер, а попозже и Анна.

Его подарок остался в машине, поэтому я выкрутилась из объятий будущего мужа и пошла к двери, но открыв ее, оглянулась.

— Кстати, Иззи приедет с другом. Так что веди себя хорошо.

— С другом? Лучше бы этого друга звали Мэри, Марта или Салли.

Я покачала головой.

— Его зовут Гейдж. И похоже, он ей по-настоящему нравится, поэтому постарайся не спугнуть его, как предыдущего ухажера. — У нас до сих пор не получалось поговорить о том, что он сказал парню, которого застукал за обжиманиями с Иззи в родительский день в универе, без перехода на повышенные тона. Чувство опеки у Хантера оказалось еще более гипертрофированным, чем у ее родного отца. К счастью, нам с Гарретом удалось договориться об общей опеке над Иззи, пока та доучивалась последние два года в нью-йоркской школе. Когда она выпустилась и решила поступать в Калифорнийский университет, я поняла, что время переезжать в Калифорнию наконец-то пришло. Там у меня было все, о чем только можно было мечтать: лучшая подруга, дочь, прекрасный дом, отличная новая работа и мужчина моей мечты.

— Пусть соблюдает приличия, если его заднице хочется жить, — проворчал Хантер.

Проигнорировав его брюзжание, я пошла к машине за подарком. Чтобы подарок не замерз, я набросила на клетку покрывало, а еще оно выступило в качестве подарочной упаковки. На лице Хантера появилось недоумение, когда он увидел, как я заношу в дом нечто, похожее на высокую прямоугольную коробку.

— С днем свадьбы! — улыбнулась я и поставила накрытую клетку.

— Ты купила мне кукольный домик?

Я рассмеялась, потому что попытка была чертовски хорошей. Клетка и правда напоминала кукольный домик. Но шум, который доносился оттуда, опровергал эту теорию.

— Фоттити!

Хантер подскочил от неожиданности.

— Какого…?

Реакция этого большого мужчины рассмешила меня. Убрав покрывало с клетки, я открыла его подарок — гигантского красного ара с ярко-голубыми, желтыми и алыми перьями. То была самая яркая птица, которую я когда-либо я видела.

— Это Арнольд.

— Ты купила мне птицу? — Он просиял как десятилетний мальчишка.

Я кивнула.

— Подумала, что настало время заселить все скворечники во дворе. Ты говорил, что мечтал в детстве об ара, но твоя мама не разрешала его заводить.

— Они живут до пятидесяти лет. Она знала, у нее столько времени нет.

Открыв клетку, я поднесла руку к жердочке, и попугай сразу же на нее перепрыгнул.

— Ну, а у вас, мистер Делучия, еще пятьдесят лет есть. Мы сможем позаботиться об Арнольде.

Хантер уставился на меня.

— Мы же правда пробудем вместе так долго?

— Очень надеюсь.

Хантер склонился ко мне, но перед тем, как наши губы встретились в поцелуе, Арнольд вновь проскрипел:

— Фоттити!

— А что он говорит? Что-то про тити? Если да, то эта птица прямо-таки предназначена для меня.

Я рассмеялась.

— Нет. Он говорит fottiti. Это первая из двух причин, по которым я купила его. Когда я начала искать тебе птицу, то обошла множество магазинов и на прошлой неделе наткнулась в «Тропическом рае» на Арнольда. Он все выкрикивал это слово, но я понятия не имела, что оно значит... пока не позвонила мама и не услышала его. Как оказалось, на итальянском fottiti означает «свали на хер». Мама была в ужасе, но я сочла это уморительным. Арнольду восемь лет. Его предыдущие владельцы — Джузеппе и Джианна Моретти — вернули его в магазин, потому что надумали разводиться. Я решила, что бедняжка Арнольд сможет обрести у нас счастливый дом, и мы сможем научить его хорошим словам.

— Птица, которая ругается по-итальянски, для нас самое то.

— Я тоже так подумала.

— А какая вторая?

— М-м?

— Ты сказала, что купила его по двум причинам.

— Ой! — Я засунула руку в задний карман. — Случилось одно удивительное совпадение, которое окончательно убедило меня в том, что Арнольд должен стать нашей птицей.

Я протянула Хантеру бумаги, которые дали мне в магазине и где перечислялась вся нужная информация. Она включала в себя имя птицы, пол, породу, родителей и… дату рождения.

Пока он читал, я следила за его лицом и, когда его глаза распахнулись, поняла, что он дошел до строчки с датой рождения.

— Ты, должно быть, шутишь.

— Не-а. — Наш новый питомец родился в один день с братом Хантера.

— Ты знаешь, что это день рождения Джейса.

— Ага. Я бы сказала, что эту птицу-матершинницу направила к нам сама судьба, да?

После того, как Хантер поблагодарил меня за подарок — и заодно попытался ощупать, — мне велели сидеть в гостиной, потому что он тоже кое-что для меня приготовил.

Он вручил мне черную коробочку с серебристым бантом. Арнольд сидел у него на плече — и что-то подсказывало мне, что он будет часто проводить там время.

— Не так круто, как Арнольд, но это тебе.

Я сорвала бант, открыла коробочку, и мои глаза вспыхнули.

— Та самая?

Хантер сверкнул озорной ухмылкой.

— Да.

Я достала знакомую голубую подвязку. Ту самую, которую он поймал на свадьбе Анны и Дерека и надел мне на ногу после того, как я поймала букет.

— Я дважды спрашивала тебя, знаешь ли ты, куда она делась, и ты дважды отвечал «нет».

— Знаю. Я соврал. Что-то подсказало мне сохранить ее. Думаю, глубоко в душе я знал, что буду снимать ее с твоей ноги в день нашей свадьбы. И хоть тогда я и не предполагал, что такое возможно, я все равно держался за эту подвязку как за надежду, от которой не хотел отказываться.

— Это самые романтичные слова, которые когда-либо говорили. — Я взяла его за руку и переплела наши пальцы.

Конечно же, Хантер этим воспользовался, чтобы привлечь меня к себе.

— Да? А они помогут мне попасть к тебе в трусики?

 

***

 

Мы обменялись брачными клятвами в сумерках, стоя на заднем дворе в окружении родных и друзей. Я поместила во все скворечники, которые висели на деревьях над нами, чайные свечи. Так казалось, что за нами наблюдают с небес его мама и брат.

Мы обрели истинную любовь и здоровье и были счастливы — безгранично. Когда священник объявил, что Хантер может поцеловать невесту, мой муж со слезами на глазах заключил мои щеки в ладони.

— Я люблю тебя, Наталия Делучия. Ты показала мне, что такое настоящая жизнь, и мое сердце всегда будет твоим.

Его губы прильнули к моим до того, как я успела ответить. Но он знал. Знал, что я скажу те же слова.

Раньше я думала, что Хантер Делучия похитил кусочек моего сердца. Но я ошибалась. Потому что в конце концов даже сердце перестает биться. Нет. Этот прекрасный мужчина похитил кусочек моей души — ведь душа будет живет вечно, как и моя любовь к нему.

 

 

КОНЕЦ

 

Что будет, если пригласить на свадьбу сестры первого встречного? Как быть, если ты запала на «брата» своего сводного брата? Может ли страстная влюбленность в женатого учителя по литературе перерасти в нечто большее? Как феминистке в 19 веке устроиться на работу и укротить своего несносного боса? И чем закончится виртуальный роман между сержантом и известным стримером?

Ответы на эти и другие вопросы вы найдете в переводах нашей группы LOVEINBOOKS. Вступайте в наше сообщество, где каждый читатель найдет для себя книгу по душе. Будем рады вас видеть!

 

Мечтай. Люби. Читай.

[1] Прим. пер.: Лето (англ. Summer ).

[2] Прим. пер.: Уинер (англ. Weiner) дословно переводится, как «вялый член».

⇐ Предыдущая123456

Поделиться: