Как я делал революцию в Бюсселе

 

Первый раз я ходил на митинг 24 сентября 2011 года. Это была годовщина смерти моей мамы, и утром я был на службе в церкви, в храме св.Татьяны при МГУ, где собрались друзья и родственники. А в 13.30 мои друзья трансгуманисты планировали провести первый в истории митинг за радикальное продление жизни на площади Революции. И, если честно, я трусил на него идти: хотя митинг был согласован с мэрией, но у меня была генетически закрепленная иррациональная уверенность, что нас всех посадят и расстреляют. Мой соавтор по книге «Футурология» Михаил Батин убедил меня сделать так: приблизиться к митингу на такое расстояние, на котором мне будет нестрашно, и если я увижу что-то опасное, то удалиться. Если же ничего опасного не происходит, то постепенно приближаться.

И когда я пришел, оказалось, что еще слишком рано и по площади бродят два-три знакомых человека, а Миша дает интервью в кафе.

Через какое-то время милиционер проверил документы у организатора акции, и пришло около 100 человек с плакатами в духе «Я хочу жить до 150 лет», «Старение победимо», «Необходимо финансирование научных исследований по борьбе со старением». Я стоял в глубине парка, ожидая немедленной казни всех участников акции, но ничего подобного не происходило. Напомню, что все это происходило за три месяца до Болотной площади и особого ажиотажа с митинга в Москве не было. Приехало даже какое-то телевидение нас снимать, но тем временем по интернету объявили, что Путин будет баллотироваться в президенты на следующий срок, и стало ясно, что новость о митинге трансгуманистов на этом фоне будет незаметной.

Ребята соорудили трибуну и стали запускать на аудиоаппаратуре разные песни, одна революционней другой, в том числе Цоя «Перемен». Я подошел ближе и встал в задних рядах. Затем люди стали по очереди выступать в микрофон, но речи почему-то назывались докладами и во многом напоминали выступления на семинаре, что отражало предыдущий опыт участников. Я подошел поближе и взял плакат. Я убедился, что никто нас расстреливать на месте не собирается, наоборот, нас скорее игнорирует окружающая публика. Единственный охранявший нас милиционер отогнал сумасшедшую тетку, которая вдруг ринулась к трибуне из глубин сквера.

Постепенно я набрался смелости и подошел к импровизированной трибуне. Затем я взял флаг и начал им осторожно махать. Тут мне предложили выступить. Я вообще боюсь публичных выступлений, но у меня есть секретный прием: я концентрируюсь на одном человеке в толпе и рассказываю ему свою мысль. Моя специализация — это проблема глобальных рисков, которые могут угрожать существованию человечества в будущем, я написал об этом две книги и перевел сборник статей с английского. Я сконцентрировался на симпатичной девушке с плакатом о вечной жизни и рассказал ей, что задачи предотвращения глобальных катастроф и достижения радикального продления жизни человека — это одна и та же задача, решаемая на разных уровнях, а именно предотвращения смерти. Более того, решение обеих задач связано с развитием новых сверхтехнологий: в первую очередь биотехнологий, нанотехнологий и искусственного интеллекта. Причем эти технологии являются обоюдоострым мечом: например, биотех позволяет как создавать новые лекарства от болезней, так и опасные вирусы. То есть нужно таким образом управлять развитием и применением этих сверхтехнологий, чтобы увеличить шансы на радикальное продление жизни и снизить шансы глобальной катастрофы. Повествуя об этом, я тоже перешел к жанру доклада, забыв, что нахожусь на уличном митинге. Где-то через час мы свернули оборудование и мирно разошлись обедать в «Грабли» всей толпой.

В митинге на Болотной я не участвовал, потому что очень боялся, а на митинг на проспекте Сахарова 24 декабря мы решили пойти отдельной колонной трансгуманистов. Там было легко, весело и безопасно, мы размахивали флагами с надписями «Бессмертие» и «Трансгуманизм», фотографировались и общались.

Миша Батин написал в своем блоге вскоре после первой демонстрации на Болотной площади: «Митинг в субботу был всего лишь поводом. Причина была не осознана собравшимися. Ни за революцией, ни за голосами, ни за абсурдными псевдолидерами пришли читатели ЖЖ и посетители "Жан-Жака". Пришли за иной, пока непонятной, но неотвратимой, новой жизнью, которая не вмещается в формулу "Россия без Путина", новой жизнью, которую уже вынашивает общество. Но пока это были ложные схватки беременности. Беременности Чужим. Предстоящие перемены настолько разительны, что даже сейчас покажутся фантастикой. Акунины-Парфеновы — певцы вчерашнего дня, будущее скрыто от них».

Конечно, Путина не будет. Но произойдет это тогда, когда будет это уже не важно. Это уже сейчас на самом деле вопрос второго плана. Намного более важный факт — это то, что скорость научно-технического прогресса изменяется по экспоненте.

Собрание на Болотной породила социальная сеть в поиске адекватного отражения собственных задач в новых формах общественных коммуникаций. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы увидеть, что в течении лет пяти-семи фейсбуки-википедии, лепры-ютюбы станут важнее для людей, чем думы-избиркомы, жулики-шпионы.

Вы видели на митинге вертолет-беспилотник? Именно он буревестник новой жизни. Технологии — вот что поменяет жизнь по-настоящему. Люди пришли за бессмертием, не понимая этого.

Тем временем был принят новый закон о политических партиях, который уменьшал необходимое число членов партии до 500 человек, и у нас появилась идея создать партию, которая максимально бы отражала ценность продления жизни, трансгуманизма, бессмертия. Полгода мы думали, как ее назвать. Была идея назвать ее «Партия здорового долголетия», но такое название устойчиво ассоциировалось с голым безумным стариком Порфирием Ивановым, обливающимся холодной водой, и другими способами бега трусцой от инфаркта. С другой стороны, эта мысль была бы понятна миллионам людей, которые читают газету «Здоровый образ жизни», и эта партия могла бы иметь хорошие электоральные перспективы, как в прошлом имела Партия пенсионеров.

Можно было бы выбрать очень идеологически верное название «Российская трансгуманистическая партия», но она заранее была бы обречена на число членов меньше 20 человек. Таким образом, название должно было подразумевать и возможность широкого охвата масс, и ясную идеологическую позицию. Мы остановились на названии «Партия продления жизни». Оно оказалось очень хорошим, и большинство людей, которым мы предлагали вступить в ряды, соглашались.

В августе 2012 года мы собрали оргкомитет, как это требует закон, из 10 человек, в том числе я, блогер Лео Каганов, Михаил Батин. Кроме того, мы создали международную Longevity Party как группу в «Фейсбуке» во главе с Марией Коноваленко. К группе присоединились более 2 тыс. человек, и благодаря усилию международных активистов были созданы Longevity parties в 30 странах мира в виде групп на «Фейсбуке». Всех этих людей объединяло желание победить старение.

На следующий год, в конце сентября 2012-го, мы снова согласовали и провели митинг за радикальное продление жизни, но теперь обстановка была иная. Пространство площади Революции было отгорожено заграждениями, на всякий случай невдалеке был припаркован автозак, плакаты проверяли на входе на соответствие тематике митинга, а офицер записывал их содержимое в тетрадку. Но тем не менее мы выступили, и я выступил, и ничего страшного не случилось. И тут надо отметить, что отношение к тем же автозакам за год изменилось: если раньше это было что-то ужасно страшное, чего надо было избегать, то теперь посидеть в автозаке стало чуть ли не нормой — я в нем не сидел, но я видел людей, которые пережили привод в полицию как своего рода крещение в революционной борьбе и из тихих поэтов превратились в матерых оппозиционеров, наводящих ужас на свою семью. Люди стали разбираться в разнице между одиночным пикетом, митингом, шествием, штрафом и арестом на пять суток, и хотя я не участвовал в белоленточном движении, я подсознательно впитал эти навыки.

В декабре 2012 года мы решили провести встречу международной Партии продления жизни в Брюсселе в рамках уже намеченной конференции «Евросимпозиум по борьбе со старением-2012». Чтобы вы понимали, как это может быть «международная партия», вспомните партию пиратов — у нее главное — это, собственно, идея. 11 декабря восемь представителей разных стран, в том числе России, Израиля, Франции, Бельгии и Ирландии, впервые встретились в привокзальном кафе в Брюсселе. Международная партия пиратов провела свое первое формальное заседание в том же Брюсселе 2010 году. Но потом поток научных докладов на конференции затянул участников, и тут мне в голову пришла мысль.

Мысль эта зрела давно, еще с момента Pussy Riot, когда все мы поняли силу уличного акционизма, — что хорошо бы сделать некую акцию, которая привлекла бы внимание к проблематике продления жизни. А в Брюсселе тем временем на главной площади построили знаменитую новогоднюю елку из белых кубов, подсвечиваемых изнутри ночью, по поводу которой были споры разных религиозных конфессий. Я себе представлял, как было бы клево, если бы обнаженная красивая девушка залезла на эту елку или приковала себя к ней с лозунгами за исследования продления жизни. Через две недели в Брюсселе нечто подобное сделали Femen. Но я понимал, что это очень неправильная ситуация, когда один придумывает опасный проект, а другой его делает, — и что нет таких девушек, которые могли бы это сделать.

И тогда я предложил участникам конференции: а давайте сделаем одну фотографию на фоне елки с маленьким плакатиком, от руки нарисованным, — это быстро, легко и законно. При этом я опирался на опыт Pussy Riot, который говорит о том, что саму акцию никто не видит, а все потом смотрят на ролик на YouTube и фотки в ФБ. И самой акции может не быть физически, ее можно склеить по кусочкам, звук потом наложить, например. Но участники, сидя за столом в пивной после пленарного заседания, воскликнули: это великолепная идея, мы все пойдем! И стали придумывать тексты плакатов. «100 тыс. человек в день умирает в мире от старения!» «Необходимо увеличить финансирование научных исследований по продлению жизни». Тем временем Миша Батин, сидя в Москве, предложил быстро сверстать плакаты и напечатать их размером A0. Ранним утром он прислал 15 готовых PDF. Тем временем мы нашли место, где можно напечатать большого размера плакаты, но вечером оно было закрыто. Оно открывалось в девять утра, а акцию мы наметили на 12, во время обеденного перерыва последнего дня работы конференции. С утра, преодолев ряд препятствий технического свойства, я сумел распечатать плакаты и отправился на площадь на рекогносцировку. В 100 метрах от площади я обнаружил опорное отделение полиции с парой десятков припаркованных автомобилей. При этом я испытывал смутные сомнения о том, в какой мере фотосессия с 15 плакатами и 20 участниками является именно фотосессией, а не публичной акцией, и морально готовился к депортации — ну и что, с другой стороны? Вон, люди в Москве сидели в автозаках и вышли довольные, а у нас тут будет небольшой экспорт революции. Все равно ведь умрем, а так есть шанс дать бой самой смерти. Для себя я напечатал плакат «No more death».

И вот я напечатал плакаты, раздал участникам, и мы гуськом пошли в сторону Гранд Плас. И я поймал отблеск революционного угара, того выброса адреналина, который заставляет лезть на баррикады, хотя я, с другой стороны, понимал, что то, что мы делаем, — это просто очень маленькое событие с очень маленьким риском. Мы встали в ряд и развернули плакаты, и — удивительное дело — нас никто не стал арестовывать, не спросил, что это мы тут делаем, и не помешал нам. За 10 минут мы сделали нужный массив фотографий и видео. Все плакаты были английском языке, и в тот же день мы их выложили и получили массу лайков и комментариев.

В Москву я вернулся с ощущением, что делать плакаты с фотографиями — это весело, легко и приятно. И это почти что даже не одиночный пикет — который вроде как легален, но возможности проводить который весьма ограничили недавно. Мы договорились с Машей Коноваленко провести фотосессию на фоне Кремля. Но на Красной площади делать пикеты нельзя, там сразу завинтят, а на Васильковом спуске всегда дежурит машина с полицией. Но если перейти мост, там открывается прекрасный вид на Кремль, и там есть укромный уголок рядом с мостом, который почти ниоткуда не видно. А если фотографировать с помощью телевика, то относительная разница размеров девушки и храма Василия Блаженного будет невелика, и будет казаться, что она стоит почти рядом. И вот мы подкрались на машине к этому мосту и развернули плакат «Aging is curable desease» — «Старение — излечимая болезнь», смысл которого в том, что недавние исследования показали возможность продлить жизнь червей в 10 раз, мышей в 2,5, и, значит, человеческую тоже можно продлить. Если признать старение не «естественным состоянием», а болезнью, то фармацевтические компании будут заинтересованы их разрабатывать. И более того, это не благотворительность — тот, кто изобретет лекарства от старения, заработает триллионы долларов. При мировом ВВП 50 трлн доля рынка в 1 трлн для средств поддержания молодости и продления жизни выглядит вполне реальной. И при этом условии его стоимость будет 2% от среднего дохода, то есть оно будет доступно большинству людей, и не будет никакой войны богатых и бедных за бессмертие, так как основные деньги фармкомпаниям приносит средний класс.

Мы призвали других людей делать аналогичные фотосессии на фоне достопримечательностей в своих городах, а также попросили всех, кто лайкает фотку, заодно ее и перепощивать, что дало 120 перепостов за три дня.

Карлос Кастанеда предлагал использовать смерть как советчика, то есть рассматривать перспективу любого своего действия с точки зрения собственной смерти и ее шансов. Смерть всегда рядом. Но мы — первое поколение, которое может ее победить.

 

⇐ Предыдущая111112113114115116117118119120Следующая ⇒

Поделиться: