ВХОЖДЕНИЕ В ОТЦОВСТВО. У МУЖЧИН ТОЖЕ БОЛИТ?

Партнерские отношения могут быть дополнительной си­стемой страховки, а могут стать постоянной пробоиной в трюме вашего корабля.

Если вы понимаете, что это про вас, что ребенку уже не год и не два, а все равно вы еще полностью внутри материнства, нужно искать способы рассказывать о своем, о девичьем, о том внутреннем опыте, который вы проживаете. Не застревать в эмоциональном «коконе» и в обиде на партнера. Это легко написать, но бывает совсем не просто сделать.

Конечно, проще думать, что мужчине все равно, что он в танке, что он в офисе, что он в интернете. А со всем справляетесь одна героическая вы.

Но обычно это совсем не так.

Отец ребенка тоже что-то проживает.

И, возможно, рассказав, не с обвинительным подтекстом, о своих переживаниях, мы можете что-то услышать и о его опыте. Мужчинам тоже приходится непросто в то время, пока дети совсем маленькие. Хотя виду они и не подают.

Вхождение в отцовство тоже есть. И основной его мотив — это мотив ответственности, а сразу вслед за ним — это сильнейший страх, что женщина справляется гораздо лучше и что ему не остается места.

И вот мы получили энциклопедию женских переживаний, но есть и энциклопедия мужских. И не надо думать, что им все равно. Об этом — следующая глава.

Часть II. #чтоГоворятМужчины,

или

МУЖСКАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА РОДИТЕЛЬСКОЕ ВЫГОРАНИЕ

Инициацию родительством проходят двое: мужчина и женщина, папа и мама. Уже собрав книгу, мы осознали, что, за исключением одного мужчины-эксперта, в ней звучат только женские голоса. Изоляция, усталость, раздражение, эмоциональное выгорание, депрессия — пугающая пропасть разверзается под ногами родителя вовсе не по гендерному признаку. Мы обратились с просьбой об интервью к партнерам участниц книги. О своем испытании родительством согласились рассказать трое мужчин.

ВАДИМ

Вадим Борсук. 33 года. Второй брак (8 лет). Двое детей (старший — от первого брака, дочь от второго — 4 года). Живет в Раанане (Израиль)

«Но потерял ли я от этого? Нет. С детьми я приобрел будущее»

У меня нет ощущения, что решение стать отцом было неправильным, что надо было еще подольше потусоваться. Мне сейчас 33, и я понимаю, что надо сначала какое-то количество времени отпахать с детьми, чтобы потом выходные у моря в трейлере показались раем. До детей ты не врубаешься, какая это прелесть. Ты воспринимаешь этот отдых у моря как само собой разумеющееся. А в родительстве приходится ценить каждую минуту: вот ребенок уже уснул, а у тебя еще есть силы чем-то заняться… Чем раньше отстреляешься с детьми, тем лучше, потому что в итоге они вырастут, а тебя еще хватит на то, чтобы рвануть в Амстердам.

Я не оперирую понятиями «сложно», «несложно» в глобальном смысле. Какие-то сложные моменты есть всегда, неважно где: на работе, с детьми, в отношениях. Саша (сын, 11 лет) в детстве был удобным мальчиком. Лея (дочь, 4 года) более коммуникабельная, с ней проще общаться, чем с Сашей. Не могу сказать, что уровень сложности как-то меняется в зависимости от возраста или пола ребенка. Меняются обстоятельства и отношение к ним. Когда первый ребенок роняет соску, ты ее кипятишь. Со вторым — споласкиваешь ее под краном. С третьим — вытираешь о рубашку и даешь обратно.

Ты опекаешь ребенка ровно настолько, насколько он в этом нуждается. Саша сам готовил себе еду лет с пяти: спокойно мог пожарить яичницу. Лее четыре года, но она совершенно не проявляет никакого интереса к готовке. При этом ее можно спокойно оставить с другими детьми, и она будет выстраивать игру, подружится. Мы отдаем ее в сад и не думаем, «как там бедная деточка справляется», потому что знаем, что Лея справится, познакомится, разрулит. Саша в шестом классе, но мы до сих пор беспокоимся о его круге общения.

Не думаю, что родительство — это новое тайное знание и, чтобы его постигнуть, надо пять лет в институте учиться. Мне кажется, это заложено на уровне инстинктов. Скажем, дети иногда залезают грязными ботинками на диван. Есть родители, которые выходят из себя, бесятся, кричат. А у меня такой критерий: будет ли он или она в 30 лет делать то же самое? Если я понимаю, что не будет, — ну и фиг с ним, в конце концов. Я понимаю, что вся напряженность на тему грязного дивана — исключительно моя личная, а не косяк в поведении ребенка. Для детей естественно делать то, что хочется.

Я стараюсь делать все, чтобы моя жена Алина могла жить в том режиме, в котором ей лучше существовать физически. Лея несколько лет спала плохо: все время просыпалась, ворочалась. Алина не может вставать с утра. Если она встанет рано утром по будильнику — день потерян. Поэтому ночью к маленькому Саше старался вставать я, к Лее — тоже. Утром в сад и школу тоже отвожу я — это, можно сказать, моя работа.

С Леей я иногда езжу в командировки. Первая наша «рабочая» поездка случилась, когда мы еще жили в Москве. Ребенку было две недели. Алине нужно было немного выдохнуть, я посадил Лею к себе в слинг, и мы поехали по моим делам… В «Фейс­буке» полно фотографий, где она спит у меня в слинге. Если ребенок хочет много внимания в начале, и ты ему его даешь, то потом ему и не нужно столько.

Есть вещи, которые напрягают. Когда у нас жесткий тайминг, и Лея начинает тормозить: «Я хочу это платье, не это, другое, косички три, косички две…» — а уже надо быть на полпути… Я делаю две косички, три косички. Раздражаюсь, но снаружи не реагирую. Довольно глупо пытаться объяснить ребенку в три года, почему ты спешишь. Все, что ты можешь, — это решить ситуацию максимально быстро. У меня ведь не только Лея, которая хочет «три косички», но еще и куча народа на работе, которые хотят «три косички». Или, наоборот, обещали сделать «три косички», а там восемь или две. И вообще это не «косички».

Алина — гораздо более эмпатичный родитель. Она может эмоционально поссориться и потом эмоционально помириться. А есть вещи, на которые она вообще внимания не обратит. Или, наоборот, обратит и быстро забудет. А я, может быть, к каким-то вещам отношусь серьезнее, чем надо. Саша, например, говорит: «Не хочу учиться, буду дворником». В общем-то, да, двор тоже кто-то должен мести, ну, будешь и будешь. С другой стороны, это не значит, что меня это абсолютно не трогает.

Не вижу причин, почему мужчина должен меньше заниматься ребенком, даже если жена не работает, а просто сидит дома. У любой женщины все равно много работы, связанной с домашним хозяйством. И еще вопрос, кто устает больше.

У нас с Алиной есть проект, связанный с детским питанием. Как-то мы отслеживали вовлеченность мужчин и женщин: кто лайкает посты и кто нет. У нас были попытки зайти через мужскую аудиторию, но лайкали эти посты в основном женщины. В нашем кругу, и особенно в Израиле, папы довольно плотно вовлечены в процесс выращивания детей. Папа с автоматом и двумя детьми в рюкзаке — это нормально. Нам хочется, чтобы это было частью нашего месседжа — думать о том, какую кашу выбрать своему ребенку. Почему об этом парятся только мамы?

Это лето было очень напряженным из-за моих разъездов по работе. И поэтому сейчас мы с Леей в Москве, а Алину отправили в экстренном порядке на пару недель во Францию, чтобы она была одна, у подруги, ела сыр, пила шампанское, спала и ничего не делала. Что касается меня, то, когда я работаю дистанционно дома, в Израиле, многим кажется, что я все это время отдыхаю, хоть это далеко не так. Ситуации стопроцентного отдыха у меня не бывает, но я учусь переключаться и периодически расслабляться.

У Алины иногда бывают посты из серии «Завидую тем, у кого нет детей». Я не очень верю, когда говорят, что если бы я мог, то сделал бы по-другому. Я сделал так, как сделал. Каждый день делаю и считаю, что этот выбор оправдан. Бессмысленно тратить время на размышления о вещах, которые невозможно изменить. Можно себя спросить: готов ли ты к еще одному ребенку? Мы живем в век развитой медицины и долголетия, и если я со своим темпом жизни переживу 35 лет и не заработаю инфаркт, то — может быть.

Да, наверное, я потерял в свободе и передвижении. Я не могу внезапно поехать куда-то с друзьями, ведь это значит, что Алине будет тяжело. Но потерял ли я от этого? Нет. С детьми я приобрел будущее. Дети вырастут, у них будут свои дети… а мы с Алиной сможем отдохнуть, сколько захотим и как захотим. В том самом трейлере у моря.

ПЕТР

Петр Сейбиль. 32 года. В браке (10 лет). Две дочери (8 лет и 4 года). Живет в Москве

«Не уставать быть родителем — невозможно»

Я никак особенно себе родительство не представлял. Мне всегда казалось (даже когда мы еще не ждали ребенка), что у нас будет еще один дружок, в нашей компании. Мы к этому готовились — именно так оно и получилось.

Где-то до двух лет старшей дочери я не очень понимал, как с ней общаться. Но как-то сориентировался, поговорил с друзьями, детскими психологами, и все мне сказали: не волнуйся, это нормальная ситуация, до трех лет — мамино время, не надо обижаться. И действительно, в 2, 5 года общение с дочерью резко изменилось, а в три года мы подружились наконец-то, и теперь моя первая дочь — абсолютно папина дочь.

На маму, конечно, ложится гораздо больше ответственности, чем на отца. Я считаю, что от отца в это время требуется быть максимально внимательным. Главное, что он должен понять: первые полгода молодая мама — это вообще другой человек. Вспоминая потом то время, одна моя знакомая говорила: «Я удивляюсь не тому даже, что от меня муж не ушел, — я удивляюсь, что от меня родители не ушли». Очень многие женщины в первые полгода ребенка становятся раздражительными и менее сдержанными, чем обычно.

Как помогать? Тут важно понимать, что мама одновременно нуждается в помощи — и ревнует к ребенку. Особенно это касается не мужей, а свекровей: не дай бог, кто-то берет гулять ребенка — все сразу не то и не так. Мне нужно было одновременно им глаза не мозолить — и не удаляться. Когда старшей дочери исполнилось восемь месяцев, стало заметно лучше.

Я всем друзьям потом говорил, что вот эти полгода просто надо перетерпеть, пережить. Когда у английской королевы спросили, что главное в браке, она ответила: «Терпение». И она права, конечно, терпение. С высоты моего опыта, не самого гигантского, но и не самого маленького, я не знаю другого лучшего совета, как пройти этот этап.

Со вторым ребенком было легче — с точки зрения послеродовой депрессии. Но было сложнее с другой стороны. Неожиданной для нас.

Старшая дочь не просыпалась по ночам, легко переносила любые путешествия, с удовольствием общалась со всеми нашими друзьями, сидела у кого угодно на руках, спала у кого угодно на руках и где угодно: на подоконнике в кафе, на диванчике в джаз-клубе, под зонтиком на пляже. Она сразу была очень спокойная и понимающая. Когда у нас появилась младшая, старшая не то что не ревновала — она прибегала с прогулки побы­стрее, чтобы проверить, укрыта сестренка или нет. Укрывала ее и говорила: «Какое счастье, что у нас появилась наша маленькая». И она до сих пор себя так ведет. На нее можно оставить младшую сестру, она всегда поможет. Она вообще удивительная — наша старшая.

Младшая дочь ночами тоже особенно не просыпалась, но с самого первого дня была дико требовательная, точно знала, что хочет, и ей нужно было это прямо сейчас, договориться с ней было нереально. Если она не получает то, что ей нужно, она будет орать, пока не устанет и не уснет. Несмотря на это все, старшая терпела и все равно была сестре рада.

Старшую дочь мы могли оставлять и ходить вдвоем на концерты. Это единственное, что мы могли делать без детей. Со вторым ребенком это было значительно сложнее, потому что младшая плохо оставалась без нас, даже на один вечер. Я знаю, что многие уезжают вдвоем куда-нибудь на неделю (и правильно делают) или, если едут с детьми, берут с собой няню. С первым ребенком мы это не практиковали, потому что нам было хорошо втроем, а со вторым ребенком просто не получалось оставить дочь с кем-то другим.

Младшей нужна была мама 24/7, и я понимаю, что моей жене с ней было очень и очень тяжело. Но если говорить о нашем эмоциональном состоянии, то со вторым ребенком было проще. Послеродовая депрессия если и была, то небольшая.

Все заботы о детях в большей степени лежат на моей жене. У нас обоих работа не привязана к графику, но если я езжу по делам, с кем-то могу встретиться после работы, то она, бедная, все время вынуждена находиться дома. Моя жена очень хорошая мама. Она действительно очень устает, но ей удается и свои какие-то дела делать (она художник), и уделять внимание детям — и это все без няни. Поэтому я, конечно, ее очень уважаю.

Я не знаю, от чего это зависит, как это работает в женском мозгу: почему в одной ситуации человек более несдержан, а другой — менее. Мне кажется, мы эмоционально были готовы и к первому ребенку, и ко второму. Но на эти изменения в собственном поведении сама женщина тоже слабо может повлиять.

«Помощь маме», мне кажется, в принципе не совсем правильное выражение. Есть какие-то родительские общие обязанности. Если жена просит меня уложить или помыть ребенка, это не значит, что она меня просит помочь. Это нормально, что я включаюсь.

Когда ребенок только рождается, родители не совсем хорошо осознают, какое испытание на них сваливается. Пережить эти трудности и приспособиться к ним очень сложно. Любить детей и уметь с ними играть — это такой же дар, как и музыкальный слух. Если у мужчины или женщины есть призвание быть родителем — это замечательно, но большая редкость. Все это на себя взваливать, получать от этого удовольствие и не уставать — невозможно. В любом случае устаешь — с даром или без. И если дара быть родителем у кого-то нет — это тоже нормально.

В моей семье опыта отцовства нет уже несколько поколений. Моя мама росла в полной семье, но мой дедушка был ученый, уходил рано утром в институт и возвращался поздно вечером. Вырастили меня мама и бабушка. Не знаю, кто и что говорит про чисто женское воспитание мальчиков, но мне до сих пор неловко сидеть в общественном транспорте, даже если рядом нет пожилых людей. Бабушка сильно болела, и мне нужно было за ней ухаживать. У меня были собаки, кошки, рыбки, и все они тоже были на мне, потому что мама работала. Я был загружен по самые уши бесконечными занятиями по музыке и литературе. Мама приходила поздно, и я сам на всех готовил ужин. Ответственностью меня было не напугать, но я при этом совершенно не понимал, что значит быть папой.

Пока у тебя нет ребенка, ты представляешь себе мир и мотивации людей совсем иначе. Когда у тебя появляется ребенок, все меняется. Вообще все. Ты начинаешь понимать чужую мотивацию. Самые страшные моменты истории ты начинаешь понимать по-другому, значительно острее.

Самое тяжелое в родительстве то, что тут поблажек нет, это твоя пожизненная ответственность. А самое легкое — обниматься. Я не специалист по воспитанию, но мне кажется, что воспитать можно только собственным примером. И это самое главное и одновременно самое сложное. Ты не можешь заставить ребенка переходить только на зеленый свет, если сам переходишь на красный.

В какой-то момент я еще пытался воспитывать. Но прочитал, насколько взаимоотношения с отцом влияют на отношения с мужчинами потом, и понял, что пусть с ними будет кто угодно другой строгий, но только не я. Я буду как можно более ласковым и разрешающим. Я из тех людей, которые считают, что не нужно никого готовить к жесткой жизни, а нужно, на­оборот, окружать теплом. Дети должны быть заласканными и залюбленными.

Мне кажется, что нужно очень хорошо отдавать себе отчет в том, что свои дела и свою привычную жизнь, свое время придется на каком-то этапе если не забыть, то сократить. Я ни разу не пожалел, что у меня родился ребенок, когда мне было 23 года, но, наверное, если бы мне было лет 27, то это тоже было бы неплохо. У меня так получилось, что не было опыта взрослой жизни, когда я был бы предоставлен сам себе. Я окончил университет, в этом же году познакомился со своей будущей женой, а через год она была уже беременна. Я либо учился, либо мы ждали ребенка — и так далее. Момента, когда я был бы сам по себе, не было.

Своим дочерям я бы посоветовал замуж не выходить в 18 лет, но, мне кажется, это последнее дело — другому человеку советовать что-то относительно его возраста. Я бы порекомендовал им (и вот тут — очень настоятельно) связать свою жизнь с человеком своего круга. С человеком со схожими интересами и образованием. Опыт показывает, что мезальянс, к сожалению, делает несчастными всех.

ИВАН

Иван Голованов. 28 лет. В браке (4 года). Сын (2 года). Живет в Москве

«Не знаю, как девушки это выдерживают»

Кто предупреждает, что будет тяжело? Многие говорят: «Да это такая легкотня! » Но хоть на Эверест зайди — такого опыта нигде не получишь. Дети — это покруче спецназа.

Первые серьезные эмоции я испытал, когда мне принесли сына. К этому подготовиться невозможно. Я старался погрузиться в тему родительства довольно подробно. Читал много форумов, залезал в какие-то книги, старался выяснить побольше информации. Но в момент, когда мне принесли сына, испытал шок. Из ничего получился кто-то, невероятно похожий на нас!

Шок очень быстро сменился страхом — в течение двух-трех недель я переживал, что не могу от этого никуда деться. Это было неведомое ощущение: есть разные люди вокруг — мама, жена, друзья, братья. Ты можешь с ними поругаться, уйти, помириться, а тут появился ребенок — и он никуда от тебя не денется. Эти маленькие руки, которые он не может контролировать, эти маленькие ноги, он пока еще даже не может перевернуться на бок… он целиком и полностью от тебя зависит. Все, что с ним сейчас происходит, зависит от тебя. Это было непостижимо и страшно.

Потом пришла ответственность.

Пять дней мы провели в больнице: совок совком, но было чисто. Алиса тяжело восстанавливалась после кесарева: ей было трудно даже перевернуться, чтобы кормить сына. И я столкнулся с тем, что пеленать и кормить Тихона нужно мне. Страх рос на протяжении первого месяца. Но я также ловил себя на мысли, что это самое значимое для меня событие. Моя жизнь реально приобрела новый смысл, и чем дальше, тем больше я к этой мысли возвращался. Особенно первые полгода.

Первые полгода — самое сложное время. Отсутствие сна, перемены всех графиков, привычек. Мы всегда так скептически реагировали на пары, которые говорили: «А у нас ребенок спит». Мы думали: «Ага, молодцы. Ну хорошо, пусть спит». У нас не спал и не ел. Алиса, начитавшись книг, считала, что обязана кормить сына грудью. Тихону было три месяца, он очень много плакал, мы уже не знали, что сын хочет. Однажды просто собрались и поехали к врачу. Первое, что врач сделал, это открыл пеленку, посмотрел и сказал: «Так он голодный. Дайте ему еды нормальной». У Алисы к тому времени начала болеть грудь, стало меньше молока, она очень старалась кормить и видела в этом огромный смысл. И тут доктор сказал не париться, дать самую обыкновенную смесь. И за два дня мы дали сыну невероятное количество смеси: Тихон ее просто заглатывал, одну бутылочку за другой. Он сразу надулся и стал такой хороший, такой плюшевый, такой спокойный. Оказалось, просто надо было ребенка накормить.

С самого начала больше всего не хватает одного мнения — одного, не больше! — за которое ты цепляешься. Если этих мнений миллион, они отовсюду, и ты не знаешь, что делать, ты по­стоянно хватаешься за одно, за другое, то так, то сяк… и это выматывает. У нас есть два врача детских, которым мы сразу доверились, и это сильно все облегчило. Вот доктор сказал, что смесь хорошая — значит, смесь хорошая. Это сильно освобождает голову. Ты просто делаешь, как сказал доктор. Я больше не мог все это прокручивать в голове. Это началось за полгода до рождения Тихона и закончилось спустя четыре месяца после его рождения — бесконечное штудирование книг и интернета. Хорошо, что закончилось.

Отсутствие сна не пугало меня, но расстраивало Алису. Мало спать — для меня не в новинку. У меня бывают странные графики — до трех суток беспрерывной работы. Но Алисин график раньше был совсем другой: до четырех утра она пишет, смотрит фильмы или занимается, потом спит до часу или двух. Она привыкла так жить, ей было хорошо.

У нас был кризис в отношениях, но он начался позже, а в этот момент мы очень сплоченно действовали. У нас была большая поддержка родителей — и это тоже, конечно, очень важно. Я слышал и слышу много жалоб, что бабушки вечно дают советы непонятные про «утеплить ребенка». Нам родители всегда помогали, и очень аккуратно: ничего не навязывали, не делали ничего лишнего, с нами не спорили. Они всегда занимали позицию, что они родители, но старались сделать как лучше для нас.

Настроение у Алисы скакало сильно, до и после, оно менялось, — но я не помню, чтобы это было отчаяние. Алиса — удивительная девушка. Она не хозяюшка, чтобы борщи, уборка и все такое, но материнский инстинкт у нее развит круто. Она за ребенка умрет. Алиса очень худенькая, и натура у нее тонкая, и я не знаю, откуда у нее столько берется сил. Она отдает сыну часть себя. Это для нее такое счастье, что она, как бы ни было сложно, не пожелает никогда, чтобы это закончилось. Это самое большое счастье в ее жизни — да и в моей тоже. Был страх от того, что ребенок настолько зависит от тебя: он лежит и даже сказать ничего не может. Ты ему надеваешь рукавички, чтобы он себя не поцарапал. Когда я это понял, то подумал: «Насколько же это беспомощное создание! »

Раньше, конечно, жизнь совершенно другая была. Совершенно другие были распорядок, быт, распределение времени. Хочешь туда — хочешь сюда. Сейчас все иначе, но мы стараемся находить время друг для друга, чтобы побыть вместе. Проводим меньше времени вместе. Но, во-первых, главное, что есть ребенок, и если свободного времени меньше — это ерунда. А во-вторых, тем больше ты этим временем дорожишь и тем более полно его проводишь.

Первые два месяца я не работал — взял отпуск. Мне хотелось быть рядом. Я знал, что это будет непросто. Не знаю, как девушки это переносят: рожают, приходят домой, сами сидят и одни со всем справляются. После двух месяцев я вышел на работу, много было забот. С точки зрения мужчины, кризис — это когда очень много времени и внимания уходит на ребенка. Я понимал, что это так и должно быть, что это правильно, но мне очень этого внимания не хватало, и я ничего не мог с этим поделать. Молодой маме очень сложно разорваться, и особенно с первым ребенком, когда ты ничего не знаешь, ничего не умеешь, все незнакомое, ответы непонятно, где брать. И она, конечно, утопает в ребенке, она целиком и полностью занята.

Видимо, в какой-то момент мне стало грустно. Мы не ругались, не скандалили, но возникли грусть и отдаление. Сейчас я уверен, что это произошло по моей вине. Алиса всегда старалась не забывать не только про меня, но и про себя, что для мужчины тоже очень важно. Мужчины на всё обращают внимание, всё замечают, всё видят. Я очень люблю Алису, все понимаю, и теперь, когда я вижу, как она старается все успеть как для маленького мужчины, так и для большого, перед этим я преклоняюсь.

Но тогда я этого не понимал — насколько это трудно. Кризис произошел не из-за ребенка, а из-за всей ситуации становления отцом и встречи с ответственностью такого масштаба. Мне кажется, это меняет мозг у любого нормального человека.

Это был печальный момент. Было сложно. Но круто, что это произошло, потому что такие штуки выводят на новый уровень. Мы выбрались из этой ситуации совсем не гладко, с усилием, но плодотворно и с большим желанием. Я поначалу уделил этому мало внимания, и в результате сложности наросли как снежный ком и превратились в лавину. Эту лавину пришлось останавливать всеми имеющимися способами. Я чувствовал растерянность и непонимание. Я потерялся.

В такой ситуации нужно взять и разложить все по своим местам. Не нужно стыдиться обращаться к кому-то, кто может помочь со стороны, например к психологу. Есть какие-то вещи, которые идут за нами издалека, из прошлого. Нам очень сильно повезло: оказалось, что под боком, в соседнем подъезде есть хороший психолог. Мы начали по отдельности, а потом пошли вместе.

Благодаря Тихону и нашей любви друг к другу мы из кризиса вышли. Чем дальше, тем лучше и крепче наша семья. Мы получили огромную любовь Человека, который похож на нас, который придает смысл всему, что вокруг происходит. Раньше, может быть, и случались вопросы из серии: «Фигней я занимаюсь? » — а теперь, как говорит мама Алисы, есть ощущение, что «Тихон — это наш лучший стартап».

Любовь людей друг к другу и любовь двух людей, у которых появляется ребенок, — это разные любови. Ребенок стал ядром, центром, вокруг которого мы кружимся, держимся на орбите, никуда уже не можем деться, потому что он есть. Как бы ни решилась ситуация в наш кризис, ребенок все равно остался бы связующим звеном. Но, слава богу, мы пришли к тому, что чем дальше, тем более сплоченными мы делаемся как семья. Это новый уровень любви, заботы, отношения, понимания.

Всего два года прошло, а мы думаем про второго ребенка — потому что это невероятно круто. Если бы у меня было много денег, то детей бы у нас сейчас уже было бы как минимум трое. Дети — это очень круто.

Часть III. ТЕОРИЯ ВЫГОРАНИЯ

РОДИТЕЛЬ НАД ПРОПАСТЬЮ

Теория эмоционального выгорания

Людмила Петрановская

Семейный психолог, основатель Института развития семейного устройства, автор книг «Тайная опора: привязанность в жизни ребенка», «Если с ребенком трудно», «Что делать, если…» и других

Мы любим наших детей. Мы хотим их, ждем, радуемся им. Мы счастливы быть родителями, хоть и иногда и устаем, и чем-то жертвуем ради заботы о детях. Тяготы родительства естественны, они посильны, и это тоже часть семейного счастья.

Так должно быть. Этого мы ожидаем от себя и других. Но так бывает не всегда.

Бывают состояния, когда детский плач или нытье режет по нервам, словно нож. Когда от слов «Мама, поиграй со мной» хочется упасть на пол и завыть. Когда утром не открываются глаза. Когда ноги не несут домой. Когда ловишь себя на мысли: «Как хорошо было без них», — и сразу ненавидишь себя за эту мысль. Когда бесят любые признаки присутствия детей в доме и в жизни: раскиданные игрушки, вещи, пятна на мебели, поломанный пульт телевизора. Когда кажется, что ребенок делает все «назло», «издевается», «манипулирует», «мотает нервы». Когда не хочется его утешать и ему помогать, потому что «сам виноват», «его предупреждали». И вообще, «у других дети как дети, а с тобой вечно проблемы».

Чаще такое случается с мамами, потому что дети в основном на них. Но ни папы, ни бабушки с дедушками тоже не застрахованы. Как и няни, и воспитатели детских садов. И школьные учителя.

Такие состояния часто называют усталостью. О них не очень принято говорить. Потому что в ответ всегда есть риск услышать: «Не распускайся, не преувеличивай, возьми себя в руки! Ты не работаешь, дома сидишь с ребенком. От чего тут можно так уж устать? Все устают, ничего страшного, отдохни, и все пройдет! » Такая реакция близких — как удар для человека, которого уже засасывает в воронку. Ему становится еще хуже, и в следующий раз он не скажет о своем состоянии. Или сразу заорет в истерике. Или ударит ребенка. Или сбежит из дому. Или заболеет сильно.

Потому что это не просто усталость. Это — эмоциональное выгорание. Болезненное состояние, вид нервного истощения, возникающего у людей, чья деятельность связана с помощью ближним.

ДАЮЩИЙ

Синдром эмоционального выгорания впервые был описан по отношению к специалистам помогающих профессий, для краткости можно использовать английское слово «хелпер» (helper, русского аналога пока нет). Достаточно давно было подмечено, что, когда люди работают в этих самых помогающих профессиях — это могут быть медсестры, социальные работники, психологи, учителя, — через какое-то время с ними начинают происходить странные вещи.

Как это бывает

Вот одна из классических историй, которая заставила психологов и психиатров заняться внимательным изучением синдрома эмоционального выгорания. В 70-х годах ХХ века в одном американском городе создавалась новая социальная служба. В нее приглашали только очень мотивированных социальных работников, которые хотели помогать людям. Были отобраны лучшие. Примерно на втором году работы этой службы стали поступать жалобы от клиентов: им хамили, к ним были невнимательны, помощи было не дождаться. Там работали все те же самые прекрасные люди, которых когда-то очень тщательно отбирали, которые очень хотели помогать, которые подходили по своим способностям, по своей подготовке, по своей квалификации. Но с ними со всеми что-то произошло — всего лишь за пару лет. Это не было сиюминутным раздражением или усталостью — изменения были обнаружены на довольно глубоких уровнях личности; у хелперов менялись видение себя, отношение к клиентам, система ценностей, образ будущего. У некоторых изменения носили просто пугающий характер, они словно утрачивали способность к состраданию, чувство справедливости и даже моральные критерии. Становились циничными, грубыми, равнодушными. Но они точно не были такими совсем недавно

С тех пор на тему эмоционального выгорания написано много трудов. Выявлено, что это состояние часто развивается у человека, находящегося в отношениях зависимости с кем-то, кто слабее или кому сейчас плохо. Не обязательно в плане физическом: это может быть семья в кризисе, это могут быть родственники больного, может быть сам больной человек. Это может быть семья с особым ребенком, это могут быть беженцы или люди, оставшиеся без работы. Словом, люди, которые нуждаются в помощи. Хелпер оказывается в ситуации, когда от него зависит помощь людям. Ему постоянно приходится иметь дело с беспомощностью и страданием, с тем, что люди не справляются, что им плохо, тревожно, страшно, грустно. И он все время несет на себе роль того, кто должен заботиться, сохранять спокойствие, подбадривать, должен знать, что делать, и не терять присутствия духа.

Должен, должен, должен… В результате у него появляется длительный стресс общения, который в конце концов начинает подтачивать нервную систему.

В развитии синдрома эмоционального выгорания выделяют обычно определенные стадии:

1. Стадия мобилизации.

2. Стадия выдерживания.

3. Стадия невыдерживания.

4. Стадия деформации.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: