Глава 6 В поисках спасения

 

Злость.

Ужас.

Разочарование.

Страх.

Отчаяние.

Вот какие эмоции наполняли меня после смерти Сони. Каждый день, с утра до ночи, меня не переставали одолевать сомнения, вопросы, злость и чувство безысходности моего положения. Я переживала не только за саму себя, но и за свою семью. Мне становилось страшно только представить, через что им всем придется пройти в случае моей смерти.

Мой страх и отчаяние постоянно подталкивали меня к непрерывному изучению всего, что касалось вопросов медицины и здоровья, включая восточные методы лечения. Я обратилась к нескольким специалистам по нетрадиционной медицине и записалась на несколько различных целительных курсов. Я испробовала лечение гипнозом, медитацию, молитвы, распевание мантр, принимала китайские настойки на травах. В итоге мне пришлось уволиться со своей внештатной должности и отправиться в Индию, где я начала осваивать Аюрведу. Дэнни остался в Гонконге, он не мог поехать со мной из-за работы, однако дважды приезжал ко мне, оба раза на две недели. Также мы почти каждый день разговаривали по телефону, так как он хотел постоянно быть в курсе, как продвигаются мои дела.

Я отправилась в Пуну, город, в котором мы похоронили моего отца, чтобы побольше узнать у самых лучших специалистов о йоге и Аюрведе. Я провела в Индии в общей сложности полгода и начала чувствовать, что здоровье возвращается ко мне. Мой учитель йоги посадил меня на специфическую жидкую диету, которая состояла из овощей и травяных настоек, сопровождаемых ежедневной практикой асан^[31] на восходе и закате.

Я продолжала следовать такому режиму на протяжении нескольких месяцев и, кажется, на самом деле почувствовала себя намного лучше. Мой учитель был просто неподражаем, он не мог поверить, что я была больна раком. Я сказала ему, что сдала анализы и врачи нашли у меня лимфому, на что он ответил: «Рак – это всего лишь слово, которое создает страх. Забудь о нем и сосредоточься на достижении гармонии твоего тела и разума. Все недуги происходят от нарушения этого равновесия. Никакая болезнь не устоит, если твой организм пребывает в полной гармонии».

Мне действительно нравилось время, проведенное под покровительством моего учителя, он помог мне победить страхи, связанные с раком. Спустя шесть месяцев он решил, что я полностью исцелилась, – и я тоже так решила. Я чувствовала себя победителем, как будто мне наконец удалось пройти через все это, и я с нетерпением ждала возвращения домой, к Дэнни, по которому я безумно соскучилась. Мне нужно было о стольком ему рассказать.

Когда я вернулась в Гонконг, то все первым делом обратили внимание, что я стала очень хорошо выглядеть. Определенно, я давно не чувствовала себя настолько прекрасно, как в физическом, так и в духовном плане. Однако мое ликование было недолговечным. Для того чтобы окружающие начали интересоваться, чем же конкретно я занималась в Индии, много времени не понадобилось. А когда я рассказала им об Аюрведе, то тут же посыпались замечания, пропитанные неодобрением и опасливыми догадками. Конечно, эти люди действовали исключительно из лучших побуждений и желали мне только добра, но именно из-за этого их мнение оказало на меня такое огромное влияние. Большинство считали, что невозможно вылечить рак подобным способом, и в мою голову вновь начали закрадываться старые добрые сомнения и страхи, в то время как я не прекращала отстаивать правильность своего выбора.

Оглядываясь назад, я понимаю, что самым лучшим решением тогда было бы вернуться в Индию, чтобы восстановить свое здоровье. Вместо этого я поддалась влиянию общественного мнения, скептицизма касательно выбранного мною способа лечения. Так что я решила остаться в Гонконге.

Я попыталась разобраться в премудростях традиционной китайской медицины (ТКМ), которая здесь оказалось широко распространена. Однако она настолько противоречила концепции Аюрведы, что я была в замешательстве. В Аюрведе считается, что нужно быть вегетарианцем, в то время как ТКМ предполагает регулярное употребление мяса, в частности свинины. В индийской культуре говядина и свинина – самые неблагоприятные, какие только можно себе представить, из потребляемых людьми продуктов.

В довершение всего я обратилась за помощью к натуропатии^[32], так как была окончательно сбита с толку. Все это не только запутало меня, и без того находящуюся в полном смятении, но и усилило все мои страхи и опасения. Все рассматриваемые мною учения противоречили друг другу. Западная натуропатия предполагает, что сахар и молочные продукты необходимо полностью исключить из рациона питания, они рассматриваются как катализаторы роста мутировавших раковых клеток. В Аюрведе, напротив, молочные продукты – это то, что надо. А сахар и всякие сладости – непременная составляющая сбалансированного питания, основой которого является равномерное возбуждение всех вкусовых рецепторов языка.

Так что с питанием были постоянные проблемы. Я сильно нервничала, боялась прикоснуться практически к любому продукту. Я не знала, какая еда полезна для меня, а какая нет, потому что среди всех опробованных мною целительных методик не было единого мнения, они постоянно противоречили друг другу. Эта путаница только усиливала мои и так уже зашкаливающие выше некуда страхи. Ужас продолжал медленно охватывать меня, стремясь поглотить целиком, и мое здоровье стало ухудшаться с неконтролируемой быстротой.

Мне постоянно хотелось побыть одной, я допускала к себе только самых близких людей. Я пыталась сбежать от реальности, как будто бы это могло помочь избежать правды. То, как все смотрели на меня и обращались со мной, было просто невыносимо. Мне не нравилось их снисходительное отношение, мне не нравилось их чувство жалости. Я не хотела, чтобы ко мне относились как-то по-особенному только потому, что я была тяжело больна.

 

Также мне было неприятно думать о том, что с точки зрения нашей культуры моя болезнь – это лишь следствие испорченной кармы, что я, должно быть, сделала в прошлой жизни что-то настолько ужасное, что заслужила такое страшное и мучительное наказание.

 

Я тоже верила в карму, так что приходилось признать, что я натворила что-то такое, чего должна стыдиться, что все, что со мной произошло, – это исключительно моя вина. Как будто кто-то сверху вынес мне приговор, и я просто ничего не могу с этим поделать.

 

Если это расплата за поступки, совершенные мной в предыдущей жизни, – спрашивала я себя, – то как я могу что-либо изменить? Как я вообще могу что-нибудь исправить?

 

Подобные мысли лишали меня последних надежд на выздоровление.

Но, несмотря на все это, я старалась выглядеть мужественно. Я смеялась, улыбалась, беседовала с людьми, даже если мне этого не хотелось, потому что для меня было важно, чтобы другие перестали беспокоиться о моем состоянии. Я не хотела, чтобы кому-нибудь было жалко меня или некомфортно из-за моей болезни, так что я продолжала заботиться в первую очередь не о себе, а о чувствах и потребностях окружающих. Каждый считал своим долгом упомянуть, насколько «храбро» я себя веду, что они восхищаются тем, как я справляюсь с убивающей меня болезнью. Так много, слишком много людей отметили, насколько я выгляжу радостной и счастливой, – но они и малейшего представления не имели, что творилось у меня на душе.

Единственным человеком, который понимал, что происходит на самом деле, был Дэнни. Он знал, насколько невыносимым было для меня находиться среди других людей, так что постепенно он стал моим защитным барьером от окружающего мира, не допуская ко мне никого. Когда рядом были другие люди, я постоянно чувствовала необходимость играть беззаботную и веселую женщину, ведь я не хотела ни чтобы другие начали чувствовать себя неудобно из-за меня, ни чтобы беспокоились обо мне. В какой-то момент это начало меня просто выматывать, и я даже перестала отвечать на телефонные звонки, потому что не хотела говорить с кем-либо о своей болезни. Мне не нужны были чужие советы о том, как справиться со своими внутренними переживаниями, и мне надоело отвечать на одни и те же бесконечные вопросы, задаваемые людьми, которым была небезразлична моя судьба.

Я перестала выходить на улицу, постоянно оставаясь под надежной защитой стен своего дома. Не только потому, что мне было плохо на душе – мое физическое состояние тоже оставляло желать лучшего. У меня были проблемы с дыханием, я сильно похудела, что даже голову держать прямо было для меня настоящей проблемой. Меня раздражали постоянные взгляды и комментарии посторонних. Я знала, что люди пялились на меня не потому, что мой вид казался им омерзительным или противным, что, скорее всего, им просто любопытно или, возможно, жалко меня. Когда я ловила настойчивые взгляды, люди мгновенно отводили глаза в сторону, и я видела, насколько неудобно они себя из-за этого чувствовали. Я знала, что именно они чувствуют, ведь я раньше и сама не раз переживала аналогичные эмоции по отношению к тяжелобольным людям. Им было жалко меня. В какой-то момент я поняла, что это вполне естественная человеческая реакция, и мне стало неловко от того, что я заставляла людей вокруг чувствовать себя неудобно. Так что я вообще перестала выходить из дома.

 

Вскоре я оказалась полностью заперта в плену своего страха и отчаяния, в моей жизни было все меньше и меньше приятных моментов. Время неумолимо ускользало от меня. Я считала, что каждому, у кого не было рака, безумно повезло. Я завидовала каждому встреченному мной человеку.

 

Меня не заботило то, как жили эти люди; мне было достаточно того, что они не знакомы с тем демоном, который украл у меня еще совсем недавно принадлежавшее мне тело… мой разум… мою жизнь.

Каждое утро я просыпалась с искоркой надежды: может быть, сегодня все изменится к лучшему. Однако конец каждого дня сопровождался уже привычным чувством поражения, усиливающимся с каждым прошедшим вечером.

Разочарованная, я начала задумываться о том, зачем я вообще продолжаю сражаться с болезнью. С какой целью? С теми болью и страхом, которые я испытывала, мне это казалось бессмысленным, я слишком, слишком устала. Я начала сдаваться. Я уже была готова признать себя побежденной.

К тому времени я постоянно ходила в больницу для переливания крови и других процедур. Возвращаясь домой, большую часть дня я спала или просто отдыхала. Я не выходила на улицу и не могла долго находиться на ногах. Какие-нибудь полчаса любой активной деятельности изматывали меня до предела, и я начинала задыхаться. Я быстро теряла вес, меня постоянно мучила повышенная температура.

«Вы думаете, что в такой стадии у меня еще есть шансы на выздоровление?» – спросила однажды я своего доктора, сразу после того, как он закончил с компьютерной томографией, необходимой для оценки моего состояния.

Он отвел глаза в сторону и сказал: «Я позову медсестру, чтобы она помогла вам одеться». Он умолчал, что собирался поговорить с Дэнни наедине.

«Сейчас слишком поздно что-то предпринимать, – начал доктор, как только они остались одни. Он посмотрел в упор на моего мужа и продолжил: – Ей осталось месяца три, не больше. Последняя МРТ показала, что опухоль значительно увеличилась в размерах, к тому же появилось много новых. Рак очень быстро захватывает лимфатическую систему. Сейчас слишком поздно даже для химиотерапии – на этой стадии ее организм просто не способен оказывать сопротивление токсинам. Любое вмешательство только еще больше ослабит ее и приблизит неминуемую смерть. Мне очень жаль».

Хоть Дэнни и взял на себя мужество не говорить мне об этом тогда (он поделился со мной этим только многие месяцы спустя), я поняла, что случилось что-то страшное. Он и так почти не ходил на работу до этого, а после последнего визита к врачу так и вообще ее забросил. Он старался как можно реже оставлять меня одну.

Однажды я его спросила: «Я ведь умру, так?»

«Мы все когда-нибудь умрем». – Он попытался выкрутиться.

«Я знаю, дурачок, – парировала я. – Я имею в виду сейчас, из-за рака. Что, если я умру?»

«Тогда я пойду за тобой и приведу тебя назад», – ласково отвечал он, нежно поглаживая мою лежащую на подушке голову.

Это произошло через полтора месяца после того самого разговора с доктором. К этому моменту я больше не могла дышать самостоятельно, и баллон с кислородом стал моим неизменным спутником. Я могла лежать, только опершись спиной на подушку, в горизонтальном положении был велик риск захлебнуться жидкостью, которой был наполнен мой организм. Каждый раз, когда я пыталась прилечь, я начинала задыхаться от удушья, а самостоятельно перевернуться в кровати стало для меня практически невыполнимой задачей. Все мое тело было покрыто многочисленными ранами и язвами: мой организм атаковало такое огромное количество токсинов, что коже не оставалось ничего другого, кроме как открыться и выпустить яд наружу.

Множество раз я просыпалась в страшном поту, промокшая до нитки – ночной пот является распространенным симптомом лимфомы. Моя кожа постоянно сильно чесалась, как будто по всему телу что-то ползало. Я помню, как однажды ночью зуд был настолько сильным, что, сколько бы я ни чесала свою кожу, он не утихал ни на мгновение. Тогда Дэнни достал из морозилки кубики льда, положил их в пластиковые пакеты и обложил этими пакетами меня с ног до головы, чтобы успокоить мою зудящую кожу. На это ушло много времени, однако способ оказался очень даже эффективным.

Часто по ночам я не могла уснуть, и Дэнни не спал вместе со мной. Я не знаю, что бы я делала без него. Он чувствовал каждую мою малейшую потребность, и мне не нужно было говорить ни слова, чтобы он мне помог. Он делал мне перевязки и мыл мои волосы. Хоть я и чувствовала себя виноватой за то, что ему приходилось ежеминутно обо мне заботиться, я знала, что он никогда бы не стал делать этого только из чувства долга или жалости. Все его поступки были лишь следствием его глубокой любви ко мне.

Моя пищеварительная система перестала нормально работать, я страдала от истощения. Дэнни постоянно покупал мне мои любимые конфеты, а мама готовила мои любимые блюда, пытаясь вызвать у меня аппетит. Но я не хотела есть. Даже те крохи, которые мне удавалось запихнуть в себя, не усваивались моим ослабленным организмом, мышцы атрофировались на глазах, и в какой-то момент я больше не могла даже самостоятельно встать с кровати. Я передвигалась на инвалидной коляске. Организм добывал протеин из моей собственной плоти, и я стала похожа на тощего ребенка из страдающей от голода страны третьего мира. Я была истощена и напоминала скелет, а моя голова была настолько неподъемной, что мне с трудом удавалось оторвать ее от подушки.

Я продолжала свои походы в больницу, но каждый раз мне хотелось уйти оттуда как можно быстрее, это место казалось мне слишком бездушным, холодным и депрессивным. Казалось, что в больнице я чувствовала себя еще хуже, хотя мое состояние и так оставляло желать лучшего, так что мы наняли сиделку, которая следила за мной в дневное время.

Моя мама и муж не оставляли меня ни на минуту в это тяжелое для нас время, а Дэнни ночи напролет проводил возле моей кровати. Он боялся, что я перестану дышать, так что хотел всегда быть поблизости, если я вдруг начну задыхаться. Многие ночи я не могла спать из-за постоянно терзающего мои легкие кашля, так что присутствие Дэнни было очень для меня важным. Я переживала, зная, насколько ему плохо, и от этого мне было еще сложнее справиться со всем происходящим. Тем не менее я все еще старалась держаться молодцом, чтобы никто вокруг не думал, что я мучаюсь. Я говорила, что чувствую себя хорошо, даже если это было очень, очень далеко от действительности!

Одновременно с этим я очень переживала из-за страданий своей мамы. Я понимала, какое это горе для матери – пережить своего собственного ребенка, наблюдать за тем, как он медленно и мучительно уходит из жизни.

Утром первого февраля 2006 года я чувствовала себя намного оптимистичнее, чем обычно. Я начала обращать внимание на происходящее вокруг. Небо в этот день выглядело более голубым, чем обычно, а окружающий мир вновь казался красивым и удивительным. Хоть я и была до сих пор прикована к инвалидной коляске, с кислородным баллоном в качестве своего постоянного компаньона, когда меня вывозили из больницы после очередного визита, мне вдруг показалось, что настало время смириться, что теперь все будет хорошо.

В конце концов, жизнь на земле не остановится, если меня вдруг не станет. Почему же тогда я должна о чем-то переживать или беспокоиться? Странно, но мне почему-то так хорошо, мне очень давно не было настолько хорошо, – вспоминаю я свои мысли в тот день.

Мое тело пронизывала боль, и мне было очень сложно дышать, так что я решила полежать на кровати. Из-за боли я не могла уснуть, так что, перед уходом со своего дневного дежурства возле моей кровати, медсестра вколола мне дозу морфина, чтобы я смогла немного отдохнуть. Но что-то было не так, как обычно. Я почувствовала, что успокаиваюсь и ослабляю свою хватку, которой я до сих пор цеплялась за эту жизнь. Все это время я словно висела над глубокой пропастью, бессмысленно сражаясь за то, чего мне никогда не суждено было добиться. Но теперь я была полностью готова смириться, отпустить все то, за что я так судорожно хваталась последние месяцы. Я чувствовала, как погружаюсь в глубокий сон.

Следующим утром, второго февраля, я не открыла глаз. Мое лицо было некрасивым и распухшим. Равно как и мои руки, ноги, голова и ступни. Увидев это, Дэнни тут же позвонил доктору, который приказал ему немедленно доставить меня в больницу.

Финальное сражение с раком было не за горами.

 

 

Часть вторая. Мое путешествие к смерти… и обратно

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: