Как самой стать гарантом своей безопасности.

 

 

— Ни одна мать не выпустит младенца на шоссе с восьмирядным движением. Его собьют. И не потому, что там злодеи. Он сам еще не знает, не умеет, не готов к дороге.

Наши хотения - это такой же младенец в нас. Это действительная наша жизнь, которая, как может, приспосабливается к тем внешним и внутренним нашим условиям, что мы ей предлагаем. Если наше отношение к себе или поведение враждебно этой нашей действительной жизни, то она осуществляет, себя в обход нашего внимания, сознания, наших принципов и взглядов. Действительная жизнь перехитривает наше внимание. Если ей это не удается, мы заболеваем и гибнем.

До сих пор, вы всегда и всюду - артистка. Узнав о любом движении вашего внутреннего малыша, о любом вашем хотении, вы без подготовки тут же тащите его на сцену - в слова, в дело, в люди. Или, напротив, отмахиваетесь от него со стыдом или по иным причинам.

Вы не стали гарантом защищенности вашей внутренней жизни, вашего внутреннего младенца.

Он вас боится! И, как может, от вас прячется, скрывает себя.

Вот вы и не знаете, чего хотите!

Поэтому - первое.

Надо гарантировать вашему «младенцу» - хотению сокрытие его тайны.

Вас зовут Татьяна Федоровна?

Так и скажите себе:

«Танечка, я тебя не выдам! Сокрою ото всех глаз! Если понадобится - и от своих!

Не буду обнаруживать свои хотения, пока они сами не вырвутся наружу. Да и тогда стану их окорачивать.

Надену на себя все привычные мне маски, но уже специально. И буду вести себя только знакомым, привычным мне образом. Ничего не буду менять ни в жизни, ни в своем поведении. Пока изменения не станут моей внутренней необходимостью] Цыпленок не вылупляется из скорлупы, пока не созрел!

Если, чтобы скрыть свои хотения, надо будет соврать, я совру.

Таня, я тебя не выдам!» -

Так надо сказать себе!

Когда ваш внутренний малыш (ваши хотения) убедится, что ваши обещания себе - это не пустые фразы, когда поверит, что вы действительно стали деликатны, бережны с собой, тогда он (ваши хотения), как дитя, осторожно, начнет пробовать открываться вам.

Обманете - спрячется еще глубже!

Второе.

Представьте, что вы сейчас всем, например, мужу, объявите, чего от них хотите!

— У вас есть гарантия, что над вами не посмеются, не покажут фигу, не обидят, не унизят, не «откажут», как вы сказали?

— Нету.

— Поэтому ваша интуиция и прячет от вас ваши хотения.

Ваш внутренний малыш чувствует, что, прознав о его стремлениях, вы без оглядки кинете себя в неизвестный и опасный мир.. Лишний раз измучите его и заставите в отчаянье спрятаться еще глубже.

Поэтому, второе.

Надев на себя все привычные маски (привычные формы поведения), начните уже теперь создавать для себя доброжелательное и структурированное пространство.

Для этого учитесь беречь других от себя!

Чтобы беречь другого, приходится узнавать - что им движет, что ему больно, что плохо, что хорошо?

Оберегая и узнавая других, вы создадите для себя понятное, безопасное и открытое вам окружение.

Тогда у вашего «хочу» появятся гарантии успешности.

И третье  (оно должно быть первым)!

Нельзя никому делегировать свою инициативу!

Нельзя вашего внутреннего ребенка - свои хотения - перепоручать ничьим, даже самым доброжелательным заботам.

Как в сексе, никто не может удовлетворить женщину. Зато она сама может удовлетвориться любым, выбранным ею, мужчиной (не умом выбранным, но ее природой). Так и никто за человека не может осуществить его хотения, кроме него самого.

Надежда на других только парализует нашу инициативу.

Весь этот живой и движущийся мир, со всеми его инициативами, для каждого из нас - то же, что предметы, что звери в лесу.

Умение людей говорить добавляет нам только новый способ взаимодействия с независящим от нас окружением. Но не дает нам никаких оснований надеяться, что людские джунгли решат нашу задачу за нас.

И последнее.

Если вы потеряли ощущение, чего хотите, проверьте, не запретили ли вы себе знать о каких-то своих хотениях из области наиболее табуированных (запретных) для вас тем. В тех.вопросах, про которые вы говорите - «не принято»!

Отказ от инициативы и от знания своих выборов в «запретных» темах тормозит нашу инициативу во всем!

Мы теряем само ощущение реальности своих желаний, реальности себя.

И наоборот, знание - чего мы хотим в табуированных темах - раскрепощает все наши инициативные импульсы, возвращает нам ощущение себя.

И еще одно условие безопасности  движения к себе: хотение - еще не действие!

Хотеть можно все.

Ясное ощущение и знание своих хотений дает нам возможность свободнее выбирать поступки.

Станьте для вашего внутреннего ребенка гарантом защищенности, и вы все больше станете узнавать о том, чего вы хотите. Больше знать о себе!

У вас будет больше свободы для человеческих выборов.

 

 

Ваша главная ошибка[19]!

 

 

— Так вы не лишились целомудрия оттого, что узнали, что хотите мне нравиться?

— Нет еще!

— Это упрек мне?!

— Нет. - Татьяна Федоровна доверчиво смеется. - Спасибо вам!

— Извините, что сегодня гарантом вашей безопасности был, к сожалению, я. Но я же - психотерапевт... А сейчас вы знаете, как хотите меня?

— Не знаю.

— И именно в этом ваша пожизненная ошибка! Вы до начала общения с любым человеком, в том числе и с мужчиной, не узнаете и не знаете, кто он для вас, как для женщины. Спасибо, что вы догадались об этом! Спасибо за сотрудничество! — Вам спасибо!

 

Как узнать, чего хочешь?

 

 

Неустойчивая самооценка

 

 

После чтения последней главы в кабинете завязался разговор о так называемой «неустойчивой самооценке».

Суть в том, что человек, который не знает, чего хочет, не знает своего отношения к другому и, поэтому, оказывается весьма зависимым ото всех и вся.

Его отношение к себе и к миру - его самооценка - колеблются, подчиненные наглядным оценкам любого партнера, порой случайному движению животных и даже неодушевленных предметов.

Такой человек чувствует себя и воспринимается другими неуверенным в себе, даже когда хорохорится и важничает. Для него весь мир в большей или меньшей степени наполнен злокозненными волями и влияниями на него извне и изнутри (со стороны его же собственного, непонимаемого им тела).

Напротив, тот, кто знает, чего хочет, чувствует свое отношение к каждому и от чужих оценок зависит мало. Его отношение к себе, к людям, к любым вещам выражает его интересы и мало подвержено ненужным ему влияниям людей и, тем более, вещей. Он уверенно чувствует себя. Уверенным воспринимается и другими.

Неустойчивая самооценка, неуверенность в себе возникают вследствие того, что, не замечая и не зная своего отношения к другим, к миру, мы сами невольно тормозим свою внутреннюю активность. Тогда в момент встречи с другим человеком, с любым внешним движением мы оказываемся как бы пусты. На фоне этой пустоты любое чужое действие, движение, отношение, даже непреднамеренное и случайное, становится для нас единственной, ведущей нас силой - доминирующей активностью. Мы оказываемся захваченными ею, будто загипнотизированными этой чужой жизнью. А подчас и внутренними, непонятными для нас, шевелениями в собственном же организме. И тогда, как загипнотизированные, мы в состоянии только подчиняться ...или, сопротивляясь постороннему нам якобы влиянию, артачиться, действовать в противовес чужой инициативе. Или «подавлять» собственные же отвергаемые импульсы. Но, и подчиняясь и сопротивляясь, мы теперь руководствуемся внешней по отношению к нашему выбору - чужой нам волей, а не служим собственным своим интересам. Мы же их (свои интересы) сами проигнорировали, не заметили еще до всякой встречи с «чужой» инициативой. И подчиняясь и сопротивляясь, мы испытываем чувство несвободы, ощущение, что на нас «давят», нас «подавляют», а в бредовых случаях даже, как нам кажется, «гипнотизируют». Любое внешнее (да и внутреннее) движение «тащит» нас в свою сторону. Мы раздираемы этими движениями. В действительности же, повторю, эта зависимость определяется нашей незаполненностью собой, нашей пустотой, а не чужим стремлением нас подавить.

Нередко захватившая нас чужая активность, с которой мы боремся, оказывается случайным проявлением такого же, как мы, неуверенного в себе человека с неустойчивой самооценкой. Даже непонятное поведение животного или неожиданное шевеление осеннего листа на дереве - движение любого предмета может в этой пустоте стать единственным управляющим нами заполнителем. Чужое, даже случайное, действие для нас реально, заметно, увлекает нас, неприкаянных, независимо от наличия или отсутствия связанных с нами намерений у его носителя. Подчинены мы с самого начала своей пустоте, а не чужому произволу.

Замечательно, что чужого произвола мы в этом вакууме без собственной активности неосознанно активно ищем, как губка воду. Ищем по самым разным причинам. Например, чтобы в борьбе с теми, кому сопротивляемся, ощутить собственную силу. Или, чтобы почувствовать остроту, реальность своего существования. И чтобы было, на кого свалить ответственность за все, что сами делаем или не делаем, но хотели бы. Да просто чтобы что-то делать, наконец! Ведь самим нам эта наша неприкаянность порой совершенно невыносима.

Когда же мы ясно ощущаем свои нужды, сознаем свои интересы, активно отслеживаем свое отношение к другому, и хорошо отдаем себе отчет в этом своем отношении, тогда именно оно (наше отношение) становится нашей главной активностью, доминирующей, наполняющей нас силой. Любое малейшее шевеление в нашем теле, в нашем организме становится сигналом ведомых или еще неведомых, но интересных нам наших желаний.

Любое чужое движение теперь только усиливает наше собственное, как хворост усиливает огонь, и попытка дуть тоже раздувает пламя. Мы можем согласиться с другим, не согласиться, иметь третье, независимое от него мнение. Можем просто идти своей дорогой. Другой для нас тогда частное лицо, а не властелин. Он нам как такой же, как и мы, человек понятен. Он волен иметь свой взгляд на вещи и на нас, как и мы - свой. Это только взгляд частного лица. Другой не обязан с нами соглашаться или даже считаться. Он человек. Мы от него так же зависим и не зависим, как и он от нас. Любая чужая активность усиливает нашу (как и тогда, когда мы сопротивлялись «гипнозу чужой воли»), но теперь усиливает в нужном нам направлении, заранее выбранном нами, выбранном нашим отношением к себе, к другим, ко всем вещам.

Устойчивая самооценка - следствие беспрерывного интереса к себе, к своей жизни, к своей нужде и результат поминутной заботы о своем мире.

Но есть и еще одно жизненно важное отличие человека с неустойчивой самооценкой.

Не зная или придумывая, сочиняя от головы свое отношение к вам, он не знает и вашего отношения к себе. И это в свою очередь усиливает его неуверенность. Ведь, не чувствуя и не зная отношения к тебе партнеров по общению, теряешь важнейшие опоры для точного взаимодействия. Становится очень трудно общаться.

Дело в том, что знающий свое отношение ко всему и вся человек с устойчивой самооценкой просто чувствует всем своим существом, чего он от вас хочет. И этим своим хотением тут же получает ясно ощущаемый ответ, есть ли нужное ему у вас. Чувствует ваше отношение к нему и к интересующим его предметам. Так голодный по запаху знает, где жареная картошка, где хлеб, а где несъедобная тухлятина или другая отрава.

Человек с неустойчивой самооценкой не чувствует себя - своих желаний. Ему нечем почувствовать ваше отношение - вас.

Подменив мир схемой, правилом, он живет вымыслом. Всегда пусть хоть чуть-чуть, но невпопад.

 

 

Человека ли ты хочешь?

 

 

— Ну и как же узнать свое отношение? - это было так спрошено, будто в том, что он этого не знает, виноват я. Или - будто невозможно узнать, а я дразню вымыслом.

— Соберите себе круг людей, с которыми вы хотите решать ваш вопрос. И которые захотят его решать с вами.

Юлиан Львович без малейшей паузы повернулся на своем крутящемся стуле к высокой тоненькой жеманной девушке (я один здесь знал, что это его жена). Бесцеремонно уставил на нее свои большие очки и высокий лоб Знайки. Рассматривал при всех девушку, как пиявку в банке с физраствором. И рассмотрев ее достаточно долго, чтобы она и от механического этого взгляда, и от дольше нужного обращенного на нее всеобщего внимания смешалась, распорядительно спросил:

— Вы пойдете ко мне в круг, Валерия Николаевна? — В кабинете принято всех называть по имени и отчеству и на Вы, независимо от родственных отношений и дружб.

— Я... А... я... могу отказаться? - обратила ко мне в поисках поддержки жалобные глаза растерявшаяся девушка.

— Можете.

— Я отказываюсь! - громко сообщила девушка в пространство.

Юлиан Львович, чуть склонив голову набок, еще несколько мгновений с сожалением смотрел на нее. Как бы выпрашивал согласия. Но девушка заблаговременно отвела глаза и глядела в угол. Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и так же, как на жену уставился на меня. В моем заинтересованном отношении он был уверен. И для него это значило, что я в его распоряжении. Сейчас он позовет меня.

Не смотря на мое желание ему помочь, я бы к нему в круг тоже не пошел. Он позовет не меня, а предмет, которым не сумеет воспользоваться. Не желая задеть его отказом, я, не дожидаясь приглашения, предупредил, чтобы он меня не звал.

— Вы так приглашаете, что делаете просто невозможным никакое движение к вам. Требуете отказа. И тем решительнее требуете, чем больше заинтересован в вас человек. Вы не зовете, а прогоняете. Соберите круг без меня.

Верящий словам, и хорошо их понимающий, Юлиан Львович сидел, как человек, столкнувшийся с неожиданной, обескуражившей его задачей. Подпер нижней губой верхнюю и оттопырил ее вперед.

— Кто из сидящих вокруг вас хочет сейчас к вам в круг? - Я знал, что великолепно решающий интеллектуальные задачи, до изящества тонкий по природе, и искренний, как дитя, юноша вызывает самое теплое участие большинства участников марафона.

Юлиан Львович невпопад назвал нескольких, наглядно сострадательно смотревших на него женщин и одного мужчину, улыбавшегося всем на всякий случай.

Я попросил поднять руку всех, кто хотел бы в круг к Юлиану Львовичу.

Руки подняли почти все, в их числе и я, и гораздо больше людей, чем назвал теоретичный молодой человек.

Юноша, который не мог собрать и двух человек в свой круг, был опять обескуражен... и растроган.

— Где же признаки, по которым можно узнать отношение к себе, если не спросить и если не скажут? - плотно сжав челюсти и словно отодвинув глаза от очков вглубь, спросил опять у меня, а не у себя, незадачливый экспериментатор.

— Зная, как относишься, это просто чувствуешь. Как теплоту печки или холод льда. Чувствуешь, зовет, тянет тебя другой к себе, отталкивает или просит сохранить расстояние.

— Допустим. Как узнать свое отношение?

— У вас есть другое решение?! - вспылил я.

— Нет. Почему?

— Тогда - что вы предлагаете мне логические игры?! При чем тут ваше «допустим»?!

— Извините! Привычка.

— Вы знаете, чего хотите от других? - (Мы продолжали разговор о неустойчивой самооценке. Происходящее было иллюстрацией темы.)

— Думаю, что знаю или могу подумать и узнать.

— Подумать или почувствовать (ощутить)?

— Конечно - подумать! Как почувствовать? Ощутить чем? Я даже не знаю, куда адресовать ваш вопрос...

— И, тем не менее, вы гениально правы! Вопрос надо именно адресовать! Найти место в теле, которому вы можете его задать. Чем (каким местом) и чего вы хотите от другого? Хотение - это факт жизни тела. Мы можем его ощутить или нет. Отдать в нем себе отчет или нет. Верно или неверно соотнести с внешними событиями - верно или неверно понять, чего хотим. Применительно к нашему предмету ваш вопрос об отношении к другому человеку надо переформулировать в вопрос о том, «кого и насколько ты хочешь?». А для этого найти место в своем теле, которое ответит вам на этот вопрос. Место в теле!

— Хочу ли я их, и насколько?

— Да. Но... Большинство присутствующих здесь женщин на вопрос, хотят ли они вас или меня, ответят - «не хотят»! И по отношению к своему настоящему и будущему будут не правы! Зато такой ответ защитит их от угрозы нашего ответного отказа - они же нас «не хотят». Защитит от непозволительного им соблазна. Создаст иллюзию защищенности от наших домогательств - ведь они же «никакого повода нам не давали»! Но оставит без контроля и защиты реальную, живую их жизнь - жизнь их тела с его влечениями. Влечениями, которые окружающие их люди, в отличие от них самих, ясно ощущают. На эти их влечения люди реагируют как на факты. Никто не знает их мыслей. Вот отсюда и - изнасилования, и ненужные браки, и дети, живущие в вымысле - всякая испорченная их жизнь. Поэтому, решая практические задачи общения, в ответ на этот вопрос надо допустить, что хотим мы всех! Одних - вблизи, других - вдали, третьих - посередине. А четвертых хотим... никогда бы не встречать и не видеть. Со всеми мы хотим разной дистанции. Но со всеми и с каждым - своей конкретной. Исходя из этого, вопрос должен звучать как...

— ...Насколько я их хочу?

— Верно. Как вы их хотите?

— И как это узнать? - Он по-прежнему, как старательный ученик начальной школы, все вопросы адресовал мне - не себе:

— Тамара Викторовна, вы не откажитесь расставить всех нас на то расстояние от себя, на котором вам удобно, чтобы мы от вас находились.

— Не откажусь. С удовольствием.

— Юлиан Львович, посмотрите пока со стороны.

Тамара Викторовна вызывала людей по одному и просила их медленно приближаться к ней до тех пор, пока они не оказывались от нее на удобном ей расстоянии. После этого просила чуть отодвинуться назад. У нее получилось примерно пять концентрических кругов. Ближайший - чуть дальше полуметра, самый далекий - у самой стены. Остальные - на разном расстоянии между этими двумя. Когда она закончила, я просил то же самое проделать еще нескольких давних участников марафонов, хорошо знающих такое исследование. Наконец, я снова позвал стать в центре кабинета Юлиана Львовича. И теперь уже ему предложил самому поставить людей на те места, на которые ему удобно.

Сейчас тем, кого он позовет, отказываться было нельзя. Становиться следовало туда, куда Юлиан Львович укажет.

Юлиан Львович первой вызвал Татьяну Васильевну и остановил ее в метрах двух от себя.

— Татьяна Васильевна, он вас ставит между зоной «небытия» и «спокойствия» или между зоной «спокойствия» и «интимной» зоной?

— Между «небытия» и «спокойствия», — с бережной улыбкой ответила отзывчивая женщина.

— Вы каким местом определяете расстояние? - спросил я Юлиана Львовича.

Тот указал на живот и грудь. Но, сообразительный, тут же приняв к сведенью мой вопрос Татьяне Васильевне, обернулся к жене и позвал ее двигаться к нему. Покоробило, что муж при людях заставил жену подойти к себе вплотную, на такое близкое расстояние, что ей пришлось отслоняться, чтобы не ткнуться носом в его лицо. (Тут впервые и мелькнула та догадка, которая станет в этом марафоне для меня открытием.) А ведомый следующей уже новой мыслью Юлиан Львович моментально словно забыл о жене. Повернулся к другому, к третьему, быстро расставляя всех, особенно женщин, на до неловкости близкие расстояния. Действия его были как-то дерганы и не плавны, как у шестеренки с прокручивающимися сломанными зубьями. (Сознательно выстраиваемое поведение, в отличие от интуитивного, вообще менее органично, из-за дискретности[20] сознания.) Многим было не очень ловко оставаться в предложенной им близи.

До сих пор мне всегда казалось, что, в силу ханжеского противопоставления духа и тела, осознанного или неосознанного ощущения «дух выше», в силу по многим другим причинам сниженного отношения к телу, мои пациенты воспитаны так; что большинство эгоистических телесных, эмоциональных импульсов для них запретны. Бессознательно стремясь ощущать себя правильными («праведными»), они эти свои «запретные» импульсы не отслеживают и не осознают. Потому и не знают, чего хотят, не сориентированы ни в себе, ни в мире. (Отсюда и неустойчивость их самооценки.) Казалось, позволь себе человек думать телом, и все его проблемы решатся. Он станет чуток, как зверь в своей стае.

Но тут на моих глазах молодой человек, искренне (хоть и прямолинейно, как робот без обратной связи) решающий задачу: «как он хочет других», этой задачей вдохновленный и раскрепощенный, словно сняв с себя всяческие табу, неожиданно для меня (но явно не под свою ответственность!) существовал посреди кабинета доверительно, как голый. А лучше от этого не было ни ему, ни другим. Всем было неловко.

Было очевидно, что, несмотря на то, что тело молодого мужчины было расковано, несмотря на то, что он отзывчиво и верно находил те свои места, которыми хотел других, все равно при таком его подходе он получал ответ на какой-то другой вопрос, но только не на вопрос об отношении к людям. Будто хотел не нас, а чего-то другого. Было ясно ощутимо, что при всей своей быстрой сообразительности, а может быть именно из-за поверхностности этой быстроты, юноша находил в своем теле отношение только к нам — предметам или к нашим телам. К нашему мясу что ли? Хотел своих собственных ощущений. Самого себя!

— А они хотят к вам? Им удобно на тех местах, где вы их оставили? - спросил я Юлиана Львовича о тех, кого он расставил вокруг себя.

— Это у них надо спросить! Это их ощущения. Я этого не могу знать!

— Спасибо за поучение! И много вам выгоды от вашего «не могу»? - Мой собеседник с его быстрым умом и привычной логичностью просто не мог не заметить бесперспективность отказной позиции.

— Никакой.

— Вот и не воинствуйте в невежестве! Попробуйте сказать: «не умею».

— Хорошо, не умею.

— И готовы учиться?

— Хочу!

— Попросите каждого встать на то расстояние от вас, на котором удобно ему.

Юноша попросил. Каждый передвинулся. К искреннему исследованию Юлиана Львовича очень серьезно отнеслись все. Его детская прямолинейность, которая всех шокировала, всех же и подкупала, вызывала живейшее сочувствие к нему.

— Как вы чувствуете, какое расстояние от вас каждый, кроме Валерии Николаевны, выбрал? - Жеманная Валерия Николаевна просто беспомощно старалась сделать все, чтобы стать незаметной, и не умела.

— Большинство - безопасное, некоторые - волнующее, — быстро ответил, как оказалось, очень чутко и точно реагирующий на чужое перемещение «теоретик».

— Что они этим вам обнаружили?

— Одни, что хотят своего спокойствия. Другие, что хотят моего влечения к ним. - Поправляя очки, юноша без стеснения говорил, что думал.

— Как вы это узнали?

— Чувствую.

— Чем?

— Своим состоянием.

— Они хотят, чтобы вы свободно выбрали ваше влечение или не-влечение к ним? Или пытаются взволновать вас вопреки вашей воле?

— А то, что вопреки моей воле, меня еще больше захватывает!

— Спасибо за откровенность. Всех захватывает. Но я не об этом спросил. Те, кто подходят на волнующее расстояние, хотят, чтобы вы сами свободно выбрали свое отношение к ним, или делают все, чтобы навязать вам влечение, не зависимо от вашего выбора?

— Нет. Подождите! Я понял ваш вопрос. Н-не знаю. По-разному. Нет, точно не знаю. Но мне и то и другое хорошо. - Юноша со сниженным и малознакомым чувством реальности хорошо чувствовал себя, только окруженный направленным на него острым чужим волнением, или когда переживал преувеличенно свои острые ощущения, вызванные борьбой с собой. Чем психологически менее созрел человек, тем сниженнее его чувство реальности, и тем для него «запретный плод слаще».

— Хорошо. А, когда вы сами так многих женщин ставили настолько близко к себе, вы заботились, чтобы они были свободны от вас и сами выбирали, что им переживать? Или хотели, чтобы они испытывали только то, что приятно вам?

— Нет. Как мне приятно, конечно! Я о них не знал..., и не думал.

— А с Валерией Николаевной?

— Я же знал, что... он, видимо, хотел напомнить мне, что она же - его жена, и, значит, непременно хочет, чего и он. Я оборвал его:

— Юлиан Львович!

— Нет! Вы правы.... С ней я о ее выборе, тем более, не думал. Она же сама... - он имел в виду, вышла за него замуж. - Само собой было... Получается, мне и в голову не приходило - о ней думать! И не только здесь?! Странно. Еще меньше, чем о других. Это для меня неприятное открытие! - врастяжку, словно самому себе, подвел он итог. И снова, как утенок Мак-Дак, выпятил вперед губы и, собрав лоб в морщины, так высоко поднял брови, что огромные очки, казалось, сползли ниже глаз.

Так, благодаря Юлиану Львовичу, и случилось мне сделать это открытие. Вот оно.

Наше первое отношение: «я хочу вас» - хочу к вам ближе, меня к вам тянет. Его мы часто принимаем за заинтересованное, доброе, «хорошее отношение» к другому. Даже за любовь к нему.

В действительности же это необходимое и очень важное, но пока - только элементарное желание - другого использовать. Использовать как живой предмет, как источник тепла, ласки или иных удовольствий. Часто, как волнующий, щекочущий наши нервы фетиш. Как инструмент для решения наших проблем. Со всей непосредственностью и доверием к своему от природы счастливому и искреннему чувству мы вас хотим... как мадам Грицацуева хочет Остапа Бендера. Как насильник хочет жертву. Любим так же сильно, как кошка любит мышку.

Понятно, что это отношение, вызывая у вас в ответ сильный пропорциональный нашему влечению природный отклик, может у вас как у личности вызывать не только ответное влечение, но и страх, и отвращение.

Хотят быть нужными все. Но все ли мы хотим, чтобы нас использовали как предмет, как бездушное тело, вопреки нашей воле, и - не интересуясь нашим выбором? Многих такое наше отношение отпугивает, стесняет и отталкивает.

Трагично, но большинство моих пациентов не знают даже этого своего элементарного, необходимого для стайных животных отношения к другим. Отказавшись, как уже сказано, от своего эгоизма, и стыдясь, презирая и свое и чужое тело, не знают они, к кому и как их влечет. Они «никого не хотят»! И этой эмоциональной своей иллюзией - защищены. От чего?

Второе отношение, когда, чувствуя, что я хочу к тебе, я от тебя отодвинусь. Отодвинусь, чтобы, дав тебе ощутить мое удаление и свободу от меня, заинтриговать, вынудить твое желание двигаться ко мне. Заставить хотеть меня.

В отличие от первого, это уже отношение к отношению другого, а не только взаимодействие магнитов с железом (предметов). Здесь Впервые появляется хотение чужого хотения.

Стайное стремление животных быть привлекательным для других членов стаи превратилось в человеческое хотение чувствовать себя желанным.

Если в первом случае мы хотели обладать вашим телом, вами — предметом, то теперь хотим владеть вашим желанием, вашей волей.

Помните, див в «Багдадском воре», усыпив память девушки, внушает ей любовь к себе. Даже этому злодею мало обладать только телом пленницы.

Но и здесь нас интересует пока еще не человек, но только ваша зависимость от нас, власть над вами - ваше желание, влечение к нам.

Оказывается и это - еще отношение не к человеку, но только к вашей, нужной нам эмоции.

И все-таки: «я вас хочу и поэтому вас привлекаю» - это, безусловно, содержательное движение в человеческих отношениях.

Грустнее, когда мы просим о любви к себе у тех, кого сами не любим. Порой незаметно для себя мы хотим почувствовать отношение к себе всех, к кому своего отношения не знаем, кого часто даже не заметили. Вызываем у вас желание, не желая вас.

Такое стремление нравиться, волновать, вызывать влечение другого человека к себе без предварительного собственного желания с ним сблизиться мы сплошь встречаем при инфантильном, часто бессознательном кокетстве (не умея заботиться о себе, щенок хочет владеть стаей, как залогом заботы о нем). Своего отношения не имею, но на чужое претендую всегда.

По его примитивности это отношение надо было бы поставить в ряду до первого инициативного хотения. Это щенячье стремление приручить как можно больше дрессировщиков, чтобы использовать их заботу, без всякого намерения этим дрессировщикам служить. Мы пытаемся узнать о желаниях других. Не исповедуясь в своих желаниях даже перед собой.

Эта позиция некоторым «нехочухам» кажется самой независимой, а в действительности - ставит их в зависимость ото всех, кого надо покорять.

Это обычный способ существования людей с неустойчивой самооценкой. Раб хочет господствовать, не выбирая над кем, и поэтому остается рабом даже в господах.

Но есть и третье отношение. Я тебя хочу (хочу к тебе). Поэтому я от тебя отодвинусь. Не скрывая своего желания, но и не демонстрируя, не навязывая его. Отодвинусь не для того, чтобы заинтриговать, но чтобы у тебя была свобода самостоятельно выбирать свое отношение ко мне. Я хочу и твоего тела и твоего тепла, и твоего отношения. Но более всего я хочу твоей свободы, твоего выбора.

Оказалось, что только это и есть - хотеть тебя. Желать человека. Лучше ты будешь свободен без меня, чем несвободен со мной.

Только раб хочет господствовать над человеком. Свободный человек хочет свободного. И лишь в таком влечении к другому, в любви к выбору другого оба оказываются открыты друг другу, миру, развитию.

В кабинете отношения к себе осознанно или неосознанно просят (хотят) все.

Знают, как хотят другого, редко.

Хотят отношения после того, как знают свое, еще реже.

Чужой свободы не хочет практически никто. Хотя, Как сказала одна удивительная рыжая девушка:

— Некоторые уже готовы ее (свободу другого) потерпеть!

 

 

ПОЦЕЛУЙ СПЯЩЕЙ ЦАРЕВНЫ (Пустота).

 

 

Пустота - это проявление отсутствия сочувствования с партнером.

Это - свойство эгоцентрика, который, не умея чувствовать себя (больно!), не умеет почувствовать непоказную и неагрессивную реакцию на него. Не умеет вашей реакцией согреться. Не чувствует вашего отношения. А если бы и чувствовал, то не умеет придать этой вашей эмоциональной реакции значения, воспользоваться ею, удовлетвориться.

Это отсутствие благодарной отзывчивости на вашу жизнь... его неумение воспользоваться вашим неагрессивным эмоциональным отношением, отсутствие живых реакций на вас ощущается как его пустота и вами.

На вашу показную активность или агрессию он реагирует моментально. На вашу теплоту и любовь - никак. А вам даже кажется - недоверчиво и подозрительно.

Ваша доброжелательная активность его настораживает или тормозит, а для вас остается безответной, теряется, как вода в песок уходит.

Вы не можете своим отношением, даже своим оргазмом его удовлетворить.

Даже если он их и чувствует, то не знает, что они ему нужны.

Даже не так.

На уровне понимания и заученного поведения человек, например женщина в пустоте знает, что она должна отзываться на ваше хорошее отношение и благодарить. Она и «отзывается». Старательно, и изо всех сил, как научена или как сочинила, иногда изощренно, даже артистично, демонстрирует благодарность. Искренне разыгрывает яркие ответные оргазмы, которые ей не нужны с вами, но успокаивают, доказывая, что все у вас лучше, чем у всех. В действительности же она от этой своей игры в благодарность, в праздник, в счастье с вами, устает. Кромешно устает от вас. Иногда до озноба. А вашей непонятной ей теплотой стеснена, словно спелената, связана по рукам и по ногам. Ваше открытое неравнодушие ничего ей не дает, только обязывает, лишает свободы. Она, повторю, знает, что должна благодарить, и отрабатывать вам тем же.

В таких же отношениях мужчина в пустоте знает, что он «должен удовлетворить» ваши «физиологические надобности», но делает это снисходительно, будто не для себя, а в уступку вашей слабости или из необходимости рожать детей, безучастно, и уж конечно без благодарности, а иногда и с презрением к вам. Он будто проституирует.

Неболевые ощущения человека в пустоте вне поля его внимания.

Боясь боли, он ориентирован только на нападение, на опасные сигналы.

Человек в пустоте - это человек в неосознанном страхе всего, в страхе перед всем нужным. В страхе нуждаться, быть зависимым и терять.

Для него опасны доброжелатели. Не опасны только враги.

Отсюда и фригидность и импотенция, ...и всегдашняя внутренняя одинокость.

Человек в пустоте не умеет брать. Благодарно, активно брать, чувствовать, что берет, и сознавать что взял. Ваш оргазм его пугает необходимостью отвечать невозможной для него искренностью, открытостью, страшит страхом зависимости и потери. Поэтому он и обесценивает любую живую вашу отзывчивость раньше, чем ощутил ее. Превращает в своем переживании вашу открытость в слабость, низость, «физиологию», безволие... Снижает в своем представлении вместе с вашей искренностью и вас. Он спешит с вами «расплатиться»...

Фактически человек в пустоте у всех все берет, но ничего не использует, ничем не согревается, ничего не возвращает никому. Он тратит вашу жизнь, жизни всех, без смысла для себя, как в прорву!

Его защита - это защита от всего доброго, пропускающая только злую информацию, которая для него менее опасна. К агрессий он готов.

Выбрав, что выбрал, всегда готовый к отпору, человек в пустоте совсем не подозревает, что, отгородив, казалось бы, себя от зависимости и потерь, отказавшись ради ощущения покоя от участия в своей человеческой стае - от любви, он, не заметив того, отказался от всего здорового и спасительного, что эта стая дает. Не заметил, что, пропуская в себя только разрушительное (эмоциональный мусор), оставил себя без всего выравнивающего, стабилизирующего, без всей той доброй энергии, которую каждый черпает у всех. Не знает, что, избежав непрерывного труда пребывать в отзывчивом и открытом эмоциональном контакте с людьми, обрек себя собирать одни только отрицательные эмоции со всеми их телесными проявлениями. Бессознательно выбрал постоянное состояние дистресса, то есть накопление болезней тела... А с ними и страданий души.

Чувствуя эту его муку, вы маетесь!.. Не в силах терпеть его саморазрушения, вы хотите помочь!

Ваша просьба, ваш крик, обращенный к человеку в пустоте... - как отчаянный поцелуй спящей царевны в гробу:

— Почувствуй! Почувствуй собой, что ты у меня вызываешь! Мою перед тобой беззащитность. Мой от тебя оргазм!... Я же тебе не враг!

Но вот это - неправда!

И этот ваш вопль, и этот поцелуй - неправда! И жестокая!

* * *

 

Ваше желание разбудить спящую царевну только ваша проблема!

Царевне хорошо в гробу!

Ей там больше ничто не грозит и спокойно.

Проснись она от вашего поцелуя, и окажется снова в мире беспрерывной для нее и бесконечной боли, от которой сама она пока ничем не защищена.

А поскольку никто, кроме самого человека, защитить его от его жизни не в состоянии, постольку - защитить ее от болевого шока при пробуждении не сможете и вы.

Ее сон, ее заменяющая самоубийство, отгораживающая от дающих силы эмоциональных отношений людей бесчувственность - для нее единственное доступное ей средство самозащиты!

Ну, в самом деле!

Почти с младенчества все ее нужды за нее и без ее участия удовлетворяли или не удовлетворяли ее воспитатели.

Равнодушные к самим себе, они своим безразличием к непоказной, незнакомой им и пугающей их ее самобытности, словно спеленав, затормозили осознание и самостоятельное осуществление ею почти всех ее естественных импульсов. Несчастливые воспитатели натренировали только стремление обратить на себя внимание, заслужить или иначе завоевать их одобрение - понравиться, и ждать или требовать награды.

Она никогда не узнавала и не знает ничего из многообразия и противоречивости своих подлинных потребностей. Никогда не удовлетворяла их сама.

Почти ничего не знает про себя.

Почти ничего не знает про окружающих.

Действовать по привычному сценарию напоказ, завоевывать внимание, одобрение, и ожидать за это всеобщей обслуги, она научена. Но о действительных интересах свободных людей ничего не знает. Строить с ними равноправные партнерские отношения не умеет. И ничего нужного ей взять у них не может.

Пока она бесчувственна и ничего не просит, они сами бьются о ее хрустальный гроб головой и сами приносят ей все, чего она не просила, что бессознательно использует, не переживая осознанного удовлетворения. «Отказавшаяся от всего», она имеет больше, чем могла бы попросить, но не знает, что имеет, и ей пусто.

Узнай она, чего хочет, но не владея самостоятельными средствами получения нужного, не зная людей, у которых могла бы нужное взять, не умея попросить, она лишится того, что есть, не получив ничего!

Пробуждение опасно ей еще и потому, что всю жизнь на все живое в других, на всякую их заинтересованную просьбу она реагировала равнодушием, пренебрежением, насмешкой, осуждением, презрением, издевкой, оскорблением -обижала отказом всякую открытость, любую обращенную к ней искреннюю активность людей.

Оказавшись открытой сама, она будет ждать оскорбления и от них. Да и сама по привычке, почти рефлекторно, высмеет, оскорбит, осудит себя. Сама себя будет презирать за искренность, как за слабость. А поскольку залогом возможности существования для нее служит одобрение и чужая обслуга, то чувствовать себя осужденной («плохой») значило бы для нее потерять все права и все надежды на обслугу.

Пробуждение опасно ей неизвестностью собственных импульсов, незнанием никого, с кем предстояло бы общаться, незнанием средств взаимодействия с людьми, если те ей ничего не должны, осуждением себя, потерей всяких надежд на других, незащищенностью от боли, к которой не готова, и отчаяньем.

* * *

 

Тот, кто не в мыслях, а на деле хотел бы не мешать и быть полезным человеку в пустоте, кто хотел бы не победить, не заполучить его, а просто сочувствовал бы с ним, тот понял бы, что пустота - его выбор и единственный пока способ выжить в его мире.

Сочувствующий не себе, а человеку в пустоте, во-первых, отказался бы от всяких поползновений его переделать, вызволить из пустоты - из его мира[21].

Он задал бы себе вопрос: насколько он смог бы стать и как долго мог и хотел бы оставаться гарантом защищенности такого человека?

Мало-мальски уважая другого, он понял бы, что, при всех стараниях, гарантом защищенности ни для какого взрослого, кроме себя, быть невозможно.

Понял бы, что лучшее, что мог бы он сделать, это оставить другого в покое. Научиться держать с ним дистанцию гораздо большую, чем хочется и непременно чуть большую, чем хочет человек в пустоте.

Дальше, сочувствующий решал бы задачу, что надо сделать, чтобы человек в пустоте сам и сознательно стал бы гарантом своей безопасности.

Пришлось бы вспомнить, что в вынужденном полном одиночестве, в отшельничестве, такие люди великолепно осваиваются и пустоты не ощущают. Что избавляются они от такого ощущения и в окружении врагов, одни в чужой стране, просто в иноязычном окружении - во всех обстоятельствах, где не на кого надеяться, где необходимо и морально позволительно быть настороженными и собранными.

Вспомнил бы, как чудесно мобилизует этих людей открытая чужая агрессия.

Перед сочувствующим человеком встала бы задача насторожить человека в пустоте. Например, как я уже сказал, открытой недоброжелательностью, или так далеко отодвинуться, так непредсказуемо (иногда просто естественно) себя вести, чтобы тот перестал ждать опеки, насторожился...

* * *

 

Если бы из пустоты захотел вылезать сам пребывающий в ней человек, то ему бы пришлось вначале пообещать себе, что он не будет этого делать никогда больше! Вообще не будет ничего насильственно менять.

Ведь к старому он привык. Плохо оно или хорошо, приятно или тягостно - привычное его не пугает. Согласившись, что цыпленок вылупляется из яйца, только когда созрел, он бы решился дождаться собственного эмоционального изменения, которое произойдет само и только тогда, когда он подготовит для этого условия - когда действительно станет сам гарантом своей безопасности. Ведь он сам себя боится - своей жестокости, небережности, беспардонности с собой.

Чтобы стать осторожным с собой, ему пришлось бы научиться сначала стать деликатным, бережным просто с человеком - с любым другим. Почувствовать, какими средствами, и каким трудом, дается такая деликатность.

Пока бы он берег других, он бы с ними познакомился. Его искренность с ними стала бы точной и адресованной. Перестала бы грозить насмешкой, унижением, пренебрежением, позором и нежданными отказами в просьбах.

Он бы открыл возможность и средства эмоционального диалога с людьми. Почувствовав нас, заметил бы и научился беречь и себя. Стал бы благоговейно хранить чужую и свою тайну. Отказавшись от высокомерия судить людей, он перестал бы и себя стыдиться. Интересный себе, доверительно осваивал бы мир себе подобных. Открыв и принимая такими, какие есть, других, почувствовал бы, что и себя самого любить не зазорно.

Не стало бы больше причин себя бояться[22].

 

 

КРУГ ПСЕВДОЛИДЕРОВ.

 

 

В кабинете пожилые люди складывали картинки. Картинки были не столько сложными, сколько большими. Каждая состояла, как из кубиков, из ста шестидесяти рассыпанных кусочков.

Соревновались две группы.

В группе, ближайшей ко мне, почти не разговаривали. Каждый делал что-то свое. Каждый с удовольствием замечал успехи товарищей. Каждый находил свои преимущества, то, что у него получалось лучше, и реализовал их. Каждый, когда было надо, охотно и доверительно брал у партнеров отдельные детальки или целые, сложенные другими блоки - то, что нужно было для совместного дела ему. У каждого обнаруживалась своя функция в сотрудничестве.

Иногда и здесь кто-то терялся, «заходил в тупик» и не знал, что делать. Но в этой группе - потерявшийся как-то доверял товарищам. Не суетился, ни к кому не приставал с вопросами, а сам искал решения. Хоть и встревоженно, но сосредоточенно ждал, когда ситуация прояснится и для него.

Каждый отзывался на состояние, настроение другого. Нужное использовал и этим тоже поддерживал каждого. Доверие каждого поддерживало уверенность всех в успешном исходе сотрудничества. Они работали вместе.

Каждый успевал дожить до ощущения своей успешности, нужности другим, востребованности.

И вчетвером здесь сложили картинку вдвое быстрее, чем в другой группе вшестером.

В другой группе из шести человек четверо все время порывались командовать.

Потом одна из «командиров», бросив всех и дело на под-дороге, ушла домой.

Вместо того чтобы складывать картинку, эти четверо подавали советы. Друг другу и тому, кто что-нибудь полезное делал. Еще они постоянно дискутировали и придирчиво критиковали двоих других И друг друга.

Руки их все время мешали всем (заслоняли картинку, лезли непременно туда, где уже была рука другого). За одну детальку в этой группе схватывались вдвоем, втроем, чуть только не вшестером. Всегда — все вместе в одном месте. Будто опасаясь, что другой украдкой сделает что-нибудь полезное сам.

Успехи другого в этой группе скорее раздражали остальных, чем радовали. Каждый это раздражение чувствовал, и оно мешало каждому существовать рядом с другими.

Создавалось впечатление, что за такой говорливой и назойливой деловитостью «командиры» прятали какой-то страх. Может быть, страх, что не умеют ничего делать?

Нагоняли они этого страху и на других. Страх мог быть и необоснован. Но продуктивность в результате такого «сотрудничества» — была очень мала!

Соревнуясь с сотрудниками (от этого ревниво относясь к успехам товарищей), «командиры» этой группы отставали от соперников и тормозили работу всей своей группы.

Вновь и вновь убеждаясь в собственной «несостоятельности», они снова маскировали ее имитацией содержательной активности — суетой.

Самоутверждаясь, они вели себя, будто ни в ком не нуждаются! Даже ценя иногда услуги других, они самих этих других словно не замечали. Зависимый от них человек рядом с ними чувствовал себя безнадежно ненужным! «Пустым местом»!

Из шести человек в этой группе четверо были тем, что называется ПСЕВДОЛИДЕРАМИ.

Что это значит?

А то, что не только в складывании картинки, но и везде, во всем, их преднамеренная жизнь протекает в известном мире. В том смысле известном, что они везде и всегда пытаются осуществить какой-то уже знакомый им замысел. Принцип, ритуал, известную «красивую» идею. Часто ни себе, ни другим ненужную! Рвутся навязать миру уже знакомое им, повторить прежде бывшее. Они не замечают нового, реально существующего. Не осваивают и не постигают неизвестного, живого.

Псевдолидеры не замечают и не интересуются замечать ни себя, ни другого реального.

Всегда повторяя и повторяя прежде затверженное, они и в эмоциональных отношениях так (игнорированием) беспрерывно уничтожают мгновение, чувство, живое движение. Уничтожают другого и с ним себя живых.

Вольно или невольно ожидая осуществления знакомого им сценария, псевдолидеры к его воплощению относятся, как к должному — без удивления и радости. Зато малейшие отклонения от ожидаемого не только огорчают и разочаровывают их, но и возмущают как несправедливость!

Так как такие «отклонения», по понятным причинам, бывают чаще, то и живут псевдолидеры всегда и без перерывов - в состоянии раздражения, досады, обиды и возмущения неправильностью всего и вся!

Эту свою закономерную и хроническую неудовлетворенность лжекомандиры тратят на новую безостановочную и такую же бесполезную активность - агрессию в отношении мира, или складируют свою агрессию в телесные свои болезни.

По сути,

— не интересуясь результатами дел, а только

— демонстрируя собственную значимость,

— боясь чужой инициативы и конкуренции и, поэтому,

— обесценивая успехи других и мешая всем,

такие командиры будто рвутся заразить весь мир суетой и безнадежным раздражением. И заражают.

Не веря в себя, не доверяя никому, без малейшего злого умысла разрушают они все, что хотят построить.

Только чтобы не остановиться, не подвести итоги.

— Нам уже сомневаться поздно!

И больно!..

 

 

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ.

 

 

Потери...

 

 

За последние два года прежде успешная Лера Александровна потеряла в своем не очень крупном бизнесе около полутора миллионов рублей.

Ее раз за разом обманывают партнеры и обворовывают собственные служащие. Она снова и снова заключает безнадежные сделки, теряет выгодные заказы и нанимает «мошенников». Она платит неустойку клиентам и делает неоправданные скидки наиболее состоятельным из них. Она оплачивает рекламу несостоявшихся проектов. Берет дорогие кредиты. Делает рискованные долги. Пропускает мимо ушей любые тревожащие сообщения о ее промахах. Платит служащим за приход на работу, а не за ее результаты. Так что тот, кто проявляет инициативу и приносит ей доход больший, чем другие, считается меж ее скучающих сотрудников выскочкой и рвачом. У нее почти не осталось своей недвижимости. Наконец, она продала машину и ходит теперь пешком...

 

 

Открытый прием.

 

 

Марафон близился к завершению. Вынесли столы после обеда. Женщины подмели пол и прошлись по нему влажной шваброй.

Подметала Лера Александровна. А беременная Маша, которая теперь работает в ее фирме, уютно смотрела. Линолеум быстро просыхал.

Все сидели по периметру и сыто ждали, когда я распоряжусь, чтобы постелили палас. Но батареи еще не включили, пол был для лежания на паласе холодный. Да и не хотел я этого преждевременного - только из-за послеобеденной лени - окончания марафона.

Спросил, кто чего предлагает. Никто ничего не предлагал - обед был разнообразным и сытным.

Я попросил, чтобы и с моего журнального столика убрали сласти и фрукты. Оставили соки в открытых коробках и воду в бутылках. Поспрашивал еще.

Откликались вяло.

Снова подумал о том, что и в стремительной сутолоке событий вчерашнего дня, и в неспешном накате новостей первой половины сегодняшнего так и не удалось организовать эту, так всегда неожиданно вызывающую у каждого стойкий интерес к инобытию других - работу в тройках.

Спросил, кто хочет поиграть в отношения: клиент, психотерапевт, супервизор[23]?

Откликнулись лишь Лера Александровна и Михаил Иванович.

Он только что приехал, отлучившись по срочным делам почти на полдня еще вчера, и спешил «добрать».

Когда марафоны идут чередой, как бы продолжая друг друга с промежутками в три-четыре недели, то постоянным участникам позволяется опаздывать или даже отлучаться, лишь бы они заранее предупредили об этом. Другие их не теряют. И сами они легко входят в процесс, никого не напрягая, как тут и были!

Я не хотел отказываться от интересной возможности, хоть и понимал, что из-за малого числа желающих придется на ходу изменить игру. Поэтому, предлагая Лере Александровне собрать себе «тройку», спросил, как она выберет играть? Как я только что предложил, или в «открытый прием психотерапевта»?

В первом случае ее тройке пришлось бы отделиться от остальных участников марафона и заниматься своими делами независимо от других.

Во втором - в игру были бы вовлечены все.

Она выбрала «открытый прием».

В «открытом приеме психотерапевта» те же три роли: «психотерапевт», «клиент», только вместо «супервизора» - «посредник».

«Психотерапевт» садится в мое кресло, стоящее в углу кабинета (из него виден весь кабинет). В обычные дни я веду в нем прием вновь пришедшего человека.

«Клиент» занимает такое же мягкое кресло пациента. Оно стоит у стены, спинкой к двери и полубоком к «психотерапевту» по другую сторону тумбы с музыкальным центром и журнального столика.

«Посредник» - здесь скорее эмоциональный посредник между врачом и пациентом - садится тоже в кресло, но напротив «клиента» и к двери лицом.

От «терапевта» кресло «посредника» отделено стоящим вдоль стены узким неглубоким шкафом с пластинками и книжками. Кресло «посредника» у этой стены тоже повернуто полубоком к «терапевту ».

Получается равнобедренный прямоугольный треугольник с «психотерапевтом» в вершине прямого угла.

В этой игре «клиент» и «посредник», сидя напротив, разделенные столиком, видят друг друга. А «терапевт» и «посредник» почти заслонены один от другого разделяющим их шкафом. Так что, сидя полубоком, без усилия видят одни лишь колени и носы друг друга. Им приходится в своих отношениях полагаться почти только на ощущения тела, или, что называется, «доверять друг другу спину».

«Психотерапевт», отделенный от «клиента» столиком, а от «посредника» шкафом, оказывается посередине меж ними, полубоком к каждому.

Ему из его кресла видны, как вы помните, не только эти двое, но и весь кабинет, и все, входящие и выходящие люди.

На достаточном удалении от кресел «психотерапевта» и его партнеров участники размещают полукругом девять-одиннадцать стульев. Так, чтобы они с удобного расстояния от кресла «клиента» как бы продолжили и замыкали круг, загибаясь вдоль окна, потом вдоль стены со стороны «посредника», и вернулись к его креслу. Получается «подкова», открытая в сторону «терапевта» и его партнеров.

Если игра начинается по инициативе одного из участников, то инициатор (здесь Лера Александровна) начинает с того, что садится на место «психотерапевта» и приглашает сесть в этот полукруг необходимых ему людей. При этом указывает им место, куда следует сесть.

Это очень важно для каждого - кто будет сидеть напротив него, кто сбоку, кто в стороне!

В получившемся кругу любой при желании видит всех.

Остальные участники оказываются во втором ряду на стульях, оставленных вдоль окон и стен по периметру кабинета. Их также по своему усмотрению, но менее скрупулезно, рассаживает «психотерапевт».

Участники обязаны и в дальнейшем подчиняться распоряжениям «терапевта» об их перемещениях во внешнем полукруге.

Приглашенный во внутренний полукруг может отказаться. Но, согласившись, занимает место или перемещается тоже только по распоряжению «терапевта».

После того, когда все рассажены и расселись, инициатор игры может остаться в роли «терапевта», но, если хочет, может перейти и на место «клиента», попросив стать его «психотерапевтом » одного из двух своих партнеров по тройке.

Только теперь и начинается собственно «открытый прием».

«Психотерапевт», представившись «клиенту», как незнакомому, просит и того назвать себя. (Свои имена, а потом и свои «проблемы» оба могут и выдумать.) Затем «терапевт» предлагает «клиенту» изложить свою проблему.

В отличие от игры «клиент - психотерапевт - супервизор», в «открытом приеме» партнеры непременно разговаривают.

Формально ситуацией руководит «психотерапевт». Он расспрашивает, слушает, уточняет, по своему усмотрению направляет беседу. Он может привлекать себе в помощь «посредника», как, впрочем, и любого из участников наблюдающих кругов.

«Клиент» вслух рассказывает, зачем он явился к «психотерапевту». Он жалуется, спрашивает, сетует, объясняется, знакомит «терапевта» со своей проблемой, с собой. Все - как это могло бы быть на обычном открытом приеме, у психотерапевта.

«Посредник» и все остальные только слушают или не слушают, но без приглашения «терапевта » не вмешиваются.

«Терапевт» ведет себя, как умеет в своей роли.

«Клиент» может в любой момент остановиться, сообщить, что он удовлетворен или что у него больше нет вопросов, и он готов закончить свой «визит».

Если у «терапевта» тоже нет вопросов к «клиенту», и он не приглашает «посредника» или наблюдателей задать тому их вопросы, то этот «визит» заканчивается.

Участники тройки меняются местами в выбранном ими порядке.

«Посредник» в этой игре внешне пассивен. Но, оставаясь вне конфликта «терапевта» с «клиентом» и «клиента» с «терапевтом», он имеет возможность лучше отслеживать мотивы того и другого, и быть «на стороне» обоих. Постоянно, и особенно в горячие моменты, давая возможность клиенту (а иногда и терапевту!) почувствовать, что тот не один, что с ним сочувствуют, его понимают, но не разделяют его претензий или обид, «посредник» и действительно оказывается эмоциональным посредником. Он безмолвно поддерживает обоих, и так способствует конструктивному течению беседы.

Если тройка собралась не случайно, то «терапевт» всегда ощущает слева от себя «посредника», доверяющего ему, и этим доверием поддерживающего доверие его встревоженного «клиента».

Но сегодня все случилось иначе!

Происшедшее станет понятнее, если уяснить себе особое значение рассаживания людей относительно друг друга, а в этой игре - относительно «основных» ее участников - «терапевта» и «клиента».

Участников любой встречи в малой группе вообще можно рассадить так, что они почти наверняка станут, например, кокетничать друг с другом, или схватятся соперничать, найдут повод для препирательства, и даже поссорятся. Можно, наоборот, разместить относительно друг друга так, что прежде чужие люди объединятся, возьмутся сотрудничать, будут сочувствовать друг с другом, потеплеют, обнаружат друг в друге новые сближающие свойства.

Человек напротив - это тот, кто замечает тебя или не  замечает. Кто зеркалит тебе, отражая тебя лестно или обидно. Кто безмолвно оппонирует тебе, поддерживает, или игнорирует твое, именно для тебя значимое. Кто порой с самой ласковой улыбкой уничтожает, вычеркивает тебя из мира, будто тебя со всем, что небезразлично тебе, на нашей земле и нет.

Очень важно, в какое человеческое зеркало ты смотришься в минуту сомнений, тревоги, в трудную минуту. Зеркало может тебя уничтожить, а может и возродить!

Человек сбоку, рядом, это тот, с кем вместе мы смотрим на один предмет, чье плечо, чей локоть мы ощущаем.

Трудное испытание самостоятельности, когда он глядит с тобой и не видит того, что для тебя дорого. Тут невольно задумаешься: «Уж ни мираж ли и ты сам?»!

Трудно - и когда рядом тот, кто, никак не являя себя, не знает, чего хочет, но назойливо ждет инициативы от тебя.

Словно повисает на тебе, чтобы раскритиковать или без благодарности использовать.

Рядом с холодным - остываешь. С андерсеновским Каем можно и замерзнуть.

С теплым - согреваешься. С энергичным - сохраняешь и набираешься сил. С пустым и вялым, если не умеешь заметить его вовремя и отслониться, рискуешь лишиться и желаний, и смыслов, а с ними и собственного тонуса. Можешь сделать его своим "личным вампиром".

С сильным противником становишься сильнее. С безвольным сторонником обессиливаешь хуже, чем от зноя в жару. Тонешь с ним, как в болотной жиже.

Очень важно, как ты подберешь и рассадишь людей для существенного тебе дела, разговора!

Иногда участников игры «открытый прием» назначаю я сам. Тогда, как и на моем обычном открытом приеме, я сам и рассаживаю людей при всякой смене ролей в ведущей «тройке».

Задачи игры самые разные.

Дать участникам выговориться. Удовлетворить потребность иного участника - в ощутимом внимании и интересе других к нему. Познакомить с проблематикой друг друга. Спровоцировать совместное обсуждение общей проблемы. Способствовать объединению группы. Вынудить попытки побыть на месте другого, понять мотивы, организующие поведение психотерапевта. Со стороны почувствовать неудобства эгоцентрических претензий «клиента» или парализующих инициативу партнера попыток поучать и властвовать у «психотерапевта».

Игра побуждает слушать, оживляет стремление понимать другого и заставляет учиться быть понятным.

Зрителям чрезвычайно наглядны огрехи жизненных стратегий участников «тройки». И не только «психотерапевта», «клиента», но и «посредника», который очень часто оказывается просто подглядывающим за двумя другими, чем нередко вызывает весьма напряженные и критические реакции многих. Так обнаруживается, что невмешательство - не самая спокойная и далеко не безопасная жизненная позиция.

Игра позволяет ставить и решать множество и других задач.

По своей инициативе я использую эту игру чаще в психологически наиболее незрелых группах. Например, в группах пожилых людей (преобладающий психологический возраст до 10 лет). В группах людей, занятых так называемым малым бизнесом (с преобладающим психологическим возрастом до 12 лет).

Самостоятельно к игре в «открытый прием психотерапевта» обращаются клиенты и пациенты из белее активных и «взрослых» групп. Например, в психодидактических группах педагогов, психологов, психотерапевтов...

Лера Александровна хорошо знала игру еще со времен нашей мастерской. Третьей она позвала Машу, и та не отказалась.

Лера Александровна села в кресло «психотерапевта». Распорядилась, чтобы Михаил Иванович оказался напротив справа от нее в кресле «клиента». Машу посадила слева - «посредником». И без задержки начала быстро формировать напротив себя внутренний и внешний круги.

Тут все »началось!... Я не сразу понял, что происходит, и что случилось.

После расстановки стульев для игры все сидели, кто где. Скорее случайно. Только, может быть, во внутреннем кругу оказались те, кто активнее участвовал в организации пространства, или, может быть, хотел быть ближе к основным участникам? Не помню. Лера Александровна сразу выпроводила из своего круга всех, кто был в игре впервые и проявлял к событию живой интерес еще и от этой новизны. Выпроводила всех мало знакомых ей участников. Вообще удалила всякого, кто - хоть чем-то - был для нее не очевиден.Она посадила в круг напротив себя благоразумную, как закапывающий в землю свои золотые Буратино, Марию Александровну. Позвала готового всех поучать Александра Михайловича, а с ними и всех, с кем они курили и тусовались у крыльца кабинета во время их частых «перекуров». Одного за другим Лера Александровна приглашала во внутренний круг людей..., которые... Все, кого Лера Александровна приглашала в круг, врозь были... были врозь - разными и непохожими...Но, садясь напротив нее,...

Мне вначале это показалось, и только потом стало настолько очевидным!...Садясь напротив нее, все, кого Лера Александровна звала, становились чем-то очень... очень друг на друга похожими!

Я еще не понимал чем, когда почему-то снова вспомнил, что Маша работает в Лерином агентстве. Что агентство с прошлого года преследуют одна за другой неудачи,...

С особым неудовольствием я увидел, что и моя обычно весьма независимая и собранная дочь в кресле «посредника» стала вести себя совершенно несвойственным ей образом. Пожухла, стала вялой, безучастной, чуть только что не спит. Ни во что не вмешиваясь, как-то отечно ждет, когда Лера Александровна все организует. Даже собой, кажется, не занята! Михаил Иванович тоже ждал распоряжений. Как тогда в кругу Олега Евгеньевича и Тамары Викторовны.

Попав в Лерин круг, все, как по волшебству, сразу перестали быть интересными! Гляделись какими-то безликими, пустыми..., или отсутствующими. Все словно прикинулись злыми шаржами на самих себя.

Одеревеневшие карлики в заколдованном королевстве!..

Пользуясь правом ведущего, я попросил сесть во внутренний круг напротив Леры Александровны державшуюся особняком ее почти ровесницу.

Молодая энергичная кандидат наук - психолог, та руководила в крупной фирме отделом, осуществляющим «связи с общественностью» (как теперь говорят - РR). Привычно осмотрительная в поведении, она, в отличие от других, и напротив Леры Александровны только рельефнее обозначила лицо.

Лера Александровна тут же распорядилась, чтобы ее успешная сверстница перешла во внешний круг - подальше. Позвал другую, занятую своими делами женщину, потом - мужчину. Лера Александровна тут же отослала и их.

Сколько я ни пробовал оставить напротив Леры Александровны в ее ближайшем кругу участников, способных сейчас партнерствовать с ней на равных, она тут же от них избавлялась. Снова и снова сажала на освободившиеся места мужчин и женщин, которые рядом с ней застывали, как и Маша, и Михаил Иванович.

Все пустовато ничего не делали. Наглядно исчезали в качестве живых, о чем-то заботящихся людей!

Все, как мне показалось, доверительно ждали ее распоряжений!

Сама Лера Александровна сначала, уставившись из кресла психотерапевта, долго смотрела застывшим, ничего не выражающим, немигающим взглядом на одного. Потом переводила свое замечательно веснушчатое, но такое же ничего не выражающее лицо вместе с тем же бесцветным и ничуть не изменившимся взглядом в линзах на другого. Потом передвигала лицо с будто не способными двигаться в орбитах глазами на третьего. И утыкала взгляд в него.

Казалось, она даже не лицо двигает, а сдергивает с места подбородок, сталкивая его всякий раз в новое положение, как перескакивающую минутную стрелку на часовом циферблате.

Выбранные ею люди под этим взглядом либо начинали суетиться, изображали «внутреннюю активность»... Либо, как я уже сказал, доверительно ждали.

Все еще глубже погружались в ступор.

Распорядительница ситуации некоторое время ждала. Потом, ничего не дождавшись, застыла сама. Потом, чтобы спрятать от самой себя растерянность и встряхнуться, начала сердиться на пассивность своих сотрудников.

И дело было теперь явно не в послеобеденной сытости...

Ничем не занятая напротив Леры Александровны Мария Александровна, как бегун на старте, готовилась критиковать и давать советы. (Она, как и Лера, недавно тоже потеряла около тридцати тысяч долларов, а с ними и весь свой бизнес.) Александр Михайлович с умным видом демонстрировал занятость и готовился ярко критиковать критику и советы любящей поговорить Марии Александровны, а потом и ее самоё.

К заполняющей пустоту словесной тусовке был готов весь собранный Лерой Александровной и от безделья осоловевший внутренний круг - только начни!..

Казалось, они от скуки сейчас так загорятся, что не только спроектируют новый защищенный от риска бизнес для каждого, но и разработают проекты изысканий для всех научных академий и многих поколений исследователей, а между делом создадут и проект нового Мироздания.

...Я вспомнил воспаленные ночные споры в общежитии Ленинградского медицинского об инопланетном происхождении жизни человека на Земле и о «Фантазиях Фарятьева»...

«Настольная лампа плясала в пластинке,

В круженье грустившей цыганское...

Мне было тошно! В табачной дымке Мы трое сквозь зубы цедили шампанское Звуков!»

Эти строчки я писал в девятнадцать. В пору именно таких моих с товарищами захватывающих ночных бдений. Как раз перед той августовской поездкой 1962 года на попутных Машинах из Куйбышева в Москву, в Ленинград и обратно -«автостопом». Тогда я и останавливался в том общежитии Ленинградского медицинского...

Мы «цедили шампанское» своего вселенского одиночества и такой же демонической никем непонятости с наслаждением!

Одиночество и непонятость были доказательством себе нашей неповторимости...

Надо было вмешиваться!

Я распорядился, чтобы из круга вышли Мария Александровна, Александр Михайлович и еще двое - все наиболее «активно бездельничающие», все, кто прятался в показную активность от неприсвоенной и неосвоенной, а часто и неосознанной, внутренней тревоги.

На их места я пригласил тех, кого звал раньше, и кого Лера Александровна прежде удалила из своего круга.

Михаилу Ивановичу напомнил, что ему уже случалось передоверять свою инициативу, заботу о себе и своих делах другим!

Раздосадованный, он стряхнул дрему, сам занялся происходящим.

Очнулась, наморщила лоб, подняла брови и начала одутловато осматриваться Маша. Заметив, что атмосфера вокруг изменилась, она заметила и мою досаду на ее равнодушие к сотруднице и к их общему делу. Дочь упрямо поджала губы, будто ничего не произошло. Но рассердилась, и за себя уже отвечала...

Не помню, кого еще пересадил во внешний. Но во внутренний круг - сели ожившие заинтересованные люди... Кабинет проснулся, началось движение.

Я снова обернулся к Лере Александровне, и...

' И почувствовал обескураживающую неловкость. Я будто нечаянно подсмотрел за ней, что не следует - пугающий секрет или ото всех скрываемый изъян...

В кресле «психотерапевта» сидела не деловитая предприниматель, а маленькая,... совсем потерявшаяся девочка!

Она не знала, что делать. И, казалось, впервые так отчетливо понимала, что не знает.

Детке не дали стать госпожой над куклами. А ничего другого она не умела. И, казалось, была готова заплакать...

 

 

Мы не знаем, как всего добились!..

 

 

Через два марафона я соберу круг предприимчивых женщин.

В нем будут учительница математики и детский врач, совладелица автосервиса и молодая юрист, психолог и менеджер - женщины, прогнавшие своих мужчин и оставленные мужчинами, «не выдержавшими» - как они говорили - «нашей самостоятельности».

И на мой вопрос к участницам - почему я собрал их вместе, Мария Александровна ответит совершенно неожиданным для меня образом:

— Все, что у нас есть, мы получили нечаянно. Мы не знаем, как этого добились, и за что нам! Не знаем, что с этим делать, и... сами все разрушаем! Как-то теряем!

— Не понял?!

— Нам или кажется, что, раз это у нас есть, то должно быть! И должно быть больше! - растолковывала мне Мария Александрович - И мы это...

— Надо марку держать, - перебивая ее, с неожиданным энтузиазмом подхватила обычно молчаливая Лана Викторовна, - а не знаешь, зачем! Силы уходят, чтобы держатся на достигнутом уровне. А для себя смысла нет! Потому и нет охоты. Интереса нет, азарта!...

— Да, и интереса, и азарта... И я еще имела в виду, что мы это не бережем! Мы от такого выигрыша на самом деле растеряны. А вид только делаем, что он наш....

— И что?

— Мы стремимся его потерять... неосознанно!...

— Как это?!

— Злимся, почему вчера выигрыш был, а сегодня нет!

— Начинаем сами себе активность показывать...— саморазоблачительно дополнила улыбчивая Дарья Александровна.

— Да, показываем активность! Но мы же не за активность все получили! Я имею в виду: не за такую активность! Мы не знаем за что! И не понимаем, как получается, что мы делаем все больше, а получаем, наоборот, меньше?! Не понимаем, почему так?! И не верим, что теряем!

— Мы как будто притворяемся успешными. Как в «Менеджер»[24] играем... - объяснила мне Лана Викторовна.

В кругу сидели привлекательные, весьма эффектные молодые женщины. Одни были разведены. Другие - одиноки. А те, кто еще оставались замужем или жили в «гражданском браке», пребывали в постоянном напряжении состязания с Мужчиной, войны за него или, как Лера Александровна, сохраняли независимость - по брачному контракту о раздельном имуществе и доходах. Детей, правда, по контракту, кажется, не делили.

То что говорили Мария Александровна и ее собеседницы о своем бизнесе, так наглядно ложилось и на их отношения с мужчиной, что я просто не мог не обратить на это внимания.

Эти от природы привлекательные женщины, как и свой Первоначальный успех в «бизнесе», так и внимание своих мужчин получили без всякого усилия, а часто и без осознанного намерения - нечаянно. Они ничего для этого не делали! И, в самом деле, совсем не знают «как, за что, и почему» мужчины оказались в их распоряжении (в друзьях, в любовниках, в мужьях).

Не зная, как они заполучили своих мужчин, эти рационалистичные женщины не умеют самостоятельно ни строить свои отношения с ними, ни беречь то, что есть. Поэтому, когда мужчина почему-либо прекращает свою активность в их отношении, эти женщины оказываются вдруг беспомощными. Не чувствуя причин мужского внимания, все они исходят из простого допущения, что раз за что-то дают цену, значит оно того стоит. И как и продавец, которому за ненужную ему вещь предложили неожиданно большие деньги, так и участницы этого женского круга приходят к тайному убеждению, что - либо мужчины глупы и безвольны, либо что-то в них (женщинах) - действительно для мужчин подарок. Последнее, к тому же, - лестно!

Так или иначе, но эти женщины приняли на веру, что мужчины подчинены власти своих страстей, а значит и их власти. Предлагаемые мужчиной посулы, а не он сам, оказываются соблазнительными для них. Потому, как и тот простодушный продавец, эти победительницы принимаются «взвинчивать цену». Так же, как и он, не зная, чем эту цену обеспечивают. И так же до тех пор взвинчивают, пока «покупатель» не отказывается от «товара»!

Забыв, что все, взятое и не взятое ими у мужчин, они не сами вызвали, а получили даром (от неведомых им сил природы и воспитания, от сил, которых они ни в себе, ни в нас не чувствуют, а потому и не знают), эти женщины объясняют себе свой успех у нас понятным им образом. Относят его на счет своих достоинств. Эти известные им достоинства и стараются развивать и совершенствовать - на всякий случай. Понятными им достоинствами пытаются купить «покупателя», когда тот. не выдержав «взвинчивания цены», вознамерился от них отказаться.

Не интересуясь нами, и ничего не зная про нас, они ничего не узнают и о себе.

Скрыв природное обаяние за судорогой обиды, за досадливым старанием понравиться, и так «все вернуть», эти женщины даже и не догадываются, что такой, нередко привлекательной для чужих, суетой своих и близких только отпугивают! И так же, как И свой бизнес, теряют мужчин (явно или сохраняя видимость полного благополучия).

— Вы видите, Мария Александровна, что женщины вашего круга ярки, кокетливы, и легко привлекают внимание всех - и детей, и женщин, и мужчин?!

— Да, - еще не понимая связи, но охотно, согласилась Мария Александровна и, обгоняя мою мысль, уже от себя добавила: - Но они же делают это невольно. И ничего про это не знают!

— Делают или у них так - само, получается ? - возразил я.

— Я имею в виду - само получается! Они же не чувствуют себя привлекательными! С чужих слов знают, а не чувствуют. Поэтому и «держат марку», чтобы не шмякнуться... с высоты. Притворяются красивыми!

— Но вы же знаете, что всё, что вы делаете специально,  «притворяясь красивыми», только выдает вашу тревогу, неуверенность в своей привлекательности?!

— Не знаем.

— Как?! Не знаете, что все ваши старания - макияжи, маски, подтягивания живота и наращивание объемов груди и так далее... не решают ваших проблем, но только настораживают нас и... запутывают вас?!

— Что вы говорите, Михаил Львович?! Я в фирме работала. Там женщина за каждую грудь по восемь тысяч платила! Им же их «глупые дядьки» эти деньги давали! А то и такой «подарок к 8 марта» им делали!

— Я не про них, а про вас! Вы не знаете, что жеманство только отпугивает всех, кто умеет чувствовать? Что ваша суета, как мух к меду, привлекает одних только равнодушно глазеющих на женщину любителей «сладенького»? Или таких же напуганных вами, как вы нами, втайне зажатых мужчин? Не знаете, что все, что вы делаете специально, любого, кому есть до вас дело, отталкивает!? При вашей-то сообразительности и хваленой практичности не знаете?!

— В том-то и дело, что не знаем! Вот - не знаем и все! -выпятила обведенные карандашом и оттого кажущиеся опухшими губы Мария Александровна. - То есть умом, на словах я все знаю. А на деле... Все, кто сидит в нашем кругу, без игры в победительниц, как и я, вообще своего пола не чувствуем!... - чуть ни выкрикнула она. - И не знаем, что с собой делать!

— Женщине, чтобы нравиться, ничего не надо делать! -не сдержался я. И, не придав значения мелькнувшей у меня забавной догадке, объяснил: - Когда вы хотите быть желанными, то уже - желанны! Не когда озабочены претензиями, в голове! А - когда ваша природа нас выбрала. Даже если вы хотите только понравиться, и вас волнует лишь наш интерес, наше влеченье, а не мы сами, - мы и тогда уже - рядом! как мир устроен. Вы не знаете этого?!

— Нет! То есть, да! Не знаем! Я же сказала. Потому вон из кожи и лезем!..

Все еще уверенный, что это я ей, а с нею и всем участникам, (а не она нам!) что-то объясняю вопросами, что Мария Александровна только отзывчиво вторит мне, я вернулся к ее первой реплике о том, что женщины ее круга «не хранят, что имеют»..;

— Давайте подытожим! Вы не знаете, что привлекательны?

-Да.

— И у вас есть грустный опыт, что когда вы хотели понравиться и старались привлечь Мужчину, у вас получалось все наоборот? Те, кто вам нравился, не обращали на вас внимания?

— Или становились нашими «хорошими товарищами», «подружками»...

— Но уходили к вашим подругам? Так?

— В этом не хочется признаваться. Лучше сказать: «мы их прогоняли»!

— Когда же вы ничего не предпринимали, ни на что не Претендовали, или вовсе не замечали нас, тогда мы со своей

любовью сами сваливались на вас? Как снег на голову, во всем своем великолепии - «плащи в грязь, сирень возами»!? Верно?

— Именно так!

— Вы ничего не делали, чтобы привлечь? А потом... -«позволяли вас любить»?

-Да.

— Принимали все наши «дары», как дитя, которое дуется, что подарок мог бы быть и получше!?

— Конечно, мог бы!

— Не знали, почему («за что» - по-вашему) вас любят? Но эту чужую (нашу) любовь претерпевали?!

— Ну, не совсем так. Мы верили, что по-другому не бывает. Что люди это и называют любовью. - Мария Александровна вместе с деньгами и бизнесом потеряла и своего горячего мужа. Рада, что жива осталась.

— Не получая ничего внутри отношений, надеялись за свое терпение что-то получить сверх? Заботу, услуги, обеспечение?

— Надеялись. Конечно!

— Правильно я понял, что вы не подругой становились мужчине, не женой, а эксплуатируемым эксплуататором? Не берегли ни его, ни ваши отношения? Изнашивали все и разрушали?

— Нет. Мне мой статус жены нравился. Но я ничего не делала, чтобы он был мой... Он сам добивался... Значит, сам и беречь будет..., мне казалось. Я еще и поломаюсь. Свой верх покажу.

— А дети останутся у вас? - Мне снова смутно померещилось, что не я веду Марию Александровну, а она своими репликами подсказывает мне нужные вопросы.

— У нас не было детей.

— Я обо всех женщинах вашего круга...

— Но это же его дети! Естественно - он должен о них заботиться.

— Так вы сами от него поминутно отпихиваетесь?!

— Но я же этого не знаю. - Я, наконец, понял, что логичная Мария Александровна не подыгрывает мне, и не ведет меня, а просто живет сейчас во взятой ею на себя роли «ни в ком не нуждающейся» женщины - представительницы ее круга. Совсем не сознавая того, она с интуитивной точностью управляет моим интервью. - Он же мой муж, отец детей. Он нам должен!

— А вы? - Я принял условия диалога и просто следовал а ней.

— Я его ни о чем не просила!

— А - когда вы вдруг замечаете, что теряете мужчину? Что он перестал спешить к вам? Что на работе задерживается? С товарищами?

— Ну и пускай его, если они там не пьют! У меня тоже подруги.... Я ему доверяю.

— А - когда у него - подруги? Другая?!

— Другая?! Как это! Я возмущусь его вероломством!.. Или наглостью той, с кем у него шашни! Как же! У меня мое воруют!.. - моя собеседница наглядно держалась взятой роли. - Буду права отстаивать. В суд подам!.. Та, от которой муж ушел осле сеансов психотерапии,... подала же... на женщину-психотерапевта. Что она «загипнотизировала» его для себя! Я Своего мужа знаю. Сам бы он ни за что не пошел на такую подлость. Понятно, она его тайно приворожила! Наверно на деньги наши зарится?! - Мария Александровна «дожала» позицию до очевидности абсурда.

— А - когда убедитесь, что это не помогло? Ведь тот суд не признал обвинения жены обоснованными! - Я знал об этом скандальном, истерическом иске.

— Не знаю, что делать... К вам приду! - с облегчением, выйдя из образа, сдалась и улыбнулась Мария Александровна.

— Вот спасибо! Осчастливили, - я тоже улыбнулся ей, а не роли. - Но еще минутку! Вы не чувствуете мужчин, и не знаете наших мотивов, причин нашего интереса к вам? Так?

— Так, - моя собеседница без энтузиазма вернулась в образ.

— А тогда придумываете, что получили нас за свои достоинства?... Или за приятные услуги?

— За услуги, за достоинства..., - вторила она почти машинально.

— Их теперь нам и навязываете? «Вон из кожи и лезете», вы сказали?

— Да, лезу! Я же - деловой человек. Я с рынка. Как на рынке и действую! - Мария Александровна снова загореЛась, точно, хоть и не зная того, осуществляя роль котерапевта[25].

— А на этом рынке бывает равенство?

— Как это?

— Просто. Здесь равенства не бывает! Если мой товар хорош, значит твой  - плох! Если хорош твой, то мой не годится! Кажется, мы замкнули круг. Я только добавлю. Вы не знали того, что прежде привлекли-то его своей ничем не встревоженной естественностью. А теперь, с перепугу, предлагаете искусственность суетливых усилий. За этой суетой - сквозь нее - и любящему-то трудно вас разглядеть. А уж что говорить о том, кто использует ваши достоинства!.. И последнее. Когда у вас совсем ничего не получилось, вы стараетесь доказать всем, что несостоятелен (как наниматель) мужчина, а не вы?!

— Себе доказываю, не ему!...

— И запугиваете себя на будущее! Обесцениваете в своих глазах его..., чтобы успокоиться! А с ним и всех нас - обесцененных - теряете! Начинаете ненавидеть или бояться всех мужчин - вами же выдуманных уродов и монстров. Одев на голову любимому мусорное ведро, даже сняв его, трудно потом целоваться. Вонь мешает! Остается только сменить половую ориентацию!

— А вы говорили, Михаил Львович, что не даете советов! - приветливо съязвила Лана Викторовна.

— Что-то вы других моих советов не слушаете!

— Каких?

— Ну, например, что, чтобы нравиться сердцу, ничего не надо делать! Просто быть!

— Это легко понимать. Знать трудно. Надо дожить! Может это доживание и стоит моих тридцати тысяч!... - окончательно оставив роль, выдохнула Мария Александровна.

 

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: