Если вокруг тебя нет мира, это значит, что внутри тебя нет мира. И только мир с самим  собой, мир и согласие в себе — преобразят действительность вокруг тебя.

— И знаешь, Анхель, — продолжил ты. — Я понял, что имел в виду тот человек

из Совета, который говорил: «Если не противится слабый, что с того? Если не

противится сильный, он становится еще сильнее».

Я удивился:

—   И что же он имел в виду, Данила?

—   Многие люди пытаются следовать заповедям, не обретя прежде в своей душе подлинной силы, не найдя самих себя. Конечно, у них ничего не получается! И они разочаровываются. «Что-то не так с этой заповедью...», — думают они. А дело-то не в  заповеди, дело в самом человеке. Он думал, его спасет заповедь, а это он должен был дать ей новую жизнь.

Важно ведь не то, что делать, а важно — кто делает. Если человек нашел мир

внутри себя, если он нашел свою силу, если он доверился ей, чтобы он ни делал дальше,

все будет хорошо. Какая разница, что снаружи? Ценно то, что внутри. А внутри у

любого дела — человек, который его делает. Каков человек, таково и его дело.

Я чуть повернул голову и случайно заметил в зеркале заднего вида сияющие глаза

Гаптена. Он вел машину и все это время заворожено слушал наш разговор. Мне

показалось, он согласовывал собственные мысли и чувства с твоими словами. Данила,

он слушал не просто умного человека. Он слышал Избранного.

А вокруг спал огромный город. И в нем люди, которым так важно знать то, что ты

думаешь. Как донести до них эти мысли?..

Удар по тормозам. Гаптен быстро уводит машину в небольшой переулок и

выключает фары.

 

*******

— Приехали, — шепотом говорит Гаптен. Мы, стараясь быть тише воды, ниже

травы, покидаем машину и следим за тем, что происходит дальше. Мужчина и

Кассандра говорят о чем-то перед центральным входом небольшого, судя по всему,

старинного здания. Потом поднимаются по ступенькам и входят внутрь.

—   Что будем делать? — от напряжения я чувствую слабость в коленях.

—   Гаптен, мы можем как-то отозвать оттуда Кассандру? — спрашиваешь ты.

Гаптен раздумывает секунду-другую, кивает головой и набирает номер на своем

мобильном телефоне.

— Охрана? — говорит он в трубку. — Это Гаптен. Вы бы не хотели, случаем,

проверить наших постояльцев?..

Это все. Он нажимает на сброс и пожимает плечами: «Должно подействовать».

И правда, Кассандра выбежала на улицу уже через пару минут.

— Как они могли уйти?! Куда вы смотрели?! Я с вас семь шкур спущу!!! —

кричала она в телефонную трубку.

       Сейчас позвонит... — говорит Гаптен и делает нам знак.

Мы прячемся в ближайшем подъезде. Темно, сыро, гнилостный запах. Через

мгновение телефон Гаптена вибровызовом сообщает о звонке.

— Я слушаю тебя, Кассандра.

В трубке раздается отчаянный ор.

— Я не буду разговаривать в таком тоне, — говорит Гаптен и нажимает сброс.

Мы с тобой удивленно переглядываемся. Но Гаптен спокоен, он уверен, что

Кассандра сейчас же перезвонит. Она, и вправду, перезванивает.

—   Гаптен, не бросай трубку! — кричит она.

—   Ты хочешь видеть Анхеля и Данилу?

В ответ звучит срывающееся «ДА!», которое мы слышим и в самой трубке, и на улице.

— Тогда вы знаете, где меня искать... Данила, тут ты выхватываешь у Гаптена

трубку и выключаешь ее. Ты понял, что Кассандра уже под дверью, у подъезда, в

котором мы спряталась. Вне себя от ярости, она металась вдоль этой улочки. И вот

дошла как раз до этой двери. Мы замерли, увидев ее, испещренный магическими

знаками платок в щели между косяком и покосившейся дверью.

— Алло! Антон! Да, это я, — Кассандра набрала чей-то номер. — Слушай меня

внимательно, Антон! Ты должен взять еще двоих и выехать по тому адресу, который ты

знаешь.

Родители предупреждены. Девочку забрать. Под любым предлогом, силой.

Обстоятельства меня не интересуют.

Федора с остальными пошлешь в монастырь, где за Гаптеном следили. Помнишь?!

Хорошо. Я сейчас туда. Будут раньше, пусть обождут. Если что, предупреди — этого

щенка могут кончать, я его все равно сожгу, как и того дурака. А те двое, что с ним,

Анхелем и Данилой зовут, они мне живыми нужны. У меня до них дело есть.

Все понял?! Действуй!

Кассандра отключила свой телефон, обернулась и уставилась на дверь. Она

смотрела на нее, словно знала, что мы там! А мы — все трое — боясь вдохнуть или

шелохнуться, считали секунды, каждая из которых казалась нам сейчас вечностью! Я

был почти уверен, что она нас учуяла. Но, простояв так с полминуты или даже чуть

больше, она вдруг выругалась и пошла к своей машине.

 

 

Мы выйти с площади и оказались на улице. Люди в

сером шли следом за нами. Я попытался их сосчитать, но тщетно. Может

быть, пятнадцать, может, двадцать человек.

— Я так больше не могу, — грозно прошипел Данила. — С этим нужно покончить.

—Данила, что ты задумал? Пожалуйста... — я попытался отговорить его, но тщетно.

— А ну подойди сюда! — крикнул Данила и пошел за одним из них.

— Данила! — я запаниковал. — Что ты делаешь?!

— Иди сюда, я тебе говорю! — кричал Данила, не обращая на мои просьбы

никакого внимания.

— Смотри, они от меня бегут! — воскликнул Данила.

И правда, они бросились врассыпную.

— Господи, Данила, а чему ты радуешься? Какое это имеет значение? То ли мы

от них убегаем, то ли они от нас — какая разница?

Они к нам приставлены, и все.

— Ты прав, — тихо сказал Данила.

— Данила, попробуй сосредоточиться.

Пока ничего не вспоминаешь?

—   Нет, Анхель, нет! Пустота, одна пустота!

Мерседес Кассандры рванул с места и скрылся за поворотом. Мы вышли из  подъезда.

—   Я должен ехать. Постараюсь ее задержать, — сказал Гаптен.

—   Но это очень опасно! — возразил я.

Если она поймет, что мы ее надули, — возразил Гаптен, — то по ночному городу,

без пробок, она обернется туда-обратно всего за час. А вам этого времени может не

хватить. Я должен ехать...

—   Спасибо тебе, Гаптен, — сказал ты и обнял юношу.

—   Спасибо вам, — ответил Гаптен, улыбнулся и побежал к машине.

Выждав несколько минут, мы направились к дому, куда приезжала Кассандра. На

лестнице нас встретила охрана:

—   Частное владение! Чего надо?!

—   Передайте, пожалуйста, что это от Нины Петровны. Нас ждут, — сказал ты, не

моргнув глазом.

Сутулый охранник сделал звонок и, получив соответствующее распоряжение,

проводил нас на второй этаж.

Как выяснилось, весь этот дом принадлежал тому мужчине, который разговаривал

с Кассандрой у фонтана.

— Так быстро? — сказал хозяин дома, только увидев нас.

Он был невысокого роста, полноватый. Глаза — болезненные, но взгляд —

острый, жесткий.

— Да, так быстро, — ответил ты.

— А не нужно было спешить, я передумал, — сказал вдруг мужчина. —

Передайте Нине Петровне, что я больше не нуждаюсь в ее помощи.

Валера, перестань! — закричала женщина из глубины квартиры и направилась в

нашу сторону. — Ты опять за свое! Ничего ты не передумал!

Тогда я не узнал мужского голоса, но женский я узнал точно.

Данила, именно этот женский голос был в твоих видениях.

— Я передумал, Тамара, передумал! — рявкнул на нее мужчина. — Мы сейчас же

едем в больницу! Ты видишь, что с ней творится! У нее рак, дура! Ты можешь понять

это, наконец! Не до игр! Когда она умрет, ты же меня будешь во всем винить!

Валерий стал показывать своему служащему, чтобы он нас выпроводил.

—   Прекрати немедленно! — Тамара схватила его за руку. — Прекрати!

Валерий одернул ее. Тамара влепила ему пощечину.

И только они сцепились, как из глубины коридора послышался слабый детский голос:

— Пустите их, это мои ангелы...

Было достаточно темно. Я прищурился и увидел маленькую девочку — лет шести

или семи. Тоненькую, как тростинка. Кожа бледная, вся словно светится изнутри. На

голове ни единого волосика. Ощущение, что от человечка остались одни глаза. Одни глаза.

—   Господи, она встала! — закричала Тамара и всплеснула руками.

—   Нельзя! Немедленно в постель! — закричал Валерий и бросился к ребенку.

Он взял девочку на руки и понес в комнату.

— Валера, я тебе говорила, что Нина Петровна ее спасет! Я тебе говорила! —

вопила Тамара.

Не раздумывая, ты направился за ними.

—   Папа, пожалуйста, не прогоняй их, — просила девочка. — Это хорошие. Это не

те, это другие.

—   Машенька, милая, какие не те? Какие другие? — спрашивал Валерий. — Тебе

надо в кроватку.

— Я была права! — назидательно шипела Тамара. — Нине Петровне можно доверять

Но Валерий ее словно не слышал:

— Скоро приедут врачи, Машенька. Они повезут тебя в больницу, дадут лекарство

и все будет хорошо...

—   Никаких врачей! — Тамара топала ногами.

—   Заткнись! — огрызался Валерий, укладывая дочь в постель. — Я уже вызвал,

сейчас приедет Юрий Петрович... Хватит с меня этой экстрасенсорной ерунды!

— Ненавижу тебя! Ненавижу! — Тамара колотила мужа локтями, кулаками,

пихала коленом.

Валерий развернулся и толкнул ее. Она качнулась, не удержалась на ногах и  упала.

—   Сволочь! Сволочь! — вопила Тамара.

—   Что же вы делаете?.. — я был в ужасе от этой картины.

Маленькая девочка смотрела на нас огромными полными слез глазами. Жизнь в

ней едва теплилась.

Ты отстранил Валерия, сел на Машину кровать и взял девочку за руку.

—   Привет, Машенька! — сказал ты.

—   Здравствуйте, — она улыбнулась в ответ. — Это хорошо, что вы пришли. Вы

меня проводите?

—   Вот видишь, она улыбается! — вставила Тамара, потирая ушибленную руку.

Что значит «проводите»?! — возмутился Валерий.

Но ты не обратил внимания на их слова.

— Машенька, ты их слышишь, да? Постоянно? То, что они думают, да? Они у

тебя внутри головы говорят? — спросил ты.

Маша закачала головой — быстро, уверено. И зажала губы, чтобы не разрыдаться.

Она хочет быть молодцом. Она не будет плакать. Она будет держаться...

Боже мой, все твои видения, Данила, все эти ужасные монологи внутри твоей

головы... Все они постоянно звучат в голове этой девочки! Она слышит то, что думают

ее родители! Она знает, как они ненавидят друг друга, как поступают по отношению

друг к другу. Как же она вынесла это?!

— Ты хочешь, чтобы они тебя отпустили? — снова спросил ты, и по тому, как

дрогнул твой голос, я понял, что ты едва сдерживаешь слезы.

Маша продолжала качать головой — да, да, да. В ней была радость. Ее поняли.

Поняли! Наконец!

Потому что не можешь больше с ними жить? — уточнил ты.

Маша перестала качать головой. Она смотрела на тебя внимательно, не то

испуганно, не то сомневаясь. Она словно переспрашивала тебя: «Неужели ты сказал то,

что я услышала? Ты не мог такого сказать. Все не так...»

— Нет? — удивился ты.

Маша покачала головой — нет, не поэтому. Она хочет, чтобы ее «отпустили»

совсем по другой причине. Не потому, что ей плохо. Из-за другого.

— Машенька, почему? — ты все еще удивлен, тебе трудно поверить, что может

быть какая-то другая причина.

Слезинка покатилась по ее бледной щеке. Тонкие губы потянулись в стороны.

Маша подняла маленькую, слабенькую ручку и прикрыла ею рот. Она испугалась, что

ты ее не понимаешь.

—Машенька... — ты почти взмолился. — Подожди, милая, подожди. Дай мне

секундочку. Сейчас дядя Данила догадается. Подожди...

Я видел твое смятение, твой ужас. Если ты не угадаешь, не поймешь, почему эта

маленькая девочка не хочет, не может жить, сам не скажешь ей об этом, она не

выдержит своей муки, своего абсолютного одиночества, она умрет.

 

*******

Эта пауза тянулась вечность, две вечности, три... Ей не было конца. Маша

смотрела на тебя, а ты на нее. И единственный путь, единственный способ, каким ты

мог понять, почему она не хочет жить, это было стать ею. Стать на мгновение этой

маленькой девочкой, которая, зная о том, что думают ее родители, желает себе смерти.

— Маленький принц пошел на войну, — она запела тихим, тонким голосочком,

словно хотела подсказать тебе, помочь, дать ключ к разгадке — только догадайся.

Маленький принц пошел на войну,

Но без пуль и без стрел. Маленький принц шел мимо войны,

Ведь он воевать не хотел. Маленький принц не верил в войну,

И не было той войны. Маленький принц вернулся с войны,

Соскучились ведь цветы...

 Срывающийся детский голосочек пел о маленьком принце. Жизнь призывала его

на войну, но он не хотел воевать. Цветы были в его сердце. Он шел на войну, но прошел

мимо войны, потому что не верил в смерть. Он верил в цветы.

Она пела, а мне казалось, что я слышу биение твоего сердца. Сначала это был

трагический звук поминального набата. Но с каждым словом, с каждой ноткой этой

детской песенки в твоем сердце, в его ритме появлялось что-то новое, чистое, свежее.

И я вспомнил наш с тобой последний разговор. Я вспомнил, как важно верить в

себя, в то, что у тебя внутри. Верить, что ты сможешь, что у тебя получится. Ведь нет

препятствий, кроме сомнения. А Избранный должен думать о себе, как о Избранном.

Все мое существо собралось сейчас в одну точку. И я посылал тебе всю свою силу,

все, что есть во мне ценного и дорогого — Любовь, Добро, Свет. У тебя не может не

получится. У тебя обязательно получится. Ты — Избранный!

«Пустите их, это мои ангелы...» — прозвучал в моей голове голос Маши.

— Не плачь, солнышко, я знаю, — сказал ты Машеньке и погладил ее по голове.

Потом, Данила, ты повернулся к ее родителям:

— Вы думали о том, что будет, после того как Маша умрет?

Этот вопрос поверг их в шок:

—   Что вы такое говорите?.. — вскипела Тамара. — При ребенке!

Так получилось, что в моей голове звучат ваши мысли. Я знаю, о чем вы с Валерием думаете. Это действительно так, — ты говорил спокойно и определенно. — И Маша слышит. Она всю жизнь слышала ваши мысли. Она знает все. Она знает, как вы ненавидите друг друга и как вы поступаете. И ей невыносимо тяжело, ведь она любит вас.

И она хочет умереть. Но не потому, что ей тяжело, а потому что она хочет раскрыть обман. Огромную ложь, которая отравляет вашу жизнь. Каждый день вы убеждаете себя, что живете вместе «ради Маши». Но это неправда. Ради Маши вам бы следовало расстаться! Но вы не делаете этого. Почему? Знаете ли вы это?!

—   Ну... эээ... — Валерий и Тамара выглядели растерянными, не знали, что сказать.

—   Нет, вы не знаете, — продолжил ты. — А Маша хочет, чтобы вы знали. Иначе,

без этой правды, вы не будете счастливы. Она хочет уйти, освободить вас. Она хочет

дать вам шанс разобраться в себе. Это ее подарок. Драгоценный подарок от маленького

человека, который любит вас. А вы лжете — себе, друг другу и своей дочери. Дочери,

из-за которой вы якобы терпите муку совместной жизни...

Я не знаю, почему два ненавидящих друг друга человека живут вместе. У меня нет объяснений. Из-за страха перед будущим, перед неизвестностью? Возможно, вы сомневаетесь в своих силах? Вам стыдно, что вы не справились с ролью идеальных супругов? Или вы просто не верите в то, что можете быть счастливы? Я не знаю, почему вы губите себя и свою жизнь. Но Маша знает об этом и хочет развязать вам руки.

В этот момент, Данила, я увидел, как испуганно смотрит на тебя Маша. Ты угадал, ты все сказал правильно. Но она испугалась. Она бы никогда не решилась сказать это сама. Она бы не решилась причинить своим родителям эту боль. Впрочем, ее бы и не поняли...

Как это странно, абсурдно — ребенок хочет умереть, чтобы подарить своим

родителям шанс на счастье. Почти невероятно! Но если задуматься. Я уверен, любой

ребенок пожертвует самым дорогим, даже своей жизнью ради мамы и папы. Это же так

естественно — желать, чтобы твои родители были счастливы!

А Маша знает, насколько несчастны ее родители. Она слышит их бесконечные

стенания внутри своей головы. И она понимает — у ее родителей не хватает силы духа

обратиться к своей жизни и позаботиться о ней. Они запутались в собственной лжи,

прикрываясь благородным поводом — «семьей для дочери». И она стала искать смерти!

Индейцы навахо считают, что если человек действительно не хочет жить, ему не

нужно прибегать к самоубийству, он умрет без внешних причин, сам. Тело человека

живо только до тех пор, пока его душа хочет продолжать свое земное существование.

Если же человек теряет желание жить, его тело, словно по команде, начинает

отказывать и разрушаться. Оно похоже на срезанный цветок: внешне — все, как

прежде, все хорошо, но смерть уже вошла в этот дом.

— Боже мой, почему я не послушал его?! Почему?! Он же говорил мне об этом,

именно об этом... — Валерий схватился за голову и застонал, как раненый зверь.

 

*******

— Кто? О чем вы? Кто вам уже это говорил? — я схватил Валерия за руки и начал

трясти.

Но Валерий почти не реагировал. Он продолжал стонать, корчась от душевной

боли, раздиравшей его сердце.

—   Как я мог?! Я же все знал... Я должен был... — он продолжал выть.

—   О чем он говорит? — спросил ты у Тамары.

—   Не знаю я! — фыркнула женщина и скрестила на груди руки.

—   Год назад мне было очень плохо, — зашептал Валерий. — Я не находил себе места, не понимал, зачем я живу, думал уже покончить с собой. Но кто-то подсказал мне одного врача. И я сходил к нему. У меня выявили депрессию и назначили лекарства.

Правда, этот врач предупредил: депрессия — это только последствие, только

результат. А поэтому одними таблетками ее не вылечить, нужно устранить причину.

Иначе, как только наступит облегчение, болезнь снова вернется.

Я спросил его о причине — почему я заболел? Он странно посмотрел на меня и

пожал плечами: «А вы уверены, что вы хотите разобраться?» Я удивился его вопросу.

«Это же так естественно», — сказал я. «Но это больно, — ответил он. — А люди всегда

пытаются избежать боли». В общем, мы расстались ни на чем.

Таблетки стали помогать. И уже через пару недель я действительно чувствовал

себя лучше. Я уже забыл об этом странном разговоре и докторе... Но он оказался прав,

это было мнимое улучшение. Я стал иногда улыбаться, меньше тревожился, но внутри

оставалась тоска — тяжелая, мучительная, изматывающая.

Я пришел к этому доктору снова. Но и в этот раз он не спешил браться за причины

моей депрессии. «Вы бежите от боли, — сказал он мне. — А я предлагаю вам другую

боль. Подумайте, нужно ли вам это». Я удивился. «Мне не нравится, что вы говорите

загадками», — сказал я. «Загадка — это ваша жизнь, — ответил он. — В этом все дело».

Я разозлился и, уходя, даже хлопнул дверью. Но скоро мне пришлось пожалеть о

своем поведении. Моя депрессия, ее второй вираж, даже с таблетками была ужасной.

Она опустилась на мою жизнь, как кромешная ночь, утопив во мраке безысходности все

мои чувства, кроме боли. Я физически ощущал, что надо мной завис ангел смерти.

Когда я пришел к этому доктору в третий раз, я увидел вдруг с каким сочувствием

он на меня смотрит. Странно, что я не замечал этого раньше. Ведь я уверен, эта сила

всегда была в его взгляде...

Валерий замолчал.

—   И что, что он вам сказал? — спросил я, не в силах больше выдерживать это

напряжение.

—   Что он сказал? — Валерий поднял голову. — Он сказал, что я никого не люблю. Это ужасно, но это правда. У тех, кто по-настоящему любит, не может быть депрессии. Депрессия возникает только у тех, кто зациклен на себе. А любящий думает о другом человеке, о том, кого он любит. И даже, если любимому человеку плохо, у него не опустятся руки и не будет депрессии. Ему не до слез...

Повисла пауза. Это признание прозвучало, как выстрел. Но мне показалось, что

Валерию нужно было это сказать. Сказать правду.

—   Валерий, но ведь это не все? — спросил ты. — Он должен был...

—   Да, вы правы, — Валерий покачал головой. — Это не все. Я многое о себе

узнал. Я узнал о том, как оправдываю себя. О том, как я лгу самому себе. Что я боюсь

правды, потому что боюсь ответственности. Ведь, сказав «А», нужно говорить и «Б».

— Какой ответственности? — не понял я. Валерий как-то рассеяно улыбнулся:

— Перед самим собой, — сказал он. — Знаете, я в детстве очень любил одну

книгу. «Маленького принца» Экзюпери. И запомнил оттуда фразу: «Мы ответственны

за тех, кого приручили». Всю жизнь я следовал этому правилу. Хорошее, благородное

правило... Но что делать, если ты разочаровался? Как быть, если ты понял, что не

должен был приручать того, кто приручился? Куда бежать от жизни, превратившейся в

«Ад»? От тебя ждут того, чего твое сердце просто не может дать...

Он плакал. Плакал, как ребенок. Стоны рвали и душили его.

—   Валера, что ты такое говоришь? — вставила Тамара. — Это ерунда какая-то!

—   Я говорю, что я врал самому себе, Тамара! — воскликнул Валерий. — Мне

казалось, что я думаю о тебе, о Машеньке. Что я несу за вас ответственность. Но это

была ложь. Ложь, потому что, на самом деле, я думал только о себе.

Я думал о том, что я не могу с тобой жить, что ты мне чужой человек, что ты не

понимаешь меня. Пытаясь быть ответственным за вас, я не был ответственен перед

самим собой. И поэтому ничего не получилось. На лжи нельзя построить жизнь.

Если бы я любил, если бы это чувство жило во мне, все было по-другому. Но я не

любил, я пытался все сделать правильно, но не по правде. Я думал, что ответственность

— это любовь. А оказывается любовь — это ответственность.

Знаешь, Тамара, я спросил этого доктора. Я сказал ему, что вот, мол, есть сказка и

что там есть такие слова: «Мы ответственны за тех, кого приручили». И знаешь, что он

мне ответил? Знаешь?!

—   Нет, Валера, я не знаю, — Тамара скривила рот.

—   Он мне сказал: «Это хорошие, правильные слова. Но беда в том, что никто в

этой сказке не говорит друг другу "Я люблю тебя". Никто. Ни Маленький Принц, ни его

Цветок, ни Лис, ни — самое ужасное — сам Экзюпери. И даже когда Маленький Принц

рассказывает летчику о своей ошибке, об ошибке цветка, тот говорит лишь: "Я люблю,

когда ты смеешься". Но это не то же самое, что и "Я люблю тебя". И мальчик  погибает...».

—   Валера, ну что ты слушаешь какого-то там доктора! — Тамара крутилась на

месте, как торговка на базаре. — И я вообще ничего не понимаю, о чем речь! Ты что,

нас с Машенькой не любишь?..

—   А ты нас с Машенькой любишь?! — глаза Валерия блеснули ненавистью и

презрением.

— Конечно!.. — не задумываясь, выпалила Тамара.

— А почему тогда мы несчастны! — взревел он и схватился руками за голову. —

Господи, почему же я его не послушал! Надо было взять на себя ответственность.

Перестать лгать. Не пускать свою жизнь на самотек. Как же я мог так испортить свою

жизнь?!

—   И мою! — вставила Тамара.

—   Нет, и ее, — Валерий указал на Машу. — А свою ты испортила сама.

Машенька встала с постели и подошла к папе. Она обняла его, как умеют

обнимать только дети, и стала шептать ему на ухо:

— Папа, папочка, не плачь, пожалуйста, не плачь. Ты хороший. Я тебя люблю,

папа, — сказав это, она отняла его руки от лица, посмотрела ему в глаза и тихо-тихо,

еле слышно произнесла: — Папа, правда страшит, но с ней не страшно.

Слыша это, глядя на них, ни я, ни ты не могли сдержать слез. Этот ребенок, эта

маленькая девочка обезоруживала силой своей любви. Той нежностью и той

уверенностью, которая жила в ней, в ее едва живом существе.

«Ответственность — это не любовь. Любовь — это ответственность», —

прозвучали в моей голове слова Валерия. Его дочь знала это и без доктора. Она знала

это, потому что любила.

—   Впрочем, я как всегда оказалась права! — воскликнула Тамара, глядя на Машу.

— Прямо на глазах видно, что ей становится лучше. Прямо на глазах! Нет, Нина

Петровна — это наше спасение! Пришли от нее люди, сделали, что нужно...

—   Мы не от Нины Петровны, — сказал ты, словно бы между делом.

—   Не от Нины Петровны? — удивилась Тамара. — Как?! А от кого же?

—   Мы просто пришли к вам, точнее — к Маше, — ответил ты. — Но сейчас будут

от Нины Петровны. И я бы советовал вам к этому приготовиться. Она хочет украсть

Машу.

—   Украсть?! — Валерий поднял на тебя глаза.

Где-то внизу послышался шум.

 

*******

— Что там такое?! — Валерий встал с кресла и вышел в коридор.

Шум усиливался. Снизу доносились крики охраны, кажется, началась потасовка,

быстро превратившаяся в драку. Послышались быстрые шаги — кто-то бежал вверх по

лестнице, кто-то вниз. Звуки ударов и хлопки, похожие на звук открываемых бутылок с

шампанским.

—   Они, что, все с ума посходили? — претенциозно воскликнула Тамара и

собралась пойти выяснить, в чем дело.

—   Не ходите туда! — закричал ты. — Где у вас черный ход?

—   Черный ход? — удивилась Тамара. — Рядом с кухней. И все же, что там

творится?!

—   Вам лучше этого не знать, — ответил ты. — Вы должны слушаться меня —

пойдемте к черному ходу!

—   Ну что за глупости! — возмутилась Тамара. — Я пойду посмотрю, в чем дело!

Она направилась к выходу.

—   Не валяйте дурака, нужно бежать! — потребовал ты.

Тамара смерила тебя презрительным взглядом, развернулась и пошла к главной

лестнице.

Машенька, давай, садись ко мне на руки! — скомандовал ты. — Покажи нам, где

кухня.

И Маша сделала все, как ты сказал. Она обняла тебя за шею, ты подхватил ее. Мы

выскочили в коридор и бросились в направлении кухни. Там мы отыскали черный ход и

уже через несколько секунд были на лестнице.

Как раз в этот момент к дому подъехала машина скорой помощи. Ты сделал знак,

чтобы водитель остановился.

— Юрий Петрович здесь? — крикнул ты через окно.

На тебя уставился пожилой мужчина в очках и белом халате:

—   Да, это я.

—   Вы знаете, куда вести Машу? — спросил его ты.

—   Маша? — удивился врач скорой помощи, увидев девочку на твоих руках. —

Да, конечно! Садитесь. А где Валерий Николаевич?

Он... — только и успел сказать ты.

 

 

— Что было дальше?! —

Данила смотрит на меня с ужасом.

А я не знаю, как ему сказать. У меня язык не поворачивается.

— Дальше, Данила, дальше...

Маша на глазах побледнела, взгляд остекленел.

И с тобой произошло то же самое.

Лезвием вам разрезали душу.

Вы обнялись, словно две половинки единого целого. Прижались друг к другу, сдерживая крик.

Голоса в ваших головах замолчали...

— Что?! — глаза Данилы наполнились слезами.

— Убили ее родителей, Данила. Убили.

Мы доехали до клиники.

Всю дорогу вы оба что-то бормотали, словно разговаривали друг с другом.

Я не мог разобрать не единого слова.

Мне казалось, это были слова... Не знаю.

— Анхель, где Маша?!

— Данила, Машу забрали врачи.

Ты был в забытьи и не выпускал ее из рук.

Тебе даже пришлось сделать укол, чтобы разжать руки. Через какое-то время приехали две сестры Валерия.

Хорошие женщины.

Я взял такси и отвез тебя домой.

Дальше ты все знаешь

 

эпилог

 

Мы стояли на большом шумном проспекте. Мимо проезжают машины, идут люди.

И у каждого из них свои дела, свои проблемы. Они заняты. В их жизни все просто —

дом, работа, дом. Они живут. Просто живут. Или им кажется, что они живут.

А в безоблачном небе царит солнце — яркое, почти белое. Оно заглядывает в

темноту и ночь сменяется днем. Но может ли оно заглянуть в души? В души тех, кто

сейчас идет по этим улицам, едет в этих машинах? Кто даст им истинный Свет?

Мне вспомнились слова Гаптена: «Из Божественного Откровения Сведенборг

узнал, что существует два параллельных мира. Один — натуральный, и здесь все

смертно, а Солнце мертво. Другой — духовный, в нем Солнце — это теплота

Божественной Любви и свет Божественной Мудрости. Духовное Солнце существует в

атмосфере, которая есть Божественное Служение...»

—   Я попрошу вас следовать за мной, — послышалось сзади.

Мы с Данилой обернулись и увидели, что сопровождавшие нас до сих пор люди в

серых костюмах стоят рядом.

—   Это ненадолго, — пояснил мужчина.

Данила только усмехнулся — печально и просто: «Пойдемте».

Мы сели в одну из машин. Нас привезли к самой фешенебельной гостинице

города и сопроводили в президентский номер. Изысканная мебель, анфилада комнат,

бархатные шторы и картины на стенах.

—   Все это очень странно, — сказал я, когда мы остались вдвоем.

—   Более чем, — ответил Данила и подошел к окну. — Смотри!

Я тоже выглянул в окно. У подъезда остановился лимузин. Из машин

сопровождения выбежали люди в серых костюмах и оцепили прилегающее

пространство. Один из охранников открыл дверь лимузина и на красную дорожку перед

гостиницей ступил индус...

—   Это он? — спросил Данила. — Свами Бра...

—   Брахмананда, — подтвердил я. — Председатель Совета.

Мы повернулись и уставились на дверь.

— Я вынужден просить у вас прощения, — сказал индус, входя в распахнутые для

него двери. — Все это время шло заседание Совета. Решения принимаются

коллегиально. А непростые решения принимаются долго. Простите.

Повернувшись к охранникам, Свами Брахмананда попросил их уйти. Повисла

пауза. Мы стояли втроем посреди комнаты.

— Присядем? — предложил Данила.

Предложение было принято. Но индус продолжал молчать.

—   И что вы решили? — спросил Данила.

—   Мы решили ждать, — ответил индус.

—   Да, непростое решение, — «согласился» Данила. — И чего ждать?

—   Завершения вашей миссии, — пояснил Свами Брахмананда. — Признаться, мы

не думали, что дело повернется таким образом. Мы не надеялись на явление

Скрижалей. Когда это случилось, мы были уверены, что вы сможете выполнить

возложенную на вас миссию. Я полагаю, это чудо. И теперь во мне борются

противоречивые чувства. Мне бы хотелось верить в ваш успех. Но... Вы знаете о нашей

позиции. Мы думаем это и невозможно, и неправильно. В любом случае, мы будем

ждать и не станем чинить вам препятствия...

—   А больше нечего ждать, вы выиграли, — прервал его Данила. — Мы потеряли

пятую Скрижаль. Все кончено.

—   Да, — подтвердил я, сдерживая внутренне возмущение.

Именно этот человек, эти люди помешали нам. А теперь он приходит и делает вид,

что ни о чем не знает.

—   Ничего не кончено. Вы не потеряли Скрижаль, — индус удивленно посмотрел

на нас. — Ах да, вы же ничего не помните! Простите...

—   В каком смысле? — Данила подался вперед. — Не потеряли?!

—   Нет, — уверенно ответил индус.

—   Послушайте, пожалуйста... — взмолился я. — Вы знаете больше, чем говорите.

Скажите нам!

—   Да, и где Гаптен? Где Кассандра? Что с Машей? — спрашивал Данила.

Индус сделал два хлопка ладонями. Дверь в номер открылась, и вошел человек,

держащий в руках сверток. Он положил его на стол и вышел.

—   Вот, — индус показал на пакет. Данила открыл его, и я ощутил

отчетливый запах гари. Горсть пепла высыпалась на стол. Меня объял почти животный ужас:

—   Гаптен?! Она сожгла его! Как же вы могли это допустить?! За что?! В чем

он виноват?!

Вслед за этим Данила вытянул из пакета обгоревший платок Кассандры. Я

оцепенел, не понимая, что происходит.

—   Это результаты ее химических опытов, — сказал индус, глядя на платок.

— Пытающийся обманывать обманется.

—   Так Гаптен жив?! — Данила уставился на индуса.

—   Да, конечно. Кстати, он просил вам передать.

Индус достал из кармана и протянул Даниле серебряный медальон Гаптена.

—   Я не хочу, чтобы вы видели в нас врагов, — продолжил Свами Брахмананда. —

Мы просто думаем по-разному. Мы готовили Гаптена. Скоро он должен был стать

одним из нас — посвященным, свидетельствующим таинство гибели мира. Но вы его

«отыграли». Теперь в сердце этого юноши надежда на спасение мира. Я полагаю, это

чудо. То, что вы делаете, преображает судьбы людей. Быть может, вы правы, а мы

ошибаемся. Быть может... Будущее покажет.

—   А я уже начинаю думать, что вы знаете абсолютно все... — сказал Данила,

сжимая медальон и испытывающе глядя на индуса.

—   Мы знаем все, что происходило и происходит, — ответил индус. — Но мы не

знаем будущего. Вы, Анхель, написали в своей книге об «эффекте бабочки». Тысячи

нитей прошлого создают ткань будущего. Но рисунок, которым ложатся эти нити, не

известен до последнего момента, до момента сейчас. Поэтому будущее не известно

никому.

Я удивился, что он знает о последней книге, всего неделю тому назад я отправил

ее в издательство:

       Но она еще не издана, как вы могли ее прочесть?

Он улыбнулся и повторил:

—   Мы знаем все, что происходило и происходит. Но мы не знаем будущего.

—   Но если вы все знаете, почему вы терпели Кассандру? — спросил Данила. —

Как вы могли допустить, что она возглавляла здесь вашу миссию?

—   Мы не учим других жить по нашим принципам. Мы сами живем по ним. Не

сопротивление Злу... Зло атакует не только мир, не только вас, но и нас. Однако же, как

я вам и говорил, оно уничтожает Самое Себя. И вот вам наглядный пример, — индус

показал на пакет с пеплом. — Нет нужды бороться со Злом. Я не просто верю в это, я

знаю это.

—   Но почему вы ждете гибели мира?! — воскликнул Данила. — Несмотря на все

ваши объяснения, я не вижу логики.

Вы видели эту семью — Валерия и Тамару, вы видели мужчину и женщину, —

тень легла на лицо индуса. — Это только пример. Обычный. Таких миллионы. Но вы,

Анхель, видели и сущности. Вы видели сущности Мужчины и Женщины. Вы осознаете

эту разницу? Разве вы не ужаснулись ей?! Кассандра, я знаю, говорила вам, что в Том

мире «все наоборот», по сравнению с этим. Это неправда. Это в нашем мире все

наоборот...

—   И вы считаете себя «санитарами леса»? — Данила был раздосадован.

—   Карма, Данила. Карма! В этом нет нужды, — ответил Свами Брахмананда. —

Маленькая девочка, которую вы спасли, наследует огромное состояние. Но она

осиротела. Эта маленькая принцесса — символ современного человечества. У него нет

корней, они утрачены. Перед ним будущее, которого еще нет. Каким оно будет?

Человечество обрело абсолютную свободу, которая равносильна разорению. Все в его

руках, но его руки пусты.

—   Но почему вы думаете, что корни утрачены? — я очень удивился этому

утверждению.

—   Эта девочка узнала о том, что думали ее родители. Что она стала думать о

своих родителях?.. Теперь человечество знает все о своих прежних мифах, о своей

истории. Нет больше тайн. Иллюзии развенчаны. На сцене — правда. Что может думать

современный человек о своих корнях? А как он может жить, если у него больше нет

корней, в которые бы он хотел верить?

—   Простите, а как же люди, с которыми я встречался в самом начале поисков, —

удивился Данила. — Это были представители разных конфессий, и, насколько я

понимаю, все они были посвященными. Почему они поддерживали эти поиски?

Причем, они активно настаивали, толкали меня!

Все непросто Данила, все непросто. Как вы должны были заметить, каждый из них

действовал в одиночку. Такова ситуация. Это наш мир сейчас. Все, кто пытается

служить Добру, действуют в одиночку — сами по себе, или в рамках какой-то частной

организации, отдельной религиозной конфессии. Только мы, поскольку мы действуем

не во имя Добра, а просто следуем безликому Закону Кармы, способны работать

сообща.

И, должен сказать, мы достигаем значительных результатов. Силы же

«воинственного» Добра, с представителями которых ты встречался, не могут этого.

Добро слишком слабо. Они рассчитывают, что вы найдете Скрижали, и это поможет им

объединиться. Но сами они не могут переступить разделяющих их противоречий. Им

кажется, их спасут Скрижали. Они наивны. Поэтому мы и обращаемся к вам...

—   А что вы сами думаете о Скрижалях? — спросил я.

Что мы думаем?.. — протянул индус. — Вы ищете Скрижали, а мы следим за

этим. Великие истины открываются вам. Но это только истины. Как ими

распорядиться? Как донести их до человеческих сердец? Что, наконец, вы будете с

ними делать? Сами по себе они не совершат чуда. Чудо должны будут совершить люди.

Это их последний шанс, последняя надежда, последний бой. Время неумолимо

движется вперед. И пока человечество только разрушает само себя, как и всякое Зло...

— Неужели это все, что вы можете сказать? — Данила недоверчиво посмотрел на индуса.

—   Вы способны менять линии судеб, — Сва- ми Брахмананда говорил так, словно

бы в его словах больше, чем произносится. — Мы были уверены, что Маша умрет. Но

этого не случилось. Она идет на поправку. Бедная девочка... Но умерли ее родители. И я

хочу, чтобы вы поняли это. Законы Кармы никто не отменял.

—   Вы знали про Машу с самого начала? — я оторопел.

—   Разумеется, — индус кивнул головой. — Мы знаем все, что было, и все, что

есть. Мы не знаем только то, что будет.

—   И вы знаете, в ком две оставшиеся Скрижали?! — воскликнул я.

—   Да, знаем, — индус сказал это так, словно бы разговор закончен.

 

—   И вы... — Данила надавил на него.

—   Нет, мы не скажем вам, — спокойно ответил индус. — У нас нет согласия —

помогать вам или нет. Ваше появление изменило наше представление о будущем мира.

Теперь у него есть шанс. Но мы не уверены, что это правильно. Если у вас все

получится, значит так тому и быть. Нет — значит мы были правы.

Так, может быть, вы и тексты Скрижалей знаете? — Данила снова смотрел на него

с недоверием.

-Да.

После секундной паузы полного замешательства Данила откинулся на спинку

своего кресла:

—   Бред какой-то.

—   Неужели вы думаете, что Скрижали — это заклинания? — рассердился индус.

— Неужели вы думаете, что несколько слов способны изменить то, что человечество

делало на протяжении тысяч лет? Мы не знаем, как следует ими распорядиться.

—   Но все-таки это важно?! — воскликнул я.

—   Я не буду отвечать на этот вопрос, — сдержанно ответил индус.

—   Я так и думал, — Данила выглядел напряженным и сосредоточенным. — Вы

только говорите, что не будете нам препятствовать. Но вы делаете это, вольно или

невольно. Как Кассандра узнала про Машу? Она же не из посвященных. Это вы ей

сказали! Вы подвергли риску жизнь девочки!

Вы ошибаетесь, Данила, — индус говорил открыто и честно. — Девочка искала

вас, а вы — ее. То, что эта встреча произошла через Кассандру... Так есть. Нина любила

повторять эту фразу из «Фауста», о силе, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Что ж, это стало ее судьбой. И это подтверждает все то, о чем я вам говорил.

Но я все же не поверил индусу.

—   Хорошо, — сказал я. — А как она узнала наш адрес? Она же не ясновидящая.

—   Знаете, — улыбнулся индус. — Один очень умный атеист однажды сказал мне,

что в Евангелие есть только одно «чудо» от Христа, которое он не может объяснить

эффектом массового гипноза. И это чудо заставляет его «верить» в Бога. Сейчас вы мне

напоминаете этого человека. Спрашиваете, как она узнала ваш адрес?

—   Да, — подтвердил я, не понимая, к чему это сравнение.

— Данила, посмотрите, что у вас лежит в наружном кармане пиджака, —

попросил индус.

Данила удивился, засунул руку в карман и достал оттуда какую-то бумажку,

похожую на квитанцию.

—   Что это? Я сюда этого не клал...

—   Посмотрите, посмотрите... — посоветовал индус. — Вы подобрали это в

кабинете Кассандры, когда обрушились на ее стол.

Я вспомнил, как Данила, действительно, упал в ее кабинете, а потом еще

ощупывал свое тело. Или мне показалось, что ощупывал? Он стащил у нее эту

бумажку?! В том своем состоянии?!

Мы пригляделись. Ничего особенного — просто какой-то чек или квитанция на

покупку ювелирного изделия. Но мой взгляд вдруг задержался на фамилии. Это была

фамилия ювелира, через которого мы были вынуждены продать браслет моей матери.

—   Она узнала наш адрес через этого ювелира? — догадался я.

—   И даже выкупила уже проданный к тому времени браслет, — подтвердил

индус. — Странно, Анхель, что вы его не заметили. Она крутила им перед вашим

носом. Авантюристы всегда рискуют...

Я вдруг вспомнил, как Кассандра оправляла передо мной свои браслеты.

Распахнув пакет, индус чуть-чуть встряхнул его содержимое и достал нашу

семейную реликвию...

Я схватился за голову. Я вспомнил маму и расплакался.

«Ты должен быть там», — услышал я в голове ее голос.

— Не для защиты, но в помощь, — сказал индус, повторив слова, сказанные

когда-то моей матерью.

Свами Брахмананда встал и направился к выходу.

— Подождите, — окликнул его Данила. — А как же Скрижаль?

—   Теперь она в вас, — улыбнулся индус. — Навестите свою маленькую

принцессу, и все вспомните. Она вас ждет. Прощайте.

—   Прощайте, — ответил Данила.

—   И поберегите свое инкогнито, — индус вдруг остановился в дверях. — Этот

мир ждет своей смерти. Не пытайтесь говорить с ним, прежде, чем будете знать, как...

Через минуту кортеж из десятка машин отъехал от гостиницы.

— Раньше я думал, что мир состоит из тех, кто управляет, и тех, кем управляют,

— сказал Данила, наблюдая в окно за тем, как индус садится в свою машину. — Потом

оказалось, что есть еще и параллельный мир, Тот. А теперь я вижу, что параллельный

мир есть и в этом мире. И те, кто управляет, сами управляемы.

—   И где правда?.. — сказал я.

—   Правда в каждом из нас, — ответил Данила. — Только вопрос, где мы?

 

Материал взят из Библиотек "неПУТЬёвого сайта" Вишнякова Андрея –

 http://ki-moscow.narod.ru

 

и выложен на сайте ЕДИНСТВО

http://www.sky.od.ua/~serg2002/

 

 

51

 

⇐ Предыдущая12

Поделиться: