Глава 14. Гражданская инквизиция.

 

Милан. В это же время.

 Было довольно прохладно. Ветер за последнее время только усилился. На небе стали собираться свинцовые тучи, постепенно закрывавшие солнц. Немногочисленные деревья в городе стали активно покачиваться, теряя свою итак немногочисленную пожухшую листву. Усилившийся ветер стал гонять и мелкий мусор на улицах и поднимать облака пыли, кидая её в лицо прохожих. Многие гуляющие люди стали спешно собираться домой, будучи в предвкушении дождя. Уличное тепло стало сменяться ветреным и преддождевым холодком.

 Улица, сдавленная серыми однотипными зданиями. Немногочисленные и аккуратно постриженные кустики. На редких газонах росла желтеющая и пожухшая трава, которую покачивал ветер.

Человек. Он был облачён в длинный серый плащ, дотягивавшийся почти до уличной брусчатки. На нём были серые брюки, из–под которых выглядывали коричневые овальные туфли. На теле была белая рубашка и серый жилет. А на голове была большая серая шляпа, похожая на головные уборы английских джентльменов конца девятнадцатого века. Этот человек шёл довольно быстро, по сравнению с прохожими, что предпочитали неспешную и расслабленную прогулку.

Этот человек шел, не обращая внимание, по сторонам, держа голову строго прямо. Он будто шёл к какой–то определённой цели, от которой зависело нечто очень важное. Мужчина шёл быстро, прямо, целеустремлённо. Его плащ развивался, сколько не от ветра, сколько от довольно быстрого шага.

 Он прошёл ещё несколько метров и свернул в переулок. Человек в сером пошёл сквозь дворы нового миланского района. Старые, эпохальные домики, дорейховских времён остались позади, как и сама эра, а впереди стали появляться большие, массивные и безвкусно украшенные серые здания – символы нового Рейха. В этом новом районе ярко пестрели типичные и уже привычные для глаза плакаты и лозунге. Где–то во дворе снова сторонник Культа Государства вновь рассказывал о благе Рейха дворовым детишкам. Представители министерства Соответствия Городов Идеалам Рейха строго следило за тем, чтобы не один плакат или листок с молитвой не пропал со своего места.

 Человек быстро прошёл сквозь дворы, не обращая на разнообразную символику Рейха, умело маневрируя на поворотах. Он пробирался в самую глубь района, в его недра.

 Мужчина через несколько минут оказался в самой глубине серой и каменной тайги из домов. Он подошёл к одному из домов, который отличался от других. По цвету оно было таким же серым, но он не был безликим или простым. Этот дом был поменьше остальных, а поэтому казалось, что весь район его сдавливает. Это было двухэтажное строение серого цвета, в форме трапеции, крыша была немного срезана, с чёрной черепицей, с небольшой верандой, а так же с маленькой пристройкой, сделанной из белого кирпича и имевшей всего два окна. А на срезанной части крыши был небольшой крытый палисадник из множественных цветов. На веранде стоял деревянный стол и несколько пластиковых стульев вокруг.

 Мужчина в плаще подошёл к деревянной двери и слегка, согнув указательный палец, постучал в дверь. После чего буквально несколько мгновений ничего не происходило. Но через полминуты дверь открылась, и мужчина спокойно зашёл.

 Внутри дом был довольно широк и просторен, а так же хорошо устроен. Этот дом больше напоминал маленький дворец или высококлассную буржуазную гостиницу. Внешне, дом кардинально контрастировал с его внутренним устройством. Большие махровые, красные и богато украшенные, с красивой росписью, ковры. А там где не было ковров, там выглядывала белая мраморная плитка. Всюду стояли большие, позолочённые канделябры, на которых были ярко светящие лампочки. Сверху свисала огромная богатая и роскошная люстра, богато освещавшая всё пространство.  Сами стены были окрашены в красный цвет, обвешанные многочисленными картинами. На второй этаж вела богатая и широкая лестница, снисходившая с центра второго этажа и заканчивающаяся ближе ко входу в здание. Здание пылало собственной роскошью.

 Дверь открыла мужчине женщина. Она была среднего телосложения, невысокого роста, со зрелым лицом с острыми чертами. У неё были узкие и маленькие губы. Суровость её обветренного лица смягчали глубокие и добродушные синие глаза. Она была одета в стандартную униформу горничных.

 – Здравствуйте, инспектор Морс. – Добродушно сказала открывшая дверь женщина.

 – Здравствуйте, Грета. Как у вас дела? – Задал мужчина вопрос прислуге, при этом сняв шляпу, откуда и показалось не старое, овальное, но худощавое, как и сам человек, смугловатое лицо. Волосы были русого цвета, коротко подстрижены.

 – У меня? Всё хорошо. А вы не попали под дождь? – Тёплым и мягким голосом спросила служанка.

 – Пришлось постараться, что б ни попасть под дождь, я еле успел сюда дойти. Он вот–вот начнётся. Да, и, кстати, а почему мне дверь открыли вы, а не наш слуга, ответственный за это. Вы ведь знаете, что я случайно сдал ключ в стирку вместе со своими брюками.

 – Простите, он отлучился по нужде, а я услышала ваш стук и открыла дверь. А вон он, кстати, уже и идёт.

 – Спасибо тебе, Грета.

 – Всегда рада помочь, а теперь позвольте откланяться, у меня дела.

 – Да, ступай. – Отпустил инспектор женщину и тут же обратил внимание на другого слугу. – А теперь ты. – Сказал мужчина, указывая на подходящего парня, и уже обращая свою поступь к нему.

 – Да господин? – Перепугано спросил слуга, одетый в красную униформу.

 – Тебе за, что платят? Что б ты у двери стоял.

 – Простите, господин. Больше не повторится. – Повинно опустив голову, сказал слуга.

 – Да ладно уж, в следующий раз найди просто себе замену. Хорошо?

 – Да господин.

 Отчитав испуганного слугу, мужчина стал подниматься на второй этаж.

 Первый этаж это был этаж прислуги. На первом этаже были: кухня, прачечная, мастерская, уборные и комнаты прислуги. Второй этаж это был этаж был представлен для проживающих в них людей. Комнаты были расположены по периметру, оставляя в центре место для большой залы, которую от лестницы отделяла перегородка. Полы второго этажа были застелены дорогим зелёным сукном. И в этом здании временно проживали инспектора, в том числе и этот мужчина в бежевом пальто.

 Полное имя мужчины было Сантьяго Морс, и он был рядовым инспектором в «Инспекторской Канцелярии Рейха», бывшей чем–то вроде инквизиции, только она занималась различными гражданскими делами. Эта «канцелярия» была подчинена министерству Внутренней Безопасности Рейха и имела несколько отделений: «по расследованию гражданских дел» и «по расследованию разжигания сепаратизма». Первый отдел делился на четыре подотдела: экономический, государственный, уголовный и административный. Второй делился на два подотдела: первого уровня и второго. Первый уровень занимался расследованием дел, связанных с появлением отступнических от официальных идей и идеологий, а подотдел второго уровня занимался расследованием дел, связанных уже с угрозой отделений регионов от Рейха. Каждый отдел расследовал дела, связанные со своей спецификой. Каждый подотдел возглавлял, так называемый «Первый Инспектор», у которого в подчинении были десятки инспекторов. Каждый отдел возглавлял Гранд–Инспектор, а всю Канцелярию возглавлял – Генеральный Инспектор.

 Инспектора были самыми настоящими профессиональными ищейками и агентами Рейха, шедшими в авангарде правосудия и находящие нужные улики и доказательства, необходимые для праведности, свершаемого правосудия. Любой инспектор мог быть следователем, в каком либо деле или агентом, собирающим информацию. Ну в самом отчаянном положении он мог взять на себя командование отрядами оставшимися без командира и свершить имперское правосудие.

 Морс поднялся на второй этаж и направился в конец здания, где была самая большая комната. Он прошёл по пустому коридору и подошёл к двери с роскошной резьбой. Несколько помявшись, приведя себя в порядок, поправив одежду, проведя несколько рас пальцами по коротким волосам, постучался в дверь.

 – Проходите. – Послышался приятный женский голос, и мужчина робко отворил дверь.

 Комната была просторной, большой и неприлично богатой. Это помещение было воплощением старой буржуазной роскоши. В нём было бессчётное множество символов давно мёртвой эпохи. Комнату заполонили: золотые статуэтки, роскошные ковры, богатая и роскошная мебель, шкафы ручной работы, большая кровать, огромный плазменный телевизор старого типа, белые кожаные диваны, новенький компьютер, а так же прочая навороченная электроника, дорогие и красивые картины и многие прочие атрибуты жизни успешного человека. Если бы Империал Экклесиас нашла всё это у обычного человека, то его осудили за «Развратную жизнь». А с министерствами было куда проще договориться, особенно если есть связи.

 И мужчине так и не удавалось увидеть всю эту роскошь в полном объеме, как впрочем, и не удавалось описать саму квартиру, так как на пороге встала, и тем самым заслонил весь вид, хорошенькая девушка.

 Это была высокая итальянка. У неё были красивые зелёноватые глаза, длинные чёрные волосы. У неё лицо имело четы овала, немного расширенного внизу. Сама её фигура в идеале отражала песочные часы. Девушка была одета в красивое синее платье с глубоким декольте.

 – Ох, это вы. Здравствуйте инспектор Морс. Вы чего–то хотели? – Растеряно начав, сказала девушка.

 – Простите, что потревожил вас, Первый Инспектор. Я хотел спросить, получили ли вы мои отчёты по делу «Венецианского Круга»?

 – Да, получала. Хороший отчёт. Я расскажу о ваших достижениях на следующем собрании и укажу их в докладе Гранд–Инспектору. Это всё? – Раздражённо спросила девушка.

 – Да. А вы куда–то спешите? – Поинтересовался немного смущённый инспектор.

 – Не ваше дело, а теперь если у вас нет вопросов, то позвольте. – Жёстко ответила девушка и, не дожидаясь ответа, продолжила. –  Нет, вот и славно.

 После чего резко захлопнула дверь, оставив простого инспектора в одиночестве, растерянно стоявшего у дверей. Мужчина, не ожидавший такого холода и скоротечных ответов, немного постояв, направился к своей комнате.

 Он подошёл к простенькой двери и открыл её. Перед ним предстало его же жильё. Простенькая и практичная, однокомнатная маленькая комнатушка. Помещение было прямоугольной формы, вытянутой относительно двери. Интерьер был довольно прост: у окна, находившегося в ровно противоположной стороне от двери, занавешенного зелёными шторами, стоял телевизор на тумбе с книгами, по правую руку была двухъярусная кровать. По правую сторону стоял рабочий стол, на котором был небольшой беспорядок. Развёрнутое к стене, у двери стояло зелёное дерматиновое кресло, на полу был небольшой коврик, а на потолке висела дешёвая люстра.

 Сантьяго прошёл в комнату, снял свои туфли, небрежно откинув их в сторону, после чего направился к кровати. Забравшись на второй ярус, он улёгся в кровати, не снимая своего плаща. По его телу пробежался гул, приносящий только освобождение и волну облегчения. Инспектор абсолютно провалился в глубину своей расслаблённости, позволив даже немного себе попытаться заснуть, но это ему не удалось.

 Раздался звук стука в дверь. Инспектор тяжело, цепляясь локтями за постель, сминая её под собой, пополз на подушку, пытаясь занять полусидящее положение. И как только он это смог он крикнул, что б входили.

 Дверь широко распахнулась, и в комнату буквально ворвался почти всегда весёлый мужчина. Он был одет в белую рубашку, заправленную в чёрные брюки. Волосы на его голове были кучерявы. Глаза имели сероватый оттенок, но через них просачивался свет. Лицо имело форму овала, но так, же оно имело не слишком острые черты. В руках вошедший держал чёрный дипломат.

– Санти! Ты чего разлёгся здесь в плаще?! Давай снимай! – С улыбкой на лице сказал вошедший человек. Инспектор, махнув рукой, тяжело ответил:

 – Эштон, иди к чёрту! Я только с дела.

 – Ага, только ты ещё перед этим к Адриане зашёл? Я не ошибаюсь. Ты всегда так делаешь, когда с дела возвращаешься.

 Инспектор поморщился и грубо ответил:

 – Да иди ты.

 – Да ладно тебе. Не унывай. Ты лучше расскажи как дело, а я пока нам сок налью, который принёс.

 – Сок? Я бы покрепче выпил чего–нибудь.

 – Ты же знаешь. Сейчас идёт пост и ничего крепче кефира не продаётся в магазинах.

 Инспектор тяжело приподнялся, пытаясь занять сидячее положение, после чего продолжил:

 – Да, налей сока. Ах дело… Всё происходило в прекрасном городе Венеция. Наши информаторы доложили о необычном поведении членов Имперор Магистратос. Несколько бюрократов низшего уровня, даже не входивших в иерархию, вели себя крайне странно и несколько необычно. Они стали слишком долго задерживаться на работе, порой даже не появляясь дома. Мы сначала подумали: «Ну и что? Хотят работать и ночью, посвящая своё время труду. Хотят работать и ночью на благо Рейха». Мы сначала не хотели это расследовать. Но звонок был настойчив. И туда отправили именно меня. Сначала вроде бы всё было хорошо, без каких либо подозрений. Они показались, абсолютно чисты. Я проверил их документы, документацию градоначальства, проверил их репутации. Сверил рейтинги и даже запросил график посещение церквей. Все говорили, что они образцы для подражания, что эти слуги государства истинный пример служащего Рейху. Но всё было слишком чисто и просто. И я сделал вид, что им поверил. И якобы уехал. Шло время к ночи. Градоначальнику я сказал, что уехал и подписал бумаги, подтверждающие, что всё отлично. Я не уехал, а укрылся в одной из городских пивных. И тут я услышал разговор одного из уборщиков, работающих в том само здании. Он говорил, что как однажды задержался ночью и услышал какие–то моления и разговоры в кабинете градоначальника. Я попытался этой же ночью пробрался в то проклятое здание, но, увы, замки оказались слишком крепки. А поэтому мне пришлось стоять у окна и слушать их разговоры. Хорошо, что градоначальник решил разместиться на первом этаже, но этот жуткий садик шиповника я не забуду никогда. Да не об этом. Стоя у окна, по голову в шипастых ветках мне удалось услышать и их молитвы, и их повествования. В их разговорах стало понятно, что они не просто кружок сектантов. Собравшиеся люди были опаснейшими сепаратистами в своём регионе. Сам градоначальник говорил об отделении Венеции от Рейха и создание Венецианской Аристократии, где во главе будут знатные дома. Но так, же они хотели распространить и новую религию, основанную на поклонении, каким–то четырём богам, к ним даже иерарх прибыл из «просвещённой земли». Я там услышал голоса не только градоначальника, но и нескольких служителей полиции, членов двух, из пяти, знатных домов, голоса тех самых бюрократов и увидел служителей Корпоративной Палаты. Они разговаривали о судьбе Венеции около двух часов, после чего они договорились о встрече здесь же, в это же время через сутки. И в установленное время их ждали не дискуссии о светлом будущем, а я и служители Империал Экклесиас, возглавляемые инквизитором. Никто из них не стал сопротивляться, ввиду наличия у одного из храмовников ручного пулемёта. Но их арест не означал конец дела, это означало появление нового геморроя, связанного с глубоким расследованием во всех структурах города, с целью выявления отступников на всех возможных административных уровнях. А так же пришлось нам искать этого засланца из «просвещённой земли». Пока искусные в своём деле дознаватели из церкви и Трибунала Рейха «расспрашивали» арестантов об их последователях, об отступниках, я бегал по всему городу за этим оборванцем. Он пытался скрыться, но в городе, где ты сумел найти множество нужных «глаз», это не слишком и легко. В итоге, загнав его в угол, я нашёл его на одной из помоек, где он с голоду там крысу доедал. Но увидев инспектора он не нашёл ничего лучше чем кинуться на меня. Может в нём взыграло отчаяние, а может он действительно этот вариант рассматривал как самый прекрасный в этой ситуации. В его глазах читалось безумие, злоба и животная ярость. Он разинул свой беззубый рот, пытаясь выдавить подобие боевого клича. С его подбородка закапала слюна, он закричал в безумном порыве и ринулся ко мне, держа кусок кирпича в руке. Только вот он не подумал, что несколько пуль, выпущенных из пистолета, могут его остановить. Как только звук выстрела прогремел, только тогда его безумный рёв стих. Я подошёл посмотреть на него. Костлявые руки и ноги, морщинистое лицо, узкие глазки, а остальное закрывал балахон из чёрной ткани. Господи, мне так стало жалко… ту крысу. – Попытавшись пошутив и выдавив сквозь усталость сказал инспектор, но поняв, что юмор не удался, холодным голосом продолжил. –  Но на его балахоне была странная пыль, более тёмного оттенка. Экспертизы показали, что эта пыль радиоактивна, а значит эта «просвещённая земля» была где–то в Великой пустоши. Дело стало набирать более интересный оборот, но нас попросили передать это дело в руки церкви. Говорят, что пришло прошение самого Верховного Отца. Мы подчинились. Да и, кстати, дознаватели поработали очень хорошо, перед моим уездом было казнено сто сорок три человека и девяносто два отправлены на мануфактории. На этом всё. Ну а теперь, ты дашь мне уже сок? – Требовательно, но с сарказмом в голосе вопросил Мор.

 – Ой, Санти, прости! Я заслушался! – Оправдательно, с улыбкой сказал Эштон, протягивая сок.

 – Спасибо Эштон, а как у тебя дела? – Отпив, спросил Морс.

 – Да всё в порядке. Работы сейчас стало мало и поэтому я, слишком много провожу времени в этом месте. А оно, какое–то уж слишком ряженое. Когда уже ремонт в нашем Инспекторском Центре доделают? – Возмущённо, но, не снимая улыбки с лица, Эштон задал вопрос, который был обращён скорее самому себе.

 – Согласен, а то этот дом Первого Инспектора Адрианы уж слишком пафосное место. – Допив свой сок, просто сказал Морс.

 – Но не для тебя. – Пытаясь подколоть Морса, сказал Эштон.

 – Ты к чему клонишь? – С непониманием в голосе спросил инспектор.

Лицо Эштона исказилось в ещё большей улыбке, а из уст полились слова, с нотками мёда:

 – Да что ты строишь, будто не понимаешь меня. Эх, не надо строить, то, что она тебе не нравится. Ты влюблён в неё. Это понимают половина всего нашего отдела. Всё ж стало понятно ещё на её позапрошлом дне рожденья. Когда ты ей решил подарить ужин в ресторане. А там были уже и музыка, и лимузин и стихи в твоём исполнении, прозвучавшие в её честь ещё в нашем штабу.

 – Я помню этот день. Она мой подарок не приняла, тактично променяв его на ночь в пабе, в котором тогда было большое празднество. Да и вообще, я ей не нравлюсь, не стоит питать насчёт этого, какие либо надежды. Стоит больше работать, что б я в этой рутине забыться полностью. – Подавленно сказал Инспектор Морс.

 – Вот и правильно ты мыслишь. Знаешь, кого я видел у её дверей, когда заходил к тебе?

 – Даже не догадываюсь.

 – Инспектора Марко.

 – Эту тупую гору мяса? Его ещё не выгнали? За ним столько проваленных дел было, что его уже можно было казнить за отступничество. – С крайнем недовольством в голосе протестовал Морс.

 – Ха, я даже знаю, кто исполнил бы этот приговор. Сам помнишь, Адриана его столько раз выгораживала. Но это не суть. Дело в том, что у него в руках были цветы и шампанское. Стандартный набор. Понимаешь.

 – Ох, конечно я понимаю. – С тяжестью в душе ответил Морс.

 – Они там явно не обсуждать инспекторские дела будут. – Весело и подкалывая, сказал Эштон.

 – Ты меня доконать хочешь! – Грубо крикнул инспектор, но в тоже время успокоился и продолжил. –  Прости, я слишком устал и мне….

 – Можешь не объяснять, я тебя понимаю. Но прости, тебе отдохнуть, не получиться, у меня тут в сумке порция антидепрессанта. – Спокойно сказал Эштон, залазив в собственный дипломат, который он принёс с собой.

 – Ну что там? – Недовольно спросил Морс, собираясь слазить с кровати.

 Он кряхтя сумел подобраться к краю кровати. Пододвинулся ещё. Спрыгнул. По телу, и в большей степени в ногах, пробежала неприятная боль. Эштон с улыбкой на лице стал говорить:

 – Да, вот. Приказ от самого Гранд–Инспектора. Дать это дело лично тебе. Хах, похоже, у тебя намечается карьерный рост, друг мой.

 – Давай к сути. – Холодно сказал инспектор.

 – Как я понял из прочитанного, нам предстоит работать в здесь, в Милане. Некоторое время назад арестовали одного из учеников из «Схолум Культурик» за неуважение к Канцлеру. Его пленили и отправили в Великую Пустошь. Этого подростка звали Алехандро Фальконе.

 – А почему звали?

 – Ты ж знаешь, в Великой Пустоши долго прожить почти невозможно. Так вот, это происшествие заинтересовало Культ Государства, министерство Идеологической Чистоты и министерство Высшего Образования. Они нам послали прошение о проведении расследовании в отношении ребят с ним знакомых. В министерствах и Культе хотят узнать, являются ли его знакомые носителями, какой либо вредоносной идеологии.

 – Они там совсем с ума сходят. Это ж подростки. – Возмущённо сказал Морс, и тут же успокоившись, и обдумав сказанное, добавил. –  Давай выкладывай дела на мой рабочий стол. Я пока переоденусь.

 В комнатушке закипела инспекторская жизнь. Два инспектора принялись за дело. Эштон сумел прибраться за столом, отсортировав ненужные бумаги и включив компьютер. Старая машина загрохотала на всю комнату. Тем временем Морс сумел переодеться. Он предстал в трикотажных брюках, домашних тапочках, кофте и поверх всего этого чёрный тканевый халат, принеся с собой две кружки горячего чёрного кофе. Компьютер загрузился, но прежде чем приступить работать Эштон открыл окно, пустив дождевую прохладу внутрь. Послышался приятный звук дождя. Они вскрыли полицейскую сеть, сеть Трибунала и уличных Комиссаров и стали пробивать всех друзей по разным параметрам: привлечение к ответственности, возможные судимости, нестабильное идеологическое поведение. И тут послышались крайне интригующие звуки. Они смешались со звуком работающего компьютера, смешались со звуком дождя, но в душе и сознании Морса они отдавались подобно звукам строительного молота, забивающего сваи. Этот звук чеканил и чеканил в душе инспектора, всё глубже вгоняя его в отчаяние. По всей гостинице пронёсся звук женских стонов, доносившихся из комнаты Адрианы.

 – Друг. – Сказал Эштон, взяв инспектора за плечо.

 – Я в порядке, давай продолжим. Да, давай работать. – Тяжело и уныло ответил Морс, с опущенным и поникшим взглядом, глядя на клавиатуру.

 

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: