Глава 25. Ближневосточный конфликт

Ближний Восток и мир

Ближневосточный конфликт, самый застарелый и, пожалуй, самый запутанный, занимал в нашей внешней политике особое место. До 1985 года советская политика здесь исходила из известных резолюций 244 и 336 Совета Безопасности, была нацелена на мирную развязку. СССР выступал за справедливое урегулирование, включая палестинский вопрос и признание существования государства Израиль. Однако логика «холодной войны» и стратегического соперничества с Соединенными Штатами накладывала свой отпечаток, а соревнование с США «наперегонки» в поставках оружия усиливало опасность военного взрыва.

Сначала и новое руководство СССР действовало по инерции. Но очень скоро я пришел к убеждению о необходимости порвать со стратегией «контролируемой напряженности», которая фактически лежала в основе нашего и американского курсов в регионе, искать выход из многолетнего тупика.

Размышляя над этой проблемой, я отдавал себе отчет, что мы стоим перед сложнейшей ситуацией, вобравшей в себя давний исторический контекст взаимоотношений арабов и евреев, их многолетнее военное противоборство, укоренившееся недоверие друг к другу и, конечно, конфронтацию между США и СССР. Для того чтобы показался хоть какой-то свет в конце туннеля, нужно было нам и американцам, израильтянам и арабам взять наконец курс на компромиссное урегулирование.

Тогдашнее состояние советско-американских отношений и отсутствие официальных связей с Израилем, естественно, обращали меня к той стороне, которая была доступна в качестве собеседников. Я имею в виду арабов, прежде всего сирийцев и палестинцев. С ними у СССР были многолетние близкие отношения. К тому же их ключевая роль с арабской стороны для любых переговоров была неоспоримой.

Начал я с того, что стал убеждать их представителей в необходимости ориентироваться на мирное урегулирование, а не конфронтацию с Израилем. Ясно давал понять, что мы не настроены и далее рассматривать Ближний Восток как поле схватки с американцами. Подчеркивал неприемлемость военных авантюр и иных провоцирующих действий. Из беседы 28 мая 1986 года с вице-президентом Сирии А.Х.Хаддамом: «Нельзя доводить дело на Ближнем Востоке до возникновения новой войны...» Хаддаму я рекомендовал подумать о таком варианте: «Почему бы сирийскому руководству не взять на себя инициативу организации трехсторонней сирийско-иордано-палестинской встречи и не выдвинуть там согласованные предложения по урегулированию на Ближнем Востоке? »

Надо сказать, что первоначальная реакция сирийцев была не очень ободряющая. Они, хотя и не отрицали в принципе возможности выхода на переговоры, даже заявляли о своей готовности к ним, все-таки упирали на то, что прежде всего хотели бы достичь так называемого стратегического равенства с Израилем. Правда, Хаддам всегда подчеркивал, что Сирия исходит из недопустимости вооруженного конфликта.

Разговор на эту тему я продолжил с Президентом Сирии Хафезом Асадом 24 апреля 1987 года. Мой основной тезис: «Справедливое и прочное урегулирование ближневосточного конфликта мы видим не на военном, а на политическом пути. Любые военные действия и авантюры чреваты самыми опасными последствиями как для района Ближнего Востока, так и для мира в целом. Временной лимит для локальных конфликтов явно на исходе. Именно поэтому мы считаем, что политический путь является стратегическим направлением решения ближневосточных проблем».

Мы сознательно делали акцент на диалог с правительством Сирии. В советском руководстве исходили из того, что положение этой страны в арабском мире и авторитет ее лидера позволяют ей взять на себя инициативу в повороте арабов к мирному урегулированию, в формировании единой арабской политики. Но на проблему арабского единства мы уже смотрели в контексте нашей новой внешней политики. Если раньше единство арабов ими мыслилось как инструмент борьбы против Израиля и его американских покровителей, то теперь мы стремились к тому, чтобы эта идея получила неконфронтационную ориентацию, — к выработке более или менее единого подхода арабских стран, необходимого для урегулирования конфликта с Израилем. Нужно было сформировать нечто вроде коллективной ответственности. «Речь идет о единстве действий арабов, — говорил я Асаду, — с учетом необходимости урегулирования ближневосточного конфликта».

Вскоре мы стали задумываться и над проблемой «материальных импульсов», стимулировавших военное противостояние на Ближнем Востоке. Примерно в конце 50-х — начале 60-х годов массивные поставки на Ближний Восток современного или близкого к современному оружия стали постоянным моментом и нашей, и американской политики. С 1986 года мы постепенно стали вносить коррективы, ограничивая шаг за шагом поставки оружия, но так, чтобы особенно не обидеть дружественные арабские страны. Кстати, к этому подталкивали нас и финансовые соображения. Эти вопросы занимали все большее место, особенно в контактах с представителями Сирии, поскольку именно они настаивали на постоянном увеличении и модернизации поставляемого оружия. От нас ждали и прямо-таки требовали, чтобы мы в своих поставках по количеству и качеству оружия шли «нос в нос» с США. На майской 1986 года встрече с Хаддамом мною было сказано:

— Вы знаете, кое у кого из наших друзей в развивающихся странах есть тенденция искать решение всех вопросов только с помощью оружия. Наш подход строится на том, что в ракетно-ядерный век надо ориентироваться на политические методы. Политический потенциал должен использоваться широко и с полной отдачей.

Более того, внимание сирийской стороны было обращено на то, что поставки оружия на Ближний Восток могут стать препятствием на пути урегулирования конфликта.

Известно, что в арабо-израильском конфликте ключевая проблема — палестинская. В том, что палестинский фактор не был задействован, коренилась едва ли не основная причина провала всех попыток американцев реализовать свои планы урегулирования на Ближнем Востоке. Но включить этот фактор, существенно повлиять на позицию палестинцев можно было лишь при наличии единой позиции внутри самой ООП, причем такой, которая предусматривала бы мирный путь и признание государства Израиль. Здесь решающее значение имела позиция Арафата. Из своих встреч с ним и поступавшей информации я вынес впечатление, что это — деятель сравнительно умеренной ориентации, сознающий реальные возможности палестинского движения. Но эту ориентацию можно было реализовать лишь в случае поддержки со стороны арабских государств. А среди них существовало соперничество за влияние на палестинцев.

В обоих этих смыслах сирийская позиция была, разумеется, особенно важной. Между тем сирийско-палестинские отношения в это время были очень обострены. В этих условиях мы без устали доводили до сведения руководства Сирии пожелание поддерживать Организацию освобождения Палестины. «Такая линия явилась бы поддержкой центростремительных сил в Организации, препятствовала бы потере ею своей действенной роли. Иная линия означала бы содействие расколу...»

Я отнюдь не упрекал Сирию, говорил об этом с целью преодоления раскола в палестинском движении. Когда 15 апреля 1988 года мы встретились с президентом Асадом, эта тема была одной из главных. Разумеется, мы делали все возможное, чтобы воздействовать на палестинцев, подвинуть их на реалистические позиции, что практически означало не только признание государства Израиль, но и способность согласиться с перспективой добрососедского мирного сосуществования с ним, отказ от лозунга вооруженной борьбы.

На встрече с Арафатом 9 апреля 1988 года я высказал ему свое пожелание:

— Ни в коем случае не беритесь за винтовку, хотя вас на это пытаются толкнуть. Мирное сопротивление — сильная позиция. Она встречает поддержку в мире.

По поводу «плана Шульца» мой совет Арафату заключался в том, что не следует его отвергать: мировое сообщество этого не поняло бы. Руководителю ООП было сказано, что «Советский Союз настойчиво действует в пользу справедливого и всеобъемлющего урегулирования с учетом интересов всех — и арабов, в том числе палестинцев, и Израиля. Мы готовы конструктивно взаимодействовать со всеми участниками процесса. Речь должна идти о балансе интересов».

В беседе с Арафатом я настойчиво подчеркивал важность межарабского согласия в основных вопросах ближневосточного урегулирования, особое значение сирийско-палестинского взаимопонимания. Вспоминая сейчас все эти беседы, не скажу, что они были легкими. Хотя в арабском мире уже не было установки на войну, настрой там, пусть далеко не у всех, еще не стал достаточно реалистическим. Тем более что думающих, умеренных, разумных арабских лидеров постоянно подстерегали политиканы и демагоги, всегда готовые пустить в ход ультранационалистическую и фундаменталистскую пропаганду. Да и плохо помогала делу оккупация арабских земель, вызывающие жесты и высказывания представителей правых кругов Израиля. Но, как известно, капля точит камень. И я убежден, что эти наши усилия в течение ряда лет тоже сыграли свою роль в постепенном «смягчении» арабской позиции.

Мало-помалу мы стали налаживать контакты и с Израилем, на первых порах главным образом неофициальные. Это был путь к исправлению явно ненормального положения: отсутствие дипломатических отношений, самоизоляция от страны, с населением которой мы были связаны и исторической памятью, и тысячами различных живых нитей. Но одновременно мы предпринимали эти шаги с прицелом на ближневосточное урегулирование: без конструктивной позиции Израиля никакие переговоры были, конечно, немыслимы.

Контакты, о которых идет речь, шли по разным каналам — общественным, экономическим и иным. В мае 1988 года, беседуя с заместителем премьер-министра и министром иностранных дел Египта А.Магидом, я говорил, предназначая это, конечно, не только для его ушей:

— У нас нет предвзятого отношения к Израилю. Отношения были разорваны в конкретной ситуации. Они могут быть восстановлены в новой конкретной ситуации.

14 сентября 1990 года я принимал в первый раз израильских министров И.Модай и Ю.Неемана и имел все основания заметить, что «действительно все меняется, коль мы сидим здесь с вами за одним столом». А осенью 1991 года дипломатические отношения между СССР и Израилем были восстановлены.

Нашей миротворческой работе на ближневосточном направлении помогла, безусловно, нормализация отношений с Египтом, которые долгое время находились в замороженном состоянии, а вернее, в ситуации явного недоброжелательства. В 1988—1991 годах я дважды встречался с Президентом Египта Хосни Мубараком и с заместителем премьер-министра и министром иностранных дел Магидом. Всякий раз мы основательно обсуждали ближневосточную проблему, размышляя о путях, ведущих к ее смягчению, к переговорам, а затем и урегулированию. Должен сказать, египтяне проявили понимание идей нового мышления. Обнаружилось также, что подходы к ближневосточной проблеме у нас близкие, если не совпадающие. И я с удовлетворением пришел к выводу, что в своих усилиях в этом направлении буду иметь в лице Мубарака союзника.

В ходе беседы с Магидом (май 1988 г.) мы пришли к заключению, что складываются предпосылки для всеобъемлющего и справедливого урегулирования на Ближнем Востоке. Мы были согласны в том, что необходимо стоять на почве реальностей, фундаментальный вопрос урегулирования — палестинский и без участия ООП процесс этот не продвинется. Не менее важно было учитывать интересы Сирии, Иордании и Израиля. Особое значение имело, конечно, упоминание Израиля в сообщении для печати. Мы впервые поставили всех участников конфликта, так сказать, «на одну доску». Устами Магида Египет выразил согласие с нашим подходом к решению ближневосточной проблемы. И у меня были достаточные основания с оптимизмом сказать: «Передайте президенту, что мы будем действовать конструктивно, контактировать с арабами, в том числе с Египтом».

Вспоминаю обстоятельный разговор с Мубараком 15 мая 1990 года в Москве. Мы констатировали близость взглядов и целей, исходя при этом из разделения ролей наших государств в подготовительной работе к урегулированию конфликта. Вновь звучала тема согласования арабских позиций, выработки ими единой платформы.

Но конечно, первостепенное значение для перспектив ближневосточного урегулирования имело советско-американское взаимопонимание. Соединенные Штаты, действуя по логике «холодной войны», ставили своей целью (это признал на встрече в Хельсинки Буш, а еще раньше Рейган) вытеснить Советский Союз из ближневосточного региона и — это я уже добавляю от себя — утвердить свое доминирующее положение. Но такая исходная установка делала более чем сомнительной всякую перспективу урегулирования, учитывая реальное влияние Советского Союза в регионе и в не меньшей мере заинтересованность арабов в сохранении этого влияния в качестве противовеса Соединенным Штатам или другим державам. Улучшение наших отношений с США заметно, а в конечном счете и радикально повысило вероятность мирного, конструктивного разрешения и ближневосточного конфликта.

Как я уже упоминал, когда Шульц в феврале 1988 года приехал в Москву, он привез с собой план урегулирования конфликта на Ближнем Востоке, с которым нас предварительно ознакомил посол Мэтлок. Госсекретарь, направлявшийся вскоре в страны этого региона, хотел знать наше мнение о плане. Обратились к нам за консультацией и арабы, тоже ознакомленные с американскими предложениями.

Я задал Шульцу ряд вопросов и высказался критически о некоторых сторонах американских предложений. В частности, в них не упоминались Сирия, проблема Голанских высот, не было должного учета палестинских интересов, игнорировалась Организация освобождения Палестины. Чувствовалось также, что американцы тогда еще не определились относительно международной конференции.

Потом я изложил в общих чертах нашу позицию.

— Мы, — сказал я, — выступаем за всеобъемлющее, справедливое урегулирование с учетом интересов арабов, в том числе палестинцев и Израиля на основе возвращения оккупированных территорий и решения других вопросов. Никакой иной подход здесь не имеет шансов на успех. Игнорировать чьи-либо интересы невозможно. С этой точки зрения мы рассматриваем и ваши предложения. Конечно, между нами есть и определенные различия. Но и мы, и вы понимаем, что навязать какое-то решение невозможно, игнорировать интересы любой из сторон недопустимо.

В свете этого происходит критическое осмысление ваших предложений по Ближнему Востоку. Многие считают, что, несмотря на элементы гибкости в ваших предложениях, они тем не менее основаны на старом подходе. Под прикрытием разговоров о конференции по Ближнему Востоку проводится та же политика сепаратных сделок с ограниченным составом участников. Примером может служить негативная ваша позиция в отношении палестинского урегулирования и, в частности, ООП. Ваши предложения вроде бы направлены на то, чтобы попытаться обеспечить перемирие, снять остроту в Газе и на Западном берегу реки Иордан. Если бы это делалось в увязке с общим урегулированием, то было бы понятно. Если нет, то — совсем другое дело.

Как вы знаете, мы предлагали начать работу подготовительного комитета с участием постоянных членов Совета Безопасности, который всесторонне обсудил бы все аспекты подготовки конференции. Ваши предложения носят расплывчатый характер. Может быть, они до конца не продуманы. А может быть, это сделано намеренно. Нам кажется, что, прежде чем вы поедете на Ближний Восток, их необходимо до конца продумать. Если Соединенные Штаты готовы присоединиться к нашему мнению, к мнению ваших и наших союзников и поддержать международную конференцию, если вы готовы работать в рамках поисков всеобъемлющего политического урегулирования, которое не исключает каких-то промежуточных результатов, тогда открыт реальный путь к решению ближневосточной проблемы.

Мы готовы продолжать обмен мнениями, сотрудничать, искать решения, которые отвечали бы интересам всех. Повторяю, надо найти точки соприкосновения в наших подходах. Тогда мы сможем хорошо поработать.

В ответ Шульц изложил точку зрения Вашингтона, которая, как мне показалось (а он на этом настаивал), действительно отличалась от «кэмп-дэвидского подхода».

Вот несколько выдержек из его рассуждений:

— Израиль должен быть готов сесть за стол переговоров со всеми своими соседями. Не только с Иорданией, но и с Сирией, Ливаном (с Египтом у него уже есть мирный договор). В переговорах должны принимать непосредственное участие палестинцы. Мы считаем, что это должно происходить в контексте совместной иордано-палестинской делегации. Она вела бы переговоры относительно будущего Западного берега и Газы. Что касается ООП, то эта организация дисквалифицировала себя как участник переговоров, поскольку выступает за насилие и ликвидацию государства Израиль. Мы неоднократно говорили, что пойдем на диалог с ООП, когда она изменит свои позиции по этим вопросам. Думаю, крайние требования ни к чему хорошему не приведут. Как минимум, я хотел бы провести в ходе своего визита эту мысль. Вы верно сказали, что невозможно навязать решения. Сейчас в этом убеждается Израиль так же, как раньше в этом убеждались другие.

— Полагаю, — откомментировал я, — что сейчас на Ближнем Востоке возникла уникальная ситуация. В международном сообществе имеется практическое единодушие относительно необходимости международной конференции. Просто нет другого форума, на котором можно было бы реалистически рассчитывать добиться урегулирования.

А вам мы советовали бы освободиться наконец от подозрительности в отношении намерений Советского Союза на Ближнем Востоке. Ведь это та же концепция: будто на всех параллелях и меридианах Советский Союз и Соединенные Штаты должны сталкиваться. Я же считаю, что мы должны на всех параллелях и меридианах искать общие подходы, искать возможности сотрудничества.

По мере дальнейшей положительной эволюции в отношениях между СССР и США налаживалось активное взаимодействие и по ближневосточной проблеме. Соответственно шло продвижение к международной конференции. Но тут мир столкнулся с иракской агрессией против Кувейта. Событие это, надо сказать, оказало противоречивое воздействие на ближневосточную проблему. С одной стороны, вроде бы отодвинуло, по крайней мере временно, на задний план палестинский вопрос и в целом урегулирование. С другой, как я говорил Магиду 27 августа 1990 года, «то, что произошло между Ираком и Кувейтом, лишний раз подтверждает актуальность проблемы ближневосточного урегулирования, ее надо решать».

В конечном счете события в Заливе все же подтолкнули дело урегулирования. Этому способствовало несколько обстоятельств. Советско-американские отношения, проверенные в пламени войны в Заливе, приобрели достаточно прочный характер, и американцы встали, фактически впервые, как об этом мне сказал в Хельсинки Буш, на путь лояльного сотрудничества с нами на Ближнем Востоке. Арабы же, столкнувшись с агрессией, идущей «изнутри», стали более восприимчивы к идее мирного урегулирования. В этом же направлении сдвинулся и Израиль: его позиции укрепились в результате военного разгрома Ирака, но в то же время он еще острее ощутил, чем угрожает отсутствие мира. Наконец, ошибочная линия, взятая палестинцами в ходе кризиса и нанесшая им существенный ущерб, побудила их пересмотреть позицию.

Исходя из такой оценки ситуации, мы и американцы, тесно взаимодействуя, предприняли активные усилия с тем, чтобы не упустить шанс и приблизиться теперь уже к общей искомой цели — международной конференции. 11 сентября 1991 года я принимал Бейкера. Знамением времени было то, что теперь уже не только я, но прежде всего американский госсекретарь активно высказывался в пользу нашего сотрудничества на Ближнем Востоке. У нас были все основания сообщить прессе, что мы обсуждали ближневосточную проблему, исходя из взаимопонимания, высокой степени согласия, которые между нами установились, и будем еще активнее сотрудничать в организации мирной конференции.

Хотя на публике больше мелькали американцы и Бейкер действительно провел большую работу в ходе своих челночных поездок на Ближний Восток, на деле существовало нечто вроде разделения труда. Соединенные Штаты разговаривали прежде всего с Израилем и другими своими друзьями, а мы — с Сирией и палестинцами.

Мы были вознаграждены — Международная конференция по Ближнему Востоку открылась в Мадриде 30 ноября 1991 года. Это был подлинный прорыв в ближневосточной проблеме. Конечно, впереди был и до сих пор остается большой и трудный процесс переговоров, нахождения взаимоприемлемых решений.

Осенью 1993 года в Вашингтоне в торжественной обстановке было подписано Соглашение между Израилем и ООП. Событие историческое. Я с тем большим удовлетворением констатирую это, что оно было бы невозможно без тех больших усилий, о которых частично рассказано выше и в которых наряду с министрами Шеварднадзе, Бессмертных и Панкиным, другими советскими дипломатами участвовали наши американские партнеры и коллеги. Причем я особенно хотел бы выделить роль Джима Бейкера. Говорю об этом потому, что в 1993 году об этом «случайно» забыли.

Как бы то ни было, конец военной перспективе развития ближневосточного конфликта положила именно Мадридская конференция. Она решительно перевела этот конфликт на путь политического поиска. И в этом ее историческое значение.

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться: