И Молотов, хочет нас уверить, что не знал о сведениях нашей разведки, которая работала почти «под носом» и у него, и у Шуленбурга?

Да, за такие дела, пионеров лишают красного галстука. Удивляет другое. Это все Молотов рассказывает, по-прошествие времени. Как он мог знать в тот момент, что вручают ноту, одновременно с нападением?

Ф.Ч. — Но и в три немец еще не напал на нас…

В.М.— В разных местах по-разному. В Севастополе отразили налет. Часа в два-три напали. Чего вы держитесь за пустяковую часть этого дела? Всё, конечно, интересно, и эти детали можно уточнить до минуты путем документов и расспросов, но они не имеют значения.

Видно, Феликс Иванович все же, как говорят, «достал» Вячеслава Михайловича. Как тот взорвался: «Чего вы держитесь за пустяковую часть этого дела?» То есть, по мысли Молотова, уточнить время германского нападения недостойное занятие, даже для любимого поэта. Какая мол, разница, когда напали? Не скажите, Вячеслав Михайлович. От этого зависит многое и не нам, Вас учить премудростям дипломатии. Так, в какое же время Шуленбург вручил Вам ноту? До нападения или после? Вы утверждаете, что вместе с нападение была вручена нота. Это как? Кроме того, как вас понимать, товарищ Молотов, когда вы утверждаете что «детали», то есть, время нападения «не имеют значения»? Что вы хотели этим сказать, — что это (т. е. нападение) уже не имело никакого значения? Так вас надо понимать? Но Молотов, тут же, переводит разговор в другую плоскость.

— Маленков и Каганович должны помнить, когда их вызвали. Это, по-моему, было не позже, чем в половине третьего. И Жуков с Тимошенко прибыли не позже трех часов. А то, что Жуков это относит ко времени после четырех, он запаздывает сознательно, чтобы подогнать время к своим часам. События развернулись раньше.

Только нехорошие пионеры, уважаемый вы наш, Вячеслав Михайлович, — свои промахи и ошибки сваливают на других и, к тому же обманывают взрослых дядей. Где был Жуков в это время, мы знаем и без Тимошенко, и без Вас. А то, что «время подгонял» — это работа не одного Жукова, но и специалистов из института Истории СССР, и прочих военных ведомств.

Действительно, есть такое предположение, что с германской нотой у нас вышло не совсем гладко. Да и в дальнейшем, с дипломатическими нотами от стран-сателлитов Германии много странного. О вступлении в войну Румынии, Венгрии, Финляндии и Италии, Вячеслав Михайлович предпочитает вообще, помалкивать. Конечно, главные события на дипломатической почве произошли раньше военного нападения и, судя по тому, как выкручивается Молотов, ситуация сложилась не в нашу пользу. Почему? Чтобы ответить на этот вопрос мы должны абсолютно точно знать, где был Сталин? В самом начале, этой главы, я умышленно опустил заключительную фразу Молотова, в которой он говорит о приезде в Кремль. Вот как она читается полностью: «В крайнем случае, около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина, — когда с дачи едешь, минут тридцать-тридцать пять надо».

Так чего же собираться в Кремле, когда вы все вместе были на даче у Сталина? Сам же говорил, что, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. А теперь снова «около двух часов ночи мы собрались в Кремле, у Сталина». Выражение, «собрались в Кремле, у Сталина» можно трактовать и как, собрались в Кремле, в кабинете Сталина. Тогда выходит, что Сталин все же остался на даче? Об этом уже говорилось в главе «Москва, 22 июня 1941 года. Кремль без Сталина?». Поэтому не будем повторяться, а обратимся снова к материалам Нюрнберга. Наши заговорщики, придя к власти в 1953 году, так запутали обстоятельства дела о начале войны с Германией, что до сих пор нет ясной картины произошедших событий. Разумеется, «заметая следы» своей преступной деятельности, они исказили истинное положение тех событий, уничтожив огромное количество документов, что создало большой пробел в области изучения Истории тех лет. Кроме того, заговорщики не погнушались и прямыми убийствами ряда лиц, представлявшими собой не только, как свидетелей их преступлений, но и как носителей важной информации для изучения Истории той эпохи. Ведь те, могли бы оставить после себя, бесценные по содержанию воспоминания, о событиях тех лет, но — увы!

Вячеслав Михайлович, в свое время имел беседу с писателем И.Ф.Стаднюком, который собирал материал для своей книги «Война», и кое-что рассказал ему такое, что не подлежало не только публикации, но и огласке. Надо, понимать состояние Молотова. Тайна, которая тяготила его, должна же была выйти на волю. Тем более что, с точки зрения Вячеслава Михайловича, он не являлся ни преступником, ни предателем, по отношению к своему Отечеству. И он взял слово с Ивана Фотиевича, что тот не будет разглашать подробности их беседы. Но, к счастью, эта информация стала достоянием гласности и, у Н.Зеньковича в его работах можно прочитать следующее пояснение Молотова, которое он дал, в свое время, И.Стаднюку. Частично, эта беседа была приведена в главе Сталинские наркомы — Микоян. Теперь дополнительно по данной теме.

(Молотов) — «Обнародовать эти сведения пока нельзя. (Речь идет о начале войны. — В.М.) Они наделают много шуму за рубежом. Буржуазные писаки могут завопить. Что никакого внезапного нападения Германии на нас не было. А была объявлена война. Как полагалось по международным нормам…»

Что ж, неплохо звучит в устах бывшего наркома иностранных дел СССР данная фраза. Значит, наши предположения, что с Германским нападением не все гладко, подтверждаются самим Вячеславом Михайловичем? А дальше? А дальше, уважаемый товарищ Молотов снова начинает плутать в трех соснах, потому что, то, что он сказал выше Стаднюку, хотя и неприятно, но с этим жить можно. Однако, это всего лишь крохотный кусочек правды, как оставшиеся крошки хлеба в кармане, в котором, когда-то, лежал целый ломоть. А вот дальше, ну, никак нельзя! Табу! Все же крупицы золота блеснули. Молотов, перед тем как ехать на «встречу с Шуленбургом», находился на даче у Сталина. Запомним это. Значит, если мы выясним, когда Шуленбург вручил ноту, то будем знать, что Сталин в это время должен был находиться на своей даче, а не в Кремле. Все же, Вячеслав Михайлович, так и не сказал Стаднюку, в какое же время нам была вручена нота Германского правительства?

Придется обратиться к той самой важной телеграмме Риббентропа к послу Шуленбургу от 21 июня 1941 года. Я уже обращал внимание читателей на то, обстоятельство, что неспроста, наши деятели от истории, убрали время приема этой телеграммы в Германском посольстве. Давайте-ка сопоставим содержание текста этой телеграммы и сообщение нашего разведчика Г.Кегеля, о котором упоминалось выше.

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: