Глава 11. Что же делает абсент?

 

Если отбросить ритуал, из‑ за чего столько шума? Что, собственно, делает абсент? В самом сердце легенды о нем, за пределами декадентства, богемы и злого рока, существует представление о том, что он вызывает особое опьянение. Абсент часто именуют, с различной степенью неточности, наркотиком и даже галлюциногеном. В умеренных дозах он ассоциировался с вдохновением «новыми идеями и уникальными ощущениями» и необычно «ясной» формой опьянения, то есть просто эйфорией.

Современные американские любители абсента, часто изготовленного в домашних условиях, кажется, склонны это подтверждать. Они сообщают, что «кроме обычного алкогольного кайфа он создает какое‑ то облако эйфории, от которого не цепенеет мозг, как от других наркотиков. Ты не смотришь в стену, ты смотришь „за пределы стен“, испытывая не ту эйфорию… что от алкоголя или марихуаны. Возникает ясность, которой они не порождают». И еще восторженней: «Он проясняет, собирает, фокусирует ум, в то же время оставляя открытой какую‑ то дверцу в бессознательное, откуда проникают мысли. Когда осуществлен ритуал приготовлений, с первым глотком… весь мир становится стихами».

Эти энтузиасты абсента (что довольно любопытно, все трое — женщины) пишут элегантней, чем журнал «Clinical Toxicology Review» [86] (орган Массачусетской Системы контроля за ядами), но общие знаменатели узнать нетрудно:

 

Употребляющие абсент отмечали «двойное свойство» его воздействия: опьянение этанолом, а также совершенно особое ощущение (эйфория, чувство воодушевления, легкие зрительные галлюцинации), которое следует приписать влиянию полыни. Прием абсента повышал настроение и обострял восприятие, что является причиной как его привлекательности, так и возникновения физиологической зависимости «sic», наблюдающейся у людей, хронически употребляющих абсент.

 

Абсент вызывает вполне реальное опьянение, но люди продолжают спорить, до какой степени оно вызвано спиртом. Один пражский журналист приводит слова человека, утверждающего, что капли горящего сахара, падая в абсент и повышая его температуру, увеличивают «галлюциногенную силу». Свидетельство это любопытно еще и потому, что марка абсента, о которой идет речь, практически не содержит полыни. Анекдотические сообщения о галлюциногенной мощи марки «Hill’s» (например, «вызывает необычайно яркие сны, сюрреалистические и непристойные») тоже интересны, так как в действительности он не содержит почти ничего, кроме спирта, действие которого, возможно, незаслуженно недооценивают.

Вероятно, опьянение, которое вызывает абсент, связано с самовнушением или, точнее, с некоторой двузначностью, как в случае «кайфа» от марихуаны, который, по мнению психофармакологов, зависит от обучения и от культурных ожиданий. В этой связи можно привести очаровательный отчет Тома Ходкинсона, который дает представление и о юморе, сделавшем абсент таким популярном в Англии. Щеки у тебя пылают, говорит Ходкинсон, и «на тебя накатывает смешливое опьянение». Мало того:

 

Наверное, так же важно, что можно мнить себя распущенным богемным поэтом во Франции XIX века, который прежде, чем набросать несколько строф, перекидывается шутками с Бодлером. Потом, хохоча как одержимый, ты поколотишь свою подружку, а после бросишься на латунную кровать с криком: «Я хочу умереть! »

 

Да, это не шутка! Неудивительно, что, выпив абсента, мы снова выходим за пределы. Ходкинсон продолжает:

 

Если вам кажется, что после нескольких стаканов пива вы начинаете нести чепуху, подождите, пока не услышите непередаваемую абракадабру, которая польется после двух‑ трех коктейлей с абсентом. Как заметил один любитель, абсент порождает высококачественный абсурд художественного толка, а другие напитки — лишь низменные разглагольствования.

 

Абсент может порождать опьянение особого рода, но он вызывает особый и узнаваемый синдром, абсентизм, который начали отмечать еще в 50‑ е годы XIX века. У страдавших им отмечали спутанное сознание и умственную заторможенность; кроме того, они были склонны к мании преследования и кошмарным галлюцинациям. Изучение синдрома получило толчок после диссертации Огюста Моте «Об алкоголизме и отравляющем воздействии на человека ликера абсент» (1859), за которой последовали исследования Марса и Маньяна. Напомним то, что мы уже знаем из седьмой главы: изучив эпилептические состояния, отмечавшиеся у любителей абсента, Маньян обнаружил, что спирт опьяняет и, в конце концов, убивает животных, но только полынь приводит их в возбуждение и затем вызывает у них эпилептические конвульсии.

Эмиль Лансеро рисует мрачную картину абсентизма в 1880‑ е годы, описывая жуткие галлюцинации и эффект «мерцающего света», которыми страдали больные этим синдромом. Пациенты Лансеро видели кровожадных животных; стояли на краю пропасти; испытывали зуд, словно у них по коже ползают насекомые; слышали вой, крики, угрозы и страдали манией преследования. Паранойю, возникавшую при злоупотреблении абсентом, описал Ив Гюйо в монографии «Абсент и мания преследования» (1907).

Механизм воздействия абсента так и не был раскрыт, но представление о синдроме стало общепринятым, как и мнение о том, что, хотя содержание спирта в абсенте выше, чем в других алкогольных напитках, его кошмарное воздействие обусловлено чем‑ то другим. По словам британского медицинского журнала «Ланцет», «Лансеро считал, что эфирные масла полыни и других компонентов абсента намного более токсичны, чем спирт, в котором они растворены». Более того, «влечение, которое этот ликер вызывает у женщин даже в большей степени, чем у мужчин, объясняется тем, что он содержит эфирные масла». Лансеро проводил аналогию между любителями абсента и людьми, чье пристрастие к одеколону, лавандовой воде и экстракту пармских фиалок, по его мнению, вызвано не просто спиртом, но «высокотоксичными эфирными маслами, содержащимися в духах». «Многие из тех, кто пьет духи, — женщины, и некоторые из них также приобретают зависимость от морфина, героина и кокаина».

Главным подозреваемым, конечно, уже давно была полынь. Еще в 1708 году в книге «De Veneris» («О ядах») Йохан Линдестолоф, ссылаясь на свой личный опыт и опыт своего коллеги Стензелиуса, недвусмысленно сообщал, что продолжительное употребление полыни вызывает «серьезное повреждение нервной системы». К концу XIX века активный компонент полыни наконец привлек более пристальное внимание ученых. В 1900 году немецкий химик Земмлер вывел правильную структуру туйона, хотя сначала он назвал его танацетоном, так как исходным экспериментальным материалом было масло пижмы. Оказалось, что это вещество идентично туйону, выделенному Валлахом, другим немецким химиком. Туйон встречается во многих растениях, но название свое он получил благодаря присутствию в эфирном масле, которое можно дистиллировать из Thujaoccidentalis (белого кедра) и других хвойных деревьев группы туи восточной. Есть он и в некоторых столовых приправах и идентичен не только танацетону пижмы, но и сальванолу шалфея.

В 1903 году доктор Лалу определил, что туйон в немалой степени ответственен за воздействие абсента, установив его родственные связи с другими экстрактами, например с экстрактами пижмы, шалфея, иссопа, фенхеля, кориандра и аниса. Туйон — терпен, близко родственный камфаре и ментолу, который очень сильно напоминает запах чистого туйона. Мазь для растираний и ингаляций против простуды «Vicks» наряду с другими терпенами содержит и туйон. Активный компонент марихуаны тетрагидроканнабинол (ТГН) так же относится к группе терпенов, как и миристицин, содержащийся в мускатном орехе. Многие другие компоненты абсента, которые в достаточной концентрации тоже вызывают конвульсии и эпилептические припадки, содержат свои собственные терпены, например иссоп (пинокамфон) и фенхель (фенханол).

Сегодня туйон относят к классу конвульсивных ядов. К началу Первой мировой войны ученые достаточно подробно описали его воздействие на нервную систему, но причины этого воздействия все еще не знали. Он вызывает возбуждение автономной нервной системы, за которым следуют потеря сознания и конвульсии. Непроизвольные и интенсивные сокращения мышц вначале имеют клонический характер (быстрые и повторяющиеся, с расслаблением между приступами), а затем переходят в тонические (продолжительные и неослабевающие). Большие дозы туйона вызывают припадки, а потом — и смерть. Конвульсии, намеренно вызванные при помощи камфары и туйона, изучали в 20‑ е годы XX века как модель эпилепсии, а до изобретения электрошоковой терапии применяли при лечении шизофрении и депрессии.

А теперь, держа в уме свежий, хвойный, отгоняющий моль, стимулирующий ум запах камфары, туйона и других терпенов, рассмотрим случай Винсента Ван Гога.

 

Винсент Ван Гог (1853‑ 1890) давно уже мифологизирован как важнейшая часть существа, с которым мы встретились в седьмой главе, «богемного чудовища конца XIX века, аристократического карлика, который отрезал себе ухо и жил на острове Южных морей». На самом деле Ван Гог далек от богемности — он был глубоко религиозным и одиноким человеком, жил среди бедняков, пытался помогать им и получал за свои труды лишь удары в челюсть. Тем не менее он, в конце концов, стал одной из самых ярких жертв абсента.

Не пытаясь ухватить реальные зрительные впечатления, Ван Гог просто помешался на выразительных и чисто символических качествах цвета, проложив, таким образом, дорогу экспрессионизму. В картине «Ночное кафе», например, с ее искаженной перспективой и преобладанием зеленых и желтых оттенков, он, по его собственным словам, «пытался выразить силы тьмы, обитающие в грязном кабачке, при помощи малахитового и мягкого зеленого оттенка в духе Людовика XV, контрастирующих с желто‑ зеленьм и резкими сине‑ зелеными оттенками, и все это в атмосфере, напоминающей печь дьявола или светлую серу». Говорят, что Ван Гога пристрастил к абсенту Тулуз‑ Лотрек. В 1887 году тот нарисовал пастельный портрет Ван Гога, перед которым стоит стакан абсента. В том же году Ван Гог нарисовал натюрморт «Абсент», где изображены стакан абсента и графин с водой. В «British Journal of Addictions» [87] У. Р. Бетт рисует зловещую картину питья абсента и его предполагаемого воздействия на творчество Ван Гога. О сгущенности стиля в духе Марии Корелли можно судить по включенному в рассказ портрету Тулуз‑ Лотрека:

 

Какой‑ то сатир, карлик с гигантской головой, огромным толстым носом, отталкивающими алыми губами, черной густой бородой, злобным близоруким взглядом… опирается на крошечную трость. Символ мерзости и разложения, он стоит около мусорного ящика, отравляя ночь своими миазмами. Он садится за мраморный столик, и его бравурно приветствуют те, кто растратил свою жизнь, а теперь позволяет жизни растрачивать себя; те, кто пьет абсент с безнадежной надеждой. Зеленоглазая фея поработила их умы, украла души. Он пачкает ночь грязной и непристойной руганью, символ мерзости и разложения.

 

Крайности жизни Ван Гога и, в буквальном смысле, его видения заставили комментаторов выйти за пределы моды на романтизированные психо‑ биографии в чисто клиническую сферу. Многие пишут, что творчество Ван Гога и его обращение с цветом и светотенью вызваны шизофренией, эпилепсией, глаукомой, порфирией, дигиталисной интоксикацией и интоксикационным психозом, который, в свою очередь, вызван абсентом. Так, во всяком случае, считает Альберт Дж. Любин в психобиографии Ван Гога «Чужестранец на земле» (1972) [88]. Творчество Ван Гога — настоящий подарок для школы художественной критики «На чем он сидел? ». Уилкинс и Шульц полагали, что причудливо искаженная перспектива «Ночного кафе» «могла быть результатом видений, которые он испытывал в начале эпилептических припадков», а также «абсента, одной из его обычных слабостей… который, как известно, воздействует на затылочную долю, контролирующую зрение».

Ван Гог становился все более эмоционально неустойчивым и в последние два года своей жизни пережил полдюжины психотических кризисов. По крайней мере, некоторые из них были вызваны пьянством. Его друг Гоген пытался помочь ему, но характер Ван Гога был для него слишком тяжелым. Однажды вечером они оба пили абсент, и вдруг Ван Гог бросил свой стакан в Гогена. На следующий день случился печально известный инцидент, когда он отрезал часть своего левого уха и отдал ее проститутке. (Сам Гоген был более благополучным и уравновешенным. Однажды в 1897 году, получив по почте чек от своего парижского агента, он написал другу с Таити: «Сижу перед домом, курю сигарету и попиваю абсент… ни о чем в этом мире не заботясь».)

Психическое состояние Ван Гога ухудшалось, он начал страдать от галлюцинаций и припадков эпилепсии. Он пил очень много коньяка и абсента и, наряду с другими странностями поведения, пытался пить терпентин, вязкую жидкость, выделяющуюся из хвойных деревьев. Об этом убедительно пишет Уильфред Нильс Арнольд, основываясь на том, что туйон относится к группе терпенов. Он предполагает, что у Ван Гога развилась явная склонность к веществам, химически родственным туйону, в особенности к пинену и его сестре, камфаре, которой он тоже себя опаивал. Ван Гог писал своему брату Тео: «Я борюсь с бессонницей с помощью очень, очень сильной дозы камфары в подушке и матрасе. Если ты когда‑ нибудь не сможешь уснуть, рекомендую это тебе». Арнольд напоминает читателям, что камфара по химической структуре идентична туйону, у них сходная фармакодинамика, а современный анализ камфарного масла показал, что кроме самой камфары оно содержит пинен и другие терпены.

Примерно в то же время Ван Гога посетил Синьяк, которому пришлось его удерживать, когда он пытался выпить из бутылки почти кварту скипидарного масла. Как пишет Арнольд, обычно это считали просто безумным поведением, но в скипидаре много пинена и других терпенов. Более того, эта странность, возможно, равносильна геофагии — извращенным вкусам, которые бывают у беременных женщин. Эта теория может пролить свет на необычные поступки Ван Гога в последние два года его жизни, скажем — попытки есть масляные краски, которые до этого считались нелепыми и необъяснимыми.

Среди возможных заболеваний Ван Гога называют и порфирию — нарушение обмена веществ, часто врожденное, которое может время от времени вызывать психические отклонения. Предполагают, что «безумный» Георг III страдал именно порфирией. Кроме прямого воздействия на нервную систему туйон обладает другими фармакологическими действиями, в частности — препятствует синтезу порфирина, и столь эффективно, что его использовали в опытах над животными, чтобы искусственно спровоцировать острую перемежающуюся порфирию. В статье 1991 года в «British Medical Journal» [89] Лофтус и Арнольд высказывают предположение, что Ван Гог страдал этой самой болезнью, и гипотеза кажется разумной, если учитывать порфирогенный эффект терпеноидов.

Ничто из этого, конечно, не объясняет творчество Ван Гога, но может кое‑ что прояснить в его жизни, которая во всех отношениях становилась все более невыносимой. Ван Гог, с его склонной к видениям душой и явно нарушенной нервной системой, получал огромное удовольствие от созерцания звезд и писал своему брату Тео:

 

…глядя на звезды, я всегда мечтаю так же просто, как мечтаю над черными точками на карте, изображающими города и деревни. Я спрашиваю себя, почему до сверкающих точек на небе добраться труднее, чем до черных точек на карте Франции? Чтобы добраться до Тараскона или Руана, нужно сесть в поезд, чтобы добраться до звезды, нужно умереть. В этом рассуждении есть одна несомненная правда — пока мы живы, мы не можем достичь звезды, как мертвец не может сесть в поезд.

 

Утром 27 июля 1890 года, уходя рисовать, Ван Гог взял с собой пистолет и днем выстрелил.

Поисковая группа нашла его после того, как вечером он не вернулся домой. Через два дня он умер, и с этого начался один из самых странных эпизодов его отношений с туйоном, который он так страстно любил и который, кажется, в определенной мере управлял его жизнью. Ван Гога похоронили на местном кладбище, и его друг доктор Гаше купил для украшения могилы дерево. Это была туя, которая позднее была определена учеными как характерный источник туйона. Спустя пятнадцать лет, когда истекла краткосрочная аренда места на кладбище, тело Ван Гога эксгумировали, чтобы захоронить рядом с могилой его брата Тео. Когда гроб откопали, стало видно, что корни туи полностью оплели его, словно в последнем кадре фильма ужасов. По словам одного из очевидцев, корни эти «как будто держали его в крепких объятиях».

Тело перенесли, а дерево пересадили в сад доктора Гаше. Оно сохранилось до наших дней.

 

Поскольку в последние годы американцы особенно злоупотребляют полынью «ради отдыха», туйон захватывает в свои щупальца все больше людей. Наркотики входили в культуру хиппи, как и магазины «трав», в которых продавались папиросная бумага, люцитовые водяные трубки, бусы, футболки, психоделические открытки и «наркотические» комиксы (в Лондоне было несколько таких магазинов на Портобелло‑ роуд, и они существовали еще долго после эпохи расцвета).

В 1973 году Адам Готтлиб опубликовал «Законный кайф», полезный маленький компендиум в духе тогдашней тенденции «кури все подряд». В те годы ходили рассказы о том, что кто‑ то умер, когда ввел себе в вену арахисовое масло. Большинство веществ, рекомендуемых в книге Готтлиба, оставались законными, так как только дураку могло прийти в голову принимать их. И вот, после алфавитного каталога травяных ужасов (процитируем наугад: «Воздействие: рвота, интоксикация, ускоренное сердцебиение, за которыми следуют три дня слабости или сна»), мы наконец доходим до полыни. Среди активных компонентов перечислены «абсинтин (димерный гваянолид), анабсинтин и летучее масло, главным образом состоящее из туйона». Любопытные найдут совет: для получения абсента соедините горькое эфирное масло, разведенное в спирте, с «Перно» или анисовой водкой, и вы узнаете, что эта смесь дает наркотический эффект. Автор предупреждает, что, кроме того, она может вызвать зависимость и нанести ущерб физическому и умственному здоровью, а туйон может вызвать ступор и конвульсии. Сушеную полынь продавали в калифорнийской компании «Травы волшебного сада», а у Вудли Гербера — смесь с сушеной полынью для приготовления абсента, причем «исключительно для исторической справки».

Культура питья абсента, приготовленного в домашних условиях, набирает в Америке силу. В самом простом виде это просто вымоченные в водке или «Перно» листья полыни. Некий «Кёрт» сообщает в интернете, что вымачивает около двух унций полыни в спирте и ангостурском биттере, добавляет туда унцию анисового масла и настаивает смесь около пяти дней. Он пишет о своих ощущениях: «Одна рюмка может (совершенно не вызывая опьянения) действительно разбудить меня и обеспечить два часа яркого воображения и бодрой эйфории… Я чувствовал себя вдохновленным и воодушевленным, но в то же время и пьяным. Зрение было немного нарушено (что заметнее в темноте). Я был в восторге и возбуждении, это совершенно особенное чувство, и все — благодаря абсенту, ведь спирта я выпил не больше унции». Кёрт полюбил свою «полынную настойку» (и стал пробовать более сложные рецепты с петрушкой, фенхелем и анисом), но в конце концов заметил, что память у него сильно ухудшилась, хотя он перестал все это пить. Свой рассказ он завершает словами: «Буду держать вас в курсе (если не забуду! )».

Насколько можно судить, о нем больше ничего слышно не было. Позже масло полыни стали рекламировать через интернет как «травяную диетическую добавку», хотя непонятно, что оно добавляет, в полыни нет витаминов. Добавка снабжена заверениями в том, что полынь вырастили без химических удобрений, хотя уж это — последнее из беспокойств. Одна высококачественная марка продается в красивой упаковке с этикеткой, очень похожей на марку анисовой водки «pastis», в которой нет полыни. Этикетки так похожи, что покупатели вполне могут решить, что им советуют соединить эти напитки. Абсент в Америке сейчас ассоциируется с готической и магической субкультурами, последнюю из которых неявно пропагандирует маркетинг полынного масла. Покупателям сообщают, что, по общему мнению, абсент изначально готовили ведьмы, и версия эта подкрепляется любопытными этимологиями: англосаксонское слово «wermode» (полынь) якобы означало «ware‑ mood», или «сохраняющий разум», а родственное древнеанглийское слово «wermod» — «мать духа».

Кроме того, масло полыни продавалось для массажа и ароматерапии и в газетные шапки попало, когда один человек чуть от него не умер (1997 г.). Заинтригованный тем, что он прочел об абсенте в интернете, житель Бостона тридцати с небольшим лет купил немного масла в интернет‑ магазине ароматерапии. Он выпил малую долю унции, но позднее, когда пришел отец, был «возбужден, дезориентирован и говорил бессвязно». Врачи скорой помощи отметили у него тонические и клонические приступы с «декортикационными позами», а в приемном покое он был «апатичным, но агрессивным». Кроме того, у него отказали почки, а потом — на второй день — и сердце.

Он выжил, пролежав больше недели в больнице. Три вашингтонских врача, лечивших его, опубликовали историю его болезни в медицинском журнале «New England Journal of Medicine», выразив обеспокоенность тем, что токсичные вещества легко купить в интернет‑ магазинах. Об этом случае много писали в газетах, и — может быть, несправедливо — человек этот прославился глупостью. На самом деле его переписка с владельцем сайта www. gumbopages. com, великолепного интернет‑ ресурса о Новом Орлеане, который повсеместно обличали, после того как врачи обвинили сайт в распространении сведений об абсенте, показывает, что он вполне разумный, точно выражающий свои мысли и думающий человек.

 

Я — тот, кто выпил масло полыни… Кажется, Вы имели несчастье быть упомянутым в этой связи, однако это всего лишь невезение. В невезении я теперь прекрасно разбираюсь.

Я согласен с Вами, обвинять интернет — преждевременно и, должно быть, лицемерно.

Никто их не спутал «масло полыни и абсент». Я просто допустил ошибку в математических расчетах и принял слишком много этого масла.

Прошу простить меня за неудобства, которые я Вам причинил.

 

Общественное мнение было совершенно другим. Как напоминала в то время читателям одна американская газета, «абсент… запрещен почти во всех странах много десятилетий назад, так как он — что бы вы думали? — ядовит».

Даже самые искушенные из пылких любителей самодельного абсента не застрахованы от случайного отравления. Одна из трех женщин, на которых я ссылался в начале этой главы, сообщает о печальном случае:

 

Я попробовала добавить экстракт полыни в недавнюю партию… получилось очень хорошо… но я не подумала о добавке, выпила немного больше, чем надо… и мне стало очень плохо. Я видела «следы», сильно тревожилась, словом, испытала галлюциногенное воздействие абсента. Доходить до этой точки опасно.

 

Довольно часто абсент сравнивали с марихуаной, даже называли «жидким косяком». Люди могут и хотят верить в эту аналогию по культурным причинам. В частности, на это повлияла уже опровергнутая статья Дель Кастильо с соавторами «Марихуана, абсент и центральная нервная система» (1975). Авторы писали о поразительном сходстве физиологических воздействий, о которых сообща— ют курильщики марихуаны и любители абсента. Вводы частично основывались на статье об абсенте для журнала «Playboy» 1971 года, написанной Морисом Золотоу, который сообщал читателям, что абсент — «один из лучших и самых безопасных афродизиаков, когда‑ либо изобретенных людьми».

Дель Кастильо и его соавторы указали, что туйон и тетрагидроканнабинол — терпеноиды, обладающие сходной молекулярной структурой, и предположили, что они производят свои психотомиметические действия, воздействуя на один и тот же рецептор мозга. Пишут они и о том, что предположительное совпадение интересно с исторической и социологической точек зрения. Это было бы интересно, если бы оказалось правдой. Но абсент и марихуана действуют по‑ разному. Марихуана может вызывать кратковременное возбуждение, иногда — после приступов тревожности, но она — очень слабый галлюциноген и в итоге притупляет сознание. Туйон, напротив, имеет стимулирующее действие; в конце концов, это — смертельный сверхраздражитель и конвульсивный яд.

Путешествуя по отдаленному гористому региону Афганистана, Эрик Ньюби отметил, что его лошади часто останавливались, чтобы поесть полыни, «artemisia absinthium, к корню которой они имели зловещую тягу». От этого они становились «чрезвычайно резвыми, возможно, благодаря тому, что корень absinthium, которым они наедались, — в сущности, афродизиак». Туйон оказывает стимулирующее действие и на крыс, а в одном эксперименте он, по‑ видимому, обострял их ум. Исследователь Пинто‑ Сконьямилио в 1968 году показал, что от туйона они становятся активнее, а не слишком сообразительные якобы лучше учатся. Пинто‑ Сконьямилио поднял и более важный, грозный вопрос. Он предположил, что туйон может накапливаться, ссылаясь на более ранний эксперимент, в ходе которого обнаружил, что крысы аккумулировали около 5% в день от дневной дозы. К тридцать восьмому дню у них начинались конвульсии, что снова возвращает нас в Париж XIX века. Небольшие регулярные дозы, очевидно, накапливаются в организме, а затем производят токсичные, психотропные и галлюциногенные воздействия.

Итак, как же действует туйон? Исследователи постепенно вбивали все больше гвоздей в гроб теории об общем рецепторе туйона и каннабиноида. Окончательно ее похоронил Мешлер с коллегами в 1999 году; а в 2000 году Кэрин М. Хоулд и ее соавторы в конце концов установили, что туйон, в отличие от каннабиноида, воздействует на систему мозговых рецепторов ГАМК (гамма‑ аминомасляной кислоты). Она препятствует запуску нервных синапсов или сдерживает его, но под воздействием ее блокираторов, например туйона, нейроны выскакивают слишком легко и начинают носиться с дикой скоростью, из‑ за чего передача сигналов в мозге выходит из‑ под контроля. Сдерживающий эффект кислоты необходим для тонкой «настройки» мозга, и его утрата приводит к нервической дрожи и конвульсиям. Бензодиазепиновые транквилизаторы, например валиум, обладают успокаивающим воздействием, так как повышают эффективность ГАМК; их можно считать противоположностью, или противоядием от блокираторов. Никотин, с другой стороны, усиливает воздействие туйона, понижая конвульсивный порог. Помимо открытия того факта, что туйон блокирует рецепторы ГАМК у млекопитающих, Хоулд и ее коллеги обнаружили, что отравление туйоном имеет сходный эффект с прототипичным блокиратором ГАМК пикротоксином, растительным конвульсантом, содержащимся в различных видах астрагала, который характеризуется теми же симптомами и противоядиями.

Более того, некоторые органические инсектициды, скажем — дильдрин и ДДТ, действуют за счет блокирования ГАМК, и мухи, устойчивые к дильдрину, оказались устойчивыми к туйону. Симптомы острого отравления ДДТ (возбудимость, клонические и тонические конвульсии, иногда приближающиеся к эпилепсии, и тому подобное) кажутся очень знакомыми исследователю полыни и туйона. Ни одно из этих воздействий не связано с алкоголем. Мало того, алкоголь, как и бензодиазепиновые транквилизаторы, попадает в список противоядий от конвульсивного отравления туйоном, ДДТ или дильдрином.

Итак, абсент, по всей видимости, заставляет терять контроль в нескольких смыслах. В конечном итоге, у фармакологического действия полыни («выращенной без химических удобрений» или с их применением) больше общего с ДДТ, что напоминает скорей коктейль 1940‑ х годов «Микки Слим», чем марихуану.

 

Все это звучит мрачно, но так же выглядят и результаты острого отравления никотином. Читая о них, трудно поверить, что Лист однажды сказал: «Хорошая кубинская сигара закрывает дверь пошлостям этого мира». Опьянение полынью, по мнению многих, приятно в умеренных дозах, а возрастающая активность нейронов частично ответственна за возбуждение и вдохновение, приписываемые настоящему абсенту. Важно соблюдать правильную дозировку.

Можно предположить, что абсент XIX века содержал больше полыни, чем современные марки, хотя бы потому, что раньше он, видимо, был чрезвычайно горьким. Мне не приходилось пробовать абсент, который нужно подслащивать сахаром. Эту гипотезу подтверждают цифры, хотя оценки тут разные. Директивы Европейского союза запрещают, чтобы абсент содержал более 10 частей туйона на миллион, или 10 мг на килограмм, а марка «Hill’s», напри— мер, содержит чисто символическую дозу в 1, 8 мг (в то время как «Sebor» и «King of Spirits», по всей видимости, содержат все 10). А вот в эпоху своего расцвета во Франции абсент, по некоторым подсчетам, содержал от 60 до 90 мг туйона. Один источник оценивает этот показатель даже в 260 мг и добавляет, что, если учесть дополнительный туйиловый спирт в полыни, он мог достигать 350 частей на миллион.

Самые крепкие из промышленных марок абсента сегодня — это швейцарский абсент «La Bleue», содержащий 60 мг туйона и, по‑ видимому, обладающий сомнительным правовым статусом даже в своей стране, и «Logan 100», чешская марка, содержащая 100 мг туйона при немного меньшей крепости спирта, чем обычно характерно для абсента. Последняя марка специально разработана для тех, кто очень уж хочет испытать «инъекцию» туйона. Поклонник «La Bleue» сообщает: «После одного стакана я был в полном порядке, после двух — в абсолютном порядке, после трех — хладнокровно трезвым и очень чувствительным к свету, а после четырех начал испытывать сложности с ориентацией в пространстве, но все еще был умственно собран. Основываясь на этом личном опыте, я предполагаю, что в этой марке довольно много туйона…»

Учитывая, что спирт — депрессант, а туйон — стимулятор, настоящий абсент следует отнести к классическим наркотическим смесям, составленным из стимулятора и депрессанта. К ним относятся кофе с коньяком, ужасающие сочетания амфетаминов с алкоголем, настоящие наркотические смеси кокаина с героином, и даже кокаиновое вино «Vin Mariani». Этот дальний родственник «Кока‑ колы» содержал 6 мг кокаина на жидкую унцию вина и пользовался огромной популярностью во время золотой эры абсента. Среди прочих его высоко ценили Ибсен, Золя, Жюль Берн и папа Лев XIII, который даже наградил Мариани золотой медалью за заслуги перед человечеством.

 

Наркотик абсент или нет, жюри присяжных все еще не решило, хуже ли он других алкогольных напитков просто потому, что содержит полынь. Споры ведутся уже сто пятьдесят лет. По крайней мере, со времен доктора Маньяна ясно, что от полыни он может стать хуже, но происходит ли это в большинстве случаев, все еще спорно. Несомненно, и прежде, и сейчас можно получить кайф от туйона, но настоящий злодей этой книги — все же алкоголь. Авторы медицинских статей по привычке отмечают, что на практике спирт — самый опасный и вредоносный компонент абсента; именно спиртом мы и должны закончить это обсуждение.

Настоящий абсент вызывает, собственно, два парадоксальных воздействия. Крепость алкоголя защищает от влияния полыни; туйона в абсенте мало, и трудно выпить столько, чтобы им отравиться. С другой стороны, именно использование воды делает абсент опасным. Неразбавленный тройной бренди можно любить или не любить, но хороший абсент, прохладный, чистый, бодрящий, легко проскальзывает по пищеводу. Как мы уже говорили, он — сигарета с ментолом в семье смертельно опасных алкогольных напитков.

Почти все писатели и художники, упомянутые в этой книге, от Верлена и Тулуз‑ Лотрека до Малькольма Лоури и Эрнеста Хемингуэя, были алкоголиками. Они принадлежали к той большой и несчастливой группе, о которой Сирил Коннолли однажды написал: «Я больше не хочу читать об алкоголиках. Алкоголизм — враг искусства и проклятие западной цивилизации. Он не поэтичен и не забавен. Речь идет не о выпивающих людях, а о постепенном стирании способности к восприятию и утрате личных отношений, по существу — о долгом социальном самоубийстве».

Почему писатели пьют? Не все, конечно; и тем не менее в своей книге об американском литературном алкоголизме Том Дардис показал, что американские писатели испытывают культурное давление, вынуждающее их пить, чтобы соответствовать американскому представлению о том, что такое писатель. Дардис цитирует слова Гленуэя Уэсткотта, друга Хемингуэя и Фицджеральда, о разнице между американской и французской литературной жизнью. «Во Франции никто не ждет многого от пьющего человека, а вот в Америке он должен и пить, и творить. Некоторым американским писателям это удавалось, однако во Франции отношение к пьющим „…“ совершенно другое». Абсент, возможно, вдохновлял некоторых героев этой книги, но значительно более ощутимое его влияние состояло в том, что он укорачивал их творческую, да и человеческую жизнь.

Кроме американского культурного давления писатели вообще, по‑ видимому, склонны пить. У одних есть какая‑ то горечь в характере, врожденная или привнесенная писательской жизнью, с которой связаны длительные стрессы, в частности — неспособность отделять жизнь от творчества. Творчество всегда тяготеет над писателем, он не может от него убежать. Выпивка, писал Хемингуэй, «дает возможность примиряться с дураками, оставлять в покое работу, не думать о ней после того, как ты с ней разделался… и спать по ночам».

Фредерик Эксли тоже пишет, что алкоголь помогает отключаться и чуть меньше думать: «В отличие от некоторых, я никогда не пил для храбрости, обаяния или остроумия. Я использовал алкоголь по назначению, как депрессант, чтобы обуздывать умственное возбуждение, вызванное длительной трезвостью». Это ужасное «воз— буждение» вызывает в памяти восхитительно парадоксальное замечание Бодлера о писательском ремесле: «Вдохновение всегда приходит, когда ты хочешь, но не всегда уходит по твоему желанию».

Есть странная красота в том, как описан алкоголизм в блестящей автобиографической книге Кэролин Кнапп «Пьянство»:

 

…примерно во время второго стакана щелкнул выключатель… что‑ то стало таять, я ощутила теплое и легкое волнение в голове, словно сама безопасность пришла ко мне в этом стакане… беспокойство уменьшилось, и его заменило что‑ то вроде любви. Как будто пьешь звезды. Так Мэри Карр описывает это в своих мемуарах, «Клуб лжецов»… она чувствовала эту медленную теплоту почти как свет. «Что‑ то похожее на большой подсолнух раскрывалось в самой моей сердцевине, — пишет она. ‑ … Вино просто и легко текло сквозь меня, сквозь мои кости…»

 

Хватит? Это слово чуждо алкоголику, абсолютно ему неведомо… Вы постоянно ищете эту страховку, постоянно думаете о ней, всегда чувствуете облегчение, когда пьете первый стакан и ощущаете теплоту в затылке, всегда полны решимости поддержать это состояние, усилить кайф, прибавить к нему, не потерять его. Моя знакомая Лиз называет склонность к выпивке болезнью «еще, еще! », подразумевая жадность, которую многие из нас испытывают к выпивке, стремление завладеть ею, чувство надвигающейся потери и уверенность в том, что нам никогда ее не хватит.

 

Очень точное описание такой жизни можно найти и в романе Патрика Макграта «Гротеск»: «Дорис — одна из тех, в ком первый стакан дня может породить совершенное удовлетворение, не сравнимое ни с чем в ряду человеческих услад». Интересно, добавляет повествователь,

 

…не приходило ли вам в голову, что пьянство и самоубийство чем‑ то похожи?.. Но внезапную смерть, внезапное и благословенное прекращение жизни, освобождение от себя, которых жаждет самоубийца, пьяница с презрением отверг бы. Внезапная смерть — проклятие для пьяницы, ибо приближение к пустоте должно быть постепенным и утонченным.

 

Постепенным и утонченным? Так и есть. Когда во время общественной кампании «Здоровье нации» во Франции 1950‑ х годов расклеили плакаты: «L’alcool tue lentement» [90], члены оппозиционной авангардистской группы писали на них: «On n’est pas presses» [91].

Ведущей фигурой в группе «Леттристов», а потом и «Ситуационистов» был Ги Дебор. В своем безупречно ясном классическом стиле, с ледяной ясностью и параноидальным величием, он хвастался тем, что «много прочитал, но выпил еще больше». «Я написал намного меньше, чем большинство писателей, но выпил намного больше, чем большинство пьяниц». Как и многое другое у Дебора, его сжатое описание пьянства можно выгравировать на камне. Кстати, оно читается так, как будто это уже сделали:

 

Вначале, как всем, мне нравилось легкое опьянение. Потом, очень скоро, мне стало нравиться то, что лежит за пределами буйного пьянства, — величественный и ужасный покой, настоящий вкус течения времени.

 

 

Приложение 1. Избранные тексты об абсенте

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: