Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Июня. Защита Йодля. Показания Йодля



 

Утреннее заседание.

(Когда Йодль выходил к свидетельской стойке, Геринг шепнул Гессу: «На него последняя надежда».)

 

В начале своей защитительной речи Йодль заявил, что он – прирожденный солдат, что вопросы партийной политики никогда его не интересовали. Его отношение к Гитлеру на момент мюнхенского путча и прихода его к власти оставалось весьма скептическим. Ему самому приходилось иметь дело с евреями. Когда у власти оказался Гитлер, Йодль утешал себя, что в нацистском правительстве были и такие люди, как Папен, Нейрат и Шверин‑Крозигк.

 

Послеобеденное заседание.

 

В ходе послеобеденного заседания Йодль охарактеризовал Гитлера, как непревзойденного мастера напускать таинственность и непревзойденного объекта для манипулирования в руках Гиммлера.

 

(Высказывания в подобном духе не могли нравиться Герингу. Когда Йодль стал излагать суть своего спора с Гитлером в 1942 году, отмстив, что с тех пор ему было крайне затруднительно работать с ним, сидевший на скамье подсудимых Геринг пробурчал: «Так уж и плохо все было!» В ходе выступления Йодля Геринг время от времени бубнил про себя что‑то, ожидая, когда Йодль перейдет к обоснованию своих высказываний. «Если бы он только говорил чуть живее и поскорее бы перешел к делу. Он мне уже на нервы действует».)

 

Йодль отрицал утверждения свидетеля Гизевиуса, согласно которым он, Йодль, утаивал часть сведений от Гитлера. Фактически же, по его словам, он сразу же докладывал Гитлеру обо всех бесчинствах, случавшихся в ходе ведения боевых действий, например, о расстрелах в Мальмеди. Наоборот, Йодль даже сожалел, что, в общем, утаить от Гитлера что‑либо было весьма непросто, поскольку его постоянно окружали бесчисленные всезнайки‑фотографы и им подобные субъекты, которым он верил куда охотнее, чем самой достоверной информации, исходившей от военных. Затем Йодль резко отрицательно высказался в адрес тех, кто замышлял заговоры, в то время как солдаты гибли на фронтах.

 

(Дёниц, Геринг и Риббентроп довольно кивали. Дёниц с видом победителя повернулся ко мне, будто желая сказать: ну, вот вам!)

 

В отношении себя Йодль заявил, что принадлежал к числу тех немногих, у кого хватало смелости противоречить Гитлеру, причем, иногда в резком тоне.

 

Выпад Йодля против заговорщиков послужил новым поводом для перепалки между политиками и военными. Геринг и Дёниц торжествовали по поводу удара, который был нанесен Шахту. Франк, до сих нор считавший себя офицером, театрально заявил:

– Это заявил германский офицер! Немцы – народ солдат, герр доктор. Это вам не что‑нибудь. Кто, как не они, защищал нас все эти тысячу лет.

Мнение Шахта и Шпеера было диаметрально противоположным. Они полагали, что подобные высказывания на руку лишь тому, кто стремится переложить тяжкое бремя вины на немецкий народ. Разжигать в стране политическую революцию – ни в косм случае. Но некоторые умы в правительстве обязаны были хоть как‑то обуздать этого безумца Гитлера.

 

Когда Йодль собрался подробнее остановиться на сущности Гитлера, суд прервал его. Однако он все же успел упомянуть, что после расправы над пятьюдесятью британскими летчиками, совершившими побег из концентрационного лагеря, у него отпали последние сомнения, и он воочию убедился, что Гитлер нарушает права человека. После июля 1944 года он, Йодль, следил за тем, чтобы впредь гражданские права не нарушались. (После покушения на Гитлера в его подчинение перешло ведомство Канариса.) Когда обвинитель упомянул случаи обогащения офицеров, Йодль категорически заявил о своем несогласии с данным утверждением, считая его клеветой на доброе имя германского офицерства.

 

(После этих слов Йодля на лицах всех обвиняемых из числа бывших военных, кроме Геринга, читалось удовлетворение.)

 

Тюрьма. Вечер

 

Камера Йодля. Я полюбопытствовал у Йодля, что он хотел заявить о Гитлере, когда его прервали. Оказывается, он собрался заявить, что его отношение к Гитлеру балансировало между восхищением и ненавистью.

– Я ненавидел Гитлера но причине его презрения к буржуазии, к которой отношу и себя, из‑за его неприязни к дворянскому сословию, с которым меня связывают узы брака, из‑за его открытой нелюбви к генеральному штабу, в состав которого вхожу.

Я спросил у Йодля, в чем причина такой нелюбви Гитлера к вышеупомянутым сословиям. Он объяснял это тем, что буржуазия раздражала Гитлера, поскольку тот считал се трусливой и невосприимчивой к революционным идеям, дворянство – за его влияние в обществе, за его связи и хорошие манеры, о которых Гитлер и мечтать не мог, а генштаб служил у него просто козлом отпущения, на тот случай, чтобы было на кого свалить вину за очередной собственный промах.

Я стал расспрашивать Йодля об его отношении к участникам заговора.

– Откровенно говоря, меня удивило, что вы так накинулись на заговорщиков. Что же, после всего, что вам довелось узнать о Гитлере, вы по‑прежнему склонны винить их за то, что они планировали устранить его?

Йодля настолько озадачил мой вопрос, что он так и застыл, не успев до конца высморкаться. С полминуты он молчал, видимо, обдумывая, как мне лучше ответить, после чего заговорил:

– Гм, если они уже тогда знали то, что мы знаем сейчас, тогда дело другое. Но я все же не склонен так считать, если речь идет об офицере, с самого начала не одобрявшем национал‑социализм, но потом все же решившем подчиниться избранному политиками главе государства. А они готовы были посчитать все величайшей ошибкой, а вермахт, мол, должен избавиться от него. Вот эта их неискренность и отталкивает меня. Как можно с улыбкой отвечать на его рукопожатие и тут же у него за спиной подбивать офицеров отправить его к праотцам?! Терпеть не могу приспособленцев.

Этот намек был адресован явно Шахту.

– То есть вы хотите сказать, что однажды избранному фюреру следует оставаться верным до самого горького конца? Почему же политики, поняв, что ошиблись, не попытались эту свою ошибку каким‑то образом исправить?

– Это отдельный вопрос. Тогда им пришлось бы отвечать за последствия.

Йодль заявил, что и думать не желает, как бы поступил, узнай он тогда то, что ему известно сейчас. В любом случае он действовал бы корректно, а не исходя из сиюминутной выгоды, как последний приспособленец. Он не сомневается, что повел бы себя корректно, поскольку всегда мог возразить Гитлеру, когда тот замышлял воплотить в жизнь свой очередной преступный замысел, например, отдав этот свой приказ о расстреле пленных из числа диверсионной группы. Бывший начальник штаба оперативного руководства верховного командования вооруженных сил пообещал мне завтра подробнее остановиться на этом.

 

Июня. Безумие войны

 

Утреннее заседание.

 

Йодль рассказал о том, как Гитлер вынуждал его издать приказ о расстреле всех взятых в плен бойцов диверсионных групп. Йодль заявил адъютанту Гитлера генералу Шмундту, что никогда не сможет подписать подобный документ, на что Гитлер ответил тем, что самолично отдал соответствующий приказ. Впоследствии Йодль, не поставив в известность ни Гитлера, ни Кейтеля, распорядился рассматривать неприятельских диверсантов как обычных военнопленных и обращаться с ними соответственно.

Йодль заявил под присягой, что не знал о терроре и геноциде, творимых в концентрационных лагерях, как и о планах Гитлера и Гиммлера уничтожить всех евреев Европы. Хотя ему и было известно об отправке евреев из Дании, он велел своим генералам не вмешиваться в данную акцию. Лишь однажды деятельность Гиммлера возбудила его подозрение, когда тот заговорил о «восстании» в варшавском гетто, для подавления которого вынужден был применить силу.

 

В сегодняшнем выпуске «Старз энд страйпс» был помещен снимок казни Карла Германа Франка. Нейрат за обедом заявил, что ничего иного тот не заслужил, поскольку постоянно его обманывал и держал в страхе всю Чехословакию. Нейрат признался, что никак не мог на него воздействовать, поскольку Франк подчинялся не ему, а непосредственно Гиммлеру. Собственно, поэтому Нейрат и решил уйти с поста имперского наместника. По‑видимому, отношение к СС – единственное, что не вызывает разногласий милитаристов и политиков. Дёниц придерживался той же точки зрения, что и Нейрат.

– СС были государством в государстве, – заявил Дёниц. – Речь шла исключительно о том, кто кого – Гитлер Гиммлера, или же наоборот. А ближе к концу уже стало совсем непонятно, кто кого арестует. Когда я прибыл на совещание в верховное командование сухопутных войск (ОКХ. – Примеч. перев.) меня посчитали за сумасшедшего, поскольку я передвигался без личной охраны.

Дёниц пытался представить себя невинным ребенком, вдруг по неведению забредшим в логово бандитов и политиков.

 

Послеобеденное заседание.

 

Входе послеобеденного заседания трибунала Йодль заявил, что Германия абсолютно не была готова к войне за мировое господство. Хоть и удалось победить Польшу, о том, чтобы одолеть мощь союзных держав, и речи быть не могло. Для него совершенно непостижимо, отчего Франция и Англия, располагая 110 дивизиями, так ничего и не предприняли против 23 германских дивизий у линии Мажино, пока немцы занимались Польшей.

 

В перерыве Кейтель заявил мне, что все было именно так, как утверждает Йодль. В 1939 году он накануне польской кампании указывал Гитлеру, что боеприпасов хватит всего лишь на 6 недель боевых действий, пояснив, что надеется только на то, что дело до войны не дойдет, поскольку 6 недель спустя у них не останется буквально ни патрона. Кейтель полагал, что Гитлер ничего бы не стал предпринимать, если бы Запад не шел бы с такой легкостью на уступки в Мюнхене. Германия никогда бы не решилась развязать войну из‑за подобных разногласий. Дёниц отказывался понять, как это политики в подобных обстоятельствах могли затеять войну.

Ширах шепнул Заукелю:

– Вся наша внешняя политика была воплощением безумия! (В этот момент Риббентроп обсуждал со своим адвокатом какой‑то малозначительный вопрос и «посему не мог выразить свою точку зрения по данному вопросу».)

– Понимаете, вот поэтому мы просто не хотели верить, что Гитлер всерьез намеревался воевать – в особенности после того, как удалось достичь договоренности с русскими, – продолжал Кейтель. – Мы ничуть не сомневались, что все это – чистейший блеф!

Франк заявил, что начинать войну было чистое сумасшествие. Со стороны Гитлера, поспешил уточнить я, причем иного мнения быть не может – он, и только он стремился к этой войне. Франк поддержал меня, однако Розенберг не желал с этим соглашаться.

– Америке было начхать, хотела ли Германия решить данцигский вопрос или же нет, – с издевкой заметил он.

На другом конце скамьи подсудимых Шахт вновь втолковывал своему защитнику, каким безумием было начинать войну, не испросив на то решения кабинета министров, причем будучи явно не готовыми к этой самой войне.

 

Йодль признал, что в 1936 году, когда было принято решение ввести войска в Рейнскую область, немецким генералам, имевшим в своем распоряжении всего‑навсего 3 батальона, было «явно не по себе, как тому игроку в рулетку; поставившему все свое состояние на один цвет… Ни о каких агрессивных намерениях и речи быть не могло – одна французская «армия прикрытия «мокрого места от нас не оставила бы».

Йодль признался также, что план оккупации Австрии представлял собой не что иное, как импровизацию, подготовленную от силы за два часа. Однако ей суждено было стать триумфальным маршем, население Австрии с цветами встречало вермахт. Судетская область была выторгована у западных держав в Мюнхене, и никто не удивился, когда немецкие войска вошли и туда. Что касается Йодля, он никак не рассчитывал, что Номер на этом не остановится, поэтому аннексия Чехословакии стала для него громом среди ясного неба. Как и последовавшая в 1939 году польская кампания.

 

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 315; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.027 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь