Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


К Роберту Марри, ОИ (черновик)



 

 

Ответ на новые комментарии к «Властелину Колец».

 

4 ноября 1954

Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд

 

Дорогой мой Роб!

Ужасно любезно с твоей стороны написать такое длинное письмо, да еще боюсь, что изнывая от усталости. Отвечаю тотчас же, поскольку преисполнен благодарности и поскольку только так письма у меня без ответа не остаются, и еще главным образом потому, что пакет от тебя пришел как раз тогда, когда я покончил с «домашней работой» — разобрался с протоколами и резолюциями долгого и многословного вчерашнего заседания колледжа (ни одного злоумышленника; всего лишь 24 человека, проявлявших обычную человеческую бестолковость. Я ощущал себя вроде как наблюдателем на заседании хоббитских старейшин, собравшихся, дабы проконсультировать мэра по поводу последовательности и выбора блюд на ширском банкете), — и у меня оказалось свободных полчаса до того, как спускаться вниз по холму{199} на совещание с секретарем колледжа. Вот такого рода фраза удается мне легко и непринужденно…..

Нет, «Смеагол», конечно же, с самого начала полностью продуман не был, но, сдается мне, характер его уже подразумевался и нуждался лишь в проработке. Что до Гандальва: конечно же, покритиковать вовсе не означает примкнуть к П. Г.[284]! Да я бы и сам наговорил бы замечаний куда более уничижительных! Полагаю, в любом крупномасштабном произведении найдутся недочеты; особенно же в тех литературных формах, что основаны на материале более раннем и используют его по-новому: вот взять, например, Гомера, или «Беовульфа», или Вергилия, или греческую и шекспировскую трагедию! В этот класс — как представитель класса, не как конкурент! — «Властелин Колец» как раз и попадает, при том, что основан всего лишь на первых черновиках самого автора! Я полагаю, возвращение Гандальва и в самом деле представлено не лучшим образом; и еще один критик, столь же подпавший под очарование книги, как и вы, как ни странно, использует то же самое выражение: «надувательство». Отчасти причиной тому — вездесущие требования повествовательной техники. Гандальву полагается вернуться в такой-то момент, и здесь же следует объяснить, каким образом он выжил, во всех допустимых подробностях, — но сюжет развивается стремительно, невозможно тормозить повествование ради пространных рассуждений, задействующих весь «мифологический» фон. И так-то без небольшой задержки не обойтись; хотя рассказ Г. о себе я безжалостно урезал. Возможно, мне следовало бы слегка прояснить дальнейшие замечания в т. II (и т. III), относящиеся к Г. или вложенные в его уста, но я умышленно сводил все аллюзии на высшие материи к всего лишь намекам, заметить которые способны лишь самые внимательные, либо оставлял их в виде символов, вовсе никак не объясненных. Так что Господь и «ангелические» боги, Владыки или Власти Запада, лишь едва-едва проглядывают в таких местах, как, скажем, разговор Гандальва с Фродо: «за всем этим действует некая иная сила — превыше любых замыслов создателя Кольца»; или в нуменорской молитве Фарамира за трапезой.

Гандальв действительно «умер» и был преображен: и это кажется мне единственным настоящим надувательством — изобразить то, что может быть названо «смертью», как если бы оно не имело ни малейшего значения. «Я — Г. Белый , возвратившийся из пределов смерти». Возможно, ему скорее следовало сказать Змиеусту: «Я не для того прошел сквозь смерть (не «огонь и воду»), чтобы перебрасываться лукавыми словесами со слугой». И так далее. Я мог бы добавить еще многое, да только оно посодействует лишь разъяснению (возможно, занудному) «мифологических» идей, существующих в моем сознании; боюсь, оно не устранит того факта, что возвращение Г., так, как оно представлено в этой книге, — «недочет», который я вполне сознаю и, возможно, не исправил лишь потому, что недостаточно постарался. Но Г., конечно же, вовсе не принадлежит к людскому роду (он — не человек и не хоббит). И, разумеется, в современном языке не найдется термина для описания того, что же он на самом деле такое. Я бы дерзнул сказать, что он — воплощенный «ангел»: в прямом смысле слова

γγελος [285], строго говоря: то есть один из истари , магов, «тех, кто знает», посланец от Владык Запада, отправленный в Средиземье, когда на горизонте замаячила великая угроза Саурона. Говоря «воплощенный», я имею в виду, что они облеклись в физические тела, способные испытывать боль, и усталость, и угнетать дух физическим страхом, и быть «убитыми», хотя, поддерживаемые ангелическим духом, они могли просуществовать весьма долго, и признаки утомления от забот и трудов проявлялись в них крайне медленно.

То, зачем им понадобилось облекаться в такую форму, связано с «мифологией» «ангелических» Властей мира этой легенды. На данном этапе легендарной истории цель как раз и состояла в том, чтобы ограничить и воспрепятствовать демонстрации их «силы» на физическом плане, дабы они делали все то, для чего главным образом были посланы: учили, советовали, наставляли, воодушевляли сердца и умы тех, кому угрожал Сау-рон, вдохновляя их на сопротивление своими силами; а не просто исполняли за них всю работу. Таким образом, маги являлись в обличий «престарелых» мудрецов. Но в данной «мифологии» все «ангелические» стихии, связанные с этим миром, были способны на заблуждения и слабости самых разных уровней: от абсолютного сатанинского бунта и зла Моргота и его приспешника Саурона до бездеятельности некоторых иных стихий или «богов» высшего порядка. И «маги» исключения не составляли; напротив, как существа воплощенные, еще больше тяготели к заблуждениям и ошибкам. Гандальв единственный выдержал испытания до конца, по крайней мере, в морально-этическом плане (он способен на ошибочные суждения). Ибо в его положении погибнуть на Мосту, защищая своих спутников, было самопожертвованием , возможно, меньшим, нежели для смертного человека или хоббита, поскольку он обладал куда большей внутренней силой; но при этом и большим, ибо означало смирение и самоотречение в соответствии с «Правилами»; ведь на тот момент он знал лишь, что только он один способен успешно возглавить сопротивление Саурону, и вся его миссия пошла прахом. Он вверялся Высшей Власти, установившей Правила, и отказывался от личной надежды на успех.

Именно этого, сказал бы я, Высшая Власть и желала, как противопоставление Саруману. «Маги» как таковые потерпели неудачу; или, если хотите, кризис слишком обострился и силу требовалось умножить. Так что Гандальв принес себя в жертву, был принят, наделен еще большей силой и возвратился. «Да, так звучало это имя. Я был Гандальв». Разумеется, он остается тем же и по характеру, и по манере держаться, но и мудрость его, и могущество возросли несказанно. Стоит ему заговорить, и внимание всех приковано к нему; прежний Гандальв не смог бы так обойтись с Теоденом, не говоря уже о Сарумане. Он по-прежнему обязан скрывать свою силу и скорее наставлять, нежели заставлять и подчинять чужую волю, однако там, где физическая мощь Врага слишком велика для того, чтобы добрая воля его противников имела успех, при крайней необходимости Гандальв может выступить как «ангел» — воспользовавшись методами не более насильственными, нежели в эпизоде с избавлением святого Петра из темницы. К этому он прибегает нечасто и действовать предпочитает через других, однако в одном-двух случаях в ходе Войны (в т. III) он и впрямь внезапно являет свое могущество: он дважды спасает Фарамира. Он единственный, кто остается преградить вход Предводителю Назгул в Минас Тирит, когда город повержен, а Врата разрушены, — и все-таки столь мощна волна людского сопротивления, которое сам же Гандальв вдохновил и организовал, что в итоге в битву эти двое не вступают: эта миссия переходит в руки других смертных. В финале, прежде, чем уйти навсегда, Гандальв подводит итог тому, что он такое: «Я был противником Саурона». Он мог бы добавить: «За этим меня и послали в Средиземье». Но под этими словами в конце он разумел бы нечто большее, нежели в начале. Послан он был в соответствии с просто-напросто благоразумным планом ангелических Валар, или управителей; но Высшая Власть этот план подхватила и расширила в тот самый миг, когда он закончился провалом. «Нагим прислан я назад — на краткий срок, до тех пор, пока не исполню назначенного мне». Прислан назад — кем и откуда? Не «богами», ведь их дело — только этот, воплощенный мир и его время; а Гандальв ушел «за пределы мысли и времени». «Нагой» — увы! — не вполне понятно. Это следовало воспринять буквально, «нагишом, точно младенец» (не развоплощенный), и, следовательно, готовый облечься в белые одежды высших. Сила Галадриэли не заключает в себе ничего божественного, так что его исцеление в Лориэне, как подразумевается, явилось не более чем физическим исцелением и восстановлением сил.

Однако если изображать «смерть» как нечто, значения не имеющее, — это «надувательство», то не следует забывать и о телесной оболочке. Возможно, Гандальв и обрел большую силу (то есть в контексте данной легенды, святость), но, оставаясь по-прежнему воплощенным, он по-прежнему обречен терзаться тревогой, и беспокойством, и нуждами плоти. У него не больше (если не меньше) уверенности и свободы, нежели, скажем, у живого теолога. В любом случае в моем изображении ни одно из существ «ангельской» природы не знает будущего целиком и полностью, да, собственно говоря, не знает вообще в том, что касается чужой воли . Отсюда — их постоянный соблазн совершить (или попытаться совершить) то, что для них предосудительно (и губительно): принудить меньшие воли силой: через благоговение, если не прямо посредством страха или физического подчинения. Но что именно боги знают об истории Мира и какую роль боги сыграли в его созидании (до того, как мир обрел воплощение или стал «реальностью») — откуда они черпают свои познания о будущем, те, что есть, — это все часть основной мифологии. Там, по крайней мере, показано, что вторжение эльфов и людей в историю к богам никакого отношения не имеет, но задумано заранее: потому эльфы и люди звались Детьми Господними; и потому боги либо любили, либо ненавидели их особенно остро: поскольку связь Детей с Творцом равнозначна их собственной, хотя в силе они богам и уступают. Вот такова мифологически-теологическая ситуация на данный исторический момент, изображенная вполне подробно и ясно, хотя сами тексты до сих пор не опубликованы.

Люди «пали» — любые легенды, облеченные в форму вымышленной древней истории нашего, здешнего мира, не могут этого не признавать, — но народы Запада, те, что на стороне добра, вернулись ко благу. То есть они — потомки людей, которые попытались раскаяться и бежали на Запад от власти Изначального Темного Властелина и его ложного культа, и по контрасту с эльфами возродили (и обогатили) свои познания об истине и природе Мира. Таким образом, они бежали от «религии» в языческом смысле в чисто монотеистический мир, в котором все предметы, существа и стихии, что могли бы показаться достойными поклонения, поклонению не подлежат, в том числе и боги (Валар), будучи не более чем созданиями Единого. А Он — бесконечно далек.

Высокие эльфы были изгнаны из Благословенного Королевства Богов (после их собственного, отдельного эльфийского падения), и «религии» (или, скорее, религиозных обрядов) у них не было, ибо обряды пребывали в руках богов, восхваляющих и почитающих Эру, «Единого», Илуватара , Отца Всего Сущего, на горе Амана.

Высшие среди людей, представители Трех Домов, что помогали эльфам в решающей Войне против Темного Властелина, получили в награду дар — Землю Звезды, или Западную землю (=Нуменор), остров, что находился западнее всех смертных земель, почти в пределах видимости Эльфийского дома (Эльдамара) у побережья Благословенного Королевства. Там они стали нуменорцами, Королями Людей. Им был отпущен тройной срок жизни, но не эльфийское «бессмертие» (каковое не вечно, но измеряется продолжительностью существования Земли); ведь в контексте данной мифологии считается, что «смертность», или краткий срок, и «бессмертие», или неопределенный срок — часть того, что мы назвали бы биологической и духовной природой Детей Господа, людей и эльфов (перворожденных) соответственно, и не может быть изменена никем (даже Властью или божеством), и не будет изменена Единым, если не считать тех странных исключений из всех правил и установлений, что словно бы возникают в истории Вселенной и являют Перст Господень как единственную целиком и полностью свободную Волю и Действующую Силу{200}.

Таким образом, нуменорцы начали великое новое благо, и как монотеисты; но, подобно иудеям (только в большей степени) с одним-единственным вещественным центром «поклонения»: вершиной горы Менельтарма, «Столп Небес» — буквально, ибо они не воспринимали небо как обитель богов, — в центре Нуменора; однако там не было ни строения, ни храма, поскольку все это вызывало дурные ассоциации. Однако люди «пали» снова — неизбежно, из-за Запрета или воспрещения. Им не разрешалось плавать на запад за пределы видимости своей собственной земли, поскольку им не дозволялось быть или пытаться стать «бессмертными»; а в этом мифе Благословенное Королевство представлено как область реального мира, до сих пор обладающая реальным физическим бытием, — нуменорцы, будучи великими мореходами, вполне могли доплыть туда на кораблях. Пока нуменорцы не выходили из повиновения, обитатели Благословенного Королевства часто их навещали, так что познания и искусства нуменорцев достигли почти эльфийских высот.

Однако близость Благословенного Королевства, сама продолжительность их жизни, дарованная в награду, и возрастающее наслаждение жизнью привели к тому, что нуменорцы возжаждали «бессмертия». Запрета они не нарушали, но преисполнились недовольства. Вынужденные плавать на восток, они, появляясь на берегах Средиземья, от благодеяний перешли к гордыне, жажде богатства и могущества. Так они вступили в конфликте Сауроном, местоблюстителем Изначального Темного Властелина, который вновь обратился ко злу и теперь претендовал на власть королевскую и божественную над людьми Средиземья. Именно по поводу королевской власти Ар-фаразон{201} 13-й[286], самый могущественный из королей Нуменора, в первую очередь и бросил ему вызов. Королевская армада, причалившая в гавани Умбара, оказалась так велика, а нуменорцы в расцвете славы — столь грозны и блистательны, что слуги Саурона его покинули.

И Саурон прибег к хитрости. Он покорился и был увезен в Нуменор как заложник и пленник. Но он, конечно же, был существом «божественной» природы (в терминах данной мифологии; один из меньших представителей народа Валар) и потому слишком могуществен, чтобы его удалось подчинить таким образом. Он сам постепенно подчинил себе разум Арфаразона{202} и в конце концов склонил ко злу многих нуменорцев, уничтожил само представление об Эру, выставив его лишь выдумкой Валар или Владык Запада (вымышленный авторитет, к которому они взывают, если кто-либо оспаривает их власть), и утвердил взамен сатанистскую религию с огромным храмом, культ изгнанного старшего из Валар (мятежного Темного Властелина Первой эпохи){203}. Наконец он подстрекает Ар-фаразона, напуганного приближением старости, построить величайшую из флотилий, выступить с войной против самого Благословенного Королевства и силой отвоевать для себя и Королевство, и связанное с ним «бессмертие»{204}.

На этот чудовищный мятеж у Валар ответа не было — ибо на Детей Господа их юрисдикция в конечном счете не распространялась; Валар не дозволялось уничтожать их или принуждать их, демонстрируя ту «божественную» власть, которой они обладали над физическим миром. Валар воззвали к Господу; и произошло катастрофическое «изменение замысла». В момент, когда Арфаразон ступил на запретный берег, возник разлом: Нуменор обрушился и канул в бездну; флотилию поглотила пучина, а Благословенное Королевство оказалось навеки изъято из кругов физического мира. После того можно было обойти на корабле вокруг света — и так и не найти его.

Так сгинул Нуменор-Атлантида и вся его слава. Но, как в истории Ноя, небольшая группа Верных Нуменора, отказавшихся участвовать в мятеже (хотя многие из них были принесены в жертву в Храме приверженцами Саурона) спаслись на Девяти Кораблях (т. I. 379, т. И. 202) под предводительством Элендиля (=Эльфвине, Друг эльфов) и его сыновей Исильдура и Анариона и основали своего рода поблекшее подобие Нуменора в Изгнании на берегах Средиземья — унаследовав ненависть Саурона, дружбу с эльфами, знание об Истинном Боге и (что печальнее) тоску по долгожительству и традицию бальзамирования и возведения роскошных гробниц — их единственных или почти единственных «святилищ». Однако «святилище» Господа и Гора погибли, и замены им, по сути дела, не было. Также, когда пришел конец «Королям», никакого эквивалента «священству» тоже не осталось: эти два понятия в сознании нуменорцев отождествлялись. Так что в то время, как Бог (Эру) был данностью философии «хороших» нуменорцев{205} и основным фактом в их представлении об истории, во времена Войны Кольца Ему не поклонялись и святилищ не возводили. Такой вариант «истины по умолчанию» был характерен для Запада и всей области под нуменорским влиянием: по сути дела, дальше отказа поклоняться какому бы то ни было «творению» и превыше всего — «темному властелину» или сатанинскому демону, Саурону или любому другому, они не шли. У них (как мне кажется) не было просительных молитв к Господу; но обычай благодарения не исчез бесследно. (Те, что находились под особым влиянием эльфов, могли взывать к ангелическим стихиям о помощи, перед лицом непосредственной опасности или в страхе перед жестокими врагами{206}.) Позже выясняется, что на Миндоллуине было «святилище», доступ к которому имел только Король; там в древние времена он возносил благодарность и хвалу от имени своего народа; однако о том давно позабыли. Вновь туда вступил Арагорн; там он отыскал росток Белого Древа и пересадил его во Двор Фонтана. Следует предположить, что с возрождением наследственных королей-священников (прародительницей которых была Лутиэн, Благословенная эльфийская дева) поклонение Богу возобновится и Его Имя (или именование) будет звучать чаще. Однако, пока длится влияние нуменорцев, храмов Истинного Бога возводить не будут.

Однако они все еще жили на границах мифа — или, скорее, эта повесть изображает, как «миф» перетекает в Историю, или Владычество Людей; поскольку, конечно же, Тень так или иначе воспрянет снова (как недвусмысленно предсказано Гандальвом), но никогда более (разве что перед великим Завершением) дух зла не воплотится вновь как враг физический; он станет направлять людей и все запутанные сложности «меньшего зла» и «сомнительного добра», и сумерек сомнений касательно сторон, — такие ситуации ему особенно милы (вы видите, как они возникают уже в Войне Кольца, в которой стороны разграничены далеко не столь однозначно, как утверждают некоторые критики): они станут и нашим более непростым уделом — да, собственно, уже и стали. Но, если вы представите себе людей в таком мифическом состоянии, где Зло по большей части воплощено и где физическое сопротивление Злу есть величайшее деяние верности Господу, думаю, «хорошие люди» именно в таком состоянии и окажутся: сосредоточатся на отрицании, на противлении лживому, в то время как «истина» остается понятием, скорее, философским и историческим, нежели религиозным.

Но «маги» ни в коей мере и ни в каком смысле не являются «сомнительными». Только не у меня. Передо мной стоит сложная задача: подобрать английские соответствия для мифологических существ с иными названиями, поскольку люди не «воспримут» череду эльфийских слов, а я бы предпочел, чтобы они восприняли моих легендарных созданий даже при наличии ложных ассоциаций «перевода», нежели не восприняли вовсе.

Даже гномы (dwarfs ) на поверку вовсе не германские «гномы» (Zwerge, dweorgas, dvergar ); чтобы это подчеркнуть, я и зову их «dwarves» . По природе своей они вовсе не злы и совсем не обязательно враждебны, и представляют собою вовсе не подобие личинок, что плодятся в камне, но одну из разновидностей воплощенных разумных созданий. «Истари» переведено как «маги» (wizards ), поскольку слово «wizard» соотносится со словом «wise» (мудрый), и, значит, с «веданием» (witting ) и знанием. На самом деле они — посланники с Истинного Запада и опосредованно от Господа, отправленные именно для того, чтобы упрочить сопротивление «добра», когда Валар осознали, что тень Саурона вновь обретает форму.

 

Черновик заканчивается рассуждением о природе истари и смерти и реинкарнации Гандальва, сходным с отрывком на ту же тему в начале письма.

 

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 187; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.025 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь