СОСЕДИ, РОДСТВЕННИКИ И ДРУЗЬЯ

Интервьюер. Как реагировало ваше окружение? Вы рассказывали об этом всем людям?

Отец. Об этом говорил весь поселок. Поселок-то маленький. И это нормально.

Мать. Когда после второй операции в Мюнстере меня должны были отпустить домой, я не хотела возвращаться. Меня сверлила мысль: “Что скажут люди?” Но мне хотелось, чтобы люди заговаривали со мной на эту тему. Кристина была членом нашей семьи, и они должны были относиться к ней нормально, и ко мне, или к нам тоже. К другим детям — “нормальным” детям они ведь тоже заглядывают в коляску и умиляются: “Какой миленький, какой хорошенький!” Мне хотелось, чтобы и с Кристиной было так же. Потом мы вернулись домой. Сначала не было ничего. Полная тишина. Никто не приходил, никто с нами не заговаривал. В первые дни я даже в магазин не ходила — тут рядом с нами магазинчик. Я говорила себе: “Ты никогда не пойдешь туда”. Мне как-то боязно было туда ходить. А если мы шли по городу с Кристиной в коляске, то я все говорила своему мужу: «Почему это люди так на меня смотрят?»

17

А он: «Чего это ты? Они вовсе на тебя не смотрят!» Мне казалось, у меня на лбу написано, что мой ребенок слеп. Так продолжалось примерно неделю, пока я не собралась с духом и не сказала себе: “Так, теперь ты пойдешь за покупками. С этим надо жить”. В магазине всегда есть знакомые, и они спрашивают: “Ну, как ваши дела?” — “Дела, — говорю, — неважно”. Слово за слово — и люди спрашивают, не зайти ли им к нам. “Конечно, заходите”, — отвечаю. Постепенно выяснилось, почему люди вначале так реагировали. “Мы не хотели вас избегать, но мы не знали, следует ли нам подходить к вам”. Мы отвечали, что остались такими же, как и были, и хотели бы, чтобы с нами разговаривали и заходили к нам, как это было всегда, прежде чем появилась Кристина. У нас всегда кто-то был.

Отец. Сначала люди боялись контактов. Но постепенно все нормализовалось.

Мать. И произошло это довольно быстро.

Отец. Я рассказывал об этом каждому, чтобы снять камень с души. Я просто подходил к людям, даже к коллегам, с которыми у меня обычно не было отношений, и рассказывал им, чтобы снять стресс. Иначе я бы не справился с этим сам.

Я просто не мог не говорить, надо было выговориться, облегчить душу. Многие из моих коллег, которые раньше часто бывали у меня, вначале говорили: “Боже мой! Зачем ты говоришь с ними об этом?” Но потом все улеглось и отношения наладились.

Интервьюер. Как реагировали люди?

Отец. Ошеломленно. Многие были просто сражены. Сегодня я говорю: “У меня слепая дочь, но...”

Мать. Правильно, тут важно это “но”.

Отец. Но она молодец и делает то-то и то-то.

Отец. Раньше говорить об этом было не так просто, потому что мы сами, пока не знали, как оно все будет.

Интервьюер. Люди не отстранялись?

Мать. Не отстранялись, но пугались.

Интервьюер. А какова была реакция семьи, родственников, друзей?

Мать. После известия, полученного в пятницу вечером, мы всей семьей сидели вместе и лили слезы. Во время моего второго десятидневного пребывания в Мюнстере все приехали ко мне. Мои родители приезжали, моя свекровь. Большой помощи от них я не получила. Я хотела всех их сразу прогнать. Мне хотелось быть одной с Кристиной. “Ах, деточка, мы уж как-нибудь это переживем, мы с тобой. Мы будем поддерживать вас в любом отношении”. Как ненавистны были мне эти слова! У меня не выходила из головы мысль: “Оставьте же меня, наконец, в покое”. Но я этого не сказала и виду не подала.

Интервьюер. То, как люди реагировали, было для вас облегчением или скорее обузой?

Мать. Потом мы поняли: семья нам помогала.

Отец. Очень даже.

Мать. С твоей матерью и с моими родителями иногда было не просто. Когда они приезжали, начинались хныканья. Оно где-то и понятно — отношения между матерью и дочерью всегда более тесные.

18

А если приезжала моя мать и мне хотелось выплакаться, то мы сидели тут и ревели. От этого мне становилось как-то легче. Наша мама — очень чувствительный человек, она любит поплакать вместе. Наши друзья, братья и сестры — все они нас очень поддерживали. По-настоящему поддерживали. Они в буквальном смысле засучили рукава и сказали: “Мы будем делать это вместе с вами”.

Отец. Наибольшую помощь оказали нам Йохен и Регина. Они были с самого начала с нами и многое поняли. У них не было боязни контакта с нами в отличие от многих наших коллег. Они знали, что могут говорить с нами совершенно нормально. Йохен тогда еще учился в Мюнстере и во время нашего первого визита в Мюнстер был в клинике, хотя ему нужно было в университет.

Мать. Он потом возил нас в Мюнстер, так как мы были не в состоянии вести машину. Йохен и Регина с самого начала приняли Кристину такой, какая она есть.

Отец: Мы могли бы уехать на неделю и оставить Кристину с ними. Мы знаем, что с ней ничего не случилось бы, так как они знают ее, знают, как она реагирует в определенных ситуациях и что в таких случаях нужно делать. С ними у нас действительно хорошие отношения.

Мать. То же самое мой шурин. Он приходит и точно знает, как подойти к Кристине. Он действует очень уверенно. Он относится к Кристине не как к больному ребенку, и все-таки он делает это как-то по-другому. Он принимает Кристину такой, какая она есть.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: