Музыка Т. Хренникова, cлова В. Гусева

 

Выпускные экзамены в Острожском Артиллерийском Училище прошли на две недели раньше срока. Молодые лейтенанты весь день после выпуска, а потом и всю следующую ночь гуляли (большинство – шумными молодецкими компаниями, ну а кто успел обзавестись – наособицу, с девушками), пользуясь временным снисходительным отношением комендантских патрулей. Постоянный состав училища – преподаватели, бойцы и командиры батальона обеспечения учебного процесса – отдыхали.

Старший сержант Фофанов сидел в Ленинском уголке за очередным письмом в Некрасовку.

Вообще, письмо родственникам в деревню – отдельный жанр эпистолярного искусства, подчиняющийся строжайшим канонам. Не менее строгим, чем японские хокку, только длиннее, значительно длиннее. Сначала передаются приветы родне – по четко выверенной табели о рангах. Затем – непременно поинтересоваться важнейшими для крестьянина вещами – погодой, состоянием скотины и прочего хозяйства. И уже потом – пара предложений по делу.

«И еще прошу вас, батя, сообщить Кольке Гостеву, что ежли он еще до Тани Семиной приставать продолжит, то я-то, как в октябре с Армии приеду, руки-ноги-то ему повыдергиваю. А маманю, будьте любезны, обнадежьте, что с Танюшей у нас слово крепкое, так что вертихвостки городские мне вовсе неинтересные, и пусть не беспокоится».

Василий задумался. Вообще-то, по деревенским меркам, это было слишком уж в лоб – но армия, как ни крути, приучает любого командира, хотя б и младшего, к точному и четкому выражению мыслей. Да и чего елозить? Что с Танькой они поженятся – это обсуждению не подлежало, они-то сами еще до Васькиного ухода в армию все порешили, а семьи сговорились уж после его приезда в отпуск, даже место под дом молодым близ МТС присмотрели. Василий замечтался. Ненадолго.

Неожиданно в коридоре, ведущем к кабинетам комбата, канцелярии и прочему начальству (от которого, по старой армейской мудрости, следовало держаться подальше), послышались голоса. Причем тон этих голосов не предвещал ничего хорошего – разговор шел на повышенных тонах, с использованием специфических выражений. К этим выражениям, к слову, воспитанный в патриархальной строгости Василий так и не привык Не принято это у них в деревне было. Но армия – монастырь серьезный, а помимо писаных уставов в ней и неписаных хватает. И «командно-матерный» в одном из таких неписаных чуть не от Петра заведен. А полминуты спустя он понял, что дело вообще дрянь, и ему лучше всего забиться в уголок и не попадаться на глаза – один из голосов принадлежал командиру его батальона, а другой – самому начальнику училища.

– Товарищ полковник! Ну невозможно это! Мало того что одно училище делят на два, так что мне придется половину народу в новое училище отдать, так еще и в эти хреновы два полка нужно людей выделить! Что я их – лично рожу?

– Родина прикажет – родишь. Или еще где найдешь. Думаешь, капитан, мне легче? Ты хоть бойцов и младших командиров отдаешь. Бойца ты за три месяца выдрючишь. Сержанта – за шесть. Вон, Фофанова выучил – хоть сейчас на Особый отдел ставь (ну да, как ни прячься в темный уголок – а глаз у полковника алмаз), – его я, кстати, у тебя забираю.

– Това-арищ полков… – Голоса уже удалились, но по вечерней тишине полупустого здания слышно было все одно прекрасно.

– Товарищ капитан! За-аткнись, раз-два! Ты что, кошкин сын, думаешь – это, млять, моя блажь, личная?! Это, млять, приказ с самого верха. И мы с тобой эти два артполка сформируем, только облевавшихся на радостях лейтенантов из-под заборов соберем. А потом еще и поделимся пополам. Как эти… Абёмбы. В общем, так. С военкоматами согласовано. Личный состав к тебе пойдет с послезавтра. А ты их будешь делить на четыре половины. И только попробуй проволынить – поставлю вместо мишени и буду на тебе третий курс тренировать по ускоренной, меть ее в чересполосицу, программе. Пополнение на полигоне будешь в три смены гонять. По ходу, им завтра-послезавтра воевать придется. Все понял?

– Так точно, товарищ полковник! Разрешите обратиться?

– Ого, чего-то тебя на устав потянуло. А то матерился не хуже меня. Догадываюсь – в полк будешь проситься?

Капитан стушевался и вздохнул.

– А вот те шиш, товарищ капитан. Ускочете все в войска – кто мне будет новых Ванек-взводных натаскивать? А натаскивать их надо хорошо, а то немец из них гуляш сделает. – И уже тихо, так, что Василий еле разобрал: – А немец, собака серая, вояка серьезный. Еще по германской помню. Ладно, отставить лай. Закуривай. Будем думать, как нам три рубля с гривенника наменять.

* * *

Кадры решают все.

И. В. Сталин

 

Генерал-майора Власова трясло. Трясло и снаружи (переделанный в пассажирский транспорт бомбардировщик «ТБ-3» попал в болтанку), и изнутри. Причем дело было вовсе не в том, что, несмотря на жаркое лето, на высоте было прохладно.

– Мы, товарищ Власов, знаем вас как полностью преданного делу Партии коммуниста и настоящего патриота. Мы ведь не ошибаемся, правда? Я так и думал. Кроме того, мы уверены, что вам по силам труднейшие организационные задачи. Думаю, ваших талантов достаточно, чтобы практически на пустом месте, из… не совсем качественного материала создать целую армию. И в вашем умении находить общий язык с… самыми разными людьми мы тоже уверены, – пристальный взгляд недобрых желтых глаз. – Поэтому мы решили поручить вам одно очень трудное и очень ответственное задание.

Приказом наркома обороны товарища Тимошенко вы направляетесь на Дальний Восток Там вы поступите в подчинение командующего Дальневосточным военным округом товарища Апанасенко. Видите ли, товарищ Власов, – снова желтый тигриный высверк из-под бровей, – существует серьезная опасность войны с гитлеровской Германией. В этой войне нам понадобятся все резервы, которые мы сможем подготовить, перебросить… да хоть украсть. Соответственно, часть войск Дальневосточного военного округа может понадобиться на западе. С другой стороны, не стоит вводить в искушение наших японских соседей. Не простят. Поэтому взамен перебрасываемых войск вам предстоит одновременно формировать новые части на месте, опираясь исключительно на местные ресурсы. И тщательно готовить их, да. И мы уверены, что это у вас получится. Вылет – послезавтра, в восемь ноль-ноль, с Центрального аэродрома. Вы же не заставите нас жалеть об оказанном вам доверии? Товарищ Берия, вы ведь позаботитесь, чтобы генерал обязательно долетел до места? Мы очень рассчитываем на его… организационные таланты.

От воспоминаний генерала опять передернуло. Он поглубже закутался в овчинный тулуп, нашарил в кармане фляжку с коньяком и сделал несколько глотков. Несмотря на повышение в должности, несмотря на вроде бы похвальные характеристики Сталина, ему почему-то было страшно.

Последняя перед Хабаровском промежуточная посадка была под Читой. Пока техники проверяли самолет и заливали бензин, Власов вышел размяться. Адъютант, которого он, как и в прошлые разы, отправил за коньяком, рысил от здания аэровокзала с озабоченным видом.

– Коньяка нет, товарищ генерал!

– Как нет? – Власова охватил пьяный гнев. – Сейчас я им…

Коньяк у толстой буфетчицы рожаться категорически отказывался – хоть сам Буденный на нее ори. Не завезли. Берите водку.

– Ахх… Мать! – Пьяная злость куда-то ушла, сменившись пьяной же безнадежностью. – Дайте две!

Когда самолет благополучно приземлился в Хабаровске, генерал был настолько «не в себе», что адъютанту и шоферу пришлось тащить его до машины на плечах.

 

А вот Никита Сергеевич Хрущев был трезв, но обескуражен. Свой перевод с партийной работы на хозяйственную он справедливо расценивал как понижение. Ну еще бы – с должности Первого Секретаря ЦК ВКП(б) Украины – на должность всего лишь начальника треста у черта на куличках. Да еще какого треста – «Дальстрой»! Основная рабочая сила – колымские зэка.

За что?!

Ну понятно, почему товарищ Сталин снял с Госплана Вознесенского. Это ж надо – возражать Вождю в таком вопросе! Партия всегда права, и, если Сталин говорит, что война будет, – долг каждого коммуниста взять под козырек и выполнять распоряжения! А Вознесенский начал бубнить про уборочную, про нехватку техники, про неизбежный срыв пятилетнего плана. Ну и полетел с поста. Если его скоро арестуют как саботажника, удивляться будет нечему. Сам виноват.

Но он-то! Он-то никаких отклонений от линии Партии не допускал, с вредителями, саботажниками и врагами народа боролся беспощадно, что в Москве, что на Украине. Все возможные показатели всегда были в ажуре. Ну почти всегда. Издевательские нотки в похвалах Сталина – за это самое, за борьбу с подрывными элементами – он уловил прекрасно. Направляя проштрафившегося (устроенный ему на заседании Политбюро разнос казался ему явно не соответствующим озвученным упущениям) руководителя в Магадан, тот посоветовал ему беречь контингент. «Пусть это враги народа, но это ведь наши люди. Нам нужно, чтобы, отбыв срок, они осознали свою ошибку, а не прониклись ненавистью к Советской Власти. Нужно, чтобы после нашей смерти нас с вами запомнили не сатрапами, а строгими, но справедливыми руководителями. Мы дадим вам полномочия – подавать по тем делам, по которым вы считаете нужным, апелляции. Кого можно, по кому ошиблись – реабилитируем. Но учтите, товарищ Хрущев, за выполнение плана мы с вас будем спрашивать. Стране нужно золото, стране нужен лес. Особенно в такое тревожное время». Хрущев подозревал, что со стороны Хозяина это была какая-то непонятная ему шутка. А чувство юмора у него было… своеобразным. Но не выполнить приказание Сталина, да еще после понижения, было невозможно. Последствия были совершенно предсказуемыми – на его уровне и второй-то шанс был редкостью. А уж третий…

И что прикажете делать? Устраивать врагам народа санаторный режим? А план? Тем более что и так значительную часть контингента – бывших военных, инженеров и квалифицированных рабочих – в массовом порядке сдергивали, освобождая условно-досрочно… Оставались сплошь урки да шпана, а эти, пожалуй, наработают… У них другие навыки.

 

– Эй, дядя! Закурить не найдется?

Доктор не сразу понял, что обращаются к нему. Тяжелый день, умерла пациентка. Обернулся. Двое в кепочках-восьмиклинках стояли за самой спиной.

– Извините, я не…

– Котлы сымай, фраер! И лопатник гони. Не дергайся, дядя, это не больно! – Холодный блеск стали в отсвете далекого фонаря.

– Что вы… Милиц… – Вскрик перешел в стон.

– Малек, ушлепок! Ты чего накосячил! Честный гоп-стоп на мокруху перевел!

– Дык, дядька Фомич! Он же мусарню звать стал!

– И что? Кирпичом по темечку, слегонца, шоб кони не двинул, и вся делов. А ты, придурок, нас под мокрую статью подводишь. Так, сымай ходунцы, бери лопатник – и ходу! Придется на дно на пару недель залечь. Навязался на мою голову, дяр-рёвня.

Две тени скрываются в проходном дворе, а через пару минут подворотню оглашает заполошный бабский вопль: «Мили-ци-яяяя!!! Уби-илиии!!!» – и трели свистка.

* * *

Состояние танкового и тракторного парка парка РККА к июню 1941 года также можно было назвать ужасным. Более половины танков и артиллерийских тягачей нуждались в ремонте. Согласно документам, захваченным германскими войсками в Западном военном округе, среднего и капитального ремонта требовали 80 % арттягачей, а при текущем темпе ремонтных работ приведение их к исправности могло быть закончено не ранее ноября 1943 года.

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: