Погубит ли нас дешевая китайская рабочая сила?

 

– А что это я все слышу разговоры про китайцев? – спросила меня как‑то утром миссис Уилкинс. Обычно мы с ней беседуем кое о чем, пока она накрывает стол для завтрака. Письма и газеты в мою часть Темпла приносят не раньше девяти, поэтому с половины девятого до девяти я весьма рад присутствию миссис Уилкинс. – Говорят, они опять затеяли какую‑то хитрость?

– Иностранец, миссис Уилкинс, – ответил я, – будь он хоть китайцем, хоть кем, всегда задумывает какую‑нибудь хитрость. И разве премудрое провидение не подготовило Англию специально, чтобы расстраивать эти жульнические хитрости? Но о каких именно хитростях вы говорите сейчас, миссис Уилкинс?

– Ну как же, китаец идет сюда – правда же, сэр? – чтобы отнять у нас работу и вырвать изо рта кусок хлеба!

– Ну, не совсем сюда, не в Англию, – объяснил я. – Он направляется в Африку, чтобы работать там на копях.

– Забавная штука, – сказала миссис Уилкинс, – но как послушать некоторые разговоры у нас в квартале, так можно подумать (ну, если не знать тамошних жителей), что работа – это единственная их радость в жизни. Я тут вечерком сказала одному (он называет себя полировщиком меди, хотя, Господь свидетель, единственная медь, какую он полирует, – это монетки, что заработала, но не успела спрятать его несчастная жена)… так вот, я ему и говорю – как бы там ни было, а будет очень умно, если китайцы отнимут у тебя работу. Вот уж я их тогда посмешила!.. – добавила миссис Уилкинс с простительной гордостью. – Ах, – продолжала эта славная леди, – прямо удивительно, до чего малым они готовы довольствоваться. Ну, некоторые. Дай им работящую женщину, чтоб заботилась о них, и раз в неделю выходной с демонстрацией безработных, они больше ничего и не попросят. Вот как тот красавчик, за которого моя сестра Джейн, бедняжка, сдуру вышла замуж. Так тебе и надо, говорила я ей сначала, а уж теперь она и сама поняла. А ведь у нее уже был один хороший муж, так что нечестно ей заполучить еще одного такого, тем более что их слишком мало среди кучи других. Но с нами, вдовами, всегда так: если нам повезет в первый раз, так мы думаем, что это мы такие умные и не можем ошибиться. А если вытягиваем плохую карту, как говорит поговорка, так доказываем, что во второй раз провидение должно все исправить. Да как же, я сама чуть не выставила себя дурой три года назад, не окажись он таким молодцом – зашел ко мне как‑то днем, когда меня дома не было, да и унес мой лучший чайник, в котором лежали два фунта восемь шиллингов; я сама ему о них рассказала в минуту слабости. И после этого ни разу мне больше на глаза не попался. Да благословит его Господь! Он один из этих, что устали, едва на свет появившись, из них, и бедняжка Джейн и сама бы это увидела, если б посмотрела на него, а не только слушала.

Но оно так на всем белом свете, когда ухаживают, что молодые, что старые, уж я‑то вижу, – высказала свое мнение миссис Уилкинс. – Мужчина смотрит во все глаза, а женщина слушает во все уши. Вроде как других чувств у них и не остается. Шла я это вечером домой и наткнулась на него на углу Грей‑Инн‑роуд. Там, как обычно, собралась толпа – смотреть, как итальянцы кладут асфальт в Холлборне, ну и он был в этой толпе. Нашел там единственный фонарь и держался за него, чтоб не упасть.

Я ему и говорю – мол, привет, хорошо, что ты еще не потерял работу. Нет ничего лучше, как за нее держаться, пока не упадешь туда, где тебе и место.

– О чем это ты, Марта? – спрашивает он. Ну, он не из тех, кого можно назвать умником. Никакой сарказм до него не доходит.

– Ну как же, – говорю, – смотрю, ты все не свернул со своей старой дорожки, все ищешь работу. Гляди не столкнись с ней случайно, а то не успеешь увернуться и ушибешься.

– Да это все паршивые иностранцы, – жалуется он. – Погляди на них только.

– Довольно и того, что ты на них любуешься, – говорю я. – А мне нужно привести комнату в порядок да еще пошить часика три, только потом можно спать ложиться. Так что не буду тебе мешать. Но как бы ты не забыл, что такое работа, если не будешь хоть время от времени за нее браться.

– Они сюда приезжают, – говорит он, – и отнимают работу у нас, славных малых.

– А‑а, – говорю я, – бедняжки! Видно, они не женаты.

– Ленивые черти! – возмущенно восклицает он. – Глянь на них, сигареты они курят! Я б такую работу тоже делал, ничего в ней особенного нет. И не нужны нам иностранцы‑язычники, чтобы шлепать гудрон на дорогу.

– Да, – говорю я, – ты всегда мог сделать чужую работу, только не свою.

– Я не могу ее найти, Марта, – вздыхает он.

– Нет, – говорю я, – и не найдешь никогда в тех местах, где ищешь. Работа не висит на фонарных столбах и не валяется на углу улиц. Иди домой, – говорю, – и покрути гладильный каток вместо своей несчастной жены. Он достаточно большой, ты его найдешь даже в темноте…

– Ищет работу! – презрительно фыркнула миссис Уилкинс. – Я заметила, что мы, женщины, находим ее безо всякого труда. Иной раз я думаю, что не отказалась бы потерять ее на денек.

– Но что он ответил, миссис Уилкинс? – спросил я. – Этот ваш приятель, полировщик меди, который затронул вопрос о дешевой китайской рабочей силе?

Миссис Уилкинс не умеет придерживаться заданной темы разговора, а мне было любопытно узнать, что об этом думает рабочий класс.

– Ах, это, – отозвалась миссис Уилкинс, – да ничего он не сказал. Он не из тех, кому есть что сказать. Он из толпы, которая держится сзади и только и делает, что кричит. Но там был и другой, молодой парень с женой и тремя детьми, вот его мне жалко. Ему не везет последние полгода, и, надо заметить, не по его вине. «Дураком я был, – вздыхает он, – когда бросил хорошую работу и пошел на войну. Мне говорили, что я буду сражаться за равные права белого человека. Я думал, это значит, что у нас у всех появятся хорошие возможности, а ради этого стоило и пожертвовать кое‑чем. А сейчас я был бы рад, если б мне дали работу на тех рудниках, чтобы я мог прокормить жену и ребятишек. Это все, о чем я прошу!»

– Это сложный вопрос, миссис Уилкинс, – сказал я. – Если верить владельцам рудников…

– Ах! – воскликнула миссис Уилкинс. – Эти владельцы рудников, они вовсе не кажутся людьми, каких можно назвать популярными, правда? Но я думаю, они вовсе не такие плохие, какими их рисуют.

– Некоторые люди, миссис Уилкинс, – ответил я, – рисуют их только черной краской. Это те, кто считает, что южноафриканский владелец рудников вообще не человек, а своего рода демон из пантомимы. Возьмите Голиафа, кита, проглотившего Иону, наименее уважаемых граждан Содома и Гоморры в наихудшем их варианте, Синюю Бороду, королеву Марию Кровавую и морского змея – точнее, возьмите самые ужасные качества всех этих персонажей и перемешайте их. В результате получите южноафриканского владельца рудников, монстра, который охотно поддержит фирму, выставившую на рынок новый мясной экстракт, приготовленный исключительно из новорожденных младенцев, да еще и придумает план, как законным образом обобрать вдову и сироту.

– Я слышала, что они очень скверные, – сказала миссис Уилкинс. – Но ведь и все мы покажемся такими, если послушать, что про нас говорят другие люди.

– Совершенно верно, миссис Уилкинс, – согласился я. – Если слушать только одну сторону, до правды ни за что не доберешься. С другой стороны, есть и такие, кто решительно утверждает, будто южноафриканский владелец рудников – это своего рода духовное создание, сплошь сердце и чувствительность, кого против своей воли обрушили, если можно так выразиться, на землю в результате перепроизводства высшего класса архангелов. Число архангелов наилучшей отделки превысило потребность рая; излишки спустили на землю в Южной Африке и заставили стать владельцами шахт. Не то чтобы эти небожители с немецкими именами сами интересовались золотом. Единственное их желание во время своего земного паломничества – это осчастливить род человеческий. В этом мире ничего нельзя получить без денег…

– Это верно, – вздохнула миссис Уилкинс.

– Но за золото можно получить все. У архангела‑рудниковладельца есть цель – обеспечить мир золотом. Зачем людям утруждаться, выращивать овощи и изготавливать вещи? Давайте‑ка, говорят эти архангелы, временно поселимся в Южной Африке, добудем и распределим по всему миру много‑много золота, и тогда мир сможет купить все, что захочет, и будет счастлив… Возможно, в этих доводах есть изъян, миссис Уилкинс, – допустил я. – Я не утверждаю, что это последнее слово по данному вопросу. Просто цитирую точку зрения южноафриканского владельца рудников, который считает себя непонятым благодетелем человечества.

– Мне кажется, – произнесла миссис Уилкинс, – что они обычные христиане, как и мы с вами, и хотят как можно лучше устроиться сами, не особенно интересуясь остальными.

– Я склонен думать, миссис Уилкинс, – заметил я, – что вы не далеки от истины. Один мой друг год назад очень горько высказывался по вопросу дешевой китайской рабочей силы. Но чуть позже скончался его дальний родственник и оставил ему на двадцать тысяч акций южноафриканских рудников. Теперь мой друг думает, что протестовать против китайцев – это узколобость, ограниченность и вообще идет против всех религиозных учений. Он купил себе сокращенное издание учения Конфуция и рассказывает мне, что в китайской этике много облагораживающего. От него я узнал, что китайцы, привезенные в Южную Африку, спасут эту страну. Благородные китайцы дадут несчастному белому человеку наглядный урок, демонстрируя, как добродетельны воздержание, бережливость и смирение. Я также полагаю, что и сами благородные китайцы извлекут из этого неоценимую пользу. Христианский миссионер соберет их всех в кучу, если можно так выразиться, и вдохновит высшей теологией. И получается, что это один из тех редких случаев, когда все получат выгоду, причем не за чей‑то счет. Всегда жаль упустить такую редкую возможность.

– Ну, – произнесла миссис Уилкинс, – я против китайца ничего плохого сказать не могу. А что до того, что он язычник, так если ты бросаешь камни в церковь, как говорится в поговорке, это еще не делает тебя христианином. Видывала я христиан, которые не сильно себе напортят, если и поменяют религию. А что до чистоплотности, так знавала я одну чистоплотную христианку, и та была прачкой. В вагоне третьего класса на праздник я лучше сяду рядом с китайцем, чем с некоторыми из них!..

Мне кажется, – продолжала миссис Уилкинс, – что мы взяли в привычку слишком много говорить о грязи у других людей. Лондонский воздух не помогает сохранить одежду чистой, а ведь порядочно людей считают, что помогает. То и дело наталкиваешься на свободнорожденных британцев, кого я не взялась бы отчистить за шиллинг со своим мылом.

– Это всеобщая слабость, миссис Уилкинс, – объяснил я. – Поговоришь, например, с путешественником‑французом, так он с удовольствием будет сравнивать парижского ouvrier [37] в его синей блузе с внешним видом лондонского рабочего – в пользу парижанина, разумеется.

– Я думаю, они правы со своей колокольни, – сказала миссис Уилкинс, – но все‑таки мне кажется немного неверным, что если наши собственные рабочие хотят трудиться (после всего, что они сделали, чтобы добыть нам эти рудники), им эту работу не дают.

– И опять, миссис Уилкинс, очень сложно прийти к справедливому заключению, – сказал я. – Владелец рудников, если верить его врагам, ненавидит британского рабочего в силу собственных природных инстинктов, которые злобные создания испытывают по отношению к благородным и добродетельным. Он готов нарваться на неприятности и пойти на расходы, лишь бы досадить британскому рабочему и не пустить его в Южную Африку. А если верить его друзьям, владелец рудников отказывается от белых рабочих по двум причинам. Первое и главное – это труд не из приятных; владельцу рудников отвратительна мысль, что его возлюбленный белый брат будет выполнять тяжелую работу в шахте. Благородный белый человек не должен унижать себя такой работой, это неправильно. Во‑вторых, труд белого человека стоит слишком дорого. Если за добычу золота людям придется платить столько же, сколько за добычу угля, шахты прекратят работать. А мир потеряет все то золото, которое владелец рудников так стремится ему даровать.

Владелец рудников, следуя собственным склонностям, завел бы себе небольшую ферму, стал выращивать картофель и жить прекрасной жизнью – может, немного писать стихи. Но, раб своего чувства долга, он прикован к благотворительному труду – золотым рудникам. Если мы будем его беспокоить и ему мешать, есть опасность, что он на нас рассердится, прикажет заложить свою огненную колесницу, да и вернется туда, откуда появился.

– Ну, он же не сможет забрать с собой золото туда, куда отправится? – возразила миссис Уилкинс.

– Вы так рассуждаете, миссис Уилкинс, будто золото более ценно миру, чем владелец рудников, – сказал я.

– А разве нет?! – воскликнула миссис Уилкинс.

– Это новая мысль, миссис Уилкинс, – ответил я, – и она нуждается в обдумывании.

 

© Перевод И. Зыриной

 

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться: