Укреплять роль и государства, и рынка

 

Одним из главных положений послания Президента России Федеральному собранию в июле 2000 года стало требование об усилении, а не об ослаблении роли государства в экономической жизни России. «Наша позиция, – говорил В. Путин, – предельно ясна: только сильное и эффективное демократическое государство в состоянии защитить гражданские, политические, экономические свободы, способно создать условия для благополучной жизни людей и для процветания нашей Родины».

Эта позиция – единственно разумная, и не только для России. Полной свободы рынка не было в Европе ни в XIX, ни в XX веке. Ни в одной стране мира «невидимая рука рынка» никогда не являлась главным фактором развития, а государство никогда не играло роли всего лишь «ночного сторожа». Людвиг Эрхард, деятельность которого в области экономики послевоенной Западной Германии В. Путин считает почти образцовой, отмечал, что «современное и сознающее свою ответственность государство просто не может себе позволить еще раз вернуться к роли “ночного сторожа"». Самые выдающиеся экономисты XX века прибегали обычно к другому сравнению – говорили о роли руля и паруса.

О месте и роли государства в современной российской экономике я уже писал в начале этой главы. Однако некоторые важные стороны проблемы нуждаются в дополнительных пояснениях. Парадокс современной ситуации в России состоит в том, что только путем усиления государственного регулирования можно укрепить и развить в стране здоровые рыночные механизмы, включая частную инициативу и частную собственность. Идея о том, что, удалив государство из экономики, мы откроем шлюзы для бурных потоков хозяйственной инициативы, побудив миллионы и миллионы людей к активной рыночной самодеятельности, – это ложная идея, которая быстро поблекла при столкновении с действительностью. Шлюзы открыли, но мелкие ручейки живой и чистой воды смешались с потоками грязной, а то и ядовитой жидкости.

Чудо нэпа начала 20‑х годов не повторилось в начале 90‑х. Тогда в разрушенной Гражданской войной России еще сохранялись многомиллионный слой мелкой городской буржуазии, десятки миллионов мелких, средних и богатых крестьян‑собственников. Это была стихия, которая, по словам Ленина, «ежедневно и ежечасно рождала капитализм». Но именно эта пружина мелкотоварного производства, которая после отмены «военного коммунизма» стала распрямляться и толкать вперед российскую экономику, была сломана в 30‑е годы, и восстановить ее оказалось невозможным. В стране возникли другая экономика, другие мотивы труда, социальный состав населения стал совершенно другим. Остатки частной инициативы сохранились только в сфере услуг и торговли, да и то лишь в форме «теневой» экономики. Вся структура народного хозяйства, его научное обеспечение, подготовка кадров, транспорт, снабжение, система городов, энергетика, оборона страны – все было ориентировано не на частное, а на крупное государственное и кооперативное производство.

В СССР осталось очень мало людей не только способных, но и желающих вести частное производство. На протяжении 70 лет у нас велась последовательная и жестокая война с «частником». Эти репрессивные кампании, продолжавшиеся даже при «раннем» Горбачеве, не могли не повлиять на сознание народа. Каток государства так часто и сильно давил и утюжил частное производство и частную инициативу, что это поле перестало плодоносить. Конечно, отдельные ростки пробились и через почти бесплодную почву. Появившиеся в последние десять лет в России новые частные промышленные предприятия произвели в 2001 году не более 4 процентов от всего объема промышленного производства. Еще менее заметными были частные фермы в деревне; они давали в 2000 и 2001 годах около двух процентов всей сельскохозяйственной продукции. Гораздо больше здесь тех, кто был вынужден свернуть свое производство.

Более быстрое и эффективное развитие частного сектора происходило, как известно, в сфере торговли и услуг. В советское время эти отрасли экономики были плохо развиты, и частная инициатива получила здесь большой простор. К тому же здесь можно было обходиться без больших вложений и быстрее оборачивать вложенные средства. Для солидных инвестиций в промышленность и сельское хозяйство у российских граждан просто не было необходимых средств, а строить капитализм без капиталов еще никто не научился. Попытка радикал‑реформаторов изменить ситуацию путем поспешной и почти бесплатной приватизации крупных государственных предприятий очень редко приводила к улучшению работы этих предприятий. Гораздо чаще происходило создание не эффективного частного сектора промышленности, а псевдорыночных финансово‑промышленных групп с мафиозной системой управления.

Нельзя отрицать частную собственность, но нельзя и преувеличивать ее значение как принципа и стимула в экономике. Весьма эффективной может быть во многих случаях и коллективная собственность. Но можно привести немало примеров и такого развития событий, когда работа тех или иных предприятий становилась эффективной только с приходом сюда иностранного собственника.

В российской печати было опубликовано немало материалов, из которых следует, что переход крупных предприятий в руки частных собственников существенно улучшил их работу. Однако апологеты частного производства часто путают следствие и причины. Ибо частный капитал идет как раз в те отрасли, где он рассчитывает на получение быстрой и большой прибыли. Нефтяные отрасли в России поднялись в последние годы вовсе не благодаря частной форме собственности, скорее наоборот: частный капитал пришел сюда именно потому, что здесь ожидался большой и быстрый доход при минимальных вложениях. А кто будет поднимать в России заводы и фабрики, где средняя норма прибыли не так велика, как в нефтяной отрасли или в табачной промышленности?

В российской печати можно найти немало и таких материалов, из которых следует, что переход крупных фабрик и заводов в частные руки приводил не к улучшению, а к ухудшению экономических показателей работы этих предприятий. Сама поспешность приватизации крайне негативно отражалась на работе многих крупных промышленных объединений, перешедших из рук государства в частные руки. Серьезные обобщения и убедительные сравнительные исследования на этот счет возможны лишь при изучении большого числа предприятий разных отраслей и разных регионов на протяжении длительного времени. Но уже сейчас, подводя итог множеству публикаций, можно сделать предварительный вывод: лучшие результаты работы демонстрировали в 1995 – 2000 годах те объекты, которые перешли на рыночную ориентацию, но сохранили элементы государственного регулирования, а также предприятия, у которых сохранилось преимущественно государственное управление, но с элементами рыночных отношений. На таких фабриках и заводах стимулы и возможности проявления личной инициативы и предприимчивости появились не только для директорского корпуса, но и для инженеров, конструкторов, начальников цехов, части рядовых рабочих. Работать кое‑как было теперь никому не выгодно.

Нельзя не сказать и о том, что российские радикал‑реформаторы, провозгласив свободу и святость частной собственности и частной инициативы, очень мало заботились о необходимой помощи новым для нашей страны формам предпринимательства, о необходимых правовых гарантиях, разумных налогах.

Мелкий и средний предприниматели оказались по существу беззащитными, и не только перед стихией рынка. Во многих случаях на смену государству в экономику пришла не «невидимая рука рынка», а вполне осязаемая и жестокая рука криминального мира и коррумпированного чиновничества. Организованные преступные группировки распространили свое влияние не только на сеть мелких ларьков, но на целые отрасли промышленности и торговли, на банки и транспортные системы, даже на целые регионы Российской Федерации. Обороняясь от криминального мира, многие стабильно работающие частные и акционерные предприятия создавали мощные охранные структуры, возглавляемые отставными генералами и офицерами КГБ и МВД СССР. Предприятия, которые не смогли создать такие системы безопасности, вынуждены были платить постоянную, обременительную и унизительную дань чиновникам и криминальным структурам. Это беспокоило и наших зарубежных партнеров.

Все эти вопросы можно решать после тщательной экспертизы реального положения дел, а не на основе отвлеченных рассуждений о рынке. Переход российской экономики к рыночным отношениям по большому счету только начинается; я уверен, что он никогда не будет таким полным, как в США или странах Западной Европы. И в данном случае мы должны следовать не догмам ультралибералов, а соображениям здравого смысла. В России еще не появилось многих важнейших структур рыночной экономики и опыта, которые создаются не решениями правительства или президента, а десятилетиями работы. У нас нет настоящего рынка капиталов, нет свободного рынка рабочей силы. В рыночные отношения не включена и большая часть земельных угодий.

Этот список можно продолжить на нескольких страницах. Поэтому только при углублении, расширении и укреплении государственного регулирования в экономике в России возможно углубление, расширение и укрепление здоровых рыночных отношений.

В условиях созданного в России в начале 1990‑х годов псевдорынка обрушились многие отрасли советской экономики, например сельскохозяйственное машиностроение и станкостроение. Нам говорили, что нет смысла жалеть или спасать эти малоэффективные производства. Однако многое в этом крахе не было естественным результатом здоровой конкуренции. Российским машиностроителям не дали использовать для модернизации производства те возможности, которые у них имелись. У России с ее огромными посевными площадями потребности в сельскохозяйственной технике настолько велики и многообразны, что здесь могли бы найти применение и разумное использование как более производительные и высококачественные импортные машины, так и гораздо более дешевые, а часто и лучше приспособленные к российским условиям машины отечественные. Но у российских машиностроителей фактически конфисковали оборотные средства, а сельское хозяйство лишили кредитов, что привело к упадку не только сельскохозяйственное машиностроение, но и отечественное сельское хозяйство в целом. Общего упадка удалось избежать лишь части отечественного автомобилестроения, так как у многих граждан России со средним уровнем доходов сохранилось не только желание, но и возможность покупать не слишком дорогие автомобили.

В России не были созданы разумные механизмы для перетока капиталов от менее эффективных к более эффективным предприятиям в пределах отрасли или региона. Зато появилось множество механизмов для укрытия капиталов или увода их за границу – и притом в личную собственность разного рода темных личностей. Резко сократились в 1990‑е годы финансовые потоки, которые шли ранее на содержание армии, военную технику, разведку, службы безопасности. Но куда делись сэкономленные ресурсы? Почему прекращение щедрой помощи десяткам стран Азии, Африки и Латинской Америки не увеличило финансовых возможностей новой России, но, напротив, сопровождалось быстрым ростом ее внешней задолженности? А куда исчезли средства, которые шли ранее на содержание аппарата КПСС, идеологическую работу, комсомол, содержание цензуры?

Огромные богатства оказались разворованными, разрушенными, увезенными за границу, использованными неэффективно. Удивительным был у нас в стране период «первоначального накопления»!

Российская экономика не разрушилась окончательно не благодаря либеральным реформам и рынку, а благодаря экспорту энергоресурсов и другого сырья по тем направлениям, которые были определены еще в 1960 – 1970‑е годы. В сущности, это продолжение прежней советской политики. Только во времена Брежнева нефтедоллары шли главным образом на расширение громадной военной машины Советского Союза, а во времена Ельцина эти же нефтедоллары обогащали немногих олигархов, влиятельных чиновников, отдельных региональных лидеров, а также давали возможность во много раз увеличить привилегии новой элиты. В это же время существенно сократилась разведка новых месторождений, далеко не везде улучшалось техническое оснащение промыслов.

Сырьевые отрасли, металлургия и прежде всего топливно‑энергетический комплекс (ТЭК), несомненно, будут оставаться основой российской экономики и на ближайшие десять лет, а может быть, и на более длительный период. В числе десяти самых крупных компаний по объему реализации продукции можно было видеть в 1998 и 1999 годах «Газпром», РАО «ЕЭС России», «ЛУКойл» и еще пять нефтяных компаний, а также «Норильский никель» и «АвтоВАЗ». Эти же компании доминировали и в списках самых крупных по их рыночной стоимости.

По объемам прибыли в десятку самых успешных компаний входили «Алмазы России – Саха» и «Северсталь». Однако немалая прибыль, полученная в сырьевых отраслях, почти не шла в другие отрасли народного хозяйства. Только в 1991 – 1996 годах доля машиностроения в общем объеме промышленного производства снизилась с 31 до 16 процентов, доля легкой промышленности упала с 12 до 2 процентов. Вдвое снизилась в ВВП доля сельского хозяйства. В общем объеме инвестиций доля машиностроения упала с 10 до 5 процентов, сельского хозяйства – с 32 до 10 процентов, а доля сырьевого сектора возросла с 10 до 46 процентов[196]. Некоторые экономисты считали все это не признаком деградации, а признаком здорового развития российской экономики. В статье «Вывоз сырья – это не стыдно» Владимир Попов заявлял, что России нет смысла увеличивать субсидии в сельское хозяйство и в отрасли вторичной обработки или давать кредиты промышленности за счет «нещадной эксплуатации сырьевого сектора». Нужно не восстанавливать машиностроение и другие «мертворожденные промышленные комплексы», а развивать более сильные сырьевые отрасли[197].

Это не просто ошибочная, но откровенно колониалистская идеология, неприемлемая для России. Российское сырье – дорогой продукт, и форсировать его производство на экспорт неразумно, надо что‑то оставить и для внуков. Наши сырьевые отрасли могут дать работу и хлеб лишь небольшой части граждан. Большая часть предприятий этой отрасли расположена в отдаленных районах России. В общем объеме российского экспорта сырье составляло в 1996 году 70 процентов, в объеме материального производства – 30 процентов, а во всем ВВП – только 15 процентов. Но в этих отраслях было занято около трех миллионов человек или 5 процентов всех работающих[198].

Природные ресурсы России исключительно велики, это известно. Только пятьдесят видов имеющихся в стране полезных ископаемых – разведанных, подсчитанных и переданных на баланс, оценивались экспертами (в ценах 1992 года) в 30 триллионов долларов. Нигде в мире нет таких крупных запасов древесины, пресной воды, просто чистого воздуха. Экономическая отсталость и бедность населения России – это упрек всем лидерам страны в XX веке, в том числе – «реформаторам» 90‑х годов.

Природные ресурсы России – это народное достояние, и они не могут быть предметом приватизации. Эти ресурсы велики, но не безграничны, и потому их реализация должна служить подъему всей российской промышленности и сельского хозяйства, развитию науки и наукоемких отраслей, системы образования и культуры. Обеспечить все это – обязанность государства. Между тем в обнародованной части экономической программы Г. Грефа отсутствовал раздел о государственном регулировании базовых отраслей народного хозяйства страны и в первую очередь ТЭКа. Именно это вызывало резкую и вполне справедливую критику.

Еще до 17 августа 1998 года рынок стал поворачивать экономику России в сторону обрабатывающих отраслей. В 1997 – 1998 годах в число двадцати лидеров по темпам роста вошли два предприятия авиационной промышленности, судостроительный завод «Красное Сормово», пивзавод «Балтика», фармакологическая фирма «Ферейн», ЗИЛ, Волжский трубный завод, Башкирский никелевый завод, два шинных завода, Ленинградский металлический завод. Это здоровая тенденция, которая сохранилась и в 1999 – 2000 годах, когда в число лидеров по этой же номинации вышли «КамАЗ», автозавод «Москвич», «Пермские моторы», «Донской табак» и др. Однако вызывает озабоченность тот факт, что и в последние годы продолжали топтаться на месте или даже регрессировать самые перспективные предприятия из числа тех, которые принято называть наукоемкими, или предприятиями с высокими технологиями, включая, конечно, и заводы оборонной промышленности.

Это особая тема, которая привлекла в последние два года пристальное внимание российской печати, а также вызвала озабоченность Президента Российской Федерации В. В. Путина. «Мы проигрываем, – отмечал Путин, – в конкуренции на мировом рынке, все более и более ориентирующемся на инновационные сектора, на новую экономику знаний и технологий». Проигрыш особенно досаден, потому что еще в 1980‑е годы во многих наукоемких отраслях Советский Союз почти ни в чем не уступал Западной Европе и США, а в некоторых отраслях производил продукцию не только на уровне мировых стандартов, но порой выше, и притом значительно дешевле. Однако большая часть таких отраслей была связана в СССР с интересами Вооруженных сил, а стало быть, с высоким уровнем государственного регулирования и секретности. Ни поддержание этих отраслей, ни развитие, ни конверсия не были возможны без помощи государства, которое неожиданно быстро (и без достаточных оснований) устранилось от выполнения своих обязательств.

Позиции России в науке, наукоемких отраслях и области высоких технологий еще очень сильны и сегодня, хотя и не по всем направлениям. В России продолжают существовать и работать более шестидесяти «наукоградов», уникальных научно‑производственных и образовательных центров, многие из которых были созданы тяжелым трудом заключенных в 40 – 50‑е годы для производства ядерного оружия и ракетной техники, космических исследований, изучения биологических и радиобиологических проблем, а также для отдельных фундаментальных научных разработок. Некоторые из этих центров уже сумели приспособиться к условиям рыночной экономики, но другим должно помочь государство.

Россия имеет очень сильные позиции в ядерной энергетике и во всей космической отрасли. Даже американские корпорации запускают в космос некоторые из своих спутников при помощи российских ракет. После катастрофы американского космического челнока и гибели семи астронавтов Соединенные Штаты вынуждены были приостановить в 2003 году свои полеты к МКС. Запуски новых экипажей к международной космической станции осуществляла в том году только Россия. Наша страна остается лидером в некоторых отраслях авиастроения, как военного, так и гражданского. Однако именно в самолетостроении Россия оказалась в трудной ситуации, разумный выход из которой требует активной помощи государства.

Время для разрешения острого противоречия еще не упущено полностью, но найти выход можно только при помощи государства, которое не должно мириться с разрушением одной из самых важных для страны отраслей промышленности. Нелепо ссылаться в данном случае на законы рынка, ибо производство больших самолетов, так же как и крупных морских судов или подводных лодок, не может базироваться только на примитивно понятых принципах рыночной экономики.

В России разрабатываются и производятся некоторые виды лазеров, которые превосходят западные образцы. По мнению специалистов, Россия находится на мировом уровне в таких областях, как создание новых материалов, каталитическая химия, биотехнология, прикладная математика и программирование, технология добычи и переработки сырья, сверхпроводниковые и лазерные технологии, нетрадиционная энергетика, электроника, микроэлектроника.

Некоторые проекты в перечисленных областях Россия в состоянии сегодня разрабатывать самостоятельно, но может работать в кооперации с западными компаниями на взаимовыгодных условиях. За последние два года в российской печати появилось много материалов об уникальных и коммерчески перспективных разработках российских ученых из Москвы, Дубны, Санкт‑Петербурга, Новосибирска, Челябинска и многих других городов. Несмотря на то, что из России уехало в 1990‑е годы около миллиона ученых и инженеров, эксперты считают, что и сегодня в России работает примерно 12 процентов всех ученых и инженеров‑разработчиков мира (в Соединенных Штатах – 25 процентов). «Предприниматели из реального сектора, – говорил ученый‑разработчик из Новосибирска Игорь Кузнецов, – которые первыми получат доступ к высоким технологиям, смогут вырваться вперед на многие десятилетия, оставив позади менее прозорливых конкурентов, вкладывающих деньги в переработку сырья»[199].

Разумеется, и во всех этих делах по развитию и поощрению промышленности новых технологий нужно адресоваться не только к предприимчивым ученым, но и к государству, которое является собственником большинства наукоемких производств и научных центров. Некоторые из самых авторитетных специалистов в области оборонного и высокотехнологичного производства предупреждают, что у России есть еще не более пяти‑шести лет для того, чтобы эффективно поддержать и продвинуть вперед эти отрасли. Многое держится здесь пока еще на старых кадрах, на традициях, на научном оборудовании, которое не обновлялось с конца 1970‑х годов.

Как известно, Индия в своих программах экономического развития сделала ставку на развитие информационных технологий и уже добилась в этой области впечатляющих результатов. Но у России стартовые условия для такого рывка в информационных технологиях даже лучше, чем они были несколько лет назад в Индии. Многие молодые ученые, уехавшие из России, готовы вернуться, если государство и компании проявят к ним внимание и конечно же обеспечат приемлемой заработной платой. Даже Сталин резко повысил ассигнования на науку и на оплату труда ученых в трудном для страны 1946 году, что обеспечило в послевоенные годы мощный подъем многих отраслей науки.

Российская наука уступает сегодня только науке США, но она остается для нашей страны мощным ресурсом и показателем ее конкурентоспособности на мировой арене в XXI веке. Подробно разобрав и проанализировав ситуацию в национальной научно‑промышленной политике России, два ведущих эксперта в этой области А. В. Долголаптев и В. А. Рубанов писали: «Сегодня в мире существуют только две страны – США и Россия – с развернутой в полном объеме фундаментальной наукой, определяющей скорость развития современных обществ по стратегическим направлениям. Проблема упирается не в отсутствие ресурсов достойного развития, а в недееспособность субъектов научно‑промышленной политики, в слабость политической воли государства и общую деморализацию общества, которому привит в последнее время комплекс “исторического неудачника"»[200].

Я перечислил выше лишь некоторые из проблем, которые должно было решать новое руководство России, возглавляемое Владимиром Путиным. Огромным тормозом для текущей работы, а не только для продолжения реформ была гигантская внешняя задолженность России, которая образовалась из‑за крайне неэффективной работы как правительства, возглавляемого Е. Гайдаром, В. Черномырдиным и другими соратниками Б. Ельцина, так и последних советских правительств, работавших под руководством М. Горбачева и Н. Рыжкова. К январю 2000 года, когда Владимир Путин занял пост Президента Российской Федерации, ее внешний долг приближался к 160 миллиардам долларов, и только в качестве процентов Россия должна была отдавать своим кредиторам до 10 миллиардов долларов в год.

Российское правительство в 1990‑е годы крайне неэффективно использовало возможности сотрудничества со странами СНГ. Не использовались в полной мере ни возможности регионов, ни возможности международного сотрудничества – как со странами Запада, так и со странами Востока. Огромная страна напоминала потерпевший кораблекрушение лайнер, который остался на плаву, но был серьезно поврежден.

«Россия никому не нужна в этом мире», – заявил еще в 1998 году один из бывших российских министров из окружения Е. Гайдара и А. Чубайса. «Без России Европа – инвалид», – сказал в том же году один из министров французского правительства. Богатый фермер из Израиля взял в аренду в Подмосковье 1700 гектаров сельскохозяйственных угодий и создал процветающую молочную ферму. «Где бы еще я мог работать с таким размахом!» – ответил он на вопрос о своих мотивах. Дж. Рокфеллер, познакомившись с туристическими возможностями Золотого кольца в центре России, был поражен. «Я богатый человек, – сказал американский магнат. – Но если бы я мог работать в вашей стране, я за три года удвоил бы свое состояние». В это же время в Санкт‑Петербурге, городе Петра и Октябрьской революции, американские корабли разгружали тысячи тонн благотворительной помощи для России...

Известный российский ученый, математик, эколог и политолог академик Никита Моисеев, умерший в начале 2000 года, являлся автором многих экономических проектов, в том числе и в области международного экономического сотрудничества. Эти проекты, однако, были отвергнуты или оставлены без рассмотрения во времена Ельцина и Черномырдина. В одной из своих последних статей под выразительным заголовком «Агония» Н. Моисеев писал, что у России почти не осталось шансов для перехода от компрадорского латиноамериканского пути развития на путь независимого развития, подобный японскому.

«Я не могу быть сегодня оптимистом, – писал ученый. – Да, у нас есть шансы, но я уже не верю в то, что они будут использованы. И для моего пессимизма есть достаточно оснований, ибо для использования наших шансов необходим соответствующий интеллектуальный уровень руководства и его способность заменить политиканство и цели личного эгоизма искренним стремлением послужить отечеству и собственному народу. Необходимо, чтобы кремлевское руководство было способно осознать ситуацию и потенциальные возможности России. Но трудно представить себе, что на этом уровне в ближайшее время появятся фигуры масштаба де Голля. Необходим высокий уровень доверия нации к кремлевскому руководству. Но трудно поверить, что он возникнет в обозримое время. Необходима, наконец, партия, обладающая соответствующей программой и пользующаяся авторитетом в широких кругах народа. Но такой партии сегодня нет, и трудно ожидать, что она может возникнуть в ближайшие годы. Вот почему оптимистический сценарий нашего развития мало реален»[201].

С тех пор как эти слова были опубликованы, прошло очень мало времени, но ситуация в России изменилась – и существенно. В Кремле появилось руководство, которое оказалось способным осознать ситуацию и возможности России; им движет искреннее стремление послужить народу и Отечеству. В Кремле появился лидер, который сумел завоевать высокий уровень доверия нации и который прямо говорит о примере де Голля. В стране начался поворот от политиканства к осознанной и последовательной национальной политике. Нет еще партии и программы, которые пользовались бы авторитетом и поддержкой в широких слоях народа. Но и эта задача уже осознана и начала успешно решаться в последнее время.

 

⇐ Предыдущая20212223242526272829Следующая ⇒

Поделиться: