Танки KB в переломный период войны

 

Тяжелый танк KB проектировался, как известно, для прорыва мощных оборонительных линий, насыщенных противотанковой артиллерией. При атаках танков противника KB уверенно мог вступать в единоборство с любой вражеской машиной, обладая всеми боевыми преимуществами.

Тяжелые танки KB были исключительно популярны в народе. Их часто изображали на плакатах и открытках, танкам присваивали имена, как кораблям. Известны случаи присвоения танкам KB почетных наименований. Так, приказом командира 42-й гвардейской тяжелой танко-самоходной бригады танку KB № 5 было присвоено имя «Бобрук» в честь героически погибшего старшего лейтенанта А. И. Бобрука. Решением командира 27-го отдельного танкового батальона лучшему экипажу танка KB перед боем было присвоено почетное наименование «Илья Муромец». Эта машина под командованием младшего лейтенанта Закира Юсупова прошла большой путь. В 1942 г. о подвигах экипажа «Ильи Муромца», уничтожившего много вражеских танков, орудий и другой техники, писала «Комсомольская правда». Газеты и журналы военной поры часто печатали снимки боевых машин, на которых четко читались гордые имена: «Суворов», «Кутузов», «Багратион», «Иван Папанин», «Челябинский комсомолец», «Московский колхозник», «Московский осоавиахимовец», «Дзержинец»… Военная пресса часто писала и о трудовых делах танкоградцев, будни которых были наполнены героическим и самоотверженным трудом. Они преодолевали трудности начального периода. Сборочный и сдаточный цехи постоянно заполнялись деталями, узлами, механизмами и готовыми машинами. Однажды, вспоминает М. Д. Козин, в сдаточном цехе накопилось столько собранных машин, что механиков-водителей для их обкатки на танкодроме не хватало. Создавалось весьма тяжелое положение. Партийный комитет посоветовался с лучшими механиками-водителями ленинградцами Н. А. Варламовым, В. М. Ляшко и К. И. Ковшом, сообща прикинули имеющиеся возможности и решили организовать социалистическое соревнование за ускоренную сдачу танков, привлекая к этому делу опытных рабочих, мастеров, инженеров. Время считали на минуты, стремясь каждое мгновение использовать для ускорения выпуска продукции. Это патриотическое движение приняло тогда конкретную форму почасового соревнования. На видных местах висели доски показателей, куда каждый час заносилась выработка соревнующихся друг с другом рабочих. Этот почин вскоре вышел за пределы сдаточного цеха и охватил весь Танкоград.

Одним из важнейших итогов невероятно трудного для нас начального периода войны явился разгром немецких войск под Москвой. К началу активных действий в декабре 1941 г. в распоряжении командующего Западным фронтом имелось 670 танков разных типов, в том числе тяжелые танки Т-35. Эти машины длиною до десяти метров с тремя пушками и четырьмя пулеметами взаимодействовали с танками KB и «тридцатьчетверками». Это был последний выход танков Т-35 на поле боя: слишком слаба была их броня и низки ходовые качества. A KB, оснащенные противоснарядной броней, действовали в контрнаступлении под Москвой подобно всесокрушающему тарану и часто решали исход боя.

В военной литературе имеется немало свидетельств того, как хорошо овладевшие танком экипажи добивались выдающихся успехов даже тогда, когда действовали лишь одиночные машины. Генерал армии Е. Ф. Ивановский в своих воспоминаниях пишет:

«Коротко хочу рассказать о боевых делах экипажа танка KB, которым командовал Виктор Ермолин, потомственный челябинский рабочий. Кстати, весь его экипаж состоял из тракторозаводцев Челябинска: наводчик Владимир Ласауц, механик-водитель Николай Чунихин, стрелок-радист Степан Мельников. Выдвинувшись по мелколесью на своей 50-тонной крепости вперед, Ермолин обнаружил на окраине деревни Хомяки немецкую противотанковую батарею… Связаться по радио с командиром роты не удалось, и Ермолин самостоятельно принял решение:

— Рванем наискосок по полю, навалимся на их позиции с фланга.

— Понял, командир, — бодро откликнулся механик-водитель Чунихин, включая скорость.

Двинулась, пошла, набирая ход, машина. Немцы развернули два орудия, открыли огонь, но поздно. KB ворочался, топтал на огневой позиции гитлеровских артиллеристов, давил гусеницами орудия и прислугу, ну, право же, как мамонт, немцы так и называли его — „мамонт“».

Генерал-полковник танковых войск В. С. Архипов в своей книге «Время танковых атак» рассказывает о том, как их, боевых танкистов, начинавших войну на легких танках Т-26, радовал даже внешний вид новых танковых батальонов, оснащенных танками КВ. «…Грозный профиль, мощная броневая защита, башня с 85-мм пушкой. Каждый танкист, повидавший в деле тяжелый танк KB… мечтал получить такую машину в свое распоряжение».

5 марта 1942 г. газета «Красная звезда» приводила выдержки из немецкой инструкции, озаглавленной «Борьба с тяжелыми русскими танками». В ней, в частности, говорилось: «Тот факт, что противник применяет тяжелые танки, которые не могут быть подавлены немецкими танками, заставляет искать выход из этого положения…» Какой же выход рекомендовали авторы инструкции? «Создание пехотных ударных отрядов, вооруженных гранатами, фугасами и средствами поджога сверхтяжелых танков» (так в немецких документах назывались танки КВ).

В очерке, опубликованном в газете «Красная звезда» 12 марта 1942 г., описываются действия одного из таких отрядов. В ходе боя вражеский снаряд разбил ведущее колесо на танке КВ. Машина остановилась, немцы долго еще продолжали обстреливать ее из противотанковых орудий, но ни одним снарядом не смогли пробить броню. Тогда к танку (в соответствии с немецкой инструкцией) поползла группа немецких пехотинцев с гранатами и зажигательными средствами в руках. Но недаром пулеметы на танке КВ установлены так, чтобы обеспечивать обстрел всех подходов к машине. Двое суток, пока не подоспела помощь, экипаж находился в осаде, ни днем ни ночью не подпуская немецких солдат с гранатами и факелами. И такие случаи были не единичны. Имеется свидетельство о том, что на Крымском фронте экипаж танка КВ под командованием лейтенанта Тимофеева выдержал 17-суточную осаду[99].

Но не только неуязвимостью и способностью к ведению боя в любых условиях отличался танк КВ. Воевавшие на нем танкисты знают немало примеров высоких боевых качеств, показанных ходовой частью машины.

Во время одного из рейдов по тылам врага колонна наших танков, в которой находилось несколько КВ, вступила в лес. Впереди — сплошное бездорожье и довольно плотное мелколесье.

— Стоптать лес и открыть батальону путь — это, по-моему, по плечу вашим КВ, — обратился командир батальона к лейтенанту Астахову, возглавлявшему группу тяжелых танков.

Корпусом и гусеницами начали КВ подминать под себя лесную чащу, будто это огородный плетень. Путь батальону был проложен…

После 1941 г. расчеты гитлеровского руководства провести молниеносную войну против СССР имеющимися запасами боевой техники и восполнять потери за счет текущего производства катастрофически проваливались. Военной промышленности Германии пришлось срочно приспосабливаться к потребностям длительной войны, существенно увеличивая производство вооружений, особенно бронетанковой техники и противотанковой артиллерии.

Конструкторы Танкограда изыскивали пути усиления бронирования тяжелых танков, а фронт требовал все больше и больше машин, способных выдержать огонь возрастающей мощи вражеской артиллерии. В этих условиях принимались решения экранирования лобовой брони без увеличения общей массы машины, с сохранением ее подвижности и маневренности. Изучались и другие пути… Вспоминая те дни, Ж. Я. Котин рассказывал в одном из своих интервью: «Работали, забывая о времени суток. В три часа ночи собирались у директора его заместители, начальники цехов и служб. И в эти часы обязательно раздавался звонок из Кремля: требовали доложить, сколько танков отгружено на фронт. И не было случая, чтобы пришлось ответить, что план не выполнен».

В упорном труде кировцы неуклонно продолжали наращивать производство. Если в январе 1942 г. они увеличили выпуск тяжелых танков на 6,5 процента, то в феврале это увеличение составляло уже 18 процентов. В качестве подарка Красной Армии комсомольцы-челябинцы собрали 10 миллионов рублей и изготовили на них сверх плана полк танков КВ.

После того как немцы стали применять подкалиберные снаряды к 50-мм противотанковым пушкам, в наши руки попал ряд трофейных документов, из которых стало известно, что новое противотанковое орудие рассматривается вражескими специалистами как наиболее эффективное средство против брони танков КВ. А после принятия на вооружение 75-мм немецких противотанковых пушек тяжелые танки еще чаще стали получать повреждения в боях, но все же, по сравнению с другими боевыми машинами, значительно реже выходили из строя в результате прямых попаданий вражеских снарядов и на длительных переходах после изнурительных боев. Так, например, 8-й танковый полк, в который входил батальон добровольцев Кировского завода, к началу военных действий на дальних подступах к Москве имел 7 тяжелых танков KB и 22 средних танка Т-34. После двухнедельных боев и последующего за ними 200-километрового марша в полку оставались на ходу все KB, а «тридцатьчетверок» только 10[100].

Военное руководство стремилось направлять KB на те участки фронта, где готовилось наступление. Командующий 54-й армией генерал армии И. И. Федюнинский в своей книге «Поднятые по тревоге» рассказывает, как в дни подготовки прорыва блокады Ленинграда KB доставляли в его армию по Дороге жизни, проложенной по льду Ладожского озера: «Башни танков снимали и устанавливали на санях, чтобы уменьшить тяжесть многотонных боевых машин. Но все равно под гусеницами танков лед угрожающе трещал. От водителей требовалась большая смелость. Механик-водитель, который первым провел KB по льду Ладожского озера, — вспоминает генерал, — был награжден орденом Красного Знамени. Я сам вручил ему эту награду».

В дни подготовки наступления на Керченском полуострове в начале 1942 г. моряки-черноморцы перевозили танки KB морским путем.

Вспоминая детали организации этой сложной перевозки, вице-адмирал Г. Н. Холостяков пишет: «Надо было прежде всего решить, на какие суда мы их погрузим. Ведь ничего похожего на современные десантные корабли, которые с ходу принимают боевую технику и легко выгружают ее даже на необорудованный берег, флот тогда не имел. В трюмах больших транспортов-сухогрузов отправлялись танковые батальоны в Севастополь. Но то были сравнительно легкие Т-26. Кранов, способных опустить в трюм, а потом извлечь оттуда такую махину, как KB, ни в Новороссийске, ни в Керчи не было…»

Изучив свои возможности, моряки решили размещать танки на верхних палубах широких и достаточно устойчивых однотипных тральщиков «Земляк» и «Тракторист». Палубы кораблей покрывали настилом из шпал, в трюмы загружали балласт. Ко времени прихода состава с танками моряки были готовы к их приему. «…И все же пришлось поволноваться, — пишет далее адмирал Холостяков, — когда первый KB пополз с пристани на пришвартованный к ней „Земляк“. Судно резко накренилось, казалось, еще немного — и лопнут швартовы, а танк рухнет в воду… Но все обошлось благополучно, а при погрузке следующего танка такого крена уже не было: танкисты сообразили, как надо маневрировать скоростями при въезде на корабельную палубу»[101].

Перевозка танков KB на Керченский полуостров продолжалась весь февраль и март 1942 г. Моряки-черноморцы очень дорожили импровизированными танковозами и особо тщательно охраняли корабли с танками KB на борту. Доставленные на Крымский фронт танки KB тут же включались в наступательную операцию, проводившуюся командованием с целью деблокирования окруженного врагами Севастополя и освобождения от захватчиков всего Крымского полуострова.

Начало наступления на Керченском полуострове несколько раз откладывалось из-за затянувшихся дождей и рано наступившей весенней распутицы, а когда войска все же получили приказ «Вперед!», положение на дорогах оставалось по-прежнему сложным. Тяжелые танки на исходный рубеж выдвигались по раскисшим проселкам. Многие машины безнадежно застревали в грязи, а те, что еще двигались, медленно ползли, спрессовывая под танковыми днищами вязкую весеннюю грязь.

В условиях, совершенно непригодных для эксплуатации тяжелых танков, дизельные двигатели работали с чудовищными перегрузками, моторесурсы быстро и бесполезно расходовались, отдельные узлы ходовых частей быстро выходили из строя. Несмотря на то что в распоряжении Крымского фронта имелось 347 танков против 180 у противника и примерно такое же превосходство в артиллерии и авиации, наши войска успеха не добились[102].

Для выяснения причин неудачи применения танков в сражениях на Юге нарком танковой промышленности В. А. Малышев решил командировать на фронт главного конструктора Танкограда генерала Ж. Я. Котина.

На Южном фронте Ж. Я. Котина принял командующий фронтом генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский. Его войска недавно закончили операции под Барвенковом и с тяжелыми боями продвинулись в направлении Харькова на глубину около ста километров. На этом боевые действия пришлось прекратить. Котин понимал, что в число причин неполного выполнения плана операции, наряду с недостаточным усилением войск танками, следовало бы включить относительное снижение боевых качеств танка КВ.

Фронту нужны были новые танки. Дня не проходило, чтобы Котину не звонили из ЦК партии, из Государственного Комитета Обороны. Просили, торопили, напоминали, угрожали, требовали. Фронту нужны танки!

В марте 1942 г. с фронта поступило тревожное известие: все чаще стали выходить из строя коробки передач на КВ. Ж. Я. Котина назначили председателем комиссии, созданной для выяснения причин разрушения трансмиссий. Работая вместе с М. Ф. Балжи и другими специалистами, Жозеф Яковлевич пришел к выводу, который давно зрел, — нужно не переделывать коробку передач, а менять весь узел целиком! Тяжелому танку в изменившихся боевых условиях стали необходимы высокие скорости по любой местности, стремительные рывки, быстрая смена направлений… Словом, нужны были новая трансмиссия, другая коробка передач, иная конструкция бортовых фрикционов — такое вот непростое решение выработала комиссия Котина.

Как военный специалист генерал Котин, конечно, знал, что боевую эффективность танков снижали и другие не менее досадные обстоятельства. Например, недостатки в структуре танковых частей, когда в одном батальоне имелись рота тяжелых танков, рота средних и рота легких танков. Управление таким батальоном чрезвычайно затруднено, по крайней мере, по двум причинам: во-первых, на танках стояли радиостанции разных типов, и связь по радио между ротами была достаточно сложной; во-вторых, на марше роты передвигались с различной скоростью. К тому же тяжелые KB, действовавшие обычно в первом эшелоне, нередко ломали мосты и затрудняли движение всем идущим вслед танкам. Котин не раз предлагал комплектовать отдельные танковые полки или бригады из КВ. Со временем специальные полки и бригады из тяжелых танков были созданы. Выводы Ж. Я. Котина полностью совпали с мнением крупных военных специалистов. «Нашу неудачу в Харьковской операции, — писал Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, бывший на этом участке начальником штаба фронта, — в известной степени обусловили существенные недочеты в организационной структуре такого важного рода войск, как наши бронетанковые силы».

В результате применения немцами новейших танковых и противотанковых пушек, стрелявших подкалиберными снарядами, способными пробивать броню толщиною до 120 мм, боевые потери KB, как и других танков, стали быстро расти. В этой обстановке Государственный Комитет Обороны поставил вопрос о повышении боевых качеств КВ.

Сложную и тяжелую боевую машину не всякий экипаж мог легко освоить. Главный конструктор Ж. Я. Котин задолго до войны на Кировском заводе в Ленинграде организовал учебный центр для подготовки прибывавших для приема танков военнослужащих. Такой же учебный центр Котин организовал в Челябинске. Обучение в нем танкистов начиналось со стендов, а за десять дней до выпускных экзаменов курсантов направляли в сборочные цехи и прикрепляли к так называемой «коробке» — бронированному корпусу будущего танка. Отсюда они начинали «вести» свою машину до полного окончания сборки. Весь учебный день, продолжавшийся 14 часов, курсанты проводили у этой «коробки». Вместе с рабочими занимались монтажом танка и имели при этом полную возможность до последнего винтика изучить сложную машину. На глазах экипажа танк приобретал свои формы, оживал его могучий мотор, и машина, сотрясая здание цеха гулом, с экипажем на борту покидала сборочный корпус.

Экипажи, каждый на своей машине, следовали на танкодром, там они участвовали в ходовых испытаниях, а затем на полигоне проводились опытные стрельбы.

Такая система давала гарантию, что машины попадут в надежные руки. Так в действительности оно и было: на танках KB воевали многие прославленные в боях танкисты, среди них поэт Сергей Орлов, Александр Космодемьянский, брат легендарной Зои, стрелком-радистом на танке KB сражался заслуженный лесовод республики П. Г. Антипов. Первый его танк, носивший имя «Гроза», погиб, следующим был «Уралец», он дослужил до капитального ремонта. Далее воевал Петр Григорьевич на номерных танках в полках прорыва. Крепка броня KB, поэтому и посылали их самыми первыми в самые опасные места при прорывах вражеской обороны. Будучи раненным, Антипов пять суток пролежал зимой на дне траншеи. Врачи ампутировали ему левую руку, обе ноги, а на правой руке — кисть, но отважный воин не лишился мужества и железной стойкости танкиста. За успехи в ведении лесного хозяйства после войны ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Недалеко от городка Глубокого в Ростовской области стоит на пьедестале танк. Поставлен он в память о том, что на этом месте летом 1942 г. танк KB Героя Советского Союза старшего лейтенанта С. В. Коновалова, прикрывая отход своих товарищей, остановил вражескую танковую колонну и уничтожил 19 вражеских танков и две бронемашины. Кадры танкистов, воевавших на танках KB, по специальному приказу Ставки сосредоточивали в отдельном резерве, направляя туда всех возвращавшихся из госпиталей членов экипажей тяжелых танков.

9 мая 1942 г. газета «Правда» оповестила всю страну о новом патриотическом почине кировцев. В передовой статье говорилось: «Сегодня мы печатаем обращение известного всей стране и любимого всем народом коллектива Кировского завода, строящего танки для родной Красной Армии. Кировцы предлагают начать Всесоюзное соревнование за перевыполнение государственного плана производства танков и танковых моторов…»

В цехах Танкограда прошли митинги и совещания. Выступая на одном из них, главный конструктор завода Ж. Я. Котин сказал:

— В армии существует присяга, которую дает боец, идя в бой. У нас клятва — выполнить программу.

Благодаря кипучей энергии Ж. Я. Котина, его феноменальной работоспособности и разумной распорядительности, выпуск танков на Кировском заводе неуклонно возрастал, тяжелые танки регулярно пополняли наши танковые войска. Заслуги главного конструктора 5 июня 1942 г. в числе других танкостроителей были отмечены Родиной — генерал-майор технической службы Котин Жозеф Яковлевич, заместитель наркома танковой промышленности, награжден орденом Красной Звезды.

В то время обстановка на фронте все более осложнялась. Фашистские армии рвались к Дону, Волге и Кавказу. Под огнем немецких батарей оказался Сталинградский тракторный завод, производивший средние танки для Красной Армии, и Государственный Комитет Обороны решил переключить часть производства этих машин на развернувшийся в полную мощь Танкоград. А срок выполнения задания, учитывая сложную обстановку на фронте, установили один месяц, без снижения темпа выпуска прежней продукции — танков КВ.

15 июля 1942 г. на Кировский завод приехали И. М. Зальцман, недавно назначенный наркомом танковой промышленности, и секретарь Челябинского обкома ВКП(б) Н. С. Патоличев.

— Задача, которая поставлена сейчас заводу, не имеет себе равных… — сказал нарком. — История не знает таких примеров, чтобы в течение одного месяца завод перестроили на новую машину. Считается, что это технически невозможно. В ЦК партии мне так и сказали: «Да, технически невозможно. Но Родине это нужно, и кировцы должны это сделать».

Заводу предстояла еще одна крупнейшая перестройка с созданием нового большого механического цеха, который должен был обеспечивать необходимыми деталями и узлами поточные линии сборки не только KB, но и Т-34. При этом сборку средних танков организовали на месте бывшего главного тракторного конвейера в цехе СБ-34. Этот цех сразу же начал работать по новой, более совершенной технологии массового производства боевых машин.

Опыт передовой техники не только в Советском Союзе, но и за границей не знал примеров освоения серийного производства машины такого типа в течение одного месяца. По всем подсчетам требовалось не менее 4–5 месяцев. Сложность полученного задания усугублялась еще и тем, что складывавшаяся на фронте обстановка не позволяла затормозить ход производства танков КВ. Новую машину нужно было осваивать параллельно с выпуском тяжелых танков.

Вспоминая об этих днях, главный инженер Кировского завода Н. С. Махонин писал: «Нужно было разработать технологический процесс на обработку более 2 тысяч деталей, спроектировать и изготовить более сотни моделей, свыше 500 штампов, до 5 тысяч наименований инструмента и приспособлений. Нужно было переставить тысячи станков и создать новые поточные линии…»

Вот краткий календарь, красноречиво рисующий темп работы:

20 июля 1942 г. завод получил чертежи.

24 июля каждый цех знал перечень деталей и узлов, которые он должен изготовлять.

27 июля в механические цехи начали поступать отливки для обработки.

5 августа механические цехи стали сдавать собранные узлы деталей на сборку…

Конструкторское обеспечение серийного производства танка Т-34 Ж. Я. Котин возложил на своего заместителя Н. Л. Духова. Под его руководством инженерной подготовкой производства средних танков занимался большой коллектив конструкторов и технологов, насчитывавший до 300 человек. Многие неделями не уходили домой, спали тут же, в конструкторском бюро.

Творческий характер Н. Л. Духова не позволял ему выполнять порученную работу механически, ограничиваясь лишь подготовкой рабочих чертежей, и, несмотря на то что средний танк Т-34 выпускался на других заводах уже третий год, он внес в конструкцию немало улучшений. Сохранился документ, в котором Духов перечислил основные новшества, внедренные в конструкцию танка Т-34 челябинскими танкостроителями. В этом перечне — командирская башенка со смотровыми приборами, аналогичная той, которую впоследствии применяли и на КВ, фильтр «мультициклон» для очистки воздуха, надежно предохранявший двигатель от попадания в него пыли, и улучшенная пятискоростная коробка перемены передач.

Производство средних танков было налажено точно в назначенный срок. По случаю изготовления первой «тридцатьчетверки» на Кировском заводе в Челябинске состоялся митинг. Только что выехавший из сборочного цеха танк КВ стал импровизированной трибуной. На танк поднялись нарком танковой промышленности И. М. Зальцман, секретарь обкома партии Н. С. Патоличев, руководители завода, представители партийных, профсоюзных и комсомольских организаций. Исполняющий обязанности директора завода С. Н. Махонин, выступая на митинге, сказал:

— Сегодня мы празднуем пока еще скромную, но серьезную победу… За первой машиной на фронт непрерывным потоком пойдут сотни грозных машин.

И вот под звуки оркестра один из самых опытных механиков-водителей К. И. Ковш вывел из сборочного цеха первую «тридцатьчетверку». Уверенно работая рычагами управления, он промчался мимо тысяч рабочих, собравшихся на митинг.

Листовка, выпущенная на Кировском заводе в ноябре 1942 г.

 

Гигантский танковый завод в Челябинске работал с предельным напряжением, развертывая серийное производство двух разных моделей боевых танков. Около 70 процентов всего оборудования Кировского завода было включено в поточные линии, занятые выпуском средних танков Т-34.

Верховное Командование Красной Армии пристально следило за развитием противотанковых средств противника и требовало от танковых конструкторов кардинального улучшения защиты с одновременным повышением боевой мощи. А этого можно было достичь лишь на тяжелых танках, ибо на других машинах невозможно поставить достаточно мощную броню и сильное вооружение: в этом случае они просто перестанут относиться к разряду средних или легких танков.

Справедливости ради следует заметить, что главный конструктор Ж. Я. Котин с довоенных времен добивался от артиллерийских конструкторов создания танковой пушки более мощной, чем 76-мм пушка, которую он вынужден был вначале поставить на КВ. Более мощные танковые пушки в порядке опыта он успешно ставил и ранее, но все это, к сожалению, оставалось на уровне опыта: орудия, пригодного для установки на серийном тяжелом танке, в течение 1941–1942 гг. он так и не получил. В высших инстанциях эти вопросы обсуждались очень серьезно. Маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков, в то время командир 1-го танкового корпуса, в сентябре 1942 г. был вызван в Москву и принят Верховным Главнокомандующим. Вспоминая о разговоре, который состоялся при этом, М. Е. Катуков писал:

«Сталин, вышагивая по кабинету, задает мне вопрос:

— Как считаете, хороши наши танки или нет? Говорите прямо, без обиняков.

Отвечаю, что танки Т-34 полностью оправдали себя в боях… А вот тяжелые танки KB и боевые машины Т-60 и Т-70 в войсках не любят.

Сталин на минуту остановился, вопросительно изогнув бровь:

— По какой причине?

— KB, товарищ Сталин, очень тяжелы, неповоротливы, а значит, и неманевренны. Препятствия они преодолевают с трудом. К тому же KB ломают мосты и вообще приносят много лишних хлопот. А на вооружении у KB такая же 76-мм пушка, что и на „тридцатьчетверке“. Так, спрашивается, какие преимущества нам дает тяжелый танк? Вот если бы у KB пушка была посильнее, калибром побольше, тогда другое дело. Можно бы, пожалуй, мириться и с его тяжестью, и с другими сопутствующими недостатками…

Верховный слушал внимательно, не перебивал… выдержав длинную паузу, неожиданно начал мне доказывать, что я напрасно так резко обрушился на KB, Т-60 и Т-70, что они неплохие машины и, возможно, мы, танкисты, просто недооцениваем их.

Слушая Сталина, я, разумеется, волновался, но все же решил не сдаваться. И еще раз попросил:

— Пусть вооружают тяжелые танки более мощной пушкой, тогда они нам пригодятся.

Уже потому, что Сталин с особым пристрастием расспрашивал меня, чем хороши и чем плохи по своим тактико-техническим свойствам наши танки, я понял, что Верховный Главнокомандующий хочет досконально, до самой, что называется, глубины разобраться в сильных и слабых сторонах нашей бронетанковой техники. Нетрудно было догадаться, что его вопросы непосредственно связаны с неудачными боями летом и осенью сорок второго. Сталин пытался найти причину этих неудач…»[103]

Так закончил описание своего разговора со Сталиным известный танковый генерал. В 1-м танковом корпусе, которым он в то время командовал, имелось 28 танков KB, 95 средних танков Т-34 и около 70 легких танков Т-60. Брянский фронт, откуда прибыл в Ставку генерал М. Е. Катуков, участвовал в ряде операций летом сорок второго года. Об оценке боевых дел этого фронта можно судить по телеграмме Ставки, направленной командованию фронта всего за месяц до означенной беседы со Сталиным. В тексте телеграммы были такие слова: «Запомните хорошенько, у вас теперь на фронте более 1000 танков, у противника нет и 500… Все теперь зависит от вашего умения использовать эти силы и управлять ими по-человечески»[104].

Стиль, в котором выдержан этот документ, не вызывает сомнений, что его продиктовал сам Сталин. Безусловно, Верховный Главнокомандующий интересовался мнением и других людей о танках KB, а они не всегда совпадали с тем, которое высказал командир 1-го танкового корпуса. Командующий 62-й армией, известный герой обороны Сталинграда, генерал В. И. Чуйков, например, летом 1942 г. отмечал: «25 июля — мой первый боевой день. Я видел, как танки противника под прикрытием авиации врезались в наши боевые порядки. Одна группа немецких машин напоролась на тяжелые танки КВ. Завязался бой. Наши тяжелые танки выдержали атаки, зато легкие Т-60 понесли потери и расползлись по оврагам…»[105]

Из захваченного под Сталинградом журнала боевых действий немецкой 29-й мотодивизии стало известно, что 17 сентября командир дивизии докладывал командующему 6-й армией генералу Паулюсу: «Оба моторизованных полка дивизии почти полностью уничтожены, из 220 танков осталось 42». Вот с каким результатом прошли бои летом и осенью сорок второго года, когда наши танковые войска управлялись, выражаясь языком телеграммы Ставки, «по-человечески».

В книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» приводится выдержка из дневника вражеского офицера, относящаяся к широко известной дате — 19 ноября 1942 г., первому дню нашего наступления под Сталинградом. Эта запись свидетельствует о том, что тяжелые KB в тот исторический день внесли достойный вклад в достижение перелома в ходе войны. «…Танки прошли на полном ходу через позиции и ворвались в село… Наши пушки не причиняли им никакого вреда, идут с максимальной скоростью, очень толстая броня, и наши снаряды ее не пробивают», — записал неприятельский офицер.

На фронт под Сталинград Ж. Я. Котин выезжал с бригадой, в которую входили высококвалифицированные специалисты. Сопровождавший главного конструктора во многих поездках Е. И. Рощин, вспоминая о пребывании на Донском фронте, рассказал: «Однажды мы остановились у штабного автобуса. Генерал Ж. Я. Котин быстро поднялся по ступенькам и, открыв дверцу, громко сказал, обращаясь к присутствующим: „Здорово, орлы!“ В ответ раздался дружный хохот. Оказалось, что в автобусе находился командующий бронетанковыми механизированными войсками фронта генерал Г. Н. Орел, которого Ж. Я. Котин знал еще по работе в Военной академии, и один из штабных офицеров, находящихся в автобусе, тоже имел фамилию Орел».

Танковые части Ж. Я. Котин объезжал обычно с блокнотом в руках, подробно расспрашивал командиров машин, механиков-водителей и наводчиков. Их советы, просьбы, замечания по конструкции тяжелых танков он аккуратно записывал и стремился потом реализовать в своих новых разработках. Сопровождавшие его специалисты всегда имели ремонтную летучку, чтобы тут же на месте исследовать и устранить любую неисправность, встретившуюся им на боевых машинах, и нередко главный конструктор, засучив рукава, помогал им в этом.

И в бою под Котельниковом в декабре 1942 г., когда наши войска отражали наступление группы немецкого генерала Манштейна, пытавшегося пробиться к окруженным в Сталинграде немецко-фашистским дивизиям, КВ из 3-й гвардейской танковой бригады действовали в первой линии контратакующих войск, о чем свидетельствует маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров в своей книге «Стальная гвардия». Вскоре П. А. Ротмистров, бывший в то время генерал-лейтенантом, встретился с Ж. Я. Котиным. Об этом газета «Красная звезда» 25 марта 1943 г. писала: «Недавно встретились два генерала — генерал-лейтенант танковых войск Ротмистров и генерал-майор технических войск Котин — два мастера, один прославился вождением войск, другой — созданием материальной базы для этих войск. Говорили об успешно завершившемся сражении. Котин слушал Ротмистрова, он слушал рассказ о действиях войск, которым посвятил всю свою жизнь, он слушал рассказ о прорывах, в которых участвовали танки его конструкции. И это высшая похвала его труду».

З. А. Антонова — секретарь главного конструктора с 1942 г.

 

Секретарь главного конструктора Зинаида Александровна Антонова вспоминает об этих днях:

— Работал Жозеф Яковлевич с полной самоотдачей, как говорится, на износ. Из-за постоянного недостатка времени часто отказывал себе даже в обеде, довольствуясь чаем. В трудные дни, если были какие-то неприятности по работе, он очень переживал. Но это его состояние на других никогда не отражалось — он всегда оставался самим собой. Котин был доступным человеком, в кабинете у него всегда был народ. Очень хорошо разбирался в людях, знал, кто чем занимается, имел прекрасную память. Видимо, поэтому расписания своего рабочего дня не составлял, работу на следующий день не планировал, хотя и был очень организованным, собранным и обязательным человеком…

В насыщенных боевыми событиями последних месяцах 1942 г., по праву названных историками переломным периодом Великой Отечественной войны, участвовали в боях уже не десятки, а сотни тяжелых танков — к концу года кировцы-уральцы дали Родине 2553 танка KB и одновременно изготовили на своем заводе более 1000 танков Т-34. Но соперничество снаряда и брони на этот раз склоняло чашу весов на сторону снаряда, вновь и вновь возвращая главного конструктора к мысли о разработке нового тяжелого танка с броней, способной противостоять вражеским пушкам.

 

Танки — война умов

 

Конструирование новой, усовершенствованной модели тяжелого танка с максимальным использованием при этом лучших технических решений, применявшихся на танке KB, разработчики конструкторского бюро Ж. Я. Котина начали еще в довоенное время и продолжали без больших перерывов в течение всего 1941 г. За этот период ими была исследована целая серия промежуточных моделей тяжелых танков: 50-тонный КВ-3 с 76-мм пушкой, 63-тонный КВ-220 с 85-мм пушкой, проект 90-тонного КВ-4 со 107-мм пушкой и ряд других экспериментальных боевых машин.

После эвакуации из блокированного Ленинграда в Челябинск ленинградские конструкторы, используя базу танка КВ-1, спроектировали и изготовили в металле еще несколько опытных машин, среди них — двух- и трехствольная самоходная установка КВ-7, огнеметный танк КВ-8 и вооруженный 122-мм гаубицей тяжелый танк КВ-9.

Вспоминая об этих разработках в послевоенных интервью, Ж. Я. Котин подчеркивал: «Совершенствование конструкции тяжелого танка во время войны и модернизация машины производились на основе широкой унификации и преемственности каждой из разрабатываемых моделей».

И действительно — КВ-2 являлся первой разновидностью танка КВ-1 и отличался от базовой машины лишь оригинальной башней больших размеров, необходимой для размещения в ней 152-мм гаубицы. Однако и в этой совершенно новой башне отдельные узлы, поддающиеся унификации, например пулеметная установка в шаровой опоре, были идентичны с КВ-1. По ходовой же части эти машины были полностью унифицированы с танками КВ-1 выпуска 1940–1941 гг.

На танке КВ-3 ходовая часть и силовая передача, несмотря на установку нового 700-сильного двигателя В-5, оставались такими же, как на КВ-1. На башне, которая, кроме увеличения толщины брони, не имела отличий от базовой машины, впервые на котинских танках появилась командирская башенка, применявшаяся позднее на многих модификациях КВ.

Даже на танке КВ-220, превосходившем по массе базовый танк почти на одну треть и получившем из-за этого дополнительно по одному опорному и поддерживающему катку на каждый борт, сами катки, торсионы, траки гусениц и другие элементы ходовой части оставались такими же, как на КВ-1.

Основные принципы унификации не нарушались и на других танках, разрабатываемых конструкторским бюро Ж. Я. Котина. Этот метод проектирования был использован и при создании самоходно-артиллерийских установок. Так, самоходно-артиллерийскую установку КВ-7 удалось спроектировать лишь благодаря широкому использованию основных элементов ходовой части и корпуса КВ-1, измененного для установки двух вариантов бронированной боевой рубки с артиллерийскими системами.

Максимальная унификация всех проектируемых боевых машин — одна из характерных черт котинского конструкторского направления — позволяла ему создавать опытные машины на базе проверенных на практике узлов и агрегатов серийных машин. Такой подход исключал дорогостоящие, затяжные поиски «оригинальных» решений и способствовал быстрейшему внедрению новой модели в производство. При этом обеспечивалось освоение нового изделия на основном заводском оборудовании и, как правило, на тех же производственных площадях.

Растущие потребности войны заставляли советских инженеров-танкостроителей постоянно искать такие конструкции боевых машин, которые обеспечивали бы непрерывное техническое превосходство наших танков над бронированными машинами немецко-фашистской армии.

Глубокое понимание обстановки на фронте и в промышленности привело Ж. Я. Котина к мысли о создании стационарной базы для совершенствования конструкции тяжелых танков. В. А. Малышев поддержал его идею, и в марте 1942 г. был издан приказ об организации специального Опытного танкового завода. Новый завод расположился на обособленной территории, принадлежавшей ранее Опытному тракторному заводу в Челябинске. У этого завода были своя кузница, сталеплавильная печь, вагранка, участок формовки и литья чугунных и стальных изделий, а также модельный цех и лаборатория.

Ж. Я. Котин, оставаясь главным конструктором Кировского завода, получал в свое распоряжение опытное производство, основной задачей которого являлось создание новой бронетанковой техники. Главным конструктором Опытного завода назначили А. С. Ермолаева, его заместителем — Н. М. Синева. Как заместитель наркома танковой промышленности СССР, Ж. Я. Котин координировал исследовательские и проектные работы на всех заводах своего наркомата. В ноябре 1942 г., в разгар Сталинградской битвы, он провел межзаводскую техническую конференцию по качеству танковых моторов. Открывая конференцию, Ж. Я. Котин обратил внимание на ряд важнейших задач, связанных с очисткой топлива, масла и воздуха, поступающих в двигатель.

Чтобы все ответственные агрегаты, узлы и детали надежно работали в танке, говорил Котин, необходимо добиваться изготовления их точно по чертежу, с соблюдением всех требований технологии. Все детали должны аккуратно и тщательно обрабатываться, в сборочном цехе нельзя терпеть грязь, да и квалификацию станочников поднимать нужно систематически. А то у нас все делается ради количества, а о качестве подчас забываем. Видимо, конструкторы и технологи не совсем прочувствовали, в каких условиях работает мотор на фронте.

Заместитель главного конструктора Н. М. Синев.

 

Для текущего обслуживания серийного танкового производства на Кировском заводе была создана специальная группа конструкторов во главе с Н. Л. Духовым. В помощь ему выделялись такие талантливые инженеры, как М. Ф. Балжи и Л. С. Троянов, которые, впрочем, не ограничивались только серийным производством, но и активно участвовали потом во многих творческих делах конструкторского коллектива челябинцев-кировцев.

Проектирование тяжелых танков в этот период предусматривало снижение массы машины, вплоть до приближения ее по весу к среднему танку. Это было обусловлено изменениями характера боевых операций — от оборонительных к высокоманевренным наступательным.

Проектировщики конструкторского бюро Ж. Я. Котина разработали две модели танков, получивших наименования КВ-13 и КВ-1С.

Над облегченным новым танком КВ-13 конструкторы начали работать в апреле 1942 г., надеясь добиться разумного сочетания элементов тяжелых и средних танков. Определяя защитные свойства машины, Главное бронетанковое управление включило в тактико-технические характеристики способность противостоять снарядам 88-мм немецкой пушки, которая в то время еще не стояла ни на одном немецком танке, но применялась в противотанковой артиллерии. Этот факт свидетельствует о дальновидности советских военных инженеров, умевших предвидеть пути развития техники в современной войне. Впоследствии на немецком тяжелом танке «тигр» была установлена именно такая, 88-мм танковая пушка.

Учитывая возрастающую мощь противотанковой артиллерии, лобовую броню танка КВ-13 в носовой части довели до 120 мм. Усиления броневой защиты при уменьшении общей массы танка удалось достигнуть за счет уменьшения габаритных размеров танка, применения крупных отливок и дифференцирования толщины брони по корпусу и башне. При этом носовой части корпуса придавалась обтекаемая форма, существенно отличающаяся от носовой части танка КВ. Технологическим новшеством в изготовлении корпуса была расточка всех отверстий не в собранном корпусе, а в деталях, до подачи их на сборку.

76-мм пушка устанавливалась на оригинальных цапфах с шаровыми опорами в башне и имела боекомплект 65 выстрелов. Два пулемета обеспечивались 15 запасными дисками.

Силовая установка мощностью в 600 л. с. позволяла КВ-13 развивать скорость до 55 км/ч. Новая коробка передач с подвижными зубчатыми муфтами обеспечивала девять скоростей вперед и одну назад. Одноступенчатая планетарная бортовая передача монтировалась в кронштейне ведущего колеса. Дизельный двигатель В-2К устанавливался аналогично танку КВ-1. Для его запуска использовался инерционный стартер с электромотором и ручным приводом, а также сжатый воздух.

Ходовая часть КВ-13 с пятью катками на борт, базирующаяся на торсионной подвеске, строилась по типу танка KB, но приспосабливалась для применения гусениц как KB, так и Т-34. Такая унификация на советских танках разных классов вводилась впервые.

Основные теоретические и компоновочные работы по танку КВ-13 возглавлял ведущий инженер Н. В. Цейц, оригинальный по форме корпус разрабатывали руководитель группы К. И. Кузьмин и ведущий конструктор С. В. Мицкевич, а непосредственно компоновал танк Г. Н. Москвин. За счет плотной компоновки узлов и агрегатов он предполагал добиться уменьшения габаритов и массы нового танка, сделать его значительно легче серийного КВ.

На КВ-13 Котин проверял жизненность выдвинутой им идеи универсального танка, соответствующего по массе среднему, а по защите — тяжелому. Однако при испытаниях этот танк не показал высокой надежности ходовой части. Лишенные резиновых покрытий опорные катки на высоких скоростях быстро разрушались сами и способствовали быстрому износу гусеничных цепей. Не показали должной надежности силовая установка и планетарный механизм. КВ-13 дальше опытного образца не пошел.

Другая машина, разработанная кировскими конструкторами с целью снижения веса танка, получила индекс КВ-1С. «С» расшифровывалась иногда как «КВ-1 скоростной». Это был модернизированный вариант танка КВ-1 с облегченным и частично сниженным по высоте корпусом, облегченными по массе агрегатами силовой передачи и ходовой части (суженная гусеница), уменьшенной литой башней, в которой устанавливалась все та же 76-мм пушка ЗИС-5. Боекомплект машины сначала состоял из 90 выстрелов, позднее его удалось довести до 114. Вспоминая о своем участии в работе по модернизации танка КВ-1С, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, доктор технических наук П. П. Исаков пишет: «Мне, как одному из участников этой работы, удалось разместить в танке боекомплект на 114 выстрелов вместо первоначальных 90 (больше, чем на танке Т-34). А ведь в бою, особенно в отрыве от базы снабжения, каждый лишний снаряд увеличивал шанс экипажу более успешно решать боевую задачу, не подвергая себя излишнему риску. Чтобы безопасно двигаться по местности, где за каждым кустом или стогом могло укрываться противотанковое средство противника, танкистам приходилось делать выстрелы „для профилактики“ по каждому подозрительному месту». Такие замечания конструкторов ярко свидетельствуют о том, насколько тесно были связаны работники котинского КБ с воевавшими танкистами.

Ответственность перед ведущей тяжелую войну страной, перед народом и армией определяла повседневное напряженное состояние главного конструктора, и, несмотря на то что для разработки любого нового узла или отдельной детали отводилось всегда очень немного времени, Жозеф Яковлевич беспощадно относился к тем своим сотрудникам, которые проявляли легкомыслие или безответственность. Но если вина оказывалась случайной, нехарактерной для конструктора, Котин умел вовремя овладевать своими чувствами, хотя давалось это ему нелегко. «Вспоминается непростительный для меня эпизод, — пишет один из ближайших сотрудников Котина А. С. Шнейдман. — Летом 1942 г., в самый разгар работы над новыми машинами, получил я от главного конструктора выговор. Было это после того, как у одного ведущего конструктора, весьма квалифицированного работника моей группы, выявилась довольно грубая ошибка в чертеже сложной литой детали. Ошибку исправили в кальке, чертежи заново отсинили, а ведущему конструктору поручили заменить их во всех комплектах чертежей, находившихся уже у производственников. Прошло некоторое время, и вдруг выясняется, что конструктор изменил все чертежи, кроме того, по которому делалась модель для изготовления формы отливки. Этого чертежа почему-то не оказалось на месте, а конструктор, не доведя дело до конца, забыл про незамененный чертеж. В результате деталь была отлита с браком. Возмущенный этим делом Котин приказал уволить виновного. В военное-то время! На следующий день я и Григорий Николаевич Москвин вошли в кабинет Котина, чтобы просить о снисхождении к провинившемуся конструктору. Жозефу Яковлевичу достаточно было бросить на нас один взгляд, чтобы понять, с какой целью мы явились. Внимательно нас выслушав, Котин согласился с нашими доводами и, руководствуясь целесообразностью и интересами дела, отменил свой приказ об увольнении ведущего конструктора…»

Конструктор А. С. Шнейдман.

 

Во время работы над моделью танка КВ-1С конструкторы столкнулись с труднейшей технической проблемой. Заключалась она в том, что трубки радиаторов танка KB изготавливались из алюминиевого листа, но в 1942 г. в связи с нехваткой алюминия поставки его танковым заводам прекратились. О латунных или медных заменителях по той же причине не могло быть и речи. Тогда Котин поручил Н. М. Синеву срочно разработать новую систему охлаждения, используя для изготовления радиаторных трубок обычное листовое железо. В отечественном и мировом моторостроении опыта изготовления радиаторов из такого материала не имелось, и никто не знал, как сделать, чтобы система охлаждения новой конструкции вписывалась в пространство моторного отделения, существенная перекомпоновка которого была фактически невозможна. Сложность заключалась еще и в том, что листовое железо имеет значительно худшую теплопроводность по сравнению с алюминием.

Возникло много и других вопросов. И первый из них — где взять тонкое листовое железо? А когда достали железо, встали новые вопросы: как быстро будет нарастать коррозия в тонких радиаторных трубочках? Удастся ли так их соединить, чтобы обеспечить полный слив воды из радиатора? Как будет вести себя радиатор из железа при температурных изменениях?

Для замедления коррозии химики предложили добавлять в воду ингибитор хромпик, а как испытать новый радиатор на морозе? В Челябинске стояло жаркое лето. Бывший заместитель главного конструктора Опытного завода Н. М. Синев по этому поводу пишет: «Появилась идея — провести испытания танка КВ-1С, оснащенного железным радиатором, в челябинском городском холодильнике, в котором, как мы выяснили, имелась крупногабаритная морозильная камера. В нее можно было свободно въехать на танке и закрыться. За неделю можно провести несколько циклов испытаний (слив воды — замораживание — наполнение водой — разогрев…). Разрешение на использование холодильника для наших испытаний мог дать только Уполномоченный Государственного Комитета Обороны первый секретарь Челябинского обкома ВКП(б) Н. С. Патоличев. Едем к нему вместе с Жозефом Яковлевичем. Трудный разговор: „Вы же понимаете, что значит для города освободить хотя бы на неделю самую крупную холодильную камеру?“ Однако взаимопонимания удалось вскоре достигнуть — ответственность за надежность челябинских танков, оборудованных беспримерными в истории техники железными сварными радиаторами, ложилась не только на конструкторов, но и на Уполномоченного ГКО. Разрешение было дано…

Испытания системы охлаждения КВ-1С в морозильной камере холодильника, подготовленные ведущим инженером Г. Бутырским, прошли успешно. Наши опасения не подтвердились, но некоторые существенные поправки все же нужно было внести. То, что пришлось пережить при создании железного танкового радиатора, явилось наглядным примером того, как в условиях войны, при жесточайшем цейтноте и величайшей напряженности, необходимо было идти на не изведанное практикой ответственное решение, связанное с большим техническим риском, опираясь при этом лишь на свой инженерный опыт, интуицию и необычный экспресс-эксперимент».

Существенные изменения внесли конструкторы и в силовую передачу танка КВ-1С, установив новый главный фрикцион, новую коробку передач с демультипликатором, обеспечивавшую восемь передач вперед и две назад. В ходовой части применялись облегченные ходовые катки и литые траки уменьшенной ширины. На танке устанавливались дополнительные топливные баки.

Внесенные изменения несколько улучшили обзорность, условия работы заряжающего и стрелка-радиста, повысились скорость и надежность танка. Однако по огневой мощи КВ-1С оставался пока на уровне среднего танка Т-34: артиллерийские конструкторы нового танкового орудия все еще не разработали.

Модернизированный КВ-1С был принят на вооружение 20 августа 1942 г., и сразу же на Кировском заводе в Челябинске начался серийный выпуск этих машин.

До 1942 г. танки КВ оставались единственными представителями тяжелых танков в мировом танкостроении. Видимо, поэтому советской машиной заинтересовались наши союзники по антигитлеровской коалиции. В Танкоград приезжали английская делегация, затем представители посольства США. Вскоре после этого посещения поступило личное указание И. В. Сталина об отправке двух KB за океан. Известно, что в том же году танк KB испытывался на Абердинском полигоне. Специалисты пришли к выводу, что 76-мм пушка танка очень хороша — проста, безотказна, боекомплект расположен удачно, что советский танк, обладая мощной броневой защитой, имеет торсионную подвеску, которая при испытаниях функционировала «очень эффективно», а качка при этом была мала, если не отсутствовала вовсе…[106] Вместе с тем зарубежные специалисты, изучая советские танки, замечали и слабые стороны наших машин: устаревшую конструкцию трансмиссии, плохие воздухоочистительные устройства, небрежную механическую обработку, из-за которой порой терялись преимущества хорошей конструкции.

Тяжелый танк KB-1С (скоростной). Разработан конструкторами Кировского завода в 1942 г. в Челябинске.

 

Главари же фашистской Германии имели весьма туманное представление о танковом производстве в Советском Союзе. Известно, например, что разведывательная служба немецко-фашистской армии подготовила справку о том, что на Урале советские заводы производят 600–700 танков в месяц. Гитлер, ознакомившись с этой сводкой, стукнул по столу кулаком и заявил, что подобное танковое производство невозможно. Фактически же танковые заводы СССР производили в 1942 г. более 2000 танков ежемесячно, а немецкая танковая промышленность, к примеру в разгар летнего наступления на Сталинград и Кавказ в июле сорок второго, могла дать своей армии не более 500 танков в месяц.

Благодаря неустанной работе эвакуированных на Восток заводов, неимоверным усилиям конструкторов, инженеров, рабочих ко времени перехода в контрнаступление советских войск под Сталинградом немецко-фашистская армия уже не имела прежнего превосходства в танках: против 5080 фашистских танков и штурмовых орудий на фронте действовало 7350 советских танков и самоходных артиллерийских установок.

Опыт войны на советско-германском фронте убедительно показывал, что немецкие танки уступают советским по прочности брони, по вооружению и по маневренности. Встречи с советскими танками на поле боя в корне изменили взгляды немецких военных специалистов на оперативно-тактическое использование своих танковых войск, и это обстоятельство тут же отразилось на работе немецких конструкторов. Если раньше, когда гитлеровские генералы имели дело со слабым противником (во Франции, в Польше, на Балканах), к конструкции танка и его вооружению предъявлялось требование обеспечить уничтожение пехоты и быстрое продвижение вперед. Подавить противника при этом стремились количеством своих танковых подразделений с расчетом больше на психологический эффект танковых атак, чем на качественное превосходство боевых машин. Теперь, приобретя опыт первого года войны на советско-германском фронте, захватчики вынуждены были перестроиться. В качестве главной задачи танковых войск они выдвинули требование поражать противника на максимально дальней дистанции, оставаясь по возможности неуязвимыми от огня противотанковой артиллерии и танковых пушек.

Новые веяния вынудили немецкое командование усиленно модернизировать свой танковый парк, что ранее серьезно не планировалось. В летнюю кампанию 1942 г. на советско-германском фронте появилось много различных образцов немецкой самоходной артиллерии, построенной в основном на базе легких танков, в том числе и трофейных — французских, чехословацких, изготовление которых продолжалось в оккупированных гитлеровцами странах. Лобовую броню средних танков T-III и T-IV с помощью экранировки немецкие конструкторы довели до 80 мм, чем заметно утяжелили свои машины. Далее последовало перевооружение танков T-IV на 75-мм длинноствольные пушки, способные подкалиберным снарядом пробивать броню толщиной в 100 мм и более. Решение это было принято в апреле 1942 г., а к началу наступления немецко-фашистской армии на Юге улучшенные танки уже поступали в войска. «Благодаря этому, — замечает немецкий военный историк Б. Мюллер-Гиллебрант, — была восстановлена наступательная мощь немецких танковых соединений»[107].

Стремясь к дальнейшему усилению своих танковых войск, управление вооружений вермахта потребовало ускорить разработку немецких тяжелых танков, над проектами которых немецкие конструкторы начали трудиться еще до войны. К решению о создании своего тяжелого танка гитлеровцы пришли в конце 30-х гг., после ознакомления с советскими тяжелыми танками Т-35 и средними Т-28, неизменно возглавлявшими в те годы колонны танковых войск на военных парадах в Москве. Сведения об использовании в боях на Карельском перешейке советских тяжелых танков с неуязвимой броней, полученные от финнов, подтолкнули гитлеровских заправил к мысли об ускорении своих разработок тяжелых танков.

Изготовление первого образца нового тяжелого танка немецкие танкостроители закончили через 15 месяцев после начала его разработки. Иностранные военные специалисты называют этот срок «рекордным» (заметим, что танк КВ конструкторский коллектив Ж. Я. Котина представил на испытание в полностью законченном виде через 13 месяцев со дня получения задания на проектирование) и объясняют это не только тем, что немцы напряженно работали в условиях военного времени, но в первую очередь — наличием экспериментальных образцов в виде действующих макетов, на которых накапливался запас необходимых технических решений так, чтобы пускать их в дело по мере надобности.

Проектирование немецких тяжелых танков велось на конкурсных началах в двух конструкторских организациях Германии. Один из проектов вел главный конструктор отдела новых разработок немецкой фирмы «Хеншель и сын» инженер Эрви Адерс, другую разработку осуществляло частное конструкторское бюро, принадлежавшее изобретателю Фердинанду Порше.

После всесторонних испытаний обеих моделей немецкие военные специалисты приняли на вооружение машину Адерса, получившую марку T-VI. Оба проекта в литературе именуются «тиграми». Пять опытных «тигров» конструктора Порше, участвовавшие в конкурсных испытаниях, в боях не применялись: их потом использовали при обучении танкистов.

Принятый к производству «тигр» конструкции Адерса массой в 56 т имел лобовую броню корпуса и башни 100 мм, бортовую и кормовую — 82 мм. Танк вооружался вначале 88-мм пушкой образца 1936 г., пробивавшей на расстоянии 500 метров 90-мм броню. (Позднее пушку заменили на 88-мм орудие образца 1943 г., пробивавшее на таком же расстоянии подкалиберным снарядом броню толщиной до 200 мм). Бензиновый двигатель мощностью 650 л. с. позволял развивать скорость до 44 км/ч. Оригинальная торсионная подвеска с двумя рядами катков создавала равномерную нагрузку по всей длине гусеницы и обеспечивала достаточную плавность хода. Тем не менее первый немецкий тяжелый танк периода второй мировой войны вышел непомерно тяжелым и не отличался хорошей проходимостью.

Принятие «тигра» на вооружение немецко-фашистской армии в июле 1942 г. сопровождалось непомерным восхвалением его как неуязвимой, всесокрушающей машины, способной обеспечить немецкой армии быструю победу на всех фронтах. Пропагандисты называли «тигр» сверхтанком и всячески превозносили его боевые достоинства.

Вспоминая обстоятельства появления «тигра» на советско-германском фронте, Ж. Я. Котин говорил: «О новом оружии Гитлер стал шуметь сразу же после поражения под Москвой… Фюреру необходимо было взять реванш, и главную ставку он делал теперь не на самолеты, как раньше, а на танки. Ему нужно было спасти военный престиж Германии, успокоить ее союзников и сателлитов. Поэтому еще во время испытаний „тигра“ на полигоне он распорядился демонстрировать танк, причем в весьма устрашающем плане — этакая бронированная, непрерывно ведущая огонь машина смело идет на позиции артиллеристов, а снаряды советских противотанковых орудий, словно семечки, отскакивают от ее бортов. Гитлер хвастал, что именно „тигры“ принесут ему победу…»

Первые восемь машин были изготовлены в августе 1942 г., и сразу же встал вопрос об их боевом применении. В военном дневнике начальника генерального штаба немецких сухопутных сил генерала Ф. Гальдера 30 июня 1942 г. записано: «Захватить Погостье как можно скорее. Не ждать! Фюрер хочет передать туда первую роту новых танков „тигр“».

На фронт в район станции Погостье, находившейся на блокированной немцами железной дороге в Ленинград, тяжелые танки попали тотчас же — в августе 1942 г. Об этом свидетельствует еще одна запись в дневнике Ф. Гальдера: «2 сентября 1942 г… Отчет о действиях „тигров“ под Мгой. Очень правильно, что оттянули их назад».

Бывший министр вооружений гитлеровской Германии А. Шпеер отметил в своих мемуарах, как русские артиллеристы под Мгой спокойно подпустили «тигры» к своим позициям и точными выстрелами ударили по менее защищенным местам. «То был полный провал», — свидетельствует немецкий министр. Словом, наша противотанковая артиллерия так встретила новые немецкие тяжелые танки, что незадачливым устроителям испытаний ничего не оставалось, как «оттянуть их назад».

Трудно сказать, почему немецко-фашистское командование решило использовать новые тяжелые танки в болотистой местности в районе Мги у Погостья, а не на другом участке фронта. Правда, здесь наши войска все лето вели себя очень активно и доставляли противнику немало хлопот. Маленькая станция Погостье не менее 18 раз упоминается в военном дневнике начальника немецкого генерального штаба.

Вторично эти машины появились на советско-германском фронте в полосе 2-й гвардейской армии в дни немецкого наступления в декабре 1942 г., проводившегося с целью деблокирования окруженной в Сталинграде группировки. Теперь их был целый батальон — 44 машины, действовавшие в боевых порядках 6-й немецкой танковой дивизии. Однако появление такого количества новых немецких танков на узком участке фронта никакого влияния на ход боевых действий не оказало: деблокирующая группа, как известно, в Сталинград не прошла. А войска 6-го механизированного корпуса, преследуя противника, разгромленного под Котельниковом, подбили первые 4 «тигра». Известно, что тогда же, в декабре 1942 г., несколько «тигров» появились в армии генерала Роммеля, действовавшей на севере Африки, в Тунисе, но польза от них была невелика: вскоре немцы потерпели там поражение.

Сведения о новых немецких танках все чаще стали поступать в конструкторское бюро Ж. Я. Котина. Конструкторы-кировцы живо интересовались всей оперативной информацией о зарубежной военной технике, особенно о новинках в бронетанковых войсках. Часто разработчики обменивались мнениями о возможностях немецких танков, подсчитывали, анализировали, стремились отделить серьезные научные данные от сведений, полученных из разнузданной немецкой пропаганды. Иногда им удавалось даже высчитывать возможные варианты нового танкового вооружения противника.

С особым вниманием относились конструкторы к боевому опыту фронтовиков — рядовых, офицеров, генералов. «Я очень часто бывал на фронтах, — вспоминает Ж. Я. Котин. — Такие замечательные полководцы, как П. А. Ротмистров, А. Л. Гетман, Д. Д. Лелюшенко, П. С. Рыбалко, умели не только превосходно руководить танковыми боями, но и очень тонко понимали технические особенности боевых машин, ценили их и умело использовали. Мы внимательно слушали их советы и предложения».

К мнению этих людей внимательно прислушивались и в правительстве. Генерал армии Д. Д. Лелюшенко, о котором так тепло отзывался Ж. Я. Котин, в своих воспоминаниях рассказал об одной из бесед с М. И. Калининым.

«Не приходилось ли вам на фронте встречаться с этим новым немецким танком? — спросил М. И. Калинин.

— Непосредственно нет, правда, мы располагали данными, что во время Сталинградской битвы, в боях под Котельниковом, противник имел батальон тяжелых танков „тигр“, но захватить такой танк нам не удалось. Однако от пленных и из данных разведки мы узнали, что „тигр“ значительно сильнее среднего немецкого танка по броневой защите и вооружению. Пушка на нем имеет калибр более восьмидесяти миллиметров, — ответил я.

— Да, внимание к этому вопросу притуплять нельзя, — заметил М. И. Калинин. — Наш Котин тоже работает над созданием нового мощного танка. Вам следовало бы с ним повстречаться и поговорить об этом.

— Постараюсь это сделать. По-моему, следует обратить внимание на усиление лобовой и башенной брони и пушку поставить калибра сто двадцать миллиметров, усовершенствовать прицел, но танк утяжелять не следует.

— Вот это вы и скажите товарищу Котину, он ценит советы фронтовиков»[108].

Этот очень характерный для того времени разговор ярко иллюстрирует, какое большое внимание уделяли члены Политбюро ЦК ВКП(б) и Советское правительство таким узкоспецифическим вопросам, как конструирование танков.

Продолжая свои записки, Д. Д. Лелюшенко вспоминает, что спустя некоторое время на фронте довелось встретиться с Жозефом Яковлевичем Котиным и поговорить о деле, о котором так беспокоился Михаил Иванович Калинин.

«Тигры» недолго оставались тайной для наших конструкторов и военных специалистов. Примечательно, что первый трофейный тяжелый танк был добыт нашими воинами недалеко от той самой станции Погостье, где фашисты по желанию фюрера устраивали боевое испытание первых немецких тяжелых танков.

Находившийся на Волховском фронте в качестве представителя Ставки Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, описывая подробности захвата первого образца тяжелого танка «тигр», рассказывал: «Это было 14 января 1943 г. Мне доложили, что между Рабочими поселками № 5 и № 6 наши артиллеристы подбили танк, который по внешнему виду резко отличался от известных нам типов боевых машин. Причем гитлеровцы принимали всевозможные попытки для эвакуации его с нейтральной полосы. Я заинтересовался этим и приказал создать специальную группу в составе стрелкового взвода с четырьмя танками, которой была поставлена задача захватить танк, отбуксировать в расположение наших войск, а затем тщательно обследовать его. В ночь на 17 января группа во главе со старшим лейтенантом Косаревым приступила к выполнению боевого задания. Этот участок местности противник держал под непрерывным обстрелом. Тем не менее вражеская машина была захвачена и отбуксирована в расположение советских войск. В результате изучения танка и формуляра, подобранного в снегу, мы установили, что гитлеровское командование перебросило танк „тигр“ на Волховский фронт для испытания… Танк был отправлен нами на испытательный полигон, где опытным путем установили его уязвимые места, которые впоследствии стали достоянием всех наших фронтов».

В обследовании «тигра» на подмосковном полигоне участвовали Ж. Я. Котин и главный конструктор Опытного завода А. С. Ермолаев. Котина не могла удивить 100-мм броня нового немецкого танка: более года назад он испытывал такую же броню на своем танке КВ-220. На котинском танке КВ-8, выпускавшемся серийно, ставилась 105-мм броня, а на опытном танке КВ-9 даже 135-мм. Тем не менее Ж. Я. Котин очень серьезно отнесся к трофейному танку. «Машина производила внушительное впечатление, — вспоминал он. — Она имела 88-мм пушку и два пулемета. Лобовые детали корпуса и башни защищены мощной броней. Несмотря на эти данные, мы усмотрели в танке, если можно так выразиться, „ахиллесову пяту“ — уязвимое место. Раньше гитлеровские машины были более легкими, маневренными, развивали большую скорость — словом, создавались для наступления. „Тигр“ же весил почти 55 т, передвигался медленнее, был неповоротлив, годился скорее для оборонительного боя. Кстати, именно из-за его плохой маневренности он и угодил в наш плен».

Поступление на вооружение немецко-фашистской армии новых танков T-VI («тигр»), обладающих рядом положительных качеств (хорошая защита, отличные прицельные приспособления, дающие возможность быстро подготовиться к ведению огня, оригинально решенная подвеска, хорошая плавность хода), не могли все-таки стать причиной решительных изменений в соотношении сил по бронетанковому вооружению на советско-германском фронте. До конца зимней кампании 1942/43 г. промышленность Германии так и не сумела обеспечить массового производства тяжелых танков. Поэтому удельный вес их в этот период составлял всего от 1 до 6 процентов от общего числа бронеединиц немецко-фашистской армии, а сами «тигры» использовались лишь эпизодически.

Не могли «тигры» существенно изменить качественное соотношение сил по бронетанковой технике на советско-германском фронте еще и потому, что наши конструкторы ни на один день не прекращали своей работы, направленной на совершенствование основной модели тяжелого танка КВ. Вслед за КВ-1С конструкторское бюро Ж. Я. Котина разработало его вариант — танк КВ-85, имевший 85-мм пушку Д-5 конструкции Ф. Ф. Петрова, надежно поражавшую «тигры» с дистанции 500–1000 м.

Для установки на танк новой пушки Ж. Я. Котин использовал давно предусмотренный им «конструкторский задел»: была расширена подбашенная коробка, в которой расположили увеличенный в диаметре погон танковой башни улучшенной формы. Боекомплект из 70 выстрелов разместился в измененной боеукладке. За счет исключения стрелка-радиста экипаж танка уменьшили до 4 человек. Силовая установка, трансмиссия и ходовая часть оставались полностью унифицированными с танком КВ-1С.

КВ-85 был принят на вооружение Красной Армии и в сентябре 1943 г. начал поступать в войска. Вскоре конструкторам стали известны результаты первых встреч их машин с немецкими «тиграми». Командир 3-го Котельниковского танкового корпуса генерал-майор И. А. Вовченко так описывал один из боев с участием танков КВ-85. «На западной окраине села появились двенадцать вражеских танков. Навстречу им пошли три наших КВ под командованием лейтенанта Судата. Три против двенадцати. Но Судату, вступавшему в бой с одиннадцатью „тиграми“, не привыкать. Теперь другое дело. На наших танках новые мощные орудия. Несколько выстрелов с каждого танка — и пять немецких машин уже пылают на поле…»[109].

Новая модель КВ-85 стала очередным шагом на пути создания тяжелого танка, резко отличавшегося от среднего не только бронированием, но и вооружением. С весны 1942 г., за несколько месяцев до появления на фронте «тигров», инженеры Опытного завода в Челябинске под руководством Ж. Я. Котина начали работать над новым видом тяжелого танка, получившего индекс «ИС». Работая над этим проектом, конструкторы завершили целую серию других работ, в числе которых были модернизация танка КБ и создание на его базе самоходно-артиллерийских установок.

Здесь с новой силой проявились творческие и организаторские способности Ж. Я. Котина. Молодой коллектив котинцев снова показал свои незаурядные творческие способности и готовность отдать все силы на создание и выпуск боевых машин, превосходящих по качеству лучшие образцы не только фашистской Германии, но и других технически развитых государств.

Среди наиболее работоспособных сотрудников Ж. Я. Котина особой силой конструкторского таланта по-прежнему выделялся Н. Л. Духов, который, как утверждали многие, способен был видеть на чертеже любой узел в полном объеме. Ни одна ошибка, ни малейший просчет не могли ускользнуть от его внимательного, всегда спокойного взгляда. Все окружающие отмечали, что выдающиеся способности Котина и Духова прекрасно сочетались во всех их творческих делах.

Тридцатитрехлетний заместитель главного конструктора Л. С. Троянов отличался колоссальной работоспособностью и всеобъемлющим опытом специалиста танкостроения, в котором он работал с первых дней зарождения отрасли. Троянов выделялся творческим размахом, смелостью технических решений, твердым характером и поразительной находчивостью. Он, как и многие другие конструкторы-котинцы, блестяще водил опытные танки на танкодроме и живо интересовался их боевым применением.

Не менее замечательными способностями обладал и третий заместитель главного конструктора, А. С. Ермолаев, его широкому профессиональному кругозору, умению работать за чертежной доской конструкторский коллектив был обязан многими техническими находками.

Генерал-майор Ж. Я. Котин немало внимания уделял расчетно-теоретическим работам, проверке чертежей, линейным увязкам конструкции. Все это сочеталось у него с глубоким знанием каждого проекта, каждого узла на машине и добрым отношением к человеку, с которым работал. Видимо, поэтому многие сотрудники Ж. Я. Котина на всю жизнь сохранили в памяти каждую встречу с главным конструктором…

Конструктор С. А. Захаров: «…чтобы провести на машине необходимые улучшения, Ж. Я. Котин требовал от нас конкретных предложений. Разговоры на эту тему всегда проходили, если можно так сказать, на „дружеской основе“. Во время такого разговора все участники были равноправны и каждый мог высказывать свое мнение…»

Конструктор М. И. Рыбин: «…был такой случай — конструктор в связи с постановкой на серию новой машины трое суток не спал. Это стало известно Жозефу Яковлевичу. Он также проводил дни и ночи на заводе, но конструктору предложил пойти домой отдохнуть, а когда тот отказался, вызвал свою машину и в приказном порядке отправил его домой на четыре часа. После на той же машине конструктора доставили на завод…»

Инженер Г. А. Михайлов , доктор технических наук: «…в период войны, в довольно трудных условиях существования, Ж. Я. Котин щедро делился с товарищами своим литерным пайком. Я был в командировке вместе с ним в Москве и помню, когда мы приходили к нему в гостиницу, он всегда выкладывал те пайки, которые ему выдавали. Нам было очень неудобно, но он заставлял их брать…»

Инженер Г. Н. Москвин: «Ж. Я. Котин добился для конструкторов снабжения литерным питанием: дополнительно к продовольственным карточкам выдавались литерные пайки. Тогда это было очень серьезной поддержкой. Потом Ж. Я. Котин организовал подсобное хозяйство под Челябинском, куда отправлял конструкторов, чтобы подкормить и подкрепить ослабевших от систематического недоедания».

Инженер К. И. Буганов: «…приходилось удивляться, как он на все находил время. Если он узнает, что у человека есть затруднения, обязательно подойдет, поговорит и сделает все, чтобы помочь».

Достижения конструкторского коллектива в создании новых образцов отечественной танковой техники и ее непрерывном совершенствовании в процессе крупносерийного производства были отмечены присуждением Государственных премий ряду ведущих специалистов. Государственную премию первой степени получили: главный конструктор Кировского завода Ж. Я. Котин, главный инженер завода С. Н. Махонин и заместитель главного конструктора Л. С. Троянов — за разработку нового вида артиллерийского вооружения (самоходной артиллерийской установки СУ-152).

За разработку модернизированного тяжелого танка КВ-1С Государственной премии второй степени были удостоены: заместитель главного конструктора Кировского завода Н. Л. Духов, главный конструктор Опытного завода А. С. Ермолаев, заместитель главного конструктора Н. М. Синев, инженеры-конструкторы Е. П. Дедов, А. Ф. Лесохин, Г. А. Михайлов, А. Н. Стеркин, Л. Е. Сычев, Н. Ф. Шашмурин, а также инженер-подполковник А. И. Благонравов.

От наркома танковой промышленности СССР И. М. Зальцмана из Москвы на имя Жозефа Яковлевича Котина в Челябинск пришла телеграмма: «От души поздравляю тебя со вторичным присуждением Государственной премии первой степени и уверен, что ты еще не раз покажешь образцы большевистской работы по созданию грозных боевых машин для нашей Красной Армии. Крепко жму руку и обнимаю. Зальцман».

В тот же день в секретариат Кировского завода передали телефонограмму из Наркомата обороны: «Котину, Духову, Ермолаеву, Махонину, Шашмурину, Сычеву, Троянову, Михайлову, Стеркину, Лесохину, Дедову, Синеву, Благонравову — Поздравляем с присуждением Государственной премии, желаем успехов в дальнейшей работе над совершенствованием танков. Федоренко, Бирюков, Коробков, Алымов».

Производство тяжелых танков на Кировском заводе неуклонно наращивалось. Несмотря на то что со второй половины 1942 г. изготовление танков КВ шло параллельно с танками Т-34, производство тяжелых танков в Челябинске не только не сократилось, но по сравнению с предыдущим годом увеличилось почти вдвое (в 1941 г. — 1359, в 1942 г. — 2553 танка). Одновременно началось производство 152-мм самоходных артиллерийских установок. Личные заслуги Ж. Я. Котина в этом деле были отмечены вторым орденом Красной Звезды.

Инженер-конструктор Н. В. Цейц.

 

Немалая заслуга в трудовых и творческих делах конструкторов-кировцев принадлежит партийной организации конструкторского бюро, руководителем которой в 1941–1942 гг. был выпускник Харьковского политехнического института П. Питух, исключительно принципиальный и добросовестный работник, неизменно пользовавшийся всеобщим уважением и любовью коллектива. Парторг Петр Питух работал, не жалея сил. На его молодые плечи легли трудности по эвакуации инженеров, конструкторов, рабочих и членов их семей из блокированного Ленинграда в Челябинск и устройству их на месте. А далее пошли бесконечные заботы по сплочению коллектива, воспитанию высокой сознательности и ответственности каждого за трудовые дела, за выполнение плановых заданий, за творческое отношение к труду. Он сумел мобилизовать коммунистов, комсомольцев и беспартийных на создание в кратчайшие сроки требуемых образцов боевой техники, участвовал в налаживании выпуска могучих боевых машин, но сам не уберегся, заболел открытой формой туберкулеза. Ж. Я. Котин проявил максимум заботы о здоровье парторга, отправил его на лечение в специализированный санаторий, но спасти не смог… Осенью 1942 г. парторга котинского КБ Петра Питуха не стало. Он погиб, как воин на боевом посту.

В тяжелом 1942 г. кировский конструкторский коллектив понес еще одну тяжелую утрату: не выдержав перегрузок и лишений, скончался замечательный человек, любимец всего коллектива, опытнейший инженер Н. В. Цейц. С большой скорбью похоронили его за городом под высокой сосной и на могиле поставили макет танка — одной из тех машин, над совершенствованием которых он трудился всю жизнь.

Танкостроители-кировцы работали по-фронтовому: наступали, отступали, брали высоты, несли потери, но главное, ради чего были все труды и жертвы, — новые танки прямо с конвейера шли на фронт, и каждая новая кировская машина приближала победу над врагом.

 

Создатели артсамоходов

 

В литературе иногда высказывается мнение о том, что разработка новых образцов бронетанковой техники для Красной Армии началась после появления на поле боя немецких «тигров», «фердинандов» и «пантер». Однако новые советские тяжелые танки начали проектироваться задолго до появления первого «тигра» на советско-германском фронте. А что касается самоходных артиллерийских установок, то, действительно, нашим конструкторам пришлось их спешно создавать специально как средство огневого усиления тяжелых и средних танков.

Надо отметить, что такое положение сложилось отнюдь не по вине конструкторов боевых машин. Первые проекты самоходных артиллерийских установок были разработаны ими задолго до войны.

Вспомним СУ-1 на базе танка Т-26, 50-тонную СУ-14, созданную в 1934 г. на базе тяжелого танка Т-35 и имевшую различные варианты вооружения, в том числе и 152-мм пушку. СУ-14-2 была хорошо забронирована, участвовала в боях на Карельском перешейке и стала по сути дела прообразом знаменитых самоходных артиллерийских установок времен Великой Отечественной войны. Несмотря на эти разработки, в начале войны Красная Армия почти не имела самоходной артиллерии. Произошло это потому, что часть военных деятелей противилась принятию на вооружение самоходок, называя их «испорченными», или «плохими», танками[110].

А пока у высшего военного руководства не выработалось твердого мнения о необходимости самоходной артиллерии, конструкторы, пристально следившие за путями развития военной техники, инициативно разрабатывали образцы самоходных пушек, долго существовавшие в проектах или опытных экземплярах.

Командиры же переднего края выдвигали против «тигров» не защищенные броней полевые тяжелые артиллерийские системы и довольно успешно расстреливали из них немецкие бронированные «чудовища». Маршал Советского Союза И. С. Конев по этому поводу писал: «Новые вражеские танки и самоходки были хорошо вооружены, имели 88-мм пушку с высокой начальной скоростью снаряда. Артиллерийская мощь сочеталась у них с сильной броневой защитой. Уже в первых боях с ними нашим танкам, в том числе и „тридцатьчетверкам“, пришлось туго. Для сопровождения и обеспечения их мы стали выдвигать вперед, в боевые порядки пехоты, а также в боевые порядки танковых частей, 122-мм пушки-гаубицы, которые были способны пробить прочную лобовую броню „тигров“»[111].

Примерно через месяц после появления первых «тигров» под Погостьем в районе станции Мга заместитель председателя СНК В. А. Малышев вызвал Котина в Москву и там познакомил с положением, создавшимся в противотанковом вооружении, дал ему соответствующее задание.

В. А. Малышев очень высоко ценил организаторские способности Котина, его инженерные знания и удивительное конструкторское чутье. Коротко обрисовав потребности фронта и армии, Малышев высказал свои соображения о конструкции нового тяжелого немецкого танка, о котором осенью 1942 г. знали лишь по донесениям разведчиков да из материалов берлинского радио, трубившего на весь мир о «решающем» оружии Германии — «супертанках», которые принесут ей победу.

— Убежден, какими бы ни были новые немецкие танки, мы сможем противопоставить им свою конструкцию, которая не будет слабее, — спокойно сказал Котин.

— Согласен, — кивнул головой Малышев, — но неприятности они могут принести немалые. Поэтому требую ускорить работу над проектом нового тяжелого танка, а пока его нет, найдите путь поставить на серийное шасси среднего и тяжелого танка мощную и надежную пушку, способную пробивать броню любого немецкого танка со значительного расстояния. Учтите при этом, что машина должна сопровождать танки в бою, а для этого нужно хорошее противоснарядное бронирование. Я очень надеюсь на вас. Действуйте.

Дело не терпело отлагательств. В «Летописи Челябинского тракторного» по этому поводу записано: «…вернулся из Москвы Котин. На завод он прибыл в половине одиннадцатого вечера, а уже к одиннадцати часам созвал узкий круг ведущих конструкторов». В кабинете главного конструктора, кроме заместителей А. С. Ермолаева, Н. Л. Духова, М. Ф. Балжи, собрался цвет конструкторской мысли котинского КБ: Л. Е. Сычев, В. И. Таротько, М. Н. Ижевский, П. С. Тарапатин, Г. А. Манилов, профессор Н. В. Вознесенский, опытный расчетчик В. Э. Берг и участник проектирования первых советских самоходок в предвоенные годы Л. С. Троянов.

Совещание начал Жозеф Яковлевич:

— Нам известны данные о новых танках и самоходных орудиях, которые немцы собираются применить в ближайшем будущем…

Главный конструктор перечислил точно установленные и предполагаемые тактико-технические характеристики нового немецкого тяжелого танка «тигр» и подчеркнул, что по сравнению с теми танками, с которыми фашисты начинали войну, бронезащиту и огневую мощь их конструкторы увеличили уже в два-три раза.

— В Государственном Комитете Обороны, — продолжал Ж. Я. Котин, — нам сказали, что нужно сделать все, чтобы к началу 1943 года наша армия стала получать в противовес «тиграм» новые машины с усиленной броней и увеличенным калибром пушки.

До конца 1942 г. оставалось три неполных месяца — невероятно короткий срок. Из присутствовавших только Л. С. Троянов занимался ранее проектированием самоходного орудия. Да и Кировский завод самоходок пока не производил: на потоке стояли тяжелые танки КВ-1С и средние — Т-34.

Бои на фронте носили в основном оборонительный характер, но в перспективе уже выдвигалась на первый план готовность переходить в решительное контрнаступление, для которого нужны были боевые машины. Идея могучей самоходной пушки, надежно прикрытой прочной броней и по скорости передвижения не уступающей современному танку, отвечала поставленной задаче. В качестве базы для пушки предполагалось использовать одну из выпускавшихся на Кировском заводе машин — КВ-1С или Т-34. Это решение обеспечивало и быстрое освоение серийного производства самоходных артиллерийских установок, и унификацию с серийными танками, что значительно облегчало их эксплуатацию и ремонт.

Ж. Я. Котину было поручено совместно с коллективом конструкторского бюро Уралмаша, которым руководил главный конструктор Л. И. Горлицкий, дать рекомендации по использованию танка Т-34 в качестве базы для создания мощной САУ. Для координации усилий двух творческих коллективов Ж. Я. Котин выехал на Уралмаш с группой конструкторов-танкистов, в которую входили П. С. Тарапатин, В. И. Таротько, Л. С. Троянов и другие.

Руководитель конструкторского коллектива, работавшего вместе с Ж. Я. Котиным при создании первых самоходных артиллерийских установок, Л. И. Горлицкий.

 

В Свердловске Ж. Я. Котин встретил своих друзей-ленинградцев, эвакуированных на Урал и хорошо известных ему еще по работе над КВ-2 со 152-мм гаубицей во вращающейся башне, КВ-7 и другими машинами. Среди этих специалистов были Н. В. Курин, К. Н. Ильин, Т. Ф. Ксюнин, А. Н. Шляков. Опираясь на опыт конструирования КВ-2, они взяли серийную 122-мм гаубицу, но разместили ее не во вращающейся башне, а в специальном отсеке, превратив его в неподвижную боевую рубку. В наклонном лобовом бронированном листе оставили неширокую амбразуру и закрепили в ней качающуюся часть орудия. Разработку корпуса вел прибывший из Ленинграда специалист Ижорского завода И. И. Эммануилов.

Артиллерийские конструкторы смонтировали 122-мм гаубицу так, чтобы обеспечить углы наводки по вертикали от —3 до +26 градусов и по горизонту ±10 градусов. Левее амбразуры для орудия находился люк механика-водителя, на броневой крыше — люк для посадки экипажа. Ходовая часть практически оставалась без изменений, лишь немного усиливались передние узлы подвески.

Вспоминая о начале этой работы, Н. В. Курин рассказал: «Жозеф Яковлевич просил нас продумать, что можно предложить сейчас, чтобы решить задачу в сверхкороткий срок. На мою долю выпала общая компоновка и координация работ конструкторов по узлам. Технологические процессы составлялись тут же, по ватманам, сразу же проектировались и отдавались в заказ оснастка, модели, приспособления, инструмент. Изготовление деталей и сборка узлов начинались сразу же, как только в цех попадали чертежи. Это существенно сокращало сроки готовности. Так, уже на пятый день были поставлены на станок отливки бронемасок, а на десятый началась сварка корпусов».

«За ходом этих работ, — вспоминает конструктор К. Н. Ильин, — наблюдал и направлял всю деятельность конструкторского коллектива Ж. Я. Котин, не раз приезжавший и прилетавший на Уралмаш. Часто он непосредственно включался в работу, особенно на ее завершающем этапе. Принимал он участие и в опытных стрельбах, и в ходовых испытаниях, при этом сам лично садился за рычаги и вел артсамоход на полигон».

Создатели первой серийной советской самоходной установки СУ-122 работали, как всегда, самоотверженно, уходя домой только глубокой ночью, а то и ночуя в служебных помещениях, чтобы не терять времени на дорогу. Благодаря огромному энтузиазму всего коллектива, правительственное задание было выполнено раньше установленного срока. К концу 1942 г. первая партия из 25 самоходных установок СУ-122 успешно прошла испытания, и в январе 1943 г. два экземпляра ее были доставлены в Москву. На Кремлевской площади, как обычно, состоялся показ новых образцов членам правительства. Группа маршалов, генералов и членов правительства во главе с И. В. Сталиным осмотрела самоходные установки. В ходе осмотра К. Е. Ворошилов, М. И. Калинин и маршал артиллерии Н. Н. Воронов задавали немало серьезных вопросов об улучшении обзорности, о возможном боевом использовании нового вида вооружения, о взаимодействии самоходок с танками, интересовались условиями работы экипажа в бою и на марше. После осмотра боевую машину незамедлительно приняли на вооружение.

Заместитель главного конструктора Н. В. Курин.

 

Из первой партии СУ-122 сформировали два самоходно-артиллерийских полка для Волховского фронта. Новые машины с первых дней отлично показали себя в бою, хотя и применялись в лесисто-болотистой местности. Им пришлось поддерживать своим огнем наступающие танки, а в зимнее время прокладывать путь пехоте в боях за расширение участка прорыва блокады Ленинграда под Шлиссельбургом и в районе Синявинских высот.

За создание установки СУ-122 большая группа рабочих и инженерно-технических работников была награждена орденами, а главному конструктору Л. И. Горлицкому и ведущему конструктору Н. В. Курину была присуждена Государственная премия.

На протяжении двух месяцев на Волховском фронте, на котором широко применялись самоходные орудия, вела наблюдения за боевыми действиями и эксплуатацией машин специально созданная комиссия, в которую входил и главный конструктор Л. И. Горлицкий. Комиссия учла многие замечания и предложения фронтовых танкистов-самоходчиков, изучила весь многообразный комплекс боевых задач, которые возлагались на самоходно-артиллерийские полки.

Самоходки вскоре полюбились всем фронтовикам. Особенно нравились они танкистам за универсальность в бою и безотказность в работе. Многие отмечали отличную проходимость машин.

К началу Курской битвы Уралмаш выпускал СУ-122 серийно, и их уже было немало в действующей армии. Эти орудия обладали большой огневой мощью и полностью оправдали возложенные на них надежды, явившись реальной боевой силой для решения многочисленных задач на поле боя, включая и противодействие новым немецким тяжелым танкам.

Маршал Советского Союза В. И. Чуйков, характеризуя действия СУ-122, писал: «В районе поселка Ивановка захвачен „тигр“. Башня этого танка была пробита попаданием 122-миллиметрового снаряда. Около танка десяток трупов немецких солдат, в танке четыре убитых танкиста. Мощное сооружение. Отличная конструкция оптического прицела, сильная 88-миллиметровая пушка. Я думаю, что „тигры“ в летне-осенней кампании 1943 г. были наиболее грозной машиной. Гитлер не зря делал в Курской битве ставку именно на них. В танковых боях сорок третьего года они, несомненно, могли бы достигнуть успеха. Но мы уже имели 122-миллиметровые самоходные орудия, которые пробивали броню „тигров“»[112].

В сентябре 1943 г. наши войска с моря и с суши штурмовали Новороссийск. В боевых порядках первого эшелона наступали девять KB и две СУ-122. В таком соотношении на первых порах они использовались довольно часто. Поддержка атакующих войск артиллерийским огнем с машин, двигающихся непосредственно за танками, создавала лавину мощного прицельного огня и буквально проламывала вражескую оборону.

Не успел Ж. Я. Котин закончить сложные хлопоты, связанные с созданием СУ-122, как в Челябинск прибыл заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров В. А. Малышев и с ним командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-полковник Я. Н. Федоренко, который сказал:

— Есть задание Государственного Комитета Обороны — срочно создать такие противотанковые самоходные пушки, которые успешно поражали бы «тигра» на дальности тысяча метров и более.

Выяснилось, что конструкторскому бюро Ф. Ф. Петрова, которое тоже участвовало в создании СУ-122, поручено также срочно подготовить артиллерийское орудие, но более мощное, чем ставили на СУ-122, и поэтому в качестве базы самоходно-артиллерийской установки рекомендуется использовать шасси серийного танка КВ-1 С.

В комнате для совещаний на Опытном заводе «по срочному вопросу» собрались 15 специалистов. За столом президиума заняли места В. А. Малышев, Я. Н. Федоренко, Ж. Я. Котин.

Первым взял слово В. А. Малышев:

— Что будем делать, товарищи конструкторы? Новый тяжелый танк ИС еще не готов к производству. Его мощная пушка калибра сто двадцать два миллиметра все еще отрабатывается в конструкторском бюро Петрова. У нас есть только один путь, одобренный Верховным Командованием, спешно, не медля ни одного дня, взяться за создание самоходных артиллерийских установок — САУ с мощным вооружением. Но какую артсистему лучше разместить на КВ-1С? Безусловно, надо брать пушку, находящуюся в настоящее время на серийном производстве.

Выступивший вслед за ним генерал Я. Н. Федоренко рассказал конструкторам о некоторых уроках и особенностях применения тяжелых танков и о первоочередной необходимости увеличить их боевую мощь.

— Главным достоинством артсамохода должны быть высокая начальная скорость бронебойного снаряда, достаточная скорострельность и, конечно, надежная броня, — сказал в заключение генерал.

Высказались и присутствовавшие на совещании конструкторы, которые отметили целый ряд трудностей в выполнении этого срочного правительственного задания.

Вскоре Ж. Я. Котину позвонил нарком вооружений Д. Ф. Устинов:

— Нужна самоходная установка, способная пробивать мощную броню, — объяснил он. — Подумайте.

А через день — новый звонок:

— Подумали?

Ж. Я. Котин отвечает, что необходимо время, надо сделать расчеты…

Но нарком говорит:

— Времени у нас очень мало. Не месяцы — дни.

На следующий день Ж. Я. Котин вылетел на Мотовилихинский орудийный завод. Через сутки он позвонил своему заместителю Н. М. Синеву:

— Задержусь на два-три дня, отгружаю на железнодорожную платформу гаубицу калибра сто пятьдесят два миллиметра. Не теряйте времени, начните проработку, как ее одеть броней, чтобы вписать в габариты КВ-1С, но так, чтобы неподвижная башенная надстройка не вылезала за имеющиеся габариты.

На следующий день платформа с пушкой-гаубицей, установленной на тумбе, пришла на завод. Из-за отсутствия грузоподъемных средств ее перетащили в механосборочный цех такелажным способом. Пришли конструкторы-вооруженцы челябинец Г. Н. Москвин, а с ним Г. Н. Рыбин и К. Н. Ильин, вызванные Котиным из Свердловска для участия в разработке. Координация всех работ была поручена ведущему конструктору Л. С. Троянову. Вокруг пушки, по-прежнему стоявшей на тумбе, по эскизным чертежам из фанеры начали строить макет корпуса в предельно допустимых габаритах. Вращение орудия удалось обеспечить с горизонтальным суммарным углом поворота 12 градусов, угол возвышения — 18 градусов и угол склонения — 5 градусов.

Самоходная установка СУ-152, разработанная на базе тяжелого танка КВ-1С.

 

К приезду Ж. Я. Котина из Перми главный вопрос — вписывается пушка в заданные габариты или нет — был решен положительно. Орудие вписывалось, и даже удавалось разместить 20 49-килограммовых фугасных снарядов и столько же больших гильз к ним, так как орудие было с раздельным заряжанием. Начальная скорость бронебойного снаряда — невысокая, всего 600 м/сек. Но и при такой скорости громадная масса снаряда разрушала лобовые детали брони любого танка того времени, а попадание в башню неминуемо срывало ее с погона. Кроме стрельбы по танкам из пушки-гаубицы можно было вести огонь навесной траекторией с закрытых позиций.

Для оперативного решения на месте всех вопросов по указанию наркома вооружений Д. Ф. Устинова в Танкоград прибыл главный артиллерийский конструктор Ф. Ф. Петров и его ближайший помощник С. П. Гуренко.

Несмотря на исключительную срочность и до предела сжатые сроки, решено было новую мощную самоходную артиллерийскую установку разрабатывать в конкурсном порядке. Вариант Уралмаша, привезенный в Танкоград главным конструктором Ф. Ф. Петровым, сохранял все танковые узлы на предлагаемом шасси, но предусматривал модернизацию самого орудия, на что требовалось дополнительное время. Второй проект, предложенный Л. С. Трояновым, сохранял артиллерийскую систему без изменений, но требовал удлинения корпуса, взятого от серийного тяжелого танка КВ-1С. По третьему проекту, предложенному Ж. Я. Котиным, качающуюся часть 152-мм пушки-гаубицы MЛ-20 практически без изменений устанавливали в рамку и вместе с боекомплектом и экипажем размещали в специально спроектированной боевой рубке на шасси котинского танка КВ. Серийное орудие конструктивным изменениям при этом почти не подвергалось, немного видоизменялись лишь противооткатные устройства и расположение цапф орудия. По проекту Котина уменьшалась сила отдачи и сокращалась длина люльки, на которой установили усиленную обойму с цапфами. При этом броневой щит, кроме защиты от снарядов, служил еще и уравновешивающим элементом.

Надо сказать, что предложения Ж. Я. Котина вызвали возражения со стороны артиллерийского конструктора Ф. Ф. Петрова, автора 152-мм орудия, который хорошо знал его достоинства и недостатки и потому настаивал на модернизации. В спор включились Д. Ф. Устинов и В. А. Малышев, твердо указавшие Ф. Ф. Петрову, что Котин прав, но это не снимает с Петрова ответственности за все дела, связанные с постановкой на серию нового тяжелого артсамохода.

Конструктор Г. Н. Рыбин.

 

Участник разработки артсамохода конструктор В. И. Таротько, вспоминая о своей работе над проектом этой системы, пишет:

«В конце 1942 г. в нашем КБ была создана группа из семи человек: Л. С. Троянов, Г. Н. Рыбин, К. Н. Ильин, Н. Н. Звонарев, В. М. Селезнев, П. С. Тарапатин и я. Мы занялись проектированием тяжелой самоходки. Ответственным был главный конструктор Ж. Я. Котин, но он был еще и ответственным за разработку самоходной артиллерийской установки в Свердловске (СУ-122), в связи с этим не всегда присутствовал на заводе. Однако несколько раз в неделю главный конструктор все же бывал у нас и проверял ход разработки, „ругал“ нас за сложные решения, если мы таковые предлагали. Помню, как мне и Троянову, как инициаторам, досталось за сложную лобовую отливку, замыкающую носовую часть рубки. Такое решение носовой части рубки усложняло установку артиллерийской системы. В конце концов мы нашли более удачное решение, обеспечивающее установку артиллерийской системы с подвижной бронировкой за 30 минут. Много споров было по вопросу длины корпуса, особенно его передней части. Некоторые товарищи настаивали на удлинении корпуса по сравнению с танковым. В конце декабря 1942 г., когда у нас еще не был готов даже деревянный макет, назначили защиту проекта. Вместе с нашим вариантом рассматривался вариант Ф. Ф. Петрова. В 10 часов 2 января 1943 г. в кабинете исполняющего обязанности директора завода А. А. Горегляда мы докладывали основные данные самоходок: ожидаемую скорострельность, боекомплект, удельное давление на грунт, а главное — возможность серийного выпуска с февраля текущего года. Директор завода при этом по телефону докладывал о ходе защиты проектов В. А. Малышеву. Первым выступил Петров. Он представил проект артсамохода с модернизацией артиллерийской системы, сохранив максимальные преимущества танковых узлов. Проект Петрова не приняли, так как он не обеспечивал немедленного начала серийного производства. Доложенный Л. С. Трояновым проект с сохранением пушки, но с удлинением корпуса против танкового не был принят по той же причине. Было одобрено предложение Ж. Я. Котина о постройке СУ-152 на серийной танковой базе.

…С утра 3 января началась разработка рабочих чертежей. Весь ведущий состав конструкторов был переведен на казарменное положение. В течение 10 дней мы находились в КБ и не уходили домой. Чертежи, выпускаемые на ватмане, прямо с чертежных досок отправлялись в цехи. Чертежи корпуса самохода доставлялись специальным курьером на корпусный завод. Работали дружно, четко, без суеты, без формализма и бюрократизма. Четко и оперативно работали производственные и технологические службы завода…»

Объем работ по установке пушки столь большого калибра в специально спроектированной рубке на шасси тяжелого танка оказался очень большим. Занимались этой работой специалисты различного профиля, что порождало немало трений. Возник, например, спор: кому изготавливать раму — танкистам или артиллеристам? Тут как раз вовремя в Челябинск прилетел Д. Ф. Устинов. Он конкретно, подробно все рассмотрел, одобрил решение Котина, доложил об этом в Москву. Его там поддержали, и проект самоходной артиллерийской установки на серийном шасси танка КВ-1С был заочно одобрен и предложен для срочного изготовления. Таков был авторитет Ж. Я. Котина!

Конструктор К. Н. Ильин.

 

Покончив с этим делом, Д. Ф. Устинов вылетел в Пермь, чтобы ускорить там решение ряда вопросов на заводах-смежниках. С собой взял главного конструктора орудийного завода Ф. Ф. Петрова и инженера-конструктора К. Н. Ильина с детальными чертежами технического решения установки орудия на шасси танка. На орудийном заводе он собрал совещание, поставил конкретные задачи исполнителям, установил жесткие сроки, а конструктору К. Н. Ильину дал права полномочного представителя Ж. Я. Котина, принимающего самостоятельно все необходимые решения при изготовлении и сборке на месте вплоть до полного изготовления заказа. Одновременно он дал указание дирекции обеспечить круглосуточное пребывание К. Н. Ильина на производстве и питание его без карточек в директорской столовой, что по тем временам имело исключительно важное значение.

Благодаря такой организации и всестороннему обеспечению дела, заказ на орудийном заводе был выполнен в срок, и приспособленная для танка качающаяся часть пушки в середине января 1943 г. прибыла на Кировский завод в Челябинск. К этому времени и шасси танка было изготовлено: место механика-водителя сдвинуто влево, на шасси уже стояла сварная броневая рубка с боеукладкой. В лобовом броневом листе имелась броневая отливка, в которую предстояло установить измененную раму с качающейся частью пушки. Вес нового артсамохода не превышал веса танка KB и при этом полностью отвечал требованиям артиллеристов. Он мог, подобно СУ-122, вести огонь как с открытых, так и с закрытых позиций.

«Работа шла широким фронтом, — вспоминает Жозеф Яковлевич, — одновременно готовили чертежи, строили конструкцию. Сначала из фанеры, потом „одевали“ пушку в броню. Работали день и ночь, отдыхали наскоро, в служебных кабинетах, прямо в цехе…»

Наконец опытный образец был готов в металле. Пришло время поставить привезенную из Перми пушку на предназначенное ей место. Но тут во время сборки машины выяснилось, что орудие не проходит в проем, оставленный для него в боевой рубке.

— Видел свою работу? — сверкнув глазами, спросил оплошавшего проектировщика главный конструктор серийного производства Н. Л. Духов.

— Видел…

— Что будешь делать?

— Резать сварочным аппаратом по живому.

— Правильно, действуй.

А сам, повернувшись, направился к группе военных и представителей наркомата, которые тут же в цехе ожидали окончания сборки. На взволнованные вопросы, что случилось, в чем причина задержки, Н. Л. Духов отшутился:

— Да мы пушку не тем концом вставляли.

Напряженность исчезла, все поняли, что ошибка поправима и не нужно из нее делать трагедии.

Наступило 25 января 1943 г. На полигоне близ Челябинска предстояло произвести первые выстрелы из нового артсамохода. Подготовились стрелять болванками весом 50 кг. Дистанция всего 80 м. Прозвучал грохочущий выстрел. Машина дернулась, даже присела немного и откатилась назад на метр. При этом несколько балансиров катков дошли до упоров, но нигде ничего не поломалось, ходовая часть оставалась целехонькой. Первый успех окрылил людей. Может быть, поэтому от души посмеялись над одним инженером, когда он, неожиданно застигнутый грохотом выстрела, упал в снежный сугроб.

— Ну, первая жертва! — шутили над ним товарищи.

За этим успехом пошли горячие обсуждения огневых возможностей машины. Установка столь мощного орудия на стрельбу прямой наводкой была необычной. Представитель Главного артиллерийского управления инженер-подполковник П. Ф. Соломонов не имел необходимых расчетных данных, чтобы оценить, какой будет траектория фугасно-осколочного или бронебойного снаряда при выстреле прямой наводкой из 152-мм гаубицы. Сколько пролетит тяжелый снаряд, пока не врежется в землю? Этого никто из присутствовавших на испытаниях определить не мог: все выверенные таблицы стрельб по дальности и эллипсу рассеивания из этого орудия были составлены только для навесного огня. Воистину, котинцы шли непроторенными путями! Их сомнения можно было разрешить только при испытательных стрельбах на специальном полигоне. Такой полигон существовал в Челябинской области.

Стрельбу начали болванками по фанерным щитам размером 2х2 м. Первый выстрел с 500 м. Отличное попадание! Второй выстрел с 800 м. Тоже попадание. Стреляют на 1000 м, на 1200 м — результат тот же — точное попадание в щит! Не удержались, крикнули: «Ура!»

Успех испытаний означал, что новая самоходно-артиллерийская установка может бить прямой наводкой по танкам противника со значительного расстояния и вести огонь по амбразурам вражеских дотов и дзотов, а экипаж при этом будет укрыт за мощным щитом лобовой брони.

Оптический прицел пришлось поставить какой имелся: вертикальная наводка — по совмещению перекрестий в прицеле и на фанерном щите. Для быстрейшей подготовки экипажей это даже хорошо — подготовка самая простая.

На полигоне испытатели имели возможность испробовать новую самоходку в стрельбе по трофейному танку. Рассказывая об этом, Ж. Я. Котин вспомнил, как один из снарядов, угодив в башню, начисто снес ее с корпуса немецкого танка.

— Вот и заставили мы гитлеровских зверей снимать шапки перед нашим орудием, — сказал кто-то из присутствовавших.

Спустя несколько дней, после того как конструкторы устранили недочеты, замеченные военпредами, Государственная комиссия подписала отчет с рекомендациями о принятии на вооружение 45-тонной самоходной артиллерийской установки СУ-152. По этому поводу в «Истории Великой Отечественной войны» имеется скромное упоминание: «По заданию Государственного Комитета Обороны на Кировском заводе в Челябинске в течение 25 дней был сконструирован и изготовлен опытный образец самоходной артиллерийской установки СУ-152, с февраля 1943 года поступившей в производство». Эти машины в течение целого года выпускались на Кировском заводе серийно.

Успешное проектирование и быстрое изготовление новой машины удались конструкторам и производственникам благодаря жесточайшей унификации большинства деталей машины и вооружения — все основные части брали из серийных образцов. Это упростило координацию работ со многими заводами-смежниками, поставляющими броню, вооружение, прицельные приспособления, моторы, электрооборудование и целые узлы и агрегаты. Немалую роль в этом деле сыграла дружная творческая работа двух конструкторских коллективов, возглавлявшихся такими выдающимися специалистами и мастерами своего дела, как Ж. Я. Котин и Ф. Ф. Петров.

Вспоминая о своей работе над самоходными артиллерийскими установками в тот период, М. И. Рыбин писал: «По указанию Ж. Я. Котина была разработана конструкция вращающейся рамы, позволявшая выпускать самоходы с любой из артиллерийских систем принятых тогда калибров — 152 и 122 миллиметра. Благодаря этому танкоградцы могли выпускать до 45 артсамоходов в сутки».

Делегация кировцев в танковом училище, сидят слева направо: Ж. Я. Котин, В. И. Беспалова, начальник училища генерал-майор В. Н. Кашуба, стоит справа — парторг ЦК ВКП(б) на Кировском заводе М. Д. Козин.

 

В немецко-фашистской армии, как и в других армиях воюющих стран, самоходные артиллерийские установки на гусеничных шасси создавались чаще всего на базе устаревших танков. Так, немцы перед нападением на Польшу установили 47-мм пушку на шасси легкого танка T-I, и с этого времени почти все немецкие танки, от T-II до T-VI, приспосабливались под штурмовые орудия — так немцы называли самоходные артиллерийские установки. Мало того, трофейные танки, в основном чехословацкие и французские, путем несложных изменений в конструкции также превращались либо в штурмовые орудия, либо в самоходные противотанковые пушки на гусеничном ходу.

В штурмовое орудие немцы превратили даже «тигр» конструкции Фердинанда Порше, предложенный на вооружение немецко-фашистской армии весной 1942 г. На шасси своего «забракованного» танка Порше сконструировал 88-мм штурмовое орудие, которое у нас известно под названием «фердинанд», немцы же его называли «элефант» («слон»). Боевая масса «фердинанда» — 68 т, лобовая броня представляла собой вертикально поставленную плиту толщиной 200 мм. Экипаж — 6 человек, а скорость всего 20 км/ч. Малоподвижная машина первоначально не имела даже пулемета, так как немцы намеревались использовать ее для борьбы с танками на больших расстояниях.

Бронебойный снаряд 88-мм пушки «фердинанда» на дистанции 2000 м мог пробить 100-мм броню. Таким образом, штурмовое орудие «фердинанд» являлось весьма опасным противником, особенно на дальних дистанциях прямого выстрела.

Было изготовлено около 120 «фердинандов», которые применялись в составе двух батальонов штурмовых орудий на северном фасе Курской дуги летом 1943 г. во время немецкого наступления в этом районе. Там «фердинанды» понесли большие потери. Еще раз их использовали в бою под Житомиром, после чего уцелевшие машины немецкое командование перебросило на итальянский фронт.

Еще один раз на советско-германском фронте их видели во время немецкого контрнаступления под Балатоном в начале 1945 г. Там оставшиеся экземпляры этих машин нашли свой бесславный конец.

Таким образом, на советско-германском фронте «фердинанды» применялись эпизодически, всего на трех участках, и значительного влияния на ход боевых действий оказывать не могли. В истории второй мировой войны они представляют интерес с технической точки зрения. Однако в военной и особенно в мемуарной литературе встречи с этими боевыми машинами описываются неоправданно часто…

В сравнении с советской тяжелой самоходной артиллерийской установкой СУ-152 «фердинанд» имел преимущества лишь по толщине лобовой брони да еще по качеству прицельных приспособлений, значительно уступая по калибру орудия и максимальной скорости движения. К этому следует добавить, что советская самоходка была легче немецкой машины на 23 т и выпускалась в достаточном для фронта количестве.

Что же касается дополнительного вооружения, то первоначально СУ-152, как и «фердинанд», не имела пулеметов. Этот недостаток выявился с первых дней ее боевого применения. На Опытном заводе в Челябинске при участии заместителя главного конструктора Н. М. Синева в спешном порядке спроектировали для нее турельную установку зенитного 12,7-мм пулемета.

Опыт, полученный при проектировании первых советских тяжелых артсамоходов, в последующем с успехом был перенесен на новые тяжелые самоходные артиллерийские установки, создаваемые на базе танков ИС.

Первое боевое крещение артсамоходы СУ-152 приняли на Курской дуге под Обоянью. Появление этих тяжелых машин в разгаре наступления немецко-фашистской армии явилось еще одной неприятной неожиданностью для немецко-фашистского командования. «Именно они, эти „стальные крепости“, — писал Ж. Я. Котин, — первыми встретили лавину фашистских танков на Курской дуге. Их почти 50-килограммовые снаряды пробивали броню „тигров“ и „фердинандов“, срывали с них бронированные башни».

Мощные котинские самоходно-артиллерийские установки, громившие гитлеровский танковый зверинец из «тигров», «пантер» и «слонов», фронтовики с любовью называли «зверобоями». Широкое их участие во всех главных сражениях второго и третьего периодов Великой Отечественной войны приблизило час победы над фашизмом.

Вспоминая об одном из боев с участием котинских СУ-152, бывший член Военного совета 1-й танковой армии генерал-лейтенант Н. К. Попель рассказывал, как нашу оборону прорвал клин немецких танков. Тяжелые машины, смяв с ходу противотанковую батарею, вырвались на простор. Их встретили самоходчики… «Сверху, с гребня холма, били 152-миллиметровые орудия, каждым снарядом не просто пробивая броню, а делая огромные зияющие дыры, разворачивая танк, как если бы он был картонным, — пишет Н. К. Попель. — Из сорока прорвавшихся гитлеровских танков обратно вернулись восемь. Вернулись и принесли в фашистские войска весть о новом ужасном оружии русских».

Однако применение нового вида вооружения, могучего, но в тактическом отношении практически и теоретически слабо изученного, приносило немало забот. Об этом можно судить по эпизоду, рассказанному маршалом бронетанковых войск М. Е. Катуковым. В дни боев на Правобережной Украине 1-я танковая армия, которой он тогда командовал, получила в свое распоряжение два только что сформированных самоходно-артиллерийских полка. Экипажи самоходных артиллерийских установок этого полка не имели еще боевого опыта. А немцы на том участке наносили контрудар мощной группировкой танков и штурмовых орудий.

«Вскоре у населенного пункта Незвиско, — пишет М. Е. Катуков, — они напоролись на танкосамоходные полки, присланные нам Георгием Константиновичем Жуковым. Встреча с советскими самоходками была для противника полной неожиданностью. Завязался ожесточенный бой. „Тигры“, „пантеры“ и другие фашистские танки попали под перекрестный огонь самоходных установок. 122- и 152-мм самоходно-артиллерийские установки выиграли сражение. 70 танков врага огневыми факелами пылали под Незвиско. Гитлеровцы откатились и прекратили контратаки по всему фронту. Танкосамоходные полки свою задачу выполнили. Правда, в кровопролитном скоротечном бою они тоже понесли значительные потери. Главным образом потому, что экипажи самоходно-артиллерийских установок впервые участвовали в бою. Не было у них настоящего опыта для маскировки своих действий, не научились они еще быстро менять позиции, бить врага излюбленным танкистами способом — из засад.

Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову кто-то доложил, что командование 1-й танковой армии неправильно использовало приданные ей самоходки. Полки вышли из строя, потеряв якобы много машин.

Самоходная артиллерийская установка ИСУ-122. 1944 г.

 

Поначалу разговор был суровым:

— Что вы тут натворили? Угробили танкосамоходные полки? — жестко спросил Г. К. Жуков.

Вместо оправданий мы проводили маршала в район Незвиско, на поле только-только отшумевшего боя, где еще дымились остовы 70 сгоревших фашистских танков.

— Это сделали танкосамоходные полки, — сказал я.

Георгий Константинович долго стоял молча.

— Все понятно, — сказал он наконец и пошел к машине.

Как крупнейший военачальник, много повидавший за годы войны, Г. К. Жуков понял, что правда на нашей стороне. Поле на Незвиско сказало ему многое. Даже не было нужды что-то объяснять. Ведь наши самоходчики при всей своей неопытности потеряли по сравнению с немцами втрое меньше машин»[113].

Этот эпизод — исчерпывающая оценка бессонному, бессменному труду конструкторов, инженеров, мастеров и рабочих, создававших на Урале грозную боевую технику, позволявшую юношам-танкистам побеждать втрое превосходившего по численности опытного и коварного врага.

 

Танк Победы

 

Разработка нового тяжелого танка для замены КВ весной 1942 г. стала по существу первым правительственным заданием Опытного завода. Тактико-технические требования на новую машину поступили из Главного бронетанкового управления Красной Армии. Их подготовила группа специалистов под руководством генерал-майора технических войск Б. М. Коробкова и генерал-майора танковых войск С. А. Афонина. В разработке проектного задания принял участие заместитель начальника ГАБТУ генерал-майор И. А. Лебедев. Это он три года назад поддержал проектировщиков принципиально новых танков с противоснарядным бронированием, трудившихся под руководством Ж. Я. Котина и М. И. Кошкина, смело взяв на себя ответственность за малоизученное дело. Человек решительный, носитель новейших идей, он поддерживал самые тесные отношения с танкоградцами. С ним можно было, вспоминают все, кто его знал, посоветоваться по любому техническому или организационному вопросу, каждый его приезд на завод буквально обогащал всех, кто с ним общался. За колоссальный интеллект и обширные специальные знания кировцы между собой называли генерала И. А. Лебедева «академиком танковых наук».

Под руководством Ж. Я. Котина и главного конструктора Опытного завода А. С. Ермолаева над опытным танком ИС трудилась группа конструкторов: Е. П. Дедов, К. Н. Ильин, Б. А. Красников, М. И. Креславский, Г. Н. Москвин, Г. Н. Рыбин, Н. М. Синев, В. И. Таротько и многие другие специалисты.

Как уже не раз практиковалось в котинском коллективе, с самого начала проектирования разрабатывалось несколько вариантов танка, отличавшихся друг от друга в основном вооружением. Первоначально, за неимением более мощного орудия, проектировался 38-тонный танк с 76-мм пушкой Ф-34 и боекомплектом 80 выстрелов. Этой опытной машине была присвоена марка ИС-1. Одновременно проектировался и тут же строился второй опытный образец, получивший марку ИС-2 и вооруженный 122-мм короткоствольной пушкой-гаубицей У-II.

Один из руководителей научно-исследовательских работ по бронетанковой технике в предвоенный период и в годы войны генерал-лейтенант И. А. Лебедев.

 

Одна из экспериментальных машин с пятикатковым шасси. 1943 г.

 

Для первых вариантов танка ИС использовались пятикатковые шасси, сконструированные по типу КВ-13. Оба варианта тяжелого танка имели 120-мм броню в лобовой части корпуса, на башнях стояла 100-мм броня, а на бортах — толщиной до 90 мм. Корма прикрывалась 60-мм броневым листом. Очертания корпуса и общую компоновку танка проектировщики позаимствовали от КВ-13. От этого же танка на ИС перешли литые, плавно обтекаемые формы лобовых деталей корпуса, а также литая подбашенная коробка. В центре выступающей вперед лобовой части корпуса разместили отделение управления, доступ в которое был через люк башни. Для механика-водителя, как и на КВ-13, оборудовали лючок для наблюдения, закрывавшийся выдвижной броневой крышкой с защитным стеклоблоком. Справа от механика-водителя помещался курсовой пулемет, а за сиденьем имелся в днище запасной люк на случай аварийного выхода из танка.

Трансмиссия ИС отличалась от KB двухступенчатым планетарным механизмом поворота, а в двигатель В-2ИС с первоначальной мощностью 520 л. с. главный конструктор дизельных моторов И. Я. Трашутин внес немало существенных дополнений. Вспоминая о своей работе над двигателем для тяжелого танка ИС, Иван Яковлевич Трашутин рассказывал: «Получишь, бывало, письмо с фронта, а в нем — просьба, мольба, крик души: „У нас обильный снег. Танк не тянет. Что делать?“ С другого участка фронта сообщали: „Прошли проливные дожди. А местность и без того топкая, болотистая. Гусеницы раз провернули, другой… и ни с места“. И тот же вопрос: „Что делать?“ Мы-то знали, что делать — мощность двигателя наращивать.

А как? За счет чего? И снова ищем, забыв о доме, о семье, о сне… В общем, всю войну совершенствовали свой дизель и довели его мощность с 400 до 800 лошадиных сил. Такой двигатель как раз и был под стать танку ИС».

Верный идее всемерной унификации своих машин, Ж. Я. Котин решил обеспечить максимальную возможность взаимозаменяемости деталей и целых узлов танков ИС и KB, с тем чтобы облегчить их эксплуатацию и ремонт в полевых условиях. Кроме этих выгод, разработчики экономили и время, перенося технические идеи и решения, найденные ими во время работы над KB, на новую машину. Так по расчетам самого Ж. Я. Котина из 340 деталей в коробке перемены передач танка ИС новых было всего 90, в установке двигателя имелось 70 общих с KB деталей и только 30 новых. В топливной системе 40 деталей были унифицированы с KB и только 12 — новых. Даже в башне, где стояло совершенно новое вооружение, 260 деталей перешли от KB, а принципиально новых было всего 15.

Сколько раз руководителям конструкторских групп приходилось по требованию главного конструктора искать и находить пути снижения массы проектируемых конструкций. Не раз казалось, что все резервы уже исчерпаны, что снизить вес деталей больше нет возможности. Но каждый механизм, каждый узел снова и снова рассматривали, изучали, обмеривали. И всякий раз намечалась возможность уменьшить вес той или иной детали на граммы, килограммы… В результате этой кропотливой работы танки ИС, имея одинаковые габариты с танком КВ-85 и тот же вес, значительно превосходили его не только по вооружению, но и по защите.

Танки ИС превосходили новые тяжелые машины немецко-фашистской армии и по огневой мощи, и по защите, и по подвижности. По сравнению, например, с «тигром» они были легче на 10 т, а броню имели значительно толще. В октябре 1943 г. танки ИС были доведены до стадии серийного производства, но поиски путей усиления вооружения не прекращались, так как пушки, установленные на опытных машинах, не могли удовлетворить ни конструкторов, ни танкистов.

Тяжелый танк ИС-85. 1943.

 

В начале разработки первых танков ИС проектировщики получили со смежного завода 85-мм пушку конструктора В. Г. Грабина с боекомплектом 59 выстрелов и поставили ее на один из вариантов нового танка. Масса машины при этом возросла, и конструкторам пришлось добавить по шестому опорному катку на каждый борт. Новый вариант тяжелого танка назвали ИС-85.

Но выпуск тяжелых танков и с 85-мм пушкой не снимал вопроса об усилении вооружения, и конструкторы, продолжая поисковое проектирование, поставили на один из опытных танков 100-мм пушку. Эта машина имела наименование ИС-100.

Одним из наиболее подходящих вариантов вооружения танков серии ИС явилось орудие, специально предназначенное для борьбы с новыми немецкими танками, разработанное артиллерийским конструктором Ф. Ф. Петровым. Так же как котинцы, артиллерийские конструкторы шли по пути сокращения времени на проектирование, используя в новом танке хорошо зарекомендовавшие себя узлы предшествующей модели. Рассказывая об этой работе, Ф. Ф. Петров вспоминал, как он взял 122-мм корпусную пушку, наложил ее ствол на лафет полевого орудия, использовав короткую люльку и противооткатные устройства от опытной 122-мм танковой гаубицы.

У первого опытного образца пушки конструкции Ф. Ф. Петрова, изготовленной в ноябре 1943 г., получившей марку Д-25, имелся поршневой затвор, как на корпусной пушке. Позднее для танкового ее варианта был разработан клиновой полуавтоматический затвор. Для гашения энергии отката на несколько укороченном стволе пушки был применен дульный тормоз. Необходимость этого вызывалась тем, что дульная энергия 122-мм пушки более чем в два раза превышала дульную энергию 85-мм пушки, и это обстоятельство весьма осложняло применение ее в танках.

«Вопрос о повышении огневой мощи тяжелого танка стоял на повестке дня, — вспоминает один из ближайших сподвижников Ж. Я. Котина А. С. Шнейдман, — и выбор орудия был далеко не легким делом, ибо желаемые мощностные показатели всегда находились в противоречии с габаритными и весовыми возможностями танка. Мне кажется, что мысль о выборе оптимальных показателей артиллерийского вооружения тяжелого танка никогда не давала покоя главному конструктору. Эти настроения и мечты Ж. Я. Котина мне, как руководителю группы вооружения, были известны лучше других. Он неоднократно возвращался к вопросу вооружения, ради которого и существуют грозные машины, именуемые тяжелыми танками.

Калибр 122 миллиметра — после длительного поиска, многих анализов, а иногда и колебаний — был принят Ж. Я. Котиным, как говорится, за основу. Оставалось теперь корпусную пушку этого калибра превратить в танковую, полностью подчинив ее специфическим требованиям боевой машины. Конструкторы-артиллеристы под руководством Ф. Ф. Петрова горячо взялись за работу. Мощная танковая пушка Д-25, повышенная броневая защита новой машины, надежная силовая установка обеспечили танку все необходимые боевые качества. Машина получилась именно такая, о которой так долго мечтал наш главный конструктор…»

О ходе проводившихся исследований по установке мощного орудия в башне нового танка Ж. Я. Котин рассказал заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. А. Малышеву. Как опытный инженер, Вячеслав Александрович мгновенно оценил происходящее и не медля доложил о новшестве Председателю Государственного Комитета Обороны. Выслушав его, И. В. Сталин заметил, что «осуществление этого мероприятия намного опередит события», что явилось ощутимой поддержкой смелого начинания конструкторов.

Выйдя из кабинета И. В. Сталина, В. А. Малышев тут же по ВЧ позвонил главному конструктору Ф. Ф. Петрову и сказал:

— Решение ГКО по танку и новой для него 122-мм пушке вы получите завтра.

А затем, чтобы подбодрить конструктора-артиллериста, добавил:

— Завтра вы получите также знак «Отличник социалистического соревнования Наркомтанкопрома». Это мы, танкостроители, вас награждаем. Уверен, что это лишь первая награда за ваш подарок армии…

Так высоко оценивалась идея вооружения нового тяжелого танка 122-мм пушкой. Заметим, что ни один танк в мире в тот период не имел подобного вооружения и что западные страны перевели свои тяжелые танки на 120-мм пушки лишь через тридцать — сорок лет. Так время еще раз показало дальновидность Ж. Я. Котина.

После обсуждения в Наркомате танковой промышленности эскизных проработок установки 122-мм пушки в танке ИС-2 Ж. Я. Котин с двумя конструкторами-артиллеристами К. Н. Ильиным и Г. Н. Рыбиным защищал проект в Военно-инженерной академии имени Ф. Э. Дзержинского в Москве. Во всех инстанциях проект получил одобрение и вскоре был запущен в разработку. Работа шла под постоянным контролем со стороны партийных и правительственных органов. В Челябинск и Свердловск Ж. Я. Котину и Ф. Ф. Петрову часто звонили из Москвы, требовали доклада о ходе проектирования, а Верховный Главнокомандующий при встрече с Ж. Я. Котиным особо интересовался судьбой проекта.

Однажды, после заседания Государственного Комитета Обороны, на котором утверждался проект новой танковой пушки, И. В. Сталин задал Котину очередной вопрос о ходе работ по вооружению нового тяжелого танка.

— Есть что-либо конкретное? — спросил он.

— Имеются пока предварительные проработки, — ответил Ж. Я. Котин.

— Этого мало, — сказал И. В. Сталин. — Когда вы будете готовы представить все данные по новой машине?

— Думаю, дней через сорок пять.

В ответ на это Сталин тихо сказал:

— Хорошо, через сорок пять дней ждем вашего доклада. Я вас очень прошу выдержать этот срок.

Сталин поднялся, прошелся по ковровой дорожке своего кабинета и сказал:

— Передайте вашим товарищам в Танкограде, что ЦК и ГКО очень надеются на них. Нужно сделать так, чтобы наша армия как можно быстрее стала получать новые машины.

К первоначальной разработке танка был привлечен ограниченный круг лиц, все проектные и расчетные работы велись в большой секретности. Ни рабочие, ни инженеры Танкограда долго не знали ни о полученном задании, ни о ходе проектных работ. Однако фронтовики не могли не догадываться, не могли чутким сердцем не понимать, что патриоты-конструкторы, создатели неуязвимого в свое время KB, не стоят на месте: придет время, и на поля сражений на страх врагам выйдет новая боевая машина. Фронтовой поэт, танкист, воевавший на тяжелых танках, Сергей Орлов выразил эту надежду в своих замечательных стихах:

 

…И легенда даже шла такая,

Жаркая, простая, как завет,

Будто где-то танки выпускают

Посильнее даже, чем КВ.

«Родина» — названье танкам этим,

Неподвластным минам и огню,

Никакая силища на свете

Не пробьет их гордую броню.

«Родина»… (Легенду вспомним снова,

Ведь в дыму и пламени атак

Люди не случайно этим словом

Называли легендарный танк.)

Родина! Как танк неумолимый,

Встала ты и вышла в грозный бой,

Никаким огнем не опалима

И с непробиваемой броней.

 

По приказу В. А. Малышева Опытный завод был выделен из состава ЧКЗ и определен в самостоятельное предприятие, подчиненное Ж. Я. Котину. В историю танкостроения это решение вошло как одно из прогрессивных явлений, заложившее основу создания будущего отраслевого научно-исследовательского института.

Летом 1943 г. для решения накопившихся вопросов в Танкоград приезжали В. А. Малышев и командующий бронетанковыми и механизированными войсками генерал-полковник Я. Н. Федоренко. Они сразу же пошли на завод смотреть новые танки. Два сверкающих свежей краской опытных танка ИС-1 и ИС-2 были подготовлены к пробегу до полигона. В. А. Малышев не удержался от соблазна и сам сел за рычаги управления первой машины.

— Разрешите мне повести машину? — спросил он Ж. Я. Котина с радостной улыбкой.

— Разрешаю, — серьезно ответил Жозеф Яковлевич.

До района испытаний обе машины дошли благополучно. С чертежами новых тяжелых танков и их тактико-техническими показателями В. А. Малышев ознакомился заранее, а после того, как сам испытал их, принял решение показать опытные образцы в Москве.

Подготовка к отправке в Москву опытных танков ИС совпала с грозными событиями — началось летнее наступление немецко-фашистских войск под Курском, предпринятое гитлеровским командованием в надежде овладеть стратегической инициативой и повернуть ход войны в свою пользу. В качестве исходного рубежа для обширного наступления немецкий генеральный штаб выбрал Курский выступ, очертание которого позволяло немцам нанести удар по направлениям, сходящимся на Курск, рассечь и окружить войска нескольких советских фронтов. К операции привлекалось 70 процентов танковых дивизий вермахта из числа действовавших на советско-германском фронте. В группировке насчитывалось до 2700 танков и штурмовых орудий.

На испытательном полигоне — генерал-полковник Я. Н. Федоренко, Ж. Я. Котин и Н. Л. Духов.

 

Важное место в замысле противника отводилось массированному применению новых образцов бронетанковой техники — танков «тигр», «пантера» и штурмового орудия «фердинанд». В период подготовки к летнему наступлению 1943 г. почти все немецкие танки прошли модернизацию, в результате которой на танки была поставлена новая 75-мм пушка и усилена бронезащита. Большие надежды немецкие стратеги возлагали на новинку германского танкостроения — 45-тонный танк «пантера», вооруженный 75-мм танковой пушкой с боекомплектом 79 выстрелов.

«Пантера» имела 80-мм лобовую броню, двигатель в 650 л. с., позволяющий развивать скорость до 50 км/ч. Масса «пантеры» по сравнению с «тигром» была уменьшена почти на 10 т, но для танка, вооруженного 75-мм пушкой, вес был все же значительным. Межремонтный пробег бензинового мотора составлял около 700 км, что было значительно меньше, чем у дизельных двигателей советских танков. Ведущие колеса «пантеры» быстро выходили из строя, бортовые редукторы надежно работали в течение не более 300 км пробега, а опорные катки выдерживали высокие скорости в течение 2 часов. Запас хода был меньше, чем у советских танков, а большая высота облегчала поражение немецкой новинки даже на больших дистанциях.

Танк «пантера», как и «тигр», был приспособлен для подводного вождения с глубиной брода до 5 м. Во время преодоления водной преграды двигатель питался воздухом через выдвижную телескопическую трубу. Ходовые части обоих немецких тяжелых танков были схожими по конструкции, только катки, расположенные в шахматном порядке, на «тигре» стояли в три ряда, а на «пантере» — в два. Верхняя ветвь гусеницы на обоих танках лежала на опорных катках.

Несмотря на невысокую проходимость, большие габариты и другие конструктивные недостатки, «тигры» и «пантеры» были грозными противниками советских «тридцатьчетверок» и КВ. Однако танковые объединения Красной Армии, оснащенные Т-34, КВ-1С и мощными самоходными артиллерийскими установками, успешно противостояли немецким танковым дивизиям в Курской битве и не только лишили гитлеровское командование надежды на овладение стратегической инициативой, но и сами перешли в наступление. Победа советских войск в Курской битве закрепила коренной перелом в ходе войны и еще раз подтвердила необходимость иметь на вооружении танковых соединений тяжелые танки, оснащенные мощной броней и соответствующим вооружением.

В разгар сражения на Курской дуге из Челябинска в Москву отправили образцы новых боевых машин — опытные танки ИС и артсамоходы на их базе — один со 152-мм пушкой-гаубицей МЛ-2 °C, которую уже ставили на базу танка КВ-1С, другой — со 122-мм пушкой. С этим же эшелоном отправлялись две СУ-85, созданные на Уралмаше на базе танка Т-34.

До Москвы этот эшелон долетел по «зеленой улице», и 31 июля 1943 г. разгрузился на станции Черкизово. Бронетанковую технику разместили в пустующих цехах эвакуированного на Восток завода. Для кировцев, приехавших в Москву для демонстрации новой техники, потянулись дни напряженного ожидания. Посмотреть новые боевые машины то и дело приезжали офицеры, генералы и специалисты главных управлений РККА и представители наркоматов. Особенно запомнился ночной приезд наркома вооружений Д. Ф. Устинова. Он облачился в комбинезон и тщательно осмотрел новые машины не только снаружи, но и внутри.

5 августа 1943 г. кировские танкостроители наблюдали из Черкизова первый за время Великой Отечественной войны победный праздничный салют и фейерверк в честь победы наших войск в Курской битве и освобождения городов Орел и Белгород.

8 августа колонна опытных танков прошла по улицам Москвы в Кремль. В Кремле машины выстроились фронтом к зданию Арсенала. Механики-водители оставались в машинах. Из здания Верховного Совета вышли члены Политбюро и ЦК ВКП(б), Государственного Комитета Обороны, наркомы, маршалы и генералы. Впереди шли И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов, В. М. Молотов, здесь же были В. А. Малышев, Я. Н. Федоренко и хорошо знакомые танкостроителям руководители Генерального штаба РККА.

К. Е. Ворошилов, заметив знакомые лица, негромко сказал:

— Привет кировцам!

И. В. Сталин в летнем пальто защитного цвета, без знаков различия, в фуражке и сапогах, был, как всегда, серьезен и молчалив. Подойдя к головной машине, он задал В. А. Малышеву несколько вопросов о двигателе, моторесурсе, а затем, указывая на пушку 122-мм калибра, заметил:

— Это оружие достаточно мощное и внушительное, оно вполне подходит для тяжелого танка.

Разговор этот происходил у правофлангового танка ИС-2. Далее Сталин прошел молча и остановился у внушительной по размерам самоходной артиллерийской установки ИСУ-152. Ему, видимо, было известно, что самоходные орудия с таким вооружением хорошо показали себя в боях на Курской дуге. Поэтому Верховный Главнокомандующий решил поближе ознакомиться с этой грозной машиной, названной уже тогда «зверобоем».

Неожиданно для всех И. В. Сталин начал подниматься на корпус самоходки. Никаких вспомогательных трапов у машины не было, и присутствовавший здесь генерал-майор С. А. Афонин пытался поддержать Верховного Главнокомандующего под локоть. Но он резким движением отклонил помощь, довольно легко поднялся на машину и заглянул в открытый командирский люк.

— Как обстоят дела с вентиляцией боевой рубки? Отчего бойцы угорают? — спросил он механика-водителя К. Е. Егорова.

Водитель-испытатель твердо и спокойно ответил ему:

— Товарищ Сталин, действительно выхлопные газы попадают внутрь машины, но для этих самоходок отработана улучшенная вентиляция, она в три раза больше пропускает через себя воздуха, и опасность задымления или загазования башни пороховыми газами от выстрелов будет полностью устранена!

До Верховного Главнокомандующего, видимо, дошли тревожные сообщения с фронтов о том, что на танках и самоходках были случаи тяжелого отравления танкистов пороховыми и выхлопными газами. Действительно, на тех машинах отсос загазованного воздуха проводился маломощными вентиляторами, выходные отверстия которых были неудачно прикрыты броневой защитой.

Как только на Опытном заводе узнали об этом дефекте, срочно соорудили специальный стенд, на котором были имитированы условия загазованности во время боя. Конструкторам удалось без увеличения мощности электромотора вентилятора, за счет усовершенствования рабочего колеса и рациональных форм бронирования патрубка выхлопного отверстия почти в три раза улучшить производительность вентиляционной системы.

И. В. Сталин, полностью удовлетворенный компетентным ответом механика-водителя, никому из инженеров по этому поводу вопросов больше не задавал.

После 25-минутного осмотра опытных образцов Верховный Главнокомандующий, обращаясь к окружающим, громко сказал:

— На этих танках и будем заканчивать войну![114]

Ободренные встречей с членами ЦК партии и правительства механики-водители вывели машины из Кремля и весь обратный путь по Москве танки вели на высоких скоростях. А затем вновь погрузка и возвращение в Челябинск.

На широком дворе родного завода между механосборочным и инструментальным цехами состоялся митинг, посвященный приему рапорта от возвратившихся участников смотра бронетанковой техники в Кремле. На трибуне главный конструктор Ж. Я. Котин, директор завода И. М. Зальцман, руководители партийной, профсоюзной и комсомольской организаций М. Д. Козин, В. Г. Силуянов, Я. Е. Непомнящий. Собрались тысячи рабочих. Только что окончилась первая смена, но пришли и работавшие в ночную смену. День стоял солнечный. Многотысячный коллектив с большим вниманием вслушивался в текст рапорта, а когда Н. М. Синев привел слова Верховного Главнокомандующего о том, что на танках ИС будем кончать войну, раздался гром аплодисментов. Это было очень оптимистическое по тем временам заявление. Бои шли в центре России, на полях Орловщины и Брянщины, враг занимал Донбасс, Украину, Белоруссию, душил блокадой родной Ленинград, но в победном окончании войны никто не сомневался, и поэтому заявление Верховного Главнокомандующего каждому пришлось по душе.

Танки ИС — плод многомесячного напряженнейшего труда всего коллектива — получили полное одобрение правительства, и это обстоятельство особо вдохновляло котинцев. Однако доводка танков продолжалась, и производство их еще не началось: проводились все новые, особо углубленные испытания. Один из ведущих конструкторов-артиллеристов по этому поводу вспоминает: «При испытаниях первых образцов танков ИС-2 на полигоне экипажи, сформированные из слабообученных танкистов, неизменно показывали низкую скорострельность. Ж. Я. Котин был объективным человеком и умел защищать свои работы. Он предложил членам комиссии заменить танкистов конструкторами. Получив разрешение, конструкторы заняли места командира танка, наводчика и заряжающего и тут же показали прицельную скорострельность выше, чем было задано тактико-техническими требованиями».

Тяжелый танк ИС-2. 1944 г.

 

Одним из наиболее ответственных стало испытание танка ИС-2, вооруженного новой длинноствольной 122-мм пушкой Д-25 с дульным тормозом в стрельбе по трофейной «пантере». С расстояния 1500 м снаряд пробил лобовую броню и, не утратив еще своей энергии, прошил все внутренности «пантеры», вышиб по швам сварки броневую плиту на корме и отбросил ее от машины.

На этих в общем-то удачных испытаниях проявился досадный дефект в креплении дульного тормоза к стволу. Его сорвало при выстреле и отбросило далеко в сторону. Конструкторам пришлось в спешном порядке придумывать новый способ крепления дульного тормоза, который на этот раз оказался настолько удачным, что послужил прообразом крепления дульных тормозов и для других орудий.

Кроме основного вооружения танк ИС имел три пулемета ДТ, а позднее на башне танка установили еще крупнокалиберный пулемет ДШК.

«В ИС совмещались, казалось бы, несовместимые качества, — писал Ж. Я. Котин, — он стал меньше своего прародителя — первого KB и легче тяжелого немецкого танка „тигр“ более чем на 10 тонн».

Несмотря на это, ИС по своему вооружению, защите и маневренным качествам превосходил «тигры» и «пантеры». По дульной энергии, например, его орудие в 1,5 раза превосходило 88-мм пушку «тигра», в конструкции которого немецкие танкостроители не смогли разумно соединить огневую мощь, броневую защиту и подвижность.

«Гармоничное сочетание всех необходимых боевых качеств оказалось под силу лишь советскому танкостроению, — писал маршал бронетанковых войск А. X. Бабаджанян. — Вскоре после Курской битвы советские танкисты получили самый мощный танк второй мировой войны — ИС-2, созданный конструкторским бюро под руководством Героя Социалистического Труда Ж. Я. Котина»[115].

Создание принципиально новой машины достойно завершило целую серию конструкторских разработок Жозефа Яковлевича Котина, начиная от знаменитого КВ-1, и получило высокую оценку в советской науке. Решением Высшей аттестационной комиссии Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР от 18 сентября 1943 г. главному конструктору Ж. Я. Котину была присвоена ученая степень доктора технических наук.

Однако конструкторские и производственные дела у Ж. Я. Котина шли очень напряженно. Решался вопрос о производстве нового танка, а на Челябинском Кировском заводе кроме выпуска тяжелых танков по специальной директиве ГКО полным ходом выпускались средние танки Т-34. Программа по ним, утвержденная ГКО, не только выполнялась, но и перевыполнялась. Казалось, что о сокращении их выпуска не может быть и речи. Подготовка производства танков ИС тем временем подходила к концу. В этом ответственном деле широкое участие принимал кроме партийной организации завода областной комитет ВКП(б). Бывший первый секретарь Челябинского обкома партии Н. С. Патоличев, вспоминая об этих днях, пишет: «…собирались мы ночью у директора завода. Затем И. М. Зальцман, С. Н. Махонин, Ж. Я. Котин, Н. Л. Духов, другие конструкторы и я шли в цех, садились в танки и уезжали за город, в степь. С рассветом начинались испытания. Вечером возвращались в Челябинск. Испытания продолжались, пока не убедились, что танки готовы. Все показатели были превосходными. Мы были бесконечно рады…» Далее Н. С. Патоличев рассказывает о том, что в это время в Танкоград приехал В. А. Малышев. Ознакомившись с работами по новому танку, он «…сажает в свой самолет И. М. Зальцмана, С. Н. Махонина, Ж. Я. Котина, и с чертежами танка все улетают в Москву. В Москве вопрос был немедленно доложен на Политбюро. Через несколько дней Государственный Комитет Обороны принял постановление о массовом производстве нового танка»[116].

«Задачу создания нового мощного танка коллектив завода решил в рекордно короткий срок, — писал Ж. Я. Котин в одной из своих статей. — Невозможное стало возможным. На испытаниях танк показал прекрасные результаты и по решению правительственной комиссии был принят на вооружение Красной Армии».

Итак, очередная победа Жозефа Яковлевича Котина — новый тяжелый танк, танк прорыва, названный в честь Верховного Главнокомандующего (Иосиф Сталин), — успешно осваивался заводом. Не прошло и двух месяцев, как В. А. Малышев получил из Челябинска телеграмму: «Рады сообщить Вам, Вячеслав Александрович, что в результате упорной работы первые два танка ИС собраны, прошли испытания и сегодня, 31 октября 1943 года, сданы заказчику. За 56 суток полностью спроектирована технология и выполнена первая очередь оснастки, что обеспечило изготовление первых танков ИС и мотора В-2 ИС на базе серийного производства».

Начало серийного производства — всего лишь первые шаги в большом и трудном деле выпуска новой модели тяжелого танка. Известно, например, что на ИС использованы почти без изменений многие детали ходовой части KB — катки, гусеницы. Но, если старые детали не отвечали требованиям массового производства или проигрывали, отставали в техническом отношении, Ж. Я. Котин решительно отказывался от любой детали или целого узла. Так, при введении новых прицелов крепление их первоначально не изменили. «Выверка прицелов на сборочном участке занимала около трех часов и тормозила суточный выпуск боевых машин, — вспоминает конструктор М. И. Рыбин. — По заданию Ж. Я. Котина небольшая группа конструкторов за одну ночь разработала новое крепление. На следующий день три машины ушли в заводской пробег для проверки на прочность нового крепления танкового прицела. Ходовые испытания подтвердили надежность установки, и выверка прицелов на сборке стала выполняться за 15–20 минут». Молодой конструктор П. П. Исаков разработал установку на башне танка ИС крупнокалиберного пулемета ДШК. Зенитный огонь из тяжелого пулемета не давал теперь фашистским летчикам снижаться до малых высот там, где действовали танки ИС.

До конца 1943 г. ЧКЗ заканчивал выпуск КВ-85 и параллельно увеличивал производство танка ИС-1 с 85-мм пушкой, у которого с КВ-85 были одинаковые башни. Одновременно кировцы налаживали производство ИС-2 с 122-мм пушкой Д-25. Всего в том году на ЧКЗ производилось шесть типов танков и самоходных орудий на их базе. Только тяжелых танков KB, ИС и самоходных установок в течение года кировцы дали 1423 единицы. Для сравнения заметим, что «тигров» за всю войну немецкая танковая промышленность выпустила 1348.

В январе 1944 г., в ходе перестройки производства на новую машину, завод сумел дать 75 танков ИС, в феврале — уже 150, в марте — 275, а в апреле, когда выпуск средних танков Т-34 в Челябинске был полностью прекращен, кировцы дали фронту 350 танков ИС-2. Непрерывно наращивая темпы, переведя сборку тяжелых танков на конвейер, Кировский завод к концу 1944 г. выпустил 5197 танков, из них тяжелых — 4672.

Весьма тесные связи конструкторский коллектив Ж. Я. Котина поддерживал с творческими работниками Главного бронетанкового управления. Службой испытаний новой бронетанковой техники этого управления руководил полковник Е. А. Кульчицкий. Без преувеличения можно сказать, что ни одна боевая машина того времени не миновала его рук. В Челябинске на ЧКЗ он бывал настолько часто, что имел там свой постоянный кабинет. Однажды, проверяя надежность системы управления танком под нагрузкой, Е. А. Кульчицкий предложил закрепить на буксире старый броневой корпус и волочить его за танком по скованной морозом дороге. Предложение испытателя было настолько неожиданным, что заместитель главного конструктора Опытного завода А. С. Ермолаев сам занял место в буксируемом корпусе, чтобы лучше видеть работу ходовой части и тормозов испытуемого танка. На трассе буксируемый корпус настолько нагрелся, что лед, скопившийся в броневом корпусе, превратился в горячую воду и Ермолаеву пришлось на ходу покидать накалившуюся волокушу. Необычное испытание тем не менее прошло успешно, показав полную надежность работы всей ходовой части танка[117].

Новая модель тяжелого котинского танка всесторонне испытывалась не только на полигоне, но и в войсках. Бывший член Военного совета 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенант С. И. Мельников в своих воспоминаниях пишет: «После освобождения Шепетовки войска армии были выведены из боя и сосредоточились в районе Полонное, Шумск… Вечером 20 февраля (1944 г.) мне позвонил Рыбалко (командующий танковой армией) и попросил зайти. Я застал его за чтением письма от командующего БТМВ. Прочитав, Павел Семенович протянул письмо мне. Я. Н. Федоренко (командующий бронетанковыми и механизированными войсками РККА) сообщал, что по указанию Ставки к нам на испытания направлено несколько новых танков ИС-2. Нам предлагали проверить маневренность, проходимость по заболоченной местности, огневую мощь, дальность прямого выстрела. Яков Николаевич писал также, что, по данным завода, ИС-2 превосходит немецкий тяжелый танк T-VI („тигр“)… На следующее утро мы приехали на только что оборудованный танкодром, находившийся в районе местечка Полонное. Здесь уже все было готово к началу испытаний. После тщательного осмотра и обкатки новый танк произвел несколько выстрелов по разбитому „тигру“.

— Превосходный танк! — сказал Рыбалко. — Смело можно запускать в серийное производство.

Его поддержали все присутствовавшие на танкодроме. Мнение командования 3-й гвардейской танковой армии было доложено в штаб БТМВ. Вскоре советские танковые войска получили достаточное количество этих отличных машин».

Танк ИС-2 поступил в части Красной Армии очень своевременно. Эта машина успела принять участие во всех операциях завершающего периода войны, начиная с Корсунь-Шевченковской, где ИС-2 применялись впервые. На этих своеобразных боевых испытаниях нового танка присутствовал лично его создатель Ж. Я. Котин.

«У меня выработалось твердое правило: с каждой новой или модернизированной машиной самому выезжать на фронт, — рассказывал Ж. Я. Котин корреспонденту журнала „Военный вестник“ в 1977 г., — в атаку, правда, я свои танки не водил. А вот по горячим следам, сразу же после боя, надо было посмотреть, как работает новая конструкция, побеседовать с командирами экипажей, механиками-водителями. Такая связь с фронтом давала нам очень многое. Помню, испытывался ИС. Пушка на нем стояла 122-мм. Снаряд тяжелый. Члены экипажей жалуются, что слишком много времени и сил тратят на заряжание. Полез сам в танк, попробовал подать снаряд и убедился: надо что-то делать. На заводе в срочном порядке изготовили специальное приспособление для подачи снарядов в казенную часть…»

Встречавшийся с Ж. Я. Котиным во время поездок на фронт военный инженер С. А. Захаров вспоминает: «Весной 1944 г. перед наступлением было устроено показное занятие по новой технике — ИС-85 и ИСУ-152. Цель — довести до сведения старших офицеров, что на вооружении есть новая машина, вот она, у нее такие-то возможности и особенности, не примите ее за новый танк противника. На этом занятии деятельное участие принимал Ж. Я. Котин. Он выступал на показе в главной роли, был хорошо „принят и воспринят“ всеми. Я очень хорошо помню это занятие, на котором весь старший офицерский состав фронта был поражен динамикой машины, ее возможностью преодолевать различные препятствия… В последующем мы неоднократно встречались с Жозефом Яковлевичем, и обязательно при поступлении новых машин или существенно модернизированных конструкций он приезжал на фронт, чтобы видеть самому — под каким углом и какими снарядами пробивается броня, как ведут себя новые машины в сложных условиях. Мы готовили ему такие материалы, и он возвращался на завод с запасом новых мыслей для дальнейшей работы над боевыми машинами».

Сам Ж. Я. Котин о своей поездке на фронт в начале 1944 г. рассказывал: «Ночью мы прибыли в район действий 5-й гвардейской танковой армии. Нам предстояло увидеть в деле наш новый тяжелый танк, при создании которого был учтен опыт и Сталинградской битвы и Курской дуги. Мела пурга. Инженеры Е. Рощин и А. Покровский, водитель-испытатель С. Плюхин и я вместе с офицерами штаба армии отправились в тяжелый танковый полк…»

Генерал армии А. Л. Гетман, тоже участвовавший в испытаниях танков ИС в боевой обстановке, как бы продолжая рассказ Ж. Я. Котина, писал: «В те дни по приказу командующего фронтом мне пришлось возглавить несколько тяжелых танковых полков ИС-2… Получив срочное предписание, я вместе с офицерами оперативной группы штаба корпуса на вездеходе немедленно выехал в район Шепетовки. Какая конкретно передо мной стояла задача, я узнал в штабе армии. Оказалось, что там уже находились приехавшие на фронт главный конструктор Ж. Я. Котин и ответственный работник Наркомата обороны генерал-майор И. А. Лебедев. Они хотели сами увидеть, как действуют в бою новые танки. Я был предупрежден о том, чтобы ни один танк ИС-2 не попал к врагу, чтобы проверка боем танков была сохранена в тайне. Мне придавалась бригада „тридцатьчетверок“ для совместной атаки с танками ИС-2 и их обеспечения, а если нужно, то и эвакуации».

Котин обладал отличной памятью, и встреча с прославленным танковым военачальником не прошла бесследно.

«…Генерал А. Гетман, — вспоминал он, — тот сам сразу же сел за рычаги нового танка, тронул его с места, развернул влево, вправо, вышел довольный:

— Удобная, — говорит, — машина. Даже мне, с моей комплекцией, сидеть просторно.

— Это, конечно, была шутка, — продолжал Жозеф Яковлевич, — но приходилось заботиться и о том, чтобы внутри башни экипаж чувствовал себя свободнее. Ведь порою людям приходилось часами находиться на своих рабочих местах. И не просто сидеть, а все время работать — заряжать орудие, прицеливаться, управлять танком. Словом, я не помню таких поездок на фронт, после которых не вносились бы поправки в конструкцию созданных машин и в чертежи тех, которым предстояло сойти с конвейера».

К этому нужно добавить, что за отличную организацию материально-технического обеспечения операции по испытанию новых конструкций тяжелых танков и самоходных артиллерийских установок Жозеф Яковлевич Котин был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени.

С первых дней боевого применения ИС, которые немцы стали называть «русскими тиграми», выяснилось, что по боевым качествам им не было равных ни среди германских машин, ни среди танков наших союзников.

Маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков вспоминает, как на участке обороны одной из его танковых бригад появились фашистские «тигры», которые вели себя крайне вызывающе, надеясь на защиту своей мощной брони…

«В моем скромном резерве находились два танка ИС-2 с 122-мм пушками, — пишет маршал, — и я приказал их экипажам срочно прибыть в расположение 40-й танковой бригады. Пусть расправятся с обнаглевшими „тиграми“. Они прибыли, стали в засаду. Прошло совсем немного времени, как из-за пригорка появились „тигры“, держа курс на позиции, занятые бригадой. Но как только „тигры“ приблизились к нашей обороне, по ним из засады ударили ИС-2 и расстреляли несколько фашистских машин. У одного „тигра“ от мощного снаряда, выпущенного 122-мм пушкой, сорвало башню»[118].

Танк ИС-2 вскоре стал грозой для немецких танкистов. Могучая машина с прочной броней и очень сильным вооружением неизменно выходила победителем из всех схваток с немецкими танками.

«…Я впервые наблюдал их в сражении, — пишет о действиях танков ИС Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, вспоминая обстоятельства отражения одного из контрударов противника в апреле 1944 г. — Они были менее маневренны, чем Т-34, но как великолепно действовали эти мощные боевые машины! Спокойно, уверенно выведя танки из укрытий, экипажи останавливали их, не торопясь прицеливались и производили выстрелы. После каждого выстрела проверяли результат, и затем все так же спокойно, не спеша, уводили машины в укрытие. Совершив маневр, они вновь появились, и все началось сначала. И в этой методичности работы машины, в спокойной уверенности ее экипажа, который как бы священнодействовал на поле боя, было столько мощи, неотвратимо несшей гибель врагу!.. Свыше половины из 68 подбитых и уничтоженных в боях 20 апреля танков противника было на счету экипажей ИС…

У нас в тот день вышел из строя один танк ИС. Как мне доложили, его броня выдержала более 20 прямых попаданий вражеских снарядов. Он был немедленно отбуксирован в тыл, и в течение нескольких дней, пока его ремонтировали, на него приходили посмотреть восхищенные солдаты и офицеры наших ближайших частей. А так как возле нашего танка оказался и один из подбитых фашистских „тигров“, то, естественно, здесь же со знанием дела производилось сравнение. Оно было не в пользу вражеской техники».

И далее Маршал Советского Союза К. С. Москаленко рассказывает, как один из пленных немецких танкистов спросил, нельзя ли узнать, из какого оружия была пробита броня его танка.

— Почему же нельзя? Можно, — ответил начальник разведывательного отдела армии полковник С. И. Черных и приказал конвоиру показать пленному наш танк ИС.

Немецкий танкист дважды обошел вокруг машины, рассказывал потом конвоир, осмотрел вмятины от попаданий вражеских снарядов и, сосчитав их, удивленно покачал головой. Потом заглянул в дуло танковой пушки и тяжело вздохнул. Когда его привели обратно к полковнику Черных, пленный заявил:

— Мы слышали, что у русских имеются тяжелые танки, но нас уверяли, что верхом совершенства является наш «тигр». Теперь же не знаю, что и сказать. Ваш танк обладает многими преимуществами по сравнению с нашим. Перед обладателями такого оружия можно только снять шапку.

С насыщением танковых войск Красной Армии этими машинами — а их за короткий срок было выпущено в два раза больше, чем КВ, — началось формирование гвардейских тяжелых танковых бригад и отдельных танковых полков прорыва.

Действуя на направлениях главного удара, эти формирования своим огнем и броней прорывали любую оборону врага. Это были действительно танки прорыва, они наводили ужас на фашистов, вынуждали их к отступлению, обращали в бегство целые танковые части. Немецко-фашистское командование вынуждено было издать специальный приказ, запрещавший немецким танкистам вступать в бой с советскими танками типа ИС-2. «…Этот наш тяжелый танк, — писал командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев, — и тяжелая самоходка стали впоследствии владычествовать на поле боя. Они были грозой для всех немецких танков и самоходных орудий, в том числе и для появившихся у немцев в 1944 г. „королевских тигров“»[119].

В начале 1944 г. на всех фронтах Великой Отечественной войны начали действовать тяжелые танковые полки и бригады, вооруженные новыми котинскими танками и САУ, за разработку которых Опытный завод в августе 1944 г. был награжден орденом Ленина.

На Кировском заводе в Челябинске наладили поточное производство тяжелых танков, где впервые в практике мирового танкостроения такие машины начали выпускаться конвейерным способом. Это достижение получило высшую оценку правительства. За коренное усовершенствование технологии и успехи в производстве тяжелых танков и двигателей Государственной премии были удостоены директор завода И. М. Зальцман, главный инженер С. Н. Махонин, главный технолог С. А. Хаит, инженеры-танкостроители А. Ю. Божко, А. И. Глазунов, двигателисты И. Я. Трашутин, Я. Е. Вихман, М. А. Мексин, П. Е. Саблев, а Челябинский Кировский завод в августе 1944 г. был награжден орденом Красной Звезды.

За успешное выполнение заданий Государственного Комитета Обороны по созданию новых конструкций танков и артиллерийских самоходных установок 5 августа 1944 г. орденом Ленина были награждены главный конструктор Опытного завода А. С. Ермолаев, ведущий конструктор Г. Н. Москвин, испытатель танков П. И. Петров; орденом Трудового Красного Знамени было награждено 6 работников завода, орденом Красной Звезды — 17, орденом «Знак Почета» — 28, медалью «За трудовую доблесть» — 17, медалью «За трудовое отличие» — 10 человек. Одновременно орденами и медалями было награждено более 400 работников Кировского завода.

В июле 1944 года Ж. Я. Котину было присвоено звание генерал-лейтенанта инженерно-технической службы.

 

Новые технические решения, впервые применявшиеся на тяжелых танках, создали богатый инженерный задел для широкого использования оригинальных технических находок на перспективных образцах средних и легких танков. Постепенно в конструкторском бюро Ж. Я. Котина начала формироваться своя научная школа танкостроения. Методики расчетов, разработанные и апробированные на заводе, переходили в программы и учебники по конструированию и расчетам боевых машин. Наибольшую способность в разработке расчета танка показали Н. Л. Духов, А. С. Ермолаев, П. П. Исаков, Г. Н. Рыбин. По разработанным этими конструкторами методикам учились молодые инженеры, приходившие на работу в КБ. Для них были организованы теоретические и практические занятия по овладению новыми методами расчетов.

Жозеф Яковлевич всю жизнь тянулся к преподавательской деятельности. Свою мечту ему удалось частично осуществить в послевоенные годы, когда он в звании профессора стал читать лекции студентам Ленинградского политехнического института имени М. И. Калинина.

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: