Смузи Strawburst (противовоспалительный)

Я всегда старался избегать медицинских препаратов типа ибупрофена для снижения болевых ощущений или воспалений и экспериментировал с естественными противовоспалительными средствами. Так что, когда я вывихнул ногу за пару дней до забега Hardrock в 2007-м, мне пришлось их срочно тестировать.

Предлагаемый смузи – смесь противовоспалительных ингредиентов: ананаса (бромелайн), имбиря, куркумы, а также смеси масел Flora Oil, обеспечивающей организм полиненасыщенными кислотами омега-3.

Это замечательный восстановительный напиток после ежедневных тренировок, он успокаивает боль в мышцах и в целом является замечательным дополнением к обычной еде в дни, когда нужно много тренироваться. У него легкий фруктовый вкус, он содержит много полиненасыщенных кислот, углеводов и белка.

Паста мисо в данном случае используется в качестве заменителя соли и помогает возместить потерю электролитов во время тренировок. В Японии мисо считается в целом продуктом, способствующим повышению выносливости. Эдамаме – натуральный белок. Свежие корни куркумы можно найти в магазинах продуктов здорового питания. Если у вас нет возможности найти свежие куркуму и имбирь, можно использовать их сушеные молотые варианты.

Ингредиенты:

2 чашки воды

1 банан

1 чашка свежей или мороженой клубники

½ чашки кусочков замороженного манго

½ чашки кусочков замороженного ананаса

½ чашки замороженных очищенных бобов эдамаме

½ чашки сушеных кокосовых хлопьев

3 ч. л. смеси масел Flora Oil 3–6–9

1 ст. л. протеиновой муки (рисовой, гороховой и т. п.)

1½ ч. л. мисо

1 кубик очищенного корня куркумы 3 × 3 × 3 см или 1 ч. л. сушеной молотой куркумы

1 кубик очищенного корня имбиря 3 × 3 × 3 см или 1 ч. л. сушеного молотого имбиря

Поместите все ингредиенты в блендер и перемешивайте 2 минуты до получения однородного смузи.

Получается около трех порций приблизительно по 250 мл.

18. По следам Фидиппида
«Спартатлон», сентябрь 2007

Пусть пища твоя станет лекарством твоим, а лекарство твое – пищей твоей.

Гиппократ

За два месяца моя нога зажила, и я был полон того оптимизма и радости, какие бывают только после победы в забеге на 100 миль с раздолбанной лодыжкой. Но хорошего никогда не бывает много, и мне предстояло пробежать забег на 152 мили с перебитым пальцем на ноге.

Этот забег называется «Спартатлон». Хотя годом ранее я уже выигрывал в нем, и было это через несколько месяцев после моей второй победы в Badwater, я знал, что на этот раз мне придется непросто: победить всегда проще, чем защитить свой титул.

«Спартатлон» стартует в Афинах, у подножия Акрополя, и заканчивается у статуи царя Леонида в Спарте, протяженность дистанции – 245, 3 километра (152, 4 мили). Забег проходит в основном по асфальтированным (95 процентов) и грунтовым дорогам (около 4 процентов) плюс немного горных тропинок (1 процент). Набор высоты – от 1500 до 2500 метров над уровнем моря. В дополнение к невероятной протяженности бегуны получают внушительную дозу греческого солнца и прибрежной морской влажности. Днем температура воздуха колеблется от 30 до 37 °С.

На забег в целом отводится 36 часов, по всему курсу есть 75 пунктов контроля, на каждом из них свое максимальное время, бегуны, не уложившиеся в него, не могут продолжать забег. Ежегодно до финиша добирается только половина из 300 участников. Добровольцы на станциях помощи раздают воду, соки, газировку, хлеб, йогурт, другую пищу. Бегунам также разрешается оставить пакеты с необходимыми им личными вещами на любой из станций, так что теоретически можно пройти дистанцию и самостоятельно, без группы поддержки. Участие пейсеров в «Спартатлоне» запрещено правилами.

В 2006 году я решил участвовать в «Спартатлоне» потому, что это очень знаменитый забег. В 2007-м я вернулся – из-за опыта, полученного в прошлый раз, и из-за истории самого забега.

Наиболее известной длинной дистанцией, имеющей греческое происхождение, является марафон: известна история гонца, пробежавшего в 490 году до н. э. 26, 2 мили от города Марафон до Афин, только чтобы сообщить о победе греков над персами и замертво упасть от истощения. Считается, что гонца, совершившего смертельный забег с такой благородной целью, звали Фидиппид, хотя, если верить древнегреческому биографу Плутарху, скорее всего, его звали Евклом.

Настоящая же история самого Фидиппида, если верить тому же биографу, была гораздо примечательнее и со счастливым концом. Она и вдохновила организаторов современного «Спартатлона».

Итак, персы наступали. Они прошлись по греческим островам, захватили город Эретрию и решили идти на Афины. Афиняне выслали вперед небольшой отряд под командованием полководца Мильтиада, чтобы тот преградил персам проход к городу со стороны залива Петелия. Историк Геродот пишет, что афинские полководцы отправили Фидиппида в Спарту с просьбой, чтобы спартанцы помогли сдержать наступавшего врага.

Фидиппид прибыл в Спарту на следующий день после того как покинул Афины. Но просьба афинян не была услышана. Спартанцы сочувствовали грекам, но у них в то время проходил праздник в честь бога Аполлона, и они не могли ввязываться в битву до наступления полнолуния. Так что 152, 4 мили обратно с такой плохой новостью могли бы показаться Фидиппиду вечностью, но ему повезло – по пути попалось кое-что, о чем стоило сообщить полководцу.

Когда он пробегал мимо города Тегеи (в современном «Спартатлоне» здесь располагается станция помощи № 60), ему явился бог Пан. Сын Гермеса, Пан сам был богом пастухов, нимф и дикой природы. Его помощь очень даже была бы кстати в бою: Пан, как говорили, мог порождать в людях чувство дикого страха – панику. Бог назвал Фидиппида по имени и «приказал спросить афинян, почему они перестали ему поклоняться, ведь он всегда был благосклонен к ним, часто им помогал и будет помогать в будущем».

Если вчитаться повнимательнее, то в этом эпизоде – вся суть истории, случившейся с Фидиппидом. Он пробежал в общей сложности 300 миль, первую половину дистанции преодолел немногим меньше чем за день и ничего не добился! Да, такое случается, в том числе и когда много бегаешь. Какую бы измеримую цель вы ни ставили перед собой, она может оказаться или недостижимой, или бессмысленной. Награда же за бег, да и вообще за что-либо, находится в нас самих. В моих поисках наград за спортивные победы этот урок приходилось усваивать снова и снова. Когда в качестве мотивирующего фактора выступает нечто внешнее, мы забываем о том, что радость и душевную гармонию приносит не награда за выполненную работу, а сама работа, выполненная ради достижения награды. Как говорится в банальном слогане, «жизнь – это путешествие, а не пункт назначения». Фидиппид продолжил свой бег, и наградой ему был мистический опыт, недоступный обычным людям. Сама природа в лице бога Пана позвала его по имени и приказала передать людям свое послание. А послание было простое, о чем природа говорит нам постоянно: нужно считаться с ней, и тогда она поможет, как помогала в прошлом.

Фидиппид передал послание полководцам в Афинах, оно было услышано, и после войны в Афинах возвели храм в честь Пана. Афиняне не стали дожидаться помощи от спартанцев и сами напали на персов. Дрались афиняне с присущей им храбростью, используя свою излюбленную тактику: разрушая боевой строй персов и побеждая их по частям. Победа под Марафоном считается поворотной в греко-персидской войне, с нее начался «золотой век» Афин.

«Спартатлон» появился в 1983 году, его основателем считается австралиец, офицер британских ВВС Джон Фоден, организовавший забег перед своим выходом на пенсию. За время службы Фоден поучаствовал в войне в Корее, Суэцком кризисе, подавлении восстания в Брунее, противостоял вторжению Турции на Кипр. К тому же он был отличным спортсменом и интересовался классической литературой. Однажды, перечитывая Геродота, Фоден заинтересовался, могут ли его современники повторить легендарный забег Фидиппида.

Вместе с четырьмя друзьями, тоже из ВВС, Джон решил повторить этот забег. Один из них, ирландец Джон Маккарти, позднее рассказывал: «Мы проложили исторически выверенный маршрут, используя старые карты, записки путешественников, русла рек, даже тропы горных козлов. Мы учли историко-политические моменты, определив местности и поселения, которые Фидиппид был вынужден обегать стороной». Пятерка отправилась в свой забег из Афин 8 октября 1982 года. До конечного пункта назначения – Спарты – 9 октября добежали «три Джона». Джон Шолотон был у статуи царя Леонида через 35 часов 30 минут, Джон Фоден – через 36 часов, Джон Маккарти – через 40 часов.

Они решили устраивать забег ежегодно, причем, подобно Олимпийским играм, без призового фонда: им не хотелось, чтобы это превратилось в очередное коммерческое соревнование. Они надеялись таким образом придать своему детищу дух дружбы и согласия. И действительно, в этом плане «Спартатлон» – жемчужина среди всех сверхмарафонов. Регистрационный взнос $525 включает в себя оплату проживания в отеле перед стартом и питания в течение шести дней, лучшую в мире церемонию награждения победителей плюс оплату поездок на автобусе, посещения музеев и всевозможной еды на станциях помощи.

В 1983 году забег собрал 45 бегунов из 11 стран. В 1984-м с целью поддержки забега была создана Международная ассоциация «Спартатлона».

После выхода на пенсию Фоден продолжал активно участвовать в сверхмарафонах, пропагандируя их по всему миру. Я нашел его буклет «Как подготовиться к вашему первому “Спартатлону”», и мне он очень помог.

Даже после того как Фодену исполнилось 70, он продолжил завоевывать призовые места в своей возрастной категории, а в 2005 году стал самым возрастным участником 300-километрового недельного пешего похода Haervejsvandring Walk из Шлезвига в Германии в датский Виборг.

В Western States и других сверхмарафонах я соревновался с лучшими американскими бегунами на длинные дистанции. На «Спартатлон» же слетались лучшие бегуны со всего мира. В 2007 году я встретился с победителем 2001 года Валмиром Нюнсом из Бразилии. Он только что улучшил мое время на сверхмарафоне Badwater, у него было третье время в мире на дистанции 100 км. Список чемпионов тогда вообще был очень внушительным. Победитель 2000 года Отаки Масаюки и победитель 2002-го, а потом и 2009 годов Секийя Риочи из Японии. Маркус Талманн из Австрии, выигравший в 2003 году, тоже был здесь. И еще немец Дженс Лукас, который обошел всех в 2004 и 2005 годах. В прошлый раз, выиграв этот забег, я стал первым представителем Северной Америки. Но лучшим «спартатлонцем» остается и, наверное, всегда им останется местный бегун.

Двадцатишестилетний фермер Яннис Курос жил неподалеку от города Триполи, когда в 1982 году «три Джона» решили пробежать первый «Спартатлон». Курос, считавший себя знатоком греческой истории и литературы, узнал об этом, и затея его заинтересовала. К тому времени он уже пробежал 25 марафонов, его лучшее время было 2 часа 25 минут, и он полагал, что нашел свое призвание. В 1983 году Яннис буквально взорвал мир сверхмарафона, показав в дебютном для себя «Спартатлоне» невероятное время – 21 час 53 минуты. Оно было на целых три часа меньше времени спортсмена, пришедшего к финишу вторым. Дирекция два дня не выдавала Куросу награду, пока не убедилась, что он честно выиграл забег.

Курос возвращался на «Спартатлон» еще трижды и каждый раз улучшал время прохождения маршрута: от 21 часа 57 минут до 20 часов 25 минут. Даже Фидиппид не смог бы пробежать эту дистанцию быстрее. Я несколько раз пытался улучшить это время, но каждый раз показывал пятый, шестой, седьмой результат в истории «Спартатлона», уступавший около 23 минут лучшему времени Куроса.

Сейчас Курос практически не участвует в сверхмарафонах, но остается непобедимым чемпионом в «дорожных» забегах на дистанции свыше 100 миль. Ему до сих пор принадлежит лучшее время в мире на забегах по времени свыше 12 часов на дорожных покрытиях и на стадионах.

Курос – спортсмен-философ, отлично знакомый с богатейшей греческой культурой. Его результаты – это выражение его невероятной энергии, силы духа. Он художник, писатель, поэт, автор текстов песен, киноактер, сыгравший роль Фидиппида в ленте «Путешествие героя». Он выступает с лекциями о мотивации и, по его словам, «помогает людям найти вдохновение, раскрыть невероятные способности, чтобы помимо личностного роста привнести в их мир дух содружества, сотрудничества и гармонии».

Конечно, Курос вдохновил и меня на личностный рост и преодоление границ возможностей. С точки зрения общепринятой оценки техники бега Курос не отличается чем-то особенным: у него телосложение боксера и неровный шаг, хотя во время бега его движения очень экономичные, ест и пьет он на ходу. У него невероятно мускулистый торс. Посмотрите на бегунов-спринтеров – у них тоже крепкое телосложение верхней части тела. Мне кажется, что дополнительная энергия у Куроса идет оттуда, из мощных грудных мышц и бицепсов. Многие бегуны считают, что сильные мышцы корпуса помогают в построении правильной техники бега и наращивании скорости. Но Куросу, кажется, удалось найти секрет «перетока» энергии из мышц рук в мышцы ног.

Главное, чему учит Курос, это что сверхмарафоны – занятие трансцендентное. Он строго определяет это занятие как проверку «метафизических», а не врожденных способностей или уровня подготовки, которая возможна только при постоянном беге в течение 24 часов и более. «Бегун с утра и до вечера остается один на один с течением времени, и при этом ему нужно продолжать бежать. Тем самым человек доказывает, что он может продолжать бег независимо от своего природного дара, уровня подготовки, так как все эти элементы по сравнению с продолжительностью самого бега уже не будут иметь никакого значения». Курос считает, что 50-мильные забеги или забеги по кругу не могут называться сверхмарафонами, хотя и оговаривается, что уважает эти беговые дисциплины, преимущество в которых получают наиболее тренированные и талантливые бегуны. Настоящий же сверхмарафонец, по мнению Куроса, должен пройти испытание отсутствием сна и полным физическим истощением. И только после этого он «будет в состоянии добыть энергию даже тогда, когда закончится топливо».

Это высказывание Куроса, а также воспоминания о блаженстве, наступающем по ходу сверхмарафона за пределом физических возможностей, очень мне помогли, когда где-то за девять дней до старта я среди ночи направился в туалет и сильно ушиб мизинец. Утром мизинец был уже иссиня-черным и, казалось, держался только на мышечных и соединительных тканях. В общем, я его сломал. Всю неделю я пытался приматывать его лейкопластырем к безымянному пальцу. Я пытался гулять по пляжу с привязанными к пальцам палочками от леденцов. Пытался носить плотную обувь. Говорил себе, что у меня есть еще целых девять дней и что тело иногда может творить чудеса.

В конце концов я даже был в какой-то мере благодарен своей прошлой травме: она помогла лишний раз осознать, ради чего я вообще бегаю сверхмарафоны. Точно не ради того, чтобы установить новый рекорд. И не ради физического удовольствия. Чтобы пробежать 100 миль и более, нужно довести тело до предела возможностей, а разум – до грани сумасшествия, и дойти до точки, где ты можешь сам менять свое сознание. И все это для того, чтобы обрести ясность осознания. Мой учитель йоги не зря говорил, что «травмы – наши лучшие учителя».

Я уверен, что многие бегают сверхмарафоны по той же причине, по которой другие принимают наркотики, влияющие на их сознание и настроение. При этом я не преуменьшаю значение дружбы между бегунами, чувства свершения чего-то важного, ощущения единения с природой – всего, что я обрел благодаря карьере бегуна. Но чем больше и дальше я бегал, тем яснее понимал, что на самом деле искал такое состояние сознания, когда испаряются все волнения, проблемы, казавшиеся неразрешимыми, а на их место приходит осознание всей красоты и бесконечности мироздания, в один момент, четко и ясно. Не думаю, что люди, начиная бегать, задумываются о достижении этого состояния. Я точно не думал. Но уверен, что все, кто занимается сверхмарафонским бегом, раз за разом достигают этого состояния. Главное – понять, когда оно наступает. Мне в этом помог перебитый мизинец.

К началу забега мизинец отзывался болью при каждом шаге, но я пытался не обращать на боль внимания. Мне было о чем еще подумать. Например, о Нуне, Масаюки и Риойчи или австралийце Талманне. На одного участника я обратил особенное внимание: это был поляк, и он прибежал в Грецию из Польши, толкая перед собой коляску с вещами. Звали его Петр Корыло, по дороге он забежал в Рим, чтобы увидеть Папу Римского. Я был восхищен его прямодушием, но понимал также, что он наверняка устал, и не считал Петра серьезным конкурентом.

Маршрут «Спартатлона» пролегает по довольно пологим холмам, что, впрочем, тоже представляет своеобразную проблему. Например, на крутые горки Hardrock даже самые быстрые бегуны-сверхмарафонцы вынуждены забираться пешком. На «Спартатлоне» же оправдание переходу на шаг может быть только одно – слабость. Так что мне пришлось двигаться только бегом. Талманн и Нун шли первыми, этого и следовало ожидать. Поляк приблизительно в районе 21-го километра обогнал Нуна и неплохо смотрелся на трассе.

Пейсеры на «Спартатлоне» не предусмотрены, первая встреча с командой поддержки возможна только после 50 миль. Я держал ровный темп, иногда перекусывал гелями, картошкой, бананами, пил энергетические напитки и пытался сконцентрировать внимание на текущем моменте: на следующем шаге и на шаге после него. Около пяти вечера температура воздуха была выше 35 градусов, я уже достаточно отбежал от моря, пробежал по извилистым дорогам вдоль апельсиновых садов, через древний город Коринф мимо сиявших в лучах солнца знаменитых колонн храма Октавии. Я бежал навстречу солнцу, садившемуся за холмом, и все вокруг было окрашено в глубокий алый цвет. Было очень жарко, губы потрескались, я старался ни о чем не думать – предстоял еще длинный путь, и думать было опасно, слишком легко можно было прийти к рациональному выводу о том, где я находился в данный момент и сколько еще предстояло пробежать. А такие рациональные выводы могли послужить сигналом и к рациональному желанию – сдаться. Так что я старался направить сознание в ту точку, где нет мыслей, и уловить тот самый момент, который приносит бегунам на сверхмарафонские дистанции столько радости.

Люди часто спрашивают, о чем я думаю, когда бегаю много часов подряд. Я уверен: беспорядочные мысли – это враги бегуна-сверхмарафонца. Думать лучше всего о простых и примитивных вещах: когда ел в последний раз, сколько еще бежать до следующей станции помощи, где находятся конкуренты, с какой скоростью ты бежишь. Ни о чем больше думать не стоит, лучше раствориться в текущем моменте, где ничто не имеет значения.

Но мне было совсем не просто удержаться на третьем месте, и я хотел пить. Каждый раз, когда пробегал мимо кого-нибудь из местных жителей, например мимо виноградаря или деревенской старушки, сидевшей в тени, я кричал: «Панос, ниро паракало! », то есть «Воды, льда, пожалуйста! », но меня никто не понимал. В один из моментов я подбежал к одинокой таверне, и ко мне подошла старушка в синем платье. «Панос, ниро паракало! » – сказал я, и – о чудо! – она, кажется, меня поняла. Она прокричала что-то человеку, стоявшему в дверном проеме, жестом показала, что я прошу воды.

У нее были полные руки и ноги, лицо, иссушенное солнцем и ветром. Мужчина передал ей огромный стакан воды со льдом, а она – мне. Даже если бы этот лед в тот момент был из таза со свежепойманной рыбой, мне было бы все равно. Для меня этот лед был дороже всех бриллиантов мира. Она протянула еще горстку листьев базилика из своего садика. Я пытался пить и благодарить ее одновременно и в этот момент заметил, как она пытается положить базилик в мою сумку на поясе, в которой у меня были гели и еда. Я снял сумку, старушка взяла один листик базилика, заложила его мне за ухо и поцеловала в щеку.

И в этот момент я внезапно ощутил невероятный прилив сил. То ли ее помощь и доброта, то ли вода, базилик (я позднее узнал, что эта пряность считается королевой среди приправ, и называется она так от древнегреческого слова «басилевс», что означает «царь», и что в Греции она символизирует удачу и силу), но что-то у меня в сознании изменилось. Это был как раз тот самый любимый момент сверхмарафона, которого я всегда ждал. Момент, когда кажется, что все бессмысленно, что продолжать бег дальше совершенно бесполезно, но кто-то по-доброму обращается к тебе, или ты делаешь следующий шаг, или глотнешь воды, и вдруг понимаешь, что все не напрасно, как раз наоборот – продолжать бег, особенно в момент, когда тебе это кажется бессмысленным, сейчас самое важное в жизни. Многие бегуны ощущают такую ясность сознания после забега или тренировочной пробежки, достигнув состояния полного изнеможения и одновременно восхитительной усталости. Сверхмарафонцам такой момент ясности сознания практически гарантирован.

Всё было так же, как и за мгновение до этого: я был тот же, немного обезвоженный, хромал из-за перебитого мизинца, мне было жарко, я устал, квадрицепсы и икроножные мышцы болели так, как будто их отбили бейсбольной битой. Но я ощущал себя совершенно иным человеком.

Я стал наращивать скорость. Я обогнал Нуна, Талманна, впереди оставался поляк. Только новичок мог начать вести забег после десятой мили: это равносильно самоубийству. Вести забег после 25 миль – упрямство самоубийственное, но уже достойное уважения. Продолжать вести забег после 50 миль – форменное безумие. Или я сильно ошибался на его счет? В любом случае это было уже опасно.

Я пробегал через виноградники, зная, что Корыло впереди. И настолько впереди, что я его не видел.

Мне нужно его догнать, но нельзя было думать только об этом. Точно так же важно добраться до финиша, вложив в это все силы, но при этом нельзя было думать только о финише. Когда я добрался до 50-мильной отметки, мне нельзя было думать о том, что предстоит пробежать еще 100. Нужно было об этом помнить и забыть одновременно. Да, мы продолжаем бег вперед, но должны оставаться в настоящем. Я справлялся с этой задачей следующим образом: мысленно разбивал дистанцию на небольшие отрезки, которые можно мысленно охватить целиком. Например, иногда я обращал все внимание на то, чтобы добраться до следующей станции помощи, расположенной через три мили. А иногда представлял себе следующее укрытие от солнца или просто даже следующий шаг.

Может быть, «надо – значит надо» на деле означало «старайся не думать о последствиях, доверься знанию своего тела, самого себя и мирозданию»? Может, отец был не просто суровым парнем из Миннесоты, а настоящим провидцем? Я улыбнулся, подумав об этом.

На 70-й миле меня догнал Нун, я жестом показал вперед и пожал плечами. Что же это за парень, прибежавший сюда с коляской? Нун не говорил по-английски, я не знал португальского. Он только сказал: «Скотти, ты – сила», немного обогнал меня, жестом показывая, чтобы я следовал за ним. Мы вместе пробежали 30 миль в погоне за поляком. Мы бежали по сухой, выжженной земле, мимо древних руин, пыльных деревушек, в которых откуда-то из темных переулков и старых ворот появлялись дети и бежали какое-то время вместе с нами, болтая и смеясь. Не знаю, то ли они смеялись над нами, то ли подбадривали нас. Я вспомнил о своем детстве, о нашей грунтовой дороге и подумал: что бы я тогда сделал, если бы увидел, как мимо моего дома пробегают какие-то взрослые? И еще подумал: «Интересно, кто-нибудь из этих маленьких греков забегает иногда за соседние холмы, задаваясь вопросом “Почему? ”»

На 101-й миле один человек подарил мне цветок. Когда он его протягивал, у него в глазах были слезы. Почти все, кого я встречал в Греции, были полны страстью к жизни. Мне кажется, это неразрывно связано с местной землей, водой, растениями.

Говорят, что когда создавались Афины, древние боги спорили, кто должен стать покровителем города. Спор возник между Афиной, богиней мудрости, и Посейдоном, богом морей. Зевс сказал, чтобы каждый из них подарил смертным жителям города подарок, и тот, чей подарок больше придется им по душе, и должен стать покровителем Афин. Посейдон устроил водопад в Акрополе, но вода в нем была соленая и оказалась никому не нужной. Афина же создала оливковое дерево, которое дарило людям плоды, масло и древесину. Для меня, спортсмена, питающегося растительной пищей, было особенно интересно соприкоснуться с культурой, в которой сохранялось символическое значение растений, в которой люди до сих пор лечились при помощи пряных трав. Здесь вообще все было живой историей. Греция – родина Гиппократа, основателя современной медицины, и именно он считал питание и физические упражнения очень важными для поддержания здоровья, именно он писал: «Пусть пища твоя станет лекарством твоим, а лекарство твое – пищей твоей». В своем труде «О древней медицине» он также писал: «Я считаю, что каждый врач должен разбираться в том, как работает природа. Если он хочет достойно служить своему призванию, он должен пытаться узнать, как именно человек относится к определенным видам пищи и напиткам… При этом недостаточно просто знать, что сыр – это плохая пища, потому что он вызывает недомогание у того, кто его съел. Нужно знать, какой именно недуг он вызывает, почему и какой субстанции в человеке он не соответствует».

Надо заметить, что Гиппократ отнюдь не советовал всем отказаться от сыра, он скорее указывал, что у некоторых людей сыр переваривается хуже, чем у других. Может быть, речь шла о непереносимости лактозы.

Пока я был в Греции, я ел как можно больше инжира, гранатов, оливок, а также горных трав, которые там называют «хорта». Для меня это был просто рай собирательства. Почти на каждой тренировочной пробежке я пробегал мимо виноградников, миндальных, цитрусовых, айвовых садов, иногда даже мог на ходу сорвать какой-нибудь плод. Греки в целом ели простую пищу, и она была очень полезной.

На 107-й миле я пробежал по дороге, на которой Фидиппиду явился бог Пан. Современные ученые могут сказать, что это была галлюцинация, вызванная недостатком сна и усталостью. Но это действительно было какое-то особенное место, среди камней на вершине холма. Я забрался на холм и начал спуск вниз, к городу у подножия холма. Были видны костры и слышны подбадривающие возгласы жителей окрестных деревень. Мне оставалось пробежать меньше пятидесяти миль, и я чувствовал себя невероятно хорошо.

Я не обращал внимания на сломанный мизинец. Болело уже все тело, но мне было все равно. Это один из многих позитивных моментов в сверхмарафонах. Тебе может быть очень плохо, настолько, что ты даже думать не можешь, что может быть так плохо, но ровно до тех пор, пока ты вдруг не обнаруживаешь, что тебе все равно. Какое там «второе дыхание»! В сверхмарафонах открывается и третье, и четвертое, и пятое. Мне надо было пробежать еще миль сорок. И в этом состоит еще одна прелесть сверхмарафонских дистанций свыше 100 миль. Можно еле тащиться, отчаиваться, ошибаться, снова отчаиваться, но при этом практически всегда остается шанс на спасение – только руку протянуть. Этого спасения невозможно достичь силой разума, размышлениями. «Надо – значит надо».

На 120-й миле я пробежал через Тегею. Кто-то мне сказал, что поляк только минуту как убежал со станции помощи. Я схватил энергетический напиток, пару гелей Clif. Впереди заметил красный мигающий огонек – огни полицейской машины, сопровождавшей гонку на протяжении всего маршрута. У моего спасения был запах пыли, винограда и веков истории. Мое спасение сияло впереди. И я побежал к нему. Когда пробегал мимо Корыло, показалось, что он почти не двигается. Я бежал изо всех сил.

Я сказал ему: «Молодец» и продолжил бежать еще быстрее. Долго бежать в этом темпе я не мог, но знал, насколько обезоруживает, когда тебя кто-то обгоняет со скоростью, о которой ты даже подумать не можешь. Я понимал поляка, уважал за силу и упорство, но когда можно обезоружить противника, нельзя упускать шанс, и я его использовал.

Я пробежал еще милю, затем оглянулся. Никого. Теперь полицейские двигались за мной. Оглянулся еще миль через пять-шесть – опять никого. А затем вдруг, откуда ни возьмись, появился налобный фонарик, приближавшийся ко мне с огромной скоростью. Я попытался набрать скорость – и не смог. Оглянулся и подумал: «Вот парень силен! Придется сейчас выкладываться по полной». И пролетел быстро, как только мог, мили три. Я двигался в темпе миля за семь минут – никто больше не мог бежать с такой скоростью. Я оглянулся – фонарик все приближался. Я побежал еще быстрее, нашел какие-то скрытые резервы, о которых мы обычно даже не подозреваем (это, кстати, еще одна особенность сверхмарафонцев), и бежал до тех пор, пока со мной не поравнялась машина официальных представителей забега.

– Скотт, не волнуйтесь, – сказал официальный представитель, – забудьте об этом бегуне.

Я подумал: «Что значит “не волнуйтесь”? За мной бежит крутой поляк, как можно не волноваться? » – и продолжал бежать в максимальном темпе еще пару миль. Машина организаторов снова подъехала ко мне. На этот раз мне пояснили:

– Скотт, не волнуйтесь, бегун сзади не участвует в забеге.

Я опять подумал: «Что значит “не участвует”? Вот же он, идет за мной! »

И только на следующей станции помощи мне объяснили, в чем дело. Оказывается, этот парень с налобным фонариком был «бегун-бандит», он вышел на трассу на 120-й миле. Другими словами, он пробежал только 15 километров, а я 130, причем с внушительной скоростью, и надо было бежать еще 22 мили.

Пора было свериться со своим списком из четырех пунктов.

Пункт первый: я устал. Я позволил себе прочувствовать это и осознать.

Пункт второй: нужно оценить резервы. Я был зол: только что пришлось потратить столько энергии, чтобы убежать от человека, о котором даже думать не стоило. Я все еще был уставшим и злым. Но это не опасно для жизни.

Пункт третий: я спросил себя, что можно сделать, чтобы улучшить ситуацию. Остановиться? Это невозможно. Так что ответ был – надо продолжать движение.

И четвертое: нужно было отделить негативные мысли от реальности, перестать обращать внимание на чувства, переживания, которые ничем не помогут. И я продолжил движение.

В чем состоит секрет навыка распределять свои силы? Возможно ли это лишь за счет силы воли? Наверняка у всех есть подобные списки. Что помогало мне продолжать движение тогда, когда другие останавливались?

Недавние исследования позволяют предположить, что тех, кто сражается, от тех, кто сдается, отличает не только образ мышления. Возможно, дело состоит еще и в биохимии работы мозга.

Доктор Энди Морган из Йельского университета занимается исследованиями биохимии мозга на примерах солдат, проходящих в специальной лаборатории в Форт-Брэгге через тренировочные дознавательные процедуры. Было отмечено, что у солдат спецназа при таких процедурах выделяется больше нейропептида Y (NPY), чем у обычных солдат. NPY – это аминокислота, помогающая регулировать давление, аппетит, память. Она также блокирует эффект проявления адреналина, не позволяет выбросам энергии приводить человека в маниакальное состояние.

Кроме того что у спецназовцев во время экспериментальных «допросов» уровень NPY был выше, через 24 часа уровень аминокислот у них приходил в норму, тогда как у обычных солдат наблюдалось его снижение.

Другое исследование, Surviving the Extremes («Переживая крайности»), касалось различия между просто сильными и особенно сильными людьми. Доктор Кеннет Кэмлер обратился к факторам, обуславливающим различие между победителями и проигравшими в самых экстремальных состязаниях на планете. Он исследовал случаи, произошедшие с Мауро Проспери, участником Sultan Marathon des Sables, который в 1994 году потерялся во время песчаной бури и девять дней блуждал по Сахаре, или с мексиканским исследователем Пабло Валенсией, блуждавшим восемь дней по пустыне Мохаве в 1905 году. Когда Проспери и Валенсия наконец нашлись, потеря массы тела у них составляла почти 25 процентов, что обычно считается смертельным.

Кэмлер пришел к выводу, что было четыре дополнительных фактора, повлиявших на почти сверхчеловеческую способность к выживанию у этих людей: их знания, общая подготовка, которые помогли противостоять пустыне, а также удача и, фактор, который он посчитал самым важным, – желание выжить. Проспери был элитным спортсменом, у него был ярко выражен инстинкт выживания. Валенсия же был так зол на своего незадачливого проводника, что жажда мести не отпускала его даже на краю смерти.

Я был не настолько зол на бегуна-бандита. И даже не был уверен, был ли сверх меры накачан высокими дозами NPY или DHEA. Но если уж я столько пробежал и был первым, то собирался им и оставаться.

Последние 30 миль проходили по узкой двухполосной дороге, ведущей прямиком в Спарту. Сначала она идет в гору, а затем спускается к городу. Пока я бежал в горку, за мной шла полицейская машина, а впереди была абсолютная чернота. Иногда я слышал рычание и лай собак, ощущал выхлоп газа от машины, проезжавшей мимо. Я никогда не чувствовал себя настолько уставшим. Пока полз в гору, казалось, что я отключаюсь. Я бил себя по лицу, чтобы остаться в сознании. Потом увидел посередине шоссе фотографа, он снимал меня. Мне стало страшно: мимо все чаще проезжали грузовики, и его могли попросту сбить. Я махнул рукой, чтобы он ушел с дороги, но он продолжал свою работу. Я заметил у него на груди два фотоаппарата с длиннофокусными объективами, он без остановки продолжал щелкать, я даже заметил его лысину. Чем ближе я к нему подбегал, тем активнее он фотографировал. Я добежал до него, и он… исчез. Я не сразу понял, что никакого фотографа на самом деле не было.

Я пересек финишную черту через 23 часа 12 минут после старта. Мэр города в окружении молодых женщин подошел ко мне, надел на голову венок, кто-то накинул мне на плечи американский флаг. Мое время было на 20 минут больше показанного в прошлый раз, но все равно никто, кроме меня и великого Куроса, не пробегал «Спартатлон» быстрее. И никто из североамериканцев, кроме меня, его не выигрывал.

Я провел немного времени в медицинской палатке, поспал, встретил других участников забега, еще поспал. Потом я долго размышлял об этом забеге и о вещах, о которых размышляют многие сверхмарафонцы. Одна из них – как продолжать движение, когда, кажется, двигаться ты уже не можешь. Йельское исследование утверждает, что спецназовцы отличаются от обычных солдат, но не объясняет, как они стали другими. Получили они свои силы и волю через гены благодаря удачному стечению обстоятельств или же выработали их в течение тренировок? Можно ли вырастить элитного спортсмена или им нужно родиться? И главное: где находится предел моих собственных возможностей? Можно ли это узнать, не пытаясь его преодолеть? Вопросом этим я задавался каждый раз, когда бежал сверхмарафон. Им задается каждый сверхмарафонец, да и вообще любой человек, который смог выйти из своей зоны комфорта, и ответ на вопрос каждый находит сам. Это вопрос, ответ на который я почти нашел во время второго прохождения сложнейшего сверхмарафона «Спартатлон». И я собирался продолжить этот поиск.

Когда хочется сдаться

Почти каждому бегуну, участвующему в соревнованиях, знаком момент, когда хочется сдаться. Со мной такое тоже случалось. И, самое смешное, весь арсенал, который помогает мне быть элитным спортсменом: умение концентрировать внимание, прикладывать усилия, знание новейших технологий, – не помогает преодолеть момент слабости.

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: