СЕМЕЙНЫЕ ДЕЛА ДВУХ СИГИЗМУНДОВ

А теперь перейдем к религиозной политике Сигизмунда I. Пер­вая жена короля Варвара умерла в 1515г. после долгой болезни. Германский император предложил Сигизмунду, которому уже исполнилось 50 лет, невесту — двадцатичетырехлетнюю итальян­скую принцессу Бону Сфорцу, дочь миланского герцога Джован-ни Галеаццо. 18 апреля 1518г. Сигизмунд Старый вступил в но­вый брак.

Бона привезла с собой новые вкусы и новые требования, и, угождая им, Сигизмунд перестроил старый Краковский замок, ок­ружил себя певцами и поэтами, а шляхтичи из кожи лезли, что­бы показаться прекрасной королеве не хуже итальянцев.

Постепенно королева начала вмешиваться и в государствен­ные дела. Бона была очень умна и еще больше жадна. Она начала торговать должностями. Полбеды, если речь шла о придворных, но королева вмешалась и в церков­ные дела. Если ранее кандидаты на церковные должности, как у ка­толиков, так и у православных, выбирались собранием духовных лиц, то теперь все более и более стало входить в обычай непосред­ственное назначение их самим ко­ролем по рекомендации и хода­тайству каких-нибудь влиятель­ных лиц.

Как писал В.А. Белов: «Духов­ные места король давал кому хо­тел, нисколько не сообразуясь с нравственными достоинствами своего кандидата. Епископии, монастыри и церкви часто даются, как награды за какие-либо го­сударственные или военные заслуги, причем не обращается ни­какого внимания на нравственные качества того, кому они дава­лись. Многие сами добивались их, так как получение духовной должности давало им материальное обеспечение, и для получе­ния желаемого не останавливались ни перед какими средства­ми. Часто места даются еще при жизни занимающих их лиц. При­меров тому немало.

Около 1519г. Сигизмунд дал грамоту пану Василию Евлашковичу, в которой обещал ему за заслуги отечеству его сына Ми­хаила Копти предоставить какую-либо епископию — Владимир­скую или Луцкую, — смотря по тому, какая из них раньше осво­бодится. Епископ Владимирско-Брестский Пафнутий просил Си-гизмунда I предоставить ему Луцкую кафедру после смерти пре­старелого владыки Кирилла, на что и последовало согласие ко­роля (в 1526 году). Лаврашевскому архимандриту Алексию, по ходатайству князя К.И. Острожского и митрополита, обещал дать Троицкий монастырь в Вильне, после смерти немощного архи­мандрита Тихона. В уплату долга из казны некоему Андрею Дя-гилевичу король предоставил в его пользование три Киевские церкви (Николаевско-Межигорскую, Николаевско-Иорданскую и Христо-Рождественскую) с тем, чтобы он сделался священни­ком... Жидичниский монастырь отдан был королем (1507г.) К.И. Острожскому с правом подавать туда архимандрита и рас­поряжаться его имениями, а Городенскому старосте Юрию Радзивиллу (в 1520 г.) в такое же подаванье отдана была находив­шаяся в его имении Котре Спасская церковь со всеми ее земля­ми. Многие монастыри и церкви переходили преемственно от отца к сыну, и это, как видно из наказа Боны своему державцу Пинскому (1520 г.), сделалось обычным на Руси явлением. Впро­чем, такой произвол в делах церковных нисколько не должен удивлять нас, так как Сигизмунд и Бона допускали подобного рода злоупотребления при раздаче и католических церковных должностей.

Со времени Казимира Ягеллона короли начинают проявлять особенную самостоятельность в назначении католических епис­копов и в утверждении монастырских аббатов. Сигизмунд I за­дался целью поставить в зависимость от себя раздачу всех цер­ковных (католических) бенефиций. Назначение того или другого лица на должность бискупа или арцибискупа зависело от ко­роля; он избирал кандидатов на кафедры, папе же предоставлено было только право апробации указанного королем лица. Кроме епископов, король сам назначал первых в каждом капитуле пре­латов, некоторых каноников и значительно количество приходс­ких священников. При этом допускались злоупотребления и по отношению к католической церкви. Бона, несмотря на то, что была усердной католичкой, самым бесцеремонным образом торговала епископскими кафедрами и продавала их за хорошую плату явным сторонникам реформации»¹⁷³.

Пущенные в Германии Мартином Лютером идеи реформации очень быстро перенеслись в Польшу, где были встречены горячо и сочувственно. Естественно, что польские католические еписко­пы попытались поставить заслон для проникновения в страну лю­теранства. Еще в 1520 г. католическое духовенство, собравшись на Пиотрковском синоде под председательством примаса Яна Лас-ского, строго запретило католикам чтение книг, содержащих в себе идеи лютеранства. Запрещение это впоследствии несколько раз подтверждалось и на других соборах.

В том же 1520 г. Сигизмунд I издал распоряжение (эдикт), ко­торым под угрозой конфискации имущества и изгнания из оте­чества воспрещалось ввозить в Польшу и продавать сочинения Мартина Лютера. Строгие распоряжения против распростране­ния реформации потом повторялись несколько раз как со сто­роны духовенства, так и со стороны светского правительства. В 1522 г. Сигизмунд издал второй эдикт против лютеран. Но, видя бесполезность обоих своих эдиктов, король 7 марта 1523 г. издал третий эдикт, более строгий, в котором запрещалось привозить, чи­тать и распространять сочинения Лютера и исповедовать смер­тоносные догматы протестантизма под страхом смертной казни (сожжения на костре) и конфискации имущества.

Однако эти свирепые эдикты остались в основном на бумаге. Другой вопрос, что фанатичные ксендзы в ряде случаев в иници­ативном порядке устраивали избиения протестантов. Так, напри­мер, в городе Несвиже католики загнали несколько десятков протестантов в маленькую часовню, где они набились буквально как сельди в бочке. Им было предложено отречься от своей веры. Когда через пять дней часовню открыли, то нашли живым толь­ко одного, который тоже под вечер умер.

Несмотря на репрессии, число сторонников «религиозных нов­шеств», по выражению польских историков, увеличивалось быст­рыми темпами. Сначала протестантизм распространялся в фор­ме лютеранства, но потом появились и другие его виды: цвинглианство, кальвинизм, социанизм¹⁷⁴. Все виды и разветвления про­тестантизма нашли себе радушный приют в Польше и Литве и привлекали к себе многочисленных последователей.

Как уже говорилось, на момент смерти Василия III с Литвой действовало перемирие сроком на один год. Поэтому Сигизмунд и паны направили посланника Клиновского к великому князю, но он уже не застал Василия в живых. Елена и ее фаворит Овчи­на по каким-то причинам мира не захотели, но и не объявляли войны, то есть действовали по формуле «ни мира, ни войны».

Итак, срок перемирия истек, и летом 1534 г. гетман Юрий Рад-зивилл вместе с татарским войском опустошил окрестности Чер­нигова, Новгорода Северского, Радогоща, Стародуба и Брянска.

Королю Сигизмунду стало известно, что московские бояре на­столько конфликтуют между собой, что несколько раз их распри даже переходили в поножовщину. А в Пскове нет войска, сидят только купцы, переведенные из Москвы, да «черные люди» пско­вичи, которые часто сходятся на вече, наместники и дьяки им это запрещают, не зная, что они там замышляют.

Очень обрадовался Сигизмунд приезду знатных беглецов — князя Семена Бельского и Ивана Ляцкого. Королю передали, что если он хорошо примет этих беглецов, то следом за ними из Москвы перебегут многие князья и знатные дети боярские, и Сигизмунд богато наградил Бельского и Ляцкого.-

Осенью 1534 г. гетман Юрий Радзивилл отправил в Северскую землю воеводу Андрея Немировича и конюшего дверного Васи­лия Чижа. Они сожгли Радогощ, но были разбиты и отступили от Стародуба и Чернигова. Князь Александр Вишневецкий так­же потерпел неудачу под Смоленском.

Литовские воеводы встречали активное сопротивление под го­родами, но не встречали московской рати в поле. В Москве та­тар боялись больше, чем Литвы, и все войска стояли под Серпу­ховом. Кроме того, внутренние смуты и распри мешали сбору и движению войск. И только в конце октября 1534 г. московская рать двинулась в Литву. Большой полк вели князья Михаил Горба­тый-Суздальский и Никита Оболенский; передовой полк — боярин конюший князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Из Нов­города вел полки князь Борис Горбатый для соединения с кня­зем Михаилом. Но теперь уже московские войска не встретили литовцев в поле и в свою очередь безнаказанно опустошили литовские области, не дойдя только 40 или 50 верст до Вильно. А князь Федор Федорович Овчина-Телепнев-Оболенский ходил из Стародуба до самого Новгорода Северского.

На следующий год в Москве узнали от лазутчиков о подго­товке к походу королевского войска. Навстречу ему из Москвы отправилась большая рать: большой полк иод начальством кня­зя Василия Васильевича Шуйского и передовой полк — опять под начальством князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского. Главная московская рать должна была взять Мстиславль, а псков­ские и новгородские войска под началом дворецкого^{|7; >} Бутур­лина должны были построить город на литовской территории на озере Себеж.

Литовское же войско, избегая решительного сражения, двину­лось в другую сторону, то есть на двести верст южнее направле­ния главного удара русских на Мстиславль. Гомель сдался коро­левским войскам без сопротивления, но Стародуб, где воеводой сидел князь Федор Овчина-Телепнев-Оболенский, сопротивлял­ся отчаянно. Тогда немецкие инженеры прорыли подкоп под сте­ны города и одновременно взорвали несколько фугасов. В обра­зовавшийся пролом ворвались литовцы и, согласно летописи, пе­ребили тринадцать тысяч жителей, то есть практически весь го­род. Сам же воевода попал в плен.

Городок Почеп еще до прихода Литвы был покинут жителя­ми и сожжен русскими войсками. От Почепа литовское войско двинулись назад.

Основная московская рать осадила Мстиславль. Посад был взят, но замок (центральная цитадель) остался в руках литовцев. По­стояв несколько недель у Мстиславля и опустошив окрестности, русские ушли.

Бутурлин с новгородцами и псковичами быстро построил но­вый укрепленный город, получивший название Себеж. Литовцам появление крепости у себя иод носом явно не понравилось, и уже в феврале 1536г. Себеж был осажден войсками воеводы Андрея Немировича. По зимнему пути литовцы легко подвезли осадную артиллерию. Но литовские пушки не смогли разрушить укрепления Себежа. Воевода приказал увеличить пороховые за­ряды, что сразу привело к разрыву нескольких пушек. 27 февра­ля русский гарнизон пошел на вылазку, осаждающие бежали через озеро, но подтаявший лед провалился, и озеро поглотило много людей и лошадей.

Весной и летом 1536 г. московские воеводы ходили воевать Литовскую землю под Любеч, сожгли посад Витебска, разорили много волостей и сел и возвратились домой с богатой добычей и большим полоном.

Кроме Себежа, на литовской границе были построены крепо­сти Заволочье в Ржевском и Велиж в Торопецком уездах. Кре­пости Стародуб и Почеп, покинутые литовцами, были восстанов­лены.

Еще в сентябре 1535 г. поляки в неофициальном порядке по­пытались заключить мир. А в июле 1536г. король официально прислал малолетнему Ивану IV (1530—1584 гг.) посла — крев-ского наместника Никодима Техановского. Наконец, 18 февраля

1537 г. в Москве (по традиции, которую великий князь уже не желал нарушать) было подписано перемирие сроком на пять лет, считая с 25 марта 1537 г. По этому перемирию Гомель оставался за Литвой, а ряд городов по левой стороне Днепра — Кричев, Рославль, Мстиславль, Чернигов и новопостроенные крепости Себеж и Заволочье — за русскими.

Перемирие 1537 г. соблюдалось обеими сторонами. Молодой Иван IV в это время был занят внутренними проблемами, крым­скими и казанскими татарами. Литва и Польша тоже страдали от крымцев, да и престарелый Сигизмунд не желал новой вой­ны.

Любопытно обращение короля к Литовской раде в сентябре

1538 г., где он сообщил, что до истечения перемирия с Москвой остается только три года, и потому надо думать, как быть в слу­чае новой войны? «Что касается до начатия войны с нашим не­приятелем московским, то это дело важное, которое требует дос­таточного размышления. Не думаю, чтоб жители Великого кня­жества Литовского могли одни оборонить свою землю без помо­щи наемного войска. Вам, Раде нашей, известно, что первую вой­ну начали мы скоро без приготовлений, и хотя земские поборы давались, но так как заранее казна не была снабжена деньгами, то к чему наконец привела эта война? Когда денег не стало, мы принуждены были мириться. Какую же пользу мы от этого получи­ли? Если теперь мы не позаботимся, то по истечении перемирия неприятель наш московский, видя наше нерадение, к войне него­товность, замки пограничные в опущении, может послать свое войско в наше государство и причинить ему вред. Так, имея в виду войну с Москвою, объявляем вашей милости волю нашу, чтоб в остающиеся три года перемирных на каждый год был установ­лен побор, на первый год серебщизна по 15 грошей с сохи, на вто­рой — по 12, на третий — по 10; чтобы эти деньги были собира­емы и складываемы в казну нашу и не могли быть употребле­ны ни на какое другое дело, кроме жалованья наемным войскам».

После этого воинственно настроенное панство как-то притих­ло и о войне более не заикалось. В итоге ровно день в день по истечении пятилетнего срока перемирия, 25 марта 1542 г., в Мос­кве польские послы подписали соглашение о продлении пере­мирия еще на семь лет с момента подписания.

В 1548г. от апоплексического удара умер тучный Сигизмунд I Старый. На польский престол взошел его сын Сигизмунд II Ав­густ, он же стал и великим князем литовским.

Новому королю было только 28 лет, но он уже успел стать вдов­цом. В 1545 г. умерла его первая жена Елизавета Австрийская. Но молодой королевич не долго горевал и через несколько недель влюбился в двадцатидвухлетнюю Барбару Радзивилл.

Николай Черный Радзивилл, двоюродный брат Барбары, и Ни­колай Рыжий Радзивилл, родной ее брат, решительно потребова­ли от королевича порвать с их сестрой. Сигизмунд вынужден был дать слово. (Хорошая иллюстрация могущества польской знати! ). Однако страсть заставила королевича нарушить обещание. Во время очередного тайного свидания братья Барбары застали любовников в весьма интересном положении. Теперь Сигизмун-ду не оставалось ничего иного, как заявить о своей любви и же­лании жениться. Королевич согласился жениться, потому что очень любил Барбару, но только попросил, чтобы свадьба остава­лась в тайне до того времени, пока он не займёт польский трон, иначе он не сможет защитить не только Барбару, но и себя.

В 1547 г. произошло тайное венчание Сигизмунда и Барбары. А между тем королева Бона продолжала ему искать невесту сре­ди знатных королевских дворов Европы. Лишь после смерти мужа Бона узнала о женитьбе сына. Итальянка в ярости требует от Сигизмунда расторгнуть брак. Получив отказ, королева-мать обращается к сейму с требованием не признавать Барбару коро­левой. На сейме Сигизмунд решительно объявляет, что скорее от­кажется от престола, чем от жены, с которой его соединил Бог, и вельможи уступили, а мелкая шляхта встала на сторону короля. И в декабре 1550 г. Барбара стала польской королевой.

Старая же королева в знак протеста со всем своим двором уеха­ла в Италию. Но ее придворный аптекарь итальянец Монти ос­тался. Он подмешал яд молодой королеве, и в мае 1551 г. цвету­щая красавица умерла.

Отчаяние и горе короля были безмерными. По завещанию умершей гроб с ее телом повезли в Вильно. Неутешный король всю дорогу от Кракова шел за гробом пешком. Похоронили Бар­бару в Кафедральном соборе на площади Гедемина. Саркофаг с ее останками находится там и в наши дни.

Король после смерти любимой так тосковал, что решил с по­мощью алхимиков — панов Твардовского и Юрия Мнишка — вызвать ее душу. В полутемном зале было все подготовлено, что­бы с помощью зеркал, на одном из которых была выгравирована Барбара во весь рост в белой одежде, любимой королем, разыг­рать сцену встречи короля и души Барбары. Короля посадили в кресло и хотели привязать руки к подлокотникам, чтобы он нечаянно не прикоснулся к привидению. Сигизмунд дал слово, что будет сидеть спокойно и только на расстоянии спросит у люби­мой, как ему жить дальше. Но, когда появилось привидение, он от волнения забыл свою клятву, вскочил с кресла, кинулся к приве­дению со словами «Васенька моя! », и хотел ее обнять. Раздался взрыв, пошел трупный запах — теперь душа Барбары не могла найти дорогу в могилу, вечно ей скитаться по земле. Поляки до сих пор верят, что она поселилась в Несвижском замке.

Несколько слов об алхимиках. Кем был и чем кончил пан Твар­довский, неизвестно, а вот Юрий Мнишек — личность очень ко­лоритная, и о нем стоит сказать пару слов. Мнишки, чехи по происхождению, в Польше поселились недавно. Отец Юрия Нико­лай Мнишек переехал в Польшу из Моравии где-то в 1540г.

Родовое имя Мнишков нашло сомнительную славу в хрониках Священной Римской империи, но носитель его принес с собой большое состояние, нажитое им на службе у короля Фердинан­да¹⁷⁶. Николай Мнишек выгодно женился на дочери санокского каштеляна Каменецкого и тем са­мым породнился с одной из арис­тократических фамилий Польши. Это открыло ему доступ к самым высшим должностям в государ­стве. Вскоре он получил звание великого коронного подкормия. По­добно своим предкам, потомки Николая Мнишка никогда не бли­стали военными доблестями. Оба его сына, Николай и Юрий слу­жили при дворе Сигизмунда II и ничем не проявили себя до тех пор, пока смерть супруги короля
Барбары Радзивилл не изменила кардинально его характер.

В 1553 г. Сигизмунд II женился на двадцатилетней Екатерине Австрийской. Но молодая жена не интересовала короля. Сигиз­мунд предался разврату и мистицизму, и Мнишки проявили тогда свои таланты. Проворные маклеры и искусные сводники, они доставляли своему безутешному государю колдунов, вызы-вателей духов, любовниц и разные зелья и средства для возбуж­дения потехи. В одном монастыре бернардинок воспитывалась юная красавица по имени Варвара. Она была удивительно похо­жа на покойную королеву. Юрий Мнишек пробрался туда, пере­одевшись в женское платье, и Варвара согласилась еще более реальным образом напомнить королю о прелестях столь горячо оплакиваемой супруги. Варвара была дочерью простого мещани­на Гижи. Ее поселили во дворце, и два раза в день Юрий Мни­шек отводил ее к королю.

Это «ремесло» возвело его в должность коронного кравчего и управляющего королевским дворцом. В его обязанности вхо­дило также наблюдение и за другими любовницами короля, жив­шими во дворце. В то же время, действуя заодно с братом, Юрий Мнишек приобрел большое влияние на большинство государствен­ных дел и прибрал к своим рукам распоряжение королевской казной. Это было лишь началом карьеры Юрия Мнишка, но, увы, хронологические рамки книги заставляют нас покинуть Юрия и даже не упомянуть о его дочери Марине.

Правление королевы Боны плохо отразилось на нравах пра­вославного духовенства, а католики, как миряне, так и духовен­ство, буквально распоясались. А могло ли быть по-другому? В ру­ках католических епископов оказались громадные богатства, ты­сячи деревень и имений. Рим был далеко. Власть папы — духов­ного владыки католического мира давно уже утратила свою силу. А в Польше, где свободолюбивая шляхта добилась чуть ли не полной независимости от светской и духовной власти, наступи­ло безначалие и в жизни церкви.

По свидетельству современника, «бессилие духовенства дош­ло до того, что теперь братья безнаказанно женятся на сестрах, дяди на племянницах и т.п.; есть и такие, что имеют по две жены или вступают в брак с чужими женами». Некоторые по несколь­ко раз меняли веру, в зависимости от того, какое вероисповеда­ние в настоящий момент принесет им больше выгоды. Девушки из знатных семей запросто выходили замуж за ксендзов, нарушавших обет безбрачия. Приходы раздавались нередко в виде доходной статьи несовершеннолетним или даже детям, родите­ли которых нанимали от себя для совершения таинств и обря­дов какого-нибудь бедного и невежественного священника.

Те же пороки захватили и высшее духовенство. Епископы жили по своим поместьям, хозяйничали, а доходы отдавали не церкви, а своей родне. Священных книг у них не было, а обряды они совершали так небрежно и неумело, точно в первый раз от­правляли богослужение.

Еще при жизни отца, 4 февраля 1537 г., Сигизмунд Август, ко­торому исполнилось 15 лет, в главной церкви краковского замка дал клятву хранить все права, привилегии, свободы, иммунитеты церковные и светские, каким бы станам и людям (без всякого исключения) они не принадлежали.

На Виленском сейме в 1563 г. Сигизмунд II сделал много ус­тупок в пользу шляхты, к числу которых относится и уничтоже­ние обидных для православных пунктов Городельского постанов­ления 1413 г. Сигизмунд Август уравнял во всем с католиками и всех прочих «стану рыцарского и шляхетского, как Литовского, так и Русского народу, одно бы были веры христианской».

В 1568 г. на Гродненском сейме киевский митрополит Иона III Протасович попросил короля, чтобы «духовные должности не раз­давались светским лицам, чтобы последние, по получении какого бы то ни было духовного уряда, оставались в звании мирян не более трех месяцев. Если кто не исполнит этого, то епископ дан­ной епархии лишает его достоинства и хлебов духовных и от­дает их людям духовным». Король согласился с этим, но оставил за собой право отбирать таковое достоинство и передавать его другим, «поддуг воли своее госиодарской», по донесении епар­хиальным (местным) владыкой.

Но когда митрополит обратился к королю с ходатайством пре­доставить и ему с епископами греческого закона постоянно ме­сто и голос в королевской раде в такой же мере, как это предос­тавлено высшей католической иерархии, то просьба эта была от­клонена.

Тем временем протестантизм¹⁷⁷ широко распространился сре­ди польской и особенно литовской шляхты. Так, воевода¹⁷⁸ ви-ленский и канцлер литовский Николай Черный Радзивилл, дво­юродный брат королевы Барбары, стал ревностным протестантоми делал все возможное для распрост­ранения нового учения в Литве. Он ввел его в свои обширные вотчины и поместья, вызвал из Польши самых знаменитых протестантских проповед­ников и принимал под покровитель­ство всех отступивших от католициз­ма. Радзивилл простых людей привле­кал угощениями и подарками, а шлях­ту — почти королевскими милостями, и, таким образом, почти все высшее сословие приняло протестантизм. С не меньшим успехом новая вера распро­странялась и в городах. Только сель­ское население в большинстве своем оставалось в прежней вере, особенно в русских православных областях.

В конце концов, Радзивилл решил перетянуть на свою сторону самого короля. Он уговорил Сигизмунда в Вильно поехать на бо­гослужение в протестантскую церковь, построенную напротив ка­толической церкви святого Иоанна. Однако, как уже неоднократно бывало, случайность изменила историю Польши. Узнав, что Си-гизмунд поедет в протестантскую церковь, доминиканец Киприан, епископ литопенский, вышел к нему навстречу, схватил за узду лошадь и сказал: «Предки вашего величества ездили на молит­ву не этою дорогою, а тою». Сигизмунд растерялся и был вынуж­ден последовать за Киприаном в католическую церковь. В 1565 г. Николай Черный Радзивилл скончался. Во главе протестантско­го движения стал его двоюродный брат Николай Рыжий Радзи­вилл. Однако у Рыжего не было ни ума, ни воли, ни авторитета брата.

1565 год можно считать переломным в борьбе протестантизма с католичеством в Речи Посполитой.

 

Глава 20

ПЕРВЫЙ ЭТАП ЛИВОНСКОЙ ВОЙНЫ

13 февраля 1549 г. в Москве перемирие было продлено еще на пять лет. О вечном же мире не могло быть и речи: Литва не хо­тела мириться без Смоленска. Литовские послы настаивали: «Без отдачи Смоленска не мириться», а московские бояре отвечали им: «Ни одной драницы из Смоленска государь наш не уступит».

Замечу, что молодой Иван, еще не Грозный, не хотел мира и со Смоленском. Он говорил боярам: «За королем наша вотчина из­вечная, Киев, Волынская земля, Полоцк, Витебск и многие другие города русские, а Гомель отец его взял у нас во время нашего малолетства: так пригоже ли с королем теперь вечный мир зак­лючать? Если теперь заключить мир вечный, то вперед уже че­рез крестное целование своих вотчин искать нельзя, потому что крестного целования никак нигде нарушить не хочу».

И решил Иван IV с боярами вечного мира с королем не зак­лючать, а заключить только перемирие, чтобы потом иметь воз­можность отвоевать свои старинные вотчины, а пока дать людям отдохнуть и разобраться с други­ми недругами. Если же послы начнут допытываться у бояр, на каких условиях государь согласен на вечный мир, то требовать уступ­ки Гомеля, Полоцка и Витебска. Полоцка и Витебска требовать для того, чтобы вечный мир не состоялся, потому что если послы согласятся уступить Гомель, Смо­ленск, Себеж и Заволочье, то от вечного мира тогда отговориться будет сложно.

При подписании соглашения о новом продлении перемирия встретились затруднения с титулом Ивана, который сам себя объявил царем. Литовские послы взбеленились и говорили, что прежде этого не бывало. Бояре ответили, что прежде не бывало потому, что Иван на царство еще не венчался, а теперь венчался по примеру Владимира Мономаха. Но это послов не убедило, они отказались подписывать грамоту и собрались покинуть Москву.

Иван с боярами долго обсуждал, можно ли подписать грамо­ту без царского титула. Бояре говорили, что теперь, при угрозе еще двух неприятелей — крымских и казанских татар — можно обойтись и без царского титула. Но Иван решил: «Написать пол­ный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у коро­ля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианс­кая прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать».

Послы воевода витебский Станислав Кишка и маршалок Ян Камаевский потребовали дать им грамоту о царском поставле-нии, каким образом государь на царство венчался, и откуда его предки взяли царское имя. Царь, переговорив с боярами, решил такой грамоты послам не давать, потому что они составят на нее свои ответы, и тогда «в речах будет говорить о том тяжело».

Послы уже распростились и сели в сани, но тут их вернули и позволили им написать грамоту от королевского имени без царского титула.

Для взятия присяги с короля о соблюдении перемирия в Лит­ву отправился боярин-окольничий Михаил Яковлевич Морозов. В его миссию также входило добиться от короля признания цар­ского титула Ивана, полученного им от предков, а именно от ве­ликого князя киевского Владимира Мономаха. Король велел от­ветить Морозову, что прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь московский имеет право называться царем киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи назы­вают царем только римско-германского императора. Если же ко­роль и великий князь московский называют царями крымского хана и других татарских и поганских господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами себя они так не величают.

Спор о царском титуле привел к тому, что король не называл Ивана царем в своих грамотах, за что Иван в ответных грамотах не называл Сигизмунда-Августа королем. Гонцы не брали таких грамот и уезжали с пустыми руками.

При Иване IV видимо впервые возник и «еврейский вопрос». Как писал С.М. Соловьев: «В 1550 году приезжал в Москву по­сол Станислав Едровский, через которого король велел сказать Иоанну: «Докучают нам подданные наши, жиды, купцы государя нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать. А теперь ты жидам не по­зволяешь с товарами в государство свое въезжать». Иоанн отве­чал: «Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать об них много, слыша их та­кие злые дела». Еще при жизни Сигизмунда Старого жиды бре­стские были выгнаны из Москвы и товары их сожжены за то, что они привозили продавать мумею»¹⁷⁹. Вопрос сей на время снялся.

Между тем евреи издавна обладали в Польше большими пра­вами. Первый известный «привилей» евреям был дан великим польским князем Болеславом в 1264 г. «Евреи находились в по­ложении рабов князя (зегу! сатегае), ему непосредственно под­чинялись, иногда, при заместительстве князя, — воеводе, суду которого они и подвергались в случае надобности. Однако спо­ры между евреями решались в гмине в чисто еврейском судеб­ном ведомстве. Привилегия определяла их права относительно христианского населения, защищала евреев, запрещала нарушать еврейские кладбища, школы и пр. Привилегия эта, изданная для одной только области, стала основанием для привилегий Казими­ра Великого, относящихся к 1344, 1364 и 1367 гг. Казимир Вели­кий распространил эту привилегию на всех евреев в государстве, в форме подтверждения Болеславовой привилегии или же раз­вивая ее еще дальше.

Привилегии эти составляют основу законного положения ев­реев в Польше относительно прочих слоев общества.

Евреи занимались почти исключительно лихвой, т.е. отдачей денег в долг за большие проценты, что христианскому населению было запрещено по церковному уставу»¹⁸⁰.

12 сентября 1552 г. в Москве было подписано перемирие на два года, со вступлением в силу с 25 марта 1554 г., а 7 февраля 1556 г. подписали очередное соглашение, по которому перемирие про­длевалось с 25 марта 1556 г. еще сроком на семь лет. При этом вопрос о титуле Ивана IV так и не был решен. Русским диплома­там не помогли и ссылки на прародителя Ивана римского им­ператора Августа и то, что «Казанского и Астраханского госу­дарств титулы царские бог на нас положил».

В царствование Сигизмунда II состоялась первая попытка при­вести Киевские земли под руку московского царя. И сделал это за сто лет до Хмельницкого каневский староста (владетель горо­да) Дмитрий Иванович Вишневецкий. Род православных князей Вишневецких происходил от князя северского Дмитрия Кори-бута, сына великого князя литовского Ольгерда, участника битвы на Куликовом поле.

Начало 50-х годов XVI века отмечено ежегодными походами крымских орд как на Литву, так и на Московское государство. Татары доходили до Тулы и Рязани. В марте 1556 г. царь Иван Грозный, не дожидаясь очередного вторжения татар, посылает дьяка Ржевского провести разведку боем в тылу противника. Ржевский на чайках (малых гребных судах) спустился по реке Псёл (правый приток Днепра) и вышел в Днепр. Черкасский и каневский староста Дмитрий Вишневецкий посылает на помощь Ржевскому 300 казаков под начальством атаманов черкасских Млынского и Есковича. Дьяк Ржевский доплыл до турецкой крепости Очаков в устье Днепра и штурмом овладел ею. На обратном пути у порогов Днепра татарский царевич нагнал вой­ско Ржевского, но после шестидневного боя дьяку удалось обма­нуть татар и благополучно вернуться в Москву.

Летом 1556 г. Вишневецкий построил мощную крепость на ос­трове Хортица, там, где в последствии была знаменитая Запорож­ская Сечь. Крепость на острове находилась вне территории Польско-литовского государства и была хорошей базой для борь­бы с татарами. Отряды Вишневецкого, преследуя татар, доходи­ли до Перекопа и Очакова.

В сентябре 1556 г. Дмитрий Вишневецкий отправляет в Моск­ву атамана Михаила Есковича с грамотой, где он бьет челом и просит, чтобы «его Государь пожаловал и велел себе служить».

Предложение Вишневецкого открывало широкие перспекти­вы перед Иваном IV. Ведь в подданство Вишневецкий просился не один, он владел всеми землями от Киева до Дикой степи. В по­ход на татар Вишневецкий мог поднять тысячи казаков, в его рас­поряжении находилось несколько десятков пушек. Разумеется, польский король не остался бы равнодушен к потере южного Приднепровья. Но нет худа без добра. Походы польских войск традиционно сопровождались насилиями и грабежами, что не­избежно вызвало бы восстание и на остальной территории Ма­лой России.

В 1556 г. Малороссия могла сама, как спелое яблоко, упасть в руки царя Ивана. Но, увы, у него были иные планы. Через два года начнется Ливонская война, и царь думает только о ней. Про­рубить окно в Европу было России жизненно необходимо. Но для этого нужна была более мощная армия, более сильная эконо­мика, 20 лет тяжелой Северной войны, постройка Петербурга, за­селение новых земель, создание мощного флота и, наконец, гений Петра Великого.

Иван IV, начиная Ливонскую войну, явно переоценил свои силы. Предложение Вишневецкого было отвергнуто царем. Русская дип­ломатия начала действовать в диаметрально противоположном на­правлении, вступив в переговоры о мире с Польшей и Крымс­ким ханством. До Ивана IV никак не доходило, что Крымское ханство не обычное государство, живущее за счет сельского хо­зяйства, ремесел и торговли, а орда грабителей, которая физичес­ки не может существовать за счет внутреннего производства. Переговоры же, которые вели крымские ханы с московскими царями и польскими королями имели цель лишь получить как можно большую дань. Историки XIX века остроумно называли их «бахчисарайским аукционом». Если Москва платила больше, чем Краков, то крымцы два или три года грабили только польские владения, и наоборот.

В итоге Иван Грозный упустил великолепный исторический шанс воссоединить Малую и Великую Россию. Царь приказал Вишневецкому сдать Черкассы, Канев и другие контролируемые им территории польскому королю, а самому ехать в Москву. На «подъем» Вишневецкому выдали огромную по тем временам сум­му — 10 тысяч рублей. В Москве Вишневецкому царь дал «на кормление» город Белев и несколько сел под Москвой. Так Иван потерял «Богдана Хмельницкого» и приобрел хорошего «кон­дотьера».

В 1558 г. начинается Ливонская война, и 100 тысяч татар, за­быв обо всех мирных договорах, идут на Рязань и Тулу. Но, уз­нав, что значительная часть русских войск еще не ушла в Ливо­нию, татары повернули назад. Так рухнули дипломатические усилия Грозного обеспечить безопасность России на юге в ходе войны за выход к Балтике. В ответ царь отправил против крым­ского хана два отряда: восьмитысячный под командованием околь­ничего Данилы Адашева вниз по Днепру и пятитысячный под командованием Вишневецкого вниз по Дону. Адашев захватил в устье Днепра два турецких корабля, а затем высадился в запад­ном Крыму близь современной Евпатории. Русские разорили несколько улусов, освободили сотни русских рабов и благопо­лучно вернулись по Днепру домой. Вишневецкий разбил на Дону отряд крымских татар, шедших к Казани, а затем осадил турец­кую крепость Азов. Крепость спасло лишь появление большого турецкого флота адмирала Али Рейса. Атакованный с двух сто­рон крымский хан вновь вступил в переговоры с Москвой.

Дмитрию Вишневецкому не улыбалось закончить жизнь белев-ским помещиком, и он покинул царскую службу. В 1564 г. с че­тырьмя тысячами казаков Дмитрий Вишневецкий отправился воевать с турками в Молдавию. Там он был обманом схвачен, привезен в Константинополь и повешен за ребро на крюке.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: