Многозначность бессознательного

Классический психоанализ Фрейда основывался главным образом на раскрытии характеристик и природы одного вида бессознательного, а именно вытесненного бессознательного. Собственно говоря, практика психоанализа ориентирована на выявление сопротивления пациента и того вытесненного бессознательного, которое являлось результатом вытеснения из его сознания и памяти бессознательных вле­чений и желаний. Между тем в теории, в психоаналитическом учении «вытеснен­ное» являлось только частью бессознательного психического и полностью не по­крывало его.

Противоречия между теорией и практикой психоанализа вызывают у современ­ных психоаналитиков постоянные дискуссии и споры. Они ведутся по самым раз­личным вопросам — о толковании сновидений, роли сексуальности и Эдипова комплекса в образовании неврозов, соотношении между языком психоаналитичес­кой теории и практическим использованием аналитического метода и так далее. Но в поле сознания психоаналитиков крайне редко оказываются терминологичес­кие нюансы, связанные с психоаналитическим понятием бессознательного. С той двусмысленностью его использования, которая, помимо всего прочего, отражает­ся в расхождениях между теорией и практикой психоанализа.

Сам Фрейд осознавал всю двусмысленность, возникающую в процессе глубин­ного рассмотрения бессознательного с точки зрения выявления его функциональ­ных особенностей протекания в различных психических системах — будь то систе­ма предсознательного или вытесненного бессознательного. Более того, он полагал, что некая двусмысленность возникает даже при рассмотрении сознания и бессо­знательного, так как, в конечном счете, различия между ними — это вопрос восприя­тия, на который необходимо ответить утвердительно или отрицательно. Не случайно Фрейд подчеркивал, что при употреблении терминов «сознательный» и «бессо­знательный» трудно, практически невозможно избежать имеющей место двусмыс­ленности.

Осознавая это положение, Фрейд, как исследователь, стремящийся к выявле­нию истины и предотвращению возможных недоразумений, все-таки попытался устранить двусмысленность, связанную с неоднозначным использованием тер­мина «бессознательное». С этой целью он предложил использовать буквенное обозначение для описания различных психических систем, процессов или состо­яний. Так, система сознания сокращенно обозначалась им как Bw (Bewusst), сис­тема предсознательного — как Vbw (Vorbewusst), система бессознательного — как Ubw (Unbewusst). Co строчной буквы соответственно вводились такие обозначе­ния, как bw — сознательное, vbw — предсознательное и ubw — бессознательное, под которым понималось главным образом вытесненное, динамически понятое бессознательное.

Буквенное обозначение различных систем и процессов в какой-то степени способствовало устранению недопонимания, которое возникало при использова­нии соответствующих терминов. Однако в процессе дальнейшей исследователь­ской и терапевтической деятельности выяснилось, что ранее осуществленное Фрейдом различие между предсознательным и вытесненным бессознательным оказалось теоретически недостаточным и практически неудовлетворительным. Поэтому топическое и динамическое понимание человеческой психики было до­полнено структурным ее осмыслением. Это имело место в работе «Я и Оно» (1923), где Фрейд рассмотрел структуру психики через призму соотношений между Оно (бессознательное), Я (сознание) и Сверх-Я (родительский авторитет, идеал, со­весть). Тем не менее новый взгляд на соотношения между сознательными и бессозна­тельными процессами не только не устранил двусмысленность в трактовке бессо­знательного, но еще в большей степени осложнил понимание бессознательного психического как такового. Собственно говоря, работа «Я и Оно» была направле­на на устранение тех упрощений в осмыслении взаимосвязей между сознанием и бессознательным, которые стали очевидными по мере того, как происходило раз­витие теории и практики психоанализа. Однако углубление в дебри бессознатель­ного со всей очевидностью продемонстрировало тривиальную истину, отраженную в обыденном изречении: «Чем дальше в лес, тем больше дров».

Казалось бы, психоаналитическая структурная теория должна была снять те двусмысленности в понимании бессознательного, которые возникли при топиче­ском и динамическом рассмотрении бессознательных процессов. Ведь благодаря этой теории бессознательное исследовалось не только изнутри, из глубин бес­сознательной психики, где бессознательные процессы соотносились с силами Оно или всем низменным, животным, что содержится в человеческой природе. Оно изу­чалось и со стороны Сверх-Я, которое олицетворяет собой нормы, предписания и требования, предъявляемые к человеку по мере приобщения его к культуре. Од­нако в результате структурного среза исследования человеческой психики психо­аналитическое понимание бессознательного не только не утратило своей двой­ственности, но, напротив, стало многосмысленным.

Последнее обстоятельство связано с признанием Фрейдом того, что в самом Я имеется нечто бессознательное, которое существует наряду с другими видами бессознательных процессов. Это бессознательное проявляется подобно вытеснен­ному, и для его осознания также требуется особая работа. Здесь-то как раз и возникает одно из затруднений, когда внутриличностные конфликты сводятся к столкнове­нию между сознанием и бессознательным. При этом акцент делается на вытеснен­ном бессознательном, но не учитывается, что невроз может быть обусловлен внут­ренними сшибками в самом Я, часть которого тоже бессознательна.

Речь идет о внесении Фрейдом изменения в предшествующее понимание внутриличностных конфликтов. Вначале проводилось различие между сознанием и бес­сознательным. Описательный подход к человеческой психике предполагал имен­но такое разделение ее. Затем, при раскрытии динамики психических процессов, были выделены сознание, предсознательное и вытесненное бессознательное. На­конец, структурный подход к человеческой психике внес существенное дополне­ние в ее понимание, когда в самом Я обнаружилось бессознательное, не совпадаю­щее с вытесненным бессознательным. Фрейд назвал его «третьим» бессознательным, которое в структурной модели обозначалось термином «Сверх-Я».

Признание Фрейдом «третьего» бессознательного позволило по-иному, чем раньше, исследовать сложные взаимодействия между сознательными и бессозна­тельными процессами, протекающими в глубинах человеческой психики. Оно способствовало лучшему пониманию природы внутриличностных конфликтов и причин возникновения неврозов. Вместе с тем выделение «третьего» бессозна­тельного усугубило общее понимание бессознательного психического, которое стало не просто двусмысленным, а действительно многозначным. Фрейд это по­нимал. Не случайно, говоря о введении «третьего» бессознательного, он писало той многозначности понятия бессознательного, которую приходится признать в психоанализе.

Коль скоро понятие бессознательного оказалось многозначным, то, быть может, стоило бы от него отказаться? И тогда следовало бы согласиться с теми психоло­гами и философами, которые считали, что исследователи вообще не имеют право говорить о бессознательном, поскольку оно является неопределенным? Однако, принимая во внимание многосмысленность данного понятия, Фрейд, тем не менее, не только не отказался от бессознательного психического как такового, но, напро­тив, настаивал на необходимости его тщательного и всестороннего изучения. Бо­лее того, он предупреждал против того, чтобы на этом основании не возникало пренебрежительного отношения ни к самому понятию бессознательного, ни к психо­аналитической идее действенности бессознательного психического.

Таким образом, при рассмотрении и оценке психоаналитического учения Фрей­да о бессознательном психическом необходимо учитывать те тонкости, которые касаются фрейдовского различения тех или иных видов бессознательного. Не про­водя разграничений между психоаналитическим пониманием предсознательного, вытесненного и «третьего» бессознательного, легко впасть в упрощенные обобще­ния о характере взаимоотношений между сознанием и бессознательным.

Принято, например, считать, что Фрейд абсолютизировал антагонистический характер отношений между сознанием и бессознательным. И это отчасти действи­тельно так, если иметь в виду взаимосвязи между вытесненным бессознательным и сознанием. Но взаимоотношения между предсознательным и сознанием не явля­лись у Фрейда антагонистическими. Он не проводил резкой границы между ними ни при топическом рассмотрении человеческой психики, ни при структурно-функ­циональном анализе ее.

Другое дело, что примат бессознательного над сознанием в генетическом срезе (сознание — продукт более высокой организации психики) Фрейд распространил и на функциональные отношения между ними. Если принять во внимание его те­зис о том, что значительная часть Я не менее бессознательна, чем нечто, находяще­еся по ту сторону сознания, то становится понятным соразмерность того и другого с точки зрения классического психоанализа. Во всяком случае для понимания этой соразмерности в психоанализе использовался образ, который не оставлял никаких сомнений на этот счет. Психика человека сравнивалась с айсбергом, одна треть которого (сознание) находится над водой, а две трети (бессознательное) скрыто под водой.

Обращаясь к рассмотрению бессознательного психического, Фрейд стремил­ся понять механизм перехода психических актов из сферы бессознательного в систему сознания. Это имело непосредственное отношение как к теории, так и к практике психоанализа. В исследовательском плане необходимо было уяснить, как и каким образом возможно осознание бессознательного. В клиническом от­ношении важно было разработать технические средства, способствующие обре­тению пациентами знаний о своих бессознательных влечениях и желаниях с целью дальнейшего освобождения их от симптомов психического заболевания. И в том и в другом случае возникали некоторые затруднения, требующие своего прояс­нения.

Познание бессознательного

Фрейд утверждал, что, подобно физическому, психическое не должно быть в дей­ствительности именно таким, как оно нам представляется. Одно дело реальность, а другое — представление о ней. Одно дело восприятие психической реальности сознанием, и другое — бессознательные психические процессы, являющиеся объек­том сознания. Поэтому перед психоаналитиком встает непростой вопрос: как воз­можно познание бессознательного психического, если, по существу, оно столь же неизвестно человеку, как и реальность внешнего мира?

Фрейд отдавал себе отчет в том, что раскрытие содержания бессознательного является трудной задачей. Однако он полагал, что, как и в случае познания мате­риальной реальности, при осмыслении психической реальности необходимо вно­сить коррективы к внешнему восприятию ее. Еще Кант говорил о том, что восприятие не тождественно воспринимаемому, и на основании этого он проводил различие между вещью «в себе» и «для себя». Фрейд не стремился постигнуть суть подоб­ных тонкостей. Но полагал, что коррективы к внутреннему восприятию — дело посильное и, в принципе, возможное, поскольку, как он полагал, понимание внут­реннего объекта в какой-то степени является даже более легким, чем познание внешнего объекта.

Конечно, можно не соглашаться с некоторыми утверждениями Фрейда, тем более что, как показывает реальная практика, познание внутреннего мира челове­ка оказывается делом более трудным, чем познание окружающей его материаль­ной действительности. Не случайно в XX веке благодаря научно-техническим знаниям удалось найти ключ к открытию многих тайн окружающего мира, что нельзя сказать о постижении тайников человеческой души. Однако столь оптимис­тический настрой Фрейда по отношению к возможностям познания бессознатель­ного психического объяснялся тем, что психоаналитические представления о вы­тесненном бессознательном включали в себя вполне определенную, хотя, быть может, на первый взгляд странную установку. Опираясь на нее, в психике челове­ка могут протекать такие процессы, которые, в сущности, ему известны, хотя вро­де бы он ничего не знает о них.

Те, кто отрицал бессознательное, нередко ставили вполне резонные вопросы. Как можно говорить о чем-то, чего мы не осознаем? Как можно вообще судить о бессознательном, если оно не является предметом сознания? Насколько в прин­ципе возможно познание того, что находится за пределами сознания? Эти вопро­сы требовали ответа, и над их решением безрезультатно ломали голову многие мыслители. Трудности, связанные с самим подходом к решению данных вопросов, порождали такое умонастроение, согласно которому разумный выход из положе­ния состоял в отказе от признания бессознательного как такового.

Фрейда не устраивала подобная ситуация. Признав за бессознательным психичес­ким статус реальности, он не мог обойти стороной все эти вопросы, которые так или иначе сводились к рассмотрению того, как и каким образом можно познать то, что усколь­зает из сознания человека. И он начал осмысление вопроса о познании бессознатель­ного с элементарных вещей, с общих рассуждений о знании как таковом.

Подобно своим предшественникам, Фрейд утверждал, что все человеческое зна­ние так или иначе связано с сознанием. Собственно говоря, знание всегда высту­пает в качестве сознания. В свою очередь, это означает, что бессознательное может быть познано не иначе как посредством становления его сознательным. Но тради­ционная психология сознания или игнорировала бессознательное, или в лучшем случае допускала его в качестве чего-то такого демонического, что подлежало ско­рее осуждению, нежели познанию. В отличие от психологии сознания психоана­лиз не только апеллирует к бессознательному психическому, но и стремится сде­лать его объектом познания.

Перед Фрейдом, для которого бессознательное психическое стало важным объ­ектом познания, с неизбежностью встал вопрос: каким образом возможно пре­вращение бессознательного в сознательное, если оно само по себе не является сознанием, и что значит сделать нечто сознательным? Можно допустить, что протекающие в глубинах человеческой психики бессознательные процессы сами по себе доходят до поверхности сознания или, наоборот, сознание каким-то неуло­вимым образом прорывается к ним. Но такое допущение не способствует ответу на поставленный вопрос, так как обе возможности не отражают реального положе­ния вещей. Ведь до сознания могут дойти только предсознательные процессы, да и то человеку необходимо приложить немалые усилия к тому, чтобы это произо­шло. Вытесненному бессознательному дорога к сознанию закрыта. Сознание тоже не может овладеть вытесненным бессознательным, поскольку оно не знает того, что, зачем и куда вытеснено. Получается вроде бы тупик.

Чтобы выйти из тупика, Фрейд попытался найти какую-то иную возможность перевода внутренних процессов в сферу, где открывался простор для их осознания. Такая возможность представилась ему в связи с найденным решением, аналогич­ным тому, о котором в свое время говорил еще Гегель. Немецкий философ выска­зал как-то остроумную мысль, согласно которой ответы на вопросы, остающиеся без ответа, заключаются в том, что должны быть иначе поставлены сами вопросы. Не ссылаясь на Гегеля, Фрейд именно так и поступил. Он переформулировал вопрос, каким образом что-либо становится сознательным. Более целесообразным для него становится постановка вопроса, каким образом что-либо может стать предсознательным.

Фрейд соотносил предсознательное со словесным выражением бессознатель­ных представлений. Поэтому ответ на переформулированный вопрос не вызывал каких-либо затруднений. Он звучал таким образом, в соответствии с которым не­что становится предсознательным посредством соединения с соответствующими словесными представлениями. Теперь необходимо было ответить только на во­прос, как вытесненное может стать предсознательным. Но здесь на передний план выдвигалась непосредственная аналитическая работа, с помощью которой созда­вались необходимые условия для возникновения опосредующих звеньев, способ­ствующих переходу от вытесненного бессознательного к предсознательному.

В целом, Фрейд попытался по-своему ответить на каверзный вопрос о возмож­ностях осознания бессознательного. Для него сознательные, предсознательные и бес­сознательные представления не являлись «записями» одного и того же содержа­ния в различных психических системах. Первые включали в себя предметные представления, оформленные соответствующим словесным образом. Вторые — возможность вступления в связь предметных представлений со словесными. Третьи — материал, остающийся неизвестным, то есть непознанным, и состоящий из одних предметных представлений. Исходя из этого процесс познания бессо­знательного в психоанализе переносится из сферы сознания в область предсознательного.

Фактически речь идет о переводе вытесненного бессознательного не в сознание, а в предсознательное. Осуществление этого перевода происходит при помощи спе­циально разработанных психоаналитических приемов, когда сознание человека как бы остается на своем месте, бессознательное не поднимается непосредственно на ступень сознательного, а наиболее активной становится система предсознательного, в рамках которой появляется реальная возможность превращения вытеснен­ного бессознательного в предсознательное.

Таким образом, в классическом психоанализе Фрейда познание бессознатель­ного соотносится с возможностями встречи предметных представлений с языковы­ми конструкциями, выраженными в словесной форме. Отсюда то важное значение в теории и практике психоанализа, которое придается роли языка и лингвистичес­ких построений в раскрытии содержательных характеристик бессознательного. В процессе психоаналитического сеанса происходит диалог между аналитиком и пациентом, где языковые обороты и речевые конструкции служат основанием для проникновения в глубины бессознательного.

Однако здесь возникают специфические трудности, обусловленные тем, что бес­сознательное имеет не только иную, инаковую, отличную от сознания логику, но и свой собственный язык. Бессознательное вещает на языке, который непонятен для непосвященных. Без знания этого «иностранного» языка бессознательного не приходится рассчитывать на познание бессознательного психического. Особенно ярко специфический язык бессознательного проявляется в сновидениях человека, где различные образы и сюжеты пронизаны символикой. Этот символический язык бессознательного требует своей расшифровки, что является не столь простой задачей, реализация которой предполагает знакомство человека с древней культурой, где язык символов был важной составной частью жизни людей.

Осознавая трудности с познанием бессознательного, Фрейд уделял значительное внимание как раскрытию символического языка бессознательного, так и осмысле­нию возможностей перевода вытесненного бессознательного в сферу предсознательного. Он предложил такое специфическое толкование природы словесных пред­ставлений, благодаря которому им допускалась логическая возможность осознания бессознательного через предсознательные опосредствующие звенья.

Основатель психоанализа выдвинул постулат о словесных представлениях как неких следах воспоминаний. В его понимании, любое слово является в конечном счете, не чем иным, как остатком воспоминания ранее услышанного слова. В соот­ветствии с этим классический психоанализ основывался на признании наличия в человеке такого знания, которое в общем-то у него есть, но о котором самому ему ничего не известно. Обладая определенным знанием, индивид, тем не менее, не осознает его до тех пор, пока не будет восстановлена цепь воспоминаний о реаль­ных событиях и переживаниях прошлого, некогда случившихся в жизни отдельно­го человека или в истории развития человеческого рода.

С точки зрения Фрейда, сознательным может стать лишь то, что некогда уже было сознательно воспринято. Очевидно, что при таком понимании познание бес­сознательного становится, по сути дела, припоминанием, восстановлением в памя­ти человека ранее существовавшего знания. Процесс познания бессознательного оказывается своего рода воскрешением знания-воспоминания, отрывочные состав­ляющие которого находятся в предсознательном. Однако глубинное содержание этого вытеснено в силу нежелания или неумения человека распознать за символи­ческим языком бессознательного его стремления и желания, которые нередко ас­социируются с какими-то скрытыми демоническими силами, чуждыми индивиду как социальному и культурно-нравственному существу.

В своих размышлениях о необходимости восстановления в памяти человека пред­шествующих воспоминаний Фрейд приближается к воспроизведению платонов­ской концепции об «анамнесисе». И это действительно так, поскольку в трактовке этого вопроса наблюдаются поразительные сходства между психоаналитическими гипотезами Фрейда и философскими идеями Платона.

Как известно, древнегреческий мыслитель считал, что в душе человека заложе­но смутное знание, которое нужно только припомнить, сделав его объектом созна­ния. На этом строилась его концепция познания человеком окружающего мира. Для Платона познавать что-либо, прежде всего, означало припоминать, восстанав­ливать принадлежащее человеку знание. Аналогичных взглядов придерживался и Фрейд, полагавший, что познание возможно благодаря следам воспоминаний. Платон исходил из того, что у человека, который не знает чего-либо, имеется вер­ное мнение относительно того, чего он не знает. Фрейд почти дословно воспро­изводил ту же самую мысль. Во всяком случае, он подчеркивал, что хотя человек далеко не всегда знает о явлениях, содержащихся в глубинах его психики, тем не менее, они, в сущности, ему известны.

Концепция познания Платона основывалась на припоминании знания, суще­ствовавшего в виде априорно заданных идей. В классическом психоанализе Фрейда познание бессознательного соотносилось с филогенетическим наследием челове­чества, с филогенетически унаследованными схемами, под влиянием которых жиз­ненные явления выстраивались в определенный порядок. Как в том, так и в другом случае речь шла о весьма сходных, если не сказать больше, однотипных позициях. Другое дело, что эти позиции не были идентичны друг другу. Между ними суще­ствовали и некоторые различия. Так, Платон исходил из предпосылки существо­вания объективной мировой души, вещный мир которой отражен в человеческой душе в идеальных образах. Фрейд же сделал акцент на предметных представлени­ях, выраженных на символическом языке бессознательного, за которым скрыва­лись филогенетические структурные образования, возникшие в процессе эволю­ционного развития человеческого рода.

Топическое, динамическое и структурное рассмотрение бессознательного пси­хического привело, с одной стороны, к углубленному пониманию взаимоотноше­ний между сознанием и бессознательным, а с другой — к многозначности ис­пользуемого в психоанализе термина «бессознательное». Размышления Фрейда о возможности познания бессознательного отчасти прояснили вопрос о том, как в принципе осуществляется переход от вытесненного бессознательного через пред-сознательное в сферу сознания, и в то же время внесли свою лепту в многознач­ность толкования бессознательного психического. И это именно так, поскольку само бессознательное стало соотноситься не только с онтогенезом (развитием че­ловека), но и с филогенезом (развитием человеческого рода). Такое понимание бес­сознательного нашло свое отражение в работе Фрейда «Тотем и табу» (1913), где были показаны сходства между психологией первобытного человека, подвержен­ного стадным инстинктам, и психологией невротика, находящегося во власти соб­ственных влечений и желаний.

Следует обратить внимание и на то, что многозначность понятия «бессознатель­ное» в психоанализе вызвала определенные трудности, связанные с конечными результатами познания бессознательного психического. Речь идет не столько о пе­реводе бессознательного в сознание, сколько о пределах психоанализа в выявле­нии существа бессознательности как таковой. Ведь в результате исследовательская и терапевтическая деятельность Фрейда была нацелена на раскрытие исходных составляющих бессознательного, а именно тех глубинных влечений, невозмож­ность реализации и удовлетворения которых приводила, как правило, к возникно­вению неврозов.

Метапсихология влечений

Раскрытие бессознательных влечений человека составляло одну из основных за­дач теории и практики психоанализа. Если практика психоанализа была ориенти­рована на осознание человеком своих бессознательных влечений, то теория психо­анализа демонстрировала возможности обнаружения этих влечений и пути их осознания. Собственно говоря, на этом и прекращалась исследовательская деятель­ность Фрейда, так как в теоретическом плане возможности психоанализа оказы­вались исчерпанными.

Единственное, на что еще может претендовать психоанализ, так это, пожалуй, на осмысление того, насколько правомерно вообще говорить о бессознательных влечениях. В самом деле, заслуга Фрейда состояла в выделении и исследовании бессознательного психического. Анализ этого бессознательного с неизбежностью привел к выявлению наиболее значимых для развития и жизнедеятельности чело­века бессознательных влечений. Первоначально (до 1915 года) Фрейд полагал, что таковыми являются сексуальные влечения (либидозные) и влечения Я (влечения к самосохранению). Затем, изучая нарциссизм, он увидел, что сексуальные влече­ния могут быть обращены не только на внешний объект, но и на собственное Я. Сексуальная энергия (либидо) способна направляться не только вовне, но и внутрь. Исходя из этого, Фрейд ввел понятия объектного и нарциссического либидо. Ра­нее выдвинутые им сексуальные влечения стали рассматриваться им как объект­ное либидо, а влечения к самосохранению — как Я-либидо, или любовь к самому себе. И наконец, в 20-е годы (работа «По ту сторону принципа удовольствия») Фрейд соотнес сексуальные влечения с влечением к жизни, а влечения Я — с вле­чением к смерти. Тем самым он сформулировал и выдвинул концепцию, согласно которой у человека проявляются два главных влечения — влечение к жизни (Эрос) и влечение к смерти (Танатос).

В общем можно сказать, что влечение — это бессознательное стремление чело­века к удовлетворению своих потребностей. Фрейд, впервые использовавший это понятие в работе «Три очерка по теории сексуальности» (1905), проводил разли­чие между инстинктом (Instinkt) и влечением (Trieb). Под инстинктом он понимал биологически наследуемое животное поведение, под влечением — психическое представительство соматического источника раздражения.

Уделяя особое внимание половому влечению, Фрейд выделил сексуальный объект, то есть лицо, на которое направлено это влечение, и сексуальную цель, то есть действие, на совершение которого влечение толкает. Психоаналитическое понимание объекта, цели и источника влечения он дополнил соответствующими представлениями о силе влечения. Для количественной характеристики сексу­ального влечения Фрейд использовал понятие «либидо» — как некую силу или энергию, измеряющую сексуальное возбуждение. Либидо направляет сексуальную деятельность человека и позволяет описывать в экономических терминах протека­ющие в психике человека процессы, в том числе связанные с невротическими за­болеваниями.

В работе «Влечения и их судьбы» (1915) Фрейд углубил свои представления о влечениях. Он подчеркнул, что цель влечения — достижение удовлетворения, а ее объект — тот, посредством которого влечение может достичь своей цели. Согласно его взглядам, влечение подвергается влиянию трех полярностей: биологической полярности, включающей в себя активное и пассивное отношение к миру; реаль­ной — подразумевающей деление на субъект и объект, Я и внешний мир; экономи­ческой — основанной на полярности наслаждения (удовольствия) и неудоволь­ствия.

Что касается судьбы влечений, то, по его мнению, существует несколько воз­можных путей их развития. Влечение может обратиться в свою противополож­ность (превращение любви в ненависть и наоборот). Оно может обратиться на саму личность, когда направленность на объект сменяется установкой человека на са­мого себя. Влечение может оказаться заторможенным, то есть готовым отступить­ся от объекта и цели. И наконец, влечение способно к сублимации, то есть к моди­фикации цели и смене объекта, при которой учитывается социальная оценка.

В лекциях по введению в психоанализ, написанных в 1933 году, Фрейд обобщил свои взгляды на жизнь влечений. В свете этих обобщений психоаналитическое понимание влечений приобрело следующий вид:

♦ влечение отличается от раздражения, оно происходит от источника раздражения внутри тела и действует как постоянная сила;

♦ изучая влечение как процесс, в нем нужно различать источник, объект и цель,
где источник влечения — состояние возбуждения в теле, а цель — устранение этого возбуждения;

♦ влечение становится психически действенным на пути от источника к цели;

♦ психически действенное влечение обладает определенным количеством энергии (либидо);

♦ на пути влечения к цели и к объекту допускается замена последних на другие цели и объекты, в том числе на социально приемлемые (сублимация);

♦ можно различать влечения, задержанные на пути к цели и задерживающие­ся на пути к удовлетворению;

♦ существует различие между влечениями, служащими сексуальной функции,
и влечениями к самосохранению (голод и жажда), причем первые характеризуются пластичностью, замещаемостью и отстраненностью, в то время как
вторые — непреклонны и безотлагательны.

В садизме и мазохизме наблюдается слияние двух видов влечений. Садизм — влечение, направленное вовне, к внешнему разрушению. Мазохизм, если отвлечь­ся от эротического компонента, — влечение к саморазрушению. Последнее (влече­ние к саморазрушению) можно считать выражением влечения к смерти, которое приводит живое к неорганическому состоянию.

Выдвинутая Фрейдом теория влечений вызвала неоднозначную реакцию со сто­роны психологов, философов, врачей, а также психоаналитиков. Многие из них подвергли критике метапсихологические (основанные на общей теории человечес­кой психики) представления о влечениях человека. Сам же Фрейд неоднократно подчеркивал, что влечения составляют такую область исследования, в которой трудно ориентироваться и нелегко достичь ясного понимания. Так, первоначально понятие «влечение» было введено им для различения душевного и телесного. Од­нако впоследствии ему пришлось говорить о том, что влечения управляют не толь­ко психической, но и вегетативной жизнью. В конечном счете, Фрейд признавал, что влечение является довольно темным, но в психологии незаменимым поняти­ем, что влечения и их превращения — это конечный пункт, доступный психоана­литическому познанию.

Подобно некоторым исследователям, Фрейд также поднимал вопрос о том, су­ществуют ли бессознательные чувства, ощущения, влечения. Казалось бы, с уче­том того, что в психоанализе бессознательное психическое рассматривалось в ка­честве важной и необходимой гипотезы, подобная постановка вопроса выглядела более чем странной. Ведь исходные теоретические постулаты и конечные резуль­таты исследовательской и терапевтической работы Фрейда совпадали в одном — в признании бессознательных влечений как главных детерминантов человеческой деятельности. И, тем не менее, он ставил перед собой вопрос: насколько правомер­но говорить о бессознательных влечениях? Причем как это, может быть, ни пара­доксально на первый взгляд, ответ Фрейда на данный вопрос являлся совершенно неожиданным. Как бы там ни было, но он подчеркивал, что бессознательных аф­фектов не бывает и по отношению к влечениям вряд ли можно говорить о каком-либо противостоянии сознательного и бессознательного.

Почему же Фрейд пришел к подобному заключению? Как это все соотнести с признанием им бессознательного психического? Какую роль в его взглядах на влечения человека сыграли его размышления о пределах психоанализа в познании бессознательного? И наконец, почему он поставил под сомнение вопрос о суще­ствовании бессознательных влечений, который, казалось бы, перечеркивал его уче­ние о бессознательном?

В действительности Фрейд не думал отрекаться от своего психоаналитического учения о бессознательном психическом. Напротив, все его исследовательские и тера­певтические усилия были сконцентрированы на выявлении бессознательного и воз­можностях перевода его в сознание. Однако рассмотрение бессознательного психичес­кого в познавательном плане заставило Фрейда не только признать ограниченность психоанализа в познании бессознательного, но и обратиться к уточнению того смыс­ла, который обычно вкладывается в понятие «бессознательное влечение».

Специфика обсуждаемых Фрейдом вопросов состояла в том, что, по его глубо­кому убеждению, исследователь может иметь дело не столько с самими влечения­ми человека, сколько с определенными представлениями о них. Соответственно этому пониманию, все рассуждения о влечениях с точки зрения их сознательнос­ти и бессознательности являются не более чем условными. По этому поводу осно­ватель психоанализа замечал, что использование им понятия «бессознательное влечение» — своего рода «безобидная небрежность выражения».

Таким образом, хотя Фрейд постоянно апеллировал к понятию «бессознатель­ное влечение», речь шла, по сути дела, о бессознательном представлении. Двусмыс­ленность подобного рода весьма характерна для классического психоанализа. И не случайно учение Фрейда о бессознательном психическом и основных влечениях человека встретило такие разночтения со стороны его последователей, не говоря уже о критически настроенных противниках. Это привело к возникновению раз­нонаправленных тенденций в рамках психоаналитического движения.

«Безобидная небрежность выражения», о которой говорил Фрейд, в действи­тельности оказалась не такой уж безобидной. Она имела далеко идущие послед­ствия. И дело не только в том, что многозначимость понятия «бессознательное» и двусмысленность в трактовке влечений человека нередко сказывались на интер­претации психоанализа как такового. Более существенно, что за всеми неясностями и недомолвками, которые касались понятийного аппарата психоанализа, скрыва­лась эвристическая и содержательная ограниченность, затрудняющая, в конечном счете, познание и понимание бессознательного. Другое дело, что это была действи­тельно необычайно трудная область исследования и практического использования знаний в клинической практике, делавшая честь любому ученому и аналитику, если он хотя бы в какой-то степени продвинулся в направлении изучения бессо­знательного психического. Фрейд не составлял исключения. Напротив, он являл­ся одним из тех, кто не только поставил принципиальные вопросы относительно природы и возможности познания бессознательного, но и наметил определенные пути, следование которым позволило и ему самому, и другим психоаналитикам внести посильный вклад в дело изучения бессознательного.

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: