Роль сопротивлений в гештальт-терапии

Сопротивления - важнейший и излюбленный фо­кус внимания гештальт-терапевтов. Приоритетным в Гештальте является осоз­нание и связанное с ним расширение свободы выборов. В отличие от аналитиков и бихевиористов гештальт-терапевтам вовсе нет нужды заботиться, чтобы клиент с сопротивлением «расправил­ся». Достаточно, чтобы он «разобрался» - осознал; дальше - его дело. Сопротивление — самая под­ходящая мишень, оно прямо выводит нас в центр неосознавае­мого конфликта. Гештальт-терапевты ищут повторы сопротивлений в разных аспектах жизни и отношений клиента. Постепенно становятся доступны не только ситуативные сопротивления, снижающие уровень присутствия в сеансе, но и те, что обусловливают жизненную позицию.

Чтобы сопротивления стали доступнее для осознания, мы заинтересованы сделать их как можно более заметными, выпуклыми, стараемся привлечь внимание клиента к его сопротивлениям (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005):

- говорим, что, как нам кажется, мы заметили из повторов;

- выступаем в роли зеркала, отражающего характерную повторяющуюся позу;

- просим проговорить повторяющиеся фразы еще и еще раз, чтоб клиент услышал сам себя;

- помогаем организовать, прожить и рассмотреть сам феномен, который выступает как сопротивление: выстроить тупик, пре­бывать в растерянности, испытывать смущение и стыд;

- разыгрываем самые трудные ситуации из жизни клиента (ведь именно там сопротивления наиболее сильные);

- предлагаем замедлиться там, где клиент хочет «быстренько проскочить» опасное место.

 

Все описанные ниже типы сопротивления (конфлуэнция, интроекция, проекция, ретрофлексия, дефлексия, профлексия, эготизм, девалидизация) характерны для любого «нормального» организма. Кроме того, трудно выделить «чистые типы», однако можно говорить об акцентуированности, т.е. о наиболее характерном для человека типе сопротивления. При этом эффективность творческого приспособления зависит от степени гибкости изменения одного механизма сопротивления на другой и уместности данного конкретного способа в данной конкретной ситуации (Долгополов Н.Б., 1994).

 

Конфлуэнция. Прямой перевод термина - слияние. Для того чтобы фигура мог­ла образоваться, она должна выделиться из фона. Этот про­цесс может нарушаться, если человеку трудно «опознать» и выде­лить одно из своих переживаний как главное или невозможно обо­собить себя от других людей. В первом случае говорят о конфлуэнции I рода, а во втором — о конфлуэнции II рода.

Признаками конфлуэнции I рода будет не замечание очевидно присутствующих в поле восприятия фигур, как правило, связанных с какими-то травматическими переживаниями, или обилие рас­плывчатых, аморфных ответов на вопросы об актуальном состоянии. Этот вид сопротивления дает человеку возможность чего-то не осознавать, во что-то не погружаться: например, в тяжелые травмати­ческие переживания. Дру­гим бонусом может быть отказ от ответственности за свои пережива­ния и действия. Наконец, конфлуэнция I рода дает иногда просто «право на отдых»; не заме­чать соблазняющих и искушающих «голосов» извне и изнутри может оказаться проще, чем листать «меню возможностей».

В случае конфлуэнции II родаречь идет о слиянии человека с другими людьми. Тогда можно легко принять чужие переживания или желания за соб­ственные.

Слияние I или II рода, так же как и остальные виды сопротив­лений, могут носить вполне здоровый характер. Человек находится в нормальной конфлуэнции со своими воспоминаниями, с языком, на ко­тором он говорит. Младенец с матерью со­стоят в физиологической конфлуэнции. Без конфлуэнции уйдет самая сладостная часть влюбленности. Истинные смирение и покорность - отголоски слов «на все воля Божья» - и никакой тебе ответственности за свое бытие-в-мире.

Цена «небольшая»: зависи­мость, невозможность развиваться, отказ от свободы воли.

Признаки, благодаря которым можно заподозрить конфлуэнцию II рода (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005):

- использование местоимения «мы», вместо местоимений «я» и «вы»;

- неоднократные попытки прийти к «негласному соглашению» с терапевтом, типа: «вы, как женщина, конечно, меня понимаете», «как всякий разумный человек, я, естественно... и вы, конечно...».

Что касается терапевтической проработки при конфлуэнции II рода, то важно помнить, что сходство, близость - здесь фигура но­мер один; различия игнорируются. Мы заинтересованы сделать их более заметными. Если есть «мы», то невредно узнать, о ком идет речь. Человек должен понять, что существуют потребности и чувства, принадлежащие только ему, и что они не обязательно связаны с опасностью разобщения со значимыми для него людьми. Вопросы типа «Что вы сейчас чувствуете? » или «Чего бы вы хотели сейчас? » – могут помочь человеку сфокусироваться на самом себе. Первым шагом к изменению конфлюэнтных отношений становится разговор о собственных потребностях и желаниях сначала с терапевтом, а затем, возможно, и тем человеком, с которым связаны его ожидания. Обращаясь к своим потребностям и проговаривая их, человек может понять, чего же он хочет на самом деле и найти способы достичь желаемого (Тарасов В.И., 1999).

Интроекция — это механизм, посредством которою человек впускает внутрь себя некие идеи, установки, убеждения и т. д. от другого человека без «переваривания» этого материала. Ф. Перлз проводит прямую параллель между процессом усвоения еды и «духовной», социальной пищи. Как тот, так и другой процессы - присвоение чего-то, принадлежащего внешней среде; как одно, так и другое требует агрессии: пища - фи­зического измельчения зубами, а ин­формация - анализа, сомнений, обдумывания и разборчивости. Оба эти процесса требуют времени и труда.

Люди интроецируют многие вещи. Интроецируется родной язык (мы чаще всего не знаем правил грамматики, по которым он построен: но говорим без ошибок, часто на всю жизнь, сохраняя диалект тех мест, где выросли). Интроецируются мимика, жесты, привычки родителей. Интроецируются способы поведения в трудных ситуациях, включая, естественно, любимые сопротивления родителей и воспитателей. Интроецирование — важная составляющая процесса социализации, общество требует от человека усвоения и поддержания некоторых рамок.

Интроецирующая позиция в отношениях стерапевтом чаще про­являет себя как явный или неявный запрос на совет, оценку, «экспертное мнение». Часто можно обнаружить, что этот же чело­век стремится «подкормить» собственным интроектом своих домаш­них: детей, супругов или сослуживцев и обижается, когда к «его мне­нию не прислушиваются». Иногда человек в этом состоянии похож на голодного нетерпеливого ребенка, готового жадно «насосаться» от терапевта всего чего угодно — только бы побыстрее, побольше, без особой затраты собственных усилий.

Чаще всего мы сталкиваемся с интроектами, усвоенными давным-давно, от тех людей, с которыми он пребывал в той или иной степени слияния, родителей, учителей. Нередко интроекты «заглатываются» от беспомощности, страха наказания или утраты любви. Ин­троекты грешат расширением поля значений: «никогда нельзя под­нимать руку на женщину», «всегда следует быть подтянутым».

Убеждения — тоже некие морально-этические рамки, но в отли­чие от интроектов человек вырабатывает (или принимает) их для себя самостоятельно, весьма осознанно и, как правило, в более зре­лом возрасте. Неважно, на что человек при этом для себя опирается (нередко на социальные или религиозные догмы), но они пропущены через призму его личного опыта, они «хороши» для него, и у него нет особой необходимости навязать их другим. Соответствен­но, его кругозор шире, он может допустить существование иных (включая противоположные) точек зрения, а также отдает себе от­чет в ограниченной применимости своих убеждений и взглядов: в каких-то случаях это правило применимо, а в других - нет.

В работе с интроектами наш интерес в том, чтобы интроецированное послание было заново услышано и понято в осознанном сознании. Интроективные послания переживаются человеком чаще как его собственные мысли. Часто человек, немного отстроившись от рутинного повтора фразы, которая для него давно — клише, сам неожиданно понимает ее абсурдность в его нынешней, взрослой жизни.

Важно создать условия, чтобы человек мог «заново» услышать то, что сам изрекает, выделить ядро интроективного послания. Неплохо, если удается не только «узнать автора», но и понять, с какими чувствами это сообщение передавалось. Иногда послание кажется очень жестким, а передается родителем от страха: «Ты тормознутый, ты пропадешь», — говорила мама клиенту, и он думал, что она его терпеть не может за его медлительность.

Для того чтобы прояснить чувства «автора» интроекта, помогает попросить «носителя» попроизносить свое послание в адрес кого-нибудь другого так, как он его сам слышал, со­средоточившись на своих переживаниях. После этого можно попро­сить тех, в чей адрес звучали фразы, дать клиенту обратную связь; лучше, чтобы таких обратных связей было несколько.

Интроекты имеют обыкновение неосознанно передаваться из поколения в поколение.

Мы стремимся к тому, чтобы интроект был «размельчен», «переварен» и превращен в сегодняшнее убеж­дение, собственную позицию. Можно порасспрашивать, что из интроективного материала человек считает правдой, как к этому отно­сится, и каких ситуациях считает это правило применимым, есть ли из него исключения. Если человек желает, он может от него полностью отказаться, но важно, чтобы при этом он чувствовал себя свободным от давле­ния терапевта: родительский интроект, к сожалению, часто заменя­ется интроектом, полученным от терапевта (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005).

 

Проекция - вид сопротивления, в некотором смысле являющий­ся противоположностью интроекту. В отличие от интроектов, кото­рые предусматривают повышенную «проницаемость» границы-контакта из внешней среды внутрь организма, проекция - это механизм, когда нечто, принадлежащее моему внутреннему миру, я приписы­ваю фигурам внешнего мира, другим людям или неживым объек­там. Приписываться внешнему миру могут собственные феномены восприятия, чувства и эмоциональные состояния, мысли и ценности.

Степень «злокачественности» проекций тем выше, чем в большей степени человек, перенося «свою часть» на дру­гого, отчуждает ее от самого себя, перестает ее осознавать, как свою собственную. Второй механизм «патогенности» проекций — уверен­ность, что дела обстоят именно так, как он предположил.

Выделают три вида проекций: зеркальную, проекцию катарсиса и дополнительную проекцию.

Зеркальная проекция - человек приписывает другим некие качества, мысли и чувства, которыми он обладает сам или хотел бы обладать.

Проекция катарсиса - человек приписывает другим некие характеристики, чувства и т.д., которые он не хочет признавать в себе. Проекции очищают его «от скверны», он испытывает облегчение. Именно за способность «очищать» проекции такого рода насыпают проекциями катарсиса. Особенно «любят проецироваться» интроекты.

Дополнительная проекция - человек приписывает другим какие-то характеристики, установки, чувства и т. д., посредством которых он может оправдать свои собственные, особенно из числа тех, которые признавать не очень хочется. С дополнительными проекциями мы часто стал­киваемся в терапии при проявлениях переноса, когда клиент представляет себе терапевта сильным, мудрым, всезнающим.

 

Работа с проекциями, по мнению Лебедевой и Ивановой (2005), сводится к тому, чтобы чело­век мог осознать свои проекции и их присвоить - признать, как своисобственные. После этого он начинает смотреть на мир более ясно и уж во всяком случае способен усомниться «в истинности» своего суждения о другом человеке.

Если человек говорит о чем-то, в чем мы подозреваем проекцию, невредно для начала выяснить, как, на основании каких признаков и когда человек пришел к этому мнению. Наше дело не убеждать человека, что к нему хорошо относятся, а заронить сомне­ния в однозначной справедливости его суждения и дать возможность его проверить.

 

Ретрофлексия. Буквальный перевод этого термина — «поворачивание на себя или к себе». При ретроф­лексии то, что адресовано другим, человек поворачивает в свой собствен­ный адрес: делает сам себе как то, что хотел получить от другого, так и то, что он хотел сделать другим. Удерживаются, или ретрофлексируются, за­частую те импульсы, которые человек боится в среду отправлять: гнев, обида, обвинения и прочие сигналы, чреватые порчей отноше­ний. «Ретрофлекторы» привыкли сдержи­вать свои импульсы: им легче платить телесным страданием или душевной болью, чем рисковать отношениями или самооценкой. Выделяется два вида ретрофлексии: зеркальная ретрофлексия и ретрофлексия катарсиса.

В случае зеркальной ретрофлексии я делаю себе то, что хотел бы получить от других. Я хотел бы получить от других поддержку своих идей, а вместо этого - поддержи­ваю сам себя. При зеркальной ретрофлек­сии блокируются импульсы, направленные на приближение к из­бранному объекту: я не жалуюсь (чтобы пожалели); не прошу под­держки, когда трудно; не ищу ласки, когда хочу ее; не добиваюсь любви того, кого люблю. «Девизом» является самодостаточность: «мне от вас ничего не нужно - сам управлюсь».

Ретрофлексия катарсиса - когда я делаю себе то, что хотел бы сделать другим.

Ретрофлексия выполняет в человеческом сообществе ряд чрез­вычайно важных функций, поэтому является столь распространен­ной и знакома практически всем. Во-первых, человек — обществен­ное существо, и социальные потребности (в развитии и сохранении отношений) являются едва ли не более «жизненными», чем биоло­гические. Для удовлетворения указанных социальных потребностей «биологические» импульсы, движимые высокой энергией страстей, приходится сдерживать - и этому человека учат на самых ранних этапах социализации.

Ретрофлексия часто является ско­рее защитой, нежели сопротивлением. Для работы стоит ориен­тироваться на те признаки, которых человек не осознает, и те, ко­торые повторяются, а не третировать клиента спорами об убеж­дениях (в случае защит) и обращением внимания на всякую неловкость в позе.

Заподозрить ретрофлексию помогают указанные ниже признаки (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005).

В сообщениях клиента о себе:

- описания того, что человек никак не может сделать в жизни, хотя собирается; хочет, но не может сделать чего-то в сеансе («внутренний саботажник»).

Из невербальных сигналов в процессе сеанса:

- неловкие, неудобные позы или очевидные мышечные зажимы;

- повторяющиеся жесты, когда человек что-то сам себе делает (кручение волос, ломание или поглажива­ние рук, постукивание себя по лбу, раскачивание);

- гримасы, «помогающие» сдерживать, не выражать определен­ные чувства (сжатые челюсти с катающимися желваками);

- приостановленные или оборванные действия (сжал кулаки и
дернулся вперед, но сразу откинулся на спинку кресла);

- «холодные» и отстраненные рассказы об эмоционально трав­матичных событиях;

- воспроизведение вслух внутреннего диалога («с одной стороны... с другой стороны», «да... но...»).

Когда говорят о работе с ретрофлексией, то употребляют термин «раскрытие ретрофлексии»: необходимо создать кли­енту условия, чтобы «сдерживаемый» материал был озвучен и осознан. Для этого, прежде всего, стоит обращать внимание клиента на те специфические вербальные и невербальные паттерны, которые вы замечаете. При этом стоит избегать интер­претаций («... ты это делаешь, потому что...») и давления на клиента. Немаловажными бывают следующие вопросы: «Что это тебе дает? » и «От чего это тебя избавляет? ».

 

Дефлексия представля­ет собой отведение энергии от объекта, на который она была направ­лена, и ее переадресации. Действия, связанные с удовлетворением потребности, совершаются, но либо в отношении другого, более безопасного объекта, либо подменяются «смазанными», «вежливы­ми», обходными маневрами. В известном смысле, ретрофлексия - частный случай дефлексии, поэтому неудивительно, что их призна­ки весьма похожи.

При дефлексии человек избегает прямого контакта и достигает цели обходным путем.Это совершается ради снятия накала и интен­сивности актуального контакта и, естественно, имеет свои бонусы и издержки.

Политика, дипломатия или обычная чело­веческая вежливость предписывают обходить острые темы, избегать прямых негативных обращений или ругани, которая является зача­стую наиболее прямым выражением негативных эмоций в адрес со­беседника. Благодаря дефлексии человек может получить известное удовлетворение, избежав при этом риска вступления в прямой контакт и возможного отвержения. Вместо того чтобы объясняться в любви, можно писать о ней стихи или ваять статуи. Это близко к понятию сублимации в психоанализе.

У собеседника создается впечатление, что человек не участвует в контакте. Если контакт инициируется другой стороной, то дефлектор «отгораживается» щитом из околич­ностей и уверток и остается в мире сам с собой, надежно защищен­ный от собеседника. Тот, кто пробивался ему навстречу, часто чувствует себя непо­нятым, ненужным или навязчивым.

Характерными признаками дефлексии являются жалобы на скуку, вялость и «жизнь в полнакала». Дефлектор часто избегает прямого взгляда на собеседника; гре­шит обилием «двойных посланий» с неконгруэнтностью вербально выражаемых чувств с невербальными реакциями; уходит от эмоционально напряженных тем.

Далеко не всякая замеченная дефлексия требует проработки, даже привычная и не слишком осознаваемая. Люди сильно различаются по характеристикам темперамента, в том числе по скорости, с которой чувства успевают смениться, и по силе эмоций, которые они способны удержать, пережить без вреда для себя. Человек привыкает, причем зачастую в довольно раннем возрасте, жить в определенном «эмоциональном коридоре», и выход за его пределы — проживание очень сильных или длительных насыщенных страстей - может быть рискованным в плане физических заболеваний или даже психотических декомпенсаций.

Сама психотерапевтическая ситуация часто является дефлексией: вместо того чтобы пойти домой и высказать то, что хочется, напрямую маме, клиент рассказывает об этом терапев­ту. Это делается как раз для того, чтоб отреагировать самое острое и болезненное из эмоциональных реакций в безопасной, щадящей обстановке.

Если мы решаем работать с дефлексией как с привычным меха­низмом срыва, то нам могут оказаться полезны некоторые шаги (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005):

1. Сделать описанные выше признаки дефлексии более замет­ными и очевидными для самого клиента, вывести их из зоны привычки. Для этого можно, например, предложить каждую его фразу снабжать «любимыми» дефокусирующими слова­ми: «как бы», «вроде того» и по­чувствовать эффект.

2. Попробовать локализовать в переживаниях клиента зону наи­большей представленности дефлексии. Например, присоединившись к актуальной для клиента теме, сделать ряд интервенций, «суживающих контекст», и понаблюдать, от каких переживаний человек быстрее всего уходит в соскальзывания. Заподозрив «горячую точку» и связанные с ней чувства, стоит признать наличие противоположно направленных тенденций у вашего клиента: как соприкоснуться с болезненными переживаниями, что-то с ними сделать, так и избежать связанного с ними риска. При­знание и подробное обсуждение риска и опасений, обнародо­вание терапевтом собственной уважительной позиции по от­ношению к нежеланию рисковать может оказаться необхо­димой поддержкой для фокусировки на болезненных переживаниях.

3. Попробовать выяснить, какие функции это поведение имеет: что клиент, таким образом, делает для себя и значимых людей; от чего бережет (защищает) таким способом себя и других; чего он при этом избегает? От чего страдает? Нередко осознанное принятие заместительного поведения, как одного из способов разрешения трудной ситуации вместо привычного самоосуждения за подобное «уклонение», высвобождает немало энергии и отваги на прямое действие.

4. Можно предлагать прояснять и конкретизировать «намеки»: какое чувство подразумевает­ся, к кому и за что? Какое предложение или намерение скры­вается за прецедентом, примером из прошлого или ходульной фразой? Если в результате человек чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы перейти к большей прямоте, можно предлагать переделывать «намеки» в более прямые послания: иногда переходить на «ты-высказывания», если они представляются уместными по контексту, или «я-сообщения» о переживаниях, касающихся чувств.

Дефлексивное поведение принято использовать не только в психотерапии. Можно вспомнить примеры из японского менеджмента, портреты начальников помещают в специальные помещения, где их можно изби­вать, плевать на них и т. д. Занятия спортом помогают канализиро­вать агрессию и другие переживания, связанные с конкуренцией, и даже болельщики, прокричавшись на стадионе, с меньшим накалом реагируют на бытовые неурядицы.

Профлексия. Комбинированная форма проекции и ретрофлексии называется профлексия. Профлексия - когда я делаю другому то, что хо­тел бы получить от него для себя.Для профлексии в«житейской мудрости» содержится специальное правило: «относись к людям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе». В отличие от ретрофлексии, где я делаю то, что хотел бы по­лучить от других, самому себе, в данном случае я делаю это другому: причем именно тому, от которого хотел бы получить это.

Работа с профлексией технически не отличается от работы с проекциями и ретрофлек­сией. Нужно помнить, что ретрофлексируются далеко не только проявления агрессии; ничуть не реже ретрофлексируются про­явления страха, стыда, жалости и т. д. (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005).

Эготизм. Все предыдущие сопротивления рассматриваются как дефект границы, или временное отсутствие функции эго - способности делать истинный выбор, управлять своим поведением. Оказывается, что гипертрофия эго, или осознанный контроль своего поведения, ничуть не более приятный дефект границы.

Эготизм, или гипертрофия эго, когда мои границы на замке и полнос­тью раствориться, окунуться е происходящее с головой я не могу.За натужной надобностью контроля может стоять все что угод­но: страх, что все пойдет криво, — я буду «несовершенна»; что я не смогу вовремя остановиться и пропущу время; что после такого полного контакта пережить расставание и утрату будет немысли­мо; опасение испытать глубокий стыд, как бывало в прежних близких отношениях; наконец, страх, что слившись и утратив свою границу, я окажусь в зависимости и дам другому возможность использовать меня.

Хотя эготизм является важным и «нормальным» явлением на определенных этапах жизни и тера­пии, но все же временным и в процессе взросления естественно сме­няется пониманием взаимозависимости и неразрывной связи че­ловека и его окружения.

Чаше всего такой человек контролирует не себя, а какие-то процессуальные характеристики: продолжительность или интенсив­ность контакта, количество участников, проявление в его адрес тех или иных чувств и т. д.

Эготизм во время сеанса можно заподозрить по следующим признакам (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005):

- боязнь сближения дистанции, страх прикосновений;

- длительные уходы в теории по поводу собственных переживаний, заменяющие живое проживание и изменение;

- склонность «дирижировать» собственным сеансом, по суще­ству, калькируя проторенные пути;

- преувеличенная независимость от других, с непереносимос­тью критических реакции в свой адрес и нестабильной само­оценкой.

Наши шаги в большой степени зависят от способности нетороп­ливо и подробно исследовать ситуацию, не торопясь проявлять ин­тенсивные собственные чувства: они могут испугать клиента или усилить его зависимость от принятия/отвержения со стороны те­рапевта. Спокойная симпатия и заинтересованность скорее помогут клиенту двигаться в собственном темпе. Нам подчас важнее про­яснить, что удерживает человека от контакта, ради чего организовано это избегание. Знаком ли этому человеку опыт глубокой близости? Какой он для него? Чем для него оборачивалось расставание? Чего он так опасается и ради каких ценностей? В работе с эготизмом особенно важ­на энергия интереса, любопытства, если ее удается подключить, она иногда превышает энергию первоначальной потребности и делает работу более безопасной для клиента.

 

Девалидизация (обесценивание). Цикл контакта практически пройден, взаимообмен энергией со средой состоялся, время присвоить и ассимилировать изменения, сделать их своей необособимой частью. Это не всегда удается. Чело­век нередко обесценивает или отчуждает результат своей деятель­ности, игнорируя сами события или свой вклад в них.Особенно это касается случаев, когда человек вынужден присвоить исход тягост­ных, горьких ситуаций, или изменение не особенно вписывается в его «я-концепцию».

С первым мы сталкиваемся в ситуациях утрат: их признание связано с горем, и человек неосознанно стремится его избежать, отсрочить, «не принять близко к сердцу», а для этого либо игно­рирует (формально признает) факт утраты, либо уменьшает его субъективную значимость. Он может заниматься самоуговорами по типу «ерунда, все обойдется», «я справлюсь, и пострашнее бы­вает».

Примером случая другого рода может служить человек, вечно пребывающий в чувстве стыда, который «столь скромен», что ни за что не присваивает свои достижения.

Обесценивание, или вытеснение, аффективное «забывание» значимых событий весьма характерно для личностей, имеющих истерические паттерны реагирования.

Основные признаки девалидизации (Лебедева Н.М., Иванова Е.А., 2005):

- обесценивающие суждения: «ничего не произошло», «подума­ешь»;

- игнорирование очевидных событий или отчуждение своего вклада в результат;

- забывание очевидно значимых переживаний;

Проработка девалидизации предполагает:

- движение «мышиными шагами» - не проглатывать новизну слишком большими кусками;

- исследование, чем новизна «неугодна».

 

«Этажерка» сопротивлений.Каждое из сопротивлений редко представляет собой изолированный феномен. При внимательном рассмотрении мы можем обнаружить, что они скорее являют собой некую систему.

Страдание (или симптом) вызывается повторяющимся срывом цикла контакта, мешающим удовлетворить значимую потреб­ность. Именно этот срыв (сопротивление) мы обнаруживаем пер­вым. Давайте назовем его «фасадным» или «верхним» – в смыс­ле верхнего звена пирамиды. Как правило, это феномен, организующий поведение: ретрофлексия, эготизм или обесценивание. При его исследовании нередко удается проследить, что он существует в силу определенной проекции, само присутствие которой заставляет нас подозревать наличие интроекта определенного рода. Интроект, в свою очередь, «родился» из наличия конфлуэнтной ситуации, где окружающая среда диктовала условия его существования.

 

При разработке терапев­тической стратегии важно понять:

- какое сопротивление является ведущим;

- какую потребность данное сопротивление блокирует;

- ради чего организовано данное сопротивление, какую «скрытую потребность» обслуживает подобное избегание;

- как могла бы выглядеть острая ситуация высокой интенсивности, где подобное «избегающее» поведение было бы адаптивным.

Процесс гештальт-терапии

Определение контакта. Словом «контакт» в обиходном языке пользуются чаще всего, что­бы описать процесс «установления добрых отношений, позволяю­щих взаимно удовлетворить друг друга», или обозначают сами но себе доверительные, равновесные отношения. В гештальт-терапии термин «контакт» употребля­ется в ином значении. П.Гудман определяет контакт как процесс энергетического обмена между человеком и окружающей средой, в котором происходит получение потребного от среды и отвержение излишнего. Второе классическое определение контакта, которое дает Перлз, звучит так: контакт — осознание и поведение, направ­ленное в сторону привлекательного нового и отвержения неприв­лекательного (цит.по Лебедевой Н.М., Ивановой Е.А., 2005).

Гештальт-терапия занимается, прежде всего, ростом способности осознавать и расширением зоны осознавания. Важно прояснить, контакт с какими фигурами окружающего мира актуален сейчас:

- терапевт;

- другие присутствующие в настоящее время лица;

- актуальные фигуры (значимые люди) из сегодняшней жизни клиента;

- фигуры из прошлого;

- свои собственные «части».

Одни из них присутствуют в«здесь и теперь», хотя даже с терапевтом или членами группы могут проясняться отношения го­дичной давности; другие присутствуют на сеансе в виде образов – результатов воспоминаний, планирования, визуализации. За­дачей терапевта является помочь клиенту «разглядеть» эти фигу­ры, сделать их представленными в настоящем пространстве - тог­да потребность может быть узнана и признана.

 

Нарушение иерархии потребностей. Нарушение иерархии потребностей Перлз считал одним из ведущих проявлений невроза: если человек не способен почувствовать свою доминирующую потребность, его поведение становится дезорганизованным и неэффективным. Если внимание разделено между двумя объектами интереса, мы не сосредоточены ни на одном и часто переживаем тревогу или растерянность. Если две потребности противоречивы, мы говорим о конфликте. Если конф­ликт постоянен и кажется неразрешимым, мы рассматриваем его как невротический.

Даже если потребности не противоречат одна другой, мы не мо­жем удовлетворять несколько потребностей одновременно, по край­ней мере, полностью. В основе нарушений иерархии потребностей часто лежат неза­вершенные гештальты.

При сложностях установления иерархии потребностей человеку необходимо обрести способность к принятию единственного ясного и определенного решения: как это ни огорчительно, ему придется пожертвовать менее важной потребностью в пользу более важной. В таком случае не исключено, что он сможет реализовать и отло­женную потребность, вернувшись к ней позже. Приняв решение, он остается в контакте или выходит из него, в любом случае гештальт завершается, и человек свободен перейти к чему-то другому.

Акцент на эмоциях. Сознавание характера ситуации и выбор поведения строится в значительной степени на основании эмоциональных переживаний и предпочтений. Поэтому гештальтисты делают все возможное, чтобы активизировать и актуализировать эмоции клиента. Чем более в «здесь и теперь» проходит работа, чем более актуальной для клиента является тема, тем легче доступ к чувствам. В большей степени этому способствует телесное осознавание и драматизация, а также апелляция к «правополушарным техникам» - визуализации, фантазиям, рисунку, мелодии и т. д.

Иногда начинающие терапевты ошибочно принимают «называние чувств» за выражение эмоций. Сплошь и рядом на супервизиях стоит терапевту заметить признаки начинающегося возбуждения, как он немедленно задает «гештальтистский» вопрос: «что ты сейчас чувствуешь? ». Слегка сбитый с толку, клиент называет чувство, чаще одним словом, без нюансов — предположим, это обида — и принимается объяснять нечто, касающееся ее причин и источников. В этот момент терапевт отвлек его от живого переживания обиды. Просить назвать свое чувство имеет смысл только тогда, когда оно «выросло», начало проживаться достаточно полно или есть предположение, что чувства «слеплены» друг с другом так, что значения некоторых из них человек не осознает. Например, чувство вины ча­сто «спаяно» с той же обидой, стыдом или горем и осознается толь­ко вина, или осознается гнев, а одновременно присутствующие страх или брезгливость - не замечаются.

Эмоциональная сензитивность, включенность и экспрессия терапевта позволяют другому человеку проживать и выражать свои чувства, а не только о них рассуждать. Эмоции имеют свойство усиливаться и ослабевать в зависимости от резонанса, и если от терапевта не исходит «эмоци­онального эха», если он настроен «аналитически», самые живые чувства сначала «прячутся», а затем глохнут. Также практически невозможно, при самых доброжелательных «призывах», выражать гнев при терапевте, который сам никогда не злится (а еще труднее, когда он злится, но не осознает злости или изо всех сил ее прячет); «стыдно» выражать растерянность никогда не сомневающемуся человеку.

Мышление. Перлз призывал «оставить голову и обратиться к чувствам» (Перлз Ф., 2004). Сегодняшние гештальтисты «реабилитировали» мыш­ление, и мысли, ценности, планы и соображения признаются ничуть не менее важными, чем ощущения и эмоции (С. Гингер, 1999, 2002; цит.по Лебедевой Н.М., Ивановой Е.А., 2005).

Можно пред­ложить клиенту не просто вспоминать о наболевшей ситуации, а рас­сказать о ней. Рассказ другому человеку о травматичных событиях или одолевающих мыслях (и связанных с ними переживаниях) сам по себе уже является действием. Он позволяет прожить травму или сомнения заново, более осознанно, и определить для себя желатель­ную последовательность дальнейших шагов.

 

Гештальт-терапия тревоги. Тревога нередко обусловлена ретрофлексивным механизмом. Ниже приводятся возможные варианты работы с тревогой.

1. Дать движению быть: после неприятного разговора, в ситуации вынужденной ретрофлексии, хорошо быстро пройтись. Ажитированная тревога протекает легче заторможенной.

2. Переключить внимание, отвлечься; вместо ожидания — почи­тать детектив.

3. Дыхательные упражнения разного рода.

4. Поделиться своей тревогой - «выговориться и выплакать­ся» - прямое раскрытие ретрофлексии, позволяющее «опустошить грудь для нового вдоха».

Как илюбой феномен в гештальт-терапии, тревога, прежде чем подвергаться «пе­ределке», должна быть во всех нюансах осознана и присвоена, а не «утешена» и тем самым изгнана из поля осознания. В реальности основной стратегией обращения с тревогой является ее «взращивание», чтобы ее осознать и вернуть в состояние возбуждения. Ради этого необходимо «двигаться внутрь тревоги», усиливать ее телесные, си­юминутные проявления, уделять особое внимание структуре ситуаций, где тревога становится фигурой внимания. Тревожного клиента могут попросить задержать дыхание; зажать грудные мышцы, диафрагму, стиснуть зубы, выдвинуть таз вперед, напрячь анус. Фигурой становится тело, окружающее уходит фон. Внимание переключено, потребность может вернуться в осознаваемое. Самая «жесткая» телесно-ориентированная, работа может оказаться для человека более безопасной, чем с вызывающим страх окружением. В экспе­риментах происходит движение ко все более острым ситуациям, приближение которых вызывает у клиента страх, отмечаются моменты, которые не дают возмож­ности завершить незакрытый гештальт. При этом бывает важно выяснить, чего же человек на самом деле боится: «досмотреть свой триллер до конца». Рассматриваются или инсценируются устрашающие фантазии клиента - тогда ему становится яснее, чего же он на самом деле хочет и что ему для этого требуется.

Данный подход не применим в работе с психотиками (даже в постпсихотическом периоде). Необходимо воздерживаться от конфронтации с психотической бесфабульной тревогой, а также с экзистенциальной тревогой в рамках депрессивного расстройства настроения. Не стоит предлагать «досматривать» кошмарный сон пациентке с пограничным расстройством личности после суицидальной попытки.

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: