Изменение перспектив, точек зрения и отношений

 

Под «перспективой» Баер понимает тот угол зрения, под кото­рым человек что-то рассматривает и оценивает и исходя из которого он вырабатывает свое отношение к чему-то.

Бывает, что человек вязнет, застревает как на мертвой точке в той точке зрения, из которой он рассматривает свое окружение (или определенную часть своего окружения) или себя самого. Это может произойти в результате травмы или по другим причинам. Такое «застревание на мертвой точке» может привести к тому, что человек больше не может правильно воспринимать свое окружение, мир и себя самого, у него появляются проблемы в кон­такте с этим миром, и он упускает шансы что-то изменить.

У того, кто, к примеру, всегда воспринимает критику колле­ги только из той точки зрения, что этот человек хочет с ним раз­делаться, будут - по крайней мере, на какое-то время - серьезные проблемы в совместной работе. Кто, проходя под грецким орехом с вызревшими плодами, думает лишь о том, чтобы ни один орех не упал ему на голову, ве­роятно, упустит шанс поднять один из орехов и съесть.

Работать над изменением перспектив и отношений означает, что с помощью терапевтических средств, опирающихся на разнообразные формы творческой активности, терапевт получает возможность изменять такие застывшие перспективы и отношения. Часто достаточно посмотреть на проблему один раз «с другой колокольни» или совсем немножко изменить свое отношение к ней, чтобы на первый план выступили другие аспекты образа тела, мыслей и чувств, появились новые возможности поведения.

Изменение точек зрения и отношений может привести к ис­целению. Это изменение заключает в себе возможность выбора - к какой-то вещи, какому-то событию, какой-то теме, личности на­чать относиться по-другому.

Вот несколько примеров:

 

– Внутри – снаружи

Нарисуй свой страх так, как ты его внутри себя чувствуешь.

Нарисуй себя с твоим страхом, так, как ты считаешь, тебя с ним воспринимают другие.

 

–Прошлое - будущее

Как выглядела эта фигура (личность, образ, создание твоей фантазии, тема), когда ты впервые с ней встретился?

Создай тему (фигуру) такой, какой она будет выглядеть через 5 (10, 20) лет.

 

–Оценка

Нарисуй ситуацию, в которой тебе твой страх помог. Создай коллаж о том, какие приятные вещи ты ощущал или можешь ощущать, чувствовать благодаря своей чувствительности и впечатлительности.

 

–Полярности

Нарисуй противоположность своему страху (или своей голов­ной боли). Рисуй, создавай, твори крайности и противополож­ности, такие, как покой (спокойствие) и беспокойство, разло­жи их в комнате, установи между ними связи и т.п.

 

–Фокусирование

Где, в каком месте цепляется (на чем останавливается) твой взгляд?

Что в созданном тобой образе тебя больше всего волнует?

 

Изменение перспективы это не только изменение точки рассматривания (наблюдения), изменение перспективы зачастую подразумевает в себе смену отношения клиентов к себе или дру­гим. Такое изменение отношения может экспериментально под­держиваться или усиливаться благодаря вариабельности, то есть тому, чтобы в процессе создания образа (и благодаря этому созда­нию) что-то изменять, что-то узнавать как изменяемое, испыты­вать изменение опытным путем в ситуации игры.

Этим «чем-то» может быть как сам клиент, так и его от­ношения, продукты творчества, используемые материа­лы и т.д. Процесс изобразительного творчества сам по себе является опытом изменения. Люди, пришедшие на терапию, изменяют что-то: лист бумаги, газету, ком глины.

Как раз для людей, для которых характерна сильная навязчи­вость, ригидность, упрямство, вязкость, опыт изменяемости явля­ется большой неожиданностью. Такие люди в процессе этого опы­та сами изменяются, начинают контактировать с аспектами свое­го бессознательного, изменяют свое восприятие и свои отношения.

Поэтому в обучении психотерапевтов, использующих в сво­ей работе разнообразные формы творческой активности, особое внимание обращается на восприятие и наблюдение созидательных процессов в себе самом и в других.

Изменение перспектив и отношений может также означать изменение созданных изобразительных продуктов. Клиенты могут уничтожить рисунок или что-то пририсовать в уже готовом ри­сунке, они могут что-то добавить в скульптуру или что-то из нее убрать. Они могут в рисунке или в фигуре что-то попробовать из того, на что они никогда в своей «другой» жизни не могут решить­ся или не решились бы.

 

Интеграция. Новый опыт, который получают клиенты во время тера­пии благодаря смене точки зрения, изменению своей позиции и отношений в процессе воплощающего диалога, идентификации в игре (или комбинации этих элементов), необходимо интегри­ровать. Для Баера подоб­ная интеграция является частью совместного терапевтического процесса, а не тем делом, с которым клиентов можно оставить наедине.

Не всегда удается «закруглить» терапевтический процесс и успешно провести фазу интеграции во время терапевти­ческой работы, но в любом случае, по мнению Удо Баера, эта цель стоит наших попыток и нашего старания.

 

Глава 10. Нарративная терапия: Майкл Уайт

Нарративную терапию создали австралийские психотерапевты Майкл Уайт и Дэвид Эпстон в 80-х годах 20 века. За последние 30 лет она превратилась в признанный и довольно влиятельный подход в Европе и Америке, а с 2000 года развивается и в России. Определение «нарративная» происходит от narrative (англ. «сюжет», «повествование») и заимствовано из литературоведения и философии. Нарратив представляет собой текст, имеющий сюжет, последовательно разворачивающийся во времени, пространстве и во взаимодействии с другими персонажами. Самый главный нарратив для каждого человека – это история его жизни. Именно благодаря ей, он не только моделирует реальный мир, но и делает свое существование уникальным, отличающимся от других. Работа с историей жизни человека, а точнее со многими историями из которых она состоит, и составляет суть нарративного подхода в психотерапии. В самом широком смысле нарративная терапия является беседой, в процессе которой люди перерассказывают, то есть рассказывают по иному истории свой жизни.

Экстернализующие беседы

 

Многие люди, обращающиеся за помощью к терапевту, уве­рены, что проблемы в их жизни — это отражение их глу­бинной сущности или сущности другого человека, что они сами или другие люди, по сути, и явля­ются проблемой.

Экстернализующие беседы (ЭБ) могут обеспечить противо­ядие такому «интернализующему» (размещающему проблему внутри) пониманию за счет того, что проблема как бы выводится вовне, превращается во внешний объект. Это позволяет людям пережить собственное отличие от проблемы. Сам человек проблемой не является. В контексте ЭБ проблема перестает отражать «истину» о сущности человека. И тогда становятся видимыми и доступ­ными возможности успешного решения проблемы.

ЭБ обеспечивают контекст, в котором члены семьи, отрезанные друг от друга проблемой, смогут снова встретиться, чтобы совместно предпринять какие-то шаги для ее решения. Проблемы, которые считались неразрешимыми и хроническими, могут рассматриваться весело, с легкостью и радостью (Уайт М., 2010 ).

Идеи, повлиявшие на разработку экстернализующих бесед. Интернализующее понимание, размещающее проблемы внутри, это привычка мышления, культурный феномен. По мнению философа­ Мишеля Фуко (1965, 1973; цит.по Уайт М., 2010), интернализующие представления о человеческой сущности в западной культуре явились результатом:

· Практики разделения людей — от основной популяции отделяли бездомных, бедных, безумных, морально не­стойких, навешивая на них ярлык «испорченности».

· Объективизации, овеществления человеческого тела путем размещения расстройств внутри тела и классификации этих расстройств.

· Сопоставления с нормой как механизма социального кон­троля («нормативные суждения»). Суждения о «нор­мальности» побуждают людей соизмерять собственные поступки и мысли, поступки других людей с нормами жизни.

Развитие практики разделения людей, научных классифи­каций расстройств, а также сопоставление с нормами привело к тому, что представление людей о себе тоже стало объективиро­ванным и отчужденным. В результате многие из проблем, с ко­торыми люди сталкиваются в жизни, начинают отражать некое «истинное» знание о том, кем они являются. Например, психо­терапевты достаточно часто рассматривают человека как «проблемного», «трудного». Да и сами люди нередко оценивают себя и других как «неадекватных» по своей природе.

ЭБ, в которых мы перестаем вос­принимать человека как проблему, могут считаться контр­практикой по отношению к подходу, который овеществляет, отчуждает человека, его идентичность. В противоположность ему ЭБ объективируют и отчуждают не человека, а проблему.

Когда люди не привязаны к огра­ничивающим «истинам» о том, кем они являются, открываются новые возможности, чтобы разбираться с существующими проблемами. Подобное отделение идентичности человека от идентичности проблемы не избавляет людей от ответственности за свои поступки и за решение проблем. Скорее, людям становится проще принимать на себя ответственность. Если человек и проблема суть одно, то существует очень мало способов избавления от проблемы, по­мимо причинения вреда самому себе. Но если отношения чело­века с проблемой становятся более определенными, четко и ясно описанными, как это происходит в ЭБ, появляется новый набор возможностей для пересмотра этих от­ношений.

Развеивание негативных представлений о себе. ЭБ также позволяют людям развеи­вать негативные выводы о себе — выводы, к которым они уже пришли под влиянием проблемы.

Достаточно часто в процессе бесед обнажается, обозначается «политика» тех проблем, которые приводят людей на терапию. Это истории отношений власти, притеснения, в которых люди пострадали и которые привели к негативным заключениям об их жизни и о себе. Развеивание лишает такие заключения статуса истинности и позволяет подвергнуть их сомнению.

В результате люди оказываются в позиции, позволяющей им исследовать иные территории своей жизни. В ходе таких исследований они неизбежно приходят к более позитивным заключениям о себе. Развеивание негативных заключений людей о том, что представляет собой их жизнь, является очень важным аспектом ЭБ.

 

Позиция терапевта. Способ расспрашивания, который применяется в экстернализующей беседе, можно сравнить с журналистским расследованием. Главная задача журналистского расследования — высветить, обнажить проблемы коррупции, злоупотребления властью и привилегиями. Репортеры, проводящие расследование, не являются политически нейтральными, и тем не менее они не решают проблем, не проводят реформы, не участвуют непосредственно в борьбе с теми, кто, возможно, осуществляет злоупотребление властью и привилегиями.

Отвечая на «журналистские» вопросы, которые задает терапевт, люди, приходящие за помощью, занимают позицию, сходную с исследовательской позицией журналиста. Таким образом, они вносят свой вклад в «выведение проблемы на чистую воду». Они узнают, как функционирует проблема: что она дела­ет и зачем, каковы намерения, лежащие в основе совершаемых ею поступков? В то же время терапевт не убеждает человека со­средоточиться на попытках решить проблему, реформировать ее или вступить с ней в непосредственную борьбу.

Например, один из клиентов Уайта — Гарольд — в первую очередь был озабочен тем, что враждебные «голоса» обижали и травмировали его. Беседа не способствовала тому, чтобы интенсивно вовлекаться в отношения с этими голосами. Вопросы Уайта не побуждали Гарольда вступать в конфронтацию с «го­лосами», призывать их к порядку, дисциплинировать, бороться с ними какими-либо методами. Напротив, он просил Гарольда оха­рактеризовать «голоса», обозначить, как они звучат, что говорят, какого рода уловки в осуществлении власти они применяют, что­бы продолжать доминировать. Он спрашивал его, какие стратегии используют «голоса», чтобы воздействовать на мотивацию других людей. Он пытался выяснить, каковы намерения и цели голосов, выраженные в их разнообразных уловках.

При подобном расспрашивании очень многое приводит к уменьшению переживаемого влияния «голосов». Например, описа­ние тактик и стратегий, применяемых «голосами» для захвата вла­сти, уменьшает их власть. По мере того как становится очевидной предвзятость «голосов», они лишаются статуса неоспоримой истины, которым были на­делены раньше.

Такое описание также помогает людям опреде­лить, какие у них самих намерения и цели в отношении собствен­ной жизни, что они считают ценным и хотели бы уберечь или противопоставить планам враждебных «голосов». Успешный пересмотр отношений человека со слуховыми галлюцинациями неизбеж­но ведет к значимому позитивному влиянию на качество жизни человека и снижает подверженность психотическим эпизодам.

 

В какой-то момент в ходе экстернализующих бесед люди на­чинают осознавать, что они и то, что им внушает проблема, — это не одно и то же, это не единственно правильный способ видеть себя и относиться к себе. Они начинают прислушиваться к тому, что важно для них, озвучивать намерения и ценности, противоре­чащие тем, что навязывает им проблема. В этот момент осущест­вляется переход на новую позицию: люди начинают действовать, стремясь уменьшить влияние проблемы и воплотить в жизнь то, что для них важно, оставаясь при этом на исследовательской по­зиции или время, от времени возвращаясь к ней.

Действия, которые предпринимает человек, во многом складываются под влиянием метафор, используемых для описания влияния проблемы.

Например, если люди говорят, что проблема их угнетает или притесняет, они противостоят ей, оказывают ей сопротивление и совершают поступки для того, чтобы освободить от нее свою жизнь.

Если, по описанию людей, действия проблемы несправедливы, нечестны — они занимают нравственную позицию, и их поступки направлены на возмещение вреда, причиняемого проблемой.

Если влияние проблемы объяс­няется ее «неосведомленностью», то человек занимает позицию учителя, и тогда цель его действий — «просветить» проблему, объяснить ей, что на самом деле будет лучшим для человека.

Несмотря на разнообразие метафор, используемых людьми для описания влияния проблемы на их жизнь, в литературе ино­гда встречаются предположения, что эти метафоры в основном побуждают людей вступить в поединок с проблемами, победить их, свергнуть и так далее. Критики заявляют, что подобные метафоры способствуют формированию у людей высоко индивидуалистичных, автономных репрезентаций того, кем они являются, в результате чего ухудшается понимание жизни как ткани со­циального взаимодействия.

Метафо­ры битвы или поединка могут быть опасными и в силу иных причин. Если используемые в беседе метафоры ограничивают определение успеха терминами «победы» над проблемой, ее «уничтожения», а потом человек обнаруживает, что проблема вновь появилась в его жизни, он может посчитать это равнозначным своему полному провалу и несостоятельности. Такое развитие событий отобьет у него же­лание и готовность делать еще что-либо для пересмотра своих взаимоотношений с проблемой.

 

Метафоры. Ниже приводится список метафор, которые люди могут использовать для изменения отношений с проблемами в своей жизни:

· от проблемы можно уйти, с ней можно развестись (как если бы проблема была спутником жизни — в значи­тельной части мира разводы сейчас разрешены, и человек имеет право брать ответственность за собственную жизнь и определять ее направление);

· можно произвести затмение проблемы (если проблема определенным образом «освещает» нашу жизнь, можно понять, что поставить между жизнью и проблемой, чтобы ее «свечение» не достигало жизни — как Луна загора­живает Солнце во время затмения);

· проблему можно развеять посредством чар или развеять как чары (если мы привлечем магические представления о жизни);

· можно устроить проблеме забастовку (научившись этому у тех, кто проявляет гражданское сопротивление неспра­ведливым требованиям эксплуататоров);

· можно от проблемы отвыкнуть, перестать быть аккли­матизированным к ней (как люди, переезжая в другую климатическую зону, отвыкают от прежних привычек);

· можно отделиться от проблемы, «вылететь из ее гнезда» (как если бы проблема в какой-то степени вырастила и воспитала нас, но теперь мы выросли и можем жить само­стоятельно);

· можно бойкотировать требования проблемы (это тоже из дискурса гражданского сопротивления и социального протеста);

· можно лишить проблему сил (если мы верим, что можем чему-то придать сил, то можем ведь и отобрать их об­ратно);

· можно перестать терпеть влияние проблемы (и заявить о своем протесте, провести манифестацию и пр.);

· можно проблему обучить и воспитать (заимствовав необ­ходимые умения из соответствующих практик и учреж­дений);

· можно убежать от проблемы или освободить свою жизнь от проблемы (если проблема — оккупант, то мы можем либо бежать в другую страну, либо устроить восстание или революцию);

· можно провести обратную аннексию территорий, вер­нуть себе территорию жизни (представить себе, что ты монарх или политик, способный издать соответствую­щий указ);

· можно проблему подорвать (как делают инженеры и гео­логи, если встречаются с препятствием, обойти кото­рое невозможно: пара шашек динамита — и появляется проход);

· можно уменьшить давление проблемы (откачать на­сосом, повернуть вентиль и пр. — многое в наших ру­ках);

· можно отказаться от приглашений сотрудничать с про­блемой (если представить, что и мы, и проблема — пред­ставители гражданского общества; тогда мы имеем право и возможность сказать «нет» на ее приглашения);

· можно покинуть ареал распространения проблемы (если представить, что проблема — это какое-то неприятное животное или насекомое, а сам человек — путешест­венник);

· можно заставить проблему признать свою ответствен­ность (из представлений о правосудии — проблема при­чинила нам вред, и мы привлекаем ее к ответу);

· можно выйти из тени, наброшенной на жизнь человека проблемой (как будто проблема загораживает нам источ­ник света);

· можно опротестовать заявление проблемы о том, кем че­ловек является (проблема ведет себя так, как если бы ее заявления были истиной в последней инстанции? А мы поищем другие источники информации и проведем кри­тический анализ высказываний проблемы);

· можно ослабить хватку проблемы (физиологическая ме­тафора: что мы можем сделать, чтобы проблему одолела слабость, чтобы у нее нарушилась координация? );

· можно выкупить свою жизнь у проблемы, так сказать, расплатиться по кредитам (как если бы проблема соблазнила нас взять у нее кредит под большие проценты, а мы мобилизуемся и досрочно все выплачиваем);

· можно отобрать свою жизнь, чтобы проблема не дергала нас за ниточки (как будто бы проблема — кукловод, пре­вращающий нас в марионетку);

· можно написать заявление об уходе, уволиться, перестать работать на проблему (как если бы проблема была рабо­тодателем, нанявшим нас);

· можно бросить самому себе спасательный круг (если проблема-пират так или иначе захватила корабль нашей жизни и попыталась выбросить нас за борт);

· можно восстановиться и выздороветь после проблемы (как после травмы в спорте);

· можно, так сказать, украсть свою жизнь у проблемы (сна­чала она украла у нас жизнь-сокровище, а теперь мы «вы­крадем» ее обратно);

· можно приручить проблему (если проблема — дикий зверь, который просто пока не умеет уживаться);

· можно проблему «обуздать», то есть надеть на нее узду (если мы представляем, что проблема — норовистая лошадь).

 

Обычно терапевт играет существенную роль в выборе тех метафор, которая будут использованы. Однако это не значит, что он навязывает метафоры, он лишь пред­лагает, перечисляет варианты. Предпочтение отдается метафорам, не определяющим задачу работы с проблемой как состязание, противостояние.

 

Обобщающе-негативное описание проблемы. Терапевтам важно быть очень осторожными, чтобы не способ­ствовать определению проблем исключительно в негативных терминах. Такое описание основывается на дуалистических привычках мышления, на логике «или—или», весьма харак­терной для западной культуры. Терапевт должен быть внима­тельным и прилагать усилия к тому, чтобы осознавать подобные формулировки и связанный с ними риск. Обобщающе-негативное описание может помешать увидеть более широкий контекст проблем, с кото­рыми люди приходят на терапию, и тем самым обесценить то, что для людей важно в жизни и что может поддерживать их.

Карта определения позиции: четыре категории вопросов. Карта опре­деления позиции может послужить руководством для проведе­ния терапевтического интервью. Она особенно значима в тех ситуациях, когда люди представляют описания своей жизни через призму проблем или когда у них сложились крайне нега­тивные заключения о себе, о своих взаимоотношениях с другими людьми. Эта карта не описывает все возможные аспекты экстер­нализующей беседы и не является неотъемлемым элементом или основой терапевтической беседы в нарративном подходе.

Уайт обозначает четыре категории вопросов как карту опреде­ления позиции, потому что в ней устанавливается контекст, в котором люди, в том числе и маленькие дети, могут ответить на очень конкретный и четкий вопрос по поводу того, что для них важно в жизни. Именно в ходе подобного расспрашивания люди находят возможность занять определенную позицию по отношению к собственным проблемам и высказать ее — обо­сновать, разъяснить, почему проблема, так или иначе, заботит их. Для людей это иногда оказывается новым переживанием, потому что они часто сталкиваются с тем, что кто-то другой занимает определенную позицию по поводу их проблем и сложных ситуа­ций в жизни, а у них самих такой возможности не было.

Эта карта называется картой определения позиции еще и потому, что в ходе расспрашивания четко определяется позиция терапевта — он не является автором мне­ния и позиции человека по поводу проблем и сложностей в его жизни. Однако он оказывает влияние на происходящее, задавая вопросы, которые дают людям возможность сформулировать свою собственную позицию по отношению к проблемам и вы­сказать то, что лежит в ее основе.

Придерживаться такой децентрированной, но влиятельной роли может быть очень сложно, потому что мы часто встречаемся с людьми, переживающими сильнейшую фрустрацию, чувство безнадежности, исчерпавшими все другие возможные вариан­ты действия. Они находятся в отчаянии, стремятся обрести об­легчение, сделать хоть что-то, чтобы освободиться из-под пресса проблем. В подобных обстоятельствах терапевты часто подвер­гаются искушению занять определенную позицию по отноше­нию к проблемам человека и воплотить ее в жизнь, прибегая к «экспертному знанию» и набору вмешательств. Это делает голос терапевта привилегированным — именно терапевт приписывает определенный смысл проблемам людей, навязывает собственное понимание их последствий; терапевт чувствует, как искушение подталкивает его к тому, чтобы выразить собственное отношение к этим последствиям от лица тех людей, которые обращаются за помощью. Когда терапевт таким образом «отбирает» авторскую позицию у клиента, сотрудничество становится невозможным.

В результате терапевт неизбежно будет чувствовать себя усталым и несущим тяжкий груз, а люди, обращающиеся к нему за помо­щью, будут ощущать себя беспомощными и бессильными.

 

Первая категория вопросов: обсуждение конкретного, максимально приближенного к опыту человека определения проблемы. На первой стадии терапевт поддерживает людей в обсужде­нии того, как можно определить и обозначить сложную ситуа­цию и проблемы, по поводу которых они обратились на терапию. В ходе обсуждения проблемы и сложности оказываются насы­щенно описанными. Именно посредством такого описания «да­лекие от опыта» и «глобальные», «общие» определения пре­вращаются в «близкие к жизненному опыту» и конкретные.

 

«Насыщенное» описание, а также его противоположность — «бед­ное» описание, — это ключевые понятия нарративного подхода. «Насыщенное» описание — это многогранное, яркое и подробное описание от первого лица, в котором прочитывается индивидуальность человека, его переживания, ценности, намерения, жиз­ненные принципы и др.

«Бедное» описание — плоское, невыразительное, индивидуальности человека за ним не видно, смыслы и ценности человека при этом тоже остаются «за бортом». Пример «бедного описания» — диа­гноз, ярлык, характеристика на «языке черт».

В близком к опыту определении проблемы используются язык и речевые формы, «принесенные» людьми, обратившими­ся за помощью, это определение основывается на их собствен­ном понимании жизни.

Экстернализация — отделение проблемы от человека — граммати­чески выражается в том, что проблема описывается как существительное. Для обыденного языка экстернализация не всегда «естественна», поэтому экстернализующие во­просы могут выглядеть странно. Тем не менее, важно сохранять это грамма­тическое разотождествление проблемы и человека, чтобы «проблемность» не воспринималась как неотъемлемая характеристика его действия.

Именно при насыщенном описании проблем уникальные знания и навыки людей становятся важными, значимыми, цен­тральными, ключевыми для принятия мер, совершения поступ­ков и преодоления проблем. При этом люди начинают лучше осо­знавать, что у них есть определенное ноу-хау, какие-то умения и знания, которые могут быть в дальнейшем развиты и использо­ваны, чтобы сфокусировать усилия и вырваться из-под власти проблем и сложных жизненных ситуаций.

 

Вторая категория вопросов: исследование последствий воздействия проблемы. Вторая стадия развития экстернализующей беседы — ис­следование воздействия проблемы, ее влияния на разные обла­сти жизни человека, в которых выявлены сложности: например, это могут быть дом, работа, школа, общение со сверстниками, отношения в семье, отношения с самим собой, представление о себе, дружба, воздействие проблемы на цели человека, его меч­ты, ожидания, ценности, возможности в будущем и жизненные горизонты.

Эти вопросы не должны быть чрезмерно подробными, они должны включать лишь рассказ о самых главных последствиях воздействия проблемы.

Вопросы о воздействии проблемы укрепляют позиции экс­тернализующей беседы; в этот момент становится очевидным отход от более распространенных интернализующих бесед.

 

Третья категория вопросов: оценка последствий воздействия проблемы. На третьей стадии терапевт поддерживает людей, помогает им оценивать «поступки» проблемы и последствия ее воздей­ствия на разные области жизни. Подобная оценка, как правило, запускается следующими вопросами: «Вас устраивает то, что де­лает проблема? Как вы относитесь к тому, что происходит? Что это для вас? Какова ваша позиция? Это что-то хорошее или что-то плохое? Или и то и другое, или ни то ни другое? Если бы волей судеб в вашей жизни все навсегда осталось бы так, как сейчас, возникли бы у нас по этому поводу какие-нибудь вопросы? »

Эти и подобные вопросы предлагают людям остановиться и подумать о том, что происходит в их жизни. Для многих из нас это совершенно новый опыт, потому что чаще подобное оцени­вание осуществляется в отношении нас кем-то другим.

Поскольку разговор на эту тему может быть для человека совершенно новым опытом, важно, чтобы терапевт предварил его кратким перечислением основных последствий воздействия проблемы, которые были выявлены на второй стадии экстернализующей беседы. Уайт рассматривает их как резюме, сжатое изложе­ние содержания рассказа. Для людей, с которыми ведется работа, подобные краткие обобщения представляют собой что-то вроде «отражающей поверхности», это нечто, от чего можно оттол­кнуться в своих размышлениях, когда мы отвечаем на вопросы о собственной позиции.

Следует также уделять внимание тому, чтобы гарантировать людям возможность проговорить всю сложность и неоднозначность своего отношения к последствиям пробле­мы. Терапевты часто попадают в ловушку, предполагая, что люди будут оценивать последствия проблемы как полностью негатив­ные, и в результате слишком рано прекращают задавать вопросы и начинают строить терапевтическую беседу на своем предпо­ложении. Однако отношение людей к проблеме и ее последстви­ям, как правило, сложно и неоднозначно.

 

Четвертая категория вопросов: обоснование оценки, выбора позиции. На этой стадии фигурируют вопросы о том, почему люди выбирают ту или иную позицию. Эта стадия, как правило, начи­нается с вопросов типа «Почему вам это нравится или не нра­вится? », «Почему вы так относитесь к тому, что происходит? », «Почему вы занимаете именно эту позицию? ».

Однако подобное расспрашивание может быть начато и по-другому. Иногда имеет смысл попросить рассказать историю, которая обоснует это «почему»: «Вы не могли бы рассказать мне о своей жизни что-то, что поможет мне понять, почему вы занимаете именно эту позицию по отношению к происходяще­му? ». Также как и вопросы об оценке происходя­щего, вопросы на обоснование позиции терапевт обычно предваряет кратким резюме.

Разновидность вопросов «почему? », которую пред­лагает Уайт, не связана с моральным осуждением. Эти вопросы играют важную роль — они помогают людям озвучить, осознать, понять и в дальнейшем развить важнейшие элементы своего представления о жизни, включая собственные намерения (цели, надежды, задачи и добровольно взятые на себя обязатель­ства), ценности, знания о жизни и жизненные умения, уроки, которые они извлекли из разных ситуаций.

Понимание того, что жизнь оформляется под воздействием особых намерений, которые люди активно и про­извольно принимают как собственные и реализуют в поступках, и того, чему в жизни люди придают ценность, обеспечивает от­личную точку входа в беседы пересочинения/восстановления авторской позиции.

Когда че­ловек обращается за помощью, в его жизни доминирует проблемная история, автором которой является не столько он сам, сколько другие факторы — куль­турные нормы и стандарты, а также группы и сообщества, которым выгодно заставлять людей постоянно сравнивать себя с нормами и стандартами. В ре­зультате подобных сравнений у людей развивается чувство неадекватности (личностной несостоятельности). В ходе нарративных терапевтических бесед происходит «возвращение авторства» самому человеку. Он осознает себя потенциальным автором собственных историй и получает возможность вы­бирать, какие истории он хотел бы проживать.

В современной западной культуре считается само собой разумеющимся, что по­ступки суть проявление неких неотъемлемо внутренне присущих людям качеств или свойств. Такое «интернальное» понимание, описание на языке «внутренних характеристик» или «черт» заместило собой интенциональное (от англ. intent — «намере­ние») понимание, необходимое для того, чтобы бросить вызов негативным заключениям о жизни, сформировавшимся у людей. Чтобы люди смогли пересмотреть представление о себе, дать на­сыщенное описание истории, им необходимо описывать себя в терминах намерений, стремлений, ценностей, принципов, целей (так называемых «интенциональных категорий идентично­сти»). Когда человеческий поступок рассматривается как прояв­ление сущности «я», определяющейся человеческой природой (или ее искажением), у людей редко появляется необходимость задумываться о собственной жизни, пытаться понять, какие имен­но события могли бы сказать им о том, что для них важно. Именно поэтому вопрос «почему? » может быть для человека совершен­но незнакомым, и ответом на него будет «не знаю». В этом случае терапевтам следует оказать людям поддержку в их усилиях найти ответ, причем делать это так, чтобы они почувствовали и поняли, что сами обладают этими знаниями.

Поддержку можно оказывать по-разному. Важно перед вопросом «почему? » озвучивать человеку краткое содержание предыдущих этапов беседы, «крат­кий отчет» об основных воздействиях и последствиях трудных ситуаций и проблем и об отношении людей к этим последствиям. Другая возможность состоит в том, чтобы предложить человеку больше рассказать об основных воздействиях проблем и тяжелых ситуаций и об их оценке. Таким образом, мы создадим более проч­ный фундамент для размышлений над вопросом «почему? ».

Еще одна возможность — рассказать о том, как другие люди отвечали на похожие вопросы. Подобный пересказ ответов других людей, как правило, создает клиентам основу для присвоения собственного знания, почему у них есть та или иная позиция по отношению к происходящему в жизни. Ответ другого человека дает нашим клиентам возможность проанализировать сходства и отличия их собственной позиции.

Хотя карта представляет собой линейный отчет о развитии бесед, в реальной практике линейное продвижение встречается редко. Прояснение ответов на одном уровне, в рамках одной ка­тегории вопросов может вызвать пересмотр, «расцвечивание» ответов в рамках другой категории.

Такое «челночное» движение обычно очень заметно на любом уровне в рамках любой категории вопросов.

 

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться: